Текст книги "Призыв"

Автор книги: Бентли Литтл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Может быть, он еще поработает над некрологом завтра и сделает еще одну попытку довести его до ума.

Рич поймал себя на том, что думает об отчете о результатах вскрытия и о том, что сказал ему Роберт. Это не было каким-то шоком. Но письменное подтверждение – отпечатанное, с датой и подписью, в трех экземплярах на официальных бланках округа – придавало происшествию оттенок подлинности и превращало то, что раньше было просто подозрением, в пугающий факт. Он был прав, сказав своему брату, что это похоже на фильм ужасов.

Коронер, как ему было известно, убеждал миссис Торрес кремировать тело покойного мужа, и хотя она была ревностной католичкой и хотела достойного погребения для своего мужа, женщина неохотно согласилась на кремацию, решив захоронить урну с прахом усопшего в обычной могиле на кладбище, а не помещать ее в колумбарий. Эта капитуляция веры беспокоила Рича, потому что он знал, что послужило для нее толчком. Весь день он слышал шепот и прозрачные намеки. Он знал, о каком слове теперь думал каждый.

Вампир.

Именно вера жителей городка в то, что подобное создание может существовать, побудило Вудса предложить кремацию, а миссис Торрес – согласиться на эту в любом другом случае не приемлемую для нее альтернативу нормальным похоронам.

Кремация служила гарантией того, что Мануэль Торрес не восстанет снова из мертвых.

Рич хотел было разозлиться на такой возврат к суевериям вполне разумных, на первый взгляд, людей, но он сам видел труп, видел нимб из мертвых животных, поэтому подлинной злости не испытывал. Ссохшаяся и пустая оболочка того, что еще недавно было живым телом старика, пугала его гораздо больше, чем вчера.

В не меньшей степени Рича пугала перспектива массовой истерии и параноидальной паники.

В глубине души он не верил в вампиров. С Мануэлем Торресом произошло нечто странное, но у Рича не было сомнений, что, как только убийцу найдут, появится рациональное объяснение этой смерти.

Он въехал на грунтовую парковку перед заведением Бьюфорда и припарковался рядом с пыльным джипом, на ржавом бампере которого красовалась круглая наклейка с эмблемой Национальной стрелковой ассоциации [5]5
  Национальная стрелковая ассоциация США (созд. в 1871) – некоммерческая ассоциация, объединяющая сторонников права граждан на хранение и ношение огнестрельного оружия. Имеет значительный политический вес.


[Закрыть]. Читая освещенное меню, Рич понял, что проголодался больше, чем обычно. Сегодня он не удовлетворится, как обычно, гамбургером и средним стаканчиком кока-колы.

Стресс всегда вызывал у него голод.

В этом была и вина Кори. Она могла бы подождать, пока все немного успокоится, а не вешать эти проблемы на него. Рич убеждал себя, что не должен быть с ней таким суровым и черствым – он ее муж, а не только главный редактор; ему следовало понять ее точку зрения. Но, как не уставала повторять его жена, в этом была его постоянная проблема. Он слишком эгоистичный и безразличный, поэтому и не умел ей сочувствовать.

Но, черт возьми, ей следовало предупредить его.

Она уже нашла работу. Это удивило Рича. Ей повезло оказаться в нужное время в нужном месте, и теперь она была секретарем церкви Святой Троицы. Это приемлемо, как он полагал, но тот факт, что она будет работать на пастора Уиллера, немного беспокоил Рича. Он не был лично знаком с пастором и практически не общался с ним, за исключением коротких телефонных разговоров о событиях для колонки «Церковные новости» в его газете, но у него сразу сложилось впечатление о Уиллере как о скользком типе и шарлатане, человеке, который стремился стать телепроповедником, и явно подходил на эту роль. Ему не нравился Уиллер и не нравилось, что его жена будет работать на Уиллера, но Рич решил, что в данный момент, вероятно, будет разумнее промолчать. Хотя он не был уверен в том, что сможет поддержать жену в этом ее решении.

Сам Бьюфорд, светловолосый, коротко стриженный бывший морской пехотинец, лишь чуть-чуть утративший военную выправку, подошел к окошку.

– Что вы хотели бы сегодня?

– Я возьму двойной чизбургер, большой пакет картошки фри и большой двойной шоколадный коктейль.

Бьюфорд усмехнулся.

– Плохой день, а?

– И он еще продолжается.

– С вас четыре доллара и сорок пять центов.

Рич открыл бумажник и протянул пятидолларовую купюру. Бьюфорд дал ему сдачу: два четвертака и одну десятицентовую монету.

– Итак, вы действительно думаете, что это вампир?

– Что? – Рич уставился на Бьюфорда.

Тот пожал плечами.

– Слухи.

– Никаких вампиров не существует.

– Ну, даже если они и существуют, у меня здесь достаточно чеснока, чтобы продержаться до утра, – рассмеялся Бьюфорд.

Рич натянуто улыбнулся.

– Послушайте, у меня есть еще несколько дел, так что, когда моя еда будет готова, посигнальте мне. Я буду сидеть в пикапе.

– Я так и сделаю.

Рич медленно пошел к пикапу. Даже Бьюфорд заговорил о вампирах.

Сегодня вечером, после возвращения домой, надо позвонить брату. Им много чего нужно обсудить.

Сью стояла рядом со спортивным залом и разглядывала вестибюль.

Она испытывала странное чувство, снова оказавшись здесь. Сью не возвращалась в школу с выпускного вечера, и, хотя прошло всего два года, теперь ей все показалось уменьшившимся: двери, фонтанчики с питьевой водой, шкафчики… Как будто попала в школу для гномов. Также Сью почувствовала какую-то угрозу, хотя совсем не ожидала, что такое возможно. Для нее школа всегда была убежищем, спокойной гаванью, в которой даже нецивилизованные люди вынуждены были вести себя цивилизованно. Микрообщество, созданное учителями, администраторами и другими обладавшими полномочиями взрослыми, являлось для нее очень приятной средой, резко контрастировавшей с грубым и хаотичным миром за пределами школьных стен.

Но все изменилось. То знакомое общество закрыли на ночь, а когда оно снова открылось, то оказалось вдруг уменьшенной и чуждой пародией на ее прежнее излюбленное место. Сью посмотрела направо на дверь женского туалета, и ее поразило, какая та маленькая. Возможно, это было только ее воображение, но, как и все остальное в этом здании, двери будто съежились и казались подходящими по размеру только для младших классов средней школы.

Сью смотрела прямо вперед. А вот коридоры не съежились – они, казалось, стали длиннее. И темнее.

Девушка поежилась, повернулась и посмотрела на парковку, на которой не было видно других машин, кроме ее собственной. Она снова оглядела коридор. Он выглядел как туннель или пещера, а задернутые шторы напоминали сталактиты, сталагмиты и скальные выступы. Тени перекрывались, создавая иллюзорные формы там, где их на самом деле не было, погружая в полную тьму те места, где уже царил сумрак. Кое-где светили лампы, но их было мало, и они находились на большом расстоянии друг от друга. Сью начала сомневаться: вдруг она неверно прочла расписание занятий и перепутала день? Единственным источником яркого света были уличные фонари на углах зданий, направленные вниз, и отдельные закрытые предохранительной сеткой лампочки, висевшие на потолке коридора очень далеко друг от друга. Свет около шкафчиков не горел, и окна всех классов были темными.

Сью вглядывалась в расписание занятий, которое держала в руке, пытаясь что-нибудь разглядеть в сумраке. Нет, сегодня четвертое число, и занятия должны начинаться именно сегодня.

Почему школа совсем пуста? Почему в ней больше никого нет?

И почему ей так страшно идти по коридору?

Тишина.

Вот основная причина, объяснявшая, почему Сью стояла здесь и не двигалась с места. Тишина. Ни один звук не нарушал абсолютного безмолвия этого места; не было слышно ни голосов, ни звука шагов, будто она находилась в полном вакууме или в склепе. Даже уличный шум, казалось, не мог преодолеть невидимый барьер, окружавший здание школы.

Это было глупо. Она просто тупица. Причина того, что здесь было так темно и тихо, заключалось в том, что вечерние занятия проводились в другом крыле школы. По привычке она приехала на парковку для школьников на южной стороне школьного комплекса. Ей же следовало парковаться на северной стороне, где находилась парковка для преподавателей. Девушке просто было нужно пройти по коридору мимо рядов шкафчиков и классов для старшеклассников, чтобы оказаться там, где ей следовало быть.

Но она не хотела идти по этому коридору.

Сью вглядывалась в темноту. Была ли это игра ее воображения или редкие лампы в коридоре светили сейчас слабее, чем несколько минут назад? И тени изменили свое положение? Девушка кашлянула и сглотнула – ее кашель прогремел в тишине, как ружейный выстрел. Почему она не слышит никаких звуков из других частей городка за пределами школьного комплекса?

Потом она заметила какое-то движение в дальнем конце коридора. Сердце девушки бешено забилось. Черная бесформенная тень пересекла освещенный участок и снова скрылась в сумраке. Сью показалось, что она все еще видит эту черную тень, настолько непроницаемую для света, что та угадывалась даже в темноте, но не могла различить ее форму.

Сью сделала глубокий вдох. Она никогда не боялась темноты, вообще не испытывала обычных детских страхов, но не могла избавиться от ощущения, что кто-то или что-то ожидает ее в дальнем конце коридора. Она ощущала размер существа и его огромный возраст.

Именно этот невообразимый возраст пугал девушку больше всего.

Во рту у нее пересохло, руки дрожали. Она обернулась и выбежала на парковку, направляясь к своей машине. Завозилась с ключами, пытаясь отпереть дверцу. Сью была уверена в том, что если обернется, то увидит, как сзади к ней подбирается большой древний угольно-черный призрак, делающийся все огромнее.

Она наконец нашла нужный ключ и сумела отпереть машину, больно ударившись коленкой о дверцу, когда распахнула ее. Запрыгнула в машину, захлопнула дверцу и только затем осмотрелась.

Она ничего не увидела. Парковка была пуста. Все еще подсознательно опасаясь, что она здесь не одна и что, если что-то с ней случится, никто не услышит ее крика, Сью вставила ключ зажигания, завела мотор и тронулась с места.

Она не понимала, почему оказалась такой глупой, почему сразу не поняла, что парковка была пустой, потому что занятия проводились в другом крыле школы. Сью сказала Джанин и пообещала своим родителям, что будет осторожна, а вместо этого вела себя как полная идиотка.

Она подумала о Мануэле Торресе и попыталась представить, как может выглядеть полностью обескровленное тело старика.

Сью ехала по узкой грунтовой дорожке вокруг школы на парковку для преподавателей. Там был яркий свет, много машин, и студенты маленькими группками шли к своим аудиториям. Она припарковалась рядом с микроавтобусом «додж». Ужас и паника постепенно прошли.

Еще минуту назад Сью была готова бежать к незнакомым людям и кричать, что на них напали монстры. Сейчас, хотя она все еще ощущала страх, глядя на темное южное крыло школы, и не могла забыть о черном, меняющем форму призраке, мысль, будто какой-то монстр прячется в школе, поджидая свою жертву, казалась абсурдным и мелодраматическим продуктом слишком живого воображения. И все же девушка не могла избавиться от ощущения, что совсем недавно ей грозила реальная опасность. Возможно, ей следовало сообщить преподавателю, что она видела нечто подозрительное, прятавшееся в коридоре, чтобы он послал кого-нибудь проверить.

Сью шла вслед за двумя пожилыми женщинами, несшими кисти и альбомы для набросков – очевидно, они записались в класс по рисованию. Около кабинета директора женщины пошли налево, к неспециализированным классным комнатам, а Сью повернула направо.

Она довольно легко нашла аудиторию 211, где у нее в старших классах школы были уроки английского, и вошла. Ей опять все показалось маленьким: столы, классные доски, само помещение. Пока она была здесь единственным студентом. Преподаватель показался ей знакомым. Чисто выбритый мужчина, которому было немного за тридцать, стоял у доски, глядя на пустые ряды столов. Он улыбнулся девушке.

Оба они одновременно посмотрели на стенные часы.

– Еще пять минут, – сказал преподаватель. – Не похоже, что будет слишком много студентов.

Сью вежливо улыбнулась ему и устроилась за столом в середине класса.

Мужчина посмотрел на список, который держал в руке.

– Вы Сьюзен Уинг?

– Да, – кивнула она. – Сью.

– Ну что же, вы единственная, кто записался на этот курс. Было еще два человека в списке, но оба они отказались. Я надеялся, что кто-то еще запишется в последний момент, но что-то непохоже. – Он натянуто улыбнулся. – Журналистика теперь совсем не так популярна, как было после Уотергейта [6]6
  Речь идет о Уотергейтском политическом скандале (1972–1974), породившем громкие журналистские расследования и повлекшем за собой отставку президента США Р. Никсона.


[Закрыть].

– Что если никто больше не придет? – спросила Сью.

– Тогда курс отменят. Нам нужно не менее шести человек.

Он снова посмотрел на часы: было без трех минут семь.

– Да, кстати, меня зовут Рич Картер, я редактор «Рио-Верди газетт». Вы можете называть меня Рич.

Вздохнув, Сью посмотрела на свой стол.

– Я очень хотела изучать этот курс.

– А я очень хотел преподавать его. Мне нужен дополнительный заработок.

– Мне нужно пройти дополнительно несколько курсов. Я хочу сдать их в колледже Пуэбло, а потом перевестись в Университет Южной Аризоны, но подходящих курсов предлагают мало.

Рич прошел по центральному проходу к двери, выглянул в коридор и посмотрел в оба его конца. Снова взглянул на часы.

– Семь. Не думаю, что кто-то еще придет.

Сью встала.

– Вы проходили раньше какие-то другие курсы, связанные с журналистикой? Работали в школьной газете или у вас был какой-то другой опыт?

Сью отрицательно покачала головой.

– Что же, вам нужны любые зачетные курсы или вас действительно интересует журналистика?

– И то, и другое.

– Причина, по которой я вас спросил, заключается в том, что я могу дать вам возможность получить реальный журналистский опыт. Вы сумеете одним выстрелом убить сразу двух зайцев. От меня только что ушел один из моих репортеров, и мне нужна замена. Вам нужно будет набирать тексты, верстать их, вы познакомитесь со спецификой газетного бизнеса. Конечно, вы будете работать неполный рабочий день, и я буду платить вам сдельно. Повременно или за определенный объем текста – как вам будет выгоднее.

– А я получу зачет за этот курс?

Рич рассмеялся.

– Конечно. Я поговорю с деканом. Мы назовем это «самостоятельными занятиями» или как-то еще в этом роде.

– Спасибо.

– Если не сочтете это бесцеремонным, можно мне спросить, почему вы не поступили в один из двухгодичных общественных колледжей в долине Колорадо? Немного странно ждать, пока колледж в Пуэбло предложит зачетные курсы. Возможно, вам придется ждать несколько лет.

Сью покраснела.

– У меня нет выбора. Мы не сможем позволить себе ничего другого.

Рич кивнул.

– Я вас понял. – Он внимательно посмотрел на нее. – Вы ведь работаете в том китайском ресторане?

– Он принадлежит моей семье, – призналась Сью.

– Так я и думал.

Рич вырвал лист бумаги из своего блокнота и что-то написал на нем.

– Вот, – сказал он, протянув ей этот листок. – Это номер телефона газеты. Позвоните мне завтра утром около десяти, и мы все уладим.

– Хорошо.

– Тогда мы поговорим завтра.

Сью направилась к двери, но потом увидела, что на улице совсем темно по сравнению с освещенным классом. Девушка обернулась к Ричу.

– Вы тоже уходите?

Он отрицательно покачал головой.

– Я должен оставаться здесь до семи двадцати, на тот случай, если кто-то все же придет.

– Ну, тогда увидимся завтра. – Сью сглотнула – ее сердце сильно стучало, и заставила себя выйти в коридор.

На улице было не так уж страшно. В других классах горел свет, и на парковке было много опоздавших студентов и преподавателей. Она бросила взгляд на темное крыло школы, и у нее по рукам снова побежали мурашки. Теперь, как ей казалось, было бы глупо пытаться рассказывать кому-либо о том, что она видела, или даже намекать на это, но страх у нее еще не прошел.

Сью побежала по освещенной парковке к своему «универсалу».

Она так и не смогла успокоиться, пока здание школы не пропало из зеркала заднего вида.

Пастор Уиллер не спал, когда Иисус появился во второй раз.

Вечером Клэн вышел в вестибюль, чтобы запереть двери церкви, когда почувствовал легкое изменение качества воздуха. Казалось, что вдруг стало легче дышать; он почувствовал себя легким, открытым, будто освободился разом от своих проблем и всего негатива, будто раскрылся весь его потенциал и мысли потекли свободно, без всяких помех.

Пастор обернулся, но ничего не увидел, кроме параллельных рядов пустых скамеек и последних лучей заходившего солнца, зажигавших маленькие радуги по краям оконных витражей.

Он повернулся в прежнем направлении и увидел Иисуса.

Спаситель стоял перед алтарем во всей Своей славе и величии и глядел на крест, висевший над кафедрой. Этот полусгнивший крест пастор нашел в пустыне поблизости от Голдфилда и сам отреставрировал. Уиллер задержал дыхание, не решаясь двинуться с места. Он зачарованно смотрел на затылок Иисуса, на Его длинные, роскошные рыжевато-каштановые волосы. Гордыня была грехом, Уиллер знал это, но тем не менее он ощущал гордость, зная, что Спаситель доволен его усилиями. Крест был собран из старых железнодорожных шпал, но дерево выцвело почти до белизны, долго пролежав под открытым небом, когда он нашел его у заброшенного городка; сухое дерево было иссечено песком и местами растрескалось. Он нес крест на плече, как когда-то нес его Иисус, но не по улицам Иерусалима на Голгофу, а через пустыню к машине. Уиллер провел немало дней и ночей, полируя крест, покрывая его тончайшими ароматными маслами, и, когда все было закончено, он знал: это нечто особенное. Он знал: то, что он сделал, хорошо.

В то время он проповедовал в Финиксе, а после два раза переезжал, но не расставался с этим крестом, всегда сопровождавшим его в переездах.

Сегодня, когда Иисус повернулся к нему, улыбаясь, грудь Уиллера распирало от гордости, и он был в экстазе.

– Ты создал прекрасную вещь, – сказал Христос. Его голос заполнил воздух безмолвной церкви музыкой, вознесся к балкам, поддерживавшим крутую крышу, а потом изящно отразился от них, заполнив все пространство. – Мужчины захотят, чтобы их распяли на твоем кресте. Женщины будут молить о том, чтобы их прибили гвоздями к такому дереву.

– Да, – прошептал Уиллер.

Он стоял неподвижно, и теплый восторг переполнял его. Сейчас, в реальной жизни, его чувства были гораздо сильнее, чем в прошлом в видениях, – теперь они более непосредственные; физическое ощущение необычной благости распространилось по его телу, наполнило его голову, сердце, пальцы и ступни. Это чувство было не похоже ни на что другое, и он знал без всяких сомнений, что это было нечто, не сравнимое с удовольствием от наркотиков или секса или с любым другим состоянием эйфории, которое может вызвать у себя сам человек. Такое могло происходить только в присутствии Господа.

– Ты внял моим словам, – сказал Иисус, – но еще многое предстоит сделать.

Было что-то одновременно величественное и грозное в облике Христа, когда Он говорил – хотя все это и воплощалось слабыми средствами человеческой речи для того, чтобы Уиллер смог это понять, – и пастор чувствовал приводящую в трепет мощь Господа, отражавшуюся в его уже знакомых чертах. Как и раньше, у Уиллера были вопросы, которые ему хотелось задать, и тайны, которые он хотел узнать, но, как и раньше, он не решился говорить и молчал в присутствии Спасителя.

Иисус кивнул, показав, что все понимает.

– На все твои вопросы будут даны ответы, – сказал Он.

Слезы благодарности наполнили глаза пастора.

– Благодарю тебя, Господи.

Иисус снова улыбнулся, и Его улыбка озарила сумрачную церковь светом благодати. Он показал своей прекрасной рукой на мир за оконными витражами.

– Этот город – дом греха. Он заполнен нечестивцами и должен быть очищен, прежде чем сможет стать домом Господа. Он должен быть очищен кровью виновных.

Информация потоком хлынула в разум Уиллера; он достиг полного понимания тех идей, на которые Иисус лишь намекнул в своих словах. Все необходимые действия теперь были ясны и понятны. Уиллер видел лица, искаженные муками, они были рассечены, и по ним текла кровь; чистая и изысканная красота смерти этих людей была их вкладом в возвеличивание вящей славы Господа. Он видел головы и руки, изящно отделенные от тел, искусно рассеченные и выпотрошенные торсы, ручьи испорченной крови, бегущие в реку прощения, которая текла прямо к Иисусу Христу. Он видел убитых грешников, жертвоприношения, обезглавливания и распятия. Он видел праведников, радовавшихся смерти нечестивых, добродетельных, потрясавших оружием очищающей боли в войне добродетельных и чистых против грешников, видел целомудренных и чистых, радостно приветствовавших освобождение измученных душ грешников, дарованное им Господом Всемогущим.

Все эти образы помогли Уиллеру, неожиданно придали ему сил, и все же ему потребовалась вся его смелость, чтобы поднять голову и прямо обратиться к Иисусу.

– Я купил некоторые вещи для церкви.

Пастор произнес эти слова хриплым шепотом, потом повернулся и наощупь открыл дверь в кладовку, находившуюся позади него, чтобы показать, что он купил в Финиксе.

Кандалы. Веревка. Медвежий капкан. Ножи. Иисус улыбнулся, и лучистое сияние, всегда окружавшее Его, стало еще ярче.

Уиллер почувствовал у Спасителя голод, страстное, почти физически ощутимое желание. Взгляд Христа скользнул по разложенным инструментам для пыток; Он одобрительно посмотрел на Уиллера, Его глаза сверкали.

– Ты все хорошо сделал, сын мой.

И снова священника переполнило почти невыносимое чувство гордости. Господь доволен его поступками!

– У тебя сорок дней, – сказал Иисус. – Сорок дней для завершения твоей задачи.

Уиллер молча кивнул. Сорок было любимым числом Господа. Когда он первый раз уничтожил Землю, потопом смыв порочность и беззаконие, дождь шел сорок дней и сорок ночей. Когда Христос уединился в пустыне, он провел там сорок дней и сорок ночей.

Теперь Иисус давал ему сорок дней и сорок ночей, чтобы завершить создание Его церкви.

Горе ему, если он потерпит неудачу.

Иисус отвернулся, и на мгновение Уиллер подумал, что Спаситель похож на его отца. Он увидел знакомую тяжелую челюсть и тонкий нос. Волна холода накрыла его, и она задрожал, потрясенный этим сходством. Потом внимание пастора отвлекла черная тень, которая закрыла на время цветную радугу, двигаясь мимо оконных витражей.

Когда он снова опустил глаза, Иисус уже исчез – только мягкое свечение слегка колебалось в воздухе на том месте, где Он только что был.

Глаза Уиллера наполнились слезами, а его сердце радостно забилось; он опустился на колени и поцеловал то место на полу, где стоял Иисус. Затем запер дверь кладовой и закрыл в ней благословенные инструменты, с помощью которых воля Господа будет выполнена.

Каркас баптистской церкви привезли в пятницу утром на двух больших автомобильных платформах, а третий автомобиль – автокран – привез остальные элементы конструкции и декора в своем грузовом отделении. Кроме водителей приехали также волонтеры из Американского совета христианских церквей. Еще Уиллер нанял на день двух квалифицированных работников из строительной фирмы. И потом, четверо мужчин-прихожан добровольно вызвались помочь собирать церковь.

Пастор стоял рядом с оператором крана, плотным, дочерна загоревшим мужчиной в строительной каске, пока грузовые платформы маневрировали, чтобы занять нужную позицию у пустого участка, прилегавшего к уже существующей церкви. Крановщик, хмуро наблюдавший за этим, повернулся к пастору.

– Где мы поставим эту структуру?

Уиллер указал на пустующий участок с северной стороны церкви. Десять прихожан почти неделю убирали мусор и выравнивали этот участок.

– Прямо здесь.

– У вас нет фундамента. У вас не подведены коммуникации.

– Мы поставим ее прямо здесь.

Оператор крана огляделся, затем подозрительно посмотрел на Уиллера и спросил его:

– У вас есть хоть какие-то разрешения? На строительство? На подключение канализации? На подключение электричества?

– Мы собираемся поставить ее здесь. – Уиллер спокойно улыбался.

– Вы не можете этого сделать. Нам нужно все согласовать и выполнить необходимые процедуры. Я собираюсь поговорить с Дейвисом. Совет не может ставить церковь в каком-либо месте, не получив разрешений.

– Поговорите с Дейвисом, – сказал Уиллер.

С разрешениями все было в порядке – он получил их от властей округа несколько дней тому назад и уже показал их координатору, но не собирался лично объяснять что-либо этому назойливому и невежественному ничтожеству. Пастор понаблюдал, как крановщик шел через пустырь к грузовикам, а потом удовлетворенно огляделся вокруг. Он увидел городок таким, каким тот явился ему в видении: жесткая пустынная почва, покрытая мягкой травой и прекрасными цветами. Пыльные и обветшалые здания выглядели лучше, чем новые, сверкая свежей краской и чисто вымытыми окнами. В центре этого обновленного городка, в центре нового мира, он видел Церковь живого Христа, великолепный монумент величия Господа.

Уиллер благосклонно улыбнулся группе зевак, собравшихся на улице, чтобы узнать причину всей этой суеты. Он знал, что скоро они будут мертвы, обреченные гореть в аду, познав гнев Всемогущего. Они уже не будут путаться у него под ногами и досаждать ему, вторгаясь в его жизнь со своими мелочными и убогими заботами светского мира. О них позаботится рука Господа. Своим умственным взором он видел освежеванного живьем Лэнга Кросби: кожа содрана с лица, а выпученные глазные яблоки, белевшие на этой кровавой маске, похожи на глаза жука. Он видел Джейн Пейдж с рваной раной между ног, там, где был источник ее греховности.

Он глубоко дышал и чувствовал себя хорошо. Это будет особый день.

Весьма особый.

Даже с помощью работников АСХЦ, церковных волонтеров и рабочих из строительной компании ушло все утро и бо́льшая часть дня, чтобы собрать две секции здания и поставить каркас на место. Случилась пара незначительных происшествий: одно окно разбилось, когда кран слишком резко опустил первую секцию на землю, и небольшой участок внизу восточной стены был поврежден, когда его задел угол грузовой платформы. Но в целом все прошло гладко, и к ночи воссозданная церковь – по крайней мере, снаружи – выглядела почти так же, как на прежнем месте в Финиксе.

Только когда стало совсем темно, пастор Уиллер наконец сказал всем, что пора заканчивать. Третий грузовик-автокран пока еще не разгрузили, но две грузовые платформы были уже пусты. Первая фаза работы будет завершена завтра. Работников АСХЦ разместили в домах вызвавшихся приютить их на ночь прихожан, Уиллер проводил их всех к хозяевам и сердечно поблагодарил. Потом он вернулся в церковь, взял свою пластиковую чашку чая со льдом с капота одного из грузовиков и вошел в пока еще пустой остов новой пристройки.

Деревянный пол был уложен прямо на земле, хотя все строители и добровольцы АСХЦ не советовали этого делать. Все выглядело хорошо. На следующей неделе они снесут часть стены и соединят пристройку со старой церковью. Уиллер уже представлял себе, как будет выглядеть полностью завершенный проект, законченная Церковь Живого Христа, молитвенный дом – такой большой и уникальный, что на пустынном горизонте он будет казаться выше, чем пик Апачей, выглядеть внушительнее, чем окружающие холмы, и станет служить маяком для многих и многих, кто придет к ней восславить Господа.

Уиллер ощутил, как дрожь предчувствия пробежала по его телу. В воскресенье он собирался сообщить своей пастве, что Господь Иисус Христос вернулся. Он собирался рассказать им о том, что видел, и о том, что ему было поведано. Пастор не знал, как они воспримут эти благие новости, но это только усиливало его восторг.

Это отделит зерна от плевел в его пастве. Это определит ее будущее.

Уиллер сделал глоток чая со льдом и скривился, потому что к нему на язык – а потом и в горло – вместе с жидкостью попало нечто зернистое и с очень неприятным вкусом. Он снял с пластиковой кружки крышку и поднес ее к свету, светившему из окна. На единственном потемневшем кусочке лимона копошились десятки мелких мошек размером с булавочную головку. Еще больше черных точек плавали в темном чае между кубиками льда. Какой-то вид плодовых мушек, предположил пастор. Он хотел выйти и выплеснуть содержимое чашки на землю, когда вдруг понял, что, как и все остальное, это также было частью плана Господа.

Если бы Иисус не хотел, чтобы он проглотил мушек, то не допустил бы, чтобы они оказались в его чае.

Уиллер задумался на пару секунд, потом прочел короткую благодарственную молитву, снова закрыл крышку, сжал губами соломинку и стал пить.

В последний час перед закрытием посетителей почти не было, поэтому они поужинали жареным рисом со свининой и куриной лапшой, которую кто-то заказал по телефону, но не забрал, а потом раньше обычного закрыли ресторан. Сью и Джон вытерли столы и подмели пол в зале, пока мать и бабушка мыли тарелки. Их отец наводил порядок на кухне. Они в этот раз уехали домой вовремя и чуть позже девяти прибыли к дому.

Хотя на улице уже было темно, Крис Чепмен и Род Малверн стояли на полоске желтой травы, разделявшей их участки, и разговаривали. Сью помахала им, когда вышла из машины. Они помахали ей в ответ и возобновили свою беседу. Ни тот, ни другой не обратил на ее родителей никакого внимания. Девушка захлопнула дверцу машины и последовала за отцом и матерью, которые пошли к дому самым коротким путем, мимо ивы. За многие годы она уже привыкла к такому поведению соседей, и хотя ей, наверное, следовало на них разозлиться, на самом деле Сью было все равно. Она воспринимала эту ситуацию, как элемент Обычного Порядка Вещей.

Обычный Порядок Вещей.

Сью пришла к убеждению: он проявлялся в том, что покупатели обычно не ведут себя по-настоящему дружелюбно и не сближаются с владельцами магазинов, ресторанов или с другими людьми, с которыми ведут бизнес, что между ними автоматически вырастает стена, которая мешает более близким контактам. Но она знала, что это не всегда так. Майк Фазио, владелец пиццерии «Майк пицца плейс» в торговом центре «Башас», похоже, дружил со многими своими покупателями. Хэнк и Тара Фаррел, хозяева видеосалона, часто общались со своими клиентами. Разница заключалась в том, что ее близкие были китайцами.

Сью не нравилось думать об этом. Она испытывала дискомфорт, и девушку не покидало ощущение, что она слишком чувствительна. Когда Сью видела в теленовостях, как выходцы из Азии протестуют против показа фильмов про Чарли Чана [7]7
  Чарли Чан – герой серии детективных романов Э. Д. Биггерса и ряда кинофильмов (1926–1949), полицейский-китаец, всегда вежливый и любезный; славился своими глубокомысленными афоризмами в псевдоконфуцианском духе.


[Закрыть] или мультфильмов, тиражирующих стереотипные представления о людях из восточных стран, Сью всегда чувствовала неловкость: ей хотелось поддержать протестующих, и она знала, что должна быть солидарна с ними, но, с другой стороны, она не могла полностью с ними согласиться. Девушка старалась убедить себя в том, что теперь расовая принадлежность уже не влияет на то, как другие люди воспринимают ее и ее близких или ведут себя по отношению к ним. В конце концов, многие консервативно настроенные белые жители городка восхищались темнокожими звездами спорта, футболистами и баскетболистами. Их дети покупали музыкальные записи темнокожих поп-звезд. Разумно ли ей было считать, что к ее близким относятся по-другому только потому, что они китайцы? Да. Потому что за все эти годы ее семья так и не стала своей, к ним все еще относились как к аутсайдерам, а не как к членам общины. Даже самые приятные клиенты, шутившие и смеявшиеся с ней, дружелюбно и уважительно относившиеся к ее родителям, если встречались с ней и с ее близкими в ресторане, в иное время общались с ними напряженно и холодно. Они могли кивнуть, иногда улыбнуться, в лучшем случае сказать «привет», но непринужденного общения не получалось, если они не были в привычных ролях клиента и официанта. Нельзя сказать, что ее семью избегали или не любили – к ним просто относились по-другому.