Текст книги "Святилище"

Автор книги: Бен Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ублюдок! – Плащ с Капюшоном все еще вытирал мочу и дерьмо с лица, когда Тулл проткнул ему горло. Глаза Плаща с Капюшоном выпучились от шока, губы шевельнулись, но они не издали ни звука. Его кровь обрызгала все; Тулла, переднюю часть одежды вожака и мостовую, когда Тулл освободил меч. Плащ с Капюшоном упал вниз, в грязь, где пару раз дернулся и затих.

Глаза Тулла огляделись в поисках Винного Бурдюка и Вонючего, который уже однажды должен был умереть. К его облегчению, Вонючий лежал на спине в десяти шагах от него. Если он не умер, то скоро умрет. Винный Бурдюк поднялся и настороженно смотрел на Тулла, явно разрываясь между местью за своих друзей и бегством.

– Уходи! – приказал Тулл, указывая на дорогу окровавленным мечом.

А тем временем сверху упал еще один горшок с отходами, разбрызгав нечистоты чуть ниже ног Винного Бурдюка. Выплюнув в сторону Тулла комок дерьма и мокроты, он скользнул в ночь.

Опасаясь, как бы ему на голову не свалился новый «подарок», Тулл сделал шаг вперед и крикнул: – Кто там?

– Мои старые кости не приспособлены к борьбе, но я не мог стоять в стороне и ничего не делать. Вы ранены?

– Пострадала немного моя гордость, – ответил Тулл, – но в остальном я невредим.

– Благодарение богам!

– Я стану еще большим вашим должником, если вы смогли бы мне немного посветить. В противном случае я потеряю содержимое моего кошелька несмотря на вашу помощь.

– Подождите, минутку! – воскликнул благодетель Тулла.

Стараясь не наступить ни на одну из своих монет, многие из которых, сверкали в грязи, как маленькие золотые искорки, Тулл передвинулся к Вонючему, но тот нашел в себе силы, чтобы схватить его за ногу. Тулл ударил его другой ногой в челюсть, а затем еще раз пробил грудь мечом. Покончив с ним, он снова осмотрел переулок. Не было никаких признаков Винного Бурдюка, но он не расслаблялся. Неосторожность уже едва не стоила ему жизни.

Железо заскрежетало по железу, когда дверные засовы откинулись назад. Дверь открылась, и в оранжевом свете масляной лампы Тулл увидел худощавого седовласого мужчину в старой армейской тунике. Понимание нахлынуло на него. – Вы ветеран.

Спина старика выпрямилась: –Да. Двадцать пять лет я прослужил в «Германике». А вы, господин?

– Двенадцать до сей поры, в «Рапаксе». Меня только что отправили в Восемнадцатый.

– Хорошо, что я вовремя поднялся с постели, господин, – сказал старик, отдавая честь. –Убийство центуриона на моем пороге было бы ужасным событием.

– Я вам благодарен, – сказал Тулл, и тут только до него начало доходить, как ему повезло. Он протянул руку. Они пожали друг другу руки, и старик сказал: – Могу я пригласить вас внутрь?

– Спасибо, но нет! – Тулл объяснил, как и зачем он бросил свой кошелек, и немного смутившись, сказал, сколько в нем было денег.

Старик присвистнул: – Это кругленькая сумма.

– Да, – ответил Тулл, зная, что ему повезет, если он найдет больше половины своего выигрыша.

У него получилось даже лучше, чем он предположил. С помощью раба старика и всех масляных ламп в доме они нашли почти все золотые монеты, кроме двух. Тулл вложил четыре монеты в руку ветерана, не обращая внимания на его протесты. – Я настаиваю. Вы спасли мне жизнь. Если ваш раб, как только станет светло, сможет найти последние два аурея, то может оставить их себе.

С благословениями двух мужчин, громко звенящими в его ушах, Тулл вернулся на главную улицу и без дальнейших помех направился к храму.

Стражники у входа странно посмотрели на него – мгновение спустя, в ярком свете ламп, свисавших с двух огромных бронзовых подставок, Тулл понял, что это потому, что он был весь забрызган кровью, – но не встали у него на пути. Они привыкли к таким зрелищам и даже к большему, подумал он с отвращением. Известно, что священнослужители Великой Матери калечили и даже кастрировали себя во время священных церемоний. Это была странная религия по мнению многих, что и объясняло, почему, несмотря на свою популярность, она все еще считалась незаконной.

Комплекс с высокими стенами был квадратной формы, с центральным двором, окруженным со всех сторон комнатами. Самые большие две, обращенные друг к другу через восточную и западную стороны ограждения, были собственно святилищами, по одному для Великой Матери и Изиды. Перед обоими стояло по большому каменному алтарю, на которых совершались жертвоприношения. Остальные комнаты были отданы под склады, спальни, или использовались для обучения учеников, зачисленных в жреческое сословие любой из богинь.

Час, возможно, уже был поздним, но место было переполнено, и, несмотря на толпу, здесь царила жуткая атмосфера. Воздух был наполнен шумом религиозных песнопений, неразборчивыми криками и громкой музыкой. Петушок пронзительно закричал, когда его вытащили из клетки и понесли к одному из алтарей. От многочисленных пылающих жаровен исходили странные запахи благовоний и каких-то других веществ. В соседних покоях двигались тени, и трудно было понять, были ли звуки, слышимые оттуда, болью, удовольствием или чем–то совсем другим. В тусклом свете Тулл не был уверен, что темная жидкость, сочащаяся из соломы под ногами, была просто грязью. Он подумал, что лучше не проверять.

Большинство присутствующих возле святилища Великой Матери (Magna Mater)  были женщинами. Старые или молодые, здоровые или больные, бездетные или беременные, каждая пришла просить богиню, покровительницу исцеления и плодородия. Некоторые танцевали, кружась дикими кругами под звуки цимбал, на которых играли жрецы в ярких цветных одеждах. Другие стояли на месте, снова и снова вторя выкриками о своей преданности. Одна женщина, безмолвная, словно омертвевшая, царапала себе ногтями щеки и лицо. Струйки крови стекали по ее шее прямо на платье.

Тулл чувствовал себя очень неловко. Если все, что здесь происходило, было нормой для обычной ночи, кто знает, что здесь творилось во время праздников богини, когда на них разрешалось присутствовать только женщинам и кастрированным мужчинам. Почтительно склонив голову, несмотря на свое ворчание, он не хотел оскорблять Великую Матерь, и направился в другую большую комнату. Рядом с Исидой он чувствовал себя как дома. Ее тоже почитали как богиню плодородия, но ей также поклонялись моряки и те, кто искал удачи. «Должно быть, именно она помогла ему выиграть столько денег», решил Тулл. Мысль о монетах заставила его небрежно опустить руку на кошелек. Воры действовали повсюду, даже внутри храмов.

–Хочешь узнать свое будущее? – хриплый голос принадлежал худому, словно скелет, прорицателю в характерной шляпе с тупым козырьком. Он бочком приблизился к Туллу, используя свой жезл-литуус, чтобы проложить путь через толпу. Вблизи его рыхлая кожа и бледность вызывала опасения. «Этот человек болен, – подумал Тулл, – надеюсь, что это не заразно». Он ускорил шаг. У него не было времени на шарлатанов, особенно на тех, кто был болен.

– Ты принял участие в драке, – человек подошел к нему ближе, – вот почему ты здесь.

– Ошибаешься, – сказал Тулл, хотя ему захотелось поблагодарить его за напоминание об удаче в переулке.

– Скоро отправляешься в морское путешествие, не так ли?

– Нет, – коротко ответил Тулл.

От прорицателя нельзя было отвязаться. Несмотря на толпу, он каким–то образом не отставал от Тулла. – Хочешь знать, будет ли твой новорожденный ребенок процветать?

– Нет!

– А ты знаешь, – воскликнул прорицатель, – что твоя женщина хочет родить от тебя ребенка?

Тулл прошипел, что у него нет женщины, и что армии с него достаточно.

– Тогда тебе нужна удача. Удачи в твоей карьере. Удачи в том, чтобы заслужить уважение начальства.

Прочь с дороги, маггот, – приказал Тулл.

– Какой из тебя отличный офицер, – сказал прорицатель ядовитым тоном. Так быстро осуждать и так быстро предполагать, что каждое пророчество фальшивка. – Однако он отступил перед поднятым кулаком Тулла. Тулл почти достиг алтаря, посвященного Исиде, когда голос прорицателя снова достиг его ушей. – Какая–то неожиданная удача пришла к тебе. Богиня заслужила и ждет твоей благодарности.

– Этот дурак перебрал все возможные причины, почему я пришел сюда, – сердито подумал Тулл. Эта, должно быть, была последней.

– Наслаждайся ей, пока она длится. Такие вещи всегда кратки.

– Этот человек так предсказуем, – подумал Тулл. Удача не длится ни для кого долго. Он окинул взглядом птиц в клетках, выставленных на продажу в качестве жертвоприношений. Там не было ни свиней, ни овец – жрецы Исиды считали их нечистыми. В темноте и при таком количестве верующих было бы небезопасно пускать в святилище скот, поэтому домашние и певчие птицы были всем, что можно было предложить. «Пары прекрасных петушков было бы достаточно», – решил он.

– Грязь! – воскликнул прорицатель.

Не обращая на него внимания, Тулл наклонился, чтобы рассмотреть петушка в верхней клетке стопки, разложенной перед сморщенной старухой, сидящей на табурете. – У вас острый глаз, господин, – прохрипела она. – Это лучшая птица в Могонтиакуме.

– Моря грязи! – сказал прорицатель громче.

– Конечно, – сухо ответил Тулл. – Сколько с меня?

– Два динария, – ответила старуха.

Тулл успел недоверчиво рассмеяться, прежде чем голос прорицателя снова прервал его: Теперь он подошел ближе. – Я вижу тебя и твоих солдат, окруженных грязью, болотом и деревьями, тысячами деревьев…  и кровь. Повсюду кровь.

Терпение Тулла начало выходить из–под контроля. Он повернулся, готовый его ударить. – Твоя ложь меня не пугает. Убирайся, собака, или я тебя хорошенько отделаю!

Прорицатель словно его не слышал. Из уголков его рта текла слюна, а глаза были закатаны, обнажив белки. Тулла больше нервировало то, как он продолжал приближаться к нему, ни разу не споткнувшись. Толпа незаметно отходила от него, люди отводили глаза и бормотали молитвы.

– Грязь... И дождь, проливной дождь, посланный богами… Повсюду мертвые легионеры, – нараспев произнес прорицатель. – Ты в ловушке, и твои солдаты тоже.

Тулл невольно почувствовал, как в животе у него шевельнулось беспокойство.

– Мои уши наполнены криками мужчин…  Боги оставили их, они вопят и плачут.

Встревоженный трансом прорицателя так же сильно, как и его словами, Тулл схватил человека за одежду обеими руками и сильно встряхнул: – Остановись!

Глаза прорицателя дернулись, затем приняли нормальное состояние. Он заморгал, глядя на Тулла. – Ч– ч-что я говорил?

–Ты нес какую–то тарабарщину о грязи и пойманных в ловушку солдатах. – Прорицатель непонимающе смотрел на него. – Ты пытался меня запугать?

 Прорицатель поднял руки: –Я не помню, что я говорил….

– Не пытайся проделать это со мной! – прорычал Тулл. – За кого ты меня принимаешь – за суеверного дурака, который всему поверит?

– Если я обидел тебя, извини, – запинаясь, пробормотал прорицатель. – Я не могу вспомнить ни слова из того, что я сказал. Пусть Исида и Великая Матерь поразят меня, если я лгу.

«Если этот человек притворяется, то у него неплохо получается», – подумал Тулл, отпуская его. Он снова вгляделся в лицо прорицателя, но не увидел на нем и следа вины. Впервые страх мурашками пробежал по спине Тулла. Возможно ли, что прорицателю было послано видение одной из богинь? «Не будь глупцом, – сказал он себе. – Этот человек сошел с ума, или его мозги были изъедены лихорадкой». – Пошел вон! – рявкнул он.

Обмякший прорицатель не протестовал; он просто отвернулся, и теперь еще виднее стали его жалкая фигура, тощие руки и костлявые ноги. Тулл почувствовал угрызения совести. Быстро порывшись в кошельке, он достал сестерций: – Постой! Подойди сюда!  – позвал он. – Купи себе немного еды.

–Да пребудет с тобой благословение богинь! – воскликнул прорицатель, хватая монету. – Не обращай внимания на мой бред. Они ничего не значат, совсем ничего.

Скрывая свое беспокойство, так как на них смотрели люди, – Тулл выдавил из себя сердечный смех: – Мне не нужно, чтобы ты мне это говорил. А теперь отвали, пока я не забрал свои деньги обратно.

Несколько часов спустя, когда его подношение Исиде было принято, и по дороге обратно с ним ничего не произошло, Тулл лежал в постели, не в силах заснуть. Слова прорицателя перекатывались у него в голове, как камни в тыквенной погремушке музыканта, их бесконечный шум то тревожил, то раздражал его. За эти годы он слышал много неприятных пророчеств – некоторые были направлены на других, некоторые на него, – но никогда раньше он не был так взволнован.

То ли вино, которое он выпил, вывело его из себя, сказал себе Тулл, то ли запоздалый шок, вызванный его почти паническим бегством в переулке. Странный воздух в храме тоже мог оказать на него влияние. А может быть, это были все три компонента. Какова бы ни была причина, прорицатель нес чепуху. Тулл не мог вспомнить ни одной живой души, которой когда-либо давали надежное пророчество, по крайней мере, такое за которое не платили монетой.

Эта уверенность тоже не помогла ему заснуть.

В конце концов Тулл сдался. Спрятав большую часть своего выигрыша под расшатанной половицей, он вернулся в «Сноп пшеницы» в поисках Валерия. Побольше вина помогут ему забыть сумасшедшего прорицателя и его фантазии.

Он держал пари, что точно так же повлияет на него и близость с Хатхор.

Пролог

Германия, 12 г. до н. э.

Мальчик крепко спал, но настойчивое потряхивание за плечо, наконец, его разбудило. Он открыл слипшиеся глаза и увидел склонившуюся над ним фигуру. В слабом свете лампы лицо отца – бородатое, остроглазое, обрамленное космами волос–было пугающим, и он отпрянул.

– Все в порядке, медвежонок. Я не призрак.

– В чем дело, отец? – пробормотал он.

– Пойдешь со мной! Я хочу тебе кое–что показать.

За мощной фигурой, которая была его отцом, стояла его мать. Даже во мраке длинного дома, одурманенного сном, он видел, что она несчастна. Его взгляд вернулся к отцу.

– Мама пойдет с нами?

– Нет. Это только для мужчин.

– Мне всего семь лет.

– Неважно. Я хочу, чтобы ты это увидели. Вылезай из постели. Одевайся.

Слово его отца было законом. Выскользнув из–под теплой медвежьей шкуры, он сунул ноги в чулках в сапоги, стоявшие у его низкой кровати. Порывшись в поисках своего плаща, который служил вторым одеялом, он накинул его на плечи. – Я готов.

– Пошли!

– Когда они проходили мимо его матери, она протянула руку:  Сегимер. Может не надо...

Его отец резко обернулся: – Он должен это увидеть.

– Он еще слишком молод.

– Не вмешивайся, женщина! На нас смотрят Боги.

Поджав губы, его мать отошла в сторону.

Мальчик сделал вид, что ничего не слышал и не видел. Следуя за отцом, он проскользнул мимо спящих рабов, пылающего огня, кастрюль и деревянных сундуков. Два дверных проема в длинном доме находились друг напротив друга, в середине здания. С другого конца потоки теплого воздуха доносили богатые запахи и звуки их скота, свиней и овец.

Его отец поставил лампу, когда вышел на улицу. Он оглянулся; – Выходи!

Мальчик подошел к двери. Звезды сверкали над головой, но ночь все еще была темной и пугающей. Ему это не нравилось, но отец манил его. Он вышел, глубоко вдохнув прохладный влажный воздух. Он охладил его ноздри, напомнив ему о зиме, которая уже наступала на пятки осени. – Куда мы идем?

– В лес.

Мальчик напрягся. Он любил бывать среди деревьев днем, когда мог поиграть со своими друзьями, поохотиться или посоревноваться, кто быстрее всех найдет оленьи следы. Однако, он никогда не был там ночью. Теперь лес стал миром теней, полным духов, свирепых животных и бог знает, чего еще. Его много раз будили волки, воющие на луну. Что, если они встретят кого-нибудь из них?

– Скорее! – Его отец уже был достаточно далеко на тропинке, ведущей из поселения.

В этот момент одиночество перевесило страх мальчика перед тем, что лежало за домами, поэтому он побежал догонять отца. Он хотел спросить, может ли он взять его за руку, но знал, каков будет ответ. Шагать рядом с отцом было лучше, чем ничего. Длинный меч Сегимера, который говорил, что он  знатный воин среди их народа, также успокаивал его, задевая его бедро, когда он шел, и напоминая мальчику, что его отец был грозным воином, равным, или даже лучше, любого в их племени херусков.

К нему немного вернулось мужество, и он спросил: Куда мы идем?

Сегимер посмотрел вниз: – Мы станем свидетелями жертвоприношения богам, какого ты никогда не видел.

Волнение смешивалось со страхом в животе мальчика. Он хотел узнать больше, но строгий тон отца и тот факт, что он шел вперед с огромной скоростью, заставили его придержать язык. Главное–не отставать. Грязь хлюпала под их сапогами, когда они прокладывали себе путь между десятками длинных домов. Когда они проходили мимо одного дома, собака тявкнула, вызвав хор других. Несмотря на этот шум, деревня оставалась неподвижной. Мальчик понял, что все спят. Действительно, было уже поздно. Он улыбнулся, взволнованный. Одно дело – смотреть на свадебный пир со своими друзьями до ночи, а другое – выйти в глухой ночью  в лес: совсем разные удовольствия. Тот факт, что он был со своим отцом, которого он боготворил, его успокаивал. Сегимер не был злым или жестоким, как некоторые отцы его друзей, но он не имел с ним ничего общего. Он был далеким от них человеком. Он был отчужденным. Всегда занят другими знатными воинами, охотился, или сражался с римлянами. «На этот раз ему нужно расслабиться и насладиться», – решил мальчик.

Их путь вел в лес, раскинувшийся к югу от их поселения. Сегимер рассказывал мальчику, что на землях херусков всегда существовали леса, но вокруг деревень большая их часть была вырублена, чтобы использовать землю для сельского хозяйства. На западе лежала река, источник воды и там водилось множество видов рыбы. На востоке и западе лоскутное одеяло маленьких полей производило зерно, овощи и траву для их скота. Деревья на юге давали дрова для костров племени, оленей и кабанов для их столов и священные места для жрецов, чтобы советоваться с богами.

«Должно быть, они идут в одно из этих мест», – подумал мальчик, и его беспокойство усилилось. Он был благодарен отцу за то, что тот сделал вид, что не видит, как он дрожит. Он никогда не осмеливался войти в рощу. Однажды он и его друзья отважились зайти достаточно далеко, чтобы увидеть вход в одну из них. Рогатые черепа крупного рогатого скота, прибитые к деревьям, проверили их мужество до предела, и они молча вернулись в деревню. Сегодня вечером, без сомнения, они выйдут за пределы этой точки. Когда они вошли в лес, по его спине струился пот. «Будь храбрым, –сказал он себе. – Ты не должен показывать страха ни сейчас, ни позже. Это навлекло бы позор на его семью и на его отца».

Несмотря на всю свою решимость, он подпрыгнул, когда из–за дерева вышла фигура. Одетый в плащ, вооруженный копьем, он поднял руку в приветствии: – Сегимер!

– Тудрус!

Мальчик расслабился. Тудрус был одним из самых доверенных воинов своего отца и человеком, которого он знал с самого детства.

– Ты разбудил медвежонка и привел его с собой.

– Да! – Рука Сегимера коснулась плеча мальчика, прикосновение, за которое он был благодарен.

– Ты готов, парень? – спросил Тудрус.

Мальчик не знал, на что он соглашается, но кивнул.

– Хорошо!

Сегимер всмотрелся в тропу, которая вела с запада, чтобы присоединиться к той, по которой он шел из поселения. – Еще кто–нибудь прибудет?

– Они все здесь. Воины Бруктери, Чатти, Ангриварии и Тенктери. Даже Марсии прислали вождей.

– Донару понравится, что так много людей решили прийти, – произнес Сегимер, глядя в небо. – Нам лучше поторопиться. Луна скоро достигнет зенита. Именно тогда жрецы сказали, что они должны будут умереть. –

Тудрус прорычал в знак согласия.

Кто должен умереть?  Подавляя беспокойство от того, что могли означать эти слова, мальчик сосредоточился на том, чтобы не отставать от отца.

Мальчик испуганно рванулся вперед. Он быстро взял себя в руки, но рядом с собой заметил улыбку Тудруса. Его отец нахмурился, показывая глазами, что он больше не должен двигаться.

– Б-у-у-у-у-у-у! Б-у-у-у-у-у-у-у!

На этот раз мальчик не пошевелился. Странный звук должен был исходить от рога, в который дул жрец, но казалось, что это был демон или бог, объявляющий о своем прибытии в рощу. Прошло десять ударов сердца, затем двадцать, и все еще никто не появился. Взгляд мальчика скользнул слева направо по темному пространству, которое было еще более ужасающим, чем он себе представлял. Путь к нему был достаточно пугающим, извилистым, грязным, ограниченным с обеих сторон болотом. Вход, грубая деревянная арка, украшенная черепами крупного рогатого скота, был не лучше. Но именно священный круг из дубов, шагов пятьдесят в поперечнике, в котором он теперь ждал со своим отцом, Тудрусом и большой группой воинов, заставил его внутренности взбунтоваться.

В его центре стояла пара алтарей, огромных каменных плит, которые, казалось, были вытесаны великанами. На вершине одного из них был устроен погребальный костер; зловещие темно–красно–коричневые пятна отмечали поверхность другого. Перед алтарями горел большой огонь, единственный источник света в роще. Один из двух столов рядом с ним был покрыт впечатляющим набором острых и зазубренных инструментов, ножей, щипцов и молотков. Второй был пуст. С его четырех ног свисали веревки, свидетельствуя о его предназначении.

Мальчик ожидал увидеть здесь привязанных животных. На религиозных церемониях, которые он посещал в поселении, богам приносили в жертву крупный рогатый скот и овец. Однажды он стал свидетелем, от чего у него заболели уши, принесения в жертву кабана. Он все еще слышал его крики.

–  Б-у-у-у-у-у-у! Б-у-у-у-у-у-у-у! – Звук исходил из–за алтарей.

– Они идут, – прошептал его отец.

Проявив любопытство, мальчик встал на цыпочки и вытянув шею, чтобы увидеть.

Из–за деревьев вышла процессия. Сначала пришли два жреца в мантиях, трубя в длинные рога крупного рогатого скота. Далее шли две великолепные белые кобылы, ведомые послушниками и тянущие колесницу, в которой стоял старый сутулый жрец. Его голова была наклонена, и мальчик знал, что он слушает звуки, издаваемые священными лошадьми. Важные послания от богов можно было узнать по их ржанию. За колесницей шли еще четыре жреца, дующих в рога, но именно жалкие фигуры, которые еле-еле ковыляли за ними привлекли внимание мальчика.

Восемь мужчин, связанных веревками за шею и запястья. На семерых из них были подпоясанные белоснежные туники, заканчивающиеся выше колена. Одежда последнего была красной, и на нем одном был шлем с впечатляющим поперечным гребнем из красных и белых перьев.

– Римляне, – прошептал мальчик с благоговением. Однажды он уже видел тела врагов своего народа, оставленные после того, как патруль попал в засаду его отца и воинов племени. Это были первые римляне, которых он видел живыми. Однако они все были в ранах. Даже на расстоянии и в тусклом свете синяки и рубцы, покрывавшие тела заключенных, были хорошо видны. Позади римлян расхаживала дюжина рослых послушников, вооруженных длинными копьями.

В животе мальчика поднялось тошнотворное чувство. Что бы ни случилось с этими людьми, это не будет хорошо.

– Никогда, отец, – согласился мальчик, вспомнив, что случилось, когда римляне приходили в этот район раньше. Соседнее поселение было сожжено; многие были убиты, включая его тетю и двух двоюродных братьев. – Мы остановим его.

– Остановим его и его проклятые легионы. Так что я поклянусь вместе с этими другими воинами. Донар будет нашим свидетелем. Он одарил мальчика редкой улыбкой. –Ты тоже примешь клятву. –

Удивление наполнило его: – Я, отец?

Да, медвежонок. Вот почему мы здесь. – Сегимер приложил палец к губам, а затем замолк.

Отойдя в стороны от алтарей, трубачи замолчали. Все глаза смотрели, как старый жрец слезает с колесницы и шаркает ногами к костру. Лошадей увели, и послушники подтолкнули заключенных вперед, пока они не остановились у столов.

–Мы благодарим тебя, Великий Донар, за то, что ты присматриваешь за нами. Голос священника был сильным, несмотря на его старость. – Твои молнии защищают нас, а твои грозовые тучи приносят нам дожди, без которых наши посевы засохнут и умрут. Когда мы сражаемся с нашими врагами, твоя сила помогает нашей борьбе, и за это мы всегда благодарны тебе!

На протяжении всего собрания люди бормотали в знак согласия, потирая амулеты в форме молота и шепча молитвы.

– В последние годы мы нуждались в твоей помощи каждое лето. Такие паразиты, как эти, – священнослужитель ткнул длинным ногтем в заключенных, – приходят тысячами, чтобы совершить разрушения на наших землях. Никто не застрахован от грабежей римлян, их жажды крови. Мужчины, женщины, дети, старики, больные – все убиты или порабощены. Наши деревни сожжены, а урожай и скот украдены.

Воины делали сердитые комментарии. Костяшки пальцев отца мальчика побелели на рукояти меча. Он почувствовал прилив собственной ярости. Его тетя и ее сыновья, его двоюродные братья, были его любимыми родственниками. Эти римляне должны были быть наказаны.

–Мы собрались сегодня вечером, чтобы принести тебе жертву, Великий Донар, – нараспев произнес жрец. – Просить твоей помощи в борьбе с этими захватчиками. Чтобы убедиться, что они убегут, побежденные, на противоположную сторону реки, которую они любят называть Рен. Чтобы убедиться, что, оказавшись там, они никогда не вернутся ни в твои земли, ни в наши.

– Донар! – крикнул Сегимер.

– До-нар! До-нар!! До-нар! – взревели воины в ответ. Мальчик присоединился к нему, но его пронзительные интонации затерялись в оглушительном хоре. – До-нар!! До-нар!! До-нар!

– Произнесите свои клятвы, – приказал жрец, когда шум стих.

Гордость наполнила мальчика, когда Сегимер выступил вперед первым.

– Я, Сегимер из рода херусков, клянусь перед Донаром никогда не отступать и не будет мне сна и покоя, пока римляне не будут изгнаны из наших земель навсегда. Боги поразят меня, если я, когда–нибудь собьюсь с этого пути.

Священник молча наблюдал, как один за другим воины клялись трудиться без отдыха, пока их враги не будут побеждены и отброшены за реку. Очередь мальчика пришла последней. Нервничая перед таким количеством мужчин, его голос немного дрогнул, но, к его облегчению, никто не засмеялся и не рассердился. Священнослужитель даже одобрительно кивнул ему, и отец сжал его плечо, когда он вернулся, чтобы встать рядом с остальными.

Жрец подал знак. Четверо послушников схватили ближайшего пленника, невысокого римлянина с круглым лицом, и потащили его вперед, отбивавшегося ногами и сопротивлявшегося. Без церемоний его швырнули на пустой стол и связали по рукам и ногам.

Воцарилась благоговейная тишина, позволившая услышать хныканье римлянина.

И все же мальчик не совсем верил в то, что должно было произойти. И все же, когда он взглянул на лица вокруг себя, которые стали жесткими и строгими, холодную уверенность в этом нельзя было отрицать. Его глаза снова обратились к столу, на котором растянулась жертва.

Старый священнослужитель выбрал изогнутый железный серп и поднял его вверх. – Без глаз римляне будут слепы. Они не увидят засад наших воинов или их секретных лагерей. –

Ненасытное: «А–а–а-а-а-а» – поднялось из тех, кто наблюдал. Конечно, он не...?  Мальчик вздрогнул.

Двое послушников неподвижно держали голову римлянина, когда священник приблизился к пленнику. Его вопли усилились.

Глубокий голос начал кричать на языке, которого мальчик не понимал. Это был римлянин в шлеме, который продвинулся вперед, насколько позволяли его путы. Он нацелил свои слова на священника, на собравшихся воинов и на послушников.

– Что он говорит, отец? – шепотом спросил мальчик. –Тудрус?

– Они солдаты, – прошипел Сегимер. – Благородные люди, которые не заслуживают того, чтобы с ними обращались как с животными. Он просит, чтобы их убили с честью.

– Он прав, отец?

Глаза Сегимера напоминали два кусочка льда. – Они убили твоих братьев с честью? Или твою тетю? Или десятки безоружных жителей деревни, которые тоже погибли в тот день?

Мальчик не знал, как умерли его родственники. Он также не понимал всего, что говорили старшие юноши о зверствах римлян, но был уверен, что потрошить беременную женщину – это зло. Он ожесточил свое сердце: – Нет,отец!

– Вот почему они умрут, как животные.

«Они не заслуживают ничего лучшего», – подумал мальчик.

Крики римлянина резко оборвались, когда несколько послушников повалили его на землю. Ему завязали рот кляпом. Когда это было сделано, священник наклонился над человеком на столе. Отвратительный крик разорвал воздух. Он поднялся выше, чем мальчик мог себе представить. Священник положил рядом с мужчиной что–то маленькое, красное и мокрое, и его крик немного утих. Через мгновение он вернулся на прежний уровень, когда священник использовал свой серп, чтобы погрузить его во вторую глазницу человека.

Держа два маленьких шара высоко в руке, покрытой сем-то алым, священник повернулся к воинам. – Ослепленный римлянин не может нас видеть! Прими это подношение, Великий Донар!

–До-нар! До-нар! – закричал мальчик, пока не почувствовал, что голос его надломился.

Когда священник бросил глазные яблоки в огонь, вспыхнули искры.

–До-нар! – взревели воины.

Заменив серп, священник выбрал нож с длинным лезвием. Темная кровь хлынула на его руки, когда он ковырялся во рту своей жертвы. Раздался булькающий крик, и человек забился на столе.

– Без языка римлянин не может говорить свою ложь! – Кусок плоти полетел из руки священнослужителя в пламя.

Мальчик закрыл глаза. «Пленник должен умереть, – подумал он. – Возможно, это тот, кто убил моих братьев». Резкий тычок локтя отца заставил его еще раз посмотреть на стол.

–До-нар!

Жрец вонзил клинок в грудь римлянина. С деловым напряжением он покрутил его туда–сюда. Ритм стаккато каблуков мужчины по столу становился все быстрее и быстрее, но затем замедлился. К тому времени, как священник отказался от ножа в пользу пилы, они вообще перестали двигаться. Вскоре он вскрыл грудную клетку мужчины и освободил сердце своей жертвы от сети сосудов, которые окружали его. Он размахивал маленьким окровавленным шаром перед воинами, как боевым трофеем: – Без сердца у римлянина нет мужества! Нет силы!

– До-нар! До-нар!! До-нар!

Мальчик был благодарен за крик. Несмотря на его ненависть к римлянам, зрелище выворачивало ему живот. Он наблюдал сквозь полуприкрытые глаза, как тело жертвы было поднято на погребальный костер и предано огню, и как второй, третий и четвертый римляне были убиты таким же образом, как и первый.

–Наблюдайте за всем! – рявкнул его отец. Горячее дыхание Сегимера обдало его ухо. – Ты знаешь, как умер один из твоих братьев?

Мальчик хотел ответить, но его язык прирос ко рту. Он покачал головой.