355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Белла Корте » Метаморфоза (ЛП) » Текст книги (страница 5)
Метаморфоза (ЛП)
  • Текст добавлен: 13 марта 2022, 10:30

Текст книги "Метаморфоза (ЛП)"


Автор книги: Белла Корте



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

10

МАРИ

Я свернулась калачиком в маленьком коконе из свежих одеял и самых мягких простыней, которые я когда-либо чувствовала. Капо лежал рядом со мной, излучая тепло тела, от которого мне было еще комфортнее, чем от кровати. В каюте было прохладно, но его тепло прекрасно сочеталось с этим. Воздух был прохладным, и в нем витал аромат моих духов в сочетании с одеколоном Капо.

Я улыбнулась, вспомнив свадьбу, которую мы сорвали перед отъездом с Санторини. Я не думала, что Капо втянется в игру, но после того, как это предложение вырвалось из моих уст, он пожал плечами, крепче сжал мою руку и потянул нас в толпу. На мне было тонкое платье макси, которое развевалось на ветру, нежась на моей коже, и я, наверное, танцевала несколько часов. Мы покинули остров позже, чем ожидалось, а улыбка все еще оставалась на моем лице. Я заснула с ней, мои щеки болели, как и все мышцы в моем теле, но в самом лучшем, черт возьми, смысле.

Мне снилось, что я стою близко к краю горы, а подо мной океан во множественных оттенках синего. Задыхаясь, я начала падать, но меня выдернули из сна прежде, чем я успела упасть в воду.

– Шторм, – сказал Капо.

Я моргнула, пытаясь заставить свои глаза и разум адаптироваться, не понимая, откуда это взялось. Его хватка на моей руке была крепкой. Я была отчасти на кровати и на полпути к полу – Капо был единственной силой, удерживающей меня от столкновения с ним. Он схватил меня крепче, как будто протянул руку прямо перед тем, как я опрокинулась, и снова притянул меня к своему телу.

Мне потребовалось мгновение, чтобы полностью проснуться. На заднем плане звучала песня, которую я слушала раньше. Не его, а моя. Я пыталась запомнить ее слова.

Затем я вспомнила, что он сказал.

– Шторм? – повторила я, мой голос при этом звучал мягко и сонно.

Каюта зашумела, как будто у нее были суставы, и эти суставы разом напряглись. Затем яхта накренилась, и жуткий скрип затих. Я почувствовала отголосок... (Волны?)... в моем животе, и мое сердце начало учащенно биться.

– Мы столкнулись с ним. Неожиданно.

– О, – сказала я.

Капо сказал, что частный остров, на который мы направлялись, находится в девяти или около того часах езды. Мы были, вероятно, на полпути туда. Надеюсь, достаточно близко, чтобы мы могли выплыть, если яхта окажется под водой. Я не чувствовала воды под ногами с тех пор, как поднялась на борт, но ее мощь тогда я прочувствовала. Казалось, что мы то поднимаемся, то опускаемся.

– Боже мой! – Яхта, казалось, накренилась вправо, и я перекатилась прямо через Капо. Он снова поймал меня, прежде чем я оказалась на полу.

Несмотря на то, что было темно, наши лица были так близко. Я чувствовала запах мяты от его дыхания и своего, когда я выдыхала, а он вдыхал.

– Мне придется тебя прижать, – сказал он, его голос был тихим и хриплым.

От этого звука я вздрогнула, и мое сердце забилось еще быстрее. Несомненно, Капо почувствовал это, так как мое билось с его в унисон.

Я по-своему флиртовала с ним, когда хотела его, но Капо обычно делал хищные движения, превращаясь в голодного волка, когда хотел меня. Казалось, он умирал от голода, постоянно пожирая меня, но никогда при этом не насыщаясь. Что-то нахлынуло на меня, подобно волне, и я впилась ногтями в его плечи, чтобы сдержать этот порыв. Внезапный порыв прижаться губами к губам моего мужа и целовать его до тех пор, пока он не задохнется, тоже пропал.

Мы были так близко. Единственное, что нас разделяло, – это песня, зацикленная на повторе на заднем плане.

– Бери, что хочешь, Марипоса, – сказал он, и шуршащий гравий в его голосе, как песок на моей коже, разрушил все мои запреты.

Мои губы обрушились на его губы. Это был не мягкий поцелуй, и даже не медленный. Поцелуй был похож на столкновение, такое же неистовое, как волны, бьющиеся о борт яхты. Стон, вырвавшийся прямо из глубины моей груди, затянулся, когда я разорвала поцелуй и отстранилась от Капо. Я исследовала его тело губами и языком, пробуя на вкус каждый сантиметр его кожи. Как пляжи и деревни до этого, он тоже представлял смесь текстур и цветов. Я жаждала моего мужа; я хотела впитать его, как впитывала воспоминания.

Рука Капо скользнула в мои волосы, и они обрели объем в его руках, на что я никогда раньше не обращала внимания. Когда Капо прикасался ко мне, я почти чувствовала себя преображенной, существом, чьи шрамы делали меня еще прекраснее. Простое прикосновение заставило меня почувствовать, что мои волосы сотканы из шелка, а не из того, чем они были на самом деле.

Мои руки скользнули по его бокам, когда я, задыхаясь, снова нашла губы Капо. Наши руки переплелись, и мы покатились по течению океана, тело Капо оказалось лежащим поверх моего. То, как он исследовал мое тело, каждый его дюйм... его тело, казалось, поклонялось моему.

Хотя, как и в поцелуе, в движениях наших тел не было ничего мягкого или медленного. Казалось, мы оба тонули, каждый из нас был жизнью другого, необходимой нам для выживания, и при этом мы не могли ухватиться за нить жизни достаточно быстро.

Пот покрывал мою кожу от усилий сдерживаться, а мои кости дрожали. Я почувствовала такой же стук в его теле, и когда Капо вошел в меня, корабль наклонился вперед, и он тоже. Я вскрикнула; проникновение было столь же резким, сколь и плавным. Мои ноги обхватили талию Капо, фиксируя ощущения, а он прижал меня к себе, не позволяя отодвинуться от него. Держал меня в центре.

Где-то в глубине моего сознания звуки, которые мы издавали, отдавались эхом, как и стук моего сердца, когда он трахал меня так, будто от этого зависела его и моя жизнь. Его движения подстраивались под бурные и безрассудные движения моря: оно качалось, мы качались; оно погружалось, он использовал его ритм как импульс, чтобы еще глубже проникнуть в меня. Несмотря на то, что наши тела бушевали, удовольствие от нашего единения было настолько сильным, что не было похоже на то, что я когда-либо прежде испытывала.

Он врывался в меня самым лучшим образом. Разрушая мой кокон, освобождая меня от его ограничений, помогая мне двигаться к чему-то еще более прекрасному.

Двигаться к жизни.

С ним.

Буря бушевала, а мы бушевали вместе с ней.


11

КАПО

– Тук-тук, тук-тук.

Эти слова вырвались изо рта моей жены. Мы ехали на велосипедах по тропинке на частном острове, и в некоторых местах рельеф местности был неровным. Это было впервые за все время, когда она что-то сказала. Почти всю поездку Марипоса напевала песню, которую поставила на повтор накануне вечером, а я разбирал слова. Она так делала. Похоже, ей нравились некоторые песни в целом, но некоторые из них она ставила на повтор, чтобы запомнить слова и действительно понять их смысл.

Марипоса бросила на меня взгляд на короткую долю секунды, а затем ее велосипед начал качаться, и мне пришлось поймать ее, пока она не упала. Жить – значит рисковать, мараться в грязи, и даже крови, но если я буду рядом, она получит опыт без шрамов.

Она остановилась, и я остановился. Мы находились под пологом деревьев, и сквозь просветы я мог видеть далекое море, набегающее на берег, все еще неспокойное после ночного шторма. На ней было светло-голубое платье и темно-коричневые сандалии. Моя жена приподняла подол платья, доведя его до бедер, и позволила воздуху коснуться ее ног.

Бабочка посмотрела на мою руку на своем велосипеде, а затем встретилась со мной взглядом.

– Ты должен сказать, «кто там», Капо.

– Кто там, – сказал я.

Ее глаза стали похожими на щелки, но затем она рассмеялась.

– Ты бы испортил тайминг опытного стендапера. – Она покачала головой. – Кактус.

– Кто кактус.

– Это должен был быть вопрос, но... неважно. Кактус звучит идеально!

Возможно, судя по выражению моего лица, она вздохнула.

– Катаемся на велосипедах, Капо, – сказала Марипоса, постукивая по рулю. – Мне все еще нужна практика. Кактус? В восторге? – Она покачала головой. – Тебе нужно чуть больше тук-туков, пока один не рассмешит тебя. Дядя Тито признался мне, что шутка не расколотит твою скорлупу. Нонно согласился.

– У меня найдется одна для тебя, – сказал я.

Ее глаза засияли.

– Я готова.

Я почти усмехнулся от выражения ее лица и того, как Марипоса это сказала. Она вела себя так, будто ей придется держаться за свой велосипед ради этого.

– Тук-тук.

– Кто там?

Я намеренно произнес это более низким голосом.

– А кого бы ты хотела видеть?

Выражение ее лица стало грустным, и это было так невинно, что я разразился смехом, который застрял у меня в горле, прежде чем я успел его прочистить. Она тоже рассмеялась. Громче и сильнее, чем я. Она не могла перевести дыхание. На секунду Марипоса взяла себя в руки, потом посмотрела на меня и снова начала.

Она подняла руку.

– Я в порядке, – с трудом выдавила Марипоса. – Но выражение твоего лица, когда ты это произносил... Я должна перестать думать об этом, или-или... – Марипоса пошла рядом с велосипедом, намеренно не глядя на меня, из ее уст то и дело вырывались взрывы смеха.

Я догнал ее через шаг или два, и мы шли бок о бок, тропинка была достаточно широкой. Свет пробивался сквозь деревья в некоторых местах и заставлял ее волосы блестеть, когда мы проходили под лучами.

Марипоса выглядела здоровой. Здоровее, чем я когда-либо видел ее. Кожа моей жены была скорее оливковой, чем загорелой, а ее светло-коричневые глаза были яркими и живыми. Она немного прибавила в весе, но еще не достаточно. Ее грудь и задница покачивались, особенно когда Марипоса наезжала на кочку. Это было чертовски гипнотичное зрелище, когда бросалось в глаза.

Она глубоко вздохнула и посмотрела на меня. Я усмехнулся. Марипоса тоже ухмыльнулась, но через секунду улыбка сошла с ее лица, и она повернулась лицом вперед.

– На самом деле у меня есть ответ на этот вопрос – но это тот человек, которого я не хотела бы видеть.

– Розария, – сказал я.

Розария была женой Рокко, но они придерживались принципа свободы в отношениях. Розария и ее сестра были в доме на острове, когда мы приехали. С ними были трое мужчин. Розария и ее сестра считались итальянскими оперными дивами, и через два дня у них был назначен концерт в Афинах. Розария утверждала, что она не знала, что мы решили воспользоваться домом на частном острове на несколько дней. Розария лгала, когда того хотела, и ей было глубоко плевать, кто об этом знает. Она говорила правду так же хорошо, как и ложь – безапелляционно и без паузы. Некоторые люди лгут, потому что боятся сказать правду. Она лгала, потому что знала, что большинство людей не станут ее за это осуждать. Ей нравилось играть в игры. Именно поэтому она и объявилась здесь.

Когда я положил руку на спину жены и начал направлять ее к двери, Розария остановила нас.

– Мы уже уезжаем, – сказала она. – Мы остановились только для того, чтобы осмотреться здесь.

Я не принадлежал к числу тех, кого забавлял ее бред. Я бы не стал находиться рядом с ней. Розарии было неведомо понятие личных границ, но она поняла, насколько узкими были мои границы, когда я повернулся, чтобы уйти с женой. Тогда ей пришлось уступить – для нее нет реакции хуже, чем плохая. И они готовились отплыть на своей частной яхте, когда мы вышли на тропинку.

Мы замолчали, и я снова начал думать о песне на повторе.

– Она смотрит на тебя, – сказала Марипоса. – И эта ее сестра тоже.

Мне потребовалась секунда, чтобы посмотреть на нее. Она прищурилась. Должно быть, почувствовала мой взгляд. Марипоса посмотрела на меня, затем секунду или две смотрела вперед, после чего снова встретилась со мной взглядом. Она остановилась, и я тоже.

– Мне это не нравится, – сказала моя жена. – Это выглядит так недвусмысленно.

– У нас есть договоренности, – произнес я.

Ага, – сказала Марипоса надтреснуто. – В курсе.

– Помимо нашей договоренности, – сказал я, – она жена Рокко и она не в моем вкусе.

– А кто в твоем вкусе.

Я протянул руку и коснулся ее щеки. Марипоса была разгоряченной, как пламя, то ли от погоды, то ли от ее вспыльчивости.

– Ревнивое маленькое существо, которое любит пошутить.

Она улыбнулась.

– Такие неудачные шутки?

– Поставь велосипед к дереву, – сказал я, кивнув в сторону одного из деревьев.

Без колебаний моя бабочка так и сделала, а затем повернулась ко мне, подняв руки, как бы говоря... что теперь?

Усевшись обратно на велосипед, я поддержал его ногами и положил руку на углубление между рулями.

– Садись. – Прежде чем она успела что-то сказать, я сказал: – Мы уже решили проблему с твоей уни.

– Из твоих уст это звучит так... я даже не знаю...

– Ты ее так называешь.

У нее имелись названия практически для всего. Кто, блядь, знал, откуда они брались? Некоторые из них лежали на поверхности, но без сомнения, их происхождение брало начало из глубоких недр ее воображения.

Моя жена пожала плечами, то ли от моего комментария, то ли от того, что она сделала дальше. Это была загадка, которая принадлежала только ей. Я указал Марипосе направление, когда она взобралась на руль, повернувшись ко мне спиной и попой. Она положила свои руки поверх моих, как только удобнее устроилась. Я направил железного коня вверх, и она закричала! когда мы пролетали под пологом деревьев.

Ее смех, казалось, отдавался эхом, когда она немного расслабилась.

– Давай, Марипоса, – сказал я ей. – Раскинь руки.

Как только Марипоса почувствовала себя достаточно уверенно, медленно, сначала нерешительно, она раскрыла руки, как будто летела. Марипоса засмеялась, но на этот раз немного тише, почти так, как будто это предназначалось только для нее. Что-то, что она должна помнить, если когда-нибудь окажется там, где была раньше. Посреди битвы за свою жизнь.

Это было чертовски душераздирающе.

Я не мог обещать ей этого. Жизнь непредсказуема, особенно та жизнь, которую вел я, и самое большее, в чем я мог поклясться, это то, что о ней всегда позаботятся, если со мной что-то случится, в плане денег.

Когда деревья расступились и лес выплюнул нас, мы увидели Розарию вдалеке, недалеко от дома. Она держала в руке свой телефон, нацелившись на нас, и когда мы были достаточно близко, она опустила его.

Несколько мгновений спустя Марипоса получила текстовое сообщение, и огромная улыбка озарила ее лицо, когда она проверила его. Она показала его мне: мы вдвоем выходим из леса, бабочка передо мной учится жить – как использовать эти растущие крылья.

Розария кивнула мне, и я кивнул в ответ. Затем она и ее сестра, а также трое сопровождавших их мужчин, поднялись на борт своей яхты.

– Что теперь, Капо? – У Марипосы перехватило дыхание.

– Переоденься, – сказал я, кивнув в сторону дома. – Сегодня мы поужинаем над водой.


12

МАРИ

Погрузившись в глубокую ванну, я задумалась, сколько подобных владений было у семьи Фаусти. Сколько яхт. Сколько машин. Сколько самолетов. Я не думала, что яхты, машины или самолеты – это большой секрет, но что насчет таких секретных мест, как это? Чувствовала, что за это знание придется заплатить высокую цену, и не в виде денег. Эти места, вероятно, были похожи на все затонувшие сокровища под водой – они существовали, но знание об их местонахождении могло стоить вам жизни.

Я понятия не имела, что Капо делал для семьи Фаусти, но могла бы это выяснить, захоти я поиграть в эту игру. Мне было все равно.

Было легко заметить, что Капо и Рокко были чем-то похожи, и Рокко мне очень нравился. Его жена, Розария? Что насчет нее? Не особо. Она всегда была дружелюбна ко мне, но иногда я видела осуждение в ее глазах. Как будто она сравнивала нас и задавалась вопросом, почему он женился на мне, а не на ней. И потом то, как она смотрела на моего мужа.

Она хотела его. И ее сестра тоже.

Огонь, не имеющий ничего общего с температурой воды, сжигал меня изнутри. Я не ревновала к Розарии, но ее откровенный пристальный взгляд выводил меня из себя. Это было грубо, и я почувствовала облегчение, когда они покинули это место.

Но фотография, которую она сделала, вызвала улыбку на моем лице. Я собиралась вставить ее в рамку. Уже обдумывала, куда повесить ее в нашем доме в Нью-Йорке, когда снова заиграла песня, которую я слушала на яхте. Я перестала тереть кожу намыленной мочалкой и слегка наклонилась в сторону.

Капо принял душ и стоял перед зеркалом с полотенцем на талии, зачесывая волосы назад.

Улыбка, которую я не могла сдержать, расплылась по моему лицу. Ранее все его мысли и внимание были где-то в другом месте, и я подумала, что это связано с неожиданным появлением Розарии. Но перед купанием он сказал мне кое-что, что дало ответ на загадку после того, как я собрала все подсказки вместе.

– Почему кто-то желает жить вечно? – спросил он меня.

Мои пальцы замерли на крючке бюстгальтера. Я как раз собиралась его снять. Встретилась с Капо взглядом в зеркале.

– Эм... потому что жизнь настолько хороша, что это кажется хорошей идеей?

– Хорошая идея, – повторил Капо, в его голосе прозвучала интригующая нотка.

Казалось, эта мысль даже не приходила ему в голову – что кто-то может не хотеть умирать. Или что принять смерть так же просто, как принять тот факт, что мы все должны дышать, чтобы жить. Это просто часть жизни. То есть, я знала, что смерть – это часть жизни, и я никогда даже не думала о том, что хотела бы жить вечно, но в последнее время... я могла понять, почему кто-то может этого хотеть.

– Да, – сказала я, снимая лифчик. – Может быть, если ты найдешь что-то или кого-то, ради кого стоит жить... разве ты бы захотел, чтобы твоя жизнь оборвалась?

– Смерть неизбежна, – сказал Капо. – И жить вечно было бы крайне утомительно. Вместо того чтобы хотеть жить вечно, кто-то может посчитать более разумным умереть прямо перед тем, ради кого он так или иначе живет. Тогда не пройдет и секунды, как им придется ощутить эту потерю.

– Что? – Я едва слышно выдохнула. Не потому, что его логика не имела смысла, или что Капо сказал это в романтической манере, но правдивость его слов поразила меня в самое сердце.

Мой муж пожал плечами.

– Для меня это имеет больше смысла.

– Ты думал об этом?

Капо кивнул.

– С тех пор, как ты впервые поставила эту песню. Тебе нравится размышлять над словами.

Он оставил меня стоять там, а сам направился в душ. Я же так и не нашлась, что ответить. Пока не пустила воду в ванной, я не поняла, почему он думал об этом – о тексте песни – и именно поэтому он был так задумчив весь день. Капо пытался понять, как я понимаю историю, лежащую в основе песни.

Честно говоря, я просто пыталась ее запомнить.

Я моргнула, когда Капо что-то сказал мне – он собирался лично проследить за тем, чтобы нам накрыли ужин. Я кивнула и посмотрела, как он уходит. Капо был уже одет, и от него тянулся тонкий шлейф одеколона, который все еще оставался в капельках водяного пара.

Он сменил песню, тоже на что-то более старое – куда более старое, чем он сам. I've Got a Crush on You.

Я погрузилась в ванну поглубже, нырнув под воду, позволяя воде смыть насыщенность событий этого дня. Было ощущение, что я покрылась коркой соли, и когда я всплыла обратно, ее кусочки плавали на поверхности. Я задерживала дыхание, но, хотя я и пробыла под водой чуть дольше обычного, я не собиралась в ближайшее время бить рекорды. Может быть, у меня была клаустрофобия, потому что, находясь под водой, я почти чувствовала панику, как будто доступ кислорода в мои легкие перекрывали, и я начинала задыхаться. Я всплыла, отплевываясь и вытирая волосы с лица. Мои легкие горели, и я глотала воздух.

Затем, когда я полностью открыла глаза, то увидела, что Капо стоит у стены и смотрит на меня. Прежде чем я успела понять, что он делает, он поднял меня из ванны, мокрую до нитки, и отнес в основную ванную комнату. Он взял полотенце с полотенцесушителя и укутал им меня, прежде чем усадить меня на пол.

– Не задерживай дыхание, когда меня нет рядом, – сказал он.

Я кивнула, не зная, что еще сказать или сделать. Я открыла рот, чтобы спросить об ужине, но Капо взял полотенце и притянул меня к себе. Наши тела столкнулись, губы тоже, и после этого все стало очень скользким. Я не была уверена, был ли пар на зеркалах от горячей ванны или он исходил от нашего горячего дыхания.

Капо оставил меня снова вымыться и сказал, что ужин был готов десять минут назад, но чтобы я не торопилась собираться.

Через тридцать минут макияж и прическа были готовы, и я была полностью готова. Когда я ходила по магазинам на Санторини, я выбрала два платья. Я искала только одно, для поездки в Афины, но мне приглянулось другое, и я не могла оставить его без внимания.

Это платье напомнило мне мое свадебное платье, но в более раскрепощенном его варианте. Я хотела шокировать Капо – не тем, как работает мой ум, или тем, что вылетает из моего рта, а своим телом.

Мое свадебное платье выглядело так, будто было сшито из крыльев бабочки, вены, проходящие через него, были так очевидны в дизайне платья. Это было то, что мы разделяли между собой – голубая бабочка имела для нас двоих особое значение.

Это платье...

Я провела по нему рукой, слегка вздохнув. Оно было белым и почти прозрачным, но вены бабочки были так заметны, окрашенные в насыщенный синий цвет Санторини. Линии были очень тонкими, но платье выглядело так, будто его собрали из мягких лоскутков материала.

Я решила сделать легкий макияж, позволив загару подчеркнуть цвет моих светло-коричневых глаз и черты лица. Волосы рассыпались вокруг меня волнами. Грудь упиралась в материал, соски были твердыми, несмотря на тепло, а глубокое V-образное декольте подчеркивал кулон Афродиты, который подарил мне Капо. Под мягким светом ванной комнаты рубин сверкал, как и кольца на безымянном пальце моей левой руки.

Материал приятно прижимался к телу, и, поскольку у нас был ужин в домашней обстановке, я решила не надевать сандалии и пойти босиком. Я взяла свои духи, чтобы побрызгаться перед выходом на улицу, но вместо этого схватила новый флакон. Он лежал там, когда я потянулась за лосьоном для тела. Лосьон был от дизайнера, о котором я слышала раньше, и флакон был таким же прекрасным, как и аромат, заключенный в нем. Он был голубым, как воды Сицилии и Греции, и пах цитрусовыми, лимонами и апельсинами, с нотками чего-то цветочного.

Раньше я влюблялась в аромат, потому что он заставлял меня почувствовать то, что я не имела возможности почувствовать в обычной жизни. На этот раз я влюбилась в него, потому что он заставил меня почувствовать себя женщиной. Я знала, что каждый раз, когда я его наношу, он заставляет меня думать о Капо и о нашем пребывании на Сицилии и в Греции.

Время, которое превращало девушку, которая всегда бежала от жизни, в женщину, которая принимала ее – ад и все вытекающие.

Дядя Тито говорил мне, что запахи обладают силой. Они обладают магией возвращать нас к людям и местам – к тому, кем мы были в прошлом и что чувствовали тогда. Я знала, что принюхиваясь к запаху этих духов, я буду думать о прохладном море, горячей коже, соли на губах; о купании голышом ночью под звездами; о походах в места, где растут только полевые цветы и пасутся козы; о том, как я ввалилась на чью-то свадьбу и танцевала до тех пор, пока мое лицо не стало выглядеть так, будто на нем навсегда застыла улыбка; о сплаве на плоту по горе Олимп; о сплаве на каяках по воде, настолько прозрачной, что ее поверхность напоминала стекло, а глубины были похожи на голубые и зеленые сокровища; о сексе в укромных бухтах; о пиратах; и еде, на употребление которой порой требовалось не дюжее мужество, например, салат из морских ежей (только что выловленных из моря) и баранины, и о сладком привкусе гранатов, задерживающемся на моем языке...

Будто этот флакон и жидкость в нем запечатлели все эти моменты и навсегда запечатлелись в моих чувствах. Я сказала Капо, что хочу взять с собой домой немного моря, чтобы запомнить эту поездку, но вместо этого он подарил мне нечто гораздо более мощное.

Воспоминания в бутылке.

Я никогда не чувствовала такого прекрасного запаха на своей коже. Он был легким, но оставался в воздухе даже после того, как я уходила. Этот аромат был дороже всех остальных, но это не имело значения. Он был бесценен для меня тем, что заставлял меня чувствовать.

То же самое чувство я испытала в церкви, когда Капо ждал меня в день нашей свадьбы, заставляя мои ноги двигаться, и я последовала на улицу под песню Фрэнка Синатры.

Мой муж ждал меня, наблюдая, как женщина и мужчина накрывают для нас стол. От дома – виллы? – к воде тянулся длинный пирс, на конце которого стоял стол. Над ним бугенвиллеи создавали своеобразный навес. В свете зажженных факелов, выстроившихся в ряд вдоль пирса, цветы казались неоново-розовыми на фоне пламени и заходящего солнца.

Когда мужчина и женщина начали возвращаться к дому, я встала чуть в стороне. Я не хотела, чтобы они увидели меня и выдали мое присутствие. Капо кивнул им, когда они приблизились, они кивнули в ответ, а затем исчезли через другую дверь, ведущую в другую часть дома.

Капо подошел к концу пирса и посмотрел на еду, затем на воду. Через минуту он обернулся.

Наши глаза встретились, и я слегка помахала рукой.

Капо встретил меня на полпути и взял мое запястье, его нос задержался на моем пульсе.

– Ты нюхаешь меня, Капо, – сказала я. Когда он посмотрел мне в глаза, я улыбнулась.

– Я бы вдохнул тебя всю, если бы мог, – сказал он.

– Такой голодный, да?

– Изголодался. – Он протянул мне руку, и мы прошли остаток пирса вместе.

Мне не хотелось благодарить его за новые духи, но я хотела, чтобы Капо знал, что они значат для меня, по-своему.

– Других духов, которые ты мне покупал до этого, было достаточно, ― сказала я. – Но эти... – Я подняла руку, чтобы Капо мог снова понюхать мое запястье. – Они... голубые.

Я усмехнулась, заметив, как слегка нахмурились его брови, а он прищурился.

Голубой, – сказала я, – мой любимый цвет. Он... мне идет.

Его глаза пробежались по моему платью, и моя кожа стала такой же разгоряченной, как и пламя факелов.

Марипоса7, – сказал он в своей очаровательной манере, – подходит тебе.

– И это тоже. Бабочка... – Я подняла руки и повернулась так, чтобы он мог разглядеть все платье. – Я всегда восхищалась вещами, за которые приходится бороться, чтобы найти красоту в жизни. Шрамы... – Я медленно провела пальцем по одной из светло-голубых вен. – Они делают бабочек еще краше для меня лично.

Затем я взглянула на шрам на его шее, прежде чем снова встретиться с ним взглядом.

– Ты уже обрела свои крылья, Марипоса?

Я пожала плечами.

– Не знаю. Я чувствую себя иначе, но при этом я... все еще я.

– Нет никого другого, кем бы я хотел, чтобы ты была. – Капо взял меня за руку и подвел к столу, где выдвинул мне стул. Я поблагодарила его по-итальянски, прежде чем он сел рядом со мной.

Это была красивая сервировка. Свечи в стекле. Столовое серебро с ручками, которые казались сделанными из перламутра. Тарелки, похожие на внутреннюю часть устричной раковины. Настоящие устрицы лежали на льду на стороне Капо в серебряном ведерке, а стол был заставлен едой, которую можно было есть руками. Я взяла оливку и рассматривала ее, пока между нами раздавался только шум волн, накатывающих на берег. Через минуту или две я повернулась и встретилась с его глазами. Я чувствовала, как он изучает мое лицо – мой профиль.

– Ты спросила меня во время нашей встречи: «Почему я?»

– О, – сказала я, когда поняла, о чем он говорит. – Почему ты выбрал меня для этого... – я показала между нами, – «соглашения»?

Он кивнул.

– И я ответил тебе.

И когда Капо повторил мне свои слова, сказанные им в тот день в кабинете Рокко, воспоминание ожило в моем сознании – такое же яркое, как цветы над нашими головами в темноте.

– Ты не похожа на остальных, – сказал Капо. – Ты выделяешься. Ты могла бы стать королевой на троне. Той, которую я счел бы за честь назвать своей женой. У тебя самое красивое лицо, какое я когда-либо видел. – Он сцепил пальцы, наблюдая за мной еще более пристально, почти изучая меня так, как я не привыкла: с благодарностью. – Человек сказал: «Вот кость от кости моей и плоть от плоти моей; она будет называться женщиной, ибо она произошла от человека». Для меня было бы честью назвать тебя костью от кости моей; плотью от плоти моей. Своей женой.

Капо смотрел на меня иначе, чем тогда – с той же благодарностью, но при этом увереннее... Я принадлежала ему. И когда он повторял слова, «кость моей кости», его рука обхватила мое запястье. Когда он произнес «плоть от плоти моей», он положил свою руку с бьющимся под кожей пульсом рядом с моей. Затем он приложил руку к сердцу, повторяя «моя женщина».

Слова Капо прозвучали не романтично и не с тоской. Он произносил холодную, жесткую правду. Несмотря на это, во мне поднялся тот же всплеск тепла, грозящий унести меня под воду. Но меня беспокоила не вероятность утопления. Я знала, где находится сокровище, и надеялась, что мой муж всегда приведет меня к нему. Это был он – кусочки его жизни, которыми он делился со мной.

– Сегодня у меня есть для тебя более простой ответ, – сказал он.

Я кивнула, сопротивляясь желанию раздавить между пальцами оливку, которая была прижата запястьем к его сердцу.

– Просто, – сказал он по-итальянски, – это не может быть никто другой. Ты была единственной, кто выбрал меня. – Затем, поднеся мою руку к своим губам, он съел мою оливку. – Я умираю с голоду, – продолжил он на том же языке. – Пора поесть.

Я не была уверена, что удовлетворило его больше – еда или я.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю