Текст книги "Бледный всадник"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– И вы все будете лгать на один манер, – сказал Эркенвальд. – Ну а то, что случилось раньше у Синуита, и вовсе не имеет никакого отношения к тому, в чем тебя сейчас обвиняют. Ты отрицаешь, что самовольно отплыл на королевском корабле? Что отправился в Корнуолум и там предал Передура и убил христиан? Ты отрицаешь, что брат Ассер сказал правду?

– А если бы я привел к тебе королеву, вдову Передура, чтобы подтвердить, что Ассер лжет? – спросил я. – Что, если она уже здесь и сейчас скажет, что твой свидетель врет как сивый мерин?

Эркенвальд изумленно уставился на меня, да и не он один. А я повернулся и поманил Исеулт, которая шагнула вперед, высокая и изящная; серебро поблескивало на ее шее и запястьях.

– Это королева, вдова Передура, – объявил я, – и я требую, чтобы ты привел эту женщину к присяге и выслушал ее показания. Она расскажет вам о том, что ее покойный муж собирался присоединиться к датчанам и вместе с ними напасть на Уэссекс.

Конечно, то была полная чушь, но в тот момент я не мог придумать ничего лучше. И я знал: Исеулт поклянется, что это правда. Самым слабым местом в моем заявлении было вот что: непонятно, с какой стати Свейн сражался с Передуром, если бритты собирались его поддержать? Но это было не так уж важно, потому что я уже умудрился заварить такую кашу, что никто ничего толком не соображал.

Эркенвальд лишился дара речи. Люди встали, чтобы посмотреть на Исеулт, которая спокойно взирала на них, а король и архиепископ придвинулись друг к другу. Эльсвит, придерживая одной рукой свой большой живот, шепотом давала им какие-то советы. Никто из них не хотел призывать Исеулт в свидетели из страха перед тем, что она скажет, и Альфред, как я подозреваю, знал, что процедура судилища, уже запутавшегося во лжи, и вовсе покатится под откос.

– Хороший ход, Эрслинг, – пробормотал Леофрик, – ну просто отличный.

Одда Младший посмотрел на короля, потом на своих товарищей по витану и, должно быть, понял, что я выскальзываю из силков, потому что притянул Стеапу поближе к себе и стал что-то горячо ему говорить. Король хмурился, у архиепископа был озадаченный вид, на прыщавом лице Эльсвит была написана ярость, в то время как Эркенвальд совершенно растерялся и выглядел беспомощным. И тогда положение спас Стеапа.

– Я не лгал! – выкрикнул он.

Казалось, великан колебался, стоит ли говорить дальше, но он уже привлек к себе внимание зала. Король жестом велел ему продолжать, а Одда Младший что-то зашептал здоровяку на ухо.

– Он сказал, что я лгу, – Стеапа указал на меня, – а я говорю, что я не лгу, и мой меч тоже подтвердит, что я не лгу.

Тут верзила замолчал, выдав, вероятно, самую длинную речь за всю свою жизнь, но он и так уже успел сказать достаточно.

Все громко топали и кричали, что Стеапа прав. Лгал этот парень или нет, но он свел огромный запутанный клубок лжи и обвинений к суду поединка, а люди любят поединки. Архиепископ, казалось, все еще был в замешательстве, но Альфред жестом заставил всех замолчать и посмотрел на меня.

– Ну? – спросил он. – Стеапа говорит, что его меч готов доказать правдивость его слов. А твой?

Я мог бы отказаться. Мог бы настоять на том, чтобы позволили говорить Исеулт, а потом витан высказал бы королю свое мнение: показания которой из сторон кажутся ему более правдивыми, но я всегда был человеком импульсивным и действовал опрометчиво, а предложение Стеапы разом разрубало весь запутанный узел. Конечно же, надо драться: я одержу победу, и тогда с нас с Леофриком снимут все обвинения. Я даже не подумал, что ведь могу и проиграть.

Я просто посмотрел на Стеапу и сказал:

– Мой меч говорит правду, зато твой воняет, ты болтун, лжец, жулик и лжесвидетель, заслуживающий смерти и мук ада.

– Мы снова влипли по самые задницы, – вздохнул Леофрик.

Люди в зале разразились приветственными криками. Они любили смотреть на смертельные бои, это было куда лучшим развлечением, чем слушать, как арфист Альфреда поет псалмы.

Король заколебался, и я увидел, как Эльсвит переводит взгляд с меня на Стеапу. Должно быть, она решила, что из нас двоих он лучший воин, потому что наклонилась, тронула Альфреда за локоть и что-то настойчиво ему зашептала.

И король кивнул:

– Принято. – Он говорил устало, как будто его удручали ложь и оскорбления. – Вы будете драться завтра. Мечи и щиты, и больше ничего.

Он поднял руку, чтобы остановить радостные крики.

– Итак, Вульфер?

– Сир? – Вульфер поднялся на ноги.

– Подготовь все для боя. И путь Бог дарует победу правде. – С этими словами Альфред встал, запахнул плащ и вышел.

А Стеапа, вот уж не подозревал, что он это умеет, улыбнулся.

– Ты чертов дурак! – сказал Леофрик.

Его расковали и позволили провести вечер со мной. Хэстен тоже был здесь, как и Исеулт и те мои люди, которых привели в город.

Нас поместили в кольце ограды королевской резиденции, в коровнике, вонявшем навозом, но я не замечал вони. Была Двенадцатая ночь, поэтому в большом зале короля задали грандиозный пир, но нас оставили снаружи на холоде, под присмотром двух королевских стражников.

– Стеапа – хороший боец, – предупредил меня Леофрик.

– Я тоже.

– Он лучше, – без обиняков заявил мой друг. – Он тебя прикончит.

– Не прикончит, – спокойно проговорила Исеулт.

– Проклятье, он и вправду славно владеет оружием! – настаивал Леофрик, и я ему поверил.

– Во всем виноват тот богом проклятый монах, – горько проговорил я. – Как я понимаю, он явился специально, чтобы наябедничать Альфреду.

Вообще-то Ассера послал король Дифеда, чтобы заверить западных саксов, что он вовсе не собирается развязывать войну, но монах воспользовался возможностью, чтобы рассказать о бесчинствах, которые творила команда «Эфтвирда». Ну и, разумеется, напрашивался вывод, что мы оставались со Свейном и во время его нападения на Синуит. Альфред не располагал доказательствами моей вины, но Одда Младший, решив не упускать шанса уничтожить меня, заставил верного Стеапу солгать.

– И теперь Стеапа тебя убьет, – проворчал Леофрик, – что бы там эта женщина ни говорила.

Исеулт даже не потрудилась ему ответить. Она набрала несколько пригоршней грязной соломы, чтобы вычистить мою кольчугу. Доспехи принесли из таверны «Коростель» и отдали мне, однако предупредили, что оружие я получу только утром, а значит, мечи мои не будут как следует наточены. Стеапа же, состоявший в услужении у Одды Младшего, был одним из королевских телохранителей, поэтому в его распоряжении оставалась целая ночь, чтобы хорошенько подготовить оружие к поединку.

С королевской кухни нам прислали еду, но у меня не было аппетита.

– Только не торопись завтра утром, – сказал Леофрик.

– В смысле?

– Ну, ты дерешься с яростью, а Стеапа всегда спокоен.

– Это же лучше – сражаться с яростью, – возразил я.

– Как раз этого ему и надо. Сперва Стеапа будет отражать и отражать твои удары, выжидая, пока ты устанешь, а потом попросту тебя прикончит. Так он делает всегда.

И Харальд – помните того вдового шерифа из Дефнаскира, что призвал меня на суд в Эксанкестер, – сказал то же самое. Но поскольку он сражался рядом с нами у Синуита, это связало нас особыми узами. Так что в ту ночь шериф не поленился в полной темноте прошлепать сквозь дождь и грязь, чтобы потом без предупреждения появиться у огня маленького костра в коровнике.

Остановившись в дверях, Харальд неодобрительно уставился на меня и спросил:

– Ты действительно был со Свейном у Синуита?

– Нет, – ответил я.

– Я так и думал.

Харальд вошел в коровник и сел у костра. Два королевских стражника у дверей не обратили на него внимания, и это было весьма показательно. Все они служили Одде, и молодой олдермен вряд ли обрадуется, если услышит, что к нам приходил шериф. Однако Харальд, похоже, был уверен, что стражники ему ничего не скажут, а стало быть, люди Одды были не слишком довольны службой.

Харальд поставил на пол горшок эля и сказал:

– Стеапа сейчас сидит за королевским столом.

– Значит, он плохо поужинает, – заключил я.

Шериф кивнул, но не улыбнулся.

– Пир там никудышный, одно название, – признал Харальд. Мгновение он смотрел на огонь, затем перевел взгляд на меня. – Как Милдрит?

– Хорошо.

– Она очень славная женщина, – проговорил шериф, мельком глянул на темноволосую красавицу Исеулт и снова уставился в костер. А затем добавил: – На рассвете в церкви состоится служба, а после этого вы со Стеапой будете драться.

– Где?

– В поле на другом берегу реки, – ответил он и подтолкнул ко мне горшок эля. – Имей в виду, Стеапа – левша.

Я не мог припомнить, чтобы когда-нибудь сражался с человеком, держащим меч в левой руке, но не видел в этом ничего страшного. Наши мечи будут напротив щитов, а не наоборот, но это создаст проблему для нас обоих.

Я пожал плечами.

– Он привык к этому, – объяснил Харальд, – а ты нет. И еще Стеапа носит кольчугу вот досюда, – показал он на свою лодыжку, – а в левом сапоге у него железная полоса.

– Потому что та нога – его больное место?

– Он выставляет эту ногу вперед, провоцируя противника, а потом отрубает руку, в которой тот держит меч.

– Значит, убить Стеапу нелегко, – спокойно заключил я.

– Пока что никто его не убил, – мрачно сказал Харальд.

– Он тебе не нравится?

Шериф ответил не сразу. Сперва он выпил эля, а потом передал горшок Леофрику.

– Лично мне по душе старик, – сказал он, имея в виду Одду Старшего. – Он вспыльчивый, но довольно справедливый. А вот сынок… – Харальд печально покачал головой. – Думаю, сынку нельзя доверять. Стеапа? Не то чтобы этот парень мне не нравился, но он похож на гончего пса – только и знает, что убивать.

Я уставился на слабое пламя, ища в его язычках ниспосланные богами знаки, но их там не было – или же я их не заметил.

– Он наверняка очень беспокоится, – заявил Леофрик.

– Стеапа? – изумился Харальд. – С какой стати?

– Утред все-таки убил Уббу.

Харальд покачал головой.

– Стеапа слишком глуп, чтобы беспокоиться. Он просто знает, что завтра убьет Утреда.

Я вспомнил то сражение с Уббой. Уж он-то был великим воином, его слава сияла повсюду, куда добирались скандинавы, а я его убил – честно говоря, мне просто повезло, ибо он случайно поскользнулся. Его нога поехала вбок, Убба потерял равновесие, и я ухитрился перерезать сухожилия у него на руке.

Прикоснувшись к своему амулету-молоту, я подумал, что боги все-таки послали мне знак.

– Значит, железная полоса в сапоге? – уточнил я.

Харальд кивнул.

– Ему плевать, как именно ты его атакуешь. Он знает, что ты нападешь слева и что большинство твоих выпадов он отразит мечом. Большим мечом, тяжелой такой штукой. Некоторые удары, разумеется, все-таки попадут в цель, однако его это не заботит. Ты только зря будешь молотить по железу: тяжелая кольчуга, шлем, сапог – неважно, куда ты попадешь. Это все равно что колотить по стволу могучего дуба, и рано или поздно ты обязательно совершишь ошибку. Стеапа отделается всего лишь синяками, а ты будешь мертв.

«А ведь Харальд прав», – подумал я.

Бесполезно разить мечом человека в доспехах – максимум чего добьешься, так это поставишь противнику синяк, потому что край меча будет натыкаться на кольчугу или шлем. Кольчугу нельзя разрубить мечом, вот почему люди шли в битву с топорами, но правила судебного поединка гласили, что биться следует на мечах. Острие меча проткнуло бы кольчугу, но Стеапа не собирался стать легкой мишенью.

– Он проворный? – спросил я.

– Довольно проворный, – ответил Харальд и пожал плечами. – Не такой проворный, как ты, – нехотя добавил он, – но и не увалень.

– А вот интересно, какие заключают пари? – спросил Леофрик, хотя наверняка заранее знал ответ.

– Никто не поставил на Утреда ни пенни, – ответил Харальд.

– Даже ты? – обиделся я. – Поставь, пока не поздно!

Шериф улыбнулся, услышав это, но я знал, что он не последует моему совету.

– Настоящие деньги Стеапа получит от Одды, когда убьет тебя, – сказал он. – Сотню шиллингов.

– Утред столько не стоит, – с грубоватым юмором заявил Леофрик.

– Почему, интересно, этот тип так сильно жаждет моей смерти? – вслух подумал я.

Вряд ли причина в Милдрит, да и спор из-за того, кто именно уложил Уббу, давно остался в прошлом, однако Одда Младший все-таки составил против меня коварный заговор.

Харальд долго молчал, прежде чем ответить. Увидев, что шериф склонил лысую голову, я было подумал, что он молится, но тут Харальд поднял глаза.

– Одда видит в тебе угрозу для себя, – негромко проговорил он.

– Да я вообще не встречался с ним несколько месяцев, – возразил я. – С какой стати я могу представлять для него угрозу?

Харальд снова помедлил, стараясь подобрать нужные слова.

– Король часто болеет, – после паузы проговорил он. – И кто может сказать, как долго он проживет? А если, сохрани Господь, он вскоре умрет, витан не изберет его маленького сына королем. Выберут благородного человека, прославившегося на поле битвы. Такого, который сможет выстоять против датчан.

– Неужели Одду? – рассмеялся я, представив себе Одду королем.

– А кого же еще? – спросил Харальд. – Но если ты встанешь перед витаном и под присягой скажешь правду о битве, в которой погиб Убба, они могут и не выбрать Одду. Поэтому он видит в тебе угрозу и боится тебя.

– И щедро заплатит Стеапе, если тот изрубит тебя на куски, – мрачно добавил Леофрик.

Харальд ушел.

Он был хорошим человеком, честным и трудолюбивым, да вдобавок рисковал, явившись повидаться со мной, а я не оценил этого и оказался скверным собеседником.

Было ясно: шериф уверен, что утром я должен погибнуть, и постарался сделать все, что мог, чтобы подготовить меня к битве. Несмотря на уверенное предсказание Исеулт, что я выживу, в ту ночь я спал плохо. В коровнике было холодно, да к тому же меня точило беспокойство. Ночью дождь перешел в ливень со снегом и ветер хлестал по стенам. К рассвету ветер и снег прекратились, повис туман, окутавший все здания; ледяная вода капала с замшелой соломенной крыши.

Мой скудный завтрак состоял из куска влажного хлеба, и я как раз доедал его, когда пришел отец Беокка и объявил, что Альфред желает со мной поговорить.

– Хочешь сказать, что он хочет помолиться вместе со мной? – разозлился я.

– Он желает с тобой поговорить, – настаивал Беокка и, поскольку я не шевельнулся, топнул искалеченной ногой. – Это не просьба, Утред. Это королевский приказ!

Я надел кольчугу, и не потому, что пришло время вооружиться для боя, а потому, что кожаная подкладка слегка защищала от холода. Кольчуга была не слишком чистой, несмотря на все усилия Исеулт. Большинство моих соотечественников коротко стриглись, но мне нравились длинные прически датчан, поэтому я завязал свои волосы шнурком, и Исеулт выбрала из них соломинки.

– Нам надо торопиться, – сказал Беокка, и я пошел за ним по грязи мимо большого зала и недавно отстроенной церкви к каким-то строениям поменьше, сделанным из свежей древесины, еще не успевшей обветриться и посереть.

Отец Альфреда устроил в Сиппанхамме охотничий домик, но Альфреду этого показалось мало. Церковь была первым зданием, которое он построил, прежде даже чем починил и расширил палисад: сразу ясно, что для него важнее всего. Даже теперь, когда благородные люди Уэссекса собрались здесь, куда датчане могли добраться всего за один день, тут как будто было больше церковников, чем военных, – красноречивое свидетельство того, как именноАльфред собирается защищать свое королевство.

– Король наш милостив, – прошипел мне Беокка, когда мы вошли, – но смотри держись скромнее.

Беокка постучал в очередную дверь и, не дожидаясь ответа, толкнул ее. Он сделал знак, чтобы я вошел, но сам не последовал за мной, а прикрыл дверь снаружи, оставив меня в полутьме.

Пара свечей из пчелиного воска поблескивала на алтаре, и при их свете я увидел двоих, стоящих на коленях перед простым деревянным крестом, что был помещен между свечами. Эти люди стояли ко мне спиной, но по отороченному мехом голубому плащу я узнал Альфреда. Второй человек был монахом. Они молча молились, а я ждал.

Комната была маленькой; очевидно, она служила личной королевской часовней, и из предметов обстановки тут имелись лишь задрапированный алтарь и скамеечка, на которой лежала закрытая книга.

– Во имя Отца… – нарушил тишину Альфред.

– …И Сына… – добавил монах.

Он говорил на английском с акцентом, и я узнал голос Ассера.

– …И Святого Духа, – заключил Альфред. – Аминь.

– Аминь, – отозвался Ассер, и оба встали.

Их лица светились счастьем набожных христиан, которые на славу помолились.

Альфред заморгал, как будто удивился, увидев меня: неужели он даже не слышал стука Беокки и звука открывшейся и закрывшейся двери?

– Надеюсь, ты хорошо спал, Утред?

– Надеюсь, ты тоже хорошо спал, мой господин?

– Боль не давала мне уснуть, – сказал Альфред, прикоснувшись к своему животу, потом прошел на другую сторону комнаты и открыл тяжелые деревянные ставни: часовню затопил слабый мглистый свет.

Окно выходило во двор, и я понял, что там собрались люди. Король вздрогнул: в часовне было очень холодно.

– Сегодня день святого Седда, – сказал он.

Я промолчал.

– Ты слышал о святом Седде? – спросил Альфред и, поскольку молчание выдало мое невежество, снисходительно улыбнулся. – Он был родом из Восточной Англии, я не ошибаюсь, брат?

– Благословенный Седд и впрямь жил там, мой господин, – подтвердил Ассер.

– И выполнял миссию в Лундене, – продолжал Альфред, – но закончил свои дни на Линдисфарене. Ты ведь слышал об этом острове, Утред?

– Да, мой господин, – кивнул я.

Остров Линдисфарена находился неподалеку от Беббанбурга, и не так давно я напал на тамошний монастырь вместе с ярлом Рагнаром и видел, как монахи погибли под датскими мечами.

– Я хорошо знаю этот остров, – добавил я.

– Полагаю, Седд знаменит в твоих родных краях?

– Я о нем никогда не слышал, мой господин.

– Я считаю это символичным: человек, который родился в Восточной Англии, свершил труд своей жизни в Мерсии и умер в Нортумбрии, – сказал Альфред. Он сложил длинные бледные руки, переплетя пальцы. – Саксы Англии, Утред, собрались вместе перед лицом Бога.

– И слились в счастливой молитве с бриттами, – набожно добавил Ассер.

– Я молю Всемогущего о счастливом исходе, – продолжил король, улыбаясь мне, и теперь я понял, о чем он говорит.

Альфред выглядел таким скромным, без короны, без массивного ожерелья, без браслетов на руках, всего лишь с маленькой гранатовой брошью, скрепляющей плащ на шее, и говорил о счастливом исходе, но на самом деле он представлял, как все саксы Англии собираются под властью одного короля. Короля Уэссекса. За показным благочестием Альфреда скрывались чудовищные амбиции.

– Мы должны учиться у святых, – заявил король. – Их славные деяния – маяки во тьме, что нас окружает, и пример святого Седда учит: мы должны объединиться. Поэтому мне бы очень не хотелось проливать кровь сакса в день святого Седда.

– В кровопролитии нет нужды, мой господин… – проговорил я.

– Рад это слышать, – вставил Альфред, а я твердо закончил:

– Если обвинения с меня будут сняты.

Улыбка исчезла с его лица, он подошел к окну и уставился на затянутый туманом двор. Я увидел, куда именно он смотрит: там в мою честь давалось небольшое представление. Стеапа вооружался. Два человека накидывали массивную длинную кольчугу на его широкие плечи, в то время как третий стоял рядом с непомерно огромным щитом и чудовищных размеров мечом.

– Я говорил со Стеапой прошлой ночью, – сказал король, отвернувшись от окна, – и он рассказал, что, когда Свейн напал на Синуит, все вокруг окутывал туман. Утренний туман вроде вот этого. – Он указал на белизну, просачивающуюся в часовню.

– Я этого не знал, мой господин, – сказал я.

– Так что вполне возможно, Стеапа ошибся, думая, что видел тебя, – продолжал король.

Я подавил улыбку.

Король прекрасно знал, что Стеапа солгал, хотя никогда бы в этом не признался.

– А еще отец Виллибальд побеседовал с командой «Эфтвирда», – продолжал Альфред, – и никто из них не подтвердил историю, рассказанную Стеапой.

Команда наша все еще находилась в Гемптоне, поэтому донесение Виллибальда должно было прибыть оттуда. Значит, еще до того, как мне предъявили обвинение, король знал, что я невиновен в убийствах в Синуите.

– Выходит, меня напрасно отдали под суд? – резко спросил я.

– Тебе предъявили обвинения, – поправил король, – и обвинения эти должны быть доказаны или опровергнуты.

– Или отозваны.

– Я могу их отозвать, – согласился Альфред.

Стеапа за окном проверял, удобно ли сидит его кольчуга, размахивая своим огромным мечом. Меч и вправду был чудовищных размеров, с гигантским клинком.

Король наполовину притворил ставень, скрыв от меня Стеапу.

– Я могу отозвать обвинения насчет Синуита, – сказал король, – но не думаю, что брат Ассер нам солгал.

– Однако королева, вдова Передура, подтвердит, что он лжет.

– Королева-тень, – прошипел Ассер. – Язычница! Колдунья! – Он посмотрел на Альфреда. – Она зло, мой господин! Ведьма! «Maleficos non patieris vivere!»

– «Ворожею не оставляй в живых», – перевел мне Альфред. – Это заповедь Бога, Утред, из Священного Писания.

– Тебя так пугает правда, что ты угрожаешь женщине смертью? – спросил я Ассера.

Альфред вздрогнул, услышав это.

– Брат Ассер – хороший христианин, – истово сказал он, – и говорит правду. Ты отправился воевать без моего приказа. Ты воспользовался моим кораблем, подбил на бесчинства моих людей, и ты вел себя как предатель! Ты лжец, Утред, и вдобавок обманщик! – Он говорил сердито, но справился со своим гневом. – Я полагаю, ты заплатил свой долг церкви из того добра, что украл у добрых христиан.

– Неправда, – резко ответил я. – Я заплатил свой долг из того добра, что украл у датчан.

– Так возьми на себя снова этот долг, – сказал король, – и никто не умрет в благословенный день святого Седда.

Мне предложили жизнь. Альфред с улыбкой ждал моего ответа. Он не сомневался, что я приму его предложение, потому что это казалось ему резонным. Он не любил воинов, оружие и убийства. Судьба распорядилась так, что ему пришлось царствовать, сражаясь, но королю это не нравилось. Он хотел сделать Уэссекс цивилизованным, насадив там благочестие и порядок, и двое его подданных, сражающихся насмерть зимним утром, да еще в день церковного праздника, не соответствовали его представлениям о хорошо управляющемся королевстве.

Но я ненавидел Альфреда. Ненавидел его за то, что он унизил меня в Эксанкестере, заставив надеть балахон кающегося грешника и ползать на коленях. И я не считал его своим королем. Он был из восточных саксов, а я – из нортумбрийцев и полагал, что пока этот человек стоит у власти, Уэссекс почти не имеет шанса уцелеть. Альфред верил, что Бог защитит его от датчан, тогда как я был уверен, что врагов следует разить мечами. А еще у меня возникла идея, как можно сразить Стеапу, и вдобавок я не имел ни малейшего желания снова брать на себя долг, который уже уплатил. Я был молод, глуп и честолюбив, а потому высокомерно отверг шанс, который предоставлял мне сам король.

– Все, что я сказал, – правда, – солгал я, – и я буду защищать эту правду мечом.

Альфред вздрогнул: уж больно резко это прозвучало.

– Ты утверждаешь, что брат Ассер лжет? – вопросил он.

– Он вывернул правду, подобно тому, как хозяйка сворачивает шею курице, – ответил я.

Король открыл ставень, показав мне могучего Стеапу во всем блеске его воинской мощи.

– Ты и вправду готов умереть? – спросил Альфред.

– Я хочу сражаться за правду, мой король, – упрямо проговорил я.

– Значит, ты глупец, – ответил Альфред, снова выказав гнев. – Лжец, глупец и вдобавок грешник.

Он прошел мимо меня, отворил дверь и крикнул слуге, чтобы тот передал олдермену Вульферу: поединок все-таки состоится.

– Иди, – велел мне король, – и пусть твоя душа получит то, что заслужила.

* * *

Вульферу велели подготовить все к сражению, но вышла заминка, потому что олдермен исчез. Его искали по всему городу, по всем королевским помещениям, но нигде не нашли, и наконец слуга из конюшен нервно доложил, что Вульфер и его люди ускакали из Сиппанхамма перед рассветом. Никто не знал – куда и зачем, но пошли слухи, будто Вульфер не пожелал принимать участие в судебном поединке. Однако лично я в это не верил, так как олдермен никогда не казался мне излишне щепетильным.

Вместо Вульфера назначили олдермена Хаппу из Торнсэты, однако на это потребовалось некоторое время, и, таким образом, уже близился полдень, когда мне наконец принесли мечи и нас со Стеапой препроводили на луг на другом берегу реки, за мостом, ведущим от восточных городских ворот.

На противоположном берегу собралась огромная толпа. Там были калеки, нищие, жонглеры, торговки пирожками, возбужденные в предвкушении необычного зрелища дети и, конечно, целая толпа воинов – благородных восточных саксов, явившихся в полном составе на витан в Сиппанхамм. Всем им не терпелось увидеть, как Стеапа Снотор продемонстрирует свое знаменитое боевое искусство.

– Ты чертов дурак, – сказал мне Леофрик.

– Потому что все-таки настоял на поединке?

– Ты мог бы отказаться и уйти!

– Но тогда люди назвали бы меня трусом, – ответил я.

То было чистой правдой: нельзя уклониться от боя и остаться при этом мужчиной. Мы способны многого достичь в этой жизни, если постараемся. Мы рожаем детей и наживаем богатство, копим земли и строим дома, собираем армии и задаем роскошные пиры, но только одно переживет нас: доброе имя. Я просто не мог отказаться от боя.

Альфред не пришел посмотреть на поединок.

Вместо этого, прихватив свою беременную жену и обоих детей, сопровождаемый эскортом из десятка стражников и множеством священников и придворных, он ускакал на запад. С ним отправился также и брат Ассер, который возвращался в Дефнаскир. Король ясно продемонстрировал, что для него предпочтительнее находиться в обществе бриттского церковника, нежели смотреть, как два воина дерутся друг с другом, словно злобные псы.

Но больше никто в Уэссексе не пожелал пропустить сражение, всем не терпелось его увидеть. Однако Хаппа хотел, чтобы все делалось по правилам, поэтому настоял, чтобы толпу оттеснили с влажной земли у реки и дали нам побольше места. Наконец народ столпился на зеленом берегу выше истоптанной травы, и Хаппа, подойдя к Стеапе, спросил, готов ли тот.

Стеапа был готов. Его кольчуга сияла в слабом солнечном свете, а шлем блестел. Его щит с железным умбоном был огромен, обит железом и весил столько же, сколько мешок с зерном. Если бы Стеапе удалось ударить меня этим самым щитом, то мне бы наверняка не поздоровилось, но его главным оружием был огромный меч: я в жизни не видал таких длинных и тяжелых.

Хаппа в сопровождении двух стражников подошел ко мне. Заметив, как дерн проминался под его ногами, я подумал, что почва может оказаться ненадежной.

– Утред из Окстона, – вопросил олдермен, – ты готов?

– Меня зовут Утред из Беббанбурга, – ответил я.

– Ты готов? – повторил он, не обратив внимания на мои слова.

– Нет, – ответил я.

Люди, стоявшие ближе ко мне, зашептались, ропот стал нарастать, а спустя несколько биений сердца вся толпа уже откровенно надо мной потешалась. Они решили, что я трус, и эта мысль получила подтверждение, когда я бросил щит и меч и заставил Леофрика помочь мне снять тяжелую кольчугу.

Одда Младший, стоявший рядом со своим верным громилой, смеялся.

– Эй, ты что творишь? – спросил меня Леофрик.

– Надеюсь, ты поставил на меня деньги? – ответил я вопросом на вопрос.

– Ясное дело, не поставил.

– Ты отказываешься драться? – предположил Хаппа.

– Нет, – ответил я, сбросил доспехи и снова взял у Леофрика свой Вздох Змея. Один лишь Вздох Змея. Ни шлема, ни щита, только мой добрый меч.

Таким образом я сбросил с себя большую часть тяжелого снаряжения. Земля была вязкой, а Стеапа красовался в доспехах, но я был легок и быстр. Вот теперь другое дело.

– Я готов, – сказал я Хаппе.

Он пошел к центру луга, поднял руку, опустил – и толпа разразилась криками. Я поцеловал молот, висевший у меня на шее, вверил свою душу великому богу Тору и двинулся вперед.

Стеапа ровным шагом надвигался на меня, подняв щит, держа меч в левой руке. В глазах его не отразилось ни малейшего беспокойства. Он был работником, делающим свое дело, и я гадал, скольких людей мой противник уже убил. Аон, должно быть, думал, что прикончить меня будет легко, потому что я был без доспехов и даже не имел щита. И так мы шли навстречу друг другу – до тех пор, пока до Стеапы не осталась всего дюжина шагов.

Тогда я припустил бегом.

Я бежал на него, прямо на его меч, а потом резко свернул влево, и огромный клинок быстро промелькнул мимо меня, когда Стеапа повернулся. Но я уже очутился за его спиной, а он все еще не закончил поворот. Я упал на колени, пригнулся, услышал, как клинок просвистел над моей головой, снова очутился на ногах и сделал выпад. Меч проткнул его кольчугу, пустив кровь из левого плеча, но Стеапа оказался быстрее, чем я ожидал: он уже прекратил крутой поворот и снова нацелил на меня меч, легко вырвав из своего тела Вздох Змея.

Я только поцарапал его.

Я сделал два танцующих шага назад, снова ушел влево, а он ринулся на меня, надеясь смять меня весом своего щита, но я побежал вправо, отразил его меч Вздохом Змея, и столкновение наших клинков напомнило звон колокола в Судный день. Я снова сделал выпад, на этот раз целясь противнику в талию, но он быстро отступил назад.

Я продолжал уходить вправо, в моей руке отдавалась дрожь от столкнувшихся мечей. Я сделал резкое движение, заставив Стеапу повернуться, потом финт, в ответ на который он шагнул вперед, а я снова ушел влево.

Почва была вязкой, я боялся поскользнуться, но моим оружием оставалась скорость. Мне требовалось все время заставлять верзилу крутиться, рубить впустую воздух, надеясь самому улучить удобный момент и направить Вздох Змея в цель.

«Если выпустить из Стеапы достаточно крови, – подумал я, – он ослабеет!»

Но здоровяк разгадал мою тактику и начал делать короткие броски, чтобы лишить меня присутствия духа, и каждый такой бросок сопровождался свистом его огромного клинка, рассекавшего воздух. Он хотел заставить меня скрестить с ним мечи, рассчитывая сломать Вздох Змея. Как раз этого я и боялся. Мой меч был отлично сработан, но даже самый лучший меч может сломаться.

Стеапа потеснил меня, пытаясь прижать к зрителям на берегу реки, чтобы изрубить в куски прямо перед ними. Сперва я позволил ему гнать меня, но потом нырнул вправо, и тут вдруг моя левая нога поехала, и я упал на колени. Толпа, которая была теперь прямо за моей спиной, вздохнула в едином порыве, женщины завопили, потому что огромный меч Стеапы уже падал, словно топор, на мою шею.

Однако на самом деле я лишь притворился, что поскользнулся, и теперь оттолкнулся правой ногой, вынырнул из-под удара и очутился справа от Стеапы. Он выбросил вперед свой щит, ударив меня ободом в плечо. Не обращая внимания на боль, я решил не упускать свой шанс – и сделал выпад Вздохом Змея, так что его кончик снова проткнул кольчугу Стеапы и царапнул того по ребрам.