Текст книги "Андроид Каренина"

Автор книги: Бен Х. Уинтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 37 страниц)

Когда Вронский вошел к ней, она была одна в том самом наряде, в котором она была в театре. Анна быстро бросала вещи в чемодан; оттуда их ловкими пальцами вытаскивала Андроид Каренина и, аккуратно сложив, с осторожностью укладывала обратно.

– Анна, я чуть не потерял тебя! – сказал Вронский взволнованно.

– Ты, ты виноват во всем! – вскрикнула она со слезами отчаяния и злости в голосе.

– Я просил, я умолял тебя не ездить, я знал, что тебе будет неприятно…

– Неприятно! – вскрикнула она. – Ужасно! Эти люди…

– Роботы, это были роботы, – сказал он.

– Ты думаешь, я не знаю этого! Сколько буду жить, не забуду того, что произошло. Но, послушай, все эти ужасные солдаты-роботы и кровожадные пришельцы едва ли были хуже, чем насмешливое выражение лица мадам Картасовой и ее мужа.

– Если быть точнее, Картасов тоже оказался роботом.

Она нахмурилась и продолжила сборы.

– Прошу, забудь о произошедшем, ты должна выбросить это из головы, – сказал Вронский, расхаживая по комнате; Лупо следовал за ним по пятам, – в конце концов есть более важные вещи, которые должны занимать нас сейчас.

– Я ненавижу твое спокойствие. Ты не должен был доводить меня до этого. Если бы ты любил меня….

– Анна! К чему тут вопрос о моей любви…

– Да, если бы ты любил меня, как я, если бы ты мучился, как я… – сказала она, с выражением испуга взглядывая на него.

Ему жалко было ее и все-таки досадно. Он уверял ее в своей любви, потому что видел, что только одно это может теперь успокоить ее, и не упрекал ее словами, но в душе своей он упрекал ее. Он снова заговорил с ней о месте, где они смогут быть вместе и вне опасности, по крайней мере сейчас, наедине с их роботами-компаньонами.

И те уверения в любви, которые ему казались так пошлы, что ему совестно было выговаривать их, она впитывала в себя и понемногу успокаивалась. На другой день после этого, совершенно примиренные, они уехали в деревню вместе со своими пострадавшими в сражении роботами.

Часть шестая
КОРОЛЕВА СПИСАННЫХ

Глава 1

«Они придут к нам тремя путями».Именно эта странная фраза была на устах у всех после ужасного происшествия в театре. «Они придут к нам тремя путями». Это был странный отрывок из молитвы, которую читали последователи псевдорелигии под названием «ксенотеологизм», бывшей в моде в некоторых кругах Москвы и Петербурга. Учение это было давно отвержено обществом вместе с главными его адептами – женщинами наподобие чудаковатой мадам Шталь.

«Они придут к нам тремя путями».

Сомнений в том, что они пришли однимиз этих трех путей, не было. Но явились они не как дружелюбные светлые создания, а в виде ужасных повизгивающих ящериц, которые принесли с собой разорение и пролили декалитры крови в театре. Если на самом деле в этой странной древней молитве была хоть какая-то крупица здравого смысла, то всем хотелось бы знать, какими будут оставшиеся два пути явления пришельцев народу? И будут ли они столь же ужасными, как и первое знакомство?

Вопросов было много, становилось все страшнее, и тревожные слухи носились по улицам Москвы и Петербурга, словно пролетка без II/Извозчика/6. Единственное, в чем все сходились, было ощущение счастья от того, что в тот ужасный вечер в бой с врагом вступили новые, совершенные андроиды IV класса.

Прежде руководство Министерства Робототехники и Госуправления старалось скрыть от населения шокирующую правду о новых созданиях. Теперь власти решили поменять официальную позицию: было с гордостью объявлено о выпуске нового поколения сервомеханизмов. Этих «новейших» роботов назвали самыми надежными защитниками России, способными победить любого врага: будь то пришельцы с далеких планет, похожие на ящериц, или же хитроумные ученые-террористы из СНУ.

К этому громкому объявлению как бы случайно было присоединено еще одно: советники Министерства подтвердили ходившие слухи о том, что старые роботы-компаньоны к хозяевам невернутся. Попытка корректировки, как выяснилось, потерпела неудачу; из-за ранее не выявленных недостатков в конструкции старых роботов оказалось невозможно переделать в соответствии с потребностями современности.

Таким образом, старейший класс роботов-компаньонов в одночасье был отброшен на задворки технического прогресса. В Москве по-прежнему вращалась Башня в форме луковичной головки, но теперь вокруг нее вился черный и фиолетовый дым – он шел, по самым упорным и тревожным слухам, из подземелий Министерства, где списанных роботов-компаньонов плавили для дальнейшей переработки.

Глава 2

Предвестники беды, эти столбы дыма не были видны из усадьбы и грозниевой шахты в Покровском, но произошедшие изменения чувствовались в деревне особенно остро.

Левин и Кити теперь понимали, что соединены не только узами брака, но и общей целью: оставив Сократа и Татьяну трудиться на грязной табачной фабрике (под видом потрепанных роботов II класса), они поклялись, что никогда и ни при каких обстоятельствах не отправят своих любимцев на корректировку – теперь эта операция воспринималась ими, как постоянный процесс, конца и краю которому не было видно.

Их также объединял страх перед Почетными Гостями; Кити наблюдала, как Левин решительно перебросил Копальщиков и экстракторов из шахты сюда, на строительство баррикад и организацию системы траншей вокруг усадьбы; он надеялся, что эти меры помогут защититься от полчищ пришельцев. И в то же время все эти страхи и волнения укрепили и даже усилили их взаимное чувство.

Они принимали у себя небольшую группу гостей из Москвы и ощущали себя особенно счастливыми и любовными в этот вечер. Присутствие Долли и матери Кити, старой княгини – они обе неохотно отправили своих роботов-компаньонов на корректировку и теперь точно знали, что потеряли их навсегда во благо Родины, – только делало связывавшие их чувства еще крепче. Кити и Левин были счастливы своею любовью, это заключало в себе неприятный намек на тех, которые того же хотели и не могли, – и им было совестно.

Кити хотелось рассказать матери их секрет, обрадовать тем, что Татьяна и Сократ живы и у них все хорошо. Но Константин Дмитрич велел жене держать язык за зубами – он опасался, что эта тайна начнет путешествовать от княгини к Долли, от Долли к Степану Аркадьевичу, который, как чувствовал Левин, вряд ли удержал бы при себе этот секрет.

Нынче вечером ждали с Грава Облонского, и старый князь писал, что, может быть, и он приедет.

– Попомните мое слово: Alexandre не приедет, – сказала старая княгиня.

– И я знаю отчего, – продолжала княгиня, – он говорит, что молодых надо оставлять одних на первое время.

– Да папа и так нас оставил. Мы его не видали, – сказала Кити. – И какие же мы молодые? Мы уже такие старые.

– Только если он не приедет, и я прощусь с вами, дети, – грустно вздохнув, сказала княгиня.

– Ну, что вам, мама! – напали на нее обе дочери.

– Ты подумай, ему-то каково? Ведь теперь…

И вдруг совершенно неожиданно голос старой княгини задрожал. Дочери замолчали и переглянулись. «Maman всегда найдет себе что-нибудь грустное», – сказали они этим взглядом. Ей было мучительно грустно и за себя и за мужа с тех пор, как они отдали замуж последнюю любимую дочь и ее любимого робота-компаньона забрали в известный день; гнездо семейное опустело.

В середине их разговора в аллее послышался гул двигателя и звук колес по щебню. Не успела еще Долли встать, чтоб идти навстречу мужу, как внизу, из окна комнаты, в которой учился Гриша, выскочил Левин и ссадил Гришу.

– Это Стива! – из-под балкона крикнул Левин. – Мы кончили, Долли, не бойся! – прибавил он и, как мальчик, пустился бежать навстречу экипажу.

– Is, еа, id, ejus, ejus, ejus, – кричал Гриша, подпрыгивая по аллее.

– И еще кто-то. Верно, папа! – прокричал Левин, остановившись у входа в аллею. – Кити, не ходи по крутой лестнице, а кругом.

Но Левин ошибся, приняв того, кто сидел в коляске, за старого князя.

Когда он приблизился к коляске, он увидал рядом со Степаном Аркадьичем не князя, а красивого полного молодого человека в шотландском колпачке с длинными концами лент позади. Это был Васенька Весловский, троюродный брат Щербацких, – петербургско-московский блестящий молодой человек, «отличнейший малый и страстный охотник», как его представил Степан Аркадьич.

Нисколько не смущенный тем разочарованием, которое он произвел, заменив собою старого князя, Весловский весело поздоровался с Левиным, напоминая прежнее знакомство, и, подхватив в коляску Гришу, перенес его через пойнтера, которого вез с собой Степан Аркадьич (щенок предназначался Грише, который был ужасно расстроен известием, что теперь после наступления совершеннолетия он не получит в подарок собственного робота-компаньона).

Левин не сел в коляску, а пошел сзади. Ему было немного досадно на то, что не приехал старый князь, которого он чем больше знал, тем больше любил, и на то, что явился этот Васенька Весловский, человек совершенно чужой и лишний. Он показался ему еще тем более чуждым и лишним, что, когда Левин подошел к крыльцу, у которого собралась вся оживленная толпа больших и детей, он увидал, что Весловский с особенно ласковым и галантным видом целует руку Кити.

– А мы cousins с вашею женой, да и старые знакомые, – сказал Васенька, опять крепко-крепко пожимая руку Левина.

– Ну что, как нынче проходит Охоться-и-Будь-Жертвой? – обратился к Левину Степан Аркадьич, едва поспевавший каждому сказать приветствие.

Константин Дмитрич, за минуту тому назад бывший в самом веселом расположении духа, теперь мрачно смотрел на всех, и все ему не нравилось. Он вспомнил о Сократе, который, возможно, сейчас ржавел в холодной воде одной из провинциальных речушек.

«Как могло так случиться, что этот напыщенный выскочка находится сейчас здесь, среди нас, – думал Левин, глядя на нелепого Весловского, – в то время как мой любимый робот-компаньон гниет где-то далеко, вместо того чтобы быть рядом со мной».

«Кого он вчера целовал этими губами?» – думал он, глядя на нежности Степана Аркадьича с женой. Он посмотрел на Долли, и она тоже не понравилась ему. «Ведь она не верит его любви. Так чему же она так рада? Отвратительно!»

Он посмотрел на княгиню, которая так мила была ему минуту тому назад, и ему не понравилась та манера, с которою она, как к себе в дом, приветствовала этого Васеньку с его лентами.

И противнее всех была Кити тем, как она поддалась тому тону веселья, с которым этот господин, как на праздник для себя и для всех, смотрел на свой приезд в деревню, и в особенности неприятна была тою особенною улыбкой, которою она отвечала на его улыбки.

Шумно разговаривая, все пошли в дом; но как только все уселись, Левин повернулся и вышел.

Кити видела, что с мужем что-то сделалось. Она хотела улучить минутку поговорить с ним наедине, но он поспешил уйти от нее, сказав, что ему нужно в контору. Давно уже ему хозяйственные дела не казались так важны, как нынче. «Им там все праздник, – думал он, – а тут дела не праздничные, которые не ждут и без которых жить нельзя».

Глава 3

Обычно человек, более всего страшащийся того, что смерть обрушится на него сверху, становится уязвим для смерти, притаившейся под ногами. Так случилось и с Левиным. Раздраженный произошедшей дома сценой, он шел знакомой лесной тропкой к грозниевой шахте, неотрывно глядя на деревья; такая предосторожность помогла бы ему вовремя заметить отвратительных пришельцев, если бы они вдруг полезли из-за тонких стволов осин.

Вдруг земля под ногами разверзлась – из норы выбросило огромного извивающегося червя. Сегментированная чешуйчатая машина смерти поползла по направлению к Левину, издавая при этом зловещее «тика-тика-тика».Константин Дмитрич ахнул и присел, пытаясь оценить размер чудовища. В последний раз вместе с Сократом они встретились с червяком, сравнимым по комплекции с гиппопотамом, но этот новый экземпляр был в длину никак не меньше слона и почти вполовину его роста.

Быстро повернув мощную голову, извивающееся чудовище, покрытое металлическими пластинами, сбило Левина с ног; из норы вылезло еще больше бесконечного тела, словно Грав, выруливающий из тоннеля. Левин, теперь опрокинутый на спину, решительно занес над собой крепкую прогулочную трость из дуба и хорошенько ударил ею по безглазой морде червяка. Монстр отшатнулся, из слюнявого рта побежала слизь цвета охры, а оглушительное, словно барабанная дробь, « тика-тика-тика», неслось откуда-то… А и правда, откуда?

«Наверное, где-то посередине тела прилажено устройство типа Речесинтезатора», – подумал Левин. Тяжело дыша и чувствуя пульсирующую в висках кровь, он вскочил на ноги и, пятясь, изготовился ударить червяка вытянутой тростью, чуть только зверь двинется на него. Однако монстр, к удивлению Левина, не пополз дальше. Он замер, поводя туда и обратно подрагивавшей головой, словно бы ища что-то. Левину показалось, что под полупрозрачным серым покрытием его мерцали какие-то зеленоватые лампочки – уж не датчики ли, исследующие ландшафт?

«Ей-богу, он что-то ищет», – подумал Левин, осторожно приближаясь к червяку и рассматривая его брюхо.

– Что потерял? – громко обратился он к монстру, словно бы двенадцатиметровый механический червяк мог ответить ему, породив в своей утробе человеческий голос. Вместо этого он замер, голова поднялась в направлении севера и странное «тика-тика-тика»стало настолько громким, что Левину пришлось зажать уши. «Нашел, – подумал он, – уловил запах». Огромный червь вдруг рванулся вперед и вверх, его извивающееся тело легко неслось над головой Левина, словно струйка воды, выпущенная из шланга. Червяк-воздухоплаватель приземлился на противоположной стороне поляны и тут же принялся внедряться в другую нору. За считанные секунды длинное его тело полностью исчезло в новом тоннеле.

* * *

Левин не пошел к шахте, как планировал, и вместо этого сел на камень, чтобы подумать об этом ужасном, мистическом червяке. Прислонив трость к камню, он задумчиво чесал в голове и дергал себя за бороду, бессознательно подражая Сократу.

Он вернулся домой только тогда, когда послали звать его к ужину. На лестнице стояли Кити с Агафьей Михайловной, осматривая I/Склад/19 и совещаясь о винах к ужину.

– Да что вы такой fuss [13]13
  Суматоху (англ.).


[Закрыть]делаете? Подай, что обыкновенно.

– Нет, Стива не пьет… Костя, подожди, что с тобой? – заговорила Кити, поспевая за ним, но он безжалостно, не дожидаясь ее, ушел большими шагами в столовую и тотчас же вступил в общий оживленный разговор, который поддерживали там Васенька Весловский и Степан Аркадьич.

– Ну что же, завтра едем на Охоться-и-Будь-Жертвой? – спросил Облонский.

– Пожалуйста, поедем, – сказал Весловский, пересаживаясь боком на другой стул и поджимая под себя жирную ногу.

– Я очень рад, поедем. Прикажу, чтобы Охотничьих Медведей как следует разогрели и потравили собаками, – сказал Левин Весловскому с притворною приятностью, которую так знала в нем Кити и которая так не шла ему. – Рябчиков не знаю, найдем ли, особенно потому, что сейчас, в связи с угрозой нападения Почетных Гостей, мы вынуждены будем охотиться, не выходя за пределы огороженной территории. В противном случае наша забава станет несколько более реалистичной, чем требуется для приятного времяпровождения. Только надо ехать рано. Вы не устанете? Ты не устал, Стива?

– Я устал? Никогда еще не уставал.

– В самом деле, давайте не спать! Отлично! – подтвердил Весловский. – От меня мало толку, когда я погружаюсь в Спящий Режим.

Это было довольно оригинальное высказывание, Левин с еще более усилившимся раздражением посмотрел на Весловского. Он страстно желал уйти прочь, в спальню, где он смог бы составить послание Сократу и поделиться с ним своими размышлениями о механических червяках.

– Давайте не спать всю ночь! Пойдемте гулять, – весело улыбаясь, сказал Степан Аркадьич.

– О, в этом мы уверены, что ты можешь не спать и другим не давать, – сказала Долли мужу с той чуть заметною иронией, с которою она теперь почти всегда относилась к своему мужу.

– А ты знаешь, Васенька был у Анны. И он опять к ним едет. Ведь они всего в семидесяти верстах от вас. И я тоже непременно съезжу. Весловский, поди сюда!

Васенька перешел к дамам и сел рядом с Кити.

– Ах, расскажите, пожалуйста, вы были у нее? Как она? Гдеона? – обратилась к нему Дарья Александровна.

– А вот об этом я не могу сказать вам, – рассмеялся Васенька, – все дело в том, что меня привезли в лагерь с завязанными глазами и так же, ослепленного, увезли.

Левин остался на другом конце стола и, не переставая разговаривать с княгиней и Варенькой (которая так же гостила у них), видел, что между Степаном Аркадьичем, Долли, Кити и Весловским шел оживленный и таинственный разговор. Мало того, что шел этот таинственный разговор, он видел в лице своей жены выражение серьезного чувства, когда она, не спуская глаз, смотрела в красивое лицо Васеньки.

– Они живут в старом доме с хозяйством на манер тех, что были в царские времена. Дом этот довольно крепкий, местами перестроенный, но все же едва ли пригодный для жизни, – говорил Весловский о новом прибежище Анны и Вронского. – Я не берусь судить, но в этой постройке я не хотел бы жить.

– Что ж они намерены делать?

Васенька загадочно улыбнулся, стараясь продлить момент всеобщей убежденности в том, что он знает ответ на один из самых волнительных вопросов: что собирались делать Каренина и Вронский, после ночи в театре скрывшиеся где-то вместе со своими роботами-компаньонами и тем самым бросившие вызов Министерству и лично мужу Анны Аркадьевны.

– Увы, я не могу сказать вам, что они намерены делать, к тому же я не уверен в том, что они сами придут к общему мнению. И все-таки они сейчас в надежном убежище, и думаю, что вполне могут остаться в этом уголке безмятежности навсегда, – сказал он со смешком.

– Как бы хорошо нам вместе съехаться у них! Ты когда поедешь? – спросил Степан Аркадьич у Васеньки.

– Я проведу у них июль.

– А ты поедешь? – обратился Степан Аркадьич к жене.

– Я давно хотела и непременно поеду, – сказала Долли. – Мне ее жалко, и я знаю ее. Она прекрасная женщина. Я поеду одна, когда ты уедешь, и никого этим не стесню. И даже лучше без тебя.

– И прекрасно, – сказал Степан Аркадьич. – А ты, Кити?

– Я? Зачем я поеду? – вся вспыхнув, сказала Кити. И оглянулась на мужа.

– А вы знакомы с Анною Аркадьевной? – спросил ее Весловский. – Она очень привлекательная женщина.

– Да, – еще более краснея, ответила ему Кити и затем встала и подошла к мужу.

– Так ты завтра едешь на Охоться-и-Будь-Жертвой? – сказала она.

Ревность его в эти несколько минут, особенно по тому румянцу, который покрыл ее щеки, когда она говорила с Весловским, уже далеко ушла. Теперь, слушая ее слова, он их понимал уже по-своему. Как ни странно было ему потом вспоминать об этом, теперь ему казалось ясно, что если она спрашивает его, едет ли он на охоту, то это интересует ее только потому, чтобы знать, доставит ли он это удовольствие гостю, в которого она, по его понятиям, уже была влюблена.

– Да, я поеду, – ненатуральным, самому себе противным голосом отвечал он ей.

– Нет, лучше пробудьте завтра день, а то Долли не видала мужа совсем, а послезавтра поезжайте, – сказала Кити.

Смысл слов Кити теперь уже переводился Левиным так: «Не разлучай меня с ним. Что ты уедешь – мне все равно, но дай мне насладиться обществом этого прелестного молодого человека».

– Ах, если ты хочешь, то мы завтра пробудем, – с особенной приятностью отвечал Левин.

Васенька между тем, нисколько и не подозревая того страдания, которое причинялось его присутствием, вслед за Кити встал от стола и, следя за ней улыбающимся, ласковым взглядом, пошел за нею.

Левин видел этот взгляд. Он побледнел и с минуту не мог перевести дыхания. «Как позволить себе смотреть так на мою жену!» – кипело в нем.

– Так завтра? Поедем, пожалуйста, – сказал Васенька, присаживаясь на стуле и опять подворачивая ногу по своей привычке.

Ревность Левина еще дальше ушла. Она совершенствовалась, как совершенствуются все новые модели роботов – от I/Ревность/4 к I/Ревность/5, а эту превосходила I/Ревность/6. Уже он видел себя обманутым мужем, в котором нуждаются жена и любовник только для того, чтобы доставлять им удобства жизни и удовольствия… Но, несмотря на то, он любезно и гостеприимно расспрашивал Васеньку о его охотах, ружье, сапогах и согласился ехать завтра.

На счастье Левина, старая княгиня прекратила его страдания тем, что сама встала и посоветовала Кити идти спать. Но и тут не обошлось без нового страдания для Левина. Прощаясь с хозяйкой, Васенька опять хотел поцеловать ее руку, но Кити, покраснев, с наивною грубостью, за которую ей потом выговаривала мать, сказала, отстраняя руку:

– Это у нас не принято.

В глазах Левина она была виновата в том, что она допустила такие отношения, и еще больше виновата в том, что так неловко показала, что они ей не нравятся.

Левин нахмурился и пошел наверх, в кабинет, чтобы составить послание Сократу об ужасных червяках.