Текст книги "Круг"

Автор книги: Бернар Миньер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Сервас пристально посмотрел на ирландца. В студенческие годы эта мысль не приходила ему в голову, но ведь Аодагану было тогда всего сорок. Он, как и все, не остался равнодушным к прелестям Марианны. К исходившему от нее флеру загадочности и превосходства. К тому дуновению безумия, что веяло вокруг нее.

– Давид – лучший друг Юго.

– Я знаю, кто такой Давид. А что Виржини?

– Маленькая брюнетка, пышечка в очках. Очень живая, умная. И очень властная. Она создана, чтобы повелевать окружающими, уж ты мне поверь. Другие, впрочем, тоже. Вы были на это запрограммированы, так ведь? Вам на роду было написано стать патронами, главами Управлений людскими ресурсами, министрами и бог знает кем еще.

Внезапно Сервас кое-что вспомнил.

– В пятницу вечером, когда мы приехали в Марсак, отключилось электричество…

– Мне повезло, у меня есть запасной генератор. Авария произошла за десять минут до окончания матча… Черт, не могу поверить, – пробурчал Аодаган.

– Во что ты не можешь поверить?

– В то, что ты стал полицейским… – Он протяжно вздохнул. – Знаешь, в семидесятых я сидел в Лонг Кэш, самой жуткой тюрьме Северной Ирландии… Ты когда-нибудь слышал о блоках «эн»? Режим повышенной безопасности. А называли их так потому, что с воздуха они напоминали букву «эн». Лонг Кэш была когда-то военной базой, где британская армия держала республиканцев и ирландских лоялистов, боровшихся против английской оккупации. Обветшавшие строения, грязь, влажность, рамы без стекол, жуткая антисанитария… И мерзавцы-надзиратели, чистой воды нацисты. Зимой было так холодно, что мы не могли спать. Я участвовал в знаменитой голодовке тысяча девятьсот восемьдесят первого года, когда Бобби Сэндз ничего не ел шестьдесят шесть дней и умер. Хотя за месяц до смерти ирландский народ избрал его депутатом, но Маргарет Тэтчер осталась непреклонной. Я участвовал в «Стачке одеял» – мы отказались носить тюремные робы и, несмотря на адский холод, ходили голыми, прикрываясь завшивленными одеялами. В том же году я примкнул к «Грязному протесту» – заключенные перестали мыться, мазали стены камер дерьмом и ссали на пол, протестуя против пыток и жестокого обращения. Нас кормили гнилыми продуктами, били, пытали и унижали… Я не сломался, ни в чем не уступил. Я ненавижу людей в форме, мой молодой друг, даже если она невидима.

– Значит, это правда…

– Что именно?

– Что ты был в ИРА.

Аодаган послал сыщику непроницаемый взгляд и ничего не сказал.

– Я слышал, когда-то ИРА вела себя в гетто как самая настоящая полиция, – поддал жару Сервас.

В глазах его собеседника заплескалась ярость. Этот человек ничего не забыл.

– Юго – хороший парень. – Аодаган решил сменить тему. – Думаешь, он виновен?

Мартен колебался.

– Не знаю. Потому и прошу о помощи. Забудь, что я из полиции, и помоги.

– Очень жаль, но я ничего не заметил.

– Возможно, есть другой способ… Поговори с людьми, задай правильные вопросы, постарайся выяснить, кто что видел и слышал.

Лицо ирландца выражало недоверчивое изумление.

– Хочешь, чтобы я шпионил и разнюхивал для легавых?

Сервас пропустил эту фразу мимо ушей.

– Я хочу, чтобы ты помог мне вытащить из тюрьмы невиновного человека, – отрезал он. – Мальчишка со вчерашнего дня сидит под замком. Он ведь тебе нравится. Достаточно веский довод?

Аодаган испепелил Серваса взглядом, но майор видел, что ирландец задумался.

– Вот как мы поступим, – сказал он наконец. – Я сообщу тебе всю оправдательную информацию, какую смогу накопать, но оставлю при себе факты, свидетельствующие против Юго или кого-то другого.

– Черт бы тебя побрал, Аодаган! – Сыщик повысил голос. – Убита женщина. Ее пытали, потом утопили – в собственной ванне. Возможно, где-то рядом бродит убийца, готовый напасть снова!

– Полицейский здесь ты, – ухмыльнулся ирландец и встал. – Решать тебе.

В 17.31 он вышел на маленькую площадь. Посмотрел на затянутое чернильно-черными тучами небо. Снова будет дождь. Тревога не отпускала Серваса, у него сосало под ложечкой – мерзкое ощущение…

В пятницу вечером на этой площади что-то происходило. Юго говорит, что ему не по себе – еще нет 20.30, матч с участием сборной Франции пока не начался. Он направляется к своей машине. Кто-то идет следом за ним. Этот кто-то находился в пабе, среди посетителей, и выжидал.

Через полтора часа жандармы обнаружили Юго в доме Клер Дьемар. Что произошло сразу после того, как парень покинул паб? Он был один или с кем-то? В какой момент он отключился?

Майор обвел взглядом стоянку и ряды машин. Где-то далеко прогремел гром, нарушив вечерний покой. Порыв горячего ветра растрепал ему волосы, несколько тяжелых капель выпали из влажного воздуха и шлепнулись на землю. На другой стороне площади стояло самое высокое здание Марсака – десять блочных этажей, – этакая уродливая бородавка среди добротных городских домов и частных особняков. На первом этаже располагались собачий салон красоты, агентство «Pole Emploi» и банк. Сервас сразу их заметил. Камеры наблюдения банка… Две штуки. Одна пишет пространство над входом, другая – всю остальную площадь. А значит, и парковку… Сервас нервно сглотнул. Это будет слишком большим везением. И это слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. Но проверить все равно придется.

Он запер джип и пошел вдоль машин по направлению к камере.

Она была повернута в нужном направлении. Сыщик обернулся и посмотрел на вход в паб. Метров двадцать пять, не меньше… Теперь все будет зависеть от качества изображения. Камера находится слишком далеко, чтобы опознать выходящего из паба человека – если не знать, о ком идет речь. Возможно, удастся проверить, выходил ли кто-нибудь еще после Юго…

Сервас нажал на кнопку звонка, и дверь открылась. Он миновал просторный холл, прошел мимо клиентов, ждущих своей очереди у окошек, пересек белую линию и показал значок одной из четырех служащих.

За стеклом на стойке была выставлена монета с изображением Супергероя и логотипом банка. Сервас подумал, что рекламщики не лишены чувства юмора. Где был их Супербанкир с декабря 2007-го по октябрь 2008-го, когда акционеры во всем мире потеряли 20 000 миллиардов долларов – то есть половину всех богатств, произведенных за год на планете, – из-за алчности, ослепления и некомпетентности банков, инвесторов и трейдеров? И где он будет, когда банку придется списать долги грекам, португальцам и испанцам?

Майор объяснил, что ему необходимо срочно видеть директора банка, и сотрудница сделала звонок. Через две минуты к нему подошел мужчина лет пятидесяти в костюме и галстуке с непроницаемым выражением лица и протянул руку для приветствия.

– Следуйте за мной, – сказал он.

Застекленный кабинет в конце коридора. Директор пригласил сыщика сесть, тот отказался и в двух словах объяснил, о чем идет речь. Директор приложил палец к нижней губе.

– Думаю, это можно устроить, – произнес он наконец. – Идемте.

Они покинули кабинет-аквариум, дошли до конца коридора, и директор открыл дверь в клетушку с крошечным окошком матового стекла. На столе стояло автоматическое видеозаписывающее устройство, рядом находился 19-дюймовый экран. Директор банка нажал на кнопку включения.

– У нас четыре камеры, – пояснил он. – Две внутри и две снаружи, хотя страховая компания не настаивала именно на таком количестве. Единственным требованием было вести видеонаблюдение за банкоматом. Вот, взгляните.

На экране появились четыре картинки.

– Меня интересует вот эта камера. – Сервас ткнул пальцем в левый верхний прямоугольник с изображением парковки.

Директор нажал на кнопку № 4 на пульте, и картинка заняла весь монитор. Сервас заметил, что изображение слегка расплывалось на уровне входа в паб.

– Вы записываете в режиме нон-стоп или устройство включается, реагируя на датчики движения?

– В помещении камеры пишут постоянно – кроме той, что отвечает за банкомат. Запись закольцована.

Мартен расстроился.

– Значит, запись за прошлую пятницу стерта последующими?

– Вовсе нет, – улыбнулся директор. – Нужная вам камера реагирует и на датчики движения и включается, когда что-то происходит на парковке, то есть днем – часто, а ночью – крайне редко. Кроме того, камера записывает ограниченное количество кадров в секунду – из экономии. Если память мне не изменяет, жесткий диск имеет объем один терабайт – этого более чем достаточно. Мы храним записи в течение строго определенного срока.

У Серваса участился пульс.

– Не спрашивайте, как это функционирует, – сказал директор, протягивая сыщику пульт. – Хотите, чтобы я пригласил техника? Он будет здесь через полчаса.

Сервас взглянул на обозначение времени в углу экрана, на листок в пластиковом пакетике, приклеенный скотчем к столу, на котором было написано «Инструкция по использованию системы наблюдения».

– Не стоит, справлюсь сам.

Директор посмотрел на часы.

– Мы закрываемся через десять минут. Может, придете завтра?

Сыщик задумался. Время поджимало, и ему не терпелось прояснить ситуацию. Нет, он не может терять ни минуты.

– Я останусь здесь. Объясните, что делать, когда я закончу.

Директор слегка напрягся.

– Я не могу оставить банк открытым, даже если вы будете внутри… – Он помолчал, прикидывая варианты. – Я вас закрою, но сигнализацию отключу – не хочу, чтобы вы случайно ее запустили и примчалась кавалерия. – Он показал Сервасу номер на экране своего сотового. – Когда закончите, позвоните: я живу рядом, приду, закрою за вами и включу сигнализацию.

Сервас ввел номер банкира в записную книжку, и тот вышел, оставив дверь приоткрытой. Майор слышал, как уходят последние клиенты, как служащие собирают вещи, прощаются и покидают банк.

Через пять минут директор зашел проститься и спросил:

– Ну как, разберетесь?

Мартен кивнул, хотя успел засомневаться в своей сообразительности. Система оказалась чертовски сложной – во всяком случае, для такого тупого в техническом смысле человека. Он начал тыкать в кнопки на пульте – картинка исчезла, потом вернулась. В конце концов ему удалось получить изображение во весь экран, но качество было более чем посредственное. Сервас чертыхнулся. Нигде в треклятой инструкции не упоминалось, как считывать записи. Бесполезная бумажка – как и все прочие инструкции на свете.

В 18.45 он почувствовал, что обливается потом. В комнатушке было градусов тридцать пять, не меньше, и Сервас открыл выходившее на тупик окошко. Оно было защищено решеткой с толстыми прутьями, но майор разглядел, что снова пошел дождь. Мерный стук капель по асфальту и долгожданная свежесть заполнили тесное пространство аппаратной.

В 19.07 Мартен наконец разобрался в последовательности действий. Выведя на экран картинку с камеры, записывающей происходящее на парковке, он понял: единственный способ добраться до нужного момента, незадолго до 20.30 в прошлую пятницу (если таковой существует), это просмотреть запись в ускоренном режиме.

Он сделал первую попытку, но по какой-то загадочной причине запись через несколько минут вернулась к исходной точке.

– ЧЕРТ, ЧЕРТ, ЧЕРТ, ЧЕРТ!

Голос Серваса эхом отозвался в коридоре и пустых холлах. Он сделал глубокий вдох. Спокойно. У тебя получится. Сыщик так сильно потел, что рубашка прилипла к спине. Он решил просмотреть запись до определенного места – сначала в ускоренном режиме, потом в обычном – и вернуться к первому режиму чуть позже по времени.

В 19.23 у него участилось сердцебиение. 20.12… Он пустил запись в штатном режиме. Камера включилась именно в этот момент, среагировав на выезжающую машину. Сервас увидел, как она проехала мимо камеры, и заметил вспышку. Над Марсаком разразилась гроза, водитель включил дворники, и Сервас практически ничего не мог разглядеть, но потом ему все-таки повезло, и на короткий миг он увидел лица мужчины и женщины лет за пятьдесят… Очередное разочарование. Запись возобновилась в 20.26 – еще одна машина за завесой дождя… День угасал, но система компенсировала нехватку освещенности; тем не менее изображение входа в паб на заднем плане все больше расплывалось. Сервас не был уверен, что сумеет хоть что-нибудь разобрать, если из паба выйдет человек… Он потер веки. Глаза болели от напряжения; шум дождя был таким оглушительным, как будто исходил от экрана. Внезапно сыщик напрягся. Юго… Вот он, выходит из паба. Никаких сомнений, это он. На нем та же одежда, что и в вечер убийства. Стрижка и форма лица совпадают. Мартен нервно сглотнул, понимая, что следующие несколько секунд будут решающими.

Давай. Ну же, вперед.

Молодой человек шагнул под дождь и пошел между машинами. Остановился, поднял глаза к небу. Застыл на несколько секунд.

Господи, что ты творишь?

Может, запись снова зависла? Сервас колебался, не зная, что предпринять. Он не выпускал из поля зрения вход в паб, но там ничего не происходило… У сыщика так вспотели руки, что пальцы оставляли влажные следы на пульте. Давай же… Сервас искал на экране машину, которую Юго оставил у дома Клер Дьемар, но не видел ее. Что за наваждение, где-то же она должна быть! Неожиданно парень повернул направо и исчез… Только не это! В центре парковки находилось какое-то служебное техническое сооружение, за которым и припарковался Юго. Сервас в который уже раз чертыхнулся, сжал руку в кулак, собираясь трахнуть по столу, но тут заметил, что дверь паба открылась…

Господи боже ты мой!

Сервас не ошибся. Он приоткрыл рот, не отводя взгляд от экрана. У него есть шанс. Малюсенький. Микроскопический. Давай, милый, шевели ножками… Силуэт направился по проходу в сторону камеры – походка у него была слегка дерганая из-за постоянных стоп-кадров – к тому месту, где предположительно стояла машина Юго. У майора пересохло в горле. Второй человек, высокий и худой, был в толстовке с капюшоном на голове. Ну что за день сегодня! Сервас почему-то не сомневался, что не увидит лица, и это приводило его в бешенство. Но один положительный момент все же был: запись подтверждала слова Бохановски, хотя решающей уликой не являлась. Силуэт в капюшоне исчез за углом.

И что теперь?

У него есть еще один шанс… Машина даст задний ход и в какой-то момент попадет в поле обзора камеры… Возможно, он разглядит, кто сидел за рулем. Сервас едва дышал от напряжения. Слишком долгая пауза… Что-то происходит.

Какой-то шум.

Мартен дернулся, как от пинка. Он слышал шум – не с улицы, внутри банка.

– КТО ЗДЕСЬ?

Никто не отозвался. Наверное, показалось. Летний дождь так громко барабанил по стеклу, что он мог ошибиться. Снова прогремел гром. Сервас взглянул на экран. Нет, он определенно что-то слышал… Сыщик нажал на «стоп» и встал. Вышел в коридор.

– Эй, кто там?

Его голос взлетел под потолок пустого зала. На другом конце находилась металлическая дверь запасного выхода с горизонтальным запирающим механизмом. Она была закрыта.

Подумав, Мартен направился в сторону большого зала. Никого. Окошки, ряды цветных кресел, белая линия… Пусто. Сервас обернулся.

Разве что… да, теперь он почувствовал…

Легкий сквознячок.

Дует где-то между окном комнаты видеонаблюдения и… каким-то другим проемом. Майор взглянул на площадь через застекленные двери. Они тоже были закрыты. Зал постепенно погружался в темноту и тишину. Сервасу казалось, что кто-то дергает его за обнаженные нервы. Он расстегнул висевшую на бедре кобуру. Полузабытый жест, он не прибегал к нему много месяцев – с зимы 2008–2009-го, если быть точным.

Со времен Гиртмана…

Проклятье!

Сервас миновал окошки касс и медленно и осторожно пошел по другому коридору, не выпуская из рук оружия. Оставалось надеяться, что никто не окажется в этот момент у дверей банка и не заметит его. Сервас не стал бы клясться, что не поддался паранойе. Пусть так, но оружие не помешает, хотя пускать его в ход не хотелось бы. Пот заливал глаза, и Сервас все время смаргивал.

Второй коридор оказался короче первого, там была всего одна дверь. В туалет.

Он присел на корточки и подставил ладонь под дверь, чтобы проверить.

Тянуло именно отсюда.

Он осторожно толкнул створку, преодолев сопротивление пружины, и в нос ему ударил запах чистящих средств. Сквозняк сразу усилился, и Сервас еще больше напрягся. Дверь мужского туалета.

Она была открыта.

Уборщик забыл закрыть окно, но этого никто не заметил, поскольку директор не включил сигнализацию. Сервас пытался найти простое объяснение. Бритва Оккама.[33]33
  «Бритва Оккама» – методологический принцип, гласящий: «Не следует множить сущее без необходимости»; также называется принципом бережливости, или законом экономии. Порой формулируется по-другому: «То, что можно объяснить посредством меньшего, не следует выражать посредством большего».


[Закрыть] Идея о том, что некто проник в банк, чтобы напасть на него, казалась притянутой за уши: это можно было сделать в любом другом месте.

Мартен встал на унитаз и оказался на высоте маленького зарешеченного окошка. За стеклом по-прежнему шел дождь. Ничего необычного. Он слезал на пол, когда снова услышал этот шум – вне туалета, но внутри банка. Кровь закипела в жилах, как вода под напором турбины. Страх явился незваным гостем, сердце заколотилось, ноги стали ватными. Там действительно кто-то есть… Он еще крепче сжал рукоять пистолета влажной ладонью.

Нужно вызвать подкрепление. А вдруг он ошибается? Сервас представил себе броские заголовки: «У полицейского случился параноидальный припадок в пустом здании банка». Он может позвонить директору, сказать, что не справляется с аппаратурой. И что потом? Придется сидеть здесь и ждать, пока кто-нибудь появится? Размышления прервал новый звук – хлопнула закрывшаяся дверь запасного выхода.

О господи!

Сервас выбежал из туалета, вихрем пронесся мимо операционных касс, поскользнулся на повороте, преодолел коридор и выскочил на лестницу через металлическую дверь. Пролетом выше кто-то топал по ступенькам. Черт! Сервас бросился в погоню. Два пролета – дверь – этаж. Шаги грохотали по ступенькам. Майор прислушивался, не хлопнет ли дверь, чтобы не упустить беглеца, но тот не останавливался. Через три этажа сыщик выдохся – пришлось уцепиться за металлические перила, – а на седьмом понял, что придется отдохнуть, и согнулся пополам, уперев ладони в колени. Дышал он шумно, со свистом, пот капал с кончика носа, рубашка на спине промокла насквозь. Тот, за кем он гнался, лез все выше, и Сервас возобновил погоню. Он был на восьмом, когда над его головой скрипнула и с шумным лязгом захлопнулась металлическая дверь. Сердце билось так отчаянно, что сыщик подумал: «Будет верхом идиотизма сдохнуть от инфаркта, гоняясь за убийцей!»

Десятый этаж.

Последние два пролета он преодолел на чистой силе воли. Крыша… Вот откуда этот металлический лязг. Беглец на крыше. Сервасом овладел животный ужас. Он вспомнил свое пиренейское расследование. Головокружение. Страх высоты. Сервас колебался.

Перекладывая оружие из одной руки в другую, он вытер потные ладони о брюки, промокнул лицо рукавом и постарался успокоиться, не спуская глаз с металлической двери.

Что его там ждет? Вдруг это ловушка?

Он хорошо понимал, что злосчастная фобия ставит его в уязвимое положение. Но у него оружие…

А вооружен ли противник?

Сервас не знал, на что решиться, но нетерпение и цейтнот подталкивали его в спину. Он взялся дрожащей рукой за металлическую задвижку, толкнул створку, и она скрипнула. Гроза, молнии, ветер и дождь кинулись ему в лицо, как фурии, ветер дул гораздо сильнее, чем внизу. Терраса, ровная площадка с низким бетонным бордюром, была посыпана гравием. Серваса затошнило при взгляде на далекие крыши Марсака, шпиль церкви в вате облаков, вымокшие холмы и бескрайнее, как море, грозовое небо. Дверь у него за спиной захлопнулась. Куда он подевался? Майор огляделся и заметил бетонные кубы с вентиляционными отдушинами. На полу в три ряда были проложены толстые трубы.

Да где же он?

Дождь перешел в ливень. Вода стекала за шиворот, капли барабанили по черепу, били в лицо. Над городом стояли черные тучи. Бледные вспышки молний выхватывали из темноты холмы. Сыщику на мгновение показалось, что он подвешен в небе.

Свист ветра в ушах.

Шум слева…

Сыщик повернул голову, вскинул оружие, и тут его мозг за сотую долю секунды просчитал ситуацию: «Ловушка». Камешек или какой-то другой предмет бросили, чтобы отвлечь его внимание.

Он услышал – увы, слишком поздно – топот, его сильно ударили по спине, обхватили за талию и толкнули вперед. Паника мгновенно лишила Серваса сил, ноги подогнулись, он взмахнул руками и выронил оружие.

Его снова толкнули, потащили. Напавший на майора человек воспользовался эффектом неожиданности, тот не успел среагировать и покатился к краю крыши…

За которым была пустота!

– НННЕЕЕТ!

Мартен услышал собственный отчаянный вопль, увидел стремительно приближающийся бортик, наплывающий, как в фильме ужасов, пейзаж. Он отчаянно пытался затормозить, упираясь подошвами в гравий.

Десять этажей.

Внизу деревья, сад, напоминающий английский парк, кирпичные здания с белыми карнизами, крыши, квадратная колокольня со шпилем, машина, голубь… Страх, дождь и головокружение помутили зрение… Он закричал. Сейчас его тело перекатится через ограждение и полетит вниз…

Сыщик балансировал на краю, удерживаемый рукой врага, потом его ударили по голове – так сильно, что искры посыпались из глаз, и он потерял сознание.

Ирен Циглер и Жужка Сматанова приземлились в аэропорту Тулуза-Бланьяк в 20.30 вечера. Полет с Санторина продлился меньше двух часов. Перед глазами у них все еще стояла картина вулканического островка, отвесной стодвадцатиметровой скалы, вырастающей из моря, и белых домиков, примостившихся на вершине древнего вулкана на манер клякс птичьего помета.

Они забрали багаж и направились в зал «Д», откуда бесплатный челнок должен был довезти их до эконом-парковки, где уже месяц стояла их машина. Обошлось им это в 108 евро. В отпуске Циглер вела в уме подсчеты. Практически все расходы взяла на себя словачка. Сама Ирен купила билет туда и обратно и дважды платила за ужин – на Паросе и Наксосе. Да уж, стриптизерша и управляющая ночным клубом зарабатывала куда больше офицера Национальной жандармерии. Ирен уже задавалась вопросом, как отреагирует ее начальство, если, не приведи Господь, узнает, что у нее роман со стриптизершей, которая оплачивает часть ее счетов, но твердо решила: если придется выбирать между работой и Жужкой, она сделает выбор без колебаний.

Они шли, везя за собой чемоданы на колесиках, смотрели на ливень за стеклом и с ностальгической грустью вспоминали греческое солнце. Внезапно Ирен остановилась у газетного киоска.

– В чем дело? – спросила Жужка.

– Подожди.

Словачка недоумевающе посмотрела на подругу. Ирен подошла к стойке. Снимок не лучшего качества, но лицо можно узнать. С первой полосы на нее смотрел Мартен Сервас. Заголовок гласил:

«ГИРТМАН ПИШЕТ ПОЛИЦИИ».