Текст книги "Ведьма"
Автор книги: Барбара Майклз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)
Барбара Майклз
Ведьма
Посвящается Кэти и Кэлу
«Witch» 1973, перевод Е. Годуновой
Глава 1
Как утверждала женщина – агент по продаже недвижимости, дом стоял на поляне, и, отправляясь в путь, Эллен, слегка вспотевшая в душной конторе маленького городка, не имевшей кондиционера, думала о тенистой прохладе леса с некоторым вожделением. Весна в Виргинии непредсказуема, и этот апрельский день вполне мог быть позаимствован у июля.
Но часом позже, порядком измучившись на ухабах проселочной дороги, такой узкой, что ветви деревьев хлестали по стеклам машины, она уже склонна была считать фразу о «поляне» сильным преувеличением. Ни намека на открытое пространство – повсюду ее окружала темная стена леса, сквозь которую не проникало ни малейшего дуновения ветерка. Воздух, пропитанный тяжелой влагой, был недвижим, и едва свернув с шоссе, Эллен вновь начала обливаться потом.
В одном, по крайней мере, ее не обманули: дом все же был, хотя больше походил на груду старых замшелых бревен, увитых лозами и утопающих в зарослях жимолости. Единственное видневшееся окно сияло неожиданной чистотой. Вероятно, где-то за пышными кустами роз имелась и дверь. Выключив мотор, Эллен сидела в машине, с любопытством разглядывая строение и чувствуя, как постепенно испаряется досада на скверную дорогу, после которой явно придется подновлять краску на капоте, а возможно, и менять рессоры.
Место было прекрасным. На темно-зеленом фоне сосен мерцали бледные звездочки кизила. Цветущие вишни и яблони слегка покачивали пушистыми веточками. Среди буйных сорняков сияли ярко-желтые нарциссы, а кусты сирени так благоухали, что перебивали неуместный здесь запах выхлопных газов.
И вокруг царила невероятная тишина, жуткая и таинственная, придававшая залитой солнцем вырубке ту же мрачность, какой веет от средневекового готического замка, темнеющего на фоне полуночных небес. В этом лесу время как будто остановилось, века текли, ничего не меняя, и казалось, что живут здесь вовсе не люди, а герои сказок – и отнюдь не добрых. Создания, собиравшиеся тут для ночных пирушек, были вовсе не прелестными феями в воздушных нарядах, а жутковатыми лесными тварями, кривоногими и пузатыми, покрытыми мехом и перьями, и на их получеловеческих лицах, должно быть, зловеще горели узкие звериные глаза.
Откинувшись на спинку сиденья, Эллен полезла в сумочку за сигаретой. Ей нравилось сидеть вот так, наслаждаясь мрачноватыми выдумками, и она не спешила встретиться с настоящим обитателем этого места, который, похоже, был не менее странным, чем порожденные ее воображением причудливые видения. Она вспомнила, как отзывалась о хозяине Роза Бэйтс, тот самый агент по продаже недвижимости, которая направила ее сюда, и невольно улыбнулась.
– Я не могу показать тебе дом, – сетовала Роза. – Эд ни за что не позволит сопровождать тебя туда, ибо предпочитает делать это сам. Так что тебе сначала придется заехать к нему. Честно говоря, мне совсем не нравится, что ты отправишься в одиночку, но если я поеду с тобой, этот старый шельмец и на порог меня не пустит.
Этой рекомендации оказалось вполне достаточно, чтобы Эллен прониклась симпатией к неизвестному Эду. Роза, перешедшая на «ты» с первых же минут их знакомства, была столь типичным представителем своей профессии, что это даже смахивало на карикатуру. Впрочем, все ее недостатки с лихвой искупались избытком рвения. В поисках «идеального» дома для Эллен они исколесили всю округу, хотя пару раз Роза была явно обижена той неприличной веселостью, которую Эллен выказывала при виде кошмарных сооружений из красного кирпича, с гордостью представленных ей в качестве образцов комфорта и респектабельности. Роза Бэйтс, похоже, склонялась к мнению, что ее клиентка просто капризничает и сама не знает, чего хочет, и это последнее предложение было продиктовано едва ли не отчаянием.
– Ну уж если и это тебе не подойдет... Этот дом принадлежал покойной мисс Хайбайгер, а Эд недавно его унаследовал. Тебе должно понравиться. Он был выстроен, кажется, еще до Войны за независимость. С ним продается около тридцати акров – прямо на краю Блу-Ридж: лес, пейзаж и все такое. Пожалуй, это как раз то, что ты ищешь, но Эд...
– А что Эд? – полюбопытствовала Эллен. – По твоим словам, он изрядный оригинал. Он случайно не...
– Нет-нет! – Ее собеседница залилась краской. – Я бы не позволила тебе связаться с кем-нибудь подобным. Эд терпеть не может женщин.
– Ну, это не гарантия, – возразила Эллен. Ответом ей был удивленно-проницательный взгляд. Розу мало волновала репутация Эда, но она явно была потрясена тем, что ее клиентка имеет представление о столь негативных сторонах жизни.
Эллен знала, что Роза считает ее непрактичной чудачкой. И дело было не только в том, что она выглядела много моложе своих тридцати восьми, ибо строгая диета и регулярные походы к косметологам – эта роскошь, доступная среднему классу, – позволили ей сохранить стройность фигуры, нежность кожи и великолепие пышных светлых волос. Женщин, подобно Розе выросших в провинции, бессознательно раздражала не только внешность Эллен, но и ее столичное произношение, ее манера одеваться и держаться.
– Да, это не гарантия, – сухо согласилась Роза. – В Чуз-Корнерз живет Джо Мюллер: развлекается стрельбой по собакам и кошкам, бьет жену и издевается над собственными детьми. Однако это не мешает ему иметь целых четырнадцать потомков, и далеко не все они – от миссис Мюллер... Бывает и так. Но тебе не следует волноваться по поводу Эда. Он отвратительный старый плут, но он джентльмен. У тебя не возникнет с ним проблем – если только тебе удастся отыскать его. Он живет в лесу, не желая ни с кем общаться, в какой-то старой развалюхе, которую называет домом. Я нарисую тебе карту.
Карта, изготовленная Розой на скорую руку, оказалась довольно точной. Эллен еще раз глянула на нее. Да, несомненно, она у цели, и пора, пожалуй, приступать к действию. Обитатель здешних мест все еще не подавал признаков жизни. Пусть Эд малоприятный чудак, все же Эллен надеялась, что он окажется дома. Столько мучиться и все впустую – это кого угодно доведет до бешенства. Выйдя из машины, она выбросила докуренную сигарету и только собралась раздавить окурок, как тишину потряс мощный возглас:
– Мадам! Вы меня очень обяжете, если не будете мусорить в моих владениях.
От неожиданности Эллен подпрыгнула и испуганно огляделась. По-прежнему никого не было видно, но в розовых кустах, подозрительно подрагивавших, угадывалось какое-то движение. Послушно наклонившись, она подобрала окурок. Ее белым перчаткам это явно не пошло на пользу.
Кусты, еще раз яростно содрогнувшись, произвели на свет некую личность, несколько староватую для младенца: это был высокий подтянутый пожилой мужчина в очках в золотой оправе и с потрясающей бородой – она доходила ему до пояса, закрывая всю грудь, так что о цвете его домотканой рубашки можно было судить только по рукавам. Она была пронзительно-голубой – такой же, как и его глаза за стеклами очков.
– Вас послала та отвратительная девица из Уоррентона, по поводу дома моей покойной тетки? – Голос доносился откуда-то из недр бороды.
– Да, – подтвердила Эллен.
– Тогда можете войти.
Мужчина отступил, раздвинув занавес листвы столь же театрально, как Скарлет Пимпернел могла бы распахнуть свою мантию. Обнаружилась дверь. Пройдя под аркой из роз, Эллен вошла внутрь. Мужчина последовал за ней, оставив дверь открытой.
– Меня зовут Эдвард Сэллинг.
– А меня – Эллен Марч.
– Миссис Марч? Рад познакомиться.
В его поклоне сквозила изысканная грация. С той же подчеркнутой любезностью Эллен были предложены стул и чашка чаю. Она благосклонно приняла и то, и другое, хотя не питала иллюзий по поводу истинных чувств своего хозяина. Эд был джентльмен и вел бы себя подобающим образом даже под угрозой смерти, но он не получал удовольствия от ее общества. Поспешность, с которой он покинул комнату, чтобы приготовить чай, весьма напоминала бегство.
Оставшись в одиночестве, Эллен с любопытством оглядела гостиную, поражавшую чистотой и строгостью обстановки. Немногочисленная мебель расположилась в центре, ибо стены сплошь занимали книги, неохотно выделяя пространство лишь для окон, двери и камина.
Когда Эд появился с подносом, Эллен стояла у одной из книжных полок. Забыв о неприветливости своего собеседника, она повернулась к нему с широкой улыбкой:
– У вас есть Генти! Я не перечитывала этих книжек уже много лет, но когда-то очень их любила.
Холодный взгляд голубых глаз немного потеплел, но Эда было не так-то легко купить. Поставив поднос на стол, он королевским жестом предложил ей разлить чай.
– А я все еще читаю их, – обронил он. – Время от времени я позволяю себе удовольствие потакать собственным прихотям. Но вы найдете здесь и более серьезные вещи.
Легкий оттенок тщеславия в его словах позабавил Эллен.
– Да, конечно, – поспешила согласиться она. – Вам нравится Джойс? Стыдно признаться, но я так и не смогла осилить «Улисса». Хотя его поэзию я люблю.
И она продолжала атаковать уязвимые места Эда – не без успеха, надо сказать: к тому времени, когда он дал понять, что пора уже осматривать дом его тетки, суровости в его взгляде явно поубавилось.
В качестве транспортного средства Эд предложил собственный грузовик. Как и все остальное имущество мистера Сэллинга, он был стар, но в безупречном состоянии. Похоже, пользовались им нечасто. Перед тем, как усадить Эллен в машину, Эд тщательно вытер сиденья. Когда он занял свое место за рулем, она сказала:
– Я думала, у вас будет по меньшей мере автомобиль с четырехколесным приводом. Зимой отсюда, должно быть, трудно выбираться?
– Зимой я никуда и не выбираюсь.
Ей следовало предвидеть ответ. Эллен представила, как долгими зимними вечерами он сидит здесь у камина, наслаждаясь книгами, одиночеством и консервированным супом, среди сугробов, громоздящихся снаружи; но не успела она сообразить, что ее поставили на место, как Эд добавил:
– Кажется, вы неплохо разбираетесь в автомобилях миссис Марч?
Впервые Эд задал вопрос, который можно было назвать личным. Эллен удивлялась его сдержанности: любой другой на его месте воспользовался бы правом поинтересоваться прошлым и настоящим потенциального покупателя его недвижимости. И теперь, к собственному ужасу, она ощутила знакомые симптомы.
«Синдром Старого Моряка», которым страдала Эллен, был излюбленной темой для семейных шуток. Название «недугу» придумал ее старший племянник, утверждавший, что сверкание глаз Эллен в тот момент, когда она берет в плен невольного слушателя, напоминает ему о Моряке Колриджа. К сожалению, ее повествованиям недоставало демонической притягательности поэмы – Эллен обычно рассказывала о себе и своей семье в самой безобидной манере, но всегда сообщала своей жертве значительно больше, чем та хотела бы знать. Эти приступы словоохотливости тяготили Эллен, она стеснялась их, но не в силах была противостоять, когда на нее «накатывало», хотя, изливая душу очередному несчастному свидетелю своей слабости, она прекрасно сознавала, что внутри нее сидит ехидный бесенок, издевательски хихикающий над нелепостью ситуации. Вот и теперь он уже злобно ликовал, когда, вздохнув поглубже, Эллен начала:
– Мне пришлось кое-чему научиться. Трое моих племянников без конца притаскивали домой всевозможный хлам: джипы-развалюхи, ржавые останки грузовиков, машины без моторов и моторы без машин... Впрочем, это было только к лучшему: они всегда ремонтировали мою машину и научили мою дочь кое-чему. Понимаете, она младше их и постоянно ходила за ними по пятам. Правда, скоро все это кончится. Я буду скучать по всей этой кутерьме. И по ним тоже, конечно. Но наступает момент, и наши дети покидают нас, так ведь?
– Мы жить не можем без избитых фраз, – обронил Эд.
– Конечно, мне будет тяжелее, чем им, – продолжила Эллен, игнорируя это сдержанное замечание. – Они уже сейчас рвутся из дома. Моя дочь этим летом собирается в Европу. Не в одиночку, – ей только семнадцать, и я никогда не позволила бы ей отправиться в путешествие с одним рюкзаком и билетом на самолет в кармане, подобно всем этим бедняжкам, – она поедет с одноклассниками. А осенью, если я куплю дом так далеко от Вашингтона, она поселится в интернате при частной школе, в которой сейчас учится. Правда, она может приезжать на уик-энды и...
Машину тряхнуло на ухабе, и Эллен больно прикусила язык. Эд вцепился в руль, как будто боясь, что тот вырвется. Взгляд его остекленел. Бесенок внутри Эллен посочувствовал бедняге: ее болтовня должна быть невыносимой для затворника, который терпеть не мог женщин. Но приступ все еще держал ее в своих тисках, и Эллен безжалостно продолжила:
– Два моих племянника уже учатся в колледже, а третий собирается поступать нынешней осенью. Так что самое время менять жизнь. Так или иначе, семья распадается. А тут еще Джек получает назначение за границу... Он предложил оставить мне дом – в Бетесде, – и это прелестный дом, но он никогда не был моим. Он всегда принадлежал Джеку. И Луизе, моей сестре. Она так любила его, но ее уже нет, и я не могла менять в нем что-нибудь. Она была такой молодой. Никто из нас и не думал, просто представить не мог, что у нее больное сердце... Ладно, прошло уже десять лет, и вы, наверно, считаете, что мне следовало бы примириться с этой смертью. Джек не примирился, но он всегда был таким удивительным, таким неунывающим и понятливым... Я рада была хоть чем-то помочь ему и мальчикам. Мне самой это было приятно. Мы с Пенни жили в тесной городской квартирке. Я всегда отлично уживалась с мальчиками, а они на самом деле нуждались в ком-нибудь, кто хотя в отчасти заменил им мать. Джеку пришлось бы нанять экономку, а вы ведь знаете, как сложно найти хорошую.
«Ладно, – сказал бесенок, – тебе вовсе незачем убеждать Эда Сэллинга в непорочности мотивов твоего поступка. Ты можешь даже себя не убеждать, правда ведь? Давай, расскажи ему еще о Джеке, какой он замечательный, какая он важная персона. Тебе ведь до смерти хочется поговорить о нем».
– Все дело в доме, – сказала Эллен вслух. Пытаясь заглушить внутренний голос, она произнесла это слишком громко, и Эд, выворачивая на шоссе, бросил на нее недоумевающий взгляд. – У меня никогда не было собственного дома. Сперва квартира, а потом дом Луизы. Но теперь появилась возможность немножко побаловать себя. Я, видите ли, унаследовала некоторую сумму – от тетки...
«Не от Луизы, – насмешливо вставил бесенок. – Не волнуйся, он прекрасно это понимает. Ничего, что принадлежало бы Луизе».
– Поэтому вам не стоит сомневаться в моей платежеспособности, – продолжила Эллен, пытаясь, чтобы фраза прозвучала иронично. Приступ, кажется, заканчивается. – То есть, я хочу сказать, мы ведь не обсудили...
– Подобные вещи я оставляю агенту, – надменно произнес Эд. – Вы вовсе не обязаны говорить мне все это, миссис Марч.
Как всегда после этих внезапных припадков говорливости, возбуждение сменилось подавленностью и презрением к себе.
– Я понимаю, – сказала Эллен уныло. – Простите. Стоит мне начать, и я просто не могу остановиться. Вам, наверное, было ужасно скучно.
– Как раз скучным ваш рассказ не назовешь.
Борода мешала разобрать выражение лица Эда, но в его голосе звучала улыбка.
– Может, ваше повествование и страдает некоторыми недостатками, но уж вовсе не отсутствием занимательности. Некоторой бессвязностью – да. Краткости тоже заметно недостает. Если я правильно вас понял, вы вели хозяйство вашего овдовевшего зятя, у которого три сына. Сами вы имеете дочь. Ваш зять работает в одном из тех гнусных учреждений, которые без конца вмешиваются в дела других государств. Теперь, когда ваши племянники достигли студенческого возраста, а зять собирается за границу, чтобы продолжать свое непристойное занятие, вы решили купить какой-нибудь необыкновенный дом в тихом месте, чтобы без помех предаться исследованию глубин собственной души... Прошу прощения, я перехожу на личности и становлюсь ироничным. Но все же позволю себе еще одну бестактность. Вы хотите жить для себя. Превосходное намерение. Я решительный сторонник независимости и не одобряю вмешательства в чужие дела. Но, к моему глубочайшему изумлению, мне сейчас хочется нарушить собственные принципы... Вы вдова, миссис Марч?
– Разведена, – ответила Эллен, несколько ошарашенная внезапно обрушившимся на нее потоком слов. – И уже очень давно.
– Тогда я дам вам маленький совет. Если вы твердо решили поселиться здесь, не упоминайте о своем разводе.
– Вы предлагаете мне лгать?
– Ложь – самый восхитительный из пороков общества. И если я не рекомендую вам лгать в этом случае, то лишь потому, что это бессмысленно. Вас разоблачат. Я просто предлагаю вам помолчать на этот счет.
– Что ж, я сама дала вам повод к такому совету, – смущенно произнесла Эллен. – Но уверяю вас, я не всегда так болтлива. Непонятно почему, но некоторые ситуации вызывают у меня повышенную говорливость.
– Мне кажется, что вы от природы очень искренни, и почему бы нет? Похоже, вам нечего скрывать. Однако вам следует принять во внимание провинциальность нравов в маленьких городках. Посмотрите по сторонам, миссис Марч, мы как раз въезжаем в Чуз-Корнерз. Благозвучное название[1]1
Название городка (Chew's Comers) переводится как «Закоулки, где жуют табак».
[Закрыть], не правда ли? Если вы приобретете мой дом, то именно сюда вам придется ездить за покупками.
Эллен огляделась. К Эду она приехала с другой стороны, поэтому сейчас ей предстояло первое знакомство с городком. Он был невелик – всего несколько кварталов. Почтенного возраста дома, окруженные величественными и, пожалуй, не менее старыми деревьями, располагались в стороне от дороги. По тротуарам не спеша прогуливались мамаши с детскими колясками и раскатывали на трехколесных велосипедах дети. Подчиняясь правилам, Эд сбавил скорость при въезде в городок, и теперь их степенное продвижение, как заметила Эллен, привлекало всеобщее внимание, Эд, казалось, смотрел прямо перед собой, целиком сосредоточась на дороге, но спустя несколько мгновений он произнес:
– Они глазеют не на вас, миссис Марч, а на меня. Я редко бываю здесь, и к тому же у меня, видите ли, сложилась репутация в некотором роде городского сумасшедшего.
Эллен перебрала в уме несколько возможных ответов и в конце концов решила промолчать. Они проезжали через деловую часть городка, состоявшую из бензоколонки нескольких сборных домов, приспособленных под магазинчики, и весьма солидного заведения – настоящего провинциального универмага с крытой верандой по всей длине фасада. Все стулья, расставленные на веранде, были заняты – причем исключительно мужчинами. Когда грузовик Эда поравнялся с ними, они, как по команде подались вперед, беззастенчиво разглядывая сидящих в машине.
– "Универсальные товары Грапоу", – прочла Эллен вывеску. – Очаровательно!
– Миссис Грапоу – самый преуспевающий городской бизнесмен (я не случайно употребил существительное мужского рода), а кроме того – опора местной церкви. Держитесь подальше от нее, миссис Марч, я хочу сказать – от церкви; впрочем, от миссис Грапоу – тоже. Но вы, без сомнения, пропустите мимо ушей оба эти предостережения.
– Почему те мужчины так пристально рассматривали нас? – спросила Эллен. – Надеюсь, мистер Сэллинг, я не подвергаю опасности вашу репутацию?
– Это воистину невозможно, – безмятежно ответил Эд. – Разве я не сказал, что меня здесь считают городским сумасшедшим? И атеистом, к тому же. На самом деле я рациональный деист, но бесполезно разъяснять этим олухам разницу. Нет ничего странного в том, что я отверг их Бога, этого малоприятного старикашку в ночной сорочке, имеющего скверную привычку совать нос в чужие дела. Но значительно сильнее моих соседей раздражает то, что я отверг и их Дьявола.
– Понимаю. Хотя вряд ли можно рассуждать о Дьяволе здесь, – она указала на прелестный белый домик в раннем георгианском стиле, поражавший изяществом очертаний.
– Полагаю, вам не доводилось жить в маленьких городках?
– Нет. Я родилась в Бруклине. Но в детстве мне приходилось навещать бабушку в Индиане. Моя бабушка...
– Ни слова больше, – перебил Эд, яростно мотая головой. – Умоляю, остановитесь. Вы очень милая женщина, насколько вообще женщины могут быть милыми, но я действительно не хочу знать больше того, что уже знаю.
– Вы тоже очень милы, – рассмеялась Эллен. – Меня еще ни разу не заставляли умолкнуть столь деликатным образом.
– Мне вовсе не хочется разрушать ваше восторженное представление о мире, но наивность доведет вас до беды. «Благородный дикарь» Руссо – всего лишь миф, причем давно скомпрометированный. В буколической простоте гнездится не меньше пороков, чем в городской искушенности.
Эллен ощутила легкую досаду. Ей нравился этот старомодный бородач, но трудно согласиться с его желчным взглядом на человечество или хотя бы только на Чуз-Корнерз (впрочем, признаться, название действительно ужасное).
«Интересно, что так повлияло на его отношение к ближним?» – рассеянно подумала Эллен. Как многие циники, Эд был разочаровавшимся романтиком. Его книжные полки выдавали его с головой.
– Не волнуйтесь, – произнесла она вслух. – Я хорошо осведомлена о провинциальных нравах. Конечно же, меня поначалу будут сторониться, но я завоюю симпатии. В конце концов, я не собираюсь устраивать оргии или ежедневно менять любовников, хотя и разведена. А если соседи так и не пожелают общаться, я прекрасно могу развлечь себя сама. Я немножко рисую, и вяжу, и с удовольствием буду ухаживать за садом, а кроме того – книги, музыка... Да, и птицы. В пригороде мне так и не удалось как следует понаблюдать за птицами.
– О да, – угрюмо согласился Эд. – Птиц здесь хватает.
– Существует так много занятий, на которые у меня вечно не хватало времени. Я хочу научиться играть на гитаре, перечесть «Войну и мир» и одолеть, наконец, Пруста, выращивать лекарственные травы, и вышивать, и сшить хоть одно стеганое одеяло, и варить варенье...
Странные скрипучие звуки не дали ей закончить фразу. Эллен потребовалось несколько секунд, чтобы понять: звуки исходят от Эда и означают смех.
– Я промолчу, – добродушно произнес он.
Грузовик свернул с шоссе и двинулся по узкой мощеной дороге (частной – как гласил указатель), задевая бортами деревья. Потом листва слева расступилась, и высоко на холме Эллен увидела дом.
– Это ведь не он, правда? – вырвалось у нее с испугом. Слишком большой и шикарный для нее, дом был великолепным образцом классицизма с величественными белыми колоннами вдоль фасада.
– Нет, им владеет мистер Маккей, ваш ближайший сосед. Это он вымостил дорогу. Она ведет всего к двум домам, но Норман заявил, что ему надоело барахтаться в грязи после каждого дождя.
Кстати, зимой ее расчищают, поскольку у Бормана имеется собственный трактор.
– Что ж, полезно иметь такого соседа. – Роскошный особняк скрылся за поворотом. – Что за человек этот мистер Маккей?
– Закончил экономический факультет Гарварда, – ответил Эд. – Коллекционирует фарфор и антиквариат, владеет приличной библиотекой. Время от времени мы перебрасываемся парой слов – он единственный образованный человек во всей округе.
– Из ваших слов выходит, что он прямо-таки идеальный сосед.
– Никто в этом мире не идеален.
Не успела Эллен раскрыть рот для достойного ответа, как Эд внезапно нажал на тормоза. Будь скорость чуточку больше, а реакция Эда, схватившего ее за локоть менее стремительной, Эллен выбила бы головой ветровое стекло. Выпрямившись и переведя дух, она заметила в кустах у дороги виновника едва не случившегося несчастья.
Это был подросток или, скорее, юноша в линялых джинсах и выцветшей рубашке. Его длинные светлые волосы, давно не видавшие расчески, были подстрижены, казалось, ржавыми садовыми ножницами. Все это, впрочем, было вполне обычным, но все же что-то обеспокоило Эллен. Что-то в крадущейся походке? Или в повороте головы? Или в тревожном блеске уклончивого взгляда? Ей припомнились собственные недавние фантазии о лесных созданиях, скрывающихся в густых зарослях.
– Простите, – сказал Эд, убирая руку.
– Не извиняйтесь. Кто это? Разве ему не положено находиться в школе?
– Классы Западной средней школы не видали Тима после его шестнадцатилетия, – ответил Эд. – И, думаю, к обоюдному облегчению. Ему бы следовало заняться чем-нибудь, но он предпочитает слоняться по лесу.
– Сколько же ему лет?
– Кажется, почти восемнадцать. – Эд как-то странно покосился на нее. – Я заметил, как вы отреагировали на мое высказывание о неидеальности соседства, с мистером Маккеем. Тим – одна из причин. Он племянник Нормана, и если я городской сумасшедший, то этот юноша – городской преступник.
Прежде чем Эллен успела задуматься над услышанным, Эд остановил грузовик и выпрыгнул наружу. Мощеная дорога заканчивалась, превращаясь в пыльную тропку, по которой мог проехать разве что велосипед. Никакого намека на дом. Единственными примечательными деталями пейзажа были две гигантские сосны по обе стороны тропинки. Эд шагнул между ними и скрылся из виду. Через минуту он вернулся, сел в машину и уверенным движением провел грузовик между деревьями.
Ветви раздвинулись, обнаружив пространство, вполне достаточное для автомобиля. За ними оказался кирпичный забор с раскрытыми деревянными воротами.
– Пожалуй, ветки следует немного подрезать, – задумчиво произнес Эд, и Эллен ехидно подумала, что вряд ли его можно обвинить в склонности к преувеличениям. – Если вы купите дом, я, конечно же, прослежу, чтобы это сделали.
В следующее мгновение они выехали на поляну и их взорам предстал дом. Эд заглушил мотор и обошел грузовик, чтобы открыть дверцу с ее стороны, а Эллен все не могла шелохнуться.
Дом был прекрасен. И это был ее дом. Он распахнул ей навстречу невидимые объятия, приглашая войти.
Роза утверждала, что ему лет двести, но Эллен чувствовала, почти наверняка знала, что на самом деле он построен значительно раньше, задолго до Войны за независимость, – возможно, в двадцатые годы восемнадцатого века. Тогда это было стандартное двухкомнатное строение с двумя дымоходами по краям. Или, пожалуй... да, несомненно: крутая крыша относилась к оригинальной постройке. Четырехкомнатный дом со спальнями наверху. Немногие из первых поселенцев могли похвастаться столь роскошным жилищем. Кирпичные стены, выщербленные временем и почти сплошь заросшие виргинским вьюнком, столь естественно вписывались в окружающий пейзаж, что казалось, стояли здесь вечно. Более поздние владельцы пристроили кухонное крыло и двухкомнатный флигель позади дома. Вряд ли кто-то из них прибегал к помощи архитектора: ни один профессионал не потерпел бы застекленной веранды, портившей строгую красоту кирпичного фасада. Но все же дом демонстрировал благородство пропорций, которое нельзя было скрыть никакими переделками.
Поляна, никак не меньше акра, лежала как бы на дне огромной чаши, образованной холмами, и деревья окружали ее плотной стеной. Эллен подумала, как хороши будут осенью дубы и клены – яркие пятна листвы, будто с полотен импрессионистов, а сосны зимой оживят пейзаж темной зеленью и укроют дом от ветров и посторонних взглядов. Одному из дубов, вздымавшемуся выше труб, было никак не меньше двухсот лет, а его мощный ствол, увитый плющом чуть не до кроны, поражал глаз сочным изумрудным оттенком.
«Придется выполоть, – подумала Эллен, – а то этот плющ погубит дерево». За домом, как огромный, не растаявший с зимы сугроб, белел старый яблоневый сад.
Эллен перевела восхищенный взгляд на Эда, все еще непроизвольно отмечая детали. Вон то дерево слева – несомненно, орех. У крыльца цвели вьющиеся розы, а у кухонной двери благоухал сиреневый куст. Выложенная плитками тропинка вела к веранде. Как чудесно будет сидеть там летними вечерами, вдыхая ароматы цветов... А в лесу полно кизила.
– Я хочу здесь жить, – почти прошептала Эллен. – Вы мне его продадите?
– Не раньше, чем вы осмотрите все внутри. Если Эд надеялся разочаровать ее, то потерпел неудачу: Эллен уже влюбилась в дом, и то, что ожидало ее внутри, не могло заставить ее переменить решение.
Хотя кухня, конечно, была ужасна: оборудование в ней не меняли, наверное, с самого 1930 года, линолеум потрескался и покоробился, а стенные шкафы, выкрашенные отвратительной темно-зеленой облупившейся краской, заставили Эллен содрогнуться. Но она уже представляла себе, как славно будет здесь, когда панели приобретут цвет слоновой кости, шкафы засияют яичной желтизной свежеобструганной сосны, а рядом с огромным очагом, встроенным в кирпичную стену старого дома, встанет длинный стол и деревянные скамьи.
Заметно обескураженный тем, что напугать покупательницу так и не удалось, Эд потащил ее прочь из кухни. Узкая лестница не вызвала у Эллен предполагаемых опасений, даже когда Эд продемонстрировал, что любой человек выше пяти футов шести дюймов вынужден будет нагибаться, чтобы пройти под лестничным сводом. Но наверху Эллен внезапно замерла, охваченная непонятным экстазом.
Неистовое, победное ликование пронзило ее душу. Невероятное, нечеловеческое возбуждение, не имеющее ничего общего с привычными эмоциями, заключило ее сознание в объятия столь крепкие, что они причиняли боль: как будто что-то сверхъестественное явилось из небытия, чтобы обдать ее неудержимой радостью.
Все это длилось лишь одно мгновение – нахлынуло и отпустило. Переведя дух, Эллен смущенно огляделась, совершенно сбитая с толку.
Холл второго этажа был в действительности всего лишь лестничной площадкой с единственным узким окошком. Ветхие доски пола просели. Но в этой прелестной каморке не было ничего необычного, что могло бы вызвать тот непонятный приступ экстатического восторга.
Исподтишка глянув на Эда, Эллен улыбнулась. Неистощимое чувство юмора помогло ей окончательно прийти в себя: Эд способен внушать самые разнообразные чувства, но уж никак не сумасшедшую страсть. А стоило ему отворить двери спален, как Эллен и вовсе позабыла о странных ощущениях, испытанных ею минуту назад.
В обеих небольших, но уютных комнатах имелись камины, а кружево резьбы на карнизах и наличниках вызвало в памяти Эллен представление о раннем Вулворте.
– Крыша течет, – мрачно произнес Эд, указывая на пятно, темнеющее на уродливых обоях.
– Ее легко починить.
– И спальни всего две.
– Но внизу еще две комнаты. Их можно будет использовать как спальни для гостей.
– Вы не видели ванной.
Похоже, это был последний козырь Эда. И действительно: любого менее решительного покупателя это мрачное помещение могло привести в ужас. Ванна – не старинная, а просто старая, с отбитой местами эмалью – вся была покрыта отвратительными ржавыми пятнами.
