Текст книги "Осада Шарпа"
Автор книги: Бернард Корнуэлл
Жанр:
Исторические приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)
Две шлюпки дюйм медленно преодолевали волны залива. Первый стрелок был уже по пояс в воде, идя навстречу шлюпкам.
Корнелиус Киллик из первой шлюпки прокричал приказ, весла одного борта загребли назад, и Шарп увидел, как шлюпка поворачивается боком к берегу.
– Стройся в линию! – закричал Фредриксон.
Шарп побежал на голос, протирая глаза от песка. Тридцать стрелков выстроились в линию на самой кромке песка и воды. Шарп и Харпер встали рядом.
– Первая шеренга на колено! Готовсь! – Фредриксон, будто на поле боя, встретил перед кавалерией в две шеренги, ощетинившись лезвиями. Ведущий всадник, офицер, привстал в седле, махнул саблей, но легкое оружие лязгнуло о байонет.
– Назад! Назад! – прокричал Шарп.
Крошечная линия отступала шаг за шагом прямо в море. Вода поднялась до колена, затем до бедра, затем до пояса.
Всадники тоже бросились в море. Но лошади, боясь холодной воды и острых лезвий, пятились и неохотно шли вглубь.
– Давайте, ублюдки! – кричал Киллик. – Плывите!
– Разойдись! – приказал Шарп. – Плывите. – Сам он остался в арьергарде. Винтовка мешала ему, и он бросил ее в воду.
Всадник махнул саблей, метя в Шарпа, но длинный палаш стрелка сломал французу запястье. Француз зашипел от боли, выронив саблю, затем его лошадь попятилась назад на сухую землю. Еще один кавалерист попытался ткнуть его кончиком сабли в шею. Харпер, все еще держа топор, швырнул его во француза, который свалился с лошади и неуклюже заковылял к берегу. А Харпер поплыл к шлюпкам.
Французская пехота уже тоже попрыгала со стен и кричала кавалеристам, чтобы те освободили дорогу. Шарп со смехом шагнул в их сторону, приглашая хоть одного рискнуть, хоть одного.
– Сэр! – сзади раздался голос. – Сэр!
Шарп шагнул назад и французы, увидев это, бросились на него.
Их вел сержант. Это был ветеран, прошедший через множество сражений, и он знал, что англичанин сейчас сделает выпад.
Шарп сделал выпад. Француз дернул мушкетом, парируя удар, и предвкушая победу, бросился вперед.
Он все еще кричал, когда палаш Шарпа, описав хитрую дугу вокруг байонета француза, вонзился ему в живот. Шарп провернул лезвие, надавил, палаш вошел чуть ли не до рукоятки, а хлынувшая кровь смешалась с пеной прибоя. Затем Шарп отступил назад и вытащил палаш.
– Сэр!
Он направился к лодкам. Еще один всадник сунулся в воду, Шарп ударил клинком по голове лошади, она отшатнулась, француз напал с другой стороны. Это был офицер в темном мундире, он неуклюже попытался атаковать Шарпа, тот парировал удар и следующим движением палаша приготовился заколоть француза.
– Не его! Не его! – прокричал Киллик.
Шарп придержал удар.
Лассан, поняв, что он поживет еще в этот дикий день, опустил саблю в воду.
– Идите.
И Шарп пошел. Он развернулся и нырнул в море. Шлюпки уже уплывали. Люди протягивали ему руки и винтовки, облокотившись об борт.
Пистолетный выстрел поднял фонтанчик возле его лица. Он уже скорее плыл, а не шел и вскоре левой рукой нашарил дуло винтовки.
– Тащи! – кричал Киллик, – тащи его.
Напоследок еще один кавалерист залез в море, но сильный шлепок веслом о воду напугал лошадь. Французы с бесполезными от дождя мушкетами, могли только беспомощно смотреть.
Шарп вцепился в винтовку левой рукой. Мушка больно впилась в ладонь. Палаш в правой руке тянул его вниз, как и тяжелые ножны. Он взмахнул ногами, вода попала ему в рот, и Шарп захлебнулся.
– Тащи! Тащи! Тащи! – Крик Киллика перекрывал даже лязганье брашпиля «Фуэллы», которым поднимали якорь со дна канала. Паруса привели к ветру и «Фуэлла» медленно поплыла по волнам.
Шлюпки стукнулись о борт, и моряки начали поднимать стрелков на палубу. Кто-то ухватил Шарпа за воротник и втащил в шлюпку. – Поднимайтесь!
С борта сбросили веревочную лестницу. Шарп, стоя в неустойчивой шлюпке, засунул палаш в ножны, из которых полилась вода. Он взялся за лестницу, полез, затем руки втащили его на палубу. Он наглотался морской воды, и теперь его вырвало прямо на палубу. Шарп отдышался и лег грудью на доски настила.
Слышались радостные возгласы. Британские, немецкие, и даже американские, Шарп повернул голову, посмотрел через пушечный порт и увидел береговую линию, уже проходившую мимо. Французские пушкари тащили свои двенадцатифунтовки по мокрому песку, но было уже поздно. Шлюпки прицепили к канатам, паруса «Фуэллы» наполнились свежим восточным ветром, а французы, несолоно хлебавши, остались позади.
Британцы были спасены.
ЭПИЛОГ
На размокшем поле кавалерия чувствовала себя неуютно. Французы проскакали немного вперед, но отвернули, чтобы не попасть под залп британцев. Невидимая артиллерия, стреляя по невидимой цели, сотрясала воздух, а пехота дрожала на февральском морозце и ждала приказа.
Люди Шарпа тащившие четыре телеги с ранеными, двигались с севера. Эскадрон французской кавалерии заметил их, подошел с правого фланга и, обнажив изогнутые сабли, приготовился к атаке.
– В две шеренги! Примкнуть штыки! – Шарп чувствовал, что противник не станет атаковать, однако мало ли что, а французский офицер, видя ощетинившиеся байонеты и не зная, что в шеренгах нет ни одного заряженного мушкета или винтовки, благоразумно отступил. Схватка, если бы она произошла, обещала стать слишком разбросанной, и кавалерия могла оказаться уязвимой для контратаки. Кроме того, Шарп видел, что они слишком превосходят французов числом, почти также, как французы превосходили их числом в Тест-де-Бюш. Это был фактически просто усиленный пикет и повсюду французы отступали перед превосходящими силами британских и португальских войск.
В миле впереди внезапно раздался сильный звук, будто огромная волна набежала на берег, и Шарп увидел летящие на восток ракеты и шлейф дыма за ними. Прошел год с тех пор как он впервые увидел ракетную артиллерию и счел, что эти ракеты также неточны, как и тогда. Но почему-то от этого Шарп почувствовал, что он уже дома.
– Помнишь их? – спросил он Фредриксона.
Милашка Вильям кивнул, он был с Шарпом, когда ракеты впервые применили против остолбеневших французов.
– Еще бы не помнить.
Капитан пехотинцев в ярко-красном мундире скакал по тропе в направлении Шарпа. Властный голос, которым он осадил лошадь, явственно выдавал в нем штабного офицера.
– Кто вы такие, дьявол вас побери? Какого черта вы здесь делаете?
– Меня зовут Шарп, я майор, так что называйте меня "сэр".
Капитан недоверчиво уставился на них, сначала на Шарпа, затем на грязную замаранную смесь стрелков и морских пехотинцев, пялившихся на летящие ракеты.
– Шарп? – казалось, капитан внезапно охрип. – Но ведь вы…, – он поправился. Ведь вы пришли с севера, сэр?
– Да.
Все-таки было трудно объяснить; как объяснить, что американский капер согласился спасти британский гарнизон, да еще и рискнул высадить их так близко к британцам. Как объяснить, что стрелки и морские пехотинцы работали на помпах всю дорогу и, несмотря на мороз, их мышцы горели. Как объяснить, что когда Шарп отработал положенное время на помпе, он, вместе с капитаном-американцем нализался бренди в его каюте и обещал, что когда эта дурацкая война закончится, они снова напьются вместе в Марблехеде. Или как объяснить, что в утреннем тумане Корнелиус Киллик высадил людей Шарпа в устье Адура.
– Я мог бы вас доставить и дальше, – сказал американец.
– Нет, не стоит. На юге появился странный парус, всего лишь белое пятнышко на горизонте, но парус означал опасность для «Фуэллы» и Киллик повернул к берегу.
Теперь Шарп, шагая на юг, встретил британские войска на другом берегу реки и это означало, что Эльфинстоун все-таки построил свой мост.
– Откуда вы? – спросил Шарп капитана.
– Первая дивизия, сэр.
– Из Адура? – Шарп кивнул головой в сторону очередного ракетного залпа.
– Да, сэр.
Они были в безопасности. Тут есть и хирурги для раненых и мост на ту сторону, мост, ведущий в Сен-Жан-де-Люз, мост к Джейн.
Мост был. Чудесный мост, который мог построить только очень умный человек, мост во фланг французской армии, мост из кораблей.
Его сделали из chasse-marees. Целая флотилия люггеров, привязанные друг к другу канатами, стояла на якоре борт к борту в устье реки. По мосту шли красномундирники, рота за ротой, целая армия вышла во фланг противнику и устремилась глубже во Францию. Дивизионные штабы, сказал капитан, все еще находились на южном берегу.
Шарп подвел людей к северному берегу, где хирург уже воздвиг палатку и ждал пациентов.
– Будет лучше, если вы подождете здесь, – сказал Шарп Фредриксону.
– Да, сэр.
Шарп взглянул на своих морских пехотинцев и стрелков, на Харпера и Минвера, на Палмера и Росснера и всех своих людей, сражавшихся так, как он и не ожидал от них.
– Я вернусь за вами, – сказал он.
И Шарп оставил их. Он пробился через волны наступающей дивизии по краю моста, слегка колыхавшегося на невысоких волнах устья реки. Этот был мост, за который они и воевали в Тест-де-Бюш. Из-за них силы противника сосредоточились в другом месте и стало возможно навести переправу без помех.
Мост был в четверть мили длиной и мог противостоять сильным океанским приливам. Моряки под командованием офицеров флота с помощью шпрингов на якорях и кабестанов поворачивали корабли в нужную сторону, когда те чуть сносило течением или когда на Адур набегал прилив.
Мост, охраняемый целым флотом бригов, являлся просто чудом инженерной мысли.
А человек, построивший его, стоял сейчас на южной набережной, в которую был вделан огромный кабестан, к которому, в свою очередь, прикреплялись толстые канаты моста. Полковник Эльфинстоун, стоя на крышке кабестана, смотрел на грязного, перепачканного стрелка, идущего по мосту. Выражение лица Эльфинстоуна постепенно менялось: от изумления к явному удовольствию.
– А он сказал, что вас взяли в плен!
Шарп взглянул на полковника.
– Кто сказал, сэр?
– Бэмпфилд. – Эльфинстоун смотрел на пятна крови на бедрах и голове Шарпа. – Вы спаслись?
– Мы все спаслись, сэр. Каждый чертов солдат, которых бросил Бэмпфилд. Кроме мертвых, разумеется. У нас там погибло двадцать семь человек, сэр, – Шарп помолчал, вспомнив, что с тех пор как он подсчитал количество погибших, умерло еще несколько человек. Двое раненых погибли на «Фуэлле» и их похоронили в море. А Тейлора придется записать в список погибших, хотя он был жив и здоров. Тейлор остался со своими соотечественниками на «Фуэлле».
– Может быть, тридцать, сэр. Но французы выставили против нас полубригаду и мы сражались с ублюдками без остановки. – Шарп услышал гнев в своем голосе и понял, что этот честный человек такого не заслужил. – Простите, сэр. Мне нужна лошадь.
– Вам нужен отдых. – Эльфинстоун, с ловкостью, которую было трудно ожидать от человека в его возрасте, спрыгнул с кабестана. – Бригаду, вы сказали?
– Полубригаду, – ответил Шарп, – но с артиллерией.
– Боже всемогущий.
Шарп посмотрел на батальон португальской пехоты, спускающийся по веревочным лестницам с набережной. – Я вижу, Бэмпфилд доставил вам ваши шасс-маре. Хоть что-то ублюдок сделал как следует.
– Он заявил, что захватил форт! – сказал Эльфинстоун. – Еще он заявил, что вы направились вглубь Франции и были захвачены в плен.
– Он лживый сифилитичный ублюдок! Это мы захватили форт! Затем мы направились вглубь страны, побили французов у реки, а когда вернулись, то обнаружили брошенный форт. Там мы тоже побили французов.
– Не так громко, Шарп, – сказал Эльфинстоун, – глянь-ка направо.
Шарп повернулся. В нескольких ярдах от берега стояла группа офицеров, примерно две дюжины, и флотские и армейские, пришедшие посмотреть на это чудовище – плавучий мост через реку. С ними также пришли полюбоваться на это чудо две дамы. В двух сотнях метрах от них стояли две блестящие кареты. – Это Бэмпфилд?
– Точно, Шарп, – сказал Эльфинстоун.
– Сволочь. – Шарп был с ног до головы перепачкан грязью, засохшей кровью, пятнами соли от морской воды и обожжен порохом. Он прошел по набережной прямо к зрителям, сгрудившимся возле двух подзорных труб. Когда серое небо расчертил очередной ракетный залп, они разразились аплодисментами и радостными возгласами.
Два флотских лейтенант преграждали Шарпу дорогу. Один из них, видя грязные солдатские лохмотья, предложил Шарпу пойти в обход. – Проходи там, – указал он на лужу грязи под стеной.
– Пшел с дороги. Быстро! – От его резкого голоса вздрогнула вся компания. Увидев грязного, оборванного Шарпа, одна из дам вскрикнула и выронила зонтик, но капитан Бэмпфилд, во всех подробностях объясняя как он захватил форт и привел армии шасс-маре, внезапно оборвал свой рассказ на полуслове.
– Ты ублюдок, – сказал Шарп. – Трус вонючий!
– Сэр! – Какой-то офицер взял Шарпа за локоть в попытке урезонить его, но бросил свое намерение, когда увидел выражение его лица.
Шарп снова повернулся к Бэмпфилду.
– Ты бросил нас там.
– Это не…
– И это не ты захватил крепость, это сделали мои стрелки. И затем я удерживал ее, ублюдок, я удерживал ее против чертовой бригады лягушатников. И мы побили их, Бэмпфилд. Мы сражались с ними и побили их. Я потерял несколько ваших морских пехотинцев, ибо невозможно драться против полубригады без потерь, но мы победили! Среди этой элегантно разодетой компании возникла мертвая тишина, прерванная грохотом артиллерии, выстрелившей через реку. – Ты слышишь меня, Бэмпфилд?
Капитан молчал и на его толстом лице застыло выражение ужаса. Остальные офицеры, потрясенные уже выражением лица Шарпа, стояли как статуи.
– Более двух тысяч людей, ублюдок, а нас меньше двух сотен. Мы дрались против них, пока не израсходовали все пули, а затем мы дрались сталью, Бэмпфилд. И мы победили! Шарп сделал шаг в направлении Бэмпфилда и тот в испуге отступил назад.
– Он сказал мне…, – начал Бэмпфилд, но не смог продолжить.
– Кто и что тебе сказал?
Бэмпфилд отвел глаза от Шарпа и посмотрел на графа де Макерра, стоящего рядом с полковником Вигрэмом, за его руку держалась девушка. Граф посмотрел на Шарпа и ему показалось, что это призрак поднялся из могилы в обличье стрелка. Шарп, не ожидавший так быстро найти графа, уставился на него.
Затем граф де Макерр в панике побежал прочь.
Граф побежал к мосту, ведущему на северный берег Адура, туда, где горстка французов отступала от войск первой дивизии. Там должно было быть больше войск, там должны были быть войска Кальве, и их было бы вполне достаточно, чтобы залить всю реку кровью британцев, но де Макерр был одурачен историей с высадкой, поэтому войска Кальве оказались далеко, в Аркашоне. Граф де Макерр невольно сыграл на руку Веллингтону, но все равно он был предатель и поэтому он побежал.
Шарп бросился вдогонку.
Полковник Вигрэм поднял было руку, как будто хотел призвать к приличию перед дамами, но Шарп так толкнул его, что Вигрэм свалился со стены в лужу жидкой грязи.
Де Макерр спрыгнул с набережной, непостижимым образом оставшись на ногах на скользком камне, и взобрался на мост.
– Остановите его! – закричал Шарп.
Португальские пехотинцы, переправляющиеся на другой берег, увидели высокого элегантно одетого офицера в британском мундире, за которым гнался какой-то оборванец. И они расступились, давая графу дорогу.
Шарп ударился раненым бедром, когда карабкался на мост. По бедру потекла кровь, и он зарычал на пехотинцев, давшим графу проход. – Остановите его!
Пугливая лошадь, нервничающая на этом шатающемся мосту и по этой причине шедшая с повязкой на глазах, преграждала графу путь к бегству. Лошадь повернулась боком и француз был вынужден прыгнуть на одну из шасс-маре. Когда он коснулся палубы, то сразу повернулся, увидел, что дальше бежать некуда, и обнажил саблю.
Шарп прыгнул за ним с мостков на палубу и тоже вытащил из ножен свой палаш.
Граф де Макерр, увидев грязь и кровь на Шарпе, понял, что дуэль проиграна, не успев начаться. Он опустил саблю. – Я сдаюсь, майор.
– Шпионов вешают, ублюдок, – сказал Шарп.
Де Макерр мельком взглянул на воду и Шарп понял, что граф раздумывает прыгнуть в серый холодный прилив, но затем чей-то голос вернул внимание француза к мосту.
– Шарп! – Это был голос перепачканного грязью полковника Вигрэма, который вместе с Эльфинстоуном пробирался сквозь португальских солдат, заполнявших мост.
Граф де Макерр посмотрел на Вигрэма и указал на Шарпа.
– Он псих!
– Майор! Вигрэм ступил на палубу шасс-маре. – Я требую объяснить некоторые вещи, майор!
– Он предатель. Шпион.
Вигрэм встал рядом с тросом, державшим мост.
– Он хотел сказать французам, что мы планируем высадку! Разве вы не видите это? – Шарп посмотрел на высокого стройного француза. – Он работает на человека по имени Пьер Дюко. О да, вы одурачили его, Вигрэм, я понимаю, но этот ублюдок старался заманить меня в ловушку.
Де Макерр, понимая, что его жизнь зависит от Вигрэма, вновь указал на Шарпа.
– Он сумасшедший, Вигрэм, просто псих!
– Я достаточно сумасшедший, чтобы ненавидеть повешение, – сказал Шарп.
Граф теперь не мог отступить. Путь преграждали два матроса, пригнувшихся рядом с кабестаном. Француз посмотрел в глаза Шарпу затем на его палаш. Лодка колыхнулась, когда Эльфинстоун тоже вступил на борт и при его появлении де Макерр начал быстро говорить что-то по-французски Вигрэму.
– Говори по-английски, ублюдок, – Шарп подошел ближе к перепуганному де Макерру. – Скажи им кто такой Дюко! Скажи им, кто такой Фавье! Скажи им, как ты предлагал мне чин генерал-майора в вашей армии роялистов!
– Месье! – де Макерр, стоя вплотную к Шарпу, мог только умолять.
– Шарп! – голос Вигрэма стал очень спокойным. – Все равно после такого обвинения требуется соответствующим образом проведенный трибунал, который…
– … и что трибунал с ним сделает? Повесит?
– Если признает виновным, – неуверенно сказал Вигрэм.
– А я не люблю, когда людей вешают! – медленно проговаривая слова, произнес Шарп. – Я обнаружил в себе эту слабость, и сожалею о ней, но я все равно ненавижу виселицу!
– Совершенно понятно, – Вигрэм, убежденный, что имеет дело с сумасшедшим, говорил очень мягко.
Граф де Макерр, почувствовал в словах Шарпа отсрочку смертельного приговора, выдавил нервную улыбку. – Вы не понимаете, монсеньер.
– Я понимаю, что ты ублюдок, – сказал Шарп, – и шпион, но ты не хочешь, чтобы тебя повесили. Вот тебе привет от людей, которых ты убил, сволочь! При этих словах мелькнул палаш. Лезвие, покрытое пятнышками ржавчины от крови и воды, описало полукруг и чиркнуло де Макерра по животу. Кровь хлынула на два фута вперед, а француз, упал в реку, которую должен был защищать Кальве.
Слова Шарпа повисли над рекой. Два матроса разинули рот, затем одного из них, на него попала кровь де Макерра, вырвало в шпигат.
– Это было неумно, – полковник Эльфинстоун отодвинул Вигрэма, который ошеломленно смотрел на тело шпиона, в облаке крови плывущего к морю.
– Он был предателем, – сказал Шарп, – из-за него погибли мои люди. – Им вдруг овладела усталость. Он хотел сесть, но знал, что должен все объяснить. Это было слишком трудно. – Хоган знал, – сказал он, вспомнив слова, сказанные им в лихорадке. – Майкл Хоган? – на лице Эльфинстоуна он увидел понимание.
Эльфинстоун кивнул.
– Это была идея Хогана – заставить французов подумать, что мы планируем вторжение.
– Но Вигрэм послал де Макерра, так ведь? – Шарп посмотрел на побледневшего полковника, который ничего не сказал в ответ. – Хоган бы никогда не послал этого ублюдка, и не стал рисковать нашими жизнями!
– Хоган болел, – оправдывающимся тоном сказал Вигрэм.
– Ну, тогда подождем, пока он выздоровеет, – сердито сказал Шарп этому штабному офицеру, и позовите его на ваш соответствующим образом проведенный трибунал.
– Это невозможно, – мягко сказал полковник Эльфинстоун. – Хоган умер.
Шарп не сразу понял смысл слов.
– Мертв?
– Лихорадка. Да упокоится он с миром.
– О, Боже мой, – чтобы Эльфинстоун и Вигрэм не увидели слезы на его глазах, Шарп отвернулся. Хоган, его близкий друг, который так часто говорил о том, как будет прекрасно, когда наступит конец этой войне, умер от лихорадки. Шарп посмотрел на труп де Макерра, покачивающегося на волнах, и печаль за друга уступила место гневу на врага. – На его месте должен быть Бэмпфилд! – указал Шарп на труп и повернулся к Эльфинстоуну.
Ненависть, явственно написанная на лице Шарпа, заставила полковника Вигрэма отступить к мосту, но Эльфинстоун просто взял палаш Шарпа и вытер мокрое от крови лезвие полой своего мундира. Затем он вернул палаш обратно. – Вы хорошо поработали, майор. Он попытался представить сражение горстки людей против полубригады, но не смог. – Вам надо отдохнуть.
Шарп кивнул.
– Вы могли бы дать мне лошадь, сэр? Он задал вопрос так, будто ничего и не произошло, будто на мокрой от дождя палубе и не было крови.
– Лошадь? Разумеется, вы ее получите. – Эльфинстоун видел, что Шарп истощен до предела. Полковник был инженером, он знал, что от сильного напряжения ломается и камень, и металл, и теперь он видел подобное напряжение у Шарпа. – Разумеется, сказал Эльфинстоун очень спокойным голосом, что вы желаете увидеть свою жену! Я имел честь ужинать с ней два дня назад.
Шарп уставился на полковника.
– Вы с ней ужинали?
– Мой дорогой Шарп, это совершенно верно! У леди Хоуп. Подавали овощное рагу и великолепно приготовленную телятину.
Шарп забыл про де Макерра, забыл про мост, забыл про погибших в форте людей. Он даже забыл о Хогане.
– Она в порядке?
Эльфинстоун пожал плечами.
– В порядке ли она? А, у нее была простуда, но она быстро прошла. Просто зимняя простуда, ничего более. И она очень опечалена смертью Хогана, разумеется.
– А лихорадка? – недоверчиво переспросил Шарп у полковника.
– У вашей жены? Бог мой, нет, конечно! – Эльфинстоун в изумлении посмотрел на Шарпа. – Кстати, она не верила, что вас взяли в плен.
– О, Боже. – Шарп сел на планширь шасс-маре, и в этот раз не стал пытаться скрыть слезы от окружающих. Нет лихорадки. Из-за лихорадки Джейн он оставил Киллику жизнь, из-за этого он не стал сдаваться Кальве, а это оказалась всего лишь зимняя простуда. Шарп не знал, плакать или смеяться.
Где-то за рекой выстрелила пушка, а очередная ракета пошла по спирали и шлепнулась в грязь. Французская кавалерия протрубила отступление, но Шарпу было наплевать. Он плакал. Он плакал потому, что друг умер, и потому, что жена осталась в живых. Он плакал потому, что все было позади; битва, которая не должна была состояться, но она была, была из-за упрямства, гордости, из-за обещания американца, она была и закончилась победой на краю залива. Закончилась осада Шарпа.