Текст книги "Приглушенные страдания (ЛП)"

Автор книги: Белла Джуэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 3

Амалия

Сейчас

– Айзек смотрит на тебя, – говорит мне Скарлетт, ухмыляясь.

Я бросаю взгляд на Айзека, который присоединился к нам сегодня, чтобы поработать над музыкой. Скарлетт он нравится, и она сказала, что тоже хочет, чтобы он был в альбоме. Я слышала, как он играет, и он невероятен, так что я не виню её за это. Я встречаюсь взглядом с Айзеком, и он улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ и поворачиваюсь к Скарлетт.

– Он ведёт себя дружелюбно. Перестань играть в сваху.

Она выпячивает нижнюю губу, и я понимаю, почему в неё влюблена вся Америка. Она красива по-деревенски мягко. Все эти светлые волосы и большие карие глаза. Она идеально подходит на эту роль, и у неё соответствующий характер.

– Я не такая, – говорит Скарлетт, вскидывая руки. – Я просто сказала, что он пристально смотрел на тебя. Он сказал мне, что находит тебя очаровательной.

Я качаю головой, и мои щёки вспыхивают.

– Тебе следует подумать о свиданиях, Амалия. Ты такая красивая. Любой мужчина упал бы на колени, чтобы иметь возможность вывести тебя из себя.

Я быстро качаю головой.

– Нет, я не хочу.

Её лицо вытягивается, и на нём появляется мягкость. Мне это в ней нравится. Её никогда не бывает слишком много.

– Это из-за твоего слуха?

Я собираюсь покачать головой, но решаю позволить ей думать, что это так. Я киваю.

– Да, это смущает, и я просто… Я не знаю… Я не готова.

– Его можно вылечить? – спрашивает она, глядя мне прямо в глаза.

Она как человеческий детектор лжи. Честное слово. Она может прочесть твою душу с одного взгляда. Слава Богу, я хорошая лгунья. Только я не буду врать ей об этом, потому что, ну, даже у меня есть определённый порог.

– Есть врач, который сказал, что видел такого рода травмы и может прооперировать, чтобы попытаться исправить. Нет никакой гарантии, что это можно вылечить, но он сказал, что может улучшить состояние одного уха настолько, чтобы я могла бы немного слышать им, но он не уверен в другом. Одно из них более серьёзно повреждено.

Её глаза расширяются.

– Тогда почему ты этого не сделала?

Потому что я не заслуживаю того, чтобы меня вылечили, когда Кейден не может этого сделать.

Страх?

Я не знаю. Честно говоря, я не знаю, почему я этого не сделала. Наличие достаточного слуха на одно ухо изменило бы для меня всё. Особенно сейчас, когда я работаю со Скарлетт и, возможно, снова отправлюсь в турне, но чувство вины, которое я испытываю, когда думаю о том, чтобы пойти и сделать это, заставляет меня довольно быстро отступить.

– Наверное, я боюсь, – говорю я ей.

Её взгляд снова становится мягким.

– Я могла бы пойти с тобой, если хочешь?

Почему она должна быть такой невероятной?

– Я не… Я не знаю, – говорю я, уставившись на свои руки. – А что, если всё закончится ещё хуже? Прямо сейчас я слышу совсем чуть-чуть. Если я ничего не буду слышать, вообще ничего, мой мир рухнет, и я боюсь этого.

Она протягивает руку и берёт меня за руку.

– А что, если бы ты могла услышать немного больше? Твой мир засиял бы.

Она права.

Я знаю это.

Но мысль о том, чтобы сделать это, приводит меня в ужас. И из-за чувства вины, и из-за страха. Мой врач часто присылает информационные письма, потому что я знаю, что он не понимает, почему я этого не делаю. В мире есть сотни тысяч людей, которые ухватились бы за такой шанс, а я убегаю от него.

– Да, может быть, я обдумаю это ещё раз, – отвечаю я ей, а затем отвожу взгляд, чтобы больше не видеть того, что она говорит.

Мой взгляд снова падает на Айзека, и он улыбается мне. Я улыбаюсь в ответ. Ещё раз. Он невероятно яркий мужчина, но и Малакай тоже, и я не позволю себе приблизиться к нему. Скарлетт похлопывает меня по плечу, и я поворачиваюсь к ней.

– У меня в голове есть несколько текстов песен, хочешь посмотреть, сможешь ли ты что-нибудь добавить к ним?

Я киваю, и она начинает записывать свои слова. В этом Скарлетт невероятно талантлива. Она может придумать песню и просто записать её, а ещё лучше – спеть её так, как будто она была рождена именно для этого. Я не настолько талантлива. Я могу играть музыку, я могу чувствовать музыку, но я не могу писать музыку. Тем не менее, я прочитала её песню, и я впечатлена красотой, которую она раскрывает в своих текстах.

– Это потрясающе, – говорю я ей. – Я начинаю думать, что тебе на самом деле не нужна моя помощь.

Она краснеет и улыбается.

– Поверь мне, нужна. Даже если это просто для того, чтобы всё звучало именно так, как я хочу, и я знаю, что твоя игра поможет мне. Ты слышишь музыку так, как не слышат другие, и это потому, что ты её чувствуешь. Ты добавишь к этому альбому что-то такое, чего никто другой не сможет. Он будет невероятен.

Я лучезарно улыбаюсь ей.

Два байкера заполняют моё поле зрения, и я поворачиваю голову, чтобы увидеть Мала и Маверика, заходящих в студию звукозаписи с едой в руках. Они ходили туда-сюда весь день, пока мы здесь работали, принося нам еду и питьё. Я не встречалась взглядом с Малом после того, что произошло в аппаратной, и даже сейчас я не смотрю ему в глаза.

Он заставил меня почувствовать то, что приводит меня в ужас.

Я могла бы невероятно легко влюбиться в кого-то вроде него, и этой мысли достаточно, чтобы заставить меня опустить глаза.

Я слышу их слабые голоса, но не могу разобрать, о чём они говорят. Скарлетт снова стучит по мне через несколько минут, и я смотрю на неё.

– Ты хочешь пойти со мной в клуб сегодня вечером? Они устраивают пикник и хотят, чтобы мы пошли.

Я смотрю на Маверика, и он подмигивает мне. Я избегаю смотреть Малу в глаза. Я снова поворачиваюсь к Скарлетт.

– Во сколько?

Она оглядывается, и Маверик говорит:

– Шесть.

Я собираюсь навестить Кейдена в пять, но это никогда не затягивается надолго, так что я могу успеть. Не знаю, стоит ли мне идти, но я также знаю, что это правильный поступок. Эти байкеры и их клуб обеспечили нам безопасность, когда никто другой не смог бы, и мы обязаны им, по крайней мере, пойти и присоединиться к ним. Я киваю, и Маверик хлопает в свои большие ладони.

– Тебя подвезти?

Он бросает взгляд на Мала, и я быстро оборачиваюсь, чтобы увидеть, как Мал бросает на него свирепый взгляд. О, боже.

– Нет, спасибо, – тихо отвечаю я. – Я подъеду.

– Ты поведёшь машину? – спрашивает Мал, и мои щёки вспыхивают.

– Да, я умею водить.

– Это безопасно?

Я пожимаю плечами.

– Я не знаю.

– Я приеду и заберу тебя.

Я моргаю. Затем моргаю ещё раз.

– Нет, всё в порядке, честно. Я езжу каждый день…

– Почувствуешь себя лучше, если не будешь вести машину ночью. Я приеду и заберу тебя. Какой у тебя адрес?

Он не двигается с места, я вижу это по твёрдо сжатой челюсти. Когда Малакай чего-то хочет, Малакай это получает, и никто не собирается оспаривать его решение. Моё сердце учащённо бьётся, и я сглатываю, затем тихим голосом неохотно даю ему свой адрес.

– Я заеду в шесть.

Я киваю.

Он задерживает мой взгляд ещё на долю секунды, затем поворачивается, хлопает Маверика по спине, показывая, что пора уходить, и они вдвоём исчезают. Я поворачиваюсь к Скарлетт, щёки у меня ярко-красные и горячие.

– Как это могло произойти?

Она улыбается мне.

– Перестань бороться со всем хорошим в своей жизни, милочка. Он заботится о тебе, позволь ему.

– Это не его работа – присматривать за мной.

Она улыбается.

– И это не его работа – не делать этого. Он делает то, что хочет. Позволь ему.

Это должно быть интересно.

Я уверена, что моей маме просто понравится, если байкер заедет за мной.

Я обхватываю голову руками.

Я всё глубже загоняю себя в эту яму, и всё же, кажется, не могу выбраться.

Малакай

– У тебя кто-то есть? – я поднимаю брови, глядя на Маверика.

Он улыбается и кивает.

– Да. Познакомился с ней, когда сопровождал Скарлетт в туре. Она живёт здесь и, судя по всему, не боится улиц. Я сказал ей заскочить в клуб, когда она вернётся домой, и оказалось, что она так и сделала. Её зовут Чарли. Взял её номер у Коды, который был там, когда она появилась. Она придёт сегодня вечером на пикник. Поверь мне, она как нельзя лучше подходит для этой работы.

– Она чёртова девчонка, Маверик, – бормочу я, нахмурив брови. – Как, чёрт возьми, она собирается копать глубже, не причинив себе вреда? Хуже того, откуда, чёрт возьми, мы знаем, что можем ей доверять?

– Мы этого не знаем. Но мы не будем знать, можем ли мы доверять любому, кого пошлём, это риск, на который мы должны пойти. Хотя у меня есть предчувствие на её счёт. Она… у неё есть яйца. Я думаю, она согласится на это.

– Она… ебанутая. Девчонка.

– Да, очень привлекательная, чертовски сильная девушка. Если кто-то и может получить информацию, так это тот, кто похож на неё и обладает её преимуществом. Поверь мне, когда ты встретишься с ней, ты поймёшь, о чём я говорю.

– Ни хрена не убеждён, – ворчу я.

– В этом нет необходимости. Просто подожди и увидишь.

Я откидываю голову назад и рычу:

– У меня дерьмовое настроение, так что я закончил этот разговор. Пришли сюда грёбаную Бри и убирайся.

Он усмехается.

– Хорошо, что теперь у меня есть женщина, так что мне не нужно втыкать это в этих сук. Тебе стоит попробовать это, братан.

Я выпрямляюсь и метаю в него кинжал.

– Следи за своим грёбаным языком, Маверик. Или ты не слышал ту часть, где я сказал, что у меня грёбаное плохое настроение?

– Всегда в грёбаном плохом настроении, – ворчит он. – Посылаю твою маленькую женщину, но тебе стоит попробовать завести постоянную, может быть, какого-нибудь ангела, играющего на фортепиано.

Если бы взгляды могли убивать, мой брат был бы мёртв.

– Убирайся.

Он улыбается мне, затем поворачивается и широкими шагами выходит. Ебать меня. Я начинаю думать, что скучал по нему не так сильно, как думал, когда он ушёл. Грёбаная королевская заноза в моей заднице. Я прислоняюсь к старому письменному столу в своём кабинете и пытаюсь разрядить напряжение. Слишком много всего происходит, и возвращается недостаточно результатов. Это начинает меня грызть. Мне не нравится, когда меня побеждают, и мне не нравится, когда кто-то меня перехитряет.

Я найду этого ублюдка Трея и уложу его.

– Ты хотел меня?

Я поднимаю глаза и вижу Бри, одну из завсегдатаев клуба, мимо которого прогуливаются мужчины. Она привлекательная девушка, чертовски грубоватая по краям, но у неё красивые сиськи и хорошая задница. Она делает свою работу. Она не жалуется. Она – лёгкая добыча.

– Да, – бормочу я, кивая в сторону своего стола. – Склонись над ним.

– О-о-о, – напевает она, входя, крошечная юбочка так высоко задирается на её заднице, что я вижу, как из-под неё выглядывают ягодицы. – Не часто меня вызывает вожак. У тебя был плохой день, През?

Я пристально смотрю на неё, и мой взгляд, без сомнения, показывает, что я не в настроении для разговора. Я возбуждён, мой член чертовски болит, и я не могу выбросить Амалию из головы. Как бы в дополнение ко всему, что у меня уже происходит, мне не нужно, чтобы это увлечение ею ещё больше усугубляло всё это. Я должен отключить свои мысли. Девушке это явно неинтересно.

Так почему, чёрт возьми, я не могу держаться подальше?

Бри наклоняется над моим столом, смотрит на меня в ответ, голубые глаза, светлые волосы, как я уже сказал – привлекательная. Она виляет задницей, и её юбка задирается, показывая мне, что на ней нет трусиков. Её киска розовая и влажная, и мой член встаёт как нельзя кстати. Я рывком открываю ящик и достаю презерватив, затем зубами разрываю упаковку, в то время как другой рукой освобождаю свой член. Я натягиваю презерватив и подхожу к ней.

Я полностью одет.

Это не займёт много времени.

Я прижимаю свой член к её входу и толкаюсь. Неудивительно, что он легко скользит внутрь. Бри не привыкать к тому, что в неё вгоняют член. Она стонет, сильнее двигая попкой, и я кладу руки ей на бёдра, засовывая свой член так глубоко, как только могу.

Потом я трахаю её.

Я не трахаю её по-хорошему. Я никогда не трахаюсь по-хорошему.

Никогда. Ни разу в жизни.

Я двигаю бёдрами так сильно, что от её тела сотрясается весь стол. Она вскрикивает, хнычет, постанывает, визжит, и я толкаюсь, пока мои яйца не подтягиваются к телу, а член не набухает, затем я кончаю со стоном, откидывая голову назад, позволяя каждому импульсу наполнять презерватив. Через несколько секунд я вытаскиваю член и поворачиваюсь, избавляясь от презерватива и подтягивая джинсы.

– Позже, Бри, – говорю я ей.

– О, Малакай, – произносит она, шаркая ногами, пока её юбка снова не опускается. – У тебя лицо ангела, но сердце дьявола.

Я свирепо смотрю на неё.

Она подмигивает мне.

Затем она уходит.

Спасибо, чёрт возьми.

***

Амалия

Сейчас

– Я вижу, ты сегодня рано, – говорит мне Тео в ту же секунду, как открывает дверь в дом родителей Кейдена. – Как всегда, рад тебя видеть, Амалия.

– В каком он сегодня настроении? – спрашиваю я его, протягивая своё пальто.

– То же, что и всегда. Его родителей нет дома, но у него появилась новая сиделка. Она там, с ним.

Она?

Он позволил женщине ухаживать за собой?

Это странно, потому что раньше он отказывался от одной из них. Но я рада за него. Возможно, изменение ситуации означает, что он начинает хотеть выйти за пределы мира, в который он себя загнал.

– Я рада, но не думаю, что смогу справиться с ними сегодня.

Тео улыбается.

– И я бы не стал тебя винить.

Я улыбаюсь, и Тео подмигивает. Затем я иду по коридорам ко всему крылу, которое принадлежит Кейдену. Честно говоря, помимо того, что с ним случилось, у этого человека есть всё и даже больше. Он мог бы жить в этом доме вечно и, вероятно, долгие годы не видеть своих родителей, если бы не захотел. В той части дома, которая принадлежит ему, есть всё, включая собственный двор и бассейн.

Мне требуется почти десять минут, чтобы пройти через массивный дом и длинный коридор, соединяющий две резиденции. Когда я добираюсь до входа в крыло Кейдена, я открываю его, не утруждая себя стуком. Я никогда этого не делаю. Я знаю, что он никогда не ответит. Я вхожу внутрь и прохожу вокруг; его нет ни в одной из его многочисленных комнат, поэтому я выхожу на массивную террасу, которая ведёт вниз к его бассейну и саду. Он сидит там, рядом с ним женщина.

Я ожидала, что она будет немного старше, но это не так.

Она, может быть, на четыре или пять лет старше меня.

Они оба поворачиваются, когда слышат, как я вхожу, и лицо Кейдена автоматически становится жёстким. Я могла бы поклясться, что он улыбался ещё до того, как увидел меня, в его глазах была лёгкость, которую я не видела уже очень давно. Девушка, которая сейчас тоже смотрит на меня, хорошенькая. У неё мышиного цвета волосы, нежно-голубые глаза и кремовая кожа. У неё пышные формы, но это добавляет ей природной красоты. На самом деле от неё просто захватывает дух.

– Ты здесь, – говорит Кейден, как будто он думал, что меня там не будет.

Он уже должен знать, что я буду здесь каждый божий день. Я знаю, он говорит это просто для того, чтобы позлить меня.

– Кейден, как ты? – спрашиваю я, подходя и присаживаясь.

Я смотрю на женщину, которая всё ещё смотрит на меня, слегка расширив глаза.

– Привет, – говорю я, протягивая руку. – Я Амалия. Ты, должно быть, новая сиделка Кейдена.

Она кивает и тихим голосом говорит:

– Да, здравствуйте, я Пенелопа, но вы можете называть меня Пенни.

– Приятно познакомиться с тобой, Пенни.

Она кивает и встаёт, глядя на Кейдена.

– Я принесу тебе чаю и твои таблетки на вторую половину дня.

Он резко кивает, и она уходит. Я смотрю на него.

– Она милая. Это ты её выбрал?

Кейден хмурится, сурово и сердито.

– Ещё раз, почему ты здесь?

– Мы собираемся повторять это каждый раз, когда я буду приходить к тебе в гости, Кейден?

Сегодня я не чувствую себя особенно мягкой, не знаю почему. Обычно я всегда добра к нему, но сегодня я встревожена, разочарована, чувствую, что зашла в тупик в своей жизни, и знаю, что должна выбрать новый путь, чтобы выбраться из этого, но я не знаю, что это за путь.

– В чём твоя проблема? – он бормочет.

– Я здесь просто для того, чтобы узнать, как у тебя дела. Я знаю, ты не хочешь, чтобы я была здесь, ты ясно дал это понять, но пойми, что я всё равно приду. Я в долгу перед тобой, и твои слова не помешают мне поддержать тебя, даже если ты этого не хочешь.

Он делает разочарованное движение рукой и рычит:

– За исключением того, что это не поддержка кого-то, когда ты – причина, по которой у него нет жизни, и они также сказали тебе, что им не нужна твоя чёртова поддержка.

Я устало потираю лицо.

– Расскажи мне о Пенни.

– Для тебя Пенелопа, – огрызается он.

Дыши.

– Это ты её выбрал?

– А это имеет значение?

Дыши.

– Она кажется действительно милой. Как продвигается твоя терапия?

Он смотрит на меня так, словно хочет, чтобы я самовозгорелась и сгорела на земле перед ним. Я сегодня не в настроении для этого. На самом деле это не так. Я чувствую, что вот-вот взорвусь, и было бы нечестно поступить так с ним. Это было половиной проблемы в наших отношениях до несчастного случая. Он знал, как надавить на мои кнопки, и раскрыл во мне ту сторону, которая мне не нравилась.

Я больше этого не допущу.

– Я сегодня не в настроении. Я просто хотела проведать тебя. Хорошего дня, Кейден. Увидимся завтра.

Я встаю и выхожу.

Я не оглядываюсь назад.

Когда я прихожу на кухню, Пенни как раз заканчивает заваривать чай. Я останавливаюсь, потому что не хочу быть грубой, его отношение – не её вина.

– Мне очень жаль, что я заставляю тебя заваривать чай, Пенни, но я не могу остаться.

Она смотрит на меня и улыбается.

– Ничего. Всё в порядке?

Я пожимаю плечами.

– Я уверена, он сказал тебе, что он такой из-за меня, я также уверена, что ты, вероятно, знаешь, что я ему не нравлюсь, но я всё равно прихожу каждый день, иногда я удивляюсь почему. Ему это не нравится. Мне жаль, если он сейчас в плохом настроении, я никогда не хотела расставаться с ним таким образом.

Она изучает меня, а затем говорит:

– Я не думаю, что в случившемся есть твоя вина, и да, он действительно сказал мне. Я думаю, он зол, разочарован и сбит с толку, но я думаю, что в глубине души он тоже знает, что это не твоя вина. Если бы он действительно не хотел, чтобы ты была здесь, он мог бы прекратить твои визиты. Я думаю, он сам не знает, чего хочет. Не сдавайся.

С этими словами она уходит.

И в этот самый момент я решаю, что она мне нравится. Очень сильно.

Возможно, она просто лучшее, что когда-либо случалось с ним.

По крайней мере, я надеюсь, что это так.

Глава 4

Амалия

Тогда

Я не хочу пялиться. Я не пялюсь. Но я не могу отвести взгляд. Я не могу заставить себя отвести взгляд от его лица. Моё сердце, которое и так замирало с каждым шагом, который я делала в эту комнату, только что выпало из груди. Я пробегаю взглядом по мужчине, лежащему на кровати, всё ещё без сознания, и мне хочется сломаться и заплакать. Я хочу всё повернуть вспять. Я хочу, чтобы это исчезло.

Это похоже на ночной кошмар, от которого я просто не могу проснуться.

Кейден лежит в постели без сознания, но мне не нужно быть в сознании, чтобы увидеть, какой невероятный ущерб ему причинён. Он забинтован вокруг груди и рук, и у него огромная белая повязка на половину лица. Я вижу, как жидкость впиталась в неё, и по красной, раздражённой коже вокруг неё понимаю, что он сильно обгорел.

Врач сказал мне, что он уже несколько раз приходил в себя, но боль снова выводила его из себя. Он сказал, что боль от ожога – одна из самых ужасных вещей, которые может испытывать человек. Я знаю, что он прав. Я чувствую лишь малую долю того, что, должно быть, чувствует Кейден, судя по ожогам на моём животе. Они мучительны; должно быть, из-за них ему хочется умереть.

Он сказал врачам, что не чувствует ног, и они провели анализы. Я больше ничего не знаю. И я в ужасе. Если он не сможет ходить… Боже. Моё сердце колотится так сильно, что я едва могу дышать, когда я подхожу ближе и беру его за руку в свою. Я не слышу, мой разум всё ещё гудит и постоянно кричит на меня, но мне не нужно слышать. Я просто нужна ему здесь.

Это всё моя вина.

Я сжимаю его руку, но он не двигается, конечно, нет. Я закрываю глаза, и слёзы текут по моему лицу. Вчера вечером я рассказала отцу о том, что произошло, я должна была, полиция хотела получить отчёт. Я не могла солгать, я знала, что Кейден в конце концов расскажет правду, и решила, что ему не понадобится это дополнительное бремя, когда он проснётся. Это зависело от меня, если быть честной. Мой отец рассказал моей матери, и теперь я уверена, что все знают.

Резкий стук по плечу заставляет меня обернуться и увидеть, что мать Кейдена пристально смотрит на меня. Ну, она не пялится, она свирепо смотрит. Её глаза холодны, как лёд. Когда-то она любила меня. Раньше она думала, что я была для него самым лучшим существом на свете. Теперь она смотрит на меня так, как будто хочет, чтобы я никогда не рождалась, как будто она хочет, чтобы я просто исчезла прямо здесь и сейчас, чтобы больше никогда не видеть.

Она что-то кричит, но всё, что я слышу, – это высокий тон и отдалённый звук её голоса. Я едва могу разобрать несколько слов. Я пытаюсь вглядеться в её губы, чтобы понять, что она говорит, но она говорит слишком быстро. Мне никогда раньше не приходилось тратить время на изучение того, как образуются слова, и теперь я понимаю, насколько это сложно. Я слышу несколько «ты» и «и», но это всё, что я могу прочесть.

Мои пальцы дрожат, и слёзы всё ещё текут по моим щекам. Я хочу свернуться калачиком и умереть. Мне не нужно слышать, что она говорит, чтобы знать, что это полно презрения. Она ненавидит меня. И она вполне в своём праве. Путь, который предстоит пройти Кейдену, долог и полон боли и мучений.

Я смотрю на него сквозь слёзы и впервые задаюсь вопросом, насколько сильно он тоже будет меня ненавидеть.

Кто-то берёт меня за руку – это моя мать. Она переводит взгляд с меня на Кейдена, а затем переводит взгляд на его мать. Она что-то говорит. Его мать что-то говорит. А потом они начинают кричать друг на друга. Мешанина сердитых голосов затуманивает моё зрение, и я зажимаю уши руками. Я не могу этого вынести. Я не могу.

Я опускаюсь на колени, наклоняю голову и крепко зажмуриваюсь. Я зажимаю уши руками и молюсь. Я не знаю, для чего. Может быть, ради чуда. Что-нибудь, что заставит это исчезнуть. Что-нибудь, что заставит меня очнуться от этого кошмара.

Меня подхватывают знакомые руки.

Мой отец.

Слава Богу.

Он несёт меня по коридору обратно в мою комнату и кладёт на кровать. Я истеричка, я знаю, что это так, всё в моей жизни перевернулось с ног на голову, и я не знаю, как это исправить. Я никого не слышу, я не могу общаться, я не могу помочь Кейдену. Всё вышло из-под моего контроля, и я чувствую себя беспомощной.

И сломленной.

Такой невероятно разбитой.

Мой отец берёт меня за подбородок и заставляет посмотреть на него. Я делаю это, глядя в его глаза, глаза, которым я так сильно доверяю. Он произносит одними губами, очень, очень медленно:

– Ты всё ещё можешь говорить. У тебя пропал слух. Речь – нет. Говори, а я буду слушать.

Я качаю головой.

Он продолжает держать меня за подбородок. Я удерживаю его взгляд.

– Открой рот и говори.

Он произносит слова так медленно, что я могу разобрать каждое из них.

Я снова качаю головой.

– Амалия, эта ситуация сложилась, нравится тебе это или нет. Используй свои слова, это единственное, что у тебя есть.

Я плачу ещё сильнее, и он слегка сжимает мой подбородок, пока я не останавливаюсь. Мой отец добрый и нежный, но он есть и всегда был моим голосом разума. Итак, я перестаю плакать и делаю глубокий вдох, закрывая глаза. Я открываю рот и бормочу:

– Папочка?

Я открываю глаза, а он ухмыляется.

– Звучит точно так же, хотя и немного тише. Продолжай.

– Я б-б-б-боюсь.

Я не слышу своего голоса, нечётко, и это пугает. Я не знаю, с какой интонацией звучат мои слова, понятны ли они, или нет.

Взгляд моего отца смягчается, и он смотрит на меня.

– Это не твоя вина. Этот несчастный случай произошёл не по твоей вине. Вот почему это называется несчастным случаем. Не позволяй этому разрушить твою жизнь. Кейден поправится. Ты поправишься.

Я смотрю ему в глаза.

И я хочу ему верить, я действительно хочу.

Но он ошибается.

Это моя вина.

И Кейден, возможно, никогда не оправится.

***

Амалия

Сейчас

– Амалия!

Я слышу визг моей матери, он такой громкий. Он размыт, но я не упускаю интонацию своего имени. Я поворачиваюсь и вижу её у своей двери. Неудивительно, что я её услышала. Я как раз закончила одеваться, чтобы пойти на пикник, и только что уложила последний локон в причёску, когда она с рёвом ворвалась в мою комнату, размахивая руками. Не часто я могу это слышать, не глядя прямо на кого-то, но она определённо устраивает сцену.

– В чём дело?

Мой голос усталый, я знаю, что это так, и, честно говоря, мне не хочется терпеть её постоянное нытьё сегодня вечером. Я бы хотела, чтобы она вернулась домой. Я люблю её, она моя мать, но мне снова нужно побыть одной. Моё собственное пространство стало для меня жизненно важным. Оно стало всем. Только так я могу вспомнить, как снова дышать без того, чтобы мои демоны не душили меня.

– Там байкер у двери!

Малакай.

Что ж, я знала, что его приезд за мной пройдёт хорошо, но в конце концов она всё равно узнает. Честно говоря, я удивлена, что она их до сих пор не заметила.

– Да.

Её глаза выпучиваются, и она подходит ближе, занимая моё место, шепча, хотя она чертовски хорошо знает, что я её не слышу, что бы она ни делала. Мне хочется закатить глаза, и я ненавижу себя за это, потому что я никогда не была из тех, кто ведёт себя как соплячка.

Поэтому вместо этого я слушаю.

– Что, во имя всего святого, ты делаешь, околачиваясь среди байкеров?

Я знаю, что она кричит шёпотом; я могу сказать это по тому, как двигаются её губы, по языку её тела. Когда вы убираете звук, вы можете многое узнать о человеке по тому, как двигается его рот, выражение лица и телодвижения. На самом деле, это совершенно невероятно. Вы узнаете гораздо больше о людях, когда их голоса перестают быть в центре вашего внимания.

– Парень Скарлетт является членом клуба, и поэтому они защищали нас. Ты должна быть благодарна; без них я была бы в гораздо большей опасности, чем сейчас.

Её глаза расширяются. О, да, всё проходит прекрасно.

– Ты шутишь, да?

Я выдыхаю.

– Нет, мам, не шучу. Они хорошие люди.

– И ты… встречаешься с одним из них! Что насчёт Кейдена?

Боже.

Я так устала от драматизма.

– Я не собираюсь ни с кем встречаться, я собираюсь сегодня вечером на пикник со Скарлетт. И мы с Кейденом не вместе, ты это знаешь.

Она сердито скрещивает руки на груди.

– Да, мы знаем почему.

Начинается.

– Мама, пожалуйста, хоть раз в жизни я хотела бы прожить целый день, не испытывая чувства вины. Позволь мне, я умоляю тебя. Я ухожу просто потому, что я взрослая женщина и на самом деле мне не нужно спрашивать.

– Ты не можешь быть серьёзной! – говорит она, вскидывая руки в воздух.

– Я серьёзно. И теперь я не могу заставлять его ждать.

– Этот человек выглядит опасным!

Я пристально смотрю на неё.

– Это самое лучшее в нём. По крайней мере, я знаю, что я в безопасности, когда он рядом.

У неё отвисает челюсть. Я беру свою сумочку и прохожу мимо неё, спускаюсь по лестнице к входной двери, где меня ждёт Малакай, выглядящий так невероятно великолепно, что я останавливаюсь как вкопанная и секунду просто смотрю на него. Его красота ужасает. На нём выцветшие чёрные джинсы и массивные чёрные ботинки. На нём куртка поверх темно-облегающей серой футболки, которая обтягивает мышцы груди. Его волосы влажные, падают на лоб и завиваются у основания шеи.

Хотя, его глаза.

Они забирают саму мою душу и заявляют на неё права.

Он мог бы завладеть мной в одно мгновение, и я бы никогда не оглянулась назад.

Мои щёки вспыхивают, когда я понимаю, что смотрю на него больше нескольких секунд. Я опускаю взгляд, накручивая локон на палец и нервно покручивая его. Я прерывисто вздыхаю и снова поднимаю взгляд. Интересно, не слишком ли я разодета? Мал пристально смотрит на меня, его взгляд пробегает по всему моему телу, заставляя моё сердце биться так быстро, что кажется, будто оно вот-вот выскочит из груди.

На мне пара синих джинсов и футболка с коротким рукавом. Мои волосы распущены, вымыты и завиты, и на мне моя любимая пара чёрных ботинок. Я не хотела выглядеть совершенно неуместно. Я встречаюсь взглядом с Малом, и уголок его рта приподнимается в абсолютно душераздирающей ухмылке.

– Готова ехать, дорогая?

Я киваю и направляюсь к двери. Я делаю один шаг вперёд, и мама берёт меня за руку. Я поворачиваюсь к ней и смотрю в её широко раскрытые глаза. Она переводит взгляд с Малакая на меня, потом снова на него. Наконец, внимательно посмотрев на него в течение минуты, она встречается со мной взглядом.

– Ты никуда не поедешь сегодня вечером.

– Мам, – говорю я, похлопывая её по руке, которую она держит на моей. – Я в безопасности. И я ухожу.

– Ты не можешь этого сделать, – говорит она, бросая на меня взгляд, который говорит: «Ты знаешь, о чём я говорю».

Кейден.

Всегда Кейден.

– Я могу это сделать, пожалуйста, не устраивай сцен.

– Если ты уйдёшь, Амалия, я буду так горько разочарована в тебе.

Я устала от этих слов.

Все разочаровались во мне. Все разочарованы моим присутствием. Я так чертовски устала от того, что всегда чувствую себя занозой у всех в боку. Я собираюсь открыть рот и сказать, что именно, я не знаю. Может быть, договориться с ней, чтобы она отстала от меня. Может быть, я поспорю с ней, потому что устала от этого. Я никогда не узнаю, что сорвалось бы с моих губ, потому что жёсткая рука касается моего плеча, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть Малакая, стоящего позади меня и пристально смотрящего на мою мать.

Я читаю каждое слово, слетающее с его губ.

– Я вас не знаю, не утверждайте, что знаете. Что я точно знаю, так это то, что ни одна женщина никогда не должна разговаривать со своей дочерью так, как вы только что говорили со своей. В последний раз, когда я проверял, она взрослая девчонка. В последний раз, когда я проверял, это означало, что она могла делать всё, что ей заблагорассудится. Использование эмоционального шантажа – это не поступок хорошей матери. Как я уже сказал, я вас не знаю, да и не хочу знать, но я знаю её, и простите меня, мэм, но она грёбаный ангел. И я забираю её с собой. Доброй ночи.

Не давая моей матери возможности ответить, он обхватывает меня рукой за талию и прижимает к себе, а затем мы направляемся по дорожке к его… мотоциклу. Я смотрю на Малакая и останавливаюсь, но это его ни в малейшей степени не останавливает. Он не даёт мне шанса сразиться с ним и сказать ему «нет». Он хватает шлем с сиденья, разворачивается и натягивает его мне на голову.