Текст книги "Серые Рыцари"

Автор книги: Бен Каунтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

9.
ТАЛАССОКРЕС

За две тысячи лет до утраты аванпоста на Софано Секундосе была заключена грандиозная сделка. Тысячеликий Принц покинул свое логово в реальном мире на Корионе IX и перенесся в варп, когда прозвучал крик самого Повелителя Перемен. Ужасный вопль, полный нечестивого смысла, звон великого колокола в самом сердце варпа. Другие силы варпа – иногда союзники, но чаще мишени для проклятий, как, например, демоны – бросились врассыпную, скрываясь от раскаленной силы Тзинча. Бог лично сотряс варп криком, призывая к себе слуг.

Принц откликнулся на призыв. Он мог себе это позволить, поскольку являл собой много больше, чем демоническое тело. Гаргатулот был воплощением знаний, правдивой информации, откровений тьмы, скрытых в сердцах миллионов людей. Он мог одновременно находиться и в варпе, и в реальном мире и дергать за ниточки в обеих Вселенных во имя осуществления Перемен. Тысячеликий Принц был одним из самых могущественных представителей своего рода.

Конклав собрался на Талассокресе – окутанном тьмой мире, вопящем в варпе, словно безумец в клетке. Каждый час очертания его континентов изменялись: они то плавились, превращаясь в моря кипящего металла, то дымились, словно жидкий азот, то взмывали ледяными горами к самому небу. Малодушные приверженцы Переменчивого Бога, завидев его, бежали вслед за демонами, охваченные благоговейным ужасом. На планете остались только самые могущественные сыны Тзинча.

Их последователи разбежались по таявшим равнинам Талассокреса, вспоминая старые споры и заводя новые, продолжая тщетную борьбу, пока их повелители предавались размышлениям. Принцы похвалялись силами армий и собственным могуществом. Тзинч наградил лучших такими дарами, которые должны были растлить их сердца за несколько столетий и привести к падению. Таков был излюбленный обычай мщения Повелителя Перемен.

Гаргатулот оказался среди победителей – в компании Бокора Безумца, который обращал целые народы в веру Перемен, и Малефикоса Огненнорукого, чьи громовые удары ввергали в войны звездные системы. На Талассокресе также держали своих приспешников могущественные и жестокие Мастер Темноглаз, скрывающийся среди людей и мучивший их исподтишка, и Темискирон Дракон-Звезда. Сотня других сподвижников Повелителя Перемен расселась на тающих равнинах. Придворные демоны, безобразные и не умолкавшие ни на секунду, скакали между ними, пока вся планета не зазвенела от Молитвы Перемен.

Мир Талассокрес был путеводной звездой культа, главной осью Перемен. Конклав причинил немалый ущерб сознанию человечества. Но хотя людские мудрецы долго искали по всей Галактике причины вспышек безумия, Талассокрес оставался для них невидимым.

Когда заговорил Тзинч, вся планета задрожала. От его голоса была сорвана кора вместе с мантией. С тех пор, говорят, Талассокрес уже не был единой планетой, а превратился в скопление отдельных материков, окружающих единую ось. Те, у кого не хватило сил слушать слова Тзинча, были выброшены в варп, но сильнейшие остались, и их приближенные сияли на дрейфующих шельфах расплавленного камня.

Тзинч говорил им о невероятных вещах. О спутанных нитях судьбы, проходящих сквозь Галактику, словно сквозь гобелен; о безмерных сдвигах составляющих реальности – времени, пространства и общих мыслей человечества. О десятках чуждых рас, которые еще не знают силы Хаоса, о безумных ордах хищников, кишащих в варпе, и о самих Переменах. Величайшие из последователей Тзинча смогли уловить смысл в потоке идей, доносимых голосом бога. Некоторые нашли себе сложные замыслы для воплощения в реальность. Другие увидели отблески будущего, которое они могли изменить или перенести в прошлое. Кое-кто слышал только безысходность и ненависть и наслаждался ими, поскольку это были самые свирепые агенты Перемен.

А некоторые были уничтожены, поскольку были неспособны воспринимать величие замыслов Переменчивого Бога.

Гаргатулот не был уничтожен. И не стал составлять планов под впечатлением слов Тзинча. Вместо этого Тысячеликий Принц целиком погрузился в послание своего божества. Знание струилось вокруг него и сквозь него, пока он не стал купаться в неистовом потоке информации, словно в белой реке пламени, бежавшей сквозь разбитое сердце Талассокреса.

Несколько дней подряд по неведомой шкале времени варпа он получал откровения от Тзинча. Остальные принцы-демоны наблюдали за ним с ненавистью, завистью и восхищением. Кое-кто был уверен, что Гаргатулот будет уничтожен. Поток откровений унес демонов, сидящих у его ног. Неудержимая мощь Тзинча еще сильнее расшатала основу Талассокреса. В варпе появился неизгладимый рубец в виде бесплодной темной тени, но Гаргатулот остался.

Демоническое тело Гаргатулота в реальном мире содрогалось от усилий воспринять информацию. Кое-кто утверждает, что сопутствующая этому периоду вспышка безумия среди людей была первым признаком присутствия Тысячеликого Принца. Естественная жизнь на Корионе IX была уничтожена, и эхо страданий разнеслось на много световых лет вокруг.

Наконец все закончилось. Белая река информации иссякла. На Талассокресе воцарилась тишина.

А когда Гаргатулот поднялся, на варп глянула тысяча новых лиц.

Лигейя резко откинула голову на спинку кресла, стараясь избавиться от переполнявших мысли образов. Она передвинула руки с книги на письменный стол, но кожа пальцев и ладоней все еще горела от нечестивых мыслей, заполнявших страницы.

Перед глазами появились обшитые деревянными панелями стены и роскошная мебель. Лигейя вновь была на Трепитосе, в комнатах, которые подготовили для нее слуги инквизитора Клаэса. Но ужасные образы все еще мелькали перед мысленным взором. Гаргатулот – бесформенный монстр Хаоса, склонившийся над рекой ужасных откровений. Слова Тзинча – бога изменений, обмана и колдовства, одного из самых могущественных представителей Хаоса – отдаются эхом по варпу, сотрясают своей силой весь мир.

Содержание книги было еще более агрессивным, чем короткие вспышки богохульства, полученные от деревянной скульптуры. Только что пережитый отрывок – Лигейя воспринимала его со страниц при помощи своего дара – был всего лишь крохотным фрагментом откровений, содержавшихся в книге. Но текст был настолько насыщенным и ярким, что его мог продиктовать только Гаргатулот. И вдобавок за этими строками Лигейя ощущала привкус застарелой злобы самого Крусьена.

Книга, продиктованная принцем-демоном, записанная тысячелетним колдуном, поражала Лигейю своей энергией.

Лежащий перед ней фолиант был лишь одним из более чем дюжины книг, привезенных из дворца Сверхкороля. Кроме них инквизитор добыла еще около тридцати свитков, содержащих сложные заклинания и молитвы. Ее верные охранники – культисты смерти – сняли со стен дворца несколько кровавых знамен. Многие тексты были записаны на наречии Софано Секундоса, и Лигейе пришлось быстро выучить его, опираясь на самые отрывочные ссылки. Обращения к «Императору» оказались не чем иным, как иносказательными воззваниями к Тысячеликому Принцу. Без удивительных способностей Лигейи перевод занял бы несколько лет. Инквизитор пожалела, что у нее нет этого времени и приходится впускать концентрированный поток знаний прямо в мозг.

Она закрыла книгу и опустила ее на пол. Даже в одной ночной сорочке от усилий понять смысл написанного Лигейя покрылась испариной. Пряди волос прилипли к влажному и холодному лицу.

За спиной послышался шорох ног по ковру. Если не требовались активные действия в защиту Лигейи, культисты смерти производили при движении некоторые звуки, чтобы дать знать о своем появлении.

Лигейя обернулась и увидела стоящую рядом Ксианг. Озадаченный взгляд культиста смерти напомнил ей, что Лигейя сама позвала ее. Вероятно, Ксианг простояла в комнате некоторое время, прежде чем решилась выдать свое присутствие.

– А, Ксианг, прости меня, пожалуйста. – Лигейя даже сумела выдавить из себя улыбку.– Мне необходимо, чтобы вы кое-что сделали. Это не входит в ваши прямые обязанности, но мне это крайне необходимо. Вот, прочти.

Лигейя достала из стола сложенный лист пергамента, на котором ее элегантным округлым почерком были написаны приказы. Ксианг взяла лист из руки инквизитора и пробежала взглядом.

– Я понимаю, – заговорила Лигейя. – Любой из правосудоров мог бы действовать более эффективно. Но… вы четверо принадлежите мне, а они – нет. Я обратилась с просьбой к инквизитору Клаэсу, и он предоставил корабль – небольшой и легковооруженный, но очень быстрый. На нем вы сможете добраться туда за две недели, если отправитесь немедленно.

Ксианг наклонила голову и, не поворачиваясь, быстро покинула комнату. Лигейе так и не удалось до сих пор понять, как культисты смерти общались друг с другом, – порой она чувствовала смысл их разговоров, но не замечала ни единого движения или звука. Теперь Ксианг придется рассказать товарищам о предстоящем задании.

Их осталось всего четверо. Культисты смерти по определению и воспитанию не предавались скорби: смерть была для них желанным концом, если она наступала во время сражения за Императора. Но двое из них навеки остались на Софано Секундосе. Лигейе было нелегко смириться с потерей таких преданных и квалифицированных охранников. Они защищали Лигейю, но и она чувствовала ответственность за них. Культисты смерти принадлежали ей, и она стала смыслом их жизни. Их гибель казалась эхом ее собственной смерти.

Они не проводили никаких похоронных обрядов, а просто оставили Тайци и Гао на Софано Секундосе. Сам факт гибели был священным, дальнейшая судьба тела не имела значения. Такое пренебрежение обычаями привлекало Лигейю, но сама она не хотела бы остаться забытой и сгнить там, где застанет смерть. Она надеялась, что, когда настанет время, о ней кто-нибудь позаботится.

Лигейя налила себе порцию амасека, надеясь, что насыщенный фруктовый аромат прогонит из головы хоть некоторые из устрашающих образов. Сделала глоток и почувствовала, что руки перестают дрожать.

Она подняла с пола следующую книгу, положила ее на стол и накрыла ладонями. Сделав глубокий вдох, Лигейя снова погрузилась в откровения Гаргатулота.

Правосудор Генхайн тщательно прицелился, выждал мгновение, пока линзы его биомеханического глаза поймают фокус, а затем единственным выстрелом пробил лоб мишени в виде человеческого силуэта, установленной в дальнем конце стрелковой галереи.

Стрельбище на «Рубиконе» располагалось в длинном низком помещении без окон. Стены были покрыты резными изображениями батальных сцен, предназначенными для того, чтобы направить усилия на совершенствование мастерства воинов. Огневые позиции разделялись резными колоннами, олицетворяющими Имперских святых. В данный момент Генхайн находился между грозным святым Праксидесом и святым Ясоном из Хуале, попиравшими своими ногами злополучных еретиков. В стрелковом зале дежурили несколько сервиторов, ожидая, пока Серые Рыцари потребуют дополнительные боеприпасы, а в остальном помещение оставалось пустынным, если не считать мишеней, спускаемых с потолка на блоках.

– Хорошо? – спросил Аларик, подойдя к Генхайну.

– Похоже, что-то не так, – ответил Генхайн, опуская штурмболтер Аларика. – Оставь его мне на несколько часов, и он станет лучше, чем новый.

Способность Генхайна чувствовать оружие была предметом зависти всех остальных Серых Рыцарей. Он был одним из лучших стрелков, и даже после выполнения всех обрядов над оружием многие Серые Рыцари просили его проверить болтеры и отыскать упущенные погрешности. По мнению других десантников, штурмболтер мог работать отлично, но только Генхайн, командир отделения возмездия, мог увидеть, что оружие слишком часто заклинивает, или дергается при стрельбе очередями, или при определенных обстоятельствах теряет точность боя.

– Не пренебрегай ради меня своими людьми,– сказал Аларик.

– Мое отделение в полном порядке, – заверил его Генхайн. – Люди исполнительны и в отличном расположении духа. Я не слишком командую ими, когда дело касается молитв и тому подобного. В этом деле каждый должен руководствоваться своим умом.

– А их оружие?

Генхайн улыбнулся и снова прицелился в тот же силуэт.

– Их оружие тоже в порядке.

Он выстрелил, и пулевое отверстие появилось ровно над первым.

– Они отлично сражались на Софано Секундосе, – продолжал Аларик.

– Верно, и я ими горжусь. – Еще один выстрел, и пуля немного отклонилась в сторону. Генхайн выругался и стал внимательно проверять стрелковый механизм болтера. – Я беспокоился об инквизиторе, – признался Генхайн.

– О Лигейе?

– Она не похожа на воина. И выглядела растерянной.

– Лигейя – сильная женщина, правосудор, – сказал Аларик. – Но ты прав, сражения она оставляет нам. – Аларик ненадолго задумался. Генхайн руководил своими людьми не так, как Танкред или Санторо; его суждение имело большой вес. – Что ты о ней думаешь?

Генхайн поднял взгляд от болтера Аларика.

– Я? Я считаю, она хорошо справляется со своей работой, но с нашей – не слишком хорошо.

– Что ж, ей теперь не скоро придется вступать в бой. На Мимасе раскололи Валинова, он обмолвился, что Гаргатулот может быть убит только «сверкающей молнией». Оружие Немезиды Мандулиса было выполнено в виде молнии, так что Лигейя послала своих культистов смерти, чтобы они достали его из катакомб Титана.

– Им нелегко придется,– сказал Генхайн.– Даже для инквизиторов нелегко пробраться на Титан, не говоря уже о том, чтобы открыть захоронение одного из грандмастеров. – Генхайн подтянул затворный механизм болтера и вновь прицелился. – Но, по крайней мере, это означает, что Лигейя нас понимает.

– О чем ты? – спросил Аларик.

– Она поручает нам сражаться и не требует ничего больше. Она могла бы послать на Титан тебя, и ты скорее заполучил бы меч Мандулиса, но она этого не сделала. Она относится к нам с уважением. Кое-кто из Ордо Маллеус считает, что Серые Рыцари были созданы, чтобы служить им, но мы такой же суверенный Орден, как Космические Волки или Темные Ангелы.

Генхайн намеренно назвал два наиболее своенравных Ордена Космодесанта.

– Не многие из Серых Рыцарей осмелятся это сказать, – заметил Аларик.

– Но такова истина. – Генхайн выстрелил, на этот раз очередью, и в самом центре головы мишени появилась целая россыпь пробоин. – Если Серые Рыцари не будут думать о себе, они превратятся в слабых солдат. В этом основной стержень космодесантников. Мы сотрудничаем с Ордо Маллеус, поскольку это наиболее эффективный способ выполнить наш долг, но нас создали не ради их блага. Мы появились, чтобы выполнять волю Императора, так же как и сама Инквизиция. Я думаю, Лигейя это понимает.

– Я рад, ты настолько мне доверяешь, что высказываешь все это, – сказал Аларик.

Многие из традиционно мыслящих Серых Рыцарей могли бы сказать, что Генхайн слишком близок к отказу от субординации. С другой стороны, Аларик был рад узнать, что отобранные им для выполнения миссии космодесантники могут подумать о себе. Если в системе тренировок и поучений Серых Рыцарей и была какая-то опасность, то лишь в том, что воины могли отупеть под тяжестью догм и долга и разучиться самостоятельно мыслить.

– Аларик, если я не смогу доверять своему командиру, – ответил Генхайн, протягивая штурмболтер, – тогда кому же мне доверять? Это оружие утратило точность в длительной стрельбе, но дух машины согласился стать более отзывчивым.

Аларик взял оружие и пристегнул к латной рукавице. Без него он чувствовал себя непривычно, словно без руки.

– Спасибо, правосудор. Это поможет мне стрелять точнее.

– Ты должен доверять своему оружию, – с улыбкой сказал Генхайн. – Иначе где бы мы были?

Когда пал Софано Секундос, по всему Шлейфу прокатился безмолвный призыв.

На Вулканис Ультор секта, скрывавшаяся в трущобах многолюдного города, устроила перегрузку геотермальных теплосетей. В результате несколько уровней городской застройки поглотило термоядерное пламя.

А когда корабли, посланные инквизитором Клаэсом, с орбиты превратили Хаджишейм в горы пепла, повстанцы в одном из отрядов боевой флотилии уничтожили три крейсера вместе со всем экипажем.

В промышленном мире Магнос Омикрон появился пророк, якобы несущий слово Бога Машины. Он требовал творческого обновления через поклонение Омниссиаху и бесконечного поиска совершенства. Прежде чем его разыскали и уничтожили, он прибрал к рукам три больших города. Для прекращения этого крестового похода Ордо Маллеус устроили небольшую гражданскую войну среди технического персонала.

Провост Марешаль терял тысячи своих арбитров, посылая их из одного мира в другой, чтобы загасить вспышки внезапных восстаний еретиков. Из командного пункта на орбите вокруг Виктрикс Соноры он руководил действиями сотен местных командиров, пытавшихся подавить мятежи по всему Шлейфу.

В одном из садовых миров Фарфаллена – некогда любимого места отдыха и развлечений богачей Шлейфа – внезапно появилось неизвестное ранее племя дикарей. Они вышли из заброшенных ботанических садов и вырезали всех до одного жителей уединенных имперских поселений.

На Солшене XIX – сельскохозяйственном мире, чьи моря изобиловали рыбой, кормившей города Шлейфа,– вилла правителя в одну ночь превратилась в склеп, кишевший демонами. В ответ на видения, посланные Тысячеликим Принцем, культисты под предводительством сына этого правителя вызвали к себе созданий варпа. Правитель был повешен на ремне из собственной кожи возле одной из скал, окружавших виллу. Планетой завладели Хаос и анархия, и многие тысячи городов Шлейфа были обречены на голод.

Сотни культов вышли из подполья и начали бессмысленно крушить всех и вся. В одну ночь, в результате скоординированного выступления против Экклезиархии и имперской церкви, сотни мест поклонения подверглись грабежам.

Это не могло продлиться долго. Культисты бесчинствовали до тех пор, пока не были уничтожены объединенными усилиями Арбитрес, Имперского флота и ужаснувшегося населения. И в некотором роде именно это было наихудшим результатом волнений в Шлейфе Святого Эвиссера. Выступления носили признаки последнего, отчаянного шага. Мятежи стали последней репетицией перед чем-то поистине ужасным и грандиозным. Скрывающиеся веками культисты пожертвовали своими жизнями ради зловещих замыслов, о которых им нашептывали безмолвные голоса.

Экклезиархия отреагировала с необычайной для нее быстротой. Орден Кровавой Розы прислал на Вулканис Ультор, в распоряжение кардинала Рекоба, отделение Сестер Битвы. Запрос кардинала относительно дополнительных людских резервов был услышан Имперской Гвардией, направившей на подмогу Двенадцатый отряд разведчиков Металора и тяжелую пехоту Балура. Даже Имперский флот отдал приказ одному из подсекторов флотилии, направлявшейся к Кадии, изменить маршрут. Кто-то из влиятельных столпов Экклезиархии, вероятно, был сильно взволнован событиями в Шлейфе. Сестры Битвы и Имперская Гвардия были размещены во всех мирах для охраны религиозных святынь Шлейфа, но и они не могли остановить нарастающую волну ереси.

Гаргатулот произнес свое слово. И для тех, кто знал, как его услышать, откровения Тысячеликого Принца не оставляли никаких сомнений. В скором будущем Шлейф будет повергнут в ужас.

10.
МИМАС

За пределами большого кратера на Мимасе было место, где земля постоянно перекапывалась и сдвигалась. Тысячи раз рабочие сервиторы перебрасывали ее лопатами, закрывая расщелины. То здесь, то там в результате сейсмической активности на поверхность выходили изломанные кости или ухмыляющийся оскаленный череп, чтобы снова быть погребенными очередным патрулем сервиторов. В центре этого участка разоренной земли стояло единственное каменное здание, построенное в стиле высокого готика. На каждой из его стен были высечены картины возмездия и расплаты. Грешники горели в смутно обозначенной преисподней Имперского культа; рука отмщения обрушивалась на головы еретиков. Око Императора следило за каждым прегрешением, и его верные слуги осуществляли бесконечную месть. Людей убивали десятками способов: от повешения и расчленения до удушения в ядовитой атмосфере Мимаса, – и все методы казней были отображены на колоннах и фронтонах здания.

Дюжины сервиторов-стрелков караулили каждую дверь. В подземной части здания дежурил гарнизон Ордо Маллеус из лишенных мыслей солдат, готовых немедленно отреагировать на любую угрозу. Все здание было выстроено вокруг центральной палаты с множеством галерей для наблюдения. В середине зала, словно хирургический стол в учебном амфитеатре, стояла единственная платформа, окруженная скамьями для священников, архивистов и техников.

Голик Рен-Сар Валинов был перевезен в палату исполнения наказаний через семь недель после того, как был расколот экспликатором Риггенсеном. С того дня Валинов больше не произнес ни слова. Он казался еще более злобным и угрюмым, чем прежде, словно молча проклинал себя за то, что позволил Риггенсену пробить стальной щит своей воли. Вследствие этого команда дознавателей Мимаса доложила лорд-инквизитору Ордо Маллеус о дальнейшей непригодности Валинова для каких-либо исследований.

Конклав лорд-инквизиторов единогласно одобрил казнь Валинова. Выяснилось, что Лигейя блефовала при первом допросе Валинова: не было предусмотрено ни сотрудничества псайкеров, ни многократного умерщвления. Пленнику предстояла обычная старомодная казнь. Валинова обвиняли во многих тяжелейших преступлениях, но казнь, ради которой его перевели в палату исполнения наказаний на краю кратера Мимаса, должна была стать расплатой за ересь. Имперские законы в качестве наказания за это тяжелейшее преступление предусматривали расчленение.

Мероприятие было невеселым. Никто не грустил по поводу казни Валинова, но то обстоятельство, что один из инквизиторов, уважаемый и ценимый собратьями, пал так низко, вызывало грусть, приправленную стыдом. Ордо Маллеус и раньше приходилось терять инквизиторов, избравших радикализм или еще худшие судьбы, но каждый случай показывал, насколько глубоки нанесенные отступниками раны. Маллеус гордились своими деяниями, и каждый предатель из их среды умалял достоинство всего ордоса.

Экспликатор Риггенсен присутствовал на казни, чтобы принять покаяние, которое могло вырваться у Валинова на смертном ложе. Ему и раньше доводилось присутствовать на подобных процедурах, но запах антисептиков и вид сверкающего, похожего на огромного жука сервитора-палача на потолке до сих пор приводили Риггенсена в легкое смущение. Это много значило, если учитывать его специальность.

Перед Риггенсеном на возвышении сидел правительственный чиновник – бледная женщина с обилием аугметики в теле. Она записывала все детали процедуры казни с помощью перьев, встроенных в металлическую арматуру рук. Голова чиновника непрерывно вращалась из стороны в сторону, поскольку женщина записывала всех, кто входил в сумрачную круглую комнату.

Сначала, шурша длинными балахонами, вошли несколько чиновников и архивистов, ответственных за отдельные детали экзекуции. Следом появился инквизитор Никсос в торжественном багряном одеянии поверх жужжащего механизма экзоскелета. Его сопровождали два советника – древний астропат и молодая женщина в форме тактического офицера флота без всяких украшений.

Затем прибыли медицинские техники. Главный техник контролировал работу сервитора-палача, а остальные наблюдали за жизненными показателями осужденного. Они отображались на мониторах, стоящих вокруг приподнятой платформы. В прошлом были случаи, когда осужденный преступник не умирал, несмотря на выполнение процедуры сервитором-палачом, и с тех пор медики должны были проследить, чтобы все сигналы жизни прекратились.

Следующие личности, появившиеся в зале, вызвали у Риггенсена удивление. Вошли четверо культистов смерти; их гибкие атлетические фигуры были обтянуты черными комбинезонами и обвешаны кинжалами и мечами. Заглянув через плечо чиновника, Риггенсен прочел, что культисты смерти представляют инквизитора Лигейю. Он успокоился. Абсолютно понятно, что Лигейя прислала доверенных лиц, чтобы они своими глазами убедились в уничтожении Валинова. Иначе она могла не поверить в его смерть.

Наконец всевозможные чиновники и адепты заняли места вокруг пьедестала. Люмосферы стали гаснуть, пока только пространство вокруг платформы не осталось залитым белым беспощадным светом. Затем раздвинулись механические двери и появился Валинов.

Он был обнажен до пояса, длинные руки и ноги сковывали кандалы, но Валинов и сейчас оставался весьма значительной фигурой. Глубокие черные татуировки придавали ему дикарский вид и резко контрастировали с утонченным, умным лицом. Бугры мускулов перекатывались под кожей рук и торса при каждом движении. Валинов шел с высоко поднятой головой, не выказывая никаких признаков страха. Но истинные еретики всегда держались так – по крайней мере, до тех пор, пока душа не отделялась от тела, чтобы предстать перед гневным взором Императора.

Всякий, кто наблюдал за казнью, с одного взгляда на осужденного мог сказать, что бывший инквизитор до сих пор опасен. Недаром целой команде дознавателей Мимаса не удалось его сломить, исключая мимолетный триумф Риггенсена. Все они могли бы согласиться, что смерть была для Валинова слишком легким наказанием. Но пока столь опасный преступник оставался в живых, никто не мог дать гарантий полной безопасности.

Из первого ряда поднялся старый проповедник. В сумрачном свете его багряное с белым одеяние казалось почти черным. Он открыл потрепанный кожаный молитвенник и стал совершать обряд проклятия, призванный наложить на душу, пораженную заразой преступника, особую отметину врага Императора.

– Хотя душа твоя поражена тленом, а деяния ужасны, мы молим Императора судить ее справедливо и беспристрастно.

Дребезжащий голос проповедника монотонно тянул знакомые строки. Главный медик в последний раз проверил механизмы сервитора-палача. Медики-помощники присоединили к выбритому черепу Валинова несколько электродов. Чиновница, сидевшая на возвышении перед Риггенсеном, не отрывая пера от бумаги, тщательно записывала каждую деталь процедуры. В полу зала открыли люки для стока крови. Риггенсен тоже держал в руках перо и электронный блокнот, чтобы сделать запись свидетеля смерти Валинова. Сервитор-палач развернулся: все его шесть конечностей, снабженных лезвиями, были тщательно проверены. Младший помощник проповедника творил на груди Валинова знамение аквилы.

Слуга с корзиной для отделенных органов встал наготове. Разные части тела Валинова – голова, торс и внутренности – должны быть захоронены по отдельности, в простых, ничем не отмеченных могилах вокруг здания палаты, во избежание возрождения мертвого тела при помощи темных сил. Этот тяжелый урок давно был усвоен инквизиторами.

Культисты смерти сосредоточенно наблюдали за процедурой. Их взгляды ничего не выражали, тела были неподвижны, лишь иногда подергивались напряженные мускулы.

Проповедник заканчивал обряд. Двое солдат из Ор-до Маллеус приподняли Валинова и положили его на платформу. Наручники легли точно в замки основания за головой отступника.

Главный медик подключил контрольную систему, и сервитор-палач стал опускаться. Чиновница писала все быстрее. Первые ряды будут забрызганы кровью, но возможность лично убедиться, что еще один враг Императора умерщвлен, того стоила.

– …Таким образом, Господь Император, мы передаем тебе эту извращенную душу и отделяем ее от тела, чьи руки осквернены мерзостью. Да будет искупление для этой души в глазах Бога-Императора, а если искупления не последует, пусть ярость Бога-Императора уничтожит ее навеки.

Наступила пауза перед тем, как начнет работу сервитор-палач. Такова традиция казни: осужденный пленник ради искупления грехов мог воззвать к милосердию Императора. Но никто не ожидал, что Валинов заговорит.

– Будь посему, – тихо, словно обращаясь к самому себе, произнес он. – Нити натянуты. Эта смерть станет смертью Галактик. Начинайте.

Словно в ответ рука главного медика потянулась к переключателю, чтобы начать расчленение. Но его пальцы так и не прикоснулись к тумблеру.

В воздухе сверкнула серебряная молния, и длинное узкое лезвие вонзилось в стол рядом с медиком. Его отрезанная кисть стукнулась о пол.

Риггенсен наблюдал, как медик поднял взгляд на нападавшего и уставился в немигающие и жестокие глаза над маской женщины – культиста смерти.

Лишенные мыслей солдаты, стоявшие рядом с платформой, отреагировали первыми. Лазерные разряды их ружей прорезали комнату, но культист смерти предвидела каждое их движение и изогнулась словно гимнаст, так что снаряды пролетели в сантиметрах от ее тела. В следующее мгновение оба солдата упали мертвыми: два коротких меча второго культиста рассекли их тела пополам.

Инквизитор Никсос с криком ярости выхватил из-под одежды инкрустированный серебром плазменный пистолет. Механизмы суставов инквизитора, вынужденные двигаться с предельной скоростью, сердито загудели. Молодой офицер-тактик рядом с ним бросилась на пол, потеряв свой шлем.

Двое других культистов сорвались со своих мест. Один ринулся к Никсосу, а второй – к платформе, на которой лежал Валинов. Проповедник пытался загородить пьедестал своим дряхлым телом, но культист, не сбавляя скорости, разрубил его одним движением меча.

Риггенсен тоже носил на поясе оружие и, поднявшись, вытащил его из-под своей форменной куртки экспликатора. Он дважды выстрелил в того культиста, который отсек руку медику, но она отпрянула в сторону быстрее, чем пуля долетела до цели.

Культист, подбежавший к платформе, дважды взмахнул мечом, и Валинов освободился от оков. Он тотчас скатился на пол, а Никсос, быстро поняв, что главную опасность представляет осужденный, начал стрелять. Культист бросился навстречу Никсосу и угодил под разряд плазменного пистолета. Мощный выброс энергии испарил верхнюю половину тела, затянутого в черный комбинезон, и угас.

Теперь стрельба велась со всех сторон: стреляли адепты, техники, Риггенсен и Никсос. Культист, в которого стрелял Риггенсен, перескочила через стоящего перед ним адепта, и экспликатор уже ждал, что холодная сталь вонзится в его тело. Но женщина в невероятном прыжке пронеслась над залом, оттолкнулась от стены за его спиной и обрушила удары меча на солдат Маллеус.

Риггенсен снова выстрелил в нее, но всякий раз, одновременно с выстрелом, женщина нагибалась или отступала в сторону, неестественно ловко уклоняясь от пуль.

Валинов укрылся за платформой, на которой он должен был умереть. Кровь погибшего вместо него культиста забрызгала лицо отступника. Взгляд его темных глаз метался из стороны в сторону, оценивая все грозившие ему опасности. Никсос со своим плазменным пистолетом вынужден был выжидать несколько секунд, пока оружие восстановит заряд. Его помощница, офицер флота, наверняка тоже имеет при себе оружие. Солдаты, лишенные мыслей, пристрелят Валинова без всякого колебания, если сумеют выжить.