Текст книги "Кровавые поля"

Автор книги: Бен Кейн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Несколько мгновений они обменивались гневными взглядами.

– Да, у нас трудности с деньгами. Но мы с твоим отцом их обязательно решим.

Что-то в ее голосе позволило Аврелии понять, что на уме у матери.

– Так вот в чем дело, – пробормотала она, охваченная ужасом и гневом. – Вот почему ты так стараешься найти мне мужа… Если я выйду за человека из богатой, могущественной семьи, ростовщики оставят вас в покое. И Мелито – твой очередной кандидат…

Атия отвела глаза, что было совсем для нее не характерно.

Гнев придал Аврелии мужества.

– Так кто же я для тебя? Имущество, которое ты продашь тому, кто даст лучшую цену?

Мать ударила ее по лицу.

– Как ты смеешь так со мной разговаривать?

– Я тебя ненавижу! – Девушка повернулась и побежала прочь.

Мать продолжала что-то кричать ей вслед, но Аврелия уже ее не слушала.

Глава 6

Окрестности Арретиума, север Центральной Италии

Естественно, Калатину не понравился план Квинта, и впервые за все время они по-настоящему поссорились, но Квинт не отступал. Чтобы помириться, он предложил другу последовать за ним, но тот лишь рассмеялся.

– Если ты думаешь, что я откажусь быть кавалеристом, чтобы стать велитом, то ты сошел с ума. – Калатин немного подумал. – Ты точно спятил, если решил так поступить. Дезертирство – серьезное преступление. Ты дал клятву, когда стал кавалеристом, и ты от нее до сих пор не освобожден.

– Но я буду продолжать нести службу, – возразил Квинт.

– Твой отец не будет об этом знать. Никто не будет знать, кроме меня, а я ничего не смогу рассказать. Тебя назовут предателем, или еще того хуже. Столько риска! Если же ты сейчас отправишься домой, то сможешь вернуться в кавалерию менее чем через год.

– А если Ганнибал будет разбит в ближайшие несколько месяцев? В Капуе меня будут знать как мужчину-ребенка, отосланного домой отцом и проспавшего все сражения. Ты бы мог с этим жить?

Калатин увидел решимость в глазах друга и воздел руки к небесам.

– Ты принимаешь решение самостоятельно. Я отказываюсь иметь с ним что-то общее.

– Хорошо, – кивнул юноша, уверенность в собственной правоте которого только усилилась.

Тяга к сражениям плечом к плечу с солдатами, которые не отступают перед карфагенянами, в особенности по сравнению с управлением домашней фермой – а ведь именно этим его заставит заниматься мать, – была слишком велика. Квинт и в самом деле боялся, что станет в глазах римлян человеком, бежавшим от исполнения долга. Он не раз слышал о чувстве вины, посещавшем солдат, которые пропустили решающее сражение из-за ранения.

Потом друзья напились, и на следующее утро, когда они расставались, между ними не осталось никаких обид. Калатин поклялся, что ничего никому не расскажет. Через два дня после того, как они покинули лагерь Фламина – Квинт ехал рядом с другом, чтобы провести оставшееся время вместе, – он остановился справить нужду и небрежно сказал остальным, чтобы они его не ждали. Калатин прошептал благословение и уехал, махнув на прощание рукой и сказав, что не хочет ощущать запахов, которые останутся после трудов Квинта.

Молодой человек немного подождал, а потом направился обратно. Он ехал достаточно быстро, но старался беречь своего скакуна. Если он замечал римских солдат, то съезжал с дороги. Ему следовало избегать встречи с солдатами Фламина до возвращения в лагерь. После долгих месяцев, проведенных рядом с друзьями, юноше было странно спать в одиночестве, возле маленького костра под вой волков, который доносился со стороны гор.

На следующий день, когда до лагеря оставалось около пяти миль, Квинт неохотно отпустил лошадь. Ничего другого он сделать не мог. Если повезет, животное найдет патруль. Почти все личные вещи Квинт отдал Калатину, а шлем, копье и щит спрятал в кустах, оставив себе лишь простой кинжал. Затем юноша разделся догола и надел свою старую одежду: поношенное нижнее белье и грубую шерстяную тунику. Он даже выбросил любимые кожаные сапоги, заменив их калигами, купленными несколькими днями раньше.

Когда Квинт зашагал пешком по дороге, до него стала постепенно доходить значимость того, что он сделал. Сначала он встретил патруль, состоящий из всадников-нумидийцев, и лишь в самый последний момент успел отскочить в сторону. Затем увидел небольшой отряд гастатов, который прошел мимо, не удостоив его взглядом. Квинт даже усомнился, заметил ли его хоть кто-то из них. Вещи, о которых он думал и – и опасался, – становились реальностью.

Он начинал новую жизнь – с самого дна. Если забыть о рабах в лагере, он занимал теперь самое низкое положение. Уйдут месяцы, если не годы, пока он добьется признания. Если только его не убьют в первом же сражении, в котором он примет участие. По сравнению с другими легионерами, велиты несли самые большие потери, и Квинту пришлось призвать на помощь все свое мужество. «Мне следовало погибнуть в сражении при Требии, – сказал он себе, – но я выжил». Он решил, что нет никаких оснований считать, что его убьют, когда он станет велитом. Зато теперь у него появится шанс сразиться с армией Ганнибала, а не возвращаться домой. Его вновь наполнила уверенность в том, что он принял правильное решение.

Квинт не мог не думать об отце, который придет в ярость, когда узнает, что сын не вернулся домой. Мысль об этом заставила его улыбнуться. Он увидел ворота лагеря и ускорил шаг. Как только он окажется среди велитов, он начнет играть новую роль. Квинт слегка волновался, но тщательно продумал свою историю. Они спросят, что ему нужно, а он ответит, что был одним из слуг Фабриция.

Этого будет достаточно, чтобы его впустили в лагерь для встречи с офицером. Затем он найдет велитов. Квинт хотел попасть к стрелкам, приписанным к манипуле триариев или принципов, но у него не было уверенности, что у него получится. Как новый рекрут, не имеющий офицера, готового за него поручиться, он будет вынужден присоединиться к велитам, которые служат вместе с гастатами. С другой стороны, он сможет найти Коракса, показавшегося Квинту достойным человеком.

На сей раз он легко нашел центуриона. Как и всегда, палатки двух центурий манипулы занимали прямоугольное пространство в сотню шагов шириной. Проход со стороны ближайшей дороги, пересекающей лагерь, был свободным. Напротив стояли фургоны манипулы и загоны с мулами. Коракс за столом, стоявшим возле большой палатки, ел похлебку. Рядом сидел центурион манипулы, который разрезал буханку хлеба кинжалом. Слуга разливал вино. Никто не обращал на Квинта внимания, что заставило его волноваться еще сильнее. Когда он подошел ближе, второй центурион, массивный мужчина с редеющими черными волосами, посмотрел на него и нахмурился.

– Чего тебе?

– Я пришел поговорить с центурионом Кораксом, командир, если это возможно.

Коракс бросил на него равнодушный взгляд.

– Я тебя знаю?

– Мы встречались этой зимой, – ответил Квинт, стараясь усилить акцент. – Я привозил тебе послание. Ты сказал, что я мог бы стать велитом твоей центурии.

Коракс положил ложку и оглядел Квинта с головы до ног.

– О, да, ты слуга командующего кавалерией.

– Да, командир.

«Пожалуйста, не спрашивайте меня о нем», – подумал Квинт, сердце которого забилось быстрее. Если повезет, Коракс не вспомнит имя его отца.

– Так ты передумал?

Квинт заранее приготовил свою историю.

– Пришло мое время, командир. Ганнибала следует остановить, или Республика погибнет.

Коракс одобрительно кивнул.

– Твой господин тебя отпустил?

– Да, командир. – И Квинт вознес молитву – пусть Коракс больше не задает вопросов.

– У тебя нет фермы, нет земли?

– У моего отца есть крошечный клочок, но он почти ничего не стоит. Ему приходится работать в ближайшем поместье, чтобы свести концы с концами, – смиренно солгал Квинт.

Он не мог сделать вид, что у него есть какие-то средства – тогда Коракс мог попросить его предъявить доказательства.

– Так я и думал. Как тебя зовут? Откуда ты родом?

– Квинт Креспо, командир, – ответил Квинт, который не мог назвать свое настоящее имя, чтобы отец не узнал, что он сделал. – Я из пригорода Капуи.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать, командир.

Наступило молчание, и Квинту стало совсем нехорошо.

– Ну что ж, у тебя нет шанса принять присягу в Риме, так что ты можешь стать солдатом прямо сейчас.

– Благодарю, командир! – Юноша не сумел сдержать улыбку.

– Ты вступаешь в армию на шестнадцать лет, – сказал Коракс, не сводя с Квинта пристального взгляда.

– Может быть, даже двадцать – если мы в ближайшее время не разобьем Ганнибала, – со смехом добавил другой центурион.

– Разве такое возможно, чтобы мы так долго не могли покончить с гуггой? – заявил Квинт.

– Во всяком случае, после того, как ты вступил в армию? – рассмеялся центурион, и юноша покраснел.

– Он полон энтузиазма, Пуллон. В этом нет ничего плохого. – Коракс встал и подошел к Квинту. – Ты готов?

Юноша сглотнул.

– Да, командир.

– Повторяй вслед за мной: «Я, гражданин Республики…»

– Я, гражданин Республики…

– «…клянусь хранить верность Республике и защищать ее от врагов. – Коракс замолчал, давая возможность Квинту повторить его слова. – Я буду повиноваться своим офицерам и выполнять их приказы в меру всех своих сил. Так я клянусь перед отцом священной триады Юпитера, Юноны и Минервы».

Квинт повторил последние слова, беспокоясь о клятве, которую он принес при первом вступлении в римскую армию. «Если удача от тебя не отвернется, – подумал он, – боги увидят твое желание сражаться за Рим и простят за то, что ты ослушался отца и дезертировал из кавалерии». Ему стало нехорошо. Если боги не одобрят его поступок, он погибнет во время первой же схватки.

– Превосходно. – Коракс ударил его по плечу. – Добро пожаловать в велиты, Креспо, и в мою манипулу.

– Благодарю тебя, командир, – сказал молодой человек, который начал понемногу успокаиваться.

– Теперь начнем с самого главного. Тебе нужно найти место в палатке. Потом сходить к интенданту и получить снаряжение и оружие. Твое обучение начнется завтра.

– Я понял, командир.

Коракс указал рукой.

– Видишь загоны для мулов?

– Да, командир.

– Рядом с ними стоят палатки велитов.

«Там, где самый сильный запах мочи и навоза», – подумал Квинт.

– Да, я вижу, командир.

– Во второй от конца палатке есть свободное место. Отправляйся туда и сообщи о своем прибытии. Кто-нибудь из солдат расскажет, как найти оружейный склад. Я хочу видеть тебя завтра на рассвете. Свободен.

– Благодарю, командир! – Квинт отсалютовал, развернулся и пошел в сторону палаток.

– Он еще совсем зеленый, – услышал юноша слова Пуллона, и в нем вспыхнул гнев.

– Может быть, но он полон энтузиазма. Думаю, из него получится хороший солдат, – ответил Коракс.

Ярость Квинта начала отступать. Коракс что-то в нем увидел. Теперь все зависело только от него самого, и он решил, что докажет центуриону и богам, что не зря нарушил клятву кавалериста.

Несколько гастатов кивнули ему, когда Квинт проходил мимо, но остальные лишь бросали холодные взгляды. Юноша перестал улыбаться и нахмурился, поняв, что жизнь здесь не будет легкой.

Перед второй палаткой с конца полдюжины молодых мужчин в грязных туниках сидели в круг, заканчивая трапезу. Никакой похлебки, как у Коракса и Пуллона. Похоже, они ели хлеб с сыром. Двое подняли головы и посмотрели на Квинта.

– Меня прислал центурион Коракс, – сказал он.

– В самом деле? – ухмыльнулся солдат с блестящими светлыми волосами. – Чтобы поцеловать мою задницу?

– Я только что стал солдатом. Зовут Креспо.

– А мне какое дело?

– Я должен спать в этой палатке.

Все громко застонали.

– Как и следовало ожидать. Мы только успели привыкнуть к относительной свободе, но Коракс все испортил, – пожаловался коротышка с ушами, похожими на ручки кувшина.

Квинт смутился.

– В каждом контуберниуме[9]9
  К о н т у б е р н и у м – палатка.


[Закрыть] спят по восемь гастатов, но с велитами не так, – пояснил коротышка. – После твоего появления у нас будет полный набор – и нам придется спать вдесятером. – Он ткнул пальцем в сторону палатки у себя за спиной. – Некоторые, вроде Рутила, – он указал на женоподобного мужчину, – совсем не против, но остальным будет тесновато.

Послышались дружные смешки, но Рутил только пожал плечами.

– Что я могу сказать? Мне нравится.

– Любитель задниц, – прорычал высокий солдат.

– Не беспокойся, Мацерио, ты меня не привлекаешь, – парировал Рутил. – И я не стану залезать к тебе под одеяло. Если только ты сам не попросишь.

– Думай, что говоришь. – Мацерио подался вперед, и Рутил отскочил в сторону.

Снова раздался смех, и Квинт улыбнулся.

– Ты думаешь, это смешно? – Мацерио перевел взгляд на юношу как коршун перед атакой.

Первая проверка. Хотя Мацерио был крупнее Квинта, юноша знал, что не должен показать себя слабаком.

– Да, забавно, – спокойно ответил он.

Мацерио бросился на Квинта, размахивая кулаками.

– Пришло время научить тебя манерам, новичок!

– Это глупо.

Квинт отступил, уходя от первых ударов, но Мацерио с презрительной усмешкой продолжал его преследовать.

– Смотрите, парни! В нашей палатке будет жить трус.

Молодой человек подумал о засаде, которую он пережил, и о Требии, где не отступал до тех пор, пока отец не увел его прочь. Его кровь закипела. Едва ли Мацерио был в то время велитом.

– Я не трус!

– Нет?

Мацерио попытался дважды ударить его в лицо. Второй выпад попал в щеку Квинта, и из глаз у него посыпались искры. Юноша отступил еще на шаг.

– Нет! – прорычал он, чувствуя, что его охватывает волнение.

Он понимал, что в случае поражения его жизнь среди велитов станет еще труднее. Значит, он должен был одержать победу. «Гнев заставляет человека терять хладнокровие», – подумал Квинт.

– Знаешь что? Рутил проявил к тебе доброту. Ты самый уродливый сын шлюхи из всех, кого мне доводилось видеть. А я повидал немало. Кто захочет тебя трахать?

– Ублюдок! – С губ Мацерио полетела слюна.

– Достань его, Мацерио!

Квинт услышал, что два солдата поддерживают Мацерио. Если не считать того, что ни один из них не был Рутилом, Квинт не сумел понять, кто стоит на стороне громадного солдата, с которым ему предстояло выяснить отношения. Руки у юноши были короче, и он понимал, что ему необходимо сократить дистанцию. Закрыв лицо кулаками и сгорбив плечи, он пошел в атаку. Квинт двигался так быстро, что застал Мацерио врасплох. Его удар просвистел над головой Квинта, и этого оказалось достаточно. Бум, бум. Квинт дважды попал в живот Мацерио и услышал стон боли. Он нанес еще один удар и отскочил назад, вновь увеличив дистанцию и надеясь, что теперь буян оставит его в покое.

– Ну, подожди, ублюдок! – прохрипел велит, чьи глаза широко раскрылись от гнева.

– Ты первый начал, – ответил Квинт, потирая разбитую щеку.

– Да, и намерен закончить!

Рассвирепевший солдат снова бросился на Квинта, и тот беззвучно выругался, сообразив, что ему следовало сбить Мацерио с ног – его противник больше не повторит свою ошибку. Некоторое время они обменивались ударами, но никому не удавалось получить преимущество. Мацерио необычайно быстро действовал правым кулаком, несколько раз попал Квинту в голову, и в ушах у того зазвенело. «Еще пара таких ударов, и схватка будет закончена», – подумал юноша. Он понимал, что в случае победы Мацерио его жизнь станет невыносимой, поэтому решил выиграть любой ценой. Но светловолосый солдат тоже не собирался отступать. Несколько мгновений назад Квинт лишь в самый последний момент успел увернуться от удара в пах и перехватил многозначительный взгляд, который Мацерио бросил на своих товарищей.

«Если я не буду осторожен, – подумал Квинт, – любой толчок в спину со стороны одного из них приведет к победе Мацерио».

Обычно он не применял во время драки грязных приемов, но сейчас, когда противник настолько превосходил его габаритами, ему захотелось причинить Мацерио боль. Он наклонился и подхватил с земли согнутый гвоздь, какими солдаты писали инициалы на своих вещах.

Лицо Мацерио исказила злобная гримаса.

– Хочешь ослепить меня песком? – Его взгляд переместился в сторону. – Парни, сбейте ублюдка с ног, если у вас появится шанс!

Несколько солдат радостно заржали, и внутри у Квинта все сжалось. Мацерио не заметил в руке у противника гвоздь, но он еще больше усугубил свое положение. Теперь у Квинта не оставалось другого выхода, и он пошел в яростную атаку, нанося один удар за другим левой рукой, но приберегая правую, в которой был зажат гвоздь. Удивленный Мацерио отступил, и Квинту удалось нанести несколько чувствительных ударов ему в живот. Рот солдата широко раскрылся, ему уже не хватало воздуха, и Квинт решил воспользоваться своим шансом. С гвоздем, зажатым между средним и безымянным пальцами, он нанес сильный удар по щеке Мацерио. Тот громко закричал от боли, когда железо оставило глубокую рану, но Квинт продолжал атаковать. Он собрал все силы и ударил противника левой рукой в челюсть. Послышался громкий треск; Квинт ощутил боль в левом кулаке, а Мацерио рухнул на землю.

Юноша, тяжело дыша, отошел на шаг и потер ноющий левый кулак. Мацерио не двигался. Схватка закончилась.

«Благодарение богам, – подумал Квинт. – Я победил». Рутил и солдат с огромными ушами радостно приветствовали его победу, а приятели Мацерио бросились к нему. Квинт незаметно уронил гвоздь. В образовавшейся суматохе никто этого не заметил. Он оглядел лица остальных солдат и с облегчением обнаружил, что в глазах у некоторых появилось уважение. Однако многие продолжали бросать на него угрюмые взгляды, и Квинт понял, что впереди у него еще не одна драка. Многим не понравится, что новичок победил более опытного солдата.

– Ты грязный кусок дерьма! Никто не смеет проделывать со мной такие трюки! – раздался голос Мацерио.

Квинт потрясенно повернулся. Светловолосый солдат поднялся на ноги при помощи друзей. По его левой щеке обильно текла кровь, в глазах появилась жажда убийства.

– Давай покончим с этим. Надлежащим образом, – прорычал он, сжав кулаки. – Посмотрим, как у тебя получится быть велитом, когда ты лишишься глаза.

Удивленный тем, что Мацерио поднялся на ноги, Квинт шагнул вперед. Теперь он уже серьезно опасался за исход схватки. Юноша так сосредоточился на своем противнике, что не заметил, как ему сделали подсечку, споткнулся и упал вперед. Он попытался откатиться в сторону и вскочить, но Мацерио набросился на него, как собака на зайца. Удар ногой в живот, и Квинт мучительно застонал. Пока он пытался втянуть в себя воздух, Мацерио опустился рядом с ним на колени и принялся наносить удары по корпусу и голове.

– Думаешь, тебе по силам прийти сюда так, словно ты всем тут владеешь?

– Этого достаточно, Мацерио, – раздался чей-то голос.

– Отвали, Рутил, или я и с тобой проделаю то же самое.

Квинт слабо пытался защититься, но Мацерио отбросил его руки в сторону и нанес серию ударов в лицо. Боль была очень сильной, но Квинт не мог ответить своему противнику. Перед глазами у него стало расплываться, и он ощутил вкус крови во рту. Далекий голос говорил, что ему следует встать и продолжать драку, но у него больше не осталось сил. «Наверное, теперь меня изобьют до потери сознания, – с тоской подумал он. – А потом он меня ослепит».

В этот самый момент юноша почувствовал прикосновение пальцев к глазницам, закричал и попытался поднять руки, но у него не хватало сил, чтобы остановить Мацерио.

И тут раздался чей-то голос. Квинт не понял, кто говорит, но эффект был мгновенным. Пальцы исчезли. Он почувствовал, что его противник встал. Квинт с облегчением перекатился на бок, закашлялся и выплюнул зуб. Слезы боли заливали ему глаза, и юноша вытер их, испытывая невероятную радость, – он сохранил способность видеть.

– Что здесь происходит?

На этот раз Квинт узнал голос Коракса.

– Ничего, командир, – сказал Мацерио. – Креспо и я решили поближе познакомиться. Небольшое приветствие для новичка нашей палатки. Ну, вы же знаете, как это бывает.

– Значит, именно так все и случилось?

– Да, командир, – ответили солдаты хором.

– Хм-м-м. – Коракс подошел и встал перед Квинтом. Губы центуриона недовольно изогнулись; ему не понравилось то, что сделал Мацерио, или же то, что Квинт не сумел себя защитить. Командир постучал тростью по левой ладони. – А что ты скажешь в свою защиту?

Квинт сел, посмотрел на Мацерио, в чьих глазах горела злоба – тот явно ждал, что новичок расскажет о нападении. Квинту очень хотелось, чтобы Мацерио получил по заслугам, но интуиция подсказывала, что центурион ничего не должен знать.

– Все, как сказал Мацерио, командир, – пробормотал он. – Мы просто немного поиграли.

Коракс посмотрел на него с плохо скрытым удивлением.

– Поиграли?

– Да, командир, – сказал Квинт.

– В таком случае, Ганнибалу следует соблюдать осторожность.

Солдаты немного нервно рассмеялись.

– Мацерио!

– Да, командир!

– В будущем придержи свою агрессию для врага. Тебе понятно? – Голос Коракса стал холоден и жесток.

– Да, командир.

– А теперь оба приведите себя в порядок. И как только ты закончишь, Креспо, отправляйся к интенданту.

И Коракс зашагал прочь, постукивая тростью.

Квинт поднялся на ноги, и мышцы его живота яростно запротестовали. Он огляделся по сторонам. Все солдаты из его палатки не сводили с него глаз, стоявшие поодаль велиты внимательно наблюдали за происходящим. Многие гастаты заинтересовались дракой, но теперь, когда Коракс навел порядок, стали отворачиваться. Квинт вновь посмотрел на лица своих будущих товарищей. Их реакция интересовала его гораздо больше. На лице Рутила, как и парня с огромными ушами, он увидел сочувствие. Двое презрительно щурились; Мацерио бормотал какие-то ругательства. Остальные были готовы его принять. Несмотря на усиливающуюся боль, Квинт почувствовал некоторое удовлетворение. Он не вызвал ненависти всей палатки, большинство новых товарищей его приняли. Однако злобный взгляд Мацерио поведал, что он получил настоящего врага.

Юноша вздохнул. Решив присоединиться к велитам, он не ожидал, что у него возникнут подобные трудности. В кавалерии ему не приходилось опасаться, что кто-то из товарищей причинит ему вред.

Теперь он это знал.

«Что ж, я сам сделал выбор. Теперь остается ему следовать».

Берег Тразименского озера, север Центральной Италии, лето

Ганнон закончил вечерний обход. В теплую погоду, да еще в такой прекрасной местности, он с удовольствием ходил между палатками, болтал со своими людьми, выпивал пару глотков вина и старался оценить настроение бойцов. Воздух был мягким и успокаивающим; в небе на западе, озаренном лучами заходящего солнца, носились сотни стрижей, пронзительные крики которых напоминали ему о Карфагене. За последним рядом палаток и кустарника, росшего вдоль берега, Ганнон видел поверхность озера. Еще совсем недавно лазурная, сейчас она приобрела таинственный и влекущий темно-синий цвет. Уже не в первый раз Ганнон подумал, что было бы неплохо искупаться. Хотя его фаланга не участвовала в грабежах последних недель, дневной марш получился долгим и жарким. Покончив со своими обязанностями, тысячи солдат плескались на мелководье.

Сейчас на берегу воцарилась тишина. Лишь немногие рисковали входить в воду после наступления ночи, но Ганнон не был настолько суеверен. Они с Суни провели много вечеров, рыбача с Хомы, рукотворного полуострова на юго-восточной границе Карфагена. И ночное купание казалось ему невероятно увлекательным приключением. «Боги, как бы я хотел, чтобы Суни был рядом», – подумал Ганнон и вознес молитву о благополучии друга.

Он узнал коренастую фигуру Сафона и нахмурился. Ганнон все еще был обижен на старшего брата. Возвращение вместе с Сенти стало для юноши моментом торжества. Ганнибал не скрывал своего удовлетворения тем, что тот сделал, и это наполнило Ганнона гордостью. И тут Сафон, по одному ему известной причине, рассказал всем, как он спас брата из болота. Все стали смеяться, в том числе и Ганнибал.

– Ты потерял еще одну из своих жизней, – с улыбкой сказал полководец.

Ганнон обиделся, и после того, как армия двинулась дальше, у него возникло сомнение, запомнил ли Ганнибал, кто добыл для армии проводника. Когда он высказал свое неудовольствие брату, Сафон рассмеялся и заявил, что лишь хотел поднять всем настроение.

– Ганнон?

«Конечно, никаких других мыслей у Сафона не было», – подумал молодой человек, прогоняя обиду. Он бы предпочел встретить Бостара, но сойдет и этот брат. Быть может, теперь у него будет компания для купания. Кто знает, вдруг ему удастся застать брата врасплох и слегка его притопить…

– Я здесь.

– Наконец я тебя нашел. – Сафон подошел к нему.

Как и Ганнон, он снял бронзовые доспехи и птериги и остался в одной тунике. На перевязи висел кинжал в кожаных ножнах. Они обменялись рукопожатием.

– Не хочешь поплавать? – спросил Ганнон.

– Что?

– Вода теплая и очень приятная.

– Может быть. Но сначала я должен кое-что тебе сказать.

Ганнон почувствовал тревогу.

– Пойдем со мной, – предложил он и зашагал к берегу; Сафон последовал за ним.

Юноша шел быстро, опасаясь того, что скажет ему брат.

С тех пор как они покинули дельту Арно, по приказу Ганнибала солдаты громили и уничтожали все, что встречалось у них на пути. Сначала только кавалерия и стрелки, но потом стали использовать и пехоту. До сих пор фаланга Ганнона не участвовала в рейдах, которые устраивали ежедневно.

Большая часть Этрурии лежала в развалинах. То, что не удавалось унести с собой, сжигали или портили. Население тоже страдало. Рабов не трогали, но граждане Рима всех возрастов становились жертвами солдат. Всякий раз, когда Ганнон встречался со старшим братом, Сафон с особенным удовольствием рассказывал, что сделали его солдаты. А вот Бостар и их отец, которым приходилось участвовать в таких же рейдах, предпочитали молчать. После перенесенных пыток Ганнона не слишком беспокоило, что происходило с гражданским населением врага, но он не хотел выслушивать жуткие подробности. Юноша слишком хорошо представлял, что нечто похожее может случиться с Аврелией – если их армия доберется до дальнего юга Римской империи.

Неделю назад Ганнон был удивлен, когда вместо того, чтобы встретить легионы Фламина у Арретиума, Ганнибал предпочел продолжать грабежи ферм и деревень. Теперь, двигаясь на восток от озера, они намеревались проделать то же самое с Умбрией. Теперь Ганнон понял, что полководец с самого начала хотел поставить Фламина в неудобное положение, и ему удалось добиться своего. Консул уже несколько дней преследовал их армию, хотя держался на значительном расстоянии.

Сражение становилось неизбежным, но Ганнон опасался, что оно произойдет слишком скоро. Фламин решил зажать Ганнибала между своими легионами и армией Сервилия, который наверняка знал о передвижениях врага. И чем больше Ганнибал уходил на юг, тем сильнее рисковал оказаться между двумя римскими армиями.

Ганнон пришел к выводу, что Ганнибал решил действовать, и Сафон пришел ему сказать, что Фламина следует заставить пойти в наступление. Наверное, им предстояло уничтожить целую деревню или сделать что-то еще более ужасное. До сих пор Ганнону везло, и ему не приходилось участвовать в акциях жестокого насилия. Но если полководец отдаст приказ, он не сможет отказаться, какие бы причины ни пытался отыскать. Однако такое деяние позволит ему окончательно вернуть доверие Ганнибала, сказал себе Ганнон. Что такое жизнь нескольких людей по сравнению с этим?

– И что он хочет, чтобы я сделал? – спросил юноша, не глядя на брата.

– Кто?

– Ганнибал, конечно.

– С чего ты взял, что я пришел к тебе с поручением от Ганнибала? – с любопытством спросил Сафон.

– А разве нет? – отозвался Ганнон, стараясь скрыть смущение.

– Вполне возможно. Пока ты ничего не должен знать, но я подумал, что ты будешь рад услышать об этом раньше остальных.

Несмотря на желание вернуть расположение вождя, у Ганнона появились неприятные предчувствия.

– Что мне нужно будет сделать?

– Мой младший брат не хочет сражаться? – Пальцы Сафона коснулись шрама на шее Ганнона. – Ты потерял силу духа, пока находился в плену у римлян?

– Не трогай меня! – Ганнон резко повернулся к брату, и его глаза засверкали от гнева. Он пожалел, что снял шарф, который защищал его еще не зажившую до конца рану от жесткого края доспехов. – Покажи мне строй римских солдат – и посмотрим, сколько времени у меня уйдет на то, чтобы прикончить каждого!

– Я рад, что ты все еще испытываешь гнев, – сказал Сафон. – Я бы с удовольствием провел пару часов с мерзавцем, который тебя пытал.

Гнев на Сафона, коснувшегося его шрама, стал стихать.

– Спасибо, но это моя привилегия. И пусть боги даруют мне еще одну встречу с Перой, если он остался в живых. Его ждет конец, который он сам не сможет себе представить.

– За это я готов выпить, – сказал брат, показывая маленькую амфору, которую он незаметно держал у бедра. – Будешь?

Ганнону вдруг захотелось вина.

– Да.

Они нашли просвет в кустах, маленький песчаный участок берега, и уселись рядом. Сафон сломал печать, вытащил ножом пробку, сделал большой глоток и со смаком облизал губы.

– Очень вкусное. Попробуй.

Ганнон засунул указательный палец в одну из ручек амфоры и, поставив ее на предплечье, сделал глоток. Вино обладало необычным земляным вкусом, ничего подобного он прежде не пил. Юноша сделал глоток, потом еще и еще. Он собрался продолжить, но Сафон толкнул его в бок.

– Мне оставь!

Ганнон сделал еще глоток и вернул амфору брату.

– Извини, оно просто изумительно.

– Я так и думал, – торжествующе сказал Сафон. – Я взял его на большой вилле, одной из самых крупных, что мне доводилось видеть. Человек, который владел ею, был необыкновенно богат.

– Он мертв?

– Нет, мерзавца не было дома, о чем я очень сожалею. Нам пришлось удовлетвориться, уничтожив его семью.

Ганнон закрыл глаза.

Аврелия.

– И тебе досталась только одна амфора?

Сафон расхохотался.

– Конечно, нет! Там было еще двадцать таких же. Держись поближе ко мне, братишка, и в ближайшем будущем сможешь надираться каждую ночь.

Такая перспектива Ганнону понравилась, в особенности если ему придется командовать солдатами, убивающими женщин и детей.

– Дай еще, – прорычал он.

– Мой брат энофил[10]10
  Любитель и знаток вина.


[Закрыть]! Однако сегодня тебе лучше больше не пить, – посоветовал Сафон.

Ганнон помедлил, не поднося амфору к губам.

– Проклятье, почему?

– Завтра тебе потребуется свежая голова.

Я знал.

– Почему завтра? – задал он глупый вопрос.

– Или послезавтра. – Сафон прищурился. – Ты не собираешься спросить, чего хочет от тебя Ганнибал?

– Говори, – монотонным голосом ответил юноша.

– Тебе не кажется, что нужно проявлять побольше энтузиазма? – спросил Сафон. Однако Ганнон промолчал. – Ганнибал – наш лучший командир за многие, многие годы. Он умен, и он великолепный тактик. И солдаты его любят.

– Я знаю. И тебе прекрасно известно, что я его тоже люблю. – Даже если он отдает приказы, заставляющие нас совершать ужасные вещи. Ганнон взял себя в руки. Если они уничтожат несколько семей, ничего страшного не случится, верно? – Где находится деревня, которую я должен разграбить?