Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Белла Ахмадулина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Ахмадулина Белла
Стихотворения

Белла Ахмадуллина

Стихотворения

содержание

Сны о грузии ("Сны о Грузии – вот радость!..")

Грузинских женщин имена ("Там в море паруса плутали ...")

"Смеясь, ликуя и бунтуя..."

Абхазские похороны ("Две девочки бросали георгины ...")

"Все это надо перешить..."

Чужое ремесло ("Чужое ремесло мной помыкает ...")

"Ты говоришь – не надо плакать..."

День поэзии ("Какой безумец празднество затеял ...")

Новая тетрадь ("Смущаюсь и робею пред листом ...")

Старинный портрет ("Эта женщина минула...")

Мазурка шопена ("Какая участь нас постигла...")

Вулканы ("Молчат потухшие вулканы...")

Садовник ("Я не скрипеть прошу калитку...")

Лунатики ("Встает луна, и мстит она за муки...")

"Человек в чисто поле выходит..."

"Влечет меня старинный слог..."

Бог ("За то, что девочка Настасья...")

"Вот звук дождя как будто звук домбры..."

Твой дом ("Твой дои, не ведая беды...")

Август ("Так щедро август звезды расточал...")

Апрель ("Вот девочки – им хочется любви...")

Нежность ("Так ощутима эта нежность...")

Несмеяна ("Так и сижу – царевна Несмеяна...")

"В тот месяц май, в тот месяц мой..."

"Не уделяй мне много времени..."

Сентябрь ("Что за погода нынче на дворе?..")

Декабрь ("Мы соблюдаем правила зимы...")

"Мы расстаемся – и одновременно..."

Мотороллер ("Завиден мне полет твоих колес...")

Газированная вода ("Вот к будке с газированной водой...")

Тоска по Лермонотову ("О Грузия, лишь по твоей вине...")

Стихотворение, написанное во время бессонницы в Тбилиси ("Мне

пляшущей под мцхетскою луной...")

Прощание ("А напоследок я скажу...")

"По улице моей который год..."

Мои товарищи ("Пока!– товарищи прощаются со мной...")

Маленькие самолёты ("Ах, мало мне другой заботы...")

Магнитофон ("В той комнате под чердаком...")

Сон ("О опрометчивость моя!..")

Заклинание ("Не плачьте обо мне – я проживу...")

"Однажды, покачнувшись на краю..."

Слово ("Претерпевая медленную юность...")

Немота ("Кто же был так силен и умен?..")

Другое ("Что сделалось? Зачем я не могу...")

Вступление в простуду ("Прост путь к свободе, к ясности ума...")

Воскресный день ("О, как люблю я пребыванье рук...")

Сумерки ("Есть в сумерках блаженная свобода...")

В опустевшем доме отдыха ("Впасть в обморок беспамятства, как

плод...")

Дождь и сад ("В окне, как в чуждом букваре...")

"Зима на юге. Далеко зашло..."

Осень ("Не действуя и не дыша...")

Болезнь ("О боль, ты – мудрость. Суть решений...")

Пейзаж ("Еще ноябрь, а благодать...")

Зима ("О жест зимы ко мне...")

Биографическая справка ("Все началось далекою порой...")

Клянусь ("Тем летним снимком на крыльце чужом...")

Уроки музыки ("Люблю, Марина, что тебя, как всех...")

"Четверть века, Марина, тому..."

Свеча ("Всего-то – чтоб была свеча...")

Снегопад ("Снегопад свое действие начал...")

Метель ("Февраль – любовь и гнев погоды...")

Симону Чиковани ("Явиться утром в чистый север сада...")

Гостить у художника ("Итог увяданья подводит октябрь...")

Зимняя замкнутость ("Странный гость побывал у меня в феврале ...")

Варфоломеевская ночь ("Я думала в уютный час дождя...")

"Последний день живу я в странном доме..."

Рисунок ("Рисую женщину в лиловом...")

Не писать о грозе ("Беспорядок грозы в небесах!..")

"Весной, весной, в ее Начале..."

"Прощай! Прощай! Со лба сотру..."

Прощание с Крымом ("Перед тем, как ступить на балкон ...")

"Мне вспоминать сподручней, чем иметь..."

Воспоминание о Ялте ("В тот день случился праздник на земле...")

Семья и быт ("Сперва дитя явилось из потемок небытия...")

Описание ночи ("Глубокий плюш казенного Эдема...")

Описание комнаты ("Ты, населивший мглу вселенной...")

Описание боли в солнечном сплетении ("Сплетенье солнечное – чушь?..")

"Случилось так, что двадцати семи..."

Ночь ("Уже рассвет темнеет с трех сторон...")

Плохая весна ("Пока клялись беспечные снега...")

"Я думаю: как я была глупа..."

"Так дурно жить, как я вчера жила..."

"Как долго я не высыпалась..."

"Бьют часы, возвестившие осень..."

Снимок ("Улыбкой юности и славы...")

"Опять сентябрь, как тьму времен назад..."

Это я... ("Это я – в два часа пополудни...")

"Что за мгновенье! Родное дитя..."

"В той тоске, на какую способен..."

Лермонтов и дитя ("Под сердцем, говорят. Не знаю...")

Медлительность ("Замечаю: душа не прочна...")

"...И отстояв за упокой..."

Андрею Вознесенскому ("Ремесло наши души свело...")

Метель. Ожидание ёлки ("Благоволите, сестра и сестра...")

Ада ("Что в бедном имени твоем...")

"Жила в покое окаянном..."

"Он поправляет пистолет..."

Метель ("Переделкино снег заметал...")

Строка ("Пластинки глупенькое чудо...")

Подражание ("Грядущий день намечен был вчерне...")

"Предутренний час драгоценный..."

"Собрались, завели разговор..."

Дачный роман ("Вот вам роман из жизни дачной...")

"Как никогда, беспечна и добра..."

"Я вас люблю, красавицы столетий..."

Сон ("Наскучило уже, да и некстати...")

Дом и лес ("Этот дом увядает, как лес...")

"Я завидую ей – молодой..."

Из цикла "Жиещины и поэты" ("Так, значит, как вы делаете, друга?..")

Ночь перед выступлением ("Сегодня, покуда вы спали, надеюсь...")

"Ни слова о любви! Но я о ней ни слова..."

Отрывок из маленькой поэмы о Пушкине (ноябрь 1823 года)

1. Он и она ("Каков?– Таков: как в Африке, курчав...")

2. Он – ей ("Я не хочу Вас оскорбить письмом...")

Взойти на сцену ("Пришла и говорю: как нынешнему снегу...")

"Потом я вспомню, что была жива..."

Дом ("Я вам клянусь: я здесь бывала!..")

Два гепарда ("Этот ад, этот сад, этот зоо...")

"Какое блаженство, что блещут снега..."

"Прохожий, мальчик, что ты? Мимо..."

Воспоминание ("Мне говорят: который год...")

Февраль без снега ("Не сани летели – телега...")

"За что мне все это?.."

"Пришла. Стоит. Ей восемнадцать лет..."

"Сад еще не облетал..."

"Завидна мне извечная привычка..."

"Я школу Гнесиных люблю..."

"У тысячи мужчин, влекомых вдоль Арбата..."

Стихотворение, написанное давным-давно ("Пятнадцать мальчиков...")

"Моя машинка – не моя..."

Москва ночью при снеге (отрывок; "Родитель-хранитель-ревнитель

души...")

"Стихотворения чудный театр..."

Победа ("В день празднества, в час майского дождя...")

Анне Каландадзе ("Как мило все было, как странно...")

"Я столько раз была мертва..."

"Помню – как вижу, зрачки затемню..."

"Я знаю, все будет: архивы, таблицы..."

Путник ("Прекрасной медленной дорогой...")

Сказка о дожде

01. "Со мной с утра не расставался Дождь..."

02. "Но я была в тот дом приглашена..."

03. "Хозяин дома оказал мне честь..."

04. "Признаться, я любила этот дом..."

05. "Хозяйка дома, честно говоря..."

06. "Одна из гостий, протянув бокал..."

07. "Все, Дождь, тебе припомнится потом!.."

08. "Тем временем, для радости гостей..."

09. "Тут хор детей возник невдалеке..."

10. "Лень, как болезнь, во мне смыкала круг..."

11. "Хозяйка налила мне коньяка..."

12. "Прошел по спинам быстрый холодок..."

13. "Пугал прохожих вид моей беды..."

Озноб ("Хвораю, что ли,– третий день дрожу...")

Приключение в антикварном магазине ("Зачем?– да так, как входят в

глушь осин...")

Глава из поэмы

I. "Начну издалека, не здесь, а там..."

II. "Он утверждал: "Между теплиц..."

Луг зелёный

текст к телевизионному фильму режиссера А.Ремиашвили "Луг зеленый"

Вступление ("Еще не рассвело во мгле экрана...")

Город ("О зритель, ты бывал в Тбилиси?..")

Мастерская ("Понаблюдаем за экраном...")

Зелёный луг ("Зеленый луг – всему начало...")

Девушка ("Художник смотрит в даль пространства...")

Город ("Привет Вам! Снова все мы в сборе...")

Море ("Погрезим о морском просторе!..")

Скульптура ("Друзья, победа и блаженство!..")

Зелёный луг ("Луг зеленый, чистый дождик...")

Художник ("Вы скажете, что не разумен...")

Монолог художника ("Художник медлит, дело к полдню...")

Девушка ("Мы рассуждаем про искусство ...")

Город ("О зритель, ты бывал в Тбилиси?..")

Моя родословная

От автора ("Вычисляя свою родословную...")

01. "...И я спала все прошлые века..."

02. "Каков мерзавец! Пусть он держит речь..."

03. "Уж я не знаю, что его влекло..."

04. "Одновременно нужен азиат..."

05. "Меж тем шарманщик странно поражен..."

06.

07. "Конец столетья. Резкий крен основ..."

08.

09. "Грянь и ты, месяц первый, Октябрь..."

10. "Ну что ж. Уже все ближе, все верней..."

11. "Я – скоро. Но покуда нет меня..."

12. "Каков мерзавец! Но, средь всех затей..."

13. "Что еще вам сказать?.."

переводы

Николоз Бараташвили

Мерани ("Мчится Конь – без дорог, отвергая дорогу любую...")

Галактион Табидзе

Поэзия – прежде всего ("О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы...")

Тебе тринадцать лет ("Тебе тринадцать лет. О старость этих...")

Персиковое дерево ("Опять смеркается, и надо...")

Мери ("Венчалась Мери в ночь дождей...")

Снег ("Лишь бы жить, лишь бы пальцами трогать...")

Орлы уснули ("Вот сказки первые слова...")

Скорее – знамена! ("Светает! И огненный шар...")

Платаны Шиндиси ("С чем платаны Шиндиси сравню?.."

"Мир состоит из гор..."

Натэла из Цинандали ("Я птицей был, мне разрешалось...")

Из рассказанного луной... ("К реке подходит маленький олень...")

"Все желтое становится желтей..."

"Брат мой, для пенья пришли, не для распрей..."

Георгий Леонидзе

Мой Паоло и мой Тициан ("Склон Удзо высокой луной осиян..."

"Чего еще ты ждешь и хочешь, время?.."

"Как в Каспийской воде изнывает лосось..."

Симон Чиковани

Начало ("О стихи, я бы вас начинал..."

Морская раковина ("Я, как Шекспир, доверюсь монологу...")

"Две округлых улыбки – Телети и Цхнети..."

Метехи ("Над Метехи я звезды считал...")

Прекратим эти речи на миг... ("Прекратим эти речи на миг...")

На набережной ("Я в семь часов иду – так повелось...")

От этого порога... ("От этого порога до того...")

Олени на гумне ("Я молод был. Я чужд был лени..."

Быки ("Что за рога украсили быка!.."

Анания ("Люблю я старинные эти старания...")

В Сигнахи, на горе ("Я размышлял в Сигнахи, на горе...")

Гремская колокольня ("Всему дана двойная честь...")

По пути в сванетию ("Теперь и сам я думаю: ужели...")

Задуманное поведай облакам ("А после – шаль висела у огня..."

Девять дубов ("Мне снился сон – и что мне было делать?..")

три стихотворения о Серафите:

Раздумья о Cерафите ("Как вникал я в твое многолетие, Мцхета...")

Зову Cерафиту ("Не умерла, не предана земле...")

Гранатовое дерево у гробницы серафиты ("И встретились...")

Сказанное во время бомбежки ("В той давности, в том времени

условном..."

Осколки глиняной чаши ("...И ныне помню этот самолет...")

Карло Каладзе

Жизнь лозы

I. "Солнце гуляет по-над берегами Иори..."

II. "Слава, Манави, тому, кто затеял однажды..."

III. "Было – но есть, ибо память не знает разлуки..."

IV. "Хочет лоза говорить, повисая бессильно..."

"С гор и холмов, ни в чем не виноватых..."

"На берегу то ль ночи, то ли дня..."

"Эти склоны одела трава..."

"Летит с небес плетеная корзина..."

"Когда расцеловал я влагу..."

Русскому поэту – моему другу ("Я повторю: "Бежит, грохочет Терек"..."

На смерть поэта ("В горле моем заглушенного горя мгновенье...")

Ираклий Абашидзе

Корни ("Вознесен над Евфратом и Тигром...")

Хвамли ("Я, как к женщинам, шел к городам...")

Опустевшая дача ("Увы, ущелие пустое!..")

"Я книгочей, я в темень книг глядел.."

"Жаждешь узреть – это необходимо..."

"Ты увидел? Заметил? Вгляделся?.."

Далекая Шхелда ("Тот снег – в ожидании нового снега..."

Камень ("Я сравнивал. Я точен был в расчетах...")

Весна ("Деревья гор, я поздравляю вас...")

Григол Абашадзе

Память ("В час, когда осень щедра на дожди...")

"Я сам не знаю, что со мной творится..."

из стихов Турмана Торели

1. На бойне ("Грянула буря. На празднестве боли...")

2. Единственный свет ("Глядит из бездны прежней жизни остов...")

Иосиф Нонешвили

"Вот я смотрю..."

Анна Каландадзе

Мравалжамиер ("Твоим вершинам...")

"Все, что видела и читала..."

"Ты такое глубокое..."

"Вот солнце..."

В Зедазени ("Лето заканчивается поспешно..."

В Шиомгвиме ("Железный балкон...")

Входила в гурию Каланда ("Я помню изгородь под инеем...")

По дороге в бетанию ("Шиповник...")

"Снег аджаро-гурийских гор..."

"Охотник сумрачно и дерзко..."

Звёзды ("Апрельская тихая ночь теперь...")

"Громче шелести..."

Разговор с Чиамарией в День Победы ("О медлительная побелка...")

Я слечу, сирень... ("Небо синее...")

"Когда прохожу..."

"О бабочек взлеты и слеты!.."

Я совсем маленькая веточка... ("Вот я стою – ни женщина, ни

девочка...")

"Как пелось мне и бежалось мне..."

О магнолия, как я хочу быть с тобой! ("За листом твоим...")

Молитва змеи ("Как холодна змея...")

Татарке девушке ("Татарка девушка...")

Бубны ("Когда я говорить устану...")

"Я тебя увенчаю короной..."

Скажи мне, Чиамария... ("Чиамария, чиамария...")

"Свирель поет печально..."

"Он безмолвствует..."

"Какие розовые щеки..."

Ладо Асатиани ("Где-то поблизости...")

"Долгой жизни тебе..."

Облака ("Грозы и солнца перемирие...")

"О, пусть ласточки обрадуют нас вестью..."

"Тень яблони..."

"Перекликаются куропатки..."

Тута ("Чего, чего же хочет тута?..")

"Когда наступит ночь..."

"Что делает весна..."

"О ты, чинара..."

Арчил Сулакаури

"Опять нет снега у земли..."

Михаил Квливидзе

И ты ("О, уезжай! Играй, играй...")

Гагра ("Меж деревьев и дач – тишина...")

Пан ("Старый дуб, словно прутик, сгибаю...")

Из непосланного письма ("Как сверкают и брызгают капли!..")

В поезде ("Между нами – лишь день расстоянья...")

Продолжение следует ("Я говорю вам: научитесь ждать!..")

31 Декабря ("Этот день – как зима, если осень причислить к зиме...")

Соблюдающий тишину ("...В этом мире, где осень, где розовы детские

лица...")

Конец охотничьего сезона ("Октябрь. Зимы и лета перепалка...")

С тех пор ("Сколько хлопьев с тех пор...")

""О милая!" – так я хотел назвать..."

Лирический репортаж с проспекта Руставели ("Ошибся тот, кто думал, что

проспект...")

Дачная сюита ("Старомодные тайны субботы...")

Северная баллада ("Только степи и снег...")

Очки ("Вот кабинет, в котором больше нет...")

"В ночи непроходимой, беспросветной..."

Ностальгия (""Беговая", "Отрадное"... Радость и бег...")

"Он ждал возникновенья своего..."

Масштабы жизни ("Как комната была велика!..")

"Когда я целую тебя..."

Северный пейзаж ("Я видел белый цвет земли...")

"Родное – я помню немало родных..."

Стихотворение с пропущенной строкой ("Земля, он мертв. Себе его

возьми...")

Песня ("Я, как гора, угрюм. А ты горда...")

"Когда б я не любил тебя – угрюмым..."

"Я, человек, уехавший из Грузии..."

Посвящение ("Ты – маленькая ростом. Я – высок...")

Бегство от тебя в мцхету ("О, как дожди в то лето лили!..")

"Домик около моря. О, ты..."

На смерть Э.Хемингуэя ("Охотник непреклонный!..")

Тийю ("Чужой страны познал я речь...")

Тамаз Чиладзе

Солнечный зимний день ("Вот паруса живая тень...")

Петергоф ("Опять благословенный Петергоф...")

"Да не услышишь ты..."

"Колокола звонят, и старомодной..."

Отар Чиладзе

Снег ("Как обычно, как прежде, встречали мы ночь...")

"В быт стола, состоящий из яств и гостей..."

"Я попросил подать вина и пил..."

Шел дождь... ("Шел дождь-это чья-то простая душа...")

Пицунда ("Эта зелень чрезмерна для яви...")

Бессонница ("Было темно. Я вгляделся: лишь это и было...")

"Бог памяти, бог забыванья!.."

Первый день осени ("Я вижу день и даже вижу взор...")

Комната ("Поступок неба – снегопад...")

Сон ("Земля мерещится иль есть...")

Белое поле ("Я крепко спал при дереве в окне...")

Ферзевый гамбит ("Следи хоть день-деньской за шахматной доской...")

Сны о грузии

Сны о Грузии – вот радость!

И под утро так чиста

виноградовая сладость,

осенявшая уста.

Ни о чем я не жалею,

ничего я не хочу

в золотом Свети-Цховели

ставлю бедную свечу.

Малым камушкам во Мцхета

воздаю хвалу и честь.

Господи, пусть будет это

вечно так, как ныне есть.

Пусть всегда мне будут в новость

и колдуют надо мной

милой родины суровость,

неясность родины чужой.

Грузинских женщин имена

Там в море паруса плутали,

и, непричастные жаре,

медлительно цвели платаны

и осыпались в ноябре.

И лавочка в старинном парке

бела вставала и нема,

и смутно виноградом пахли

грузинских женщин имена.

Они переходили в лепет,

который к морю выбегал

и выплывал, как черный лебедь,

и странно шею выгибал.

Смеялась женщина Ламара,

бежала по камням к воде,

и каблучки по ним ломала,

и губы красила в вине.

И мокли волосы Медеи,

вплетаясь утром в водопад,

и капли сохли, и мелели,

и загорались невпопад.

И, заглушая олеандры,

собравши все в одном цветке,

витало имя Ариадны

и растворялось вдалеке.

Едва опершийся на сваи,

там приникал к воде причал.

"Цисана!" – из окошка звали.

"Натэла!" – голос отвечал...

* * *

Смеясь, ликуя и бунтуя,

в своей безвыходной тоске,

в Махинджаури, под Батуми,

она стояла на песке.

Она была такая гордая

вообразив себя рекой,

она входила в море голая

и море трогала рукой.

Освободясь от ситцев лишних,

так шла и шла наискосок.

Она расстегивала лифчик,

чтоб сбросить лифчик на песок.

И вид ее предплечья смутного

дразнил и душу бередил.

Там белое пошло по смуглому,

где раньше ситец проходил.

Она смеялася от радости,

в воде ладонями плеща,

и перекатывались радуги

от головы и до плеча.

Абхазкие похороны

Две девочки бросали георгины,

бросали бережливо, иногда,

и женщины устало говорили:

– Цветы сегодня дороги – беда...

И с жадным страхом улица глядела,

как девочки ступали впереди,

как в отблесках дешевого глазета

белым-белели руки на груди.

Несли венки, тяжелые, скупые,

старушек черных под руки влекли.

Да, все, что на приданое скопили,

все превратилось в белые венки.

На кладбище затеяли поминки,

все оживились, вздрогнули легко,

и лишь глаза у женщины поникли

и щеки провалились глубоко.

Но пили, пили стопкою и чашкой

и горе отпустило, отлегло,

и на дороге долго пахло чачей,

и голоса звучали тяжело.

И веселились песни хоровые,

забывшие нарочно про беду...

Так девочку Геули хоронили.

Давно уже – не в нынешнем году

* * *

– Все это надо перешить,

сказал портной,– ведь дело к маю.

– Все это надо пережить

сказала я,– я понимаю.

И в кольцах камушки сменить,

и челку рыжую подрезать,

и в край другой себя сманить,

и вновь по Грузии поездить.

Чужое ремесло

Чужое ремесло мной помыкает.

На грех наводит, за собой маня.

моя работа мне не помогает

и мстительно сторонится меня.

Я ей вовеки соблюдаю верность,

пишу стихи у краешка стола,

и все-таки меня снедает ревность,

когда творят иные мастера.

Поет высоким голосом кинто,

и у меня в тбилисском том духане,

в картинной галерее и в кино

завистливо заходится дыханье.

Когда возводит красную трубу

печник на необжитом новом доме,

я тоже вытираю об траву

замаранные глиною ладони.

О, сделать так, как сделал оператор

послушно перенять его пример

и, пристально приникнув к аппаратам,

прищуриться на выбранный предмет.

О, эта жадность деревце сажать,

из лейки лить на грядках неполитых

и линии натурщиц отражать,

размазывая краски на палитрах!

Так власть чужой работы надо мной

меня жестоко требует к ответу.

Но не прошу я участи иной.

Благодарю скупую радость эту.

* * *

Ты говоришь – не надо плакать.

А может быть, и впрямь, и впрямь

не надо плакать – надо плавать

в холодных реках. Надо вплавь

одолевать ночную воду,

плывущую из-под руки,

чтоб даровать себе свободу

другого берега реки.

Недаром мне вздыхалось сладко

в Сибири, в чистой стороне,

где доверительно и слабо

растенья никнули ко мне.

Как привести тебе примеры

того, что делалось со мной?

Мерцают в памяти предметы

и отдают голубизной.

Байкала потаенный омут,

где среди медленной воды

посверкивая ходит омуль

и перышки его видны.

И те дома, и те сараи,

заметные на берегах,

и цвета яркого саранки,

мгновенно сникшие в руках.

И в белую полоску чудо

внезапные бурундуки,

так испытующе и чутко

в меня вперявшие зрачки.

Так завлекала и казнила

меня тех речек глубина.

Граненая вода Кизира

была, как пламень, холодна.

И опровергнуто лукавство

мое и все слова твои

напоминающей лекарство

целебной горечью травы.

Припоминается мне снова,

что там, среди земли и ржи,

мне не пришлось сказать ни слова,

ни слова маленького лжи.

День поэзии

Какой безумец празднество затеял

и щедро Днем поэзии нарек?

По той дороге, где мой след затерян,

стекается на празднество народ.

О славный день, твои гуляки буйны.

И на себя их смелость не беру.

Ты для меня -торжественные будни.

Не пировать мне на твоем пиру.

А в публике – доверье и смущенье.

Как добрая душа ее проста.

Великого и малого смешенье

не различает эта доброта.

Пока дурачит слух ее невежда,

пока никто не видит в этом зла,

мне остается смутная надежда,

что праздники случаются не зря.

Не зря слова поэтов осеняют,

не зря, когда звучат их голоса,

у мальчиков и девочек сияют

восторгом и неведеньем глаза.

Новая тетрадь

Смущаюсь и робею пред листом

бумаги чистой.

Так стоит паломник

у входа в храм.

Пред девичьим лицом

так опытный потупится поклонник.

Как будто школьник, новую тетрадь

я озираю алчно и любовно,

чтобы потом пером ее терзать,

марая ради замысла любого.

Чистописанья сладостный урок

недолог. Перевернута страница.

Бумаге белой нанесен урон,

бесчинствует мой почерк и срамится.

Так в глубь тетради, словно в глубь лесов,

я безрассудно и навечно кану,

одна среди сияющих листов

неся свою ликующую кару.

Старинный портрет

Эта женщина минула,

в холст глубоко вошла.

А была она милая,

молодая была.

Прожила б она красивая,

вся задор и полнота,

если б проголодь крысиная

не сточила полотна.

Как металася по комнате,

как кручинилась по нем.

Ее пальцы письма комкали

и держали над огнем.

А когда входил уверенно,

громко спрашивал вина

как заносчиво и ветрено

улыбалася она.

В зале с черными колоннами

маскерады затевал

и манжетами холодными

ее руки задевал.

Покорялись руки бедные,

обнимали сгоряча,

и взвивались пальцы белые

у цыгана скрипача.

Он опускался на колени,

смычком далеким обольщал

и тонкое лицо калеки

к высоким звездам обращал.

...А под утро в спальне темной

тихо свечку зажигал,

перстенек, мизинцем теплый,

он в ладони зажимал.

И смотрел, смотрел печально,

как, счастливая сполна,

безрассудно и прощально

эта женщина спала.

Надевала платье черное

и смотрела из дверей,

как к крыльцу подводят чопорных,

приозябших лошадей.

Поцелуем долгим, маетным

приникал к ее руке,

становился тихим, маленьким

колокольчик вдалеке.

О высокие клавиши

разбивалась рука.

Как над нею на кладбище

трава глубока.

Мазурка шопена

Какая участь нас постигла,

как повезло нам в этот час,

когда бегущая пластинка

одна лишь разделяла нас!

Сначала тоненько шипела,

как уж, изъятый из камней,

но очертания Шопена

приобретала все слышней.

И тоненькая, как мензурка

внутри с водицей голубой,

стояла девочка-мазурка,

покачивая головой.

Как эта с бедными плечами,

по-польски личиком бела,

разведала мои печали

и на себя их приняла?

Она протягивала руки

и исчезала вдалеке,

сосредоточив эти звуки

в иглой расчерченном кружке.

Вулканы

Молчат потухшие вулканы,

на дно их падает зола.

Там отдыхают великаны

после содеянного зла.

Все холоднее их владенья,

все тяжелее их плечам,

но те же грешные виденья

являются им по ночам.

Им снится город обреченный,

не знающий своей судьбы,

базальт, в колонны обращенный

и обрамляющий сады.

Там девочки берут в охапки

цветы, что расцвели давно,

там знаки подают вакханки

мужчинам, тянущим вино.

Все разгораясь и глупея,

там пир идет, там речь груба.

О девочка моя, Помпея,

дитя царевны и раба!

В плену судьбы своей везучей

о чем ты думала, о ком,

когда так храбро о Везувий

ты опиралась локотком?

Заслушалась его рассказов,

расширила зрачки свои,

чтобы не вынести раскатов

безудержной его любви.

И он челом своим умнейшим

тогда же, на исходе дня,

припал к ногам твоим умершим

и закричал: "Прости меня!"

Садовник

Я не скрипеть прошу калитку,

я долго около стою.

Я глажу тонкую калину

по загорелому стволу.

И, притаясь в листве веселой,

смеюсь тихонько в кулаки.

Вот он сидит, мой друг высокий,

и починяет башмаки.

Смешной, с иголкою и с дратвой,

еще не знает ничего,

а я кричу свирепо: "Здравствуй!"

и налетаю на него.

А он смеется или плачет

и топчет грядки босиком,

и красный сеттер возле пляшет,

в меня нацелясь языком.

Забыв в одной руке ботинки,

чудак, садовник, педагог,

он в подпол лезет и бутылки

из темноты мне подает.

Он бегает, очки роняя,

и, на меня взглянув тайком,

он вытирает пыль с рояля

своим рассеянным платком.

Ах, неудачник мой, садовник!

Соседей добрых веселя,

о, сколько фруктов несъедобных

он поднял из тебя, земля!

Я эти фрукты ем покорно.

Они солены и крепки,

и слышно, как скребут по горлу

семян их острых коготки.

И верю я одна на свете,

что зацветут его сады,

что странно засияют с веток

их совершенные плоды.

Он говорит: – Ты представляешь

быть может, через десять лет

ты вдруг письмо мне присылаешь,

а я пишу тебе в ответ...

Я представляю, и деревья

я вижу – глаз не оторву.

Размеренные ударенья

тяжелых яблок о траву...

Он машет вилкою с селедкой,

глазами голодно блестит,

и персик, твердый и соленый,

на крепких челюстях хрустит...

Лунатики

Встает луна, и мстит она за муки

надменной отдаленности своей.

Лунатики протягивают руки

и обреченно следуют за ней.

На крыльях одичалого сознанья,

весомостью дневной утомлены,

летят они, прозрачные созданья,

прислушиваясь к отсветам луны.

Мерцая так же холодно и скупо,

взамен не обещая ничего,

влечет меня далекое искусство

и требует согласья моего.

Смогу ли побороть его мученья

и обаянье всех его примет

и вылепить из лунного свеченья

тяжелый осязаемый предмет?..

* * *

Человек в чисто поле выходит,

травку клевер зубами берет.

У него ничего не выходит.

Все выходит наоборот.

И в работе опять не выходит.

и в любви, как всегда, не везет.

Что же он в чисто поле выходит,

травку клевер зубами берет?

Для чего он лицо поднимает,

улыбается, в небо глядит?

Что он видит там, что понимает

и какая в нем дерзость гудит?

Человече, тесно ль тебе в поле?

Погоди, не спеши умереть.

Но опять он до звона, до боли

хочет в белое небо смотреть.

Есть на это разгадка простая.

Нас единой заботой свело.

Человечеству сроду пристало

делать дерзкое дело свое.

В нем согласье беды и таланта

и готовность опять и опять

эти древние муки Тантала

на большие плеча принимать.

В металлическом блеске конструкций,

в устремленном движенье винта

жажда вечная – неба коснуться,

эта тяжкая жажда видна.

Посреди именин, новоселий

нет удачи желанней, чем та

не уставшая от невезений,

воссиявшая правота.

* * *

Влечет меня старинный слог.

Есть обаянье в древней речи.

Она бывает наших слов

и современнее и резче.

Вскричать: "Полцарства за коня!"

какая вспыльчивость и щедрость)

Но снизойдет и на меня

последнего задора тщетность.

Когда-нибудь очнусь во мгле,

навеки проиграв сраженье,

и вот придет на память мне

безумца древнего решенье.

О, что полцарства для меня!

Дитя, наученное веком,

возьму коня, отдам коня

за полмгновенья с человеком,

любимым мною. Бог с тобой,

о конь мой, конь мой, конь ретивый.

Я безвозмездно повод твой

ослаблю – и табун родимый

нагонишь ты, нагонишь там,

в степи пустой и порыжелой.

А мне наскучил тарарам

этих побед и поражений.

Мне жаль коня! Мне жаль любви!

И на манер средневековый

ложится под ноги мои

лишь след, оставленный подковой.

Бог

За то, что девочка Настасья

добро чужое стерегла,

босая бегала в ненастье

за водкою для старика,

ей полагался бог красивый

в чертоге, солнцем залитом,

щеголеватый, справедливый,

в старинном платье золотом.

Но посреди хмельной икоты,

среди убожества всего

две почерневшие иконы

не походили на него.

За это – вдруг расцвел цикорий,

порозовели жемчуга,

и раздалось, как хор церковный,

простое имя жениха.

Он разом вырос у забора,

поднес ей желтый медальон

и так вполне сошел за бога

в своем величье молодом.

И в сердце было свято-свято

от той гармошки гулевой,

от вин, от сладкогласья свата

и от рубашки голубой.

А он уже глядел обманно,

платочек газовый снимал

и у соседнего амбара

ей плечи слабые сминал...

А Настя волос причесала,

взяла платок за два конца,

а Настя пела, причитала,

держала руки у лица.

"Ах, что со мной ты понаделал,

какой беды понатворил!

Зачем ты в прошлый понедельник

мне белый розан подарил?

Ах, верба, верба, моя верба,

не вянь ты, верба, погоди.

Куда девалась моя вера

остался крестик на груди".

А дождик солнышком сменялся,

и не случалось ничего,

и бог над девочкой смеялся,

и вовсе не было его.

* * *

Вот звук дождя как будто звук домбры,

так тренькает, так ударяет в зданья.

Прохожему на площади Восстанья

я говорю: – О, будьте так добры.

Я объясняю мальчику: – Шали.

К его курчавой головенке никну

и говорю: – Пусти скорее нитку,

освободи зеленые шары.

На улице, где публика галдит,

мне белая встречается собака,

и взглядом понимающим собрата

собака долго на меня глядит.

И в магазине, в первом этаже,

по бледности я отличаю скрягу.

Облюбовав одеколона склянку,

томится он под вывеской "Тэжэ".

Я говорю: – О, отвлекись скорей

от жадности своей и от подагры,

приобрети богатые подарки

и отнеси возлюбленной своей.

Да, что-то не везет мне, не везет.

Меж мальчиков и девочек пригожих

и взрослых, чем-то на меня похожих,

мороженого катится возок.

Так прохожу я на исходе дня.

Теней я замечаю удлиненье,

а также замечаю удивленье

прохожих, озирающих меня.

Твой дом

Твой дои, не ведая беды,

меня встречал и в щеку чмокал.

Как будто рыба из воды,

сервиз выглядывал из стекол.

И пес выскакивал ко мне,

как галка маленький, орущий,

и в беззащитном всеоружьи

торчали кактусы в окне.

От неурядиц всей земли

я шла озябшим делегатом,

и дом смотрел в глаза мои

и добрым был и деликатным.

На голову мою стыда

он не навлек, себя не выдал.

Дом клялся мне, что никогда

он этой женщины не видел.

Он говорил: – Я пуст, Я пуст.

Я говорила: – Где-то, где-то...

Он говорил: – И пусть. И пусть.

Входи и позабудь про это.

О, как боялась я сперва

платка или иной приметы,

но дом твердил свои слова,

перетасовывал предметы.

Он заметал ее следы.

О, как он притворился ловко,

что здесь не падало слезы,

не облокачивалось локтя.

Как будто тщательный прибой

смыл все: и туфель отпечатки,

и тот пустующий прибор,

и пуговицу от перчатки.

Все сговорились: пес забыл,

с кем он играл, и гвоздик малый

не ведал, кто его забил,

и мне давал ответ туманный.

Так были зеркала пусты,

как будто выпал снег и стаял.

Припомнить не могли цветы,

кто их в стакан граненый ставил...

О дом чужой! О милый дом!

Прощай! Прошу тебя о малом:

не будь так добр. Не будь так добр.

Не утешай меня обманом.

Август

Так щедро август звезды расточал.

Он так бездумно приступал к владенью,

и обращались лица ростовчан

и всех южан – навстречу их паденью.

Я добрую благодарю судьбу.

Так падали мне на плечи созвездья,

как падают в заброшенном саду

сирени неопрятные соцветья.

Подолгу наблюдали мы закат,

соседей наших клавиши сердили,

к старинному роялю музыкант

склонял свои печальные седины.

Мы были звуки музыки одной.