Текст книги "Коронованная любовью"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Барбара Картленд
Коронованная любовью

Примечания автора

Македонский язык принадлежит к группе южнославянских языков и является одним из государственных языков Югославии. Пользуются им в основном в Народной Республике Македония. В середине шестидесятых годов он был родным языком примерно миллиона человек, включая многочисленные группы населения на юго-западе Болгарии и в северной Греции.

На нем говорят около трехсот тысяч албанцев и турок, живущих в Югославии. Язык этот не имеет ничего общего с македонским языком античности, который к XII веку, когда в этой области прочно осели славяне, был уже давным-давно вытеснен греческим, возможно, близко ему родственным.

Его история начинается с первых рукописей на церковнославянском языке X–XI веков, поскольку они включают элементы местных македонских наречий, отсутствующие в солунском диалекте IX века, которым предположительно пользовались святые Кирилл и Мефодий.

С конца XII века македонцы писали на стандартизированном искусственном славянском языке, которым с незначительными вариациями пользовались все православные южные славяне. Хотя в некоторых переводах XVII века и проглядывает более народный стиль, примерно до 1790 года неизвестно ни одного текста, близкого по языку к разговорному.

Глава 1

1876 год

Хиона вошла в гостиную, где ее сестра прилежно склонялась над шитьем.

– Мама так задерживается! – сказала она. – Лишь бы королева не была с ней сурова.

– Сурова? – повторила Хлорис. – Но с какой стати?

– Королева непредсказуема, – ответила Хиона. – А мама ее боится. Боялась всегда.

– Я думала, ее величество любит маму, – мягко возразила Хлорис. – Ведь она ее крестница.

Спорить Хиона не стала, однако в ней пробудилось одно из тех предчувствий, над которыми часто посмеивались ее мать и сестра. Что-то подсказывало ей, что в Виндзорский замок их мать пригласили не просто на обычный прием, как они полагали.

Ее королевское высочество принцесса Луиза Греческая выросла в трепете перед грозной королевой Викторией, внушавшей почтительный страх почти всем.

Ходили слухи, что ее собственный сын, принц Уэльский, дрожал в ее присутствии, так что уж говорить о дальних родственниках!

Хотя королева на свой лад обласкала принцессу Луизу, когда та с мужем была вынуждена бежать из родной страны в Англию, и милостиво предоставила в их распоряжение один из принадлежавших ей особняков, тем не менее они все безумно боялись своей благодетельницы.

Хиона опустилась на диванчик в эркере, на который из открытого окна лились теплые солнечные лучи, и попыталась убедить себя, что ее опасения напрасны. Но она знала за собой эту особую восприимчивость, которую иногда называют ясновидением, и предчувствовала что-то дурное.

Обворожительная Хиона пошла в отца, и ее черты дышали безупречным совершенством, какое греческие скульпторы придавали облику своих богинь, а глаза ее будто хранили всю таинственность этой злополучной, так часто разделяемой страны.

Красота ее старшей сестры, Хлорис, была совсем иной.

Она выглядела англичанкой, истинной англичанкой и походила на мать золотистыми волосами, голубыми глазами и изумительным бело-розовым цветом лица.

Хиона нередко повторяла, что греческое имя ей совсем не идет, что ее следовало бы наречь Элизабет, или Эдит, или Роза.

– Но ведь имена для нас выбрал папа, – напоминала Хлорис, – и как грек, он хотел выразить свой патриотизм.

– Но папина мать была англичанкой, – отвечала Хиона, – и, значит, мы гречанки лишь на четверть, как бы мы ни хвастали своей греческой кровью.

Хлорис замолкла, так как не любила спорить, а к тому же всегда терпела поражение в поединках с младшей сестрой.

Хиона блистала способностями, и принцесса Луиза часто вздыхала, потому что они не могли позволить себе взять для своей младшей дочери учителей, чтобы она глубже постигла предметы, которые ее интересовали и о которых она знала так мало!

– Почему я не мальчик, мама? – как-то спросила Хиона со вздохом. – Тогда бы я могла поступить в школу вроде Итона, а потом, возможно, и в Оксфорд.

Принцесса Луиза могла бы рассмеяться, но она ответила серьезно:

– Я так хотела подарить твоему отцу сына! Но он, дорогая, очень гордился своими красавицами дочерьми и не уставал повторять, что ты очень похожа на его прабабушку, которую в дни ее молодости провозгласили самой прекрасной женщиной Греции и воплощением Афродиты.

– Наверное, ей очень нравилось, что столько людей восхищаются ею, – заметила Хиона.

Принцесса Луиза печально улыбнулась и подумала, что ее младшая дочь в любом споре отыскивает уязвимое место, довод, на который нет ответа.

Жили они очень уединенно, так как им приходилось беречь каждый шиллинг, и принимать у себя не могли, а приглашения получали редко по той простой причине, что мало кто знал о их существовании.

Однако удача им улыбнулась. На балу в Виндзорском замке, куда ее с матерью приглашали раз в год, в Хлорис безумно влюбился младший сын герцога Тульского, который, едва ее увидев, уже не мог отвести от нее глаз.

Он пригласил ее на танец. Потом еще и еще, а на следующий день он приехал с визитом в их особнячок.

Хлорис ждала его – ее глаза сияли, как звезды, а пальцы дрожали от бурного волнения.

Юным влюбленным мир представлялся таким великолепным, таким радостным, что они не сомневались в ожидающем их вечном счастье.

Только принцесса Луиза со страхом думала, что их брак могут и не разрешить.

Она так страшилась просить королеву о Хлорис, что занемогла, и Хиона спросила:

– Но, мама, почему герцог не может обратиться к королеве вместо вас? Я не понимаю, почему вы так мучаетесь.

– Этикет требует, чтобы к королеве обратилась я как член королевской семьи, а не кто-то посторонний, – объяснила принцесса.

Потом она судорожно сжала руки и добавила с нотой отчаяния в голосе:

– Хиона, что нам делать, если ее величество не позволит Хлорис выйти за Джона? Ты же знаешь, это разобьет сердце бедной девочки.

– Если королева поступит так жестоко и мерзко, – сказала Хиона, – им придется бежать и обвенчаться тайно.

Принцесса Луиза шокированно подняла брови.

– Разумеется, Хлорис ничего подобного не сделает! – сказала она категорично. – Это вызвало бы ужасный скандал, и ее величество пришла бы в бешенство!

К счастью, ее опасения оказались напрасными.

Королева Виктория дала разрешение Хлорис сочетаться браком с лордом Джоном Крессингтоном, и она была вне себя от восторга.

Они обвенчались бы почти немедленно, но лорд Джон был в трауре по недавно скончавшейся матери, и объявить о своей помолвке они могли лишь по истечении положенных двенадцати месяцев.

– А это значит, – сказала тогда принцесса Луиза, – что с объявлением вам придется подождать до начала апреля. Свадьбу же, мне кажется, следует назначить на июль.

– Я хочу, чтобы она была в мае! – воскликнула Хлорис. – Сколько мы можем ждать, мама? И Джону не терпится представить меня своим родственникам, а сделать это нельзя, потому что королева – так глупо! – приказала нам пока молчать, и мы должны скрывать, вместо того чтобы рассказать всем, как нам хотелось бы.

Принцесса Луиза ничего не сказала, понимая, как трудно смириться с подобным.

Но она подумала, что им еще очень посчастливилось, и королева вопреки ее опасениям не стала возражать против брака между членом королевской семьи и подданным.

По правде говоря, ее величество отступила от принципов, которые так часто провозглашала, потому лишь, что считала свою крестницу принцессу Луизу весьма незначительной особой.

Принц Алфей состоял лишь в очень отдаленном родстве с царствующим греческим домом, а теперь, когда на греческий престол взошел датчанин, его семья утратила былое политическое значение, а с ним и династическое.

И когда вскоре после их приезда в Англию принц Алфей скончался, на его похоронах было так мало представителей царствующих домов Европы, что его супруга восприняла это как оскорбление.

Однако потеря любимого мужа так ее удручала, что она никому не сказала о том, как больно ее ранило такое неуважение к нему.

Не говорила она о своих чувствах и с дочерьми, однако Хиона догадывалась о них и потому была с матерью гораздо нежнее обычного, чтобы хоть как-то утишить ее страдания.

Она не могла не понять, как мало они с сестрой значат, раз смерть отца осталась никем, кроме них, не оплаканной и даже почти незамеченной.

Но теперь Хлорис была счастлива, считая дни до свадьбы, а так как денег у них хватало лишь на самое необходимое, все в доме сели за шитье, чтобы снабдить ее пусть не очень богатым, но все-таки достаточным приданым.

– Я уверена, когда о твоей помолвке будет объявлено и королева вспомнит про твою свадьбу, – сказала принцесса Луиза, – она предложит оплатить твое подвенечное платье. Она оказывала этот знак внимания многим невестам в семье. Если же нет, нам будет очень трудно найти деньги для по-настоящему дорогого и красивого платья.

– Я знаю, мама, – ответила Хлорис, – но невесты, к которым королева была так щедра, все выходили за особ королевской крови.

Наступило молчание – и принцесса Луиза, и Хиона знали, что это так.

Чуть ли не все европейские троны были заняты потомками королевы Виктории, и она выражала свое одобрение великолепным подарком жениху и приданым невесте.

– Но так ли уж это важно? – спросила тогда Хлорис после паузы. – Если королева не подарит мне подвенечное платье, это не помешает мне выйти замуж за Джона, а он считает, что я прелестна, что бы ни надела!

А вдруг, утешила себя Хиона, королева послала за их матерью предупредить ее, что позаботится о приданом Хлорис.

Осталось ждать всего тридцать дней до объявления о помолвке в «Лондон газетт», и если кто-то из близких к ее величеству напомнил ей об этом, почему бы ей и не оказать такой знак внимания дочери своей крестницы?

Ну конечно, это так, решила Хиона. Но тут же внутренний голос и то, что она называла «третьим глазом», шепнули ей, что речь должна идти о чем-то куда более важном, чем подвенечное платье Хлорис.

Но вслух она не сказала ничего, чтобы не волновать сестру, и просто продолжала смотреть в окно на ничем не примечательный садик перед домом и гадать, почему мама так задержалась.

Наконец послышался топот копыт, стук колес, и секунду спустя Хиона увидела королевскую карету, запряженную парой белых лошадей, которую прислали из Виндзорского замка за ее матерью. Карета остановилась перед подъездом.

Хиона вскочила, возбужденно воскликнув: – Вот наконец и мама! Сейчас мы узнаем самое худшее!

Она выбежала из комнаты, не дожидаясь ответа сестры, и отворила дверь прежде, чем ливрейный лакей в треуголке успел спуститься с козел и забарабанить дверным молотком, как намеревался. Он уже поднял руку, когда дверь распахнулась, и на пороге появилась Хиона.

Он улыбнулся – наверное, ее порывистости – и вернулся к карете, чтобы открыть дверцу перед принцессой Луизой.

Принцесса вышла из кареты и с обычной своей обворожительной любезностью поблагодарила лакея и кучера, и они оба почтительно приподняли треуголки.

Затем она направилась к парадной двери, где стояла ее дочь.

– Вы вернулись, мама! – воскликнула Хиона, что, конечно, было несколько излишне. – Как долго вас не было!

– Я боялась, что ты тревожишься, дорогая, – сказала принцесса Луиза, целуя ее в щеку.

Больше она ничего не добавила, но Хиона посмотрела на мать с непонятным ей самой испугом, а затем последовала за ней в гостиную, где Хлорис как раз убрала шитье, чтобы подбежать к матери и поцеловать ее.

– Хиона так беспокоилась из-за вас, мама, – сказала она, – но я уверена, что вы задержались по какой-то важной причине.

Принцесса Луиза сняла пелерину, облегавшую ее тонкую фигуру, и отдала Хионе положить на ручку кресла. Потом села, и Хлорис, встревоженная ее молчанием, посмотрела на мать с некоторой робостью.

– Что случилось, мама? Скажите же нам! – нетерпеливо потребовала Хиона. – Пока я ждала вас, у меня возникло чувство, что случилось что-то плохое.

– Нет… во всяком случае, я надеюсь, что нет, – сказала принцесса Луиза.

Хиона не спускала глаз с материнского лица и, пока принцесса как будто искала нужные слова, опустилась на колени рядом с ее креслом.

– Но что случилось, мама? – спросила она тихим голосом.

– Мне было трудно, – принцесса запнулась, – но, девочки, вы поймете, когда я скажу, что ее величество была очень категорична.

– В чем? – отрывисто спросила Хиона.

Принцесса Луиза тяжело вздохнула и только тогда сказала:

– Король Славонии Фердинанд попросил у королевы, разумеется через своего посла, найти ему английскую супругу, чтобы разделить с ней трон.

Принцесса сказала это таким тоном, что и Хлорис, и Хиона уставились на нее широко раскрытыми глазами.

Наступило тягостное молчание, которое прервала Хлорис, сказав быстро:

– Ее величеству известно, что я помолвлена?

– Помолвка официально не объявлена, и вначале ее величество полагала, что в интересах всех о ней следует тактично забыть.

Хлорис вскрикнула, и по комнате словно прокатилось звенящее эхо.

– Бы хотите сказать… мама… что она… Требует, чтобы я… не выходила за Джона?

– Ее величество дала мне ясно понять, – сказала принцесса Луиза, – что в интересах британской политики поддерживать независимость маленьких балканских стран, а славонский посол сообщил ей, что королю Фердинанду вряд ли это удастся, если он не заручится поддержкой Великобритании, доказательством чего стала бы английская супруга.

Хлорис снова вскрикнула.

– Но я же… выхожу за Джона… Она же согласилась, что я могу выйти за Джона! Я скорее… умру, чем стану женой… кого-нибудь другого!

Ее голос надломился, и принцесса Луиза поспешила сказать:

– Успокойся, Хлорис! Я убедила ее величество, что ты не можешь нарушить данное слово, как и она – взять назад свое разрешение, но это было… нелегко.

Она вздохнула, словно ей было мучительно вспоминать, насколько трудно это было. И Хиона нежно сжала руку матери.

– Она была не добра с вами, мама?

– Нет, но только не желала ничего слушать, и мне на минуту показалось, что я не сумею спасти Хлорис.

– Но вы же… спасли меня? Я могу… выйти за Джона? – настойчиво спросила Хлорис.

Ее мать кивнула.

– Ах, благодарю вас, благодарю вас, мама! Но как могла королева принять такое жестокое… такое ужасное решение – разлучить нас?

– Но ведь тебе известно, – негромко ответила принцесса Луиза, – что ее величество заботит только политическое положение в Европе.

– Политика политикой, – возмущенно сказала Хиона, – но мы ведь живые люди, и у королевы нет права обращаться с нами, как с марионетками, которых дергают за ниточки по ее приказу!

Принцесса Луиза перевела взгляд со старшей дочери на младшую, сидевшую у ее ног.

– Я знаю, что ты чувствуешь, дорогая, – сказала она, – но пойми, честь принадлежать к королевскому дому сопряжена с обязанностью ставить долг превыше всего.

Хиона уже не раз это слышала и сказала просто:

– Но вы же спасли Хлорис, мама, и это замечательно! Вы так умны.

– Очень-очень умны, – повторила Хлорис, утирая слезы, которые заструились по ее щекам при одной мысли о том, что могло бы произойти.

– Да, тебе ничто не угрожает, и ты можешь выйти за Джона, – сказала принцесса Луиза. – И, любовь моя, королева обещала оплатить твое подвенечное платье и другие туалеты.

Теперь Хлорис вскрикнула от восторга, бросилась к матери, обняла ее за шею и нагнулась поцеловать.

– Как вы умны, мама! – сказала она. – Как вам удалось? Я никогда не сумею выразить всю свою благодарность, и я знаю, как будет вам благодарен Джон.

Принцесса словно бы не разделяла радости своих дочерей, и Хиона спросила:

– Но что случилось, мама? Я вижу, вас что-то все-таки тревожит.

Принцесса Луиза посмотрела на пальцы Хионы, сжимавшие ее руку, и сказала мягко:

– Ты права, Хлорис я спасла, но ее величество по-прежнему намерена спасти независимость Славонии.

И вновь возникла напряженная пауза, прежде чем принцесса добавила:

– Ее величество указала мне, что в настоящий момент у нее нет родственниц, которые по возрасту годились бы в супруги королю Фердинанду, кроме Хлорис и, разумеется, тебя, Хиона.

Хлорис ахнула, но Хиона вдруг словно окаменела, продолжая сжимать руку матери.

– Вы сказали… меня, мама?

– Да, любовь моя. Я считаю, ты еще слишком молода, и я указала на это ее величеству, но поскольку она уступила, согласившись, что Хлорис не может выйти за короля Фердинанда, мне оставалось только склониться перед волей ее величества, что за него выйдешь ты.

– Не могу поверить! – еле выговорила Хиона.

Она поднялась с колен и подошла к открытому окну, словно ей не хватало воздуха.

И, глядя на ее силуэт в солнечных лучах, принцесса подумала, какой тоненькой, какой юной она выглядит, но было невозможно противостоять королеве.

«Хиона слишком молода, государыня, – попыталась она возразить. – И хотя я понимаю, как велика честь, что ваше величество предназначили для нее этот брак, он, право же, невозможен».

«Как это – невозможен?» – резко спросила королева.

Принцесса выбирала слова медленно, отдавая себе отчет, что каждое слово может сыграть решающую роль.

«Хионе только в будущем месяце исполнится восемнадцать, государыня. Она вела уединенную жизнь и пока, как известно вашему величеству, в свет еще не выезжала».

Принцесса на мгновение умолкла, зная, что королева слушает. Но враждебное выражение на лице монархини сказало ей, что ее слова напрасны.

«Собственно говоря, – быстро продолжала она, – я как раз собиралась просить ваше величество о разрешении для нее побывать на дворцовом приеме и надеюсь, что в таком случае она получит приглашения на балы, которые будут даваться для девиц, начинающих выезжать в свет в этом сезоне».

Королева ответила после долгой паузы:

«Я предпочла бы послать в Славонию Хлорис, но раз, как вы меня убедили, она не может нарушить обещание, данное лорду Джону Крессингтону, значит, занять ее место должна Хиона».

«Но, ваше величество, она слишком молода!» – снова повторила принцесса Луиза.

«Речь идет не о молодости или старости, моя дорогая Луиза, – ответила королева, – но о благе Славонии».

Она внушительно помолчала, а затем добавила:

«Выбор лежит между юной королевой или подчинением австро-германским претензиям на Славонию, которую эти могущественные империи хотели бы прибавить к длинному списку зависимых от них стран».

Слушая королеву, принцесса Луиза поняла, что потерпела неудачу, и теперь она сказала своим дочерям, не сводившим с нее глаз:

– Мне ничего не оставалось, кроме как согласиться.

– Ах, мама, как я могу поселиться в Славонии, так далеко от вас, и стать женой человека, которого никогда не видела?

– Но, возможно, он тебе понравится, когда вы познакомитесь, – ободряюще сказала Хлорис. – Ведь он приедет сюда познакомиться со всеми нами, и ты в него влюбишься. Другое дело, люби ты кого-нибудь другого.

Хиона прекрасно понимала, что Хлорис предалась таким радужным надеждам от облегчения и радости, что за короля выходит не она.

Принцесса Луиза устало откинулась на спинку кресла и сказала:

– Боюсь, король сюда не приедет, и до свадьбы мы с ним не познакомимся.

Хиона отвернулась от окна.

– Что вы такое говорите, мама?

– Славонский посол убедил ее величество, что ситуация почти критическая. И она решила, что ты отправишься в Славонию, как только будет готово твое приданое, и обвенчаешься в их соборе, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, что король пользуется поддержкой Великобритании и, разумеется, самой королевы Виктории.

Хиона молчала, но ее глаза раскрылись так широко, что словно бы заняли все личико.

Принцесса посмотрела на нее и сказала ласково:

– Я знаю, что ты ошеломлена, любовь моя, но клянусь тебе, я должна была уступить желанию ее величества и могу только от всего сердца молиться, чтобы ты была счастлива в этом браке.

– Но как я могу быть счастлива в подобных обстоятельствах? – спросила Хиона.

– Твой долг – попытаться, – твердо ответила принцесса.

– Но почему мы должны повиноваться королеве? С какой стати она распоряжается нами, словно у нас нет человеческих чувств, словно мы созданы из дерева или из камня? – гневно спросила Хиона.

Говоря это, она знала, что так быть не должно. То, что королева потребовала от ее матери, было бесчеловечно – кошмаром, от которого ей не удавалось пробудиться.

Неожиданно даже для себя она топнула ногой.

– Я не согласна, мама! Я скроюсь, а вы скажете королеве, что не можете меня отыскать.

Ее голос зазвенел. Затем после долгой паузы принцесса Луиза сказала очень тихо:

– Тогда, Хиона, я не сомневаюсь, ее величество настоит, чтобы в Славонию, как она и предполагала вначале, отправилась Хлорис.

Хиона спустилась к завтраку бледная после бессонной ночи, с темными кругами под глазами.

В небольшой комнате, служившей им столовой и примыкавшей к кухне, была только Хлорис. Принцесса, видимо, уже позавтракала и поднялась к себе.

Накануне вечером, когда их мать сказала, что Хлорис будет вынуждена стать женой короля, если она откажется, Хиона убежала из гостиной и заперлась у себя в спальне.

Она отказалась выйти, как ни упрашивали ее мать и сестра.

Теперь, встретив испуганный взгляд Хлорис, она немного смутилась и, положив себе яичницу с грудинкой из подогреваемого блюда на серванте, сказала, подходя к своему месту за столом:

– Прости, Хлорис, но вчера вечером я не могла ни с кем говорить.

– Конечно, я понимаю, – вздохнула Хлорис, – и, родная моя, мне жаль, мне безумно жаль тебя, но ты же знаешь, я не могу… отказаться от Джона.

– Да, разумеется, – ответила Хиона.

– Но, может быть, все обернется лучше, чем ты думаешь, – продолжала Хлорис с надеждой, – и ведь ты будешь королевой.

Ее сестра промолчала.

– Я всегда думала, что мы до конца жизни будем заживо погребены в этом доме, не видя никого, кроме дряхлых соседей. Но затем произошло чудо – я познакомилась с Джоном. Ведь он не собирался быть на том вечере и поехал только потому, что его отец заболел и мать настояла, чтобы он ее сопровождал. Иначе он ни за что не поехал бы.

– Я прекрасно тебя понимаю, – тихим голосом сказала Хиона. – Но я предпочла бы остаться старой девой, чем выйти замуж за человека, который годится мне в отцы!

Хлорис быстро взглянула на нее.

– О чем ты говоришь?

– Я так и думала, что возраст короля тебе неизвестен, – ответила Хиона, – мама очень искусно не коснулась этой темы, но ему пятьдесят два года.

– Не может быть! – воскликнула Хлорис. – Он ведь должен был бы жениться давным-давно!

– Он был женат, – ответила Хиона, – но два года назад его жена умерла. Вот почему они теперь могут искать королеву, от которой будет польза их стране.

Хлорис молчала, и Хиона продолжала:

– Вот чем предстоит стать мне – завернутым в Юнион Джек [1]1
  Британский флаг.


[Закрыть]призом на выставке скота, который вручит ему королева. А потом плюхнут на трон для всеобщего обозрения.

Хлорис спросила со вздохом:

– Но конечно же, для него можно найти невесту старше тебя?

Хиона покачала головой:

– Нет. Королева говорила правду, когда сказала маме, что больше никого нет. Ночью, когда вы заснули, я спустилась вниз и просмотрела папины «Королевские дома Европы». Ну, и конечно, «Дебретт».

С тяжелым вздохом она продолжала:

– Я их просто частым гребнем прочесала. Все английские принцессы либо замужем, либо настолько в годах, что слишком стары даже для короля Фердинанда.

– Раз он такой старый, то был бы стар и для меня. Ведь я всего на два года старше тебя.

– Конечно, – согласилась Хиона. – Но возраст тут ни при чем. Значение имеет только Юнион Джек.

Сказала она это с горечью и оттолкнула тарелку, не в силах больше проглотить ни кусочка.

– Но все-таки ты будешь королевой, – опять сказала Хлорис, словно стараясь хоть как-то утешить сестру.

– Не думаю, что это будет таким уж удовольствием, – ответила Хиона. – Я помню, как папа рассказывал мне про Славонию, когда мы проходили историю Балканского полуострова, и хотя природа там очень красивая, ничем другим она похвастать не может.

Она помолчала.

– Скажем, будь это Венгрия, я могла бы ездить на чудесных лошадях, а в Греции я была бы счастлива, сколько бы лет ни было моему мужу, – знакомилась бы с чудесами прошлого, ощущала бы себя частью славных деяний, навеки запечатлевшихся в людской памяти.

– Король Греции не грек.

– А король Славонии не славонец. – Она заметила недоумение Хлорис и объяснила: – Он австриец. Его много лет назад пригласили занять престол, когда прямых наследников не оказалось.

– Как ты успела все это узнать? – спросила Хлорис.

– Я всегда интересовалась историей Европы, – ответила ее сестра, – а ты знаешь, как папа увлекался генеалогией и прослеживал все династические ветви вплоть до наших дней. Записывал и часто читал мне.

Она вздохнула и продолжала:

– Еще папа говорил, что мне полезно узнать побольше о наших соседях, а особенно о тех, у которых с Грецией общие границы. Ну, и он научил меня стольким языкам, что славонский не составит для меня особого труда.

– Ты намерена его выучить? – с удивлением спросила Хлорис.

– О, конечно! – ответила Хиона. – При дворе, полагаю, говорят по-немецки, но я должна понимать славонцев, которыми буду править.

Хлорис засмеялась.

– Которыми правит король Фердинанд! Вряд ли он позволит править тебе.

На мгновение Хиона растерялась. Потом сказала:

– И все равно я хочу говорить по-славонски, чтобы разговаривать с простыми людьми. У меня хранятся заметки, которые папа сделал об их языке. Видимо, в нем сочетаются сербский, на котором я говорю свободно, албанский, который я понимаю, и – хочешь верь, хочешь нет – греческий!

– Ты меня совсем напугала, – сказала Хлорис. – У меня ведь нет ни малейшей способности к языкам. Но я об этом не жалею. – Она засмеялась. – Благодарение Богу, Джон свободно говорит только по-английски.

Она поставила на стол чашку с чаем, которую допила, и продолжала:

– Милая Хиона, мне не надо говорить, как я тебе благодарна за то, что ты согласилась выйти за короля. Я ведь не преувеличивала, когда сказала, что умру, если должна буду расстаться с Джоном! Я так его люблю! Я знаю, что он любит меня, а потому, пусть нас ждет бедность, мы будем очень счастливы.

– Я знаю, – ответила Хиона, – и с моей стороны было глупо мечтать, что когда-нибудь я встречу кого-то вроде Джона и полюблю его, а он полюбит меня.

Наступило молчание. Потом Хлорис сказала:

– Наверное, видя, как счастливы мама и папа, мы обе надеялись, что обретем такое же счастье. Ах, Хиона, как несправедливо, что тебя принуждают выйти за старика, чтобы угодить королеве! Знаешь что? Она огромная жирная паучиха! Сидит в Виндзорском замке и оплетает своими сетями всю Европу.

– Я подсчитала, что очень скоро под прямым ее влиянием окажутся двадцать четыре монархии, – сказала Хиона. – Благодаря тому, что она сосватала им царствующую королеву или владетельную герцогиню.

– Наверное, это ее радует, – ответила Хлорис, – но это несправедливо по отношению к тебе и ко всем вроде нас.

– Да, конечно, – согласилась Хиона, – но ты должна понять, что мы – ничто в сравнении с фактом, что над дворцом развевается нужный флаг и что австрийские притязания потерпели очередное фиаско.

– Слава Богу, я буду жить в Англии, – сказала Хлорис.

Хиона налила себе чаю и только тогда спросила:

– Что дальше? Мама что-нибудь говорила?

– Совсем забыла! – воскликнула Хлорис. – Вчера вечером она сказала, что раз уж тебя необходимо отправить в Славонию, прежде чем там все взлетит к небесам, королева оплатит твое приданое целиком, а не только подарит мне часть моего.

– Что же, очень щедро с ее стороны, – сказала Хиона, – хотя, полагаю, старый король не будет интересоваться моими туалетами.

– Как знать! – сказала Хлорис. – Некоторых мужчин хорошенькие девушки интересуют в любом возрасте.

Хиона вздрогнула.

– Я не хочу думать об этом!

Хлорис беспомощно посмотрела на сестру, не находя, что еще сказать. Но тут открылась дверь, и в столовую вошла принцесса.

– Ах, ты здесь, Хиона! – сказала она. – Я не знала, что ты спустилась вниз, и заглянула к тебе в спальню.

– Что вам угодно, мама? – спросила Хиона.

– Мне только что принесли письмо от славонского посла. Он явится к нам в двенадцать часов в сопровождении сэра Эдварда Боудена, британского посла в Славонии, который, насколько я поняла, приехал сюда убедить ее величество…

Принцесса замолчала, и ее дочь докончила:

– …найти невесту для короля Фердинанда.

– Да-да, – сказала принцесса.

– Вы не сказали Хионе, мама, – вставила Хлорис, – сколько лет королю. А ему пятьдесят два.

Принцесса Луиза смутилась.

– Боюсь, любовь моя, – сказала она Хионе, – это действительно далеко не молодость, но, насколько мне известно, он очень деятелен.

Хиона встала из-за стола.

– Мама, мне хотелось бы проглядеть бумаги отца, не найдется ли там что-нибудь еще о Славонии. Будь он с нами, он рассказал бы мне все необходимое.

– Да, конечно, любовь моя, – согласилась принцесса. – И я знаю, твой отец гордился бы тобой и сказал бы тебе, что ты поступаешь правильно.

– Только у меня же нет выбора, мама, не правда ли? – с горечью спросила Хиона. – Но одно я решила твердо. Я не отправлюсь в Славонию с завязанными глазами, ничего не зная, не имея никакого понятия, что там происходит.

– Но почему ты думаешь, что там что-то происходит? – удивленно спросила принцесса Луиза.

– Я уверена, что нас не стали бы почти неприлично торопить, если бы все ограничивалось тем, что королю Фердинанду нужна жена, а австрийцы и немцы поднимают шум за сценой.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сказала принцесса Луиза в полнейшем недоумении.

– Я сама толком не знаю, – ответила Хиона, – но всем существом чувствую, что за этим кроется что-то гораздо более зловещее и грозное, чем нам говорили, и что посол – и английский тоже – сделает все, чтобы помешать мне узнать правду.

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – растерянно повторила принцесса.

И первый раз за все утро Хиона улыбнулась.

– Если тут кроются тайны, – сказала она, – я намерена до них докопаться! Мой «третий глаз» убеждает меня не только в том, что они существуют, но и в том, что все, включая королеву, пытаются их сохранить.