Текст книги "Серые Рыцари"

Автор книги: Бен Каунтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Вот тебе урок, – продолжал Танкред, пока оба десантника шли по сумрачным коридорам корабля. – Надо пользоваться имеющимися преимуществами. Я сильнее и тяжелее. Ты меньше и быстрее. Я использовал свое преимущество, а ты – нет.

Аларик покачал головой.

– А ты когда-нибудь проигрывал?

– Да. Брату-капитану Стерну,– ответил Танкред. – Он оказал мне честь, сломав нос.

Брат-капитан Стерн был одним из самых заслуженных воинов среди всех Серых Рыцарей. То, что он превзошел Танкреда в борьбе, не удивило Аларика.

– Что говорят твои люди? – спросил Аларик.

У Танкреда не было таких задатков лидера, как у Аларика. Ветеран уже долгое время оставался правосудором, зато его связь с воинами терминаторского отделения была необычайно крепка. Танкред всегда прекрасно знал состояние морального духа своих воинов.

– Я чувствую, что они предпочли бы отправиться к Оку Ужаса, – печально сказал Танкред. – Они ничего не говорят, но я ощущаю их сомнения. Они не считают Лигейю воином.

– Она и не воин, – ответил Аларик. – И не старается быть похожей на воина. Я ей доверяю.

– Значит, и они будут доверять. Но если мы и дальше останемся здесь, не сражаясь с Врагом, это не приведет ни к чему хорошему.

Танкред предпочитал не произносить имя Гаргатулота. Это было скорее привычкой, чем исполнением приказа: все имена демонов считались нечистыми.

– Мы даже не уверены, что он находится в пределах Шлейфа, – сказал Аларик. – Но даже если его здесь нет, это место слишком долго оставалось без внимания Императора. Я чувствую, что нас скоро призовут.

Вскоре они дошли до кельи Танкреда – небольшой комнаты с приколотыми на стенах цитатами из «Истребления демонов». Строгие слова обряда Отвращения были первым, что видел Танкред после пробуждения, и последним перед погружением в полусон. В одном углу были сложены терминаторские доспехи Танкреда: тщательно отполированные изогнутые пластины брони тускло мерцали в сумеречном свете. На плече был укреплен Знак Отваги, выполненный в форме щита и содержавший личный геральдический знак Танкреда. Одна половина поля оставалась непроницаемо-черной, что символизировало космос; другая была красной, усеянной белыми звездами. По звездочке за каждую операцию на поверхности планет:

– Прочитай со своими людьми Катехизис Нетерпимости, – предложил Аларик. – Мне кажется, это самые подходящие молитвы для Шлейфа. Я проведу с отделением Санторо стрелковые обряды. Когда придет наше время, это будет не лишним.

– Санторо – надежный человек, – сказал Танкред и взял личный экземпляр «Истребления демонов», постоянно лежавший рядом с доспехами. – Крепкий. И Генхайн тоже потерял боевого брата на Поясе Гаолвен, он тоже захочет отомстить. Мне кажется, ты правильно выбрал правосудоров для этой миссии.

– Танкред, дело не в отмщении. Наша задача – остановить Гаргатулота.

– Возможно, – кивнул Танкред. Он перелистал страницы «Истребления демонов» и открыл изрядно запятнанную страницу Катехизиса Нетерпимости. – Но мысль о мести очень помогает.

Камера IX почернела от крови.

Ордо Маллеус обладал лучшим персоналом дознавателей и самым совершенным пыточным оборудованием в Империуме. Камеры пыток видели не одну тысячу психологических идей, осуществленных на практике.

Например, психохирургия, при помощи которой в голову пленника внедрялась новая, покорная личность.

Или сложная последовательность стрессовых ситуаций, способных убедить человека в том, что Вселенной настал конец, а дознаватели стали богами. Или полное разрушение личности, затрагивающее все грани человеческого разума, кроме той, что содержала нужную Маллеус информацию.

Как правило, дознаватели начинали с каких-нибудь старомодных приемов. И этим объяснялось обилие крови.

На Голике Рен-Саре Валинове, содержащемся в камере IX, были испробованы все традиционные методы. Дознаватели трудились несколько недель, но он не сломался. При тщательном обследовании его тела можно было найти едва заметные хирургические шрамы, где пришлось исправлять нанесенные повреждения. Ордо Маллеус не допускал проявлений злобы, чтобы не покалечить своего противника.

Допросы Валинова были почти формальными действиями. Он получил закалку инквизитора, идеологическую обработку и богатый опыт. Традиционные методы вряд ли могли сломить его волю. Персонал Мимаса с угрюмой деловитостью продолжал работу, прерываясь только для того, чтобы задать вопросы. На кого работал Валинов? Что связывало его с Гаргатулотом? Зачем ему понадобился том «Codicium Aeternum»? В конце концов, настало время переходить к следующей стадии, одобренной самим лорд-инквизитором.

Экспликатор Риггенсен принадлежал к небольшому персоналу псайкеров, разум которых сочли достаточно крепким, чтобы развивать и совершенствовать найденный у них дар. Их отдали под начало Ордо Маллеус. Риггенсен был телепатом: под руководством инквизитора Котеаца он учился использовать свою силу, чтобы проникать в мысли упорствующих пленников. Немногочисленных мужчин и женщин, обладавших подобными способностями, присылали на Мимас добывать необходимую информацию из мыслей самых стойких заключенных Ордо Маллеус.

Камеры наблюдения, установленные в комнате дознавателей, передавали изображение в крошечную смежную комнату. Большое окно соединяло оба помещения, и сквозь него был виден обнаженный Валинов, сидящий в пустой камере. Экраны на стенах повторяли это изображение в разных ракурсах, еще несколько мониторов отображало данные о физическом состоянии пленника. На стенах комнаты наблюдения висели обереги против демонических и экстрасенсорных воздействий, выполненные в виде благочестивых текстов и печатей чистоты. Риггенсен под охраной двух вооруженных сервиторов просматривал записи предыдущей психологической атаки. Он был не первым экспликатором, которому достался столь психически неподатливый пленник.

Двое дознавателей следили за физическим состоянием Валинова и поддерживали связь со штаб-квартирой инквизиторов на Энцеладе. Несмотря на то, что самые яркие личности Ордо Маллеус находились на передовой или были на пути к Оку Ужаса, во дворце на Энцеладе не утихала деятельность. Оставшиеся там инквизиторы следили за происходящим на Мимасе дознанием.

– Снимайте защиту, – произнес Риггенсен, и дознаватель рядом с ним отключил встроенные в стены обереги.

Риггенсен прикрыл глаза и мысленно устремился вперед. Камера виделась ему унылой; в ней пульсировала перенесенная боль, и стены были покрыты многовековой кровью. Валинов представлялся мысленному взору сложным живым узлом с тонким, но алмазно твердым стержнем упрямой решительности. Риггенсен и раньше ощущал несгибаемую волю пленника и всегда знал, что именно ему предстоит попытаться ее сломить. И еще экспликатор был уверен, что потерпит неудачу. Но до уничтожения пленника надо было воспользоваться любым шансом получить как можно больше информации, и Риггенсен, возможно, был последней надеждой Ордо Маллеус расколоть Валинова.

– Открывайте, – скомандовал Риггенсен.

Передняя стена комнаты наблюдения медленно отошла в сторону, и Риггенсен вошел в камеру. Под ногами блестели пласты засохшей и почерневшей крови, воздух пропах застарелым потом.

Валинов поднял голову. Инквизитор-отступник был лишен еды и сна, но словно из гордости не допускал, чтобы его здоровье пошатнулось.

– Экспликатор? Значит, вы совсем отчаялись. А я гадал, сколько это займет времени.

– Этого можно было бы избежать, инквизитор, – сказал Риггенсен.

– Не стоит. Пусть все идет своим чередом. Вы делаете все возможное, чтобы выкачать из меня как можно больше, а потом убить. Так что, приступай – и давай скорее покончим с этим.

Риггенсен протянул руку к самому лицу Валинова и сконцентрировал энергию, чтобы направить поток в мозг пленника.

Валинов сопротивлялся, и его противодействие оказалось сильным. В голове этого человека Риггенсен видел целые поля ненависти и бушующий шторм высокомерия. Валинов опирался на те же убеждения, что и любой другой инквизитор, – на абсолютную веру, которую невозможно поколебать. Но вера Валинова принадлежала тьме. Он весь провонял Хаосом. В немногих участках памяти, куда изменивший Инквизиции Валинов допустил экспликатора, звучали запрещенные имена богов.

Валинов издевался над ним. Риггенсену еще никогда не приходилось сталкиваться с такой силой мысли. Валинов не мог скрыть измены, но мог произвольно выбирать детали и позволять Риггенсену вытаскивать их на поверхность. Он и не думал сдаваться. Алмазный щит силы воли закрывал все. О том, что Валинов мог быть псайкером, не существовало никаких свидетельств, только его решимость казалась нечеловеческой.

Внезапно Валинов нанес ответный удар. Встречный поток энергии мысли был так силен, что отшвырнул Риггенсена через всю камеру и бросил обратно в комнату наблюдения. Экспликатор свалился на пол и сбил двух дознавателей. Сервиторы с сердитым урчанием направили ружья и на Риггенсена, и на Валинова.

Риггенсен успел отгородиться от атаки Валинова, прежде чем та лишила бы его сознания. Он поднялся на ноги и увидел разгромленную комнату наблюдения с искрящимися от перегрузки приборами.

– Прекратить! – крикнул один из дознавателей и протянул палец к кнопке включения оберегов во всей камере.

– Нет! – воскликнул Риггенсен, схватив его за руку.

Валинов поднялся на ноги и медленно прошелся по камере.

– Я убил миллионы вредителей по одному только знаку вашей Инквизиции, а они посылают ко мне мальчишку. – Он презрительно фыркнул. – Этот разум никогда не расколется, неужели вы не видите? Мне уже нечего бояться.

Риггенсен послал в мозг Валинова раскаленный добела луч и увидел, как тот вырвался из комнаты наблюдения и вонзился в лоб узнику. Валинов конвульсивно вздрогнул: части мозга, отвечающие за контроль над мыслями, испытали колоссальную перегрузку. Но луч разбился о стержень решимости пленника.

Мысли Риггенсена растеклись по разуму Валинова, но обнаружили только кипящие озера ненависти. В ответ Валинов бросил безмолвные оскорбления. Он называл экспликатора слабаком. Ничтожеством. Неудачником. Ребенком. Пустышкой.

Тогда Риггенсен послал в мозг Валинова молитву. Слова, которые могли исторгнуть слезы у демонов, омывали бушующий шторм ненависти. Валинов вцепился в копье психического зонда Риггенсена, и они схлестнулись. Сила воли Валинова противостояла психической мощи Риггенсена. Валинов, стоя на коленях, усмехался стиснутыми зубами. В углах его рта показалась кровь, но мысль осталась незатронутой.

– Показатели жизнедеятельности неустойчивы, – раздался голос дознавателя где-то на самом краю сознания Риггенсена.

Экспликатор слышал тревожные сигналы прибора, говорившие о том, что у Валинова слабеет сердечная и дыхательная деятельность. Но Валинов продолжал бороться.

Яркие вспышки боли осветили мысленное поле битвы, когда тело Валинова подошло к пределу возможностей. Риггенсен ощущал сердце Валинова – оно билось неровно и слишком часто – и агонизирующие рывки легких, пытающихся вобрать воздух.

Риггенсен, прихрамывая, вошел в камеру. Сопротивление Валинова было подобно порыву сильного ветра. Валинов метнул в него молнию беспредельной злобы, и Риггенсена отбросило к стене камеры. Он отскочил от нее и ударился о противоположную стену. Риггенсен продолжал удерживать мысль Валинова, цеплялся за нее, а сильнейшая психическая воля, с которой ему не приходилось сталкиваться, подобно дикому зверю, рвала его на части.

– Показатели на критическом уровне! Зовите команду апотекариона! – закричал кто-то.

Риггенсен не слушал. Все, что он презирал, смотрело ему в лицо огромными горящими глазами ненависти. Разложение. Предательство. Капитуляция перед извечным Врагом. Валинов был полон ненависти, но и Риггенсен тоже.

Риггенсен призвал последние капли своей силы воли и мысленным кулаком обхватил алмаз в сердце разума Валинова. В глазах его помутилось, но Риггенсен напряг волю сверх всех своих возможностей и попытался сокрушить алмаз.

Струпья высохшей крови слетали со стен. Вслед за ними стали осыпаться белые плитки облицовки, взрываясь на полу снежными вихрями. Сервиторы гудели клаксонами, требуя приказа стрелять. Приборы, регистрирующие показатели, пронзительно выли, предвещая скорую смерть Валинова. Дознаватели выкрикивали приказы. Какофония звуков разрасталась все сильнее и сплеталась с грохотом, который извергали мысли Валинова.

А когда звуковой вихрь поднялся до оглушительного крещендо и Риггенсен почти потерял сознание, Валинов раскололся.

Алмаз решимости треснул, и его осколки пробили разум Валинова. Сам он опрокинулся на спину, из ушей и носа хлынула кровь, окровавленные губы беспомощно хватали воздух.

– Говори, – едва дыша, приказал Риггенсен.

Мысли Валинова открылись настежь. В отвратительных картинах воспоминаний Риггенсен увидел разложение и жестокость. Кричащие лица. Потоки крови. Гибель целых миров прошла перед мысленным взглядом Риггенсена.

– Принц восстанет, – слабым голосом произнес Валинов. – Тысяча лиц обратится к Галактике, и она станет нашей. Принц передаст человечество Повелителю Перемен, и Галактика под его взглядом обратится в Хаос.

– Еще.

– Ему… подвластны приливы судеб, в его руках люди станут оружием, течение времени будет изменяться по его желанию, все, что создает тебя и решает твою судьбу, станет орудием его правления…

– Еще. Скажи мне все. Все.

Валинов закашлялся, и новая волна крови выплеснулась на его подбородок.

– Мой принц Гаргатулот никогда не умрет. Только сверкающая молния может очистить эту реальность от Гаргатулота, а молния погребена так глубоко… Там нет ни времени, ни пространства, ни судьбы, ни воли, только Хаос… Молния погребена так глубоко…

Валинов забился в конвульсиях и не смог больше говорить. Риггенсен ощутил слепой ужас, завладевший его мыслями, и понял, что пленник говорил правду. Он ужаснулся своему поражению и испугался, что выдал так много. Это означало, что в его словах таилась великая и ужасная тайна, которую Валинов поклялся хранить.

Риггенсен обернулся к дознавателям в комнате наблюдения. Они все были ранены осколками мониторов, но продолжали оставаться на своих местах.

– Это передано на Энцелад? – спросил Риггенсен.

– Все передано, – ответил один из дознавателей. – Записано и отослано. Система связи никогда еще не подводила.

– Хорошо. Необходимо сделать копию для астропатов, чтобы они переслали это инквизитору Лигейе. – Риггенсен снова взглянул на Валинова, у которого едва хватало сил дышать. – И позовите сюда бригаду апотекариев. Перед уничтожением он должен быть здоров.

5.
ВИКТРИКС СОНОРА

Испачканная серыми облаками бирюза неба над Виктрикс Сонорой к вечеру потемнела. Осада длилась уже восьмой час. В центре Теограда, второго по величине населенного пункта этого сельскохозяйственного мира, вокруг здания Администратума был возведен стальной кордон из усеянных шипами баррикад, отражавших огонь с любой точки. Несколько групп арбитров, в чьи обязанности входило подавление беспорядков, под прикрытием АПС пытались подойти к мрачному зданию с затемненными окнами.

Некоторые из окон были выбиты. Кое-где на тротуаре лежали убитые – их либо сбросили с верхних этажей, либо застрелили на бегу. Остатки Двенадцатого отделения Адептус Арбитрес, пытавшегося взять штурмом вход, сгрудились вокруг двери. Их встретил огонь мощной лазпушки из обширного вестибюля и прекрасно пристрелянные авторужья снайперов.

Офицеров Арбитрес призвали со всей Виктрикс Соноры; некоторые прибыли и с других планет. Адептус Арбитрес – высшие правоохранительные силы Империума – подчинялись не местным властям, а собственному начальству. Задачей их организации, охватившей всю Галактику, было следить за выполнением имперских законов.

Какие бы ересь и предательство ни расцвели в комплексе Администратума Теограда, они уже проявили себя. Двенадцатое отделение пыталось действовать согласно правилам и обойтись как можно меньшим ущербом, как призывал провост Марешаль. Но еретики встретили их огнем: многие воины правопорядка были ранены, восемь офицеров отдали свои жизни на службе Имперскому закону. Теперь арбитры со всей планеты собрались, чтобы свершить правосудие.

После шести часов осады через орбитальный док Виктрикс Соноры прибыл сам провост Марешаль. К тому времени, как он взошел на передвижной командный пункт, офицеров, окруживших комплекс зданий, уже несколько раз обстреляли с верхних этажей. Снайперы Арбитрес раз за разом нацеливали длинные лазружья на выбитые окна, ища в них силуэты противников. Информация о них до сих пор была крайне отрывочной.

Силы еретиков оказались многочисленными и отменно вооруженными. Они досконально изучили комплекс, были хорошо организованы под руководством толкового лидера. Двое уцелевших воинов из Двенадцатого отделения доложили о мужчинах и женщинах в алых масках, испускавших ужасные пронзительные боевые кличи. Они были одеты в типичные для служащих Администратума черные шинели. Если не считать этой малости, арбитрам приходилось работать вслепую.

Никто не знал, есть ли у еретиков заложники. Возможно, они были, но заложники не представляли большой ценности для арбитров. В сердце Теограда пустила корни ересь – и Арбитрес были готовы искоренить ее любой ценой.

Вскоре после того, как Марешаль принял командование, местные станции наблюдения доложили о снижающихся с ближней орбиты двух военных кораблях «Тандерхок». В тот же миг на небольшую установку планетарной обороны, вращающуюся по орбите Виктрикс Соноры, пришло сообщение о приближении ударного крейсера, назвавшего себя «Рубиконом».

Лица офицеров Арбитрес, окружавших Аларика, были напряжены. Ни тени улыбки. Каждый знал, что вскоре им придется штурмовать здания Администратума. Каждый понимал, что может закончить свои дни так же, как и воины Двенадцатого отделения. Но более всего офицеров потряс тот факт, что к ним присоединились легендарные космодесантники – почти мифические воины из детских сказок и проповедей священников. Адептус Астартес не появлялись в пределах Шлейфа около восьми столетий. Их приход означал, что Враг гораздо опаснее, чем кто-либо мог предположить.

Аларик догадывался, что арбитры боятся его самого и подчиненных ему гигантов больше, чем предстоящей атаки. Офицеры не повышали голоса, когда находились поблизости от десантников, а только уважительно шептались. Они не понимали, почему эти воины оказались здесь. Достаточно того, что прибыл провост и взял на себя командование операцией, но космодесантники!.. Это неслыханно. Их появление шокировало даже командиров, ведущих отделения в бой. Они без конца связывались с командным пунктом, чтобы получить объяснения из штаба Марешаля.

Аларику оставалось надеяться, что офицеры не будут испытывать отвращения к сражающимся рядом с ними Астартес.

Из слов Лигейи молодой правосудор понимал, что обосновавшийся в Теограде культ – не просто изолированная секта почитателей Хаоса. Аларик не мог взять в толк, как Лигейе удалось переработать такое колоссальное количество информации на Трепитосе. Лигейя сопоставила данные о тысячах культов Шлейфа и поняла, что некоторые имеют сходство между собой. Культисты уничтожали или портили священные объекты, поклонялись существам, имеющим множество форм. Люди исполняли планы, недоступные человеческому пониманию. Все это были нигилистические культы; их члены считали себя ничтожеством по сравнению с виденными мельком хозяевами. Люди были безликой массой, которую использовали и уничтожали ради неведомых прихотей Хаоса.

Культисты хотели служить. Они хотели умереть. И собранные со всего Шлейфа Адептус Арбитрес были полны решимости исполнить их второе желание.

– Санторо на позиции, – раздался в канале вокса голос правосудора.

Отделение Санторо было ближайшим к Аларику. Эти воины первыми окажутся в гуще сражения, и личная палица Санторо пожнет обильную кровавую жатву. Терминаторы Танкреда и отделение возмездия Генхайна затаились на противоположной стороне площади. Они медленно продвигались вперед вместе с арбитрами, готовясь штурмовать вход в задней части здания.

– Братья Арбитрес, офицеры закона, – раздался на вокс-канале Арбитрес мрачный голос провоста Марешаля. – Пришло время покончить с ересью. Все мы готовы к этому. В этом мире, родном для многих из вас, пустили корни злобные силы. Мы – единственные, кто может восстановить справедливость на Виктрикс Соноре. С нами идут Адептус Астартес, могущественные космодесантники. Одно это говорит о том, как много поставлено на карту.

Провост Марешаль слышал, что космодесантники появились в Шлейфе по требованию Инквизиции. Если его и нервировало неожиданное появление Аларика или оскорбляло стремление космодесантников возглавить атаку, что по праву надлежало сделать его арбитрам, Марешаль ничем не показывал своего раздражения.

При встрече провост показался Аларику величественным и грозным: огромный человек с обветренным лицом, в полном парадном костюме и с энергетической булавой в руке. Сидя на передвижном командном пункте в АПС, Марешаль уверенно координировал передвижение вокруг площади двух сотен офицеров Арбитрес. Он действовал решительно и не тратил время зря.

Аларику и Санторо предстояло вести воинов на штурм вестибюля под огнем, который почти полностью уничтожил Двенадцатое отделение. Превосходные штурмовики Танкреда проложат себе путь через заднюю часть здания. Там вместо боя на открытом пространстве их ждет кошмарный лабиринт кабинетов, коридоров, часовен и мастерских. Генхайн огнем своего отделения создаст штурмовикам заслон и подавит артиллерию еретиков, чтобы она не смогла превратить грузовой двор позади здания в смертельную западню.

Арбитрес пойдут с ними. Пятьдесят офицеров, стоявших рядом с Алариком под прикрытием баррикады, опасливо разглядывали гигантов в сияющих серебром доспехах, которые прибыли сюда без всякого предупреждения. Арбитрес были вооружены карабинами с разрывными снарядами; идущие впереди несли с собой энергетические палицы и широкие щиты. В целом войска защиты порядка и Арбитрес насчитывали более двухсот человек, и это был весь контингент Виктрикс Соноры. Предстоящая атака будет кульминацией борьбы против культов планеты. Если силы Хаоса возьмут верх, пострадает весь Шлейф.

– На позиции, господин провост, – передал Аларик.

Санторо, Генхайн и Танкред доложили то же самое. Аларик обернулся к своим воинам, укрывшимся за массивным выступом пластальной баррикады.

– Ликкос, останешься со мной. Дворн, ты бежишь первым. Если потребуется, выбей двери.

Дворн, самый мускулистый и сильный воин отделения Аларика, молча кивнул и подбросил в руке молот – свое персональное оружие Немезиды. Редкий вид оружия, почти забытый ремесленниками Ордена, но великолепно подходивший Дворну.

– Остальным – стрелять на ходу, – командовал Аларик. – Арбитрес завяжут бой, а нам необходимо пробиться в центр дворца и уничтожить всех, кого найдем. У Танкреда такая же задача. Помните, нам неизвестно, на что способны засевшие внутри враги. Никто не может обещать нам победу, если мы застрянем там надолго. Мы и так потеряли слишком много боевых братьев в битве с приспешниками Принца.

Ликкос крепче сжал свою лазпушку. Дворн, Вьен, Холварн и Клостус приложили ладони к специальным отделениям в нагрудниках, где хранились их копии «Истребления демонов», чтобы священные знания направляли воинов в бою.

– Я – молот, – затянул Аларик.

– Я – молот, – вторили ему воины отделения. – Я – ненависть. Я несу бедствия демонам…

Это была старинная, одна из самых древних, молитва перед боем. Одной из главных обязанностей Аларика как правосудора было приготовить к сражениям мысли людей – точно так же, как они готовили свои тела и оружие. По воксу Аларик слышал, что Танкред со своими людьми выводят ту же молитву; к ним присоединился и Санторо. Рядом беспокойно переглядывались офицеры Арбитрес, наблюдавшие за старинным боевым обрядом.

– …от безумия, соблазна, разложения и лжи избавь нас, наш Император, и пусть враг увидит Твою ярость в нашем лице…

– Марешаль – всем подразделениям! – раздался строгий голос провоста. – Атака по плану один! Всем отделениям вперед!

Передние плиты баррикады разъехались в стороны, и перед Алариком открылась площадь. Почти мгновенно с верхних этажей уродливого здания с черными окнами протянулись вниз огненные цепочки выстрелов. В ответ пронеслись разрывные снаряды арбитров и выбили из передней стены фонтаны стекла.

Привычные к беспорядкам на улицах, арбитры двинулись быстрым шагом, подняв щиты, чтобы защитить своих офицеров. Аларик отказался от прикрытия и вырвался вперед. Перед ним шел Дворн. Аларик видел, что Санторо поступил точно так же – повел своих воинов бегом. Они первыми ударят в двери на одной стороне вестибюля, а Аларик попытается проникнуть с другой стороны. Там, где погибли солдаты Двенадцатого отделения.

В гладкий железобетон площади беспрестанно ударялись пули. Сдавленные крики раздавались там, где выстрелы противника ранили офицеров. Щиты при попадании издавали металлический звон. Очередь из карабина угодила в наплечник Вьена, а следующая задела ногу Аларика. Силовые доспехи, проверенные столетиями службы, легко отразили оба выстрела.

– Клостус, прикрой меня! – крикнул Аларик, когда здание нависло над ним.

Он различал выбитые окна и даже тени еретиков, занимавших огневые позиции. Клостус, лучший стрелок во всем отделении Аларика, выпустил оглушительную очередь из встроенного в рукавицу болтера; оружие с такой отдачей при стрельбе очередями могло сломать руку обычному человеку. Разрывные снаряды разнесли в щепки раму одного из окон. Притаившийся там еретик бросился было бежать, но успел лишь дернуться, когда пуля снайпера пробила ему горло.

– Холварн, Вьен, заставьте их спрятать головы! – приказал Аларик, и болтерный огонь воинов его отделения застучал по высокой стене.

Ответная стрельба сверху стала еще интенсивнее – у еретиков были скорострельные лазружья, может быть, даже мультилазер. Его красные лучи выпускали на приближающихся офицеров смертоносные красные копья. Люди бросились на землю. Холварн пошатнулся, когда выстрел лазера ударил его по ноге, оставив на доспехах светящиеся вмятины.

Санторо уже добрался до двери. Он выбил внутрь одну створку, и брат Миктос поливал вестибюль струей пламени из своего огнемета.

– Дворн! – крикнул Аларик. – Давай к двери!

Огонь сверху еще усилился, и отделение стремительно ринулось к дверям. Дворн, не останавливаясь, прочертил молотом Немезиды широкую дугу, и закаленное стекло взорвалось сверкающим веером осколков.

Аларик был уже рядом. Авточувства мгновенно обострились, реагируя на полумрак вестибюля. В одно мгновение правосудор окинул взглядом все помещение. Вверх уходили этажи, увешанные знаменами. На них были начертаны призывы к повиновению и прилежанию – обычные мантры Администратума. Над вестибюлем возвышался фонтан с навершием в виде статуи действующего Верховного Лорда Администратума, у которого были отбиты руки и выдолблены каменные глаза. Вода, выливающаяся из основания статуи в забитый трупами бассейн, почернела и протухла.

Стрельба послышалась со второго и третьего этажей. Аларик успел увидеть закрытые алыми масками лица и форменную одежду Администратума – словно печать предательства. Тела в бассейне тоже принадлежали служащим Администратума: это были рабочие в серых комбинезонах и куртках бригадиров. Тела офицеров в черных доспехах лежали у двери.

Аларик открыл ответный огонь, и светящиеся полосы снарядов унеслись вверх. Один из болтов оторвал руку еретику. Он неловко повис на перилах второго этажа, но рядом с ним были десятки других. Еретики перевернули столы, используя их как прикрытие. Хотя доски были слабой защитой от болтерного огня, Серые Рыцари не стали завязывать бой. Достаточно было заставить отступников прижаться к полу.

Санторо, перепрыгивая через обломки мебели, уже продвигался вглубь здания, к многочисленным кабинетам.

Остальные воины Аларика прорвались сквозь разбитые двери. Внезапно сверху обрушилась стрельба из тяжелого орудия. Аларик резко взмахнул рукой в направлении входа в часовню, открытого в ближайшей стене. Снаряды выбивали из пола обломки мраморных плит, а один рикошетом снес полголовы каменному Верховному Лорду.

– У них там автопушка! – передал по воксу Дворн.

– Подавить огневую точку и продолжать движение! – крикнул в ответ Аларик.

Автопушка была громоздким, неэффективным и вышедшим из употребления орудием, но ее огромные снаряды могли пробить даже силовые доспехи. Воины отделения Аларика обрушили на источник стрельбы залп беглого болтерного огня и устремились под арку, ведущую в часовню.

Часовня представляла собой узкую и длинную комнату стены, которой были облицованы черным мрамором и увешаны портретами усердных граждан Империума, проживших жизнь в благочестивом повиновении. С кафедры свесилось тело подконсула, вероятно убитого во время поучения адептов.

Аларик знал, что враги здесь, – это подсказывал инстинкт и замеченное мимолетное движение. Едва он повернулся, как они с криками выскочили из-за скамеек – десятки культистов с окровавленными тряпками, закрывавшими лица до горящих ненавистью глаз.

Один, со сверкающим ножом в руке, кинулся на Аларика. Правосудор отшвырнул его в сторону и услышал, как человек ударился о стену. Затрещали сломанные ребра. В следующее мгновение алебарда Аларика обезглавила второго еретика и, не останавливая движения, вонзилась острым концом в живот третьего. Удар поднял отступника в воздух и швырнул на скамью, разлетевшуюся от тяжести его тела.

Мимо Аларика пронеслась светящаяся полоса снарядов из штурмболтера. Они, словно бумагу, прошили деревянные скамейки и прячущихся за ними врагов. Умирая, еретики кричали – но не от боли, а от ненависти.

Из толпы уцелевших еретиков раздался выстрел лазпистолета. Аларик схватил за шиворот ближайшего и в упор выстрелил из штурмболтера, встроенного в доспехи. Тело культиста вырвалось из руки правосудора и бесформенной массой впечаталось в стену.

Дворн шагал к кафедре прямо по скамьям. Аларик видел, как тяжеловесный гигант одним ударом молота пригвоздил к полу сразу двоих еретиков; третьего пронзил мечом Холварн.

Бойцы отделения заполнили часовню, и воины быстро осмотрели помещение, проверяя дулами болтеров все темные уголки между скамьями. Аларик, нагнувшись, перевернул ближайшее тело. Закрывавшая лицо ткань упала, и под ней открылось лицо молодого адепта, похожего на миллиарды других мужчин и женщин, двигавших бесконечную бюрократию Империума. Вот только кожа этого человека была другой. Чешуя, словно струпья после ожога, окружала вытаращенные глаза и спускалась по шее под остатки дурно пахнущей униформы Администратума. Тела явных приверженцев Хаоса были отмечены, как и их души. Значит, культ глубоко пустил корни на Виктрикс Соноре.