Текст книги "Первая пьеса Фанни"

Автор книги: Бернард Джордж Шоу

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

больше о ней слышать. Вы пригласите их в свой дом, если он на ней

женится? Миссис Нокс. Он должен на ней жениться, приглашу я их или нет. Бобби. Я чувствую, что должен, миссис Нокс. Гилби. Молчи! Не суйся не в свое дело. Бобби (вне себя). Если мне не позволят на ней жениться, я окончательно себя

опозорю. Я пойду в солдаты. Джогинз (сурово). Это не позор, сэр. Бобби. Для вас – может быть. Но ведь вы только лакей. А я джентльмен. Миссис Гилби. Бобби, как ты смеешь так непочтительно разговаривать с

мистером Рудольфом? Стыдись! Джогинз (подходя к столу). Считать службу своей родине позором – не

джентльменская точка зрения. Жениться на леди, за которой вы

ухаживаете, – джентльменский поступок. Гилби (в ужасе). Мой сын должен жениться на этой женщине и быть изгнанным из

общества?! Джогинз. Ваш сын и мисс Дилейни, по неумолимому приговору респектабельного

общества, проведут остаток своих дней как раз в той компании, которая

им, по-видимому, больше всего нравится и где они чувствуют себя как

рыба в воде. Нокс. А моя дочь? Кто женится на моей дочери? Джогинз. Ваша дочь, сэр, вероятно, выйдет замуж за того, кого выберет себе в

мужья. У нее очень решительный характер. Нокс. Да, если он возьмет ее с ее характером и испорченной репутацией. Кто

на это согласится? Вы – брат герцога. Ну, вот вы... Бобби | Что такое? Маргарет } (вместе) Джогинз – герцог? Дювале | Comment? [Что? {франц.)] Дора | А что я вам говорила? Нокс. Да, брат герцога. Вот он кто такой. (Джогинзу.) Ну вот вы, женились бы

вы на ней? Джогинз. Я, мистер Нокс, только что хотел предложить вам такое разрешение

проблемы. Миссис Гилби | Однако! Нокс } (вместе). Вы серьезно? Миссис Нокс | Жениться на Маргарет! Джогинз (продолжает). Как младший сын, живущий в праздности, неспособный

себя содержать или хотя бы оставаться в гвардии, состязаясь с внуками

американских миллионеров, я не мог бы просить руки мисс Нокс. Но как

трезвый, честный, старательный слуга, которым, смею надеяться, доволен

его хозяин (кланяется мистеру Гилби), я чувствую себя достойным. Решать

должна мисс Нокс! Маргарет. Однажды мне устроили ужасный скандал за то, что я восхищалась

вами, Рудольф. Джогинз. Мне самому устроили бы такой же скандал, мисс, если бы я не скрывал

своего восхищения вами. Я с нетерпением ждал этих еженедельных обедов. Миссис Нокс. Но почему вы, джентльмен, унизились до положения лакея? Дора. Он унизил себя, чтобы победить. Маргарет. Молчите, Дора, я хочу знать! Джогинз. Я объясню, но поймет меня только миссис Нокс. Однажды я сгоряча

оскорбил слугу. Он был человек верующий. Он упрекнул меня за то, что я

заигрывал с девушкой из его круга. Я сказал ему, чтобы он помнил, кто

он такой и с кем говорит. Он отвечал, что бог этого не забудет. Я

немедленно его уволил. Гилби. Так и следовало. Нокс. Какое право он имел заговаривать с вами о таких вещах? Миссис Гилби. До чего дошли наши слуги! Миссис Нокс. И его слова сбылись? Джогинз. Они ранили меня, как отравленная стрела. Рана болела много месяцев.

Потом я сдался. Поступил в учение к нашему бывшему дворецкому, который

открыл отель. Он обучил меня моей теперешней профессии и нашел мне

место лакея у мистера Гилби. Если я встречу когда-нибудь того человека,

мне не стыдно будет смотреть ему в глаза. Миссис Нокс. Маргарет, дело не в том, что он герцог, это суета сует. Но

послушался моего совета и выходи за него. Маргарет (берет его под руку), Я полюбила Джогинза, как только его увидела.

Я инстинктивно почувствовала, что он служил в гвардии. Мистер Гилби,

будете вы отпускать его со мной? Нокс. Не будь вульгарной, дочка. Подумай о своем новом положении.

(Джогинзу.) Полагаю, ваши намерения серьезны, мистер... мистер Рудольф? Джогинз. С вашего разрешения, я намерен сегодня же начать ухаживать за моей

невестой, если миссис Гилби может обойтись без меня. Гилби (в припадке зависти, обращаясь к Бобби). Долго придется ждать, пока ты

женишься на сестре герцога! Эх ты, шалопай! Дора. Не кипятитесь, миленький! Рудольф обучит меня аристократическим

манерам. Вот это я называю счастливым концом! Верно, лейтенант? Дювале. Во Франции это было, бы немыслимо. Но здесь... Ах! (Посылает

воздушный поцелуй.) La belle Angleterre! [Прекрасная Англия! (франц.)]

ЭПИЛОГ

Перед занавесом. Четыре критика встают, усталые и со

скучающим видом. Граф, ошеломленный и взволнованный,

спешит к ним.

Граф. Джентльмены, не говорите мне ни слова. Умоляю вас, не высказывайте

своего мнения. У меня не хватит сил выслушать его! Я не верил своим

глазам. Неужели это пьеса? Неужели это имеет какое-то отношение к

искусству? Доставляет удовольствие? Может принести какую-то пользу?

Щадит человеческие чувства? Неужели есть на свете такие люди? Простите

меня, джентльмены: это вопль раненого сердца! Есть тайные причины,

объясняющие мое волнение. Эта пьеса насыщена темными, несправедливыми,

недобрыми упреками и угрозами по адресу всех нас – родителей. Тротер. Пустяки, вы это принимаете слишком близко к сердцу. В конце концов,

в пьесе есть занимательные места. А все остальное отбросьте как

дерзость. Граф. Мистер Тротер, вам легко сохранять спокойствие. Ежегодно вы видите

сотни таких пьес. Но у меня, который никогда не видал ничего похожего

на эту пьесу, она вызывает страшную тревогу. Сэр, будь это одна из тех

пьес, которые принято называть безнравственными, я бы нимало не

возражал.

Воэн шокирован.

Любовь освещает какой угодно вымысел и оправдывает любую смелость.

Банел важно кивает головой.

Но есть умолчания, которые обязательны для всех. Есть правила

благопристойности слишком тонкие, чтобы можно было выразить их словами,

но без них человеческое общество было бы невыносимым. Нельзя

разговаривать друг с другом, как разговаривают эти люди! Ни один сын не

станет разговаривать со своим отцом... ни одна девушка не станет

разговаривать с юношей... никто не станет срывать покровы... (Обращаясь

к Воэну, который стоит слева от него, вторым после Гона.) Ведь правда,

сэр? Воэн. Ну, не знаю. Граф. Вы не знаете! Не чувствуете! (Обращаясь к Гону.) Сэр, я взываю к вам. Гон (с нарочитой вялостью). На меня эта пьеса произвела впечатление самой

обыкновенной старомодной ибсеновской болтовни. Граф (поворачиваясь к Тротеру, который стоит справа, между ними и Банелом).

Мистер Тротер, неужели и вы скажете, что не были поражены, потрясены,

возмущены, оскорблены в лучших, благороднейших чувствах каждым словом

этой пьесы, каждой интонацией, каждым намеком? И не дрожали всем телом

в ожидании каждой следующей реплики? Тротер. Конечно нет! Любая неглупая современная девушка могла бы писать

такие пьесы. Граф. В таком случае, сэр, завтра же я уезжаю в Венецию, уезжаю навсегда! Я

не могу вам не верить. Я вижу: вы не удивлены, не встревожены, не

озабочены. И мой ужас – да, джентльмены, ужас, подлинный ужас!

кажется вам непонятным, смешным, нелепым; даже вам, мистер Тротер, а

ведь вы почти мой ровесник! Сэр, если бы молодежь заговорила со мной

так, как она говорит в этой пьесе, я умер бы от стыда, я бы не вынес! Я

должен уехать! Жизнь прошла мимо меня, и я остался за бортом. Примите

извинения старого, несомненно смешного поклонника искусства – искусства

минувших дней, когда еще была какая-то красота в мире и какая-то тонкая

прелесть в семейной жизни. Но я обещал своей дочери узнать ваше мнение

и должен сдержать слово. Джентльмены! Вы избранные и передовые умы

нашего времени! Вы живете в двадцатом веке, ничему не удивляясь, и

созерцаете странные его порождения без всякого страха. Вынесите свой

приговор! Мистер Банел, как вам известно, в военном суде младший офицер

должен высказать свое суждение первым, чтобы не подпасть под влияние

старших. Вы здесь самый молодой. Каково ваше мнение о пьесе? Банел. А кто автор? Граф. Пока это секрет. Банел. Как же я могу знать, что говорить о пьесе, если я не знаю, кто автор? Граф. Но почему вы не можете? Банел. Почему, почему? Допустим, вы должны написать рецензию на пьесу Пинеро

и на пьесу Джонса. Неужели вы напишете о них одно и то же? Граф. Думаю, что нет. Банел. А как же писать, если не знаешь, какая из них Пинеро, а какая Джонса?

И еще: какого рода эта пьеса? Вот что я хотел бы знать. Что это

комедия или трагедия? Фарс или мелодрама? Какая-нибудь чепуха для

репертуарного театра или настоящая ходкая пьеса? Гон. Разве вы не можете судить на основании того, что видели? Банел. Видеть-то я видел, но откуда мне знать, как нужно к ней отнестись?

Это серьезная пьеса или мистификация? Если автор знает, что это за

пьеса, пусть он нам скажет. А если не знает, пусть не жалуется, что я

тоже не знаю. Я-то не автор. Граф. Но хорошая ли это пьеса, мистер Банел? Вопрос, кажется, простой. Банел. Очень простой, когда вам известен автор. Если автор хороший – стало

быть и пьеса хорошая. Это само собой разумеется. Кто автор? Ответьте

мне, и я вам дам детальнейшую оценку пьесы. Граф. К сожалению, я не имею права назвать имя автора. Он хочет, чтобы пьесу

ценили только за ее достоинства. Банел. Но какие могут быть у нее достоинства, кроме достоинств самого

автора? Как вы думаете, Гон, кто это написал? Гон. А вы как думаете? Мы видели дрянную старомодную семейную мелодраму,

разыгранную обычными марионетками. Герой – лейтенант флота. Все

мелодраматические герои – лейтенанты флота. Героиня, бросая вызов

властям, попадает в беду (не попади она в беду, не было бы и драмы) и

на протяжении всей пьесы из кожи вон лезет, чтобы добиться сочувствия

публики. Ее добрая старая благочестивая мать нападает на жестокого

отца, когда тот хочет выгнать ее из дому, и заявляет, что она; тоже

уйдет. Затем комические роли: лавочник, жена лавочника, лакей,

оказывающийся переодетым герцогом, и молодой повеса, который дает

автору возможность вывести молодую особу легкого поведения. Все это

старо и не первой свежести, как жареная рыба, выставленная на прилавке

в зимнее утро. Граф. Но... Гон (перебивая его). Я знаю, что вы хотите сказать, граф. Вы хотите сказать,

что вам пьеса кажется и новой, и необычной, и оригинальной. Лейтенант

флота – француз, который превозносит англичан и ругает французов: это

старый избитый прием Шоу. Действующие лица – не герцоги и миллионеры, а

мелкие буржуа. Героиня вывалялась в грязи – в самой настоящей грязи.

Никакой интриги нет. Соблюдены все старые сценические правила, выведены

старые марионетки, но нет былой изобретательности и веселья. И все это

с легким душком интеллектуальной претенциозности, с целью внушить вам,

что автор слишком умен, чтобы снизойти до банального, и только потому

не написал хорошей пьесы. А вы, трое искушенных людей, смотрели пьесу

от начала до конца и не можете мне сказать, кто ее написал! Да ведь под

каждой строчкой стоит подпись автора! Банел. Кто же он? Гон. Конечно Гренвилл-Баркер. Старик Гилби взят прямо из "Мадрасского дома". Банел. Бедный Баркер! Воэн. Какая чепуха! Неужели вы не видите разницы в стиле? Банел. Нет. Воэн (презрительно). А вам известно, что такое стиль? Банел. Вероятно, костюм Тротера вы назовете стильным. Но если уж вы хотите

знать – это не мой стиль. Воэн. Для меня совершенно очевидно, кто написал эту пьесу. Начать с того,

что она чрезвычайно неприятна. Стало быть, автор не Барри, несмотря на

лакея, который списан с Великолепного Кричтона. Тот, если помните, был

графом. Вы замечаете также оскорбительную манеру автора говорить

глупейшие фразы, которые, если в них вдуматься, совершенно

бессмысленны, – говорить только для того, чтобы дураки в театре

хихикали. Далее, к чему это все сводится? К попытке разоблачить

предполагаемое пуританское лицемерие английских мелких буржуа, таких

же, в сущности, людей, как и сам автор. Ну, разумеется, выведена

неизбежная фривольная особа: та же миссис Тэнкерей Айрис, и так далее.

А если вы и теперь не угадали автора, то, значит, вы допустили ошибку

при выборе своей профессии. Вот все, что я могу сказать. Банел. Почему вы так нападаете на Пинеро? А что вы скажете о приеме, который

отметил Гон? Длинный монолог француза? Мне кажется, это Шоу. Гон. Вздор! Воэн. Чепуха! Можете выбросить эту мысль из головы, Банел. Как ни плоха

пьеса, в ней есть нотка страсти. Чувствуется, что, несмотря на все свое

напускное легкомыслие, эта жалкая бездомная женщина по-настоящему любит

Бобби и будет ему хорошей женой. А я не раз доказывал, что Шоу

физиологически не способен на страсть. Банел. Знаю. Интеллект – и никаких эмоций. Правильно! То же самое и я

говорю. Если желаете знать мое мнение, у него гигантский мозг и нет

сердца. Гон. Ах, перестаньте, Банел! Эта грубая средневековая психология сердца и

мозга – Шекспир сказал бы: печень и ум – годится для школьников.

Довольно с нас Шопенгауэра из вторых рук! Даже такой отсталый, вышедший

из игры старик, как Ибсен, и тот постыдился бы ее. Сердце и мозг

выдумают тоже! Воэн. У вас нет ни того, ни другого. Гон. Вы декадент. Гон. Декадент! Как я люблю это словечко эпохи раннего викторианства! Воэн. Во всяком случае, вы не можете отрицать, что действующие лица в этой

пьесе отличаются друг от друга. Вот доказательство, что автор не Шоу.

Все герои Шоу – это он сам; марионетки, высокопарно цитирующие Шоу.

Только актеры делают их как будто непохожими одна на другую. Банел. Какие же тут могут быть сомнения? Это всем известно. Но Шоу пишет

свои пьесы не так, как другие. У него одна цель – оскорбить всех и

каждого и заставить нас говорить о нем. Тротер (устало). И сейчас мы, разумеется, говорим о нем. Ради бога, давайте

переменим тему. Воэн. Однако мои статьи о Шоу... Гон. Ах, бросьте, Воэн! Довольно. Я вам всегда говорил, что Шоу... Банел. Ну вот, вы опять начинаете – Шоу, Шоу, Шоу! Перестаньте. Если вы

хотите знать мое мнение о Шоу... Тротер | Нет, благодарю вас, не хотим! Воэн } (кричат). Замолчите, Банел! Гон | Да перестаньте же!

Оглушенный граф, стоящий в центре группы, затыкает уши и

прячется за спину Воэна.

Банел (надувшись). Ну что же... превосходно. Простите, что заговорил. Тротер | Воэн } (дружно начинают). Шоу... Гон |

Они умолкают, когда из-за занавеса выходит Фанни. Она

чуть не плачет.

Фанни (подходит к группе и становится между Тротером и Гоном). Я так

огорчена, джентльмены! А пьеса пользовалась таким успехом, когда я

читала ее в кембриджском Фабианском обществе! Тротер. Мисс О'Дауда, я как раз хотел сообщить этим джентльменам то, о чем

догадался еще до поднятия занавеса: автор пьесы – вы...

Общее изумление и смятение.

Фанни. А вы все находите ее ужасной! Вас она возмущает. Вы думаете, что я

тщеславная идиотка и никогда не напишу ничего хорошего. (Готова

расплакаться.)

Критиков захлестывает волна сочувствия.

Воэн. Нет, нет! Я вот только сейчас говорил, что автор пьесы несомненно

Пинеро. Говорил я это. Гон? Фанни (очень польщенная}. Неужели? Тротер. Я считал, что Пинеро слишком популярен для кембриджского Фабианского

общества. Фанни. Да, конечно, но все-таки... О, неужели вы это сказали, мистер Воэн? Гон. Я должен извиниться перед вами, мисс О'Дауда: я сказал, что автор

Баркер. Фанни (сияет). Гренвилл-Баркер! Нет, не может быть, чтобы все оценили ее так

высоко! Банел. А я назвал Бернарда Шоу. Фанни. Ну конечно, там есть кое-что от Бернарда Шоу. Знаете – фабианский

налет. Банел (поощрительным тоном). Очень милая пьеса, мисс О'Дауда. Заметьте: я не

сравниваю ее с пьесами Шекспира – с "Гамлетом" или с "Леди из Лиона",

но все-таки прекрасная вещица. (Пожимает ей руку.) Гон (следуя примеру Банела). Позвольте и мне поздравить вас, мисс О'Дауда.

Прекрасно! Замечательно!

Рукопожатия.

Воэн (с сентиментальной торжественностью). Будьте только верны себе, мисс

О'Дауда. Оставайтесь серьезной! Откажитесь от глупых острот! Сохраняйте

нотку страсти! И вы создадите великие вещи. Фанни. Вы думаете, у меня есть будущее? Тротер. У вас есть прошлое, мисс О'Дауда. Фанни (пугливо взглянув на отца). Тссс... Граф. Прошлое? Что вы хотите сказать, мистер Тротер? Тротер (обращаясь к Фанни). Меня вы не обманете. Эта стычка с полицией

списана с натуры. Вы суфражистка, мисс О'Дауда. Вы участвовали в той

депутации. Граф. Фанни, это правда? Фанни. Правда. Я отсидела месяц с леди Констэнс Литон. И я этим горжусь так,

как никогда ничем не гордилась и не буду гордиться. Тротер. И по этой-то причине вы пичкаете меня гадкими пьесами? Фанни. Да. Теперь вы будете знать, как себя чувствуешь, когда тебя кормят

насильно. Граф. Она никогда не вернется в Венецию. Так же было у меня на душе, когда

рухнула Кампанилья.

Сэвоярд выходит из-за занавеса.

Сэвоярд (графу). Не пойдете ли вы поздравить актеров? Они слегка растеряны,

их ни разу не вызвали. Граф. Да, да, конечно! Боюсь, что я сделал промах. Джентльмены, пожалуйте на

сцену.

Занавес раздвигается. Декорация последнего акта. Актеры

на сцене. Граф, Сэвоярд, критики и Фанни присоединяются

к ним, пожимают руки и поздравляют.

Граф. Что бы мы ни думали о пьесе, джентльмены, но относительно исполнения

двух мнений быть не может. Не сомневаюсь, что вы со мной согласны. Критики. Правильно! Правильно! (Начинают аплодировать.)

КОММЕНТАРИИ

Послесловие к пьесе – А.С. Ромм

Примечания к пьесе – А.Н. Николюкин

ПЕРВАЯ ПЬЕСА ФАННИ

Эта "легкая пьеса для маленького театра", как назвал ее автор в подзаголовке, была впервые поставлена 19 апреля 1911 г. на сцене "Литл-тиэтр" с участием Лилы Маккарти, исполнявшей роль Маргарет. С тех пор она неоднократно исполнялась различными английскими театрами. В Нью-Йорке впервые была исполнена актерами Театра комедии 16 сентября 1912 г.

На сценических подмостках лондонских театров комедия появлялась как произведение анонимного автора. Шоу скрывал свое имя до 1914 г., когда пьеса была издана. В том же году он написал Б. В. Файндону, редактору журнала "Иллюстрированные пьесы", письмо, подписанное именем Банела, одного из персонажей комедии. Автор послания высказывал свое уважение к Шоу и напоминал, что он первый догадался о том, кто является автором пьесы. В 1916 г. драматург написал новый пролог в стихах в форме монолога Фанни, которая рассказывала творческую историю своей пьесы и говорила о том, что ей надоели пьесы о быте миллионеров и о женах, мужьях и любовниках, так как в них нет ни малейшего подобия жизненной правды. Именно поэтому, как объясняет Фанни, ей захотелось написать об обыкновенных людях.

Согласно замыслу Шоу (оставшемуся нереализованным) монолог должен был произноситься актрисой, исполнявшей роль Маргарет.

В пьесе Шоу сводит счеты со своими литературными противниками. Превратив комедию в плацдарм борьбы с враждебной ему консервативной критикой, драматург вместе с тем в духе "самоиронии" дает скептическую оценку и собственной деятельности. Такой замысел потребовал довольно сложной драматической конструкции, по типу "пьеса в пьесе". Подобный принцип драматического построения создал возможность для рассмотрения "пьесы Фанни" – произведения школы Бернарда Шоу – под разными углами зрения.

Созданная по рецептам Шоу, пьеса Фанни использует их с преувеличенной старательностью.

Идея этого произведения в ультрапарадоксальной форме сформулирована Шоу в предисловии к "Первой пьесе Фанни". Драматург пишет: "Я ненавижу зрелище ходячих мертвецов, ибо оно противоестественно. А наши уважаемые представители среднего класса мертвы, как баранина". Шоу декларировал в предисловии один из тезисов своей реформаторской и писательской программы: идею необходимости духовного "воскрешения" современных людей, чей интеллект находится в состоянии летаргического оцепенения. Как истая ученица Шоу, Фанни кладет эту идею в основу своей пьесы и заставляет персонажей переживать процесс открытия реальной жизни, что приводит их к некоторому психологическому оздоровлению. Юные герои пьесы Бобби Гилби и Маргарет Нокс, попав из респектабельных домов своих почтенных викторианских родителей в тюрьму, сталкиваются с суровой реальностью, и это познание жизненной правды содействует выработке их реалистического миропонимания. Практические результаты этого процесса сказываются незамедлительно, и прежде всего на Маргарет. Эта девица из "хорошей семьи" обнаруживает явные способности к превращению в "новую женщину", энергичную, волевую, свободомыслящую. Что касается Бобби, то, не обладая силой характера, присущей Маргарет, он также проявляет стремление к независимости. Вернувшись под родительский кров, молодые люди устанавливают новые матримониальные контакты, руководствуясь при этом не требованиями родителей, а собственными вкусами и склонностями. Вопреки ожиданиям, их выбор, совершенно несовместимый не только с традициями викторианской благопристойности, но и с требованиями здравого смысла (избранницей Бобби является девица более чем сомнительного поведения), не вызывает особого сопротивления у старшего поколения семейства Гилби. Они тоже кое – что поняли.

Так в лаконичной форме Шоу как бы предлагает вниманию критиков экстракт своей жизненной философии, используя его для выявления их настроений. Как и следовало ожидать, пьеса Фанни вызывает у них резко отрицательную реакцию. Преисполненные негодования, они адресуют свои претензии не столько начинающей писательнице, колько ее идейному вдохновителю – Бернарду Шоу. Правда, они не сразу догадываются о его причастности к этому небольшому литературному скандалу. Как и сам Бернард Шоу, Фанни сохраняет инкогнито. И критика лишь спустя некоторое время узнает имя анонимного автора пьесы. Стремясь угадать его, критики не делают различий между современными драматургами самой полярной творческой индивидуальности и далеко не однородных идейных убеждений. Радикальный Гренвилл – Баркер ставится в один ряд с умеренно либеральным Пинеро. Это говорит не только о панической боязни любых нововведений, испытываемой блюстителями литературных "устоев", но и об их эстетической глухоте. В полной мере их тупой консерватизм проявляется в отношении к Шоу. Инвективы против Шоу – это общие места из недоброжелательных рецензий на его пьесы: "интеллект и никаких эмоций", "Шопенгауэр из четвертых рук", "его герои-марионетки" и т. д. Ирония этой драматической ситуации усугубляется тем, что и сам Шоу выступает здесь не только в роли "соавтора" пьесы, но и ее критика. Смеясь над своими противниками, он подсмеивается и над самим собой.

В "пьесе Фанни" есть элемент самопародии и большая доза характерного для Шоу лукавства. Воинственно утверждая программу пробуждения личности в качестве метода общественного переустройства, драматург в то же время демонстрирует скромные результаты этого реформаторского акта, фабианское происхождение которого совершенно недвусмысленно указывается в пьесе: Фанни принадлежит к фабианскому обществу.

"Пробуждение" не влечет за собою существенных изменений в характере жизненного уклада героев пьесы. "Пробудившись", они существуют в условиях того же комфортабельного викторианского жилища, за стенами которого устойчивые атрибуты общественной жизни Англии. Непреодолимость традиции в пьесе утверждается и чисто драматургически. В ней все время идет ироническая игра с мелодраматическими "штампами". Несовместимые, казалось бы, идейной направленностью пьесы, они пародируются в финале в сгущенном виде. История переодетого герцога, который стал лакеем в доме почтенного буржуа и, влюбившись в дочь хозяина, предложил ей свою руку, пародирует банальные сюжеты дешевых мелодрам, заполонивших английскую сцену. Требуя преодоления традиции, Шоу в то же время как бы демонстрирует ее цепкость и упорство. Попытка построить пьесу на новой и необычной сюжетной основе приводит только к тому, что, выбитая из привычкой колеи, она с новой силой устремляется в прежнее русло. Этот парадокс касается не только формальной стороны пьесы, но в какой – то мере и ее Содержания.

Инерция "привычного" подчеркивается самим направлением драматического развития. Почтенные представители старшего поколения, в начале пьесы испытывающие беспокойство и недовольство, в конце концов успокаиваются. Они, по – видимому, догадываются, что взволновавшая их скандальная история отнюдь не приведет к потрясению основ викторианского благополучия. Недаром автором "пьесы Фанни" является молодая девушка. Ее произведение, как иронически намекает Шоу, это только "чтение для молодых девиц" и в качестве такового не должно вызывать ни малейшего беспокойства. И лишь граничащая с кретинизмом тупость консервативных критиков и их патологическая боязнь всяких нововведений мешают им увидеть полную безобидность подобных "бурь в стакане воды".

Я участвовал в постановке "Наших мальчиков". – Речь идет о комедии модного английского драматурга Генри Джеймса Байрона (1834-1884), написанной в 1875 г.

Чимароза, Доменико (1749-1801) – итальянский композитор, автор свыше восьмидесяти опер.

Перголези, Джованни Баттиста (1710-1736) – итальянский композитор, создатель оперы – буфф.

В священной стране Байрона, Шелли, Браунингов, Тернера и Раскина – то есть в Италии, где все они провели значительную часть своей жизни. Браунинги – английские поэты, муж и жена. Роберт (1812-1889) и Элизабет (1806-1861). Тернер, Джозеф Уильям (1775-1851) – английский пейзажист.

Коломбина, Арлекин, Панталоне – персонажи итальянской комедии масок. Маскарилъ, Сганарелъ – постоянные комические персонажи старинной испанской и французской комедии, хитрые и ловкие слуги.

Гримальди, Джозеф (1779-1837) – английский комедийный артист; прославился исполнением роли Арлекина в английской пантомиме, многое заимствовавшей из итальянской комедии масок.

"Электра" (1908) – опера немецкого композитора Рихарда Штрауса (1864-1949).

Бессмертный Стагирит – великий древнегреческий мыслитель Аристотель (384-322 до н. э.), родиной которого была греческая колония Стагира во Фракии.

Арамис – один из трех мушкетеров в авантюрном романе французского писателя А. Дюма – отца (1803-1870) "Три мушкетера" (1844).

Четырнадцать дней... – Четырнадцатидневный арест налагается обычно в Англии за уличный скандал.

Суфражистка – участница буржуазного женского движения, требовавшего равноправия женщин и в первую очередь предоставления им избирательных прав.

Уормвуд-Скрабз – тюрьма в западной части Лондона.

Холоуэйская тюрьма – тюрьма в северной части Лондона для непродолжительного тюремного заключения.

Entente cordiale – дружественный союз Англии, Франции и России, окончательно оформившийся в 1907 году.

Дэнмарк-хилл – один из фешенебельных районов южной части Лондона.

Кэмберуэлл – южный пригород Лондона, известный своими парками.

Сан-Франциско, Ямайка, Мартиника, Мессина.– Речь идет о крупных землетрясениях в этих местах.

Веллингтон (1769-1852) – герцог, английский полководец и государственный деятель; принадлежал к крайнему правому крылу консервативной партии.

Нелсон, Горацио (1758-1805) – английский адмирал.

Он унизил себя, чтобы победить. – Намек на комедию выдающегося английского писателя О. Голдсмита (1728-1774) "Она смиряется, чтобы победить, или Ошибки одной ночи" (1773).

Пинеро, Артур (1855-1934) и Джонс, Генри Артур (18511929) – модные английские драматурги-бытописатели конца XIX века.

Гренвилл-Баркер, Харли (1877-1946) – английский драматург, последователь Б. Шоу; его пьеса "Мадрасский дом" написана в 1910 г.

Барри, Джеймс Мэтью (1860-1937) – английский романист, драматург и детский писатель, широко популярный в мелкобуржуазных кругах Англии. Пьеса "Великолепный Кричтон" написана в 1903 г. Миссис Тэнкерей, Айрис – героини пьес Пинеро.

"Леди из Лиона" (или "Красавица из Лиона") (1838)пьеса Булвер-Литтона (1803-1873).

Леди Констэнс Литтон (1869-1923) – английская суфражистка; за свою деятельность неоднократно подвергалась тюремному заключению.

Кампанилья. – Имеется в виду колокольня собора св. Марка в Венеции, построенная в XII в. и рухнувшая 14 июля 1902 г.