Текст книги "Демонический мир (ЛП)"

Автор книги: Бен Каунтер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

ГЛАВА ВТОРАЯ

Хотя легенды об Аргулеоне Веке занимают многие тома, его величайший враг – Последний – еще загадочнее. Некоторые говорят, что некогда было много ему подобных, и что все, кроме одного, были поглощены Хаосом, когда тот впервые просочился в реальное пространство через Мальстрим, и так Последний оказался единственным выжившим представителем своей расы, жаждущим мести. Другие рассказывают, что он сам был созданием Хаоса, демоном, который отказался взвалить на себя ярмо служения богу, существом, которое в безумии своем возжелало завладеть символическим миром Торвендис. И ученые, и лжецы провозглашают многие иные версии: что Последний пришел из иного времени, что он – огромное чужеродное существо, которое застряло в Мальстриме, как муха в древесной смоле, или разумная боевая машина из безумных времен Темной Эры Технологии.

Но все эти рассказы подобны маслу на глади озера. Как будто Торвендис каким-то образом стыдится историй о Последнем, они поблескивают на поверхности легенд этой планеты и исчезают в безвестности, в то время как другие рассказы остаются глубоко в сознании мира.

И все же Последний долго и тяжко сражался с Аргулеоном Веком, великолепным чемпионом Хаоса, и все согласны с тем, что исход поединка был далек от известного. Последний должен был быть воистину ужасен, чтобы бросить вызов Веку, возможно, умелым чародеем, или существом из чистой энергии, или же в нем крылась некая иная сила, природу которой никто не мог угадать. Но самое распространенное впечатление о нем – невероятный размер.

Горы Канис – для многих достаточный аргумент. Когда противостояние свелось к уловкам и ухищрениям, Последний много лет пролежал в засаде, намереваясь взять Аргулеона Века врасплох. Когда Век ослабил осторожность – ошибка то была или приманка? – Последний восстал из-под земли и едва не поглотил его. Следы, оставленные громадной пастью Последнего, остались на земле в виде высоких острых пиков, именуемых горами Канис.

Горы были первым, что капитан Амакир из Несущих Слово узрел в окуляры «Мультус Сангвис», сфокусировав их на поверхности Торвендиса. Они походили на выпуклость старой шрамовой ткани на ране, которая много раз заживала и вновь открывалась – уродливые, искривленные волны камня, бегущие вдоль континента, который доминировал над ликом планеты. Амакир отвернулся от обзорного устройства под жужжание многотысячелетнего силового доспеха и спустился с рулевого возвышения на мостик «Мультуса». Корабль был так же стар, как сам легион Несущих Слово, и так же, как легион, он непреклонно преодолевал все, что на него обрушивала галактика. Миссия Амакира была очень важна, поэтому он выбрал именно «Мультус». Тот был быстрым и крепким, и в нем жил необычно активный (хотя и нестабильный) машинный дух, который мог присмотреть за собой, если его оставляли без надзора. Корабль выглядел, как массивное скопище темных церковных шпилей, усеянных орудийными портами и горгульями, которое гневно мчалось сквозь космос на двигателях, тускло горящих красным светом. Вдобавок ко всему, это был крупнейший корабль из флота Несущих Слово, который мог приземляться на планеты.

Внутренняя часть «Мультус Сангвис» была настолько перекручена, что только малая его часть была обитаема, все остальное было открыто чистому вакууму или заполнено деформированным металлом. Только мостик, технические палубы и жилища Несущих Слово были безопасны. Поэтому «Мультус Сангвис» было практически невозможно взять на абордаж, и его могли обслуживать даже самые малые экипажи, как сейчас.

Амакир сделал жест бледнокожим лакеям, которые сжимались от страха в его присутствии, и один из них сдвинул переключатель, создав проекцию Торвендиса высоко над амфитеатром мостика. Черное, потемневшее от времени железо вокруг окрасилось в серый от света голограммы. Амакир уставился на бледный, покрытый шрамами мир, пытаясь извлечь информацию из его внешнего вида: рваная рана гор, землистые просторы гнилых топей, разноцветный город леди Харибдии, похожий на украшенную самоцветами сеть, брошенную в центре континента. Разрозненное множество островов в западных океанах, изжеванный полуостров на юге, где тропические леса теснились меж бездонных провалов – где же многоликие боги Хаоса оставили свой знак? Торвендис был миром, имеющий огромное символическое значение, ибо существовал в самом сердце Мальстрима, где другие миры разлагались и дробились, и сохранялся благодаря тому, что сотни различных течений варпа тянули его в разные стороны и нивелировали друг друга. Каждое божество, полное почитаемой злобы, взирало на эту планету, чтобы увидеть, кому из них удастся завладеть ею по прошествии столетий.

Торвендис был измученным миром, как видел Амакир. Зрением, отточенным десятью тысячами лет созерцания, он созерцал раны под поверхностью планеты и потоки насилия, что проносились по ней в прошлом. Все это делало еще более удивительным тот факт, что леди Харибдия, в заблуждении своем ставящая Слаанеша превыше других богов Хаоса, смогла так долго держаться у власти.

Но Амакир, капитан из ордена Несущих Слово, прилетел не за леди Харибдией. Он подготовился и узнал достаточно, чтобы предвидеть ее реакцию на прибытие Несущих Слово, но это было все, что его в ней интересовало. Он прилетел за тем, кого его орден именовал Карнулоном.

Амакир повернулся, услышав, как открываются бронированные двери мостика. Лакеи, которые стояли кругом, сгорбившись, на краю мостика, сжались от звука и опустили глаза – если они у них еще были – к клепаному полу.

Брат Пракордиан шагнул внутрь сквозь дым, поднимающийся со зловонных нижних палуб. На нем были силовые доспехи цвета засохшей крови, такие же, как у Амакира, с той же эмблемой в виде демонского оскала на наплечнике. Но в то время как руки и ноги Амакира были усеяны знаками различных кампаний и наградами тысячелетних войн, керамитовую броню Пракордиана покрывала гравировка из бессвязных слов. Пракордиан был говорящим-с-мертвыми, он слышал эхо слов усопших в том напоминающем транс состоянии, в которое впадали космические десантники вместо сна. Когда он пробуждался от этого не-сна, на его доспехах была выгравирована еще одна фраза, новые слова, которые оказались достаточно сильны, чтобы пережить смерть и достичь оскверненного разума Пракордиана. Где-то внутри этой бледной, безволосой головы с туго натянутой кожей метались миллионы слов, умоляющих космического десантника обратить на них внимание, дать мертвецам последний шанс оставить свой след на вселенной. Дар Пракордиана – и это был дар, ибо благодаря ему он приносил пользу Несущим Слово и, следовательно, Хаосу – означал, что даже тех, кто лишился жизни, все еще можно допросить.

– Слава! – воскликнул Пракордиан, задохнувшись от восхищения при одном лишь взгляде на изуродованный диск Торвендиса. – Какой мир! Сколько смерти!

Некоторых он мог бы насмешить тем, что каким-то образом сохранил способность удивляться. Она сосуществовала с фанатизмом, который пятнал каждого Несущего Слово, как будто его преданность Хаосу была скорее злостью ребенка, нежели циничной ненавистью древнего воина. Но немногое могло насмешить Амакира теперь, когда он с самых дней Ереси стремился искоренить все благочестие в галактике.

– Остерегайся оглохнуть, брат Пракордиан. Здесь было больше битв, чем может похвастаться весь остальной Мальстрим, вместе взятый. Ты впервые смотришь на врага, брат, и это – воистину враг. Карнулон будет использовать сам мир в качестве союзника. Он повернет его силу против нас. Знай своего врага, не позволяй его красоте отвлечь тебя. Если ты сможешь выполнить здесь свой священный долг, то голоса мертвых, возможно, станут чуть-чуть громче, прежде чем мы улетим.

Их долг был действительно священен. Карнулон был одним из них, Несущим Слово, он изрядно прославился своей безжалостностью пред ликом войны, и Амакир видел, что может случиться, когда один из их числа утрачивает дисциплину. Хотя легион зачастую был разрознен и сражался на паре десятков миров одновременно, следуя планам своих военачальников или самого примарха Лоргара, он по-прежнему сохранял целостность. Они все еще обладали дисциплиной. Они все еще сохраняли вертикаль командования. Столь многие утратили это в годы после Ереси – некоторые легионы стали просто бродячими бандами мясников, другие – безумными хищниками, которые наносили случайные удары из варпа. Несущие Слово были единой боевой силой, и просветленный Лоргар мог использовать их как точное и сокрушительное оружие. Таких, как Карнулон, необходимо было уничтожать, чтобы защитить легион. Если предоставить отступников самим себе, то легион в конце концов станет ничем не лучше, чем пиратствующие Астральные Когти или сумасшедшие Громовые Бароны.

Амакир знал Карнулона. Карнулон сражался во времена Ереси и пережил десять тысяч лет войны во имя Хаоса. Амакир помнил его двойные молниевые когти, описывающие сияющие полумесяцы, дуги энергии, отлетающие от его темно-алого силового доспеха, суровый лик, который никогда не старел и покрывался морщинами не возраста, но опыта. Он помнил, как Карнулона отвели на суд самого Лоргара, где он, возможно, даже говорил с этим отшельником-великаном, еще до того, как распространились слухи о его познаниях в колдовстве и быстром овладении мастерством варпа.

Теперь Карнулон исчез и унес с собой слишком много секретов истинного лика Хаоса. Амакиру дали задание отыскать его, а также даровали право судить своего брата, десантника Хаоса, что позволяло Амакиру казнить Карнулона, как только он выяснит, почему отступник решил покинуть легион.

Амакир был капитаном в своем легионе. Сто Несущих Слово сражались и умирали по его слову, сто лучших воинов варпа. Его освободили от командования ротой, пока он не выполнит задание, найдет Карнулона и принесет те останки, которые сочтет нужным. Амакир знал, насколько он важен, ибо он был свидетелем тысяч сражений. Легион считал, что эта миссия столь же важна, и Амакир был полон решимости исполнить ее. И он исполнит приказ, ибо шести Несущих Слово, которые шли с ним, было достаточно, чтобы свершить что угодно.

– А мы уверены, что он здесь? – спросил Пракордиан.

– Нет, не уверены, – твердо возразил Амакир. – Мы знаем, что его корабль летел в этом направлении. Мы знаем, что это единственное убежище на много световых лет вокруг. Но мы не будем считать, что нашли его, пока он не предстанет перед нами.

– Но если мы отыскали его, почему он вообще прибыл сюда? Столько глаз наблюдает за этим миром, что это не место для беглеца.

– Это мы узнаем, когда найдем его, – Амакир нетерпеливо взмахнул рукой, подавая знак оборванным, покрытым шрамами лакеям, которые жались по краям амфитеатра. – Начать навигацию! – прокричал он, и горстка слуг помчалась к древним консолям из черного железа, где мерцали мониторы в оправах в виде пастей демонов, а в сигнальных огнях читались темные раздумья «Мультус Сангвис». Тонкие пальцы с грязными ногтями защелкали по клавишам, сложная сеть светящихся линий рассекла образ Торвендиса. Там и сям замелькали призрачные уравнения и оккультные диаграммы, говоря о растущей непредсказуемости корабля – «Мультус» был стар, и непрошеные мысли посещали его машинный дух. Впадая в слабоумие, он становился более человечным.

Светящиеся зеленые линии отмечали многочисленные траектории, которыми мог лететь «Мультус». На поверхности изображения проявились оранжевые пятна – участки, достаточно просторные для того, чтобы посадить корабль. Были места у подножия горного хребта, но Амакир знал, что с огромных стен, окружающих город леди Харибдии, можно будет легко увидеть корабль. Большая часть болот могла проглотить огромный и тяжелый корабль, а если они приземлятся на какой-нибудь остров, то придется каким-то образом преодолевать враждебные воды, прежде чем начать поиск.

– Сюда, – Амакир указал на участок на крайнем севере континента, где горы встречались с морем. Эти каменистые земли негостеприимны, но ровны и надежны. Амакир широкими шагами подошел к одному из лакеев и поднял его – или ее, Амакир уже не мог отличить мужчин от женщин, настолько они были изуродованы и истощены – на ноги. Десантник Хаоса был примерно вдвое выше этого жалкого существа.

– Здесь мы приземлимся. Сообщи машинному духу.

Он выпустил лакея, и тот помчался по служебному туннелю к обиталищу машинного духа «Мультуса», расположенному глубоко в сердце носовой части корабля. Дух нуждался в пище, поэтому раб, помимо координат, предоставит ему теплую кровь, которой тот жаждал.

Неудивительно, что Пракордиан первым после Амакира вышел из стазисной медитации, в которую Несущие Слово впадали во время путешествия через варп. Юнец (Амакир мог воспринимать Пракордиана только как юнца, хотя тому уже было много веков) был полон предвкушения раскрытых секретов и кровопролития. Другие Несущие Слово из ковена должны сейчас просыпаться, и Амакиру надо будет прочитать им проповедь. Надо убедиться, что они понимают важность задачи и ужасные последствия, которые ожидают весь легион, если Карнулону, нарушившему свои обеты, удастся сбежать, как не удавалось доселе ни одному Несущему Слово.

Нужно также произвести оружейные ритуалы для Врокса, который не мог сам читать литании после того, как вирус облитератора превратил его рот в амбразуру. Надо проследить за посадкой и умиротворить машинный дух «Мультуса» новой кровью. Столько всего надо сделать еще до того, как они выйдут на планету, и Амакир доверял все это лишь самому себе.

Он вышел с мостика в клубы пара, поднимающиеся с нижних палуб и наполненные благовониями, потом и запахом разложения. С каждым шагом он восхвалял пантеон Хаоса. С каждой выполненной задачей он чуть ближе подводил галактику к объединению под властью тьмы.

Леди Харибдия плавно дрейфовала вниз по шахте, уходящей далеко вглубь громады фундамента, и вздохи призраков, заточенных в стенах, замедляли ее нисхождение. Очень немногие знали, что спускаться так глубоко вообще возможно, ибо блоки основания крепости казались столь же цельными, как все части планеты. Но этот блок был, словно бриллиант с изъянами, пронизан сетью узких каналов и галерей с низкими потолками, которые вились среди массивных камней, уходя вниз, на уровень наиболее древних мест сражений. Древний воздух был пронизан превратившимися в прах костями павших в бою, а в шершавых камнях виднелись закручивающиеся и переплетающиеся куски скелетов.

Леди Харибдии нравилось, что только ей было известно об этих местах, и что только она могла путешествовать между ними и остальной частью крепости. Большая часть придворных, обитавших здесь, понятия не имели, что за пределами тесных туннелей и теплых от крови гротов существует иной мир.

Она приблизилась к перекрестку, откуда вел длинный, освещенный факелами проход. Она выдохнула приказ, и стенающие духи выпустили ее, позволив изящному измененному телу в белых шелках опуститься на пол. Воздух здесь был теплый и удушливый, и она почувствовала, как легкие открываются в ответ – это был рефлекс выживания, пережиток прежней жизни, когда она сражалась и убивала, как любой другой чемпион Хаоса.

Стены были усеяны черепами, прибитыми к камню золотыми шипами. Обычно леди Харибдия считала подобные украшения слишком прямолинейными, но эти черепа были особенными. Их вырубили из земли в самой глубокой шахте, которую когда-либо выкапывали ее миньоны, настолько глубокой, что жар там убивал простых смертных, и пришлось призывать драгоценных демонов, чтобы завершить работу. Но это того стоило, ибо они нашли не человеческие черепа.

Они принадлежали эльдарам. В некие невероятно отдаленные времена по Торвендису бродили эльдары. Это была странная раса, одержимая желанием добывать секреты вселенной, а потом охранять их, как жадный ребенок охраняет свои игрушки. Но потом жажда знаний практически полностью уничтожила их цивилизацию, когда декаданс эльдаров привлек внимание Слаанеша. Некоторые говорили, что эльдары своими действиями создали этого бога, но это была ересь – Слаанеш так же стар, как похоть, а похоть старше, чем что бы то ни было.

Леди Харибдия не знала, зачем эльдары посещали Торвендис многие тысячелетия назад. Может быть, их случайно выкинуло на этот мир, ведь космические корабли могли легко заблудиться в Мальстриме. С другой стороны, попытка изучить секреты Торвендиса вполне соответствовала бы отчаянно любознательному поведению эльдаров, так что они могли прибыть сюда намеренно. Как бы там ни было, леди Харибдия была единственным существом на всей планете, которое знало, что чужаки некогда были здесь, и это знание – как и много иных вещей – доставляло ей удовольствие.

Она восхищалась очертаниями черепов, проходя мимо них. Они выглядели человеческими только на расстоянии, вблизи становилось видно, что они отличаются по всем параметрам – широкие глаза, формой напоминающие слезы, небольшие челюсти и зубы, элегантные скулы, сужающиеся черепные коробки. Леди Харибдия могла с легкостью представить, как Слаанеш возжелал завладеть столь изящным видом и превратить его утонченность в орудие поклонения. Они были прекрасны, почти так же прекрасны, как она, и последние чувства этих существ, когда они умирали, должны были доставить Слаанешу большое удовольствие, когда его прибытие уничтожило их планеты.

Впереди находился большой круглый зал, где похожие на ребра опоры поддерживали куполообразный потолок из пестрого красно-черного камня. Это была одна из самых крупных полостей внутри фундамента, для глядящего с порога она выглядела, словно огромный живой орган, темный и горячий, и через подошвы ног можно было почувствовать, как гудит в ней жизнь.

В центре помещения, где пол опускался в круглое углубление, стоял на коленях один из легионеров леди Харибдии. Ростом он был значительно выше двух метров, а кожа была столь плотно испещрена татуировками, что невозможно было сказать, каков ее первоначальный цвет. Торс был обнажен, а у защищенных доспехами ног свисали длинные шелковистые знамена, расшитые символами Бога Наслаждения. Нитями служили волосы, срезанные с голов выдающихся противников, побежденных легионером. В одной руке он держал копье с наконечником в виде двойного клинка, созданного пронзать и потрошить. Другую он прижал ладонью к полу, чтобы чувствовать движения и осязать малейшие признаки того, что нечто внизу начнет шевелиться.

Леди Харибдия приблизилась к коленопреклоненной фигуре в центре зала.

– Встань, центурион, – сказала она. О ранге ей сказали особые символы, нанесенные на его шелка и кожу, но имени она не знала. Для нее все они были безымянными. Они были всего лишь инструментами, потребными для того, чтобы сохранять положение и наслаждаться, отправляя культ.

Легионер встал, не отводя взгляда от пола. Смотреть на леди Харибдию без подобающей причины давно стало преступлением, и правительнице города даже не пришлось объявлять соответствующий указ.

– Проснулся ли наш гость?

– Нет, моя госпожа.

– Значит, наше гостеприимство ему не по нраву. Не стоит ли нам пробудить его и узнать, что ему нужно?

– Как пожелает моя госпожа.

– Так и желает.

Легионер поднялся и вышел из углубления. Он снял с пояса нож и молча сделал длинный глубокий порез сбоку живота. Убрав клинок в ножны, он вытянул из раны свиток пергамента, скользкий от крови, и развернул его. По-прежнему не глядя на леди Харибдию, воин протянул ей пергамент.

На свитке был написан ритуальный шифр, который чародеи леди Харибдии создавали и переписывали заново после каждого визита к гостю. Нужно было тщательно оберегать методы, с помощью которых его можно было пробудить, поэтому шифр должен был меняться каждый раз. Если бы кто-нибудь ворвался внутрь и победил легионера, с его смертью погиб бы и пергамент, так как пищеварительные кислоты проникли бы сквозь заранее подготовленные внутренности и растворили свиток.

Леди Харибдия произнесла священные слоги голосом, едва поднимающимся выше шепота, чтобы сила этих слов не проникла в фундамент и не загрязнила чистоту крепости. Когда она закончила, под ногами послышался скрежет, камни задвигались, и оба они отступили назад. Дно углубления начало подниматься, достигло уровня пола и продолжило подъем, став вершиной каменного столба. Полированная окружность столба демонстрировала разрез скалы, полный призрачных очертаний мятых и растянутых грудных клеток и деформированных черепов.

Часть столба была полой и образовывала альков высотой в человеческий рост, к стене которого был кто-то прикован. Цепи состояли из выделанных и сшитых в цепляющиеся друг к другу кольца языков, которые некогда произнесли слова, пленившие обитателя камеры.

Это был демон.

Леди Харибдия часто имела возможность лицезреть воплощения демонов. Слуги Слаанеша, созданные из частиц его великолепия и наделенные сознанием, с диким энтузиазмом искали наслаждений, и из них получались несравненные стражи и солдаты. Но этот демон не походил на них. Князь Наслаждения никогда не взирал на это существо с похотью или восхищением. Оно было совершенно противоположным леди Харибдии и всему, во что она верила, ибо ненавидело всю жизнь и все удовольствия и скорее бы залило всю галактику кровью, нежели возмечтало бы об одном мгновении декадентства.

Оно в определенной степени походило на человека. Пальцев было слишком мало, кривобокое и сгорбленное тело бугрилось звериными мышцами. В темно-серую плоть демона были вбиты какие-то угловатые механизмы, ни один из которых не выглядел функциональным, но все же они вибрировали и пульсировали в тех местах, где потемневший металл соприкасался с кровоточащей кожей.

Его лицо выглядело гротескным, не так, как слегка гипнотизирующие измененные черты самой леди Харибдии, но скорее как морда животного. Глаз было слишком много. Рот представлял собой узел из мышц, прикрывающих толстые желтые клыки. Носа не было, изо лба, висков и подбородка торчали рога. На широкой мускулистой груди виднелось глубокое выжженное клеймо – грубый, похожий на череп символ Кровавого Бога, запечатленный на сочащейся влагой коже.

Леди Харибдия не позволяла произносить имя Кровавого Бога на своей планете. В то время как Слаанеш ценил жизнь и многочисленные увеселения, которые из нее можно было извлечь, Кровавый Бог принимал только смерть. Его поклонники были помешанными на крови разбойниками, а его демоны – тупыми машинами разрушения.

Некогда, в одну из многочисленных фаз истории Торвендиса, князь демонов Кровавого Бога установил над миром короткое и безумное царствование. Сс’лл Ш’Карр – таково было наименее богохульное из его многочисленных имен. По его слову поднимались огромные легионы демонов, созданных по его безобразному подобию, легионы, которые в конце концов были разгромлены очередной силой, захватившей Торвендис. Леди Харибдия знала об этом, потому что сама видела разрез скалы в том месте, где гнили останки того сражения, и хранила уродливый окаменелый череп Сс’лла Ш’Карра в глубинах крепости Харибдии.

Время Кровавого Бога на Торвендисе прошло, и пленный демон был последним отголоском его присутствия здесь.

Леди Харибдия очень редко спускалась сюда, чтобы поговорить с узником. Но с ее миром было что-то не так, она чувствовала это, слыша эхо предчувствия и близящегося отчаяния, которое пронизывало небо и облака. Ее слуги и лазутчики не смогли ничего выяснить о госте, чей корабль до сих пор лежал в трясине за горами. Леди Харибдия знала лишь то, что он прилетел на звездолете, построенном до Ереси, вроде тех, которые использовали налетчики и отступники по всему Мальстриму. Она не знала, кто или что посетило Торвендис, а главное, зачем. Подобное незнание совершенно не соответствовало тому, как именно она желала править, и это вызывало у нее неудовольствие. А неудовольствие следовало пресекать.

И было еще кое-что. Вся планета как будто клокотала, просто слишком тихо, чтобы она могла услышать, и гудела от тяжести грядущих событий.

Демон уставился на леди Харибдию большей частью своих глаз. Остальные бешено вращались. Он ощерился и пустил слюну.

– Ты голоден? – мягко спросила она.

Демон зарычал, как пес.

– Хорошо, – она сделала жест, и легионер поднял свое копье. – Ты будешь говорить, порождение уродства. Ты знаешь, что я могу сделать с тобой, если ты откажешься.

Демон задергался, пытаясь вырвать колдовские узы из камня. Он боролся с цепями уже много веков, с тех самых пор, как его случайно вызволили из скалы несчастные рабы-шахтеры, а потом выследили и поймали десантники-Насильники. Леди Харибдия давно пришла к выводу, что существо слишком глупо, чтобы сдаться, и что его следует мучить, чтобы оно стало послушным, как животное.

– Пусти ему кровь, – скомандовала она, и легионер вонзил клинок глубоко в брюхо демона.

Существо завопило, и леди Харибдия поморщилась, услыхав столь нестройный звук в своих владениях. Густая красная кровь потекла из-под вынутого клинка и закапала на каменный пол, шипя, как кипяток, от соприкосновения с холодной поверхностью. Демон затрясся, истекая своей возлюбленной влагой, которая уносила с собой саму его душу. Угроза гибели от обескровливания приводила последователей и слуг Кровавого Бога в нечто подобное холодному ужасу, как будто кровопотеря каким-то образом делала их недостойными благодати божества, которое больше всех презирало жертв.

– Я могу остановить кровотечение, – спокойно проговорила леди Харибдия, пока демон смотрел на свою кровь, бесполезно льющуюся на пол. – Или сделать его сильнее. Или медленнее. Мы будем говорить, раб Бога-Мясника. Ты будешь отвечать.

– Говори, что хочешь, – прорычал демон низким и мрачным голосом. – Я отвечу лишь ложь.

Леди Харибдия улыбнулась. Она часто говорила с демонами, причем куда более коварными, чем этот.

– Почему мой мир столь беспокоен? – спросила она. – Быть может, нечто посеянное много лет назад начало расти?

Демон засмеялся. Звук был неприятный.

– Твоим миром правит королева-потаскуха, которая слишком боится вести войну. Неудивительно, что он дрожит.

– Кто прилетел сюда? Почему он не объявил о визите?

– Он пришел убить тебя.

Прямолинейный ответ. Редкое дело. Демоны лгали, но предполагать, что они просто говорят противоположное правде, было опасно. В том, что они говорили, всегда была доля истины, ее просто нужно было отделить от плевел.

– Почему?

– Быстрее будет сказать, почему нет.

Леди Харибдия притопнула ногой, легионер вонзил копье обратно в рану и провернул его, сильно разорвав кожу. Демон застонал, когда новый поток крови брызнул на камни.

– Я не хочу, чтобы ты меня разочаровывал, демон.

– Я не знаю ответов, – выплюнула тварь. – Я был молод, когда этот мир был стар. Твой гость плюет и на моего, и на твоего бога, Мальстрим не породил эту планету, и вещи, которые ты видишь, начали разлагаться еще до того, как Ш’карр ходил по этим землям. Я не знаю ничего больше. Шлюха, сгнои свой язык, ты больше ничего не можешь от меня потребовать.

Допрос наскучил леди Харибдии. Демон подошел опасно близко к признанию слабости. Теперь его разум замкнется в себе и спрячется за оскорблениями и угрозами.

Она повернулась на каблуках, бросив лишь мимолетный взгляд на легионера.

– Оставь его на час, – приказала она. – Потом отошли обратно вниз.

Легионер почтительно преклонил колени. Леди Харибдия пошла обратно по коридору с никому не ведомыми эльдарскими черепами. Она чувствовала неудовольствие, причины которого не совсем могла понять. Нужно утопить раздражение в безупречных и очищающих наслаждениях крепости.

Погода в горах Канис изменилась. Холод стал не резким, а сырым и липким, и всюду висел тонкий туман, который просачивался под одежды из кожи и волчьих шкур. Пар поднимался над огромными чешуйчатыми зверями, которые волокли повозки на запад, к долинам с крутыми склонами. Воины Голгофа плевались и ругались, угрюмо поглядывая на тяжело нависшее над головами серо-белое небо и ворча о близящихся бурях. Караван проходил восточным краем гор Канис, где его путь пролегал по глубоким извилистым долинам, через которые можно было выйти к подножиям.

Облака тумана липли к горным пикам и скатывались вниз по склонам. Порой пальцы туманов протягивались в долины, и караван со скрипом продолжал свой путь, едва видя дорогу, в другое время он висел прямо над ними, будто потолок. Мир как будто стал меньше, отгороженный от бесконечной глухой тьмы Мальстрима туманной стеной.

– Что могут дать туманы? – спросил Крон.

Голгоф посмотрел на старика. Крон отказался занять место на повозке рядом с ранеными и шел пешком, так же уверенно, как любой воин.

– Они могут ослепить нас и заморозить, – сказал Голгоф. – Они ничего не дают.

Крон улыбнулся.

– Подумай, Голгоф. В этом мире нет ничего, что ты не мог бы использовать. Я это уже объяснял. У тебя есть редкий дар – воображение, и ты можешь использовать его, превращая то, что видишь, слышишь и чувствуешь, в нечто осязаемое. Такова суть колдовства. Таков способ Хаоса взаимодействовать с этим миром, хотя очень немногие могут им воспользоваться. Что ты чувствуешь сейчас?

– Холодно.

– Что именно холодно?

– Все. Камни, воздух. Я.

– Ты. Можешь ли ты стать настолько же холодным, Голгоф? Не только телом. Душой. Хладнокровным. Хладносердечным.

Голгоф издал короткий сухой смешок.

– Не говори мне о жестокости, старик. Я сдирал кожу с живых людей.

– Это не жестокость. Контроль.

Голгоф, который убивал людей и зверей голыми руками и не мог остановиться, внезапно навострил уши.

– Контроль? Хотел бы я, чтоб ты рассказал об этом раньше.

– Научиться этому сложнее всего. Мне надо было убедиться, что ты готов.

Туманы впереди развеялись, открыв последний ломаный изгиб Змеиного Горла. Дальше путь будет предательски опасным. Не настолько, чтобы возникла нужда в чародее, но все равно. Туманы уползли обратно к вершинам, как губы, обнажающие клыки, и перед ними предстало зрелище, которое Голгоф впервые увидел собственными глазами, хотя и слышал о нем раньше.

– Стрельчатый Пик, – выдохнул Голгоф. Это место вынырнуло из дымки так внезапно, что у него перехватило дыхание.

Город Стрельчатый Пик был вырублен из камня – скопление гор, которые выдолбили изнутри и тесали, пока из каждой поверхности не прорезались арки и галереи. Здесь были огромные залы с колоннадами и бесконечные извилистые дороги, вьющиеся сквозь сердца гор, равнины под каменными небесами, где могли собраться целые армии, и ворота, которые зияли среди бледного камня. Пики соединялись мостами, похожими на нити, натянутые над головокружительными пропастями.