Текст книги "Драма 11"
Автор книги: Барталомей Соло
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)
– Ну и вкуснотища! – проговорил Соловьев, входя в залу и принюхиваясь. – А пахнет-то как! Ну, Наташка! Ну, мастерица! Знакомьтесь, хлопцы! Илларион Федорович Лихачевский. Почтил нас своим присутствием, прошу любить и жаловать, – лица, если их можно так назвать, замерли в непонимании.
Я коротко кивнул. За столом сидели шестеро. Во главе – престарелый сморщенный мужчинка далеко за восемьдесят. Стало быть, капитанский отец. Рядом с ним – потрепанный водкой мужик в помятой футболке и с еще более помятой рожей. Слева – рыжий, выпаленный солнцем крестьянин лет сорока пяти. В рубахе с подкатанными рукавами, мощный, плечистый, лохматый. Только с полей. Далее – его жена. Толстенная бабенка, едва умещающаяся на стуле, с маленькими глазками и недовольным лицом. Следом за ними – деловой мужик комсомольского виду в дешевом сером костюме не по размеру. Лицо отягощено бременем, в глазах суета и тревога. Женщина его – вульгарная особа с ярко-красными губами, химической завивкой на волосах и в зеленом блестящем платье, в котором она, судя по всему, отмечала свои давно ушедшие тридцать лет.
Капитан представил меня публике и усадил за стол – между папаней и собой. Наталья и дочки суетились на кухне, вынося блюда. Звенела посуда, пищала микроволновка, брызгал ядом ведущий из телевизора. Наступило неловкое молчание, крестьяне тушевались, веселье встало на паузу, и я не спешил брать инициативу в свои руки. Барин ждал, потешался.
– Ну, так и что там дальше-то? – вдруг как-то неуверенно проговорил мужик в костюме, обращаясь к толстой жене рыжего, рассказ которой, судя по всему, прервало мое появление. – Ты не досказала, Тань.
– Ну, а что дальше? – пробудилась та. – Козел он, вот и все. Таких начальников поискать еще надо. Я ему говорю: мне отгул нужен позарез. На свадьбу в Малую Руку надо. Дашка в четверг играет, так дешевле, чем в субботу замуж выходить. И так кредит взяла двести тысяч, все места расписаны.
– А он? – вступила в разговор поклонница химических завивок.
– А что он? – прыснула толстуха. – Козел же, говорю. «Надо заявление писать, да за неделю»! Тьфу на такого! Свадьба раз в жизни бывает. А работа эта… Ну ее! Да я бы в лицо ему плюнула и ушла с концами.
– И правда козел, – закивала собеседница. – Что же ты?
– А что я? – развела руками Таня. – Работать буду, что еще делать? Где ж работу у нас найдешь? Приходится терпеть козлов. Дашка обиделась, сказала, что на мое место уже других гостей нашла. А я и подарок уже купила… Вон в «Магните» белье по скидке. Придется сдавать теперь, – и она вздохнула с искренней грустью.
– Слушай, Тань, так Даша твоя уже вроде замужем была, – вступил в диалог алкоголик с запитым лицом.
– Была, – подтвердила баба. – Два раза. Но бог ведь троицу любит!
За столом раздался смех, я улыбнулся. Обстановка начала выравниваться.
– Ну, негоже застолью без рюмки, – разливая самогон, проговорил алкоголик и поглядел на меня как будто с опаской. Соловьев придвинул мне рюмку. Гости старались на меня не смотреть, а если и смотрели, то украдкой, короткими взглядами. Исключением был грузный отец капитана, который не сводил с меня глаз. Он был полностью лыс, в очках, гладко выбрит и весь покрыт морщинами.
– Ну, хлопцы, будем! – провозгласил алкоголик, все выпили. Выпил и я, занюхав самогон малосольным огурцом. Соловьев не соврал – самогон был отменного качества.
– А вы видели, Степаныч участок какой купил себе на Гагарина? – снова началась оживленная беседа.
– Да уж, – закивал рыжий. – Деньги водятся. В стране кризис, а он участки себе покупает. Говорят, будет там очередную теплицу делать. Овощи его хорошо раскупают.
– Да прохиндей он, все это знают, – махнул рукой алкаш. – Это давно еще понятно было. Чего это он не общается ни с кем? На праздники не ходит, в долг не дает! Ну, разве можно так?
– Деловой стал, зазнался, – закивала толстая баба. – И машину купил себе, видели? «Тойоту» новую. Ездит, налюбоваться не может. Моет каждое утро, намывает.
– Сектант, зуб даю, – откусывая котлету, вставил мужик в костюме. – В храм не ходит, не пьет. Я таких знаю, на вид вроде приличный, копни глубже – сантолог!
– Кто? – насупилась химическая завивка.
– Ну, сантолог! Не знаешь, что ли? Секта такая. По «Первому» показывали.
– Свят, свят, – перекрестилась толстая. – Не хватало нам еще тут всяких… И правда сектант. Подумать только, в долг не дает. Это ж надо!
– А вы знаете, что учудил он на той неделе?
– Ну, и что?
– Дочку, говорит, в Европу отправлю учиться! Это мне по секрету одна сказала. Соседка его.
– Да ну! – выкрикнул алкоголик и хлопнул себя по лбу.
Рыжий закачал головой, толстая крестилась.
– В Европу-то? – вставил отец Соловьева. – Да там пидарасы одни, чего там делать девке-то приличной? Она у него не дурная совсем, замуж ее быстрее надо.
– Точно сантолог! – подтвердил мужик в костюме. – Нормальный человек такого своему ребенку не пожелает! Это ж где видано? В Европу русской девке! Ну, предатель! И деньги водятся, значит, откладывает, жидяра поганый. Нет чтоб людям порядочным помогать – вредительством занимается.
– Нет, ну ты-то куда смотришь, Вить? – развел руками отец. – Ну, повлияй на этого дурака! Он же девку сгубит!
– А я что могу сделать? – беспомощно развел руками Соловьев.
– Ну, ты же капитан! Прими меры!
– Да я… – Соловьев затушевался. – Да пускай делает, что хочет! Его жизнь! Мужик зарабатывает, чего вы его деньги считаете?
– Вот из-за таких, как ты, и просрали великую страну, – буркнул старик, ударив по столу кулаком. – Не позорь меня, Витька! Молчал бы лучше!
– Да ну вас! – махнул рукой капитан.
– Вить, ты лучше расскажи, что там у вас творится? – оживился мужик в костюме. – Страшно жить становится.
– Рассказывать пока особо нечего, – капитан наложил в тарелку очередную порцию оливье. – Идем по следам. Илларион Федорович оказывает непосильную помощь следствию.
– Ишь ты! – крякнул старик. – Федорович, Федорович! Чего это стати? Сопляк, куда ни плюнь такие.
– А для тебя он просто Илларион, – появившись из кухни, сказала Наталья. – Ты у нас человек уважаемый. Войну прошел.
– Много чести, – буркнул дед. – Наслышан я об нем.
– Папа, – Соловьев схватил отца за локоть, но тот вырвался.
– Так поведайте, чего народ молвит, – с улыбкой проговорил я.
– Я коль ведать начну, так ты со стыда сгоришь, – огрызнулся отец.
– Я не из стыдливых, рассказывайте.
Наталья с любопытством присела за стол и уставилась на меня.
– Говорят наши, что богатей пожаловал на деревню, – прохрипел старик. – Деньгами сорит, хамит, порядки свои устанавливает. Состояние неизвестно как нажил – вор какой али бандит. Унизительно к людям нашим относится, носом воротит, сопляк. Но самое обидное, что сын мой с этим выскочкой водится. Противно и обидно. Неужели купил он тебя, а?
Старик со злобой поглядел на Соловьева, тот с размаху бросил вилку на пол и подскочил со стула, возвысившись всей своей массой над прародителем.
– Сядь, не позорься, – вякнул старик. Соловьев повиновался. Наталья снова улыбнулась. Гости затихли.
– В такие моменты я ощущаю радость от того, что папка мой давно на том свете, – вставил я.
– Илларион, – тут же среагировала Наталья, не дав вспыхнуть новому пламени, которое разгоралось в старике. – Расскажите о себе. Людям интересно.
– Рассказ может затянуться на неприлично длительное время, не хочу вас утомлять.
– И все же, – настояла она.
– Родился в Петербурге, учился в Париже. Родители померли, есть состояние, журналист.
– И это все? – развела руками Соловьева. – Мне казалось, что у вас куда более насыщенная жизнь. По крайней мере, по словам моего мужа.
– Большинству из моих приключений не место за этим столом, учитывая настрой некоторых личностей, – я покосился на деда, но он, похоже, не понял моего посыла. – А что скажете о себе вы?
– Моя жизнь так вообще не заслуживает отдельной беседы, – засмеялась Наталья. – Домохозяйка. Готовлю, помогаю делать уроки, читаю. Иногда ублажаю мужа, но это редко.
Соловьев стиснул зубы. Я прыснул. Дед погрустнел. Остальные сдерживали смех.
– Заметно, что читаете… – наконец ответил я, сужая участников беседы до двух человек. – И вы явно хотели большего…
– Хотела, кто ж не хотел? Но быстро спустилась на землю, и теперь мои «хотелки» куда приземленнее. Детей поднять, родителям не дать сдохнуть раньше времени. Да и семью в порядке содержать.
– Прямо-таки мечта… – закатил глаза я.
Наталья вздохнула. Соловьев держал ее за руку, вероятно, чтобы не брякнула лишнего.
– Да уж, – кивнула она и, изобразив исчерпанность своего интереса к моей персоне, повернулась к Виктору. – Как прошел рабочий день, дорогой?
– Да так… – капитан почесал затылок и поник, мысленно переносясь из домашнего уюта в атмосферу отчаяния.
– Ой, ну не раскисай давай, зая, – она погладила его по спине. – Бывает всякое, тебе ли привыкать? Найдете вы девочку. Да и с убийством этого… Матвея тоже разберетесь. Ты же у меня самый лучший… Ты всегда находишь выход.
Наталья положила голову ему на плечо. Капитан гладил жену по руке, явно испытывая смешанные чувства – смущение и спокойствие. Расклад в семье для меня становился понятен. Жена – главная. Она и умная, и красивая, и энергичная. Соловьев – пахарь, который только и делает, что тупо выполняет свою работу, принося в дом доход. Папаша – полоумный тиран, довлеющий над сыном. Его все в доме боятся. Все, кроме Натальи, которая, вероятно, нашла к нему свой «умный» подход.
– Я тебя так люблю, – вздохнул капитан, который, казалось, разомлел и на долю секунды забыл, что за столом присутствуют и другие.
– И я тебя люблю, – был ответ жены. Протокольный и сухой.
– А ты когда мне последний раз говорил такое, Толя? – возмутилась толстуха и уперла руки в бока. Рыжий переглянулся с мужиком в костюме, женщина которого также была готова к атаке.
– Последний раз – за день до того, как ты меня по башке сковородкой огрела! – огрызнулся он. Снова раздался хохот.
– Приревновала! – рявкнула та. – Вон Машка-то на чужих мужиков как смотрит. Сама развелась, так теперь в рот другим заглядывает. Юбки короткие носит, расфуфыренная вся ходит. Ее бы в монастырь наш сдать, паскуду этакую.
– Так ее муж вроде бил, – вставил пьяница. – Вот и ушла от него.
– Ну и что? – выпучила глаза толстуха. – Меня, что ли, не бьет? Или тебя, Лариска? Всех нас бьют, когда нажрутся. Так что теперь? Разводиться всякий раз? Такова доля наша бабская. Мужики сильные, а мы – умные.
И она растянулась в улыбке, блеснули золотые зубы, и рыжий слегка приобнял свою суженую за место, где должны быть бока.
– Илларион Федорович, – обратился ко мне мужик в костюме. – А вы, значит, в Париже бывали?
– Доводилось, – кивнул я.
– И на Эйфелевой башне были?
– Был.
Разговор зашел в тупик, и снова наступило молчание.
– Илларион Федорович помог нам сильно продвинуться в расследовании, – вставил вдруг капитан. – Он обладает высоким интеллектом и возможностями, которые приносят пользу этому делу.
– Простите, а вам-то это зачем? – вдруг спросил рыжий. – Вы ведь вроде… человек состоятельный.
– Я – журналист, веду расследование, чтобы сделать фильм, – ответил я. – И смею заметить, что состоятельность – это еще не все, к чему стоит стремиться в жизни.
– Ну, давай, поучи еще тут нас, – буркнул старик, и Соловьев метнул в него обеспокоенный взор. – Видали таких учителей.
– Папа! – процедил Соловьев.
– Илларион, скажите тост, – вдруг вставила Наталья и глянула на меня каким-то диким животным взглядом. Алкоголик быстро разлил самогон по рюмкам.
– Что ж, – я поднялся с места с рюмкой в руках. – Поднимая рюмку этого прекрасного самогона (а он и правда прекрасен, капитан не соврал), я хочу выпить за старческий маразм и непробиваемую глупость. Хочу выпить за зависть, за недалекость, за небрежность. Я хочу выпить за хамство, за желчь, за язвительность! За бедность и грязь, за прозябание и безвыходность! Я пью за глупость и трусость. За так называемую русскую душу. За Россию в целом, за нашу родину. За рванину и быдло! За вас, мои дорогие!
Я опрокинул рюмку, занюхал малосольным огурцом и молча отправился во двор под гробовое молчание. Встал на крыльце, расчехлил портсигар и закурил, любуясь деревенскими пейзажами.
– Жжете вы – тушить мне, – вдруг раздался голос Натальи. Она вышла на крыльцо, поравнялась со мной и закурила сигарету. – Там только и говорят о вас…
– Обо мне всегда говорят, – пожал я плечами.
– Но не всегда в хорошем ключе. Батюшку вот-вот кондрашка хватит.
– Я человек непростой, и это вполне меня устраивает. Если это не устраивает кого-то другого – наплевать. Я не уважаю возраст, потому что это естественный процесс, на результат которого решения, принимаемые человеком, не оказывают никакого влияния. Не уважаю спорные достижения или достижения, к которым у меня нет интереса. Я не уважаю большинство людей – по тем или иным причинам – и не скрываю своего пренебрежения. Не уважаю и тех, кто ждет этого уважения лишь за то, что на их долю выпали какие-то испытания. И уважения к себе от людей подобных я не требую. Таков уж я, и кто-то принимает меня таким. Кто-то негодует. А кому-то вообще плевать. Так же как и мне абсолютно плевать на то, что думают обо мне другие люди. Независимый и богатый человек имеет возможность так размышлять, правда, немногие из богачей это понимают.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
