Текст книги "Мертвецы сходят на берег"

Автор книги: Берхард Борге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Инспектор выпил с нами кофе, отдал должное пирожкам и отправился в темную августовскую ночь. Было уже довольно поздно, за плечами остался напряженный день, мне хотелось спать. Большую парафиновую лампу погасили, и темнота, скрывавшаяся до поры по углам, вдруг подступила вплотную к телу. По стенам заплясали подвижные черные тени, отбрасываемые трепещущим пламенем свечей. В сопровождении трясущейся от страха Мари я проверил, хорошо ли заперта входная дверь, и все вчетвером мы отправились по скрипучей лестнице на второй этаж.

Мари, разумеется, боялась спать одна в комнате, и мы решили устроить обеих женщин на ночевку в большой угловой комнате, а сами, демонстрируя мужественную невозмутимость, почетным караулом разошлись по отдельным "спальням", прилегавшим с двух краев к угловой. Я пожелал Арне сладких сновидений и осмотрелся. Высокая кровать с пологом, выцветшие гравюры на стенах, модель небольшого военного корабля с пушечкой на носу – ничего сверхъестественного. И все же, залезая под одеяло, показавшееся ледяным, я, говоря откровенно, долго не мог унять противную зябкую дрожь.

Обычно, если сон не идет, я беру почитать детектив.

Придя домой, я зажег свечу, но подумал, что "пиратское гнездо", пожалуй, не самое удачное место для подобного чтения, и выбрал бессмертную книжку Джерома – благо, я повсюду вожу ее с собой. Юмор – лучшее оружие против всяческих страхов. В компании Джорджа, Харриса и Монморанси чувствуешь себя гораздо увереннее перед лицом темных сил. Я уснул с блаженной улыбкой и утром за завтраком честно сообщил, что не видел, равно как не слышал ничего необычного. Все остальные, как оказалось, тоже.

И тем не менее, я не чувствовал себя совершенно спокойным. Было что-то настораживающее в атмосфере громоздкого дома, в его старинной, слишком необычной обстановке, даже в пейзаже за окнами – неспокойное море и угрюмые мрачные скалы, – что-то заставляющее лишний раз оглянуться, даже если жуешь поджаренный хлеб с мармеладом.

Мы собирались посвятить этот день осмотру окрестностей. Однако наш план рухнул: с самого утра небо затянуло серыми тучами, и скоро пошел дождь, ровный, упорный, не оставляющий надежды на прояснение. Тем большей неожиданностью для нас было появление гостей.

На тропинке между скалами появились две фигуры в плащах – мужская и женская. К огромной радости, в мужчине я узнал Карстена Йерна. С ним была прехорошенькая молодая особа с темными, кудрявыми, совершенно мокрыми волосами – у ее белого дождевика не было капюшона, а зонтика у них почему-то тоже не было. Меня удивило, что при столь очаровательной внешности спутница Йерна была напрочь лишена всякого кокетства, напротив, она производила впечатление очень робкого, стеснительного, неуверенного существа.

– Я услышал по почте, что вы приехали, – с порога заявил Йерн. И тотчас примчался на вас взглянуть! Ну, как после первой ночи в "пиратском гнезде"?.. Цвет волос, я смотрю, прежний! Моника, радость моя! Неужели ничего страшного? Подожди, Пауль, всему свой срок! Позвольте, дорогие друзья, представить вам фру Лиззи Пале. Лиззи, с нашим другом Арне ты уже знакома, а это наша красавица Моника, Моника Винтерфельдт. Это Пауль Рикерт, видишь, какой милый! Ну, вот...

Продолжая болтать, он разделся и помог фру Лиззи Пале освободиться от мокрого плаща. Пожимая ее холодные пальчики, я подумал: неужели это юное хрупкое чудо уже замужем?

– Я к вам с приглашением, – сказала Лиззи Пале, выдержав все рукопожатия. – Когда мой муж услышал, что вы приехали, он сразу сказал: надо обязательно вас просить к нам. И я тоже очень обрадовалась. Мы живем совсем близко, почти соседи. Я буду очень признательна, если вы не откажетесь сегодня прийти к нам обедать. Мы теперь здесь живем... Но немножко одиноко, знаете, не с кем словом перемолвиться. Вот Карстен тоже обещал прийти. Он у нас еще не был. И муж будет очень рад, он соскучился по людям своего круга, с которыми можно поговорить... на разные темы.

Мы, разумеется, согласились. Мне (да и Монике, как оказалось) интересно было увидеть главу семьи Пале. Но тут встал прозаичный вопрос: а как нам добраться? До дома Пале, по словам милой Лиззи, километра два-три, все тропинки кругом превратились в ручьи и речушки, а Моника сказала, что взяла с собой только босоножки. Выход предложил Арне:

– Только не волноваться! Мы поедем в повозке. Я же говорил, здесь есть лошадь. Пауль, пойдешь со мной? Полюбуешься на нашу лошадку...

Облачившись в просторные плащи, мы отправились взглянуть на лошадку. Конюшня была открыта и Арне сказал, что лошадь, наверное, пасется где-то рядом. Мы пошли за калитку. Арне стал рассказывать про соседей:

– Этот Пале с женой появился тут совсем недавно, я купил "пиратское гнездо" в феврале, а они приехали, кажется, в апреле. И представляешь, где он поселился? В доме Йоргена Улле! Помнишь помощника капитана? Вот, в том самом его доме... Говорят, чернокнижник Улле устраивал там шабаш ведьм. Прелесть! Где же лошадь, черт побери!.. И куда опять девался конюх? Конюшня нараспашку кошмар. Может, прогнать его?

– Не знаю, посмотрим, – отвечал я. – А кто этот Пале?

– Он норвежец, но живет в Штатах. Закончил там курс теологии. Вообще, непонятный тип. Насколько я знаю, он пишет какой-то труд по истории культуры. Поселился на Хайландете, чтобы исследовать местный фольклор, легенды, сказки...

– А Лиззи тоже американка?

– Боже упаси! Она из Хортена. Кажется, сирота. Последний год жила у родственников в Лиллезунде. Там-то Пале ее и подцепил... Впрочем, думаю, это не составило особого труда: она ведь бесприданница. Хорошенькая девочка, а? Просто ангелочек... Только уж слишком закомплексована.

– И что ж, этот Пале – молодой?

– Я бы не сказал... Во всяком случае, далеко не мальчик... Постарше нас с тобой... Он знаешь ли, весьма заинтересовался легендой о корабле-призраке, наверно, поэтому хочет нас заманить к себе. Смотри-ка! Вот наша скотина!

Крепкая, небольшая лошадка мирно стояла, понурив голову, под деревом. В пасти ее виднелся пучок травы. При нашем появлении она подняла голову и принялась жевать. Конюха не было видно, но лошадь оказалась доверчивой и послушной. Арне погладил ее и поманил за собой, и лошадь спокойно пошла за нами к дому. Мы подошли к конюшне, вытащили старую повозку и принялись запрягать. Надо сказать, Арне справился с этой задачей мастерски, и я подумал, что конюха, наверное, и впрямь можно уволить. Когда я позвал Монику, Лиззи и Йерна, на дворе появилась собака. Маленькая серая дворняжка с дружелюбным любопытством обнюхала мои мокрые туфли и завиляла мохнатым хвостом.

– Это Тасс, – сказал Арне. – Не путать с советским телеграфным агентством! Пес прежнего владельца, Эйвинда Дорума. Он часто нас навещает. Мари по-прежнему его кормит. Прекрасно, Тасс, ты пришел как раз вовремя, а то мы уедем.. Будешь охранять свою любимую женщину, чтобы она не боялась.

Мы погрузились в повозку. Я решил попробовать править сам, взял вожжи и скомандовал:

– Но! Поехали!

Лошадь послушно пошла. Дорога вилась между скал. Сначала мы ехали в тесном ущелье, потом появились кусты и сочные луга. Но вид по-прежнему был не слишком приятный, и я подумал: вряд ли Арне удастся устроить тут модный курорт... Нам повстречались две женщины с детьми. В руках у них были лукошки, а одна несла большое решето, полное черники Дождь лил, не переставая, но местные жители, кажется, этого не замечали.

Мы миновали какое-то не очень приветливое жилье, и Лиззи сказала:

– Теперь совсем близко! Следующий дом!

Мы попали в узкий проезд между высокими деревьями, своего рода вытянутую пещеру под сводом плотных и тенистых лиственных крон. Впереди показался белый каменный дом, и я решил подстегнуть нашу лошадь, чтобы она сделала лихой завершающий рывок.

В этот миг произошло нечто странное.

Лошадь внезапно дернулась и остановилась. Она прижала уши и, окаменев, уставилась прямо перед собой. Я не понял, что случилось: дорога впереди была пуста, и не было слышно ни звука, кроме однообразного шлепанья дождевых капель. Я резко прикрикнул и стегнул заупрямившуюся кобылу по спине несколько раз подряд, но лошадь не шевельнулась – лишь ее уши еще плотнее прижались к голове.

Тут я заметил, что из дома вышел человек. Он ненадолго замер на крыльце, потом быстро спустился и двинулся к нам навстречу. Это был здоровенный детина в прорезиненной робе, высоких матросских сапогах и зюйдвестке. Его обветренное лицо было не молодым и не старым, глаза скрывались под густыми бровями. Вся его одежда сильно намокла.

На какой-то миг наши глаза встретились – и я вздрогнул. Это были глаза без взгляда! Словно серые лужи с дождевыми каплями вместо зрачков, а точнее, словно морская вода, холодная, ледяная поверхность моря. Северное море в декабре – с его слепыми, зыбкими глубинами... Мгновение я был парализован.

Я вполне допускаю, что впоследствии тут уже поработала моя собственная фантазия, и я невольно кое-что присочинил. Возможно, на меня подействовал испуг пашей лошади – во всяком случае, пока незнакомец приближался, с ней творилось нечто ужасное, а когда он поравнялся с нами, она дрожала, как осиновый лист. И едва он прошел, лошадь с такой силой рванула повозку и ринулась прочь, что нас чуть не выбросило вон. Отчаянным галопом старушка мчалась вперед, и лишь самым большим напряжением сил и голосовых связок мне удалось убедить ее остановиться, когда мы отмахали лишних полсотни метров, оставив дом далеко позади. Остановившись, дрожа всем телом, она боязливо косилась назад. Мои попытки успокоить глупое животное и направить обратно к крыльцу не увенчались успехом; пришлось привязать лошадь к дереву и пройти к дому пешком.

Арне сказал:

– Чертовски комично выступила наша скотина!.. А между прочим, Лиззи, кто этот человек?

Лиззи была взволнована и бледна как полотно.

– Этот тип заходит к моему мужу, – пояснила она. – Понятия не имею, что он у нас забыл. Я его терпеть не могу... Его зовут Рейн.

– Вы обратили внимание па его глаза? – спросил я. – Не удивительно, что лошадь перепугалась... И вас, Лиззи, я вполне понимаю: неприятная личность. Просто привидение, да и только!

Пожалуй, моя реплика прозвучала не так бодро как хотелось, и мне стало неловко. Поднимаясь по лестнице ко входу, я искоса взглянул на Карстена – на лице его блуждала едва заметная усмешка, он наверное, видел, что я испугался. Но когда Лиззи взялась за дверной молоток, Карстен шепнул мне на ухо;

– Ну, теперь смотри в оба! Я уверен: визит обещает быть весьма любопытным...

Глава 4

В ЦАРСТВЕ ТЬМЫ СВОИ БОГИ

Высокая дверь отворилась, и в полутемных сенях мы увидели очертания мужской фигуры. Это был Пале. Я не сразу различил черты его лица, но вот он приблизился к порогу. Прежде, чем Пале успел раскрыть рот, я понял, что человек он и в самом деле незаурядный.

Он был невысокого роста, но очень крепок, как профессиональный борец среднего веса, немного сутулый, с длинными, как бы обвислыми, руками. Казалось, каждый мускул его сильного сухого тела постоянно находится под строгим контролем ума. Впрочем, это я отметил подсознательно, поскольку все мое внимание было тотчас приковано к его лицу. Сероватая пергаментная кожа плотно обтягивала череп, словно перчатка руку. Узкие бесцветные губы, тонкие хрящи носа с подвижными, чувственными ноздрями, коротко остриженные асфальтового цвета волосы, и под ними – выпуклый, глобусом, лоб, подчеркнутый снизу резкими дугами бровей. И, наконец, глаза. Темно-карие, почти черные, полные жизни глаза итальянца. Но это были не просто яркие глаза – в них светился могучий ум и острая наблюдательность. Глаза эти делали лицо моложе, однако определить возраст Пале было нелегко. Возможно, ему было лет сорок пятьдесят, или даже шестьдесят... Если не все семьдесят. Пале протянул руку и сердечно улыбнулся:

– Как хорошо, что вы пришли! В нашей глуши это истинная радость – видеть у себя цивилизованных людей! Входите! Проходите сюда, раздевайтесь. Лиззи, дорогая, ты можешь заняться обедом.

Он говорил с чуть заметным американским акцентом, очень приятным, мягким голосом. Моника и я были представлены, и нас провели в гостиную. Она оказалась очень похожей на большую комнату в "пиратском гнезде". Надо сказать, и весь дом, внутри и снаружи, сильно походил на дом капитана, только был меньше, компактнее. Здесь тоже стояла старинная мебель, висели картины, гравюры и модели разных парусных кораблей. Но впечатление было гораздо более приятным: ощущался вкус, чувство стиля, не то что капитанское нагромождение роскоши.

Пале открыл старинную бутылку и налил что-то в маленькие, изящные рюмочки. Густая, ярко-изумрудная жидкость заиграла в граненых рюмках.

– Это надо пить осторожно, – сказал Пале с улыбкой. – Это питье содержит самый настоящий абсент. Я привез его из Португалии.

– Разве священникам можно пить абсент? – спросил Арне. – Я думал, вам это запрещено...

– Не надо считать меня священником, – мягко перебил его хозяин дома. – Моя карьера священника давно закончилась. Теперь я предпочитаю служить Господу совершенно иным образом. Вы, возможно, слышали, что я занимаюсь культурологическими исследованиями. Я выбрал довольно узкую культурно-историческую тему... Этим почему-то не принято заниматься – я имею в виду сатанизм. Да... В определенном смысле я считаю это продолжением своей священнической деятельности: хочешь послужить добру, попробуй сначала как следует разобраться, что же такое зло. Не так ли?

Карстен мгновенно насторожился.

– А какими источниками вы пользуетесь? – деловито спросил он. Магическими книгами?

– Нет, милый Йерн, не оккультными. Я стараюсь собирать голые факты. Меня интересуют легенды о ведьмах и сказки про чертей – все, что хранится в памяти народа. Не слишком развитые и очень суеверные люди – вот самый лучший источник. Так что по методике я неукоснительно следую братьям Гримм... Вот только что от меня ушел человек – возможно, вы его заметили? Его зовут Рейн. Совершенно уникальная личность! Масса материала для меня... Простые крестьяне, рыбаки – у них частенько превосходная память, они помнят все старые истории в мельчайших деталях. Это передается в народе от поколения к поколению, неисчерпаемый кладезь для фольклориста...

– Я вполне допускаю, что именно этот человек может быть толковым специалистом по страшным легендам, – сказал я. – Знаете, как прореагировала на него наша лошадь? Она безумно испугалась!

– Что вы говорите? Это очень любопытно. Да, он бесспорно весьма своеобразное существо и, кажется, ничего не смыслит в животных... Между нами говоря, он немножко не в себе... В такой глухомани это – не редкость. Моя жена, между прочим, тоже его не выносит. Но, по-моему, он вполне безобиден... А вот и Лиззи! Кажется, наш обед готов, пойдемте к столу... Допейте, милая Моника! Допивайте, господа! Этот коктейль – благородный напиток, он сделан по древнему рецепту – так готовили свое питье ведьмы.

Без сомнения Пале говорил правду: это был настоящий ведьмин состав. От крошечной рюмки со мной творилось что-то фантастическое. Казалось, во мне звучала тихая возбуждающая музыка, и возникло ощущение, будто по жилам струится густая зеленая кровь, жидкий изумруд...

Тем временем Лиззи водрузила на стол массивную супницу, распространявшую дивный аромат. Мы уселись за стол. Хозяйка дома готовила замечательно. Спаржевый суп и жаркое были великолепны. Я чувствовал себя, как праведник в мусульманском раю. Пале оказался прекрасным собеседником и разносторонне образованным человеком, он умудрялся поддерживать беседу одновременно во всех направлениях. Обсуждая с Моникой новый роман – какое-то модное чтение, он подробно рассматривал с Арне и со мной все детали предстоящего переоборудования "пиратского гнезда" в современный курорт и подбрасывал Йерну идеи для нового сюжета. И только одно меня неприятно поразило: мне показалось, что со своей женой он разговаривал свысока. Он вообще обращался к ней чрезвычайно редко, и всякий раз лишь затем, чтобы дать какие-то указания – как прислуге. Сама же Лиззи держалась и вовсе нелепо. Мало того, что она со священным трепетом внимала каждому слову своего супруга, она не сводила с него преданных глаз и стремилась предупредить любое его желание. Она радостно улыбалась, если он смеялся, и сидела, затаив дыхание, когда он говорил. Еще чуть-чуть, и она, наверное, бросилась бы лизать его руку... Глядя на них, я подумал, что ни разу еще не видел подобного брака. Лично мне, пожалуй, не хотелось бы иметь такую семейную идиллию.

Тем не менее, Пале меня чрезвычайно заинтересовал, За кофе, к которому подали прелестный ликер и сигары, я перехватил инициативу и повернул разговор в новое русло. Я хотел знать мнение нашего радушного хозяина по вопросу, несомненно интересному для нашей компании:

– Я бы хотел вас спросить вот о чем. Занимаясь старинными повериями и оказавшись в этих местах, не могли же вы, господин Пале, пройти мимо легенды о корабле-призраке? Вы напишите о ней в своем труде?

Он кивнул:

– Непременно! Само собой разумеется. Вы, милый Рикерт, попали в точку: сейчас я приступил именно к этой главе. Тема необычайно интересная. И какое потрясающее совпадение внешних условий! Возможно, вы знаете: дом, где мы с вами имеем удовольствие находиться, принадлежал Йоргену Улле и никому иному. Пиратский пастырь, демоническая личность... И почти все вещи в этом доме – его личные вещи. Что может сильнее возбудить фантазию исследователя!

– А что, собственно, известно об этом человеке? – спросила Моника.

– Очень и очень многое. У меня накопилось столько материала, что хватило бы на самую подробную биографию. Несколько лет он был пастором здесь, на Хайландете, но когда выяснилось, чем он занимался на самом деле, ему пришлось срочно бежать, и он скрылся – ушел в море вместе с Корпом. А штука была в том, что он сколотил здесь настоящую сатанинскую секту. В нее вошло около тридцати человек, почти исключительно женщины. И вот одна из женщин, побывав на черной мессе, которые проходили здесь, в этом самом доме, не выдержала, она покаялась, таким образом все стало известно властям.

– Но это же полный абсурд! – горячо возразил Арне. – Какая-то сатанинская секта! Именно здесь, где такие простые и набожные люди?

– Вовсе не такой уж абсурд, – улыбнулся Пале. – Есть разница между абсурдом и парадоксом, не правда ли? Я поясню: вы абсолютно правы, милый Краг-Андерсен, утверждая, что в этих местах церковь очень сильна. Веками она железной рукой подавляла здесь всякую жизнь. И любая человеческая душа влачила здесь свои дни в постоянном гнетущем страхе перед Иеговой – всемогущим, всевидящим и жестоко карающим. Но в том-то и дело, что именно там, где власть церкви особенно тяжела и мрачна, создается наилучшая почва для сатанизма. Кем приходит сюда сатана? Освободителем! Словно мощный магнит, притягивает он к себе все угнетенные души. Он предоставляет выход всем подавляемым человеческим инстинктам, всем тайным стремлениям. И культ сатаны становится олицетворением свободы человеческого естества... Возьмем того же Йоргена Улле. Известно, что он был личностью весьма и весьма незаурядной. В молодые годы он учился в нескольких европейских странах, он был умен, как старый иезуит. Вполне вероятно, его и направили сюда, в глухую провинцию, потому что опасались его чрезмерной учености. Впрочем, по натуре он был типичным возмутителем спокойствия. А в бытность свою во Франции он познакомился с новыми идеями, которые не могли оставить его равнодушным. Его религиозное сознание было поколеблено... Но без религии он жить не мог. И вот, разуверившись в Боге, обратился к дьяволу. В царстве тьмы – свои боги... Человек недюжинного ума, энергичный и страстный, Йорген Улле имел редкую власть над женщинами – и это тоже сыграло свою роль. Улле стал служить сатане. И с отъявленной ненавистью он ополчился теперь против всего, чему прежде так страстно поклонялся. Утверждают, будто он сделал у себя на пятках татуировку – крест, чтобы буквально на каждом шагу попирать ногами христианский символ...

Пале говорил спокойным, ровным голосом, однако, каждое его слово казалось исполненным важности и особого смысла. Время от времени он подносил ко рту сигару, глубоко затягивался и медленно выпускал дым тонкими бледными ноздрями. Лиззи совсем притихла. Она сидела с застывшим лицом, полуприкрыв глаза, слегка покачиваясь на стуле. Было похоже – она грезит. Или просто задумалась о своем. Я взглянул на Монику, она была вся внимание. Не отрывая от Пале возбужденно блестевших глаз, она жаждала продолжения рассказа.

Вдруг скрипнул стул.

Арне резко встрепенулся, как бы отряхиваясь, и громко заговорил:

– Все это очень интересно. И весьма необычно. Но по-моему, вовсе нетрудно понять психологию такого человека, как этот Улле. Он был, извините, обыкновенным бабником! Все эти сатанинские причиндалы ему были нужны только затем, чтобы обольщать женщин. Подобных лжепроповедников было великое множество. Они пользовались теми же самыми или подобными уловками и достигали, если так можно выразиться, вершин искусства в грехе. Я имею в виду шестую заповедь. Бокаччо в "Декамероне" изобразил всевозможные способы и уловки нагляднее некуда. Что же касается собственно сатанизма, то и тут, на мой взгляд, не осталось ровным счетом ничего таинственного. Современная психология элементарнейшим образом объясняет эти явления: одержимость, ведьмовство и тому подобное... Обычные проявления описанной Фрейдом истерии! Признание ведьмы в суде объясняется крайне просто – внушением! И после того, как все это выяснено, мне, честно говоря, непонятно, – какой смысл тратить время и заниматься тем, что общеизвестно в наше время.

Пале поднялся. Он облокотился на полку камина и стряхнул пепел с сигары. На его губах играла легкая ироническая усмешка, однако глаза приобрели фанатичное выражение. Видимо, мы затронули его излюбленную тему.

– Но что же такого особенного вы усматриваете в нашем времени? – спросил он. – Сегодня эта тема злободневна, как никогда. Возьмите современные деспотии. Что это, если не сатанизм? Что это за организованное массовое политическое движение – с символами веры и культовыми ритуалами? Человек не может обойтись без культа. Чистый материализм невозможен психологически. Если человек теряет Бога, он с неизбежностью обращает свой взор в царство тьмы и обожествляет дьявола. Что такое, по вашему, истерия? Истерия – всего лишь бесконтрольная, полуобморочная речь. Ах, какое гениальное открытие ограниченного, зашоренного врача, начитавшегося Вольтера! Но образ речи, сам по себе, ничего не объясняет! Прежние католические экзорцисты, изгонявшие бесов, знали о тайниках человеческой души такое, что и не снилось современным близоруким психиатрам. Культ сатаны имеет древнейшие корни: он связан с античным культом бога Пана, по сути своей, сатана есть не кто иной, как видоизмененный Пан – бог в образе козла. С победой христианства все боги античности деградировали в демонов... Этот древнейший культ неискореним, он возрождается снова и снова. В средние века, как вы знаете, сформировались Манихейская и альбигойская церкви, которые почитали дьявола как своего благодетеля. Альбигойцы учили: грех может быть преодолен только грехом великий принцип сексуальных оргий. У них был свой папа в Тулузе и свой собор в Лионе. Церковь объявила против них крестовый поход. Святой Доминик, основатель Инквизиции, "искоренял" их с неслыханной жестокостью. Но их учение в принципе неискоренимо, оно появляется в новых формах... С конца средневековья и по восемнадцатый век всю Европу лихорадило от новых и новых процессов над ведьмами. А как насчет девятнадцатого века? Двадцатого августа 1877 года в Мексике на суде алкальд приговорил к сожжению пятерых ведьм. К сожжению заживо. В России, в маленьком городке, через два года сожгли известную ведьму Аграфену – в присутствии попа. Люди вбили себе в голову, будто так называемое просвещение восемнадцатого и девятнадцатого веков покончило с сатанинскими культами. Какое заблуждение! На самом деле все обстоит как раз наоборот: именно новое мировоззрение девятнадцатого века и создало предпосылки для нового, и гораздо более мощного, всплеска сатанизма...

Пале, как мне показалось, впал в экстаз: голос его обрел звучность и силу, глаза на худом бледном лице пылали.

– Вы хотите сказать, в нашей современной цивилизации тоже существуют такие секты? – спросил я.

– Великое множество! Возьмите, к примеру, Францию. Там существуют "винтразисты" – секта, основанная в 1839 году Пьером-Мишелем Винтрасом. Они в основном следуют учению "альбигойцев". Как курьез приведу такой случай. В 1887 году между этой сектой и, так называемыми, "розенкрейцерами" разразилась настоящая "оккультная война". Жертвой этой войны пал сам глава секты винтразистов, Буллан, его погубили средствами черной магии. И, надо вам сказать, в двадцатом веке подобных сект стало куда больше! И оккультные войны ведутся повсюду вокруг нас с вами...

Каспар Йерн пожирал глазами хозяина дома, такие слова, несомненно, звучали в ушах нашего друга райской музыкой. Я и сам слушал с огромным интересом и, видимо, потерял самообладание, потому что задал наивный до нелепости вопрос:

– Но тогда, если я вас правильно понял, вы должны верить и в существование дьявола? Я имею в виду, реального черта?

По комнате словно ангелы пролетели, освежив нас легким дуновением крыльев! Пале суховато рассмеялся:

– Ах ты, Боже мой! Видно, я слишком увлекся и замучил вас своими разговорами... – сказал он, уклоняясь, впрочем, от ответа.

– Давайте-ка лучше я покажу вам дом. Здесь масса преинтереснейших вещей.

Мы поднялись и отправились вслед за ним в маленькую темную комнату. Это была библиотека. По стенам, от пола до потолка, – полки с книгами в старинных кожаных переплетах, многие корешки основательно поистрепались.

– Библиотека Йоргена Улле, – отрекомендовал хозяин. – Крупнейшее собрание старой оккультной литературы в этой стране.

Я достал изрядно зачитанный том, снял застежку, скреплявшую обложку книги, и раскрыл наугад. На толстой желтоватой бумаге усердно изукрашенными, но поблекшими буквами было написано:

"КАК СДЕЛАТЬСЯ НЕВИДИМЫМ Выколи глаза летучей мыши и держи его затем при себе, вымажи лицо кровью летучей мыши. Возьми голову черного кота, свари в сладком молоке и пиве и выпей это, тогда будешь ты невидим девять часов кряду.

КАК СДЕЛАТЬ ЧТОБЫ ВСЕ В ДОМЕ ЗАСНУЛИ Возьми из совиной головы зрачки. Один поплывет, другой потонет. Возьми тот, что поплывет, и зуб мертвой мыши и положи под порог, тогда все будут спать, пока не заберешь обратно.

КАК СДЕЛАТЬ ЧТОБЫ ВСЕ В ДОМЕ ТАНЦЕВАЛИ Напиши на осиновом листе такие слова: Элле Эллеам. Фагиниа. Фагина. Гратон – и положи под порог, тогда все затанцуют".

Арне, который стоял позади меня и заглядывал в книгу через мое плечо, расхохотался.

– Боже милостивый, что за вопиющая чушь! – воскликнул он. – Может, это надо понимать в юмористическом смысле?

– Вряд ли, – проговорил, улыбаясь, Пале. – Это список "Книги черных искусств" Сипериандуса. Она была написана в 1569 году в Виттенберге, очень серьезное произведение. Я, кстати, думаю, ученые должны воздерживаться от скоропалительных суждений, пока метод не опробован экспериментально. Насколько мне известно, пока еще ни один профессор химии не мазал лицо кровью летучей мыши и не пил мелочно-пивного супа из кошачьей головы. Как знать: что за сюрприз ожидал бы профессора, рискни он попробовать?

– Не сомневаюсь: его ожидало бы несколько неприятных минут в мужском туалете, – ответил Арне.

Я продолжал свои изыскания в книжных рядах. На нижних полках стояли более свежие книги, которые, по всей вероятности, привез в дом сам Пале, издания девятнадцатого и нашего века. Но тематика была все та же: доктор Баталья "Дьявол девятнадцатого века", П.Кристиан "История магии", "История сатанинской церкви" и тому подобное.

– Хотите, я покажу вам самое необыкновенное в этом доме? – спросил Пале. Я обнаружил здесь нечто совершенно уникальное. Моя находка позволяет со всей определенностью утверждать, что Йорген Улле действительно занимался тем, в чем его и подозревали. Я однажды возился в подвале и вдруг заметил, что один кусок стены отличается от всей остальной кладки: он явно светлее. Я подумал: а нет ли здесь замурованной двери? Принес кочергу и стал расковыривать стену. И что бы вы думали? Конечно, за кирпичами была дверь. И мне удалось ее открыть. Хотите посмотреть, что там? Ага, сейчас увидите. Лиззи, неси лампу.

Хозяйка дома немедленно принесла лампу, и через минуту мы уже спускались по темной лестнице вниз, в подвал. Лиззи собиралась последовать за нами, но Пале обернулся и сказал своим мягким пасторским тоном, не терпящем, однако, возражений:

– А ты, дорогая, останься здесь. Мы скоро придем. Достань пока что-нибудь вкусное – какие-нибудь фрукты, пожалуй.

Лиззи повернулась, как механическая кукла, и пошла обратно в комнату. Несомненно, было что-то униженное в ее поведении. Патриархальные манеры этого ученого мужа действовали мне на нервы. Лично я привык к уважительному отношению, тем более, к женщине – пусть и к собственной жене.

Мы спустились в угольно-черный подвал и пошли в темноте гуськом, словно монашеская процессия. Пале остановился у двери, утопленной глубоко в стену, кладка вокруг нее была сильно покорежена кочергой.

– Вот сюда, – сказал Пале и нажал на ручку. Дверь отворилась с визгом, который издает кошка, если ее дергают за хвост – чем я, впрочем, никогда не занимался.

Мы вошли в большую комнату без окон. Сначала глаз различал только голые, холодные стены, но когда Пале приблизился с лампой к продольной стене, я увидел нечто совершенно фантастическое.

У стены стоял огромный стол, или алтарь. На нем были два больших серебряных подсвечника, а между ними на столе висело распятие – нет, лучше сказать, отвратительнейшая карикатура на распятие, вырезанная из дерева и выкрашенная в самые неимоверные, кричащие, вопиющие цвета. Такого кошмарного видения я не встречал даже у Гойи.

Пале поставил лампу на стол и произнес:

– Вот, прошу полюбоваться. Вы видите ни что иное, как самую настоящую капеллу для свершения сатанинских обрядов. Здесь Йорген Улле служил черную мессу.

Стоявшая рядом Моника прижалась ко мне и крепко схватила меня за руку пониже локтя. Я взглянул на нее: она во все глаза смотрела на Пале.

– А что это такое? – чуть слышно выдохнула она.

Я сказал:

– Кажется, я что-то читал про черную мессу, но так и не понял, какая, собственно, преследуется цель?