Текст книги "Кровожадные сказки"

Автор книги: Бернар Кирини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Любовная мешанина
Перевод Н. Хотинской

Эдуард Ренувье снимал на год номер на третьем этаже гостиницы в двух шагах от банка, где он служил. Человек он был богатый, и цена для него не имела значения. Впрочем, гостиница была не из шикарных – ничего общего с дорогими отелями, в которых останавливался Ренувье в деловых поездках. Но его и такая вполне устраивала: главное, что она находилась в двух шагах от его работы и он мог за считанные минуты добраться туда из конторы пешком. Выходила она на тихую улицу, и это тоже было немаловажно, ибо Ренувье ценил конфиденциальность: причины, по которым он приходил туда трижды в неделю, ее в какой-то мере требовали.

Читатель, наверно, уже вообразил себе Ренувье-лодыря, между двумя деловыми встречами покидавшего рабочее место, чтобы отправиться вздремнуть; или же – гипотеза еще более несуразная – что он занимался темными делишками и использовал номер для хранения украденных из банка денег. На самом деле все было проще: несмотря на солидный возраст – под шестьдесят, – Ренувье был самым настоящим Дон Жуаном; имея жену и трех любовниц, он не желал ни одной из них терять, а это предполагало умение четко распределять свое время.

За долгое время, методом проб и ошибок, Ренувье выработал следующую систему, которую находил весьма удобной. Три дня в неделю он отводил семье, три – любовницам; воскресенье же проводил один в загородном домике на берегу озера, доставшемся ему в наследство от отца, и предавался своей страсти – рыбалке: занятие это, по его мнению, требовало полнейшего одиночества. В понедельник вечером он встречался с Элен, двадцатишестилетней студенткой философского факультета, которая после любви вела с ним разговоры об Аристотеле и Гегеле. Вечер среды принадлежал Изабелле, учительнице математики тридцати восьми лет, за чьей строгой повадкой и холодным лицом, в полном соответствии с профессией, трудно было угадать разнузданную и неутомимую любовницу. А в пятницу Ренувье спешил к Паулине, вдове коллеги, погибшего несколько лет назад в автокатастрофе на горной дороге в Монако; она была старше его, но именно ее из всех троих он сильнее всего вожделел. Она обожала литературу и драматические истории, и он в свое время преподнес ей в подарок роман Жува [12]12
  Пьер Жан Жув (1887–1976) – французский поэт, прозаик, эссеист, переводчик.


[Закрыть]«Паулина 1880», решив, что ее порадует хорошая книга, названная к тому же ее именем. Она читала ее раньше, однако изобразила удивление и с тех пор в сладостные часы после их постельных игр иной раз доставала книгу из сумочки, чтобы прочесть ему несколько строк, в то время как он целовал ее плечи, затылок и волосы. Ну а вечера вторника, четверга и субботы Ренувье проводил со своей женой Элизой и сыном Мартеном в их квартире на авеню Монтень.

Всем своим женщинам он без зазрения совести лгал. Элизе объяснял, что завален работой, а еще посещает политические кружки и клубы, где встречается с высокопоставленными людьми, необходимыми для его карьеры. Понимая, что мужу нужны полезные знакомства, Элиза мирилась с его отсутствием три вечера в неделю. Трем любовницам Эдуард заговаривал зубы рассказами о командировках в нью-йоркский филиал и совещаниях на Ближнем Востоке. Выкручивался он неплохо, потому что умел лгать и внушал доверие – первейшее качество при его работе. Так, юная Элен была убеждена, что он проводит в Париже только два дня в неделю, а в остальное время разъезжает по столицам мира, улаживая важные дела; один вечер для жены, второй для любовницы – это казалось ей приемлемым компромиссом. Изабелла полагала, что он состоит в тайной организации, объединяющей финансистов, администраторов и предпринимателей-евреев, – до этой нелепицы она додумалась сама, Ренувье даже не пришлось ничего сочинять. Он лишь поддерживал ее заблуждение, то и дело роняя туманные слова, позволяющие предположить, будто ему открыты двери в некие секретные инстанции, недоступные простым смертным. Она была от этого в восторге и с пониманием относилась к тому, что тайная деятельность отнимала все его время. Паулиной же и вовсе легко было манипулировать в силу ее наивности. Встречи раз в неделю для нее были в порядке вещей: она полагала, что если Ренувье не свободен в другие вечера, то на это есть причины, что причины эти имеют отношение к его делам, а его дела ее не касались, да, по правде сказать, и не интересовали. Для Ренувье это доверие было бальзамом на сердце; он видел в нем залог их счастливого союза и, главное, был рад, что не нужно выдумывать новых оправданий.

Так и жил наш пострел между четырьмя женщинами и был вполне доволен; ни за что на свете не изменил бы он свой образ жизни, а если бы ему пришлось выбирать между любовницами, сильно затруднился бы в выборе. Он частенько задавался вопросом: что будет, если он не сможет больше вести параллельно четыре жизни? Если придется покончить хотя бы с одной, какие губы ему легче будет потерять, чей голос он готов больше не слышать? Ответить он не мог: ему были равно необходимы глаза Изабеллы и волосы Элен, груди Паулины и запах Элизы. Наш герой даже многоженцем себя не числил, поскольку жизни его были параллельны и он всегда чувствовал себя любовником только одной женщины: Элен в понедельник, Изабеллы в среду, Паулины в пятницу и Элизы во все остальные дни. Его сердце походило на комод аккуратной хозяйки: в каждом ящике хранилось по одной связи; выдвигая один, о других он начисто забывал.

Более того, Ренувье очень растерялся бы, случись, к примеру, чувствам понедельника смешаться с эмоциями четверга или «ящику» вторника поменяться местами с «ящиком» среды. Подобный хаос был маловероятен при том, сколько усилий он прилагал, чтобы Изабелла, Элен и Паулина никогда не пересекались и не подозревали о существовании друг друга. Однако это произошло, о чем сейчас и пойдет рассказ.

Все началось в один январский понедельник, вскоре после новогодних праздников. Ренувье покинул свою квартиру на авеню Монтень в восемь часов и через пятнадцать минут был в банке. Он работал до одиннадцати двадцати, затем, выпив кофе, отправился на совещание, которое продолжалось до двенадцати сорока; потом он пообедал с коллегами в ресторане неподалеку. Вернувшись в четырнадцать часов, он работал без перерыва до восемнадцати пятидесяти четырех. После чего, точный, как солдат на маневрах, закрыл свои папки, надел пальто, вышел из кабинета и на лифте спустился на первый этаж; из большого холла он устремился во вращающуюся дверь и оказался на улице. Путь пешком занял четыре минуты, и в восемнадцать пятьдесят девять он вошел в гостиницу, о которой говорилось выше; поздоровавшись с портье, поднялся по лестнице на четыре пролета, прошел узким коридором и открыл дверь своего номера под далекий бой часов, с седьмым ударом. Элен, уже раздетая, лежала на кровати и читала учебник философии.

– Ровно семь, – сказала она. – Даже Кант не был столь пунктуален.

– Ему и повезло куда меньше, – ответил Ренувье, наклоняясь, чтобы поцеловать ее.

– Почему же?

Ее рука скользнула под рубашку Ренувье и начала расстегивать пуговицы.

– Бедняга ведь умер девственником, не так ли? – сказал он.

– Это не помешало ему быть хорошим философом.

– Всю свою славу и весь талант он отдал бы за четверть часа в твоих объятиях.

Ренувье дал себя раздеть, буквально тая от ласк самой молодой из своих любовниц. После любви они ненадолго задремали, а потом просто лежали, болтая. Беседа была, как всегда, довольно бессвязной, слова любви перемежались философскими рассуждениями. Ренувье полусидел, опираясь спиной на подушки, сложенные в изголовье кровати; Элен прикорнула рядом, прижавшись щекой к его плечу. В другом углу номера, напротив кровати, стоял туалетный столик с поднятым зеркалом. Ренувье видел в нем свое отражение. Элен привстала, чтобы запечатлеть на его щеке поцелуй. Но в зеркале отразилась почему-то не она, а Паулина – пятничная любовница. Ренувье зажмурился, снова открыл глаза: да, именно Паулину видел он в зеркале, а не лежавшую рядом Элен. Сердце забилось чаще, ему стало страшно. Элен как раз собралась встать и пойти в ванную; он удержал ее за руку, испугавшись, что и она увидит в зеркале не свое лицо, и привлек к себе, сказав, что хочет еще поласкать. Он непрестанно переводил взгляд с Элен на зеркало и обратно, и каждый раз чудо повторялось: вместо Элен зеркало отражало Паулину. Что за тайна? Ренувье был вдвойне испуган: сверхъестественным феноменом, во-первых, а во-вторых, мыслью, что Элен увидит Паулину. Он умолил Элен продолжить любовные игры и, чтобы скрыть от нее туалетный столик, увлек под простыню. Когда же они закончили, он поспешно встал первым, чтобы опустить зеркало. Он так переволновался, что скомкал вечер с Элен, сославшись на головную боль, и пообещал, чтобы девушка не дулась, в следующий понедельник повести ее в ресторан. Они покинули номер около двадцати одного часа, и Ренувье, прежде чем выйти, на всякий случай положил на туалетный столик толстый телефонный справочник, найденный в прикроватной тумбочке, чтобы зеркало со всей этой чертовщиной не поднялось само собой.

Ренувье не пошел домой, а вернулся в банк, достал из мини-бара в своем кабинете графинчик виски и, налив себе стакан, выпил его залпом. После этого он постарался взять себя в руки и, чтобы отогнать тревогу, решил сосредоточиться на работе. Он изучил полдюжины документов и покинул банк за полночь, когда устал так, что работать больше не мог. Поймав такси, он поехал домой, где сын уже спал, а жена и вовсе его не ждала: она состояла во всевозможных ассоциациях и по понедельникам уходила на собрания женского клуба, программа которого была ему неведома. Ренувье наскоро умылся и лег в постель. Элизе, которая, вернувшись в два часа ночи, разбудила его и поинтересовалась, почему он не уехал в Лондон, как собирался, он ответил, что совещание отменили, и снова уснул.

Проснувшись утром, Ренувье вновь задумался о вчерашнем происшествии. Предположив, что это была галлюцинация, вызванная переутомлением, он решил в ближайшее время взять несколько дней отпуска. Он позавтракал с Мартеном, разбудил Элизу, ровно в восемь надел пальто, поцеловал жену и сына и ушел в банк. День выдался напряженный, и до вечера он мог думать только о работе, выбросив из головы историю с зеркалом.

Назавтра, в восемнадцать пятьдесят четыре, как и каждую среду, он покинул свой кабинет и путем, который уже был описан выше, отправился в гостиницу, где его ждала Изабелла. В номере, поглощенный мыслями о предстоящих утехах, он видел только любовницу, уже раскрывшую ему объятия, и не обратил внимания на туалетный столик, а между тем зеркало было поднято.

Следующие двадцать восемь минут мы пропустим и перейдем сразу к тому моменту, когда Ренувье, тяжело дыша, высвободился из объятий Изабеллы и отправился в ванную. Тут его взгляд и наткнулся на зеркало. Он увидел в нем не обнаженную Изабеллу, раскинувшуюся на постели, но лежавшую в той же позе Элен. Ренувье пошатнулся и был вынужден прислониться к стене, чтобы не упасть. Изабелла, встревожившись, спросила, что с ним; он яростно захлопнул зеркальную створку, содрогнувшись при мысли, что она увидит отражение. Потом заперся в ванной и подставил лицо под холодную воду, но, когда увидел свое отражение в зеркале над раковиной, снова невольно вздрогнул. Что с ним происходит? Чем объяснить загадочный феномен, жертвой которого он стал, – помрачением рассудка или злыми чарами зеркала? Вздумала ли мебель наказать его за рассеянный образ жизни, или его видения – это взбрык подсознания, уставшего от его постоянной лжи четырем женщинам? Когда он вышел из ванной и лег, на нем лица не было. В двадцать два часа он сказал Изабелле, что никак не может сегодня остаться с ней на ночь, и пообещал, чтобы она не дулась, то же, что вчера Элен: ужин в ресторане. В этот вечер он снова вернулся в свой кабинет, собравшись с мыслями, взял телефон и набрал номер гостиницы, которую только что покинул.

– Гостиница «Норвегия», добрый вечер.

– Говорит Эдуард Ренувье.

– Да, добрый вечер, мсье. Чем могу быть вам полезен?

– Я хотел бы, чтобы из моего номера убрали столик. Туалетный столик у стены напротив кровати, с откидным зеркалом.

– Да, мсье, я понял. Туалетный столик двадцатых годов, копия Рульманна, [13]13
  Жак-Эмиль Рульманн (1879–1933) – французский дизайнер мебели стиля ар-деко.


[Закрыть]кажется.

– Возможно. Могу я вас попросить убрать его, после того как уйдет дама, которая сейчас в номере?

– Конечно, мсье. Я сам этим займусь. Желаете, чтобы мы поставили вместо него что-нибудь другое?

– Поставьте что хотите, мне все равно.

– Хорошо, мсье. Что-нибудь еще?

– Нет, это все. До свидания.

– До свидания, мсье.

Ренувье хотел было положить трубку, но передумал:

– Минутку!

– Да, мсье?

– Только не надо туалетного столика.

– Что, простите?

– Вместо того столика. Поставьте любую другую мебель, только не туалетный столик.

– Хорошо, мсье.

– Только не туалетный столик, – повторил он, – и вообще никакой мебели с зеркалом.

– Понятно, мсье.

Ренувье устало опустился в кресло и задумался. Это просто смех – и фетишизм к тому же – винить во всем мебель; наверно, было бы разумнее обратиться к врачу и рассказать ему о своих видениях. Тем не менее теперь, когда он знал, что столик уберут, ему полегчало; он никогда не верил в призраков, и все же так оно спокойнее. Довольный собой, он подумал о свидании, ожидавшем его послезавтра: никакая мистика не омрачит следующую ночь адюльтера. Ренувье любил успешно преодолевать трудности. Практика бизнеса приучила его не откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, и никогда не опускать рук, не испробовав все средства. Зеркало туалетного столика вздумало шутить с ним шутки? Значит, столик надо убрать. Нет столика – нет зеркала; нет зеркала – нет и отражения. Успокоенный, он погрузился в работу и уехал домой лишь поздно ночью.

Его первый взгляд, когда он вошел в номер ровно в девятнадцать часов в пятницу, был устремлен не на Паулину, а на стену напротив кровати; он убедился, что столик убрали, а на его место поставили современный комод из отличного кубинского красного дерева. Довольный, он коршуном кинулся на Паулину и пылко обнял ее; она же, млея, принялась срывать с него одежду. После любви она предложила вместе принять ванну – ей частенько приходила такая прихоть, и Ренувье не возражал, хоть и считал, что вдвоем в одной ванне не очень удобно. Паулина пустила воду, насыпала ароматической соли, Ренувье повесил полотенца на батарею отопления. В зеркале над раковиной он увидел обнаженную женскую спину и вздохнул с облегчением, убедившись, что это спина Паулины, – никакой Элен, Изабеллы, Элизы, отражение снова соответствовало действительности. Однако на этот раз что-то было не так с его собственным отражением: вместо своего лица, он увидел лицо мужчины лет шестидесяти и сразу его узнал – это был Жорж, покойный муж Паулины. От ошеломления у него подкосились ноги.

– Эдуард! Что с тобой? – встревожилась Паулина.

– Мне что-то нехорошо, – пробормотал Ренувье.

Он не знал, что сказать: объяснить ли ей, что черты ее почившего в Бозе супруга явились ему в зеркале вместо его собственных и что все зеркала в этом номере вот уже пять дней отражают нечто выходящее за грань разумного? Паулина помогла ему дойти до кровати. Ренувье часто дышал, и она испугалась, как бы он не потерял сознание.

– Может, позвать врача?

– Нет, не стоит. Здесь просто душно…

Даже не набросив халат, она раздвинула занавески и открыла окно; уличный шум наполнил номер. Ренувье, лежа на кровати, смотрел на свои руки так, будто не был уверен, что они принадлежат ему.

В следующие две недели Ренувье не виделся ни с Элен, ни с Изабеллой, ни с Паулиной. Он показался врачу, который посоветовал ему отдохнуть, и уехал один, без жены, в свой дом в Бретани. Там, у суровых скал под холодным дождем, он поразмыслил об аномалиях, жертвой которых стал, и постарался найти если не объяснение, то хотя бы какую-то логику происходящего. Припомнив все три свои видения, он отметил, что гостиничные зеркала отражали только женщин, которых он на самом деле любил, а также мужчину, который был спутником жизни Паулины. Четыре подлинные любовные истории как бы перемешались. Иными словами, зеркала не сказать, чтобы лгали: они просто перетасовывали пары и время действия, являя глазам своей жертвы новые комбинации. Самое странное, что им удалось отразить даже Жоржа, умершего десять лет назад. Если Элен, Изабелла и Паулина бесчисленное множество раз отражались в зеркалах номера и запечатлели зрительные образы в их памяти, то Жорж не бывал в гостинице «Норвегия», то есть никак с ними не контактировал. Может быть, Паулина думала о нем, наполняя ванну, что позволило зеркалу над раковиной уловить образ ее фантома? Ренувье тщетно ломал голову, отчаявшись понять, что происходит с окаянными зеркалами. Его особенно мучил один вопрос, подпитанный старыми суевериями, которые сохранились в нем от католического воспитания: не были ли эти чудеса карой небесной за ложь, измены и распутство? Не само ли Провидение морочило его, как он морочил своих женщин? Или в этом гостиничном номере встарь произошло что-то страшное и память об этом событии, запечатлевшаяся в зеркалах, играет теперь злые шутки с его постояльцами?

Последняя гипотеза показалась ему самой убедительной, тем более что она не затрагивала его образа жизни. Поэтому, вернувшись в Париж, он позвонил в гостиницу «Норвегия» и сказал, что хочет отказаться от своего номера и снять другой. Управляющий встревожился, пристал с расспросами: может быть, ему мешает шум или не устраивает кровать? Он ответил, что просто захотелось разнообразия ради сменить вид из окна и обои. Другой номер подыскали в соответствии с главным условием клиента: никаких зеркал, никаких отражающих поверхностей.Управляющий по его просьбе лично показал ему номер, и Ренувье убедился, что все в нем отвечало его требованиям: ни туалетного столика, ни зеркала не было, зато стояли большая кровать, дубовый платяной шкаф, два глубоких кресла в стиле ампир, журнальный столик и бюро с круглой крышкой, очень ему понравившееся. Номер был просторнее прежнего и немного дороже, но спокойствие в любовных делах не имело цены.

Довольный Ренувье дал знать Элен, что выздоровел и готов возобновить их встречи по понедельникам. Он также сообщил ей номер их нового пристанища. И вот в следующий понедельник, в восемнадцать часов пятьдесят четыре минуты, Ренувье покинул свой кабинет и отправился в гостиницу, где молодая философиня уже ждала его на большой расстеленной кровати в коротенькой ночной сорочке из бледно-голубого муслина. Торопясь наверстать потерянное время, он жадно набросился на нее, а девушка, смеясь, уворачивалась от его поцелуев. Потом она помогла ему раздеться и сама стиснула его в объятиях, урча от нетерпения.

И тут раздался зловещий скрип, от которого любовники застыли. Дверца внушительного шкафа, стоявшего слева от кровати, открылась; изнутри к ней было привинчено огромное зеркало, в котором отразились нагой Ренувье и женщина под ним, но не Элен – Элиза. При виде незнакомого женского лица в зеркале Элен завопила от ужаса, а оторопевший Ренувье, даже не пытаясь прекратить ее визг и плач, не сводил глаз с зеркала, снова предавшего его.

Это четвертое видение положило конец похождениям неверного мужа Эдуарда Ренувье. Уверившись, что некая злая сила призывает его к ответу за годы непорядочности и лжи, он пресек все плотские отношения вне уз брака и поклялся, что ноги его больше не будет в гостинице «Норвегия». Четыре видения – не довольно ли; что будет, если он не прекратит свои тайные свидания? Карающий меч упадет с потолка? В его вине окажется яд? Или, принимая ванну с Паулиной, он захлебнется и утонет? Каждой из своих любовниц он написал по письму, в которых путано просил прощения за причиненное зло, сообщал о конце их связи и умолял больше не искать встречи с ним. Придя после этого домой, он бросился к ногам Элизы, дабы показать ополчившимся на него злым духам, что вернулся на путь истинный и намерен отныне воздавать должное незаслуженно опозоренной им жене.

Воспоминания о пережитом кошмаре преследовали его несколько месяцев. Чтобы искупить свою вину, он осыпал Элизу цветами и дорогими подарками. Он часто думал о своих бывших любовницах и иной раз готов был поддаться искушению увидеться с ними, но старался гнать эти греховные мысли. Один-единственный раз он пожалел, что нет больше номера в гостинице, – когда в банке появилась новая секретарша, которая очень ему понравилась; но он и тут устоял и не нарушил свой зарок.

В тот вечер они с Элизой занимались любовью. Плавно покачиваясь на ней, он вдруг заметил какой-то блик, исходивший от комода, где Элиза держала свои изделия – она занималась эмалью. На комоде стояло зеркало в резной деревянной раме, которое Ренувье видел впервые. Он был так потрясен, что остановился. Элиза спросила, что с ним.

– Это зеркало… Откуда оно взялось?

– О! – ответила она. – Я купила его сегодня у антиквара на улице Марсо. Оно из замка Аруэ. Красивое, правда?

Ренувье встал и осторожно приблизился к вещице; ему казалось, будто от нее исходят лучи света и ощутимое тепло. Он уже догадывался о намерениях зеркала и знал, что если не избавится от него, то не замедлит увидеть лица трех женщин, с которыми он изменял супруге, – и она тоже их увидит. Не в силах унять биение сердца, он зажмурился, взял зеркало, открыл платяной шкаф и засунул его под рубашки.

– Что ты делаешь? – удивилась Элиза.

– Мне от зеркал не по себе, – ответил он и вернулся в постель.

Позже, когда жена уснула, он снова поднялся, достал зеркало, разбил и выбросил осколки в мусоропровод, так и не решившись на него взглянуть. После этого он с облегчением лег, не зная, что предосторожности были излишни: это зеркало приглядывало не за ним, а за Элизой, которая, в чем он убедился бы, если б увидел мужские лица, отражавшиеся в нем во множестве, все эти годы тоже времени даром не теряла.