Текст книги "Ночь огня"
Автор книги: Барбара Сэмюэл
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)
Глава 10
Аннализа позволила облачить себя в необыкновенно красивый наряд, заказанный ее матерью в Риме. Она не возражала, не плакала и не улыбалась. Она поднимала руки, когда ее просили, поворачивала голову, когда ее подталкивали локтем, стояла прямо, пока на ней зашнуровывали корсет. Женщины вокруг нее издавали возгласы восхищения, то затихавшие, то раздававшиеся с новой силой.
За окнами виллы шел ливень, потоки которого низвергались на зеленые холмы Тосканы. Аннализа смотрела на них и фантазировала, что это ангелы плачут вместе с ней.
В руке она сжимала письмо, полученное только этим утром, письмо, которое было переслано ей во Флоренцию из монастыря.
Это было то самое письмо, о котором Бэзил спрашивал ее сегодня утром, когда навещал. В тот момент его глаза метали искры. Теперь она поняла почему.
Аннализа сгорала от стыда за свою слабость. Она чувствовала, что должна принять постриг, но слишком боялась открыто не повиноваться отцу. Если бы это письмо пришло вовремя, то оно придало бы ей достаточно смелости.
Теперь она осознала, что молодой красивый граф был такой же пешкой, как она. Как можно было надеяться, что такой брак принесет счастье? Но было слишком поздно. Она струсила и поэтому выйдет сегодня замуж за человека, который не хочет на ней жениться. Она решила исполнить свой долг, вступив в этот брак, но ангелы знали, что творится в ее сердце. Они плакали вместо нее, потому что она не могла плакать, чтобы, не огорчать мать и отца.
Деревенская девушка-служанка, нанятая специально для того, чтобы помочь Аннализе перед свадьбой, прошептала: «Великолепно!» – и сцепила пальцы под подбородком.
Аннализа повернулась к высокому дымчатому зеркалу. Она бесстрастно рассматривала свою красоту: очень густые темные волосы, гладкая оливковая кожа и самое лучшее, что в ней было, – синие глаза, удивительно смотревшиеся рядом с темными волосами. Ее фигура походила на фигуру матери – такие же полные грудь и бедра. Платье было сшито так, что грудь неприлично ниспадала в квадратный корсаж светлого платья.
– Косынку, – твердо произнесла Аннализа и протянула руку.
Девушка запротестовала, когда Аннализа накинула ее.
– Ты знаешь графа? – поинтересовалась она.
– О да! Он вам понравится, миледи. Он молод, здоров и красив.
Девушка аккуратно расправила сзади кружевную косынку.
– Говорят, что он добр к своим слугам. Такой мужчина не бьет жену, правда?
– Спасибо.
Девушка принесла Аннализе успокоение, в котором та так нуждалась.
– Они ждут.
Аннализа колебалась, рассматривая через плечо темные облака.
Время для чуда еще оставалось.
– Пожалуйста, – тихо молилась она, – позволь мне вернуться!
Девушка была молода, слишком молода. Бэзил повернулся к ней в тишине комнаты, которую приготовили для них, и ощущение несчастья поглотило его. Что бы он ни чувствовал, в мире не было несчастья большего, чем несчастье его юной невесты.
Она стояла, невысокая и прямая, украшенная облаком темных волос, и смотрела ему в глаза. Он ожидал страха девственницы, но в огромных необыкновенно синих глазах было что-то другое. Огонь, темный и непокорный, – такого невозможно было ожидать от шестнадцатилетней девушки, воспитанной в смирении.
– Мы согрешили сегодня, сэр, – неожиданно произнесла она, подняв подбородок.
– Согрешили? – Он перестал развязывать галстук.
Аннализа вынула из-за корсажа сложенную бумагу. Бэзил узнал свой почерк.
– Оно пришло слишком поздно, – сказала она, поджав губы. – Приди оно хотя бы на день раньше, я бы внимательно отнеслась к его содержанию. Оно прибыло сюда за мной с Корсики.
Бэзил горько рассмеялся, нагнув голову.
– Если бы я сразу действовал в соответствии с тем, что мне приказывало мое сердце, ты получила бы письмо на день раньше.
Раскаяние пронзило его.
– Теперь Божья воля исполнена, мы связаны.
– Воля Божья? – повторила Аннализа с иронией. – Правда?
Сегодня Бэзил дважды получил свидетельства ее незаурядного ума. Конечно, в монастыре она узнала то, чего не узнала бы нигде более.
– На этот вопрос я не могу ответить.
Внезапно приняв решение, Бэзил закрыл дверь, чтобы им не помешал никто из слуг. Потом он решительно повернулся, она отшатнулась, но он покачал головой:
– Не бойся меня, Аннализа. Я хотел этого не больше, чем ты.
Он взял со стола нож и порезал палец – не так, чтобы это было заметно, но достаточно для того, чтобы пошла кровь. Аннализа тихо смотрела, как он подошел к кровати и запачкал кровью простыни немного в стороне от центра.
– Ну вот, – сказал он, обернувшись, – готово.
Она закрыла глаза и заслонила лицо руками, ее напускная храбрость превратилась в дрожь длинных белых пальцев. Бэзил мягко подвел ее к кровати и укрыл одеялом.
– Будет лучше, если ты не будешь раздеваться, – спокойно сказал он. – Спи.
– Спасибо, – прошептала она, протягивая ему руку.
Бэзил кивнул.
– Спи, – повторил он.
Бэзил снял камзол и устроился за столом, выглядывая из окна на дождь, моросивший за окнами. При свете единственной тонкой свечи, отбрасывавшей на страницу мерцающий свет, Бэзил достал перо, и слова, застывшие в нем месяц назад, свободно полились на бумагу. Он писал и плакал, один раз он настолько переполнился чувствами, что ему даже пришлось положить голову на согнутый локоть и подождать, пока эти чувства утихнут. Но он писал. В каждом слове было дыхание Кассандры, изгиб груди Кассандры, смех Кассандры.
Бэзил писал до тех пор, пока перо не выпало из его рук, поставив на листе небольшую кляксу, похожую на звезду. Изнуренный, он заснул за столом.
Глава 11
Холодным дождливым ноябрьским вечером Кассандра открыла дверь своего лондонского дома. Только теперь, глядя на знакомые вещи новыми глазами, она поняла, насколько изменилась сама.
Слуги зажгли огни, а повар приготовил привычную английскую пищу – ростбиф, картофель и морковь. Кассандра похвалила еду и поела, потому что была голодна, но ее рот жаждал оливок.
В большой корзине с письмами, которая набралась за время ее путешествия, было три письма от Бэзила. Она достала их и положила на стол, уговаривая себя, что их нужно сжечь. Так будет лучше.
Но Кассандра истосковалась по его голосу в своем сознании, поэтому открыла первое письмо.
Моя дорогая Кассандра!
Когда я пишу это, ты сидишь, склонившись над переводом, а я одурманен видом твоей белой шеи, маленьких локонов, которым удалось избежать твоей попытки приручить эти свободолюбивые волосы, серьезностью твоих бровей в тот момент, когда ты склонилась над работой. Я не осмелюсь выразить словами то, что творится в моем сердце, – это слишком ново для меня, я чувствую, что тебя тяжело ранили и потребуется время, чтобы понять, что я не такой.
Но здесь, в этом письме, которое я отправлю так, чтобы оно дожидалось твоего возвращения на Пиккадилли-стрит, я признаюсь тебе: я отказался от помолвки и хочу только одного – чтобы мы провели наши дни вместе – все дни.
Конечно, это непросто. Мой отец очень разозлится, когда узнает эту новость. Похоже, в эти мгновения он читает мое письмо – у него такое страшное лицо, когда он сердится.
Да, это будет непросто. Об этом я рассказываю тебе только в этом письме, которое ты не увидишь до возвращения, но знай, что ты – мое сердце, моя любовь, сама моя кровь, что течет по моим венам. То, что мы найдем друг друга, несмотря на громадное расстояние, было предопределено, предопределено, что наши сердца сольются воедино.
Я совершенно уверен, что нас связывает не просто страсть, хотя, возможно, и сладость этой страсти, но союз душ, рожденных для объединения, и я хочу, чтобы ты покинула меня, вернулась домой и поняла, что я говорю правду. Ни время, ни расстояние, ни реальность не затуманят то, что родилось здесь в эти драгоценные дни.
Я совершенно уверен, что ничто не затуманит то, что я говорю сейчас: приезжай, Кассандра, или, если ты не можешь, я приеду к тебе. Будь моей любовью, будь моей женой. Давай вместе соберем мозаику из радости наших дней.
Ни в одном языке не найти слов, которые смогли бы выразить всю глубину моих чувств к тебе, поэтому я оставляю тебе самые простые из них: «Я люблю тебя».
Твой Бэзил.
Кассандра сгребла письма и с плачем швырнула их в камин.
Все было кончено. Все кончено.
Часть вторая
Приди ко мне в ночной тиши;
Приди ко мне в говорящей тишине сна;
Приходи с нежными круглыми щеками
И глазами, яркими,
Как солнечный свет в речке…
Кристина Россетти
Глава 12
Англия
Май 1788 года
Был один из тех дней самого начала весны, когда, неизвестно откуда, появляется чувство, что что-то должно произойти. Проснувшись, Кассандра почувствовала, что грядут перемены. Ведомая чем-то, чему не было названия, она вышла во вновь зазеленевший сад с чашкой шоколада и вздохнула, чувствуя, что покидает зимний кокон. До этого мгновения она не понимала, насколько долгим и глубоким был ее летаргический сон.
Казалось, что она просто переселилась в темные короткие зимние дни. Кассандра принимала посетителей, вернулась к странному расписанию салонов, работала, но все это выполнялось механически, в то время как сама она находилась в состоянии зимней спячки.
Может быть, поэтому Кассандра согласилась, когда к вечеру приехал Джулиан, пойти с ним в оперу слушать новую певицу. Сидя в ложе и ожидая, когда заиграет музыка, она с радостью наблюдала, как одна мамаша за другой старались опутать подходящего жениха – красивого и знатного брата Кассандры, графа Элбери. Одна за другой они находили предлоги, чтобы остановиться, разумеется, в сопровождении дочери на выданье, и перекинуться с ним несколькими словами. Джулиан был не только безупречно вежлив, остроумен и очарователен, но и в равной степени искусно отделывался от них.
После того как их покинула очередная мамаша со своей неловкой и явно обиженной дочерью, Кассандра рассмеялась:
– Я думаю, ни за одним холостяком Англии не идет такой яростной охоты, как за вами, лорд Элбери!
– Именно поэтому я и взял тебя сюда, дорогая, – для защиты. Если бы тебя не было, я был бы вынужден развлекать их и весь вечер слушать глупую болтовню. – Джулиан нахмурился. – Я не собираюсь жениться ни на одной из этих дур.
Кассандра улыбнулась:
– Может случиться так, что тебя заставят. Ты ведь наследник.
– Нет, – ответил он, – я не женюсь.
Он убрал волос с рукава. Улыбаясь, Кассандра любовалась его длинными изящными пальцами.
– Нет? – переспросила она. – А кто тогда будет следующим графом?
Джулиан равнодушно пожал плечами:
– Ты, конечно, понимаешь мое желание избежать брака?
Его светло-серые глаза были слишком проницательными.
Кассандра отвернулась.
– У меня был ужасный муж, я не тороплюсь передать себя другому.
– Именно. – Он улыбнулся, холодное аристократическое выражение его лица, несомненно, заставило бы всех мамаш упасть в обморок. – В конце концов, вокруг полно любовниц.
Кассандра весело рассмеялась:
– А я и не знала! Ты скрываешь какую-то красавицу?
– А почему, ты думаешь, мы сидим в опере?
– О, Джулиан, какая избитая фраза! Оперная певица?
– Вообще-то она танцовщица.
Кассандра наклонила голову:
– Пожалуй, это неплохая новость. Мы волновались за тебя, когда ты вернулся один после всяких приключений.
В его глазах промелькнула холодность, сменившаяся печалью, которая, впрочем, тоже быстро исчезла.
– Мы тоже волновались, когда ты вернулась из-за границы. Ты никогда не расскажешь о том, что там произошло, Кассандра?
Ей удалось пожать плечами с выражением легкой скуки.
– Это была только глупая любовная история, окончившаяся ерундой, больше ничего.
– Сегодня вечером ты гораздо веселее.
– Как я могу подвести тебя?
Она заметила, что на них с надеждой смотрит очередная мамаша, и рассмеялась, указывая на нее:
– Я приехала в оперу с самым популярным джентльменом Лондона.
Джулиан, чуть улыбаясь, встал, чтобы поприветствовать вновь прибывших.
Наконец музыканты начали настраивать инструменты, и поток девиц на выданье иссяк. Кассандра устроилась поудобнее, чтобы слушать оперу, которая ей всегда нравилась.
Когда она взглянула на другую сторону театра, он оказался там. Его появление было таким неожиданным, что она некоторое время изумленно рассматривала его, прежде чем поняла, что не ошиблась.
Бэзил здесь, в опере. В Лондоне.
Было темно, и Кассандра смогла увидеть немногое. В какой-то момент она осознала, что затаила дыхание, и глубоко вдохнула, не в силах отвести взгляд.
Рядом с ним находился человек, с которым Кассандра была немного знакома, – румяный лорд из графства, расположенного неподалеку от ее имения, но это ничего не проясняло. В переднем ряду ложи расположились две дамы, однако мужчины так увлеклись разговором, что были видны только их головы, склоненные одна к другой, – седеющая и иссиня-черная.
На Кассандру словно повеяло воспоминаниями: ее рука, призрачно белая в лунном свете, касается его черных блестящих волос, пряди скользят между ее пальцами…
– О Боже! – прошептала она.
Джулиан придвинулся к ней поближе:
– Извини, я не расслышал.
Кассандра ухватилась за его руку и глубоко вздохнула, пытаясь вернуть себе самообладание.
– Нет, ничего, – успокоила она брата.
В ложе на другой стороне зала, заполненного шумной толпой, Бэзил серьезно кивал в ответ на то, что говорил ему собеседник, и при этом успокаивающе поглаживал по плечу женщину небольшого роста, сидевшую перед ним. Казалось, женщина едва замечала его ласку, но даже на таком расстоянии Кассандре удалось рассмотреть неловкость за ее холодностью.
Кассандра резко встала, с трудом сдерживая дрожь.
– Джулиан, я себя плохо чувствую, пожалуй, я пойду.
Он вскочил и обнял ее за плечи:
– Что такое?
Она махнула рукой, нагнулась за шалью и уронила ее – пальцы отказывались повиноваться. Кассандра посмотрела на шаль: на одной из сторон переливался бисер. Она отстраненно, как в тумане, подумала, что эти переливы на темном полу ложи похожи на воду, переливающуюся в омуте. Кассандре вспомнилась другая шаль, другой пол, и глаза закрылись от болезненных воспоминаний.
Они пробыли вместе всего одну неделю. Что же произошло с ее жизнью? С тех пор минуло сорок раз по неделе, но ни одна из них ничего не изменила. В душе, казалось, на веки поселились одиночество и холод.
Джулиан взмахнул шалью и плотно укутал ее плечи.
– Ты дрожишь как мокрый щенок! Я провожу тебя домой, – сказал он, беря сестру под локоть.
– Да.
Кассандра поклялась себе не поднимать глаз, но искушение было слишком велико, и она все-таки решилась посмотреть на него еще разок.
Конечно, это было опасно! Но она взглянула через зал, через толпу на галерее, и именно в этот момент Бэзил поднял голову.
Их взгляды встретились, и сердце Кассандры наполнилось болью.
Ей показалось, что он побледнел и так поспешно отдернул руку от плеча женщины, находившейся рядом с ним, как будто обжегся.
Это придало ей смелости. Кассандра встряхнула блестящими отливавшими медью волосами и спокойно сказала:
– Пожалуйста, проводи меня, Джулиан.
Позади них заиграл оркестр – скрипки и флейты начали тихое печальное вступление. Кассандре захотелось заткнуть уши. Она устремилась в коридор, расположенный за ложами, торопясь попасть на лестницу. Только бы удалось выйти на улицу.
Она почти бежала по лестнице, догадываясь, что Джулиан, вероятно, захочет услышать какие-то объяснения и ей придется что-нибудь сочинять, но это не заставило ее замедлить шаги. Юбка развевалась за ней, дыхание участилось, она пересекла очередную лестничную площадку и выбежала в коридор первого этажа.
– Кассандра!
Она застыла, вскрикнув, и обернулась, чтобы увидеть его собственной персоной – о Господи! – такого красивого и привлекательного. Кассандра приподняла юбку и так помчалась к последнему пролету лестницы, как будто речь шла о спасении ее жизни.
– Нет, Кассандра, подожди!
Бэзил побежал за ней. Она услышала его шаги и поразилась тому, что может слышать что-то еще, кроме тихого всхлипывающего звука собственного дыхания, шума крови в ушах. Но она действительно слышала звук его шагов.
Бэзил крепко схватил ее за руку.
– Подожди, – мягко сказал он. – Пожалуйста, Кассандра, выслушай меня.
Она прижалась к стене в промежуточном пролете лестницы, скрывая лицо, чувствуя, что у нее нет сил смотреть на него. То место на руке, до которого он дотронулся, горело, она отпрянула, закрыв лицо дрожащими руками.
Бэзил наклонился, и ее тело запульсировало от тоски.
– Кассандра, о Господи…
– Ты женат.
– Да.
Она уже знала ответ. Конечно, этот бледный ребенок и был той женщиной, с которой его связал отец.
– Бэзил, пожалуйста, уходи, – прошептала Кассандра. – Оставь мне хотя бы частицу моей чести.
Она не удержалась и расплакалась. Кассандра почувствовала, как его рука, такая нежная и до боли знакомая, дотронулась до ее обнаженного плеча. Пальцы Бэзила тоже дрожали.
– Я могу только думать и произносить твое имя, – прошептал он и наклонился ближе, – Кассандра, Кассандра.
Он коснулся своим дыханием ее шеи.
Кассандра зажмурилась, заставляя себя не шевелиться, противостоять желанию, или, точнее, мучительной потребности, повернуться и броситься в его объятия, поцеловать его губы, услышать его голос. Она не верила, что кого-то может так не хватать. Она скучала не только по его дыханию, его любви, окружавшей ее, она потеряла друга, друга, который сделал прошедшую зиму такой ценной.
– Не надо, – прошептала она, – я не вынесу этого, Бэзил.
Он убрал руку.
– Ну хорошо, – сказал он. – Я уйду, если ты повернешься и посмотришь на меня, дай мне просто взглянуть тебе в лицо.
– Нет.
Она еще глубже забилась в угол, не желая смотреть в это любимое лицо.
– Кассандра, – тихо позвал Бэзил.
Она беспомощно убрала руки и повернулась, давая ему возможность увидеть свое опустошенное лицо с потупленными глазами.
– Посмотри на меня, – попросил он, и Кассандра услышала в его голосе отчаяние и печаль.
Она подняла подбородок, потом открыла глаза и ощутила желание поцеловать его, его губы, веки, брови. Она увидела, что он тоже страдает. В конце концов Кассандра не удержалась и подняла руку к его щеке.
– Бэзил, тебе не стоило приезжать. Никогда. Разве это не было ясно с самого начала?
– Это доставило мне удовольствие, – горячо возразил он, его глаза горели.
Наконец над ними раздались шаги – ей на помощь шел Джулиан. Они отодвинулись друг от друга. Кассандра торопливо вытерла лицо, надеясь, что на нем не осталось следов слез.
Джулиан забеспокоился:
– Все в порядке?
Ей удалось кивнуть. Бэзил отступил на шаг и отвесил короткий чопорный поклон.
– Мы просто старые друзья, сэр, – проговорил он.
Кассандра поняла, что Бэзил принял Джулиана за ее любовника.
– Это мой брат, – устало представила она, – лорд Элбери. Это граф ди Монтеверчи, Джулиан.
Мужчины холодно раскланялись, Бэзил собрался уходить.
– Меня ожидают мои спутники, приятного вечера.
Его глаза, пылавшие от невысказанных слов, прожигали лицо Кассандры. Потом он резко повернулся и двинулся вверх по лестнице, а Кассандра почувствовала, что не в силах не смотреть на него, не смотреть, как свечи отбрасывали золотистый отблеск на его черные локоны, собранные на затылке в элегантный хвостик, не восхищаться шириной его плеч под камзолом, силой его бедер…
– Идем, – произнес Джулиан, – я провожу тебя.
Кассандра кивнула. Она вдруг почувствовала себя такой истощенной, что с трудом вдохнула. Она была очень благодарна брату за то, что тот, не проронив ни слова, взял ее под руку, вывел на улицу, подозвал ее карету и устроился там рядом с ней. Когда лошади тронулись, он достал из кармана чистый носовой платок и молча протянул ей.
Только когда они уже были в гостиной и он налил ей бренди, подождав, пока она сделает большой глоток, Джулиан проговорил:
– Итак, его зовут ди Монтеверчи?
Кассандра подняла голову и нахмурилась:
– Да. А почему ты, собственно, спрашиваешь?
Джулиан сложил руки за спиной.
– Может быть, ты знаешь, что он издал сборник стихов. Гэбриел сказал мне об этом сегодня вечером. Я запомнил имя.
Кассандра не знала, что можно практически не дышать.
– Стихов?
Он кивнул.
– Гэбриелу они очень понравились, поэтому я купил экземпляр для себя. Я уверен, что он здесь по приглашению своего покровителя мистера Джеймса.
Сборник стихов! Кассандра закрыла глаза. Его имя будет на устах всех ее знакомых. Если стихи хорошие – а стихи Бэзила не могут быть плохими, – то ему станут делать бесконечные комплименты. Даже если стихи посредственные, о них будут говорить из-за новизны события: тосканский граф публикует свои сочинения. Кассандра испуганно вскочила:
– Я должна уехать за границу.
– Тебе придется бегать всю жизнь, если ты сейчас отступишь.
Кассандра замерла:
– Но… я не готова к этому, Джулиан. Я не настолько сильна.
– Я попрошу его не приближаться к тебе, если хочешь.
Кассандра почувствовала, что улыбается.
– Милый Джулиан, ты всегда готов поддержать нас. – Она покачала головой. – Он не опозорил меня и даже не предал. Так все было бы намного проще. – Кассандра страдальчески посмотрела на брата: – О, Джулиан, как так можно жить?
– Мгновением, – ответил он.
Это было так похоже на то, что ответил бы Бэзил! Она кивнула.
Тихо утешая, Джулиан положил руку ей на плечо, и она была ему очень благодарна за то, как он все понял. Адриана стала бы настаивать на подробностях, Кассандра бы этого не вынесла.
Аннализа умылась перед сном и отослала служанку. Она чувствовала облегчение от того, что вернулась в высокий красивый городской дом, найденный для них Бэзилом, облегчение от того, что пребывает в тишине, вдалеке от хора голосов и беспорядочных вопросов, которые она не понимала. Она перебрала четки, накинула халат и пошла искать мужа.
Сегодня вечером в опере что-то произошло. Он выбежал из ложи, не сказав никому ни слова, а когда вернулся, у него был такой мрачный вид, будто его подвергли пытке. Аннализа тут же заметила это. За прошедшие несколько месяцев она много раз замечала, что Бэзил вдруг неожиданно задумывается о чем-то грустном. В такие минуты он уходил куда-нибудь, и она чувствовала, что Бэзил переживает какую-то трагедию. Сегодня вечером это ощущение усилилось. Аннализа не хотела ложиться спать до тех пор, пока не удостоверится, что он не нуждается в ее поддержке.
Она с самого начала чувствовала, что их путешествие в Англию имеет какую-то подоплеку. Приглашение поступило от известного английского писателя, который пожелал познакомить Бэзила со своими друзьями, и Бэзил был очень доволен, когда рассказывал об этом Аннализе. Тогда она в первый раз увидела на его лице выражение удовольствия и радости и, разумеется, настояла на поездке.
Но старший граф настаивал на том, что если уж Бэзил поедет в Англию, то Аннализа должна сопровождать его. Она была в ужасе – она не знала языка, не понимала их обычаев, она не любила бывать в свете даже в собственной стране. Насколько же хуже все будет в Англии?
За три дня Аннализа познала новые глубины страдания. Ее воспринимали как нечто странное, глупое и отсталое. Мало кто говорил по-итальянски, а она не говорила по-английски, и хотя Бэзил внимательно относился к ней, она часто оставалась наедине с еще одним блюдом печенья или еще одной чашкой чаю, в то время как остальные шумно смеялись и обсуждали такие серьезные вещи, которые она не поняла бы, даже если бы о них говорили на ее родном языке.
Она отчаянно скучала по дому. Но все же сегодня вечером ей хотелось удостовериться, что с Бэзилом все в порядке. Аннализа нашла его в библиотеке, стоящим у камина с опущенными руками и склоненной головой – явным свидетельством поражения.
– Бэзил, хочешь, я распоряжусь принести тебе чего-нибудь?
Он поднял голову и повернулся.
– Нет, спасибо.
– Могу ли я чем-нибудь облегчить твое беспокойство, муж мой?
Он ненадолго закрыл глаза и покачал головой:
– Ты очень добрая девушка, Аннализа, и терпеливая. Этого достаточно.
Она не была терпеливой; именно он продемонстрировал величайшее терпение.
– Ты уверен? Может быть, вина или чаю, чтобы быстрее уснуть?
Бэзил улыбнулся:
– Нет, мне ничего не нужно.
– Тогда я оставлю тебя, – сказала она, – спокойной ночи.
Его внимание было опять приковано к тому, что он видел в огне камина.
– Спокойной ночи.
Аннализа остановилась, ощущая внезапный порыв вдохновения, парящий у края ночи.
– Ты не хочешь рассказать мне о своем горе, Бэзил? Может быть, я смогу тебе как-нибудь помочь.
Он выпрямился, вздохнул и с большим трудом изобразил на лице мягкую улыбку.
– Меня тревожит лишь тьма в сердце поэта, привидения и тени. Больше ничего.
Как он был красив! В Италии, а сейчас и в Лондоне женщины жадно рассматривали ее мужа. Аннализа видела, что у него было все, чего могла желать женщина. Ниспадающие локоны, чувственный рот, а больше всего – доброта в его глазах превращали его в объект страстных желаний.
Почему же тогда она ничего не ощущала? Он вызывал в ней такие же теплые чувства, как цветок или закат. В ее женском начале был один недостаток – она не испытывала потребности спать с ним, а он до сих пор не настаивал на этом.
Может быть, следует помочь ему в этом.
– Муж мой, если тебя это успокоит, ты можешь разделить со мной постель, – тихо произнесла она, сложив руки на груди.
Аннализа мгновенно поняла, что ее слова были ненужными. Изменение в атмосфере комнаты, более того, изменение ее собственного ощущения связи с духовными силами мира объяснило ей это еще до того, как он заговорил.
Бэзил подошел к ней и взял ее за руку.
– Щедрое предложение, мужчина должен быть сумасшедшим, чтобы отвергнуть его, – ответил он, легко поцеловав ее пальцы.
Он улыбнулся, в этот раз в его глазах блеснули искорки.
– Но сейчас мы целомудренны, и я не буду просить тебя об этом. У нас есть время, Аннализа. Ты поймешь, когда будешь к этому готова.
Она не была достойна такого внимания, но почувствовала, как ее переполняет облегчение.
– Тогда спокойной ночи.
Он отпустил ее.
– Спокойной ночи.
Кассандра шла по Лондону. Было около десяти часов утра.
Вокруг нее сновали лоточники, торговавшие всем, начиная от фруктов и кончая лентами, шли клерки, торопившиеся в конторы. Все они напоминали ей о том, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. К тому времени, когда она добралась до квартиры Гэбриела, находившейся на Сент-Джеймс-стрит, ощущение, что несчастья опутали ее с ног до головы, отступило.
Кассандра всегда отличалась способностью здраво мыслить, да и разве не она прожила долгие серые осенние дни в подавленном состоянии? Этого было достаточно. Разум – союзник женщины, а эмоции – враг. Получилось так, что ей пришлось открывать эту истину заново.
Именно благоразумие послужило причиной того, что она стучала в крашенную синей краской дверь дома своего брата Гэбриела. Он говорил, что этот цвет напоминает ему о Мартинике, а соседи быстро перестали обращать на это внимание, потому что он был таким великодушным и очаровательным – явно утонченным джентльменом, несмотря на то что был мулатом.
Кассандра пришла сюда потому, что поняла, что должна подготовиться к мучениям нескольких предстоящих недель. Она выяснит, где брат купил сборник стихов Бэзила, пойдет туда сегодня утром и купит экземпляр для себя.
Сидя в гостиной, она прочтет его слова одна. Его стихи. Она сделает это одна, рассудок говорит ей, что она непременно расстроится, и ей хотелось преодолеть это. Она должна была укрепить нервы перед будущими обсуждениями стихов. Появление любой новинки – книги, полотна, спектакля или оперы не оставалось без внимания в ее салоне. Рано или поздно дойдет очередь и до новой книги тосканского графа.
Стоя в коридоре и ожидая, пока слуга откроет ей дверь, Кассандра представляла себе, как невозмутимо говорит небольшому обществу, собравшемуся на диване в ее голубой гостиной: «Да, конечно, я это читала. Это удивительно, не правда ли?» – и поворачивается, чтобы налить кому-то из гостей чаю или портвейна.
Эта фантазия немного успокоила ее сердце, и Кассандра подняла голову, удивляясь, почему ей так долго не открывают. Она нетерпеливо постучала еще раз.
Наконец дверь распахнулась. За ней стоял не слуга, а сам Гэбриел, одетый в одни бриджи. Его изумительные волосы были разбросаны по плечам и спине, а в светло-зеленых глазах отражались удивление и смущение.
– Кассандра! – Он отступил, жестом приглашая сестру войти. – Кто-нибудь заболел?
Уже стоя посреди просторной, залитой солнцем комнаты, Кассандра сообразила, что для Гэбриела сейчас было еще довольно рано. Дверь в его спальню была приоткрыта, через щель она заметила волосы и плечи спящей женщины.
Кассандра отвернулась и смутилась. Да, конечно, для такого поведения у нее был прекрасный предлог – она пришла, чтобы разбудить брата в то время, которое было для него зарей!
– Прости, Гэбриел, я не подумала… я вернусь.
Он потянулся и ухватил ее за рукав.
– Идем, сестрица. – Его глаза искрились весельем. – Ты же не думаешь, что я живу монахом.
Он усадил ее в кресло, тихо пересек комнату и закрыл дверь в спальню.
– Нет.
Кассандра занялась перчатками. Прошлым вечером – Джулиан и танцовщица из оперы, сегодня – Гэбриел и его любовница. Это было больше того, что ей хотелось знать о жизни братьев.
– Я просто смутилась, что потревожила тебя так рано по такому пустяковому делу.
– Мм…
Он налил из кувшина стакан воды и молча предложил его ей. Кассандра отрицательно покачала головой, и он выпил его сам.
– И что это за дело?
Он потянулся за рубашкой, криво висевшей на спинке стула.
Освещенный солнечным светом, лившимся через высокие окна, Гэбриел выглядел поразительно экзотично – светло-коричневая кожа на его груди и руках была такой же шелковистой и идеальной, как тогда, когда они были детьми, когда он часто ходил с шарфом, обмотанным вокруг головы, шпагой, заткнутой за пояс на талии, и в брюках, в которых выглядел гораздо старше. Кассандра улыбнулась, вспомнив об этом.
– Ты выглядишь точно так же, как когда тебе было тринадцать.
Он натянул через голову рубашку, вынул из вазы апельсин, сел и принялся чистить его. По его лицу пробежала шаловливая улыбка.
– Я не часто чувствую себя по-другому. Это, наверное, ужасно?
– Вовсе нет.
– Так что это за загадочное дело?
– А, это.
Кассандра взяла перчатки, потом положила их обратно.
– По правде говоря, речь идет о книге. Джулиан сказал, что ты хвалил ее вчера.
Он наклонил голову, его взгляд стал внимательным.
– Ты пришла спросить о книге?
Кассандра выпрямилась и уселась поудобнее.
– Да, о сборнике стихов некоего графа Монтеверчи.
– Я не думаю, что он граф.
Гэбриел положил в рот дольку апельсина и встал, направляясь к столу, на котором лежали разбросанные в беспорядке книги, листы бумаги и аккуратно рассортированные обломки породы. Он достал тряпку из стопы, которая, казалось, вот-вот свалится, и тщательно вытер пальцы, прежде чем достать книгу с самого низа.
