Текст книги "Скучающий жених"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Утро было прекрасное. С момента угрозы вторжения Наполеона не было таких тихих и солнечных весенних дней.
Казалось, что сама природа противилась Наполеону, все прошлое лето томившемуся в бесплодном ожидании того момента, когда нужные ветры и приливы дадут ему возможность вывести плоскодонные суда из французских портов.
Однако, поскольку утро еще только наступило, ветерок был довольно прохладный, хотя и маркизу он показался бодрящим.
Его жеребец был в отличной форме, и он с наслаждением натягивал поводья, заставляя сильное животное подниматься на дыбы. Потом, ослабив поводья, маркиз поскакал галопом через парк и свернул к Миле.
Милей называли длинную прямую полосу луга, на которой его отец всегда тренировал своих лошадей. Но поскольку она граничила с землями, проданными сэру Джошуа, маркиз намеренно избегал этого места с тех пор, как унаследовал Мерлинкур.
Он свернул на поросшую травой Милю, испытывая несказанное удовольствие, происходившее от осознания того, что деревянная ограда, воздвигнутая сэром Джошуа для обозначения границы его территории, вскоре будет снесена.
Мерлинкур мог вернуться к своим изначальным границам, и тот факт, что однажды имение подверглось вторжению посторонних, вскоре можно будет забыть.
Погруженный в свои мысли, маркиз поехал медленно.
Вдруг он услышал у себя за спиной стук копыт скакавшей галопом лошади и, обернувшись, увидел, как мимо него молнией пронеслась всадница. Маркиз узнал ее!
Он успел заметить смеющиеся глаза и изгиб алых губ. А Лукреция уже была далеко впереди. Маркиз, охваченный азартом, устремился в погоню.
Пытаясь настичь девушку, он с изумлением отметил, что Лукреция скакала на удивление хорошо, к тому же ее лошадь была равной по всем статьям его жеребцу, а возможно, и превосходила его.
Маркиз был известен как великолепный наездник, и его жеребец со всей прытью молодого скакуна готов был догонять все, что могло скакать на четырех ногах.
Однако, мчась галопом по Миле, маркиз понял, что ему будет непросто догнать Лукрецию.
Изумрудного цвета бархатная амазонка обтягивала ее тонкую талию, а газовая вуаль, выбивавшаяся из-под шляпки, развевалась у нее за спиной, будто флаг, поднятый, чтобы бросить вызов.
Маркиз не мог ее догнать, как ни пришпоривал своего жеребца.
Ему удалось почти поравняться с ней, но увидев, что показался конец Мили, он осадил жеребца.
Он ожидал, что Лукреция сделает то же самое, но она неожиданно резко свернула вправо, направила лошадь к деревянной пограничной ограде, перескочила через нее и скрылась между деревьями.
Однако в последний момент она оглянулась, и маркиз заметил улыбку на ее губах.
Алексис остановил жеребца и, оставаясь в седле, смотрел на изгородь. У него возникло было желание последовать за Лукрецией, но потом он подумал, что теперь она, пожалуй, была уже на полпути к Дауэр-хаусу.
– Проклятье! – воскликнул он. – Она совершенно непредсказуема!
Эти слова ему не раз пришлось повторять в последующие несколько недель.
Поначалу маркиз не принял всерьез заявление Лукреции о том, что она не намерена встречаться с ним до бракосочетания.
Он понимал, что у невесты может быть множество забот перед свадьбой, к тому же, как она сказала, ей хотелось попрощаться со своими друзьями.
Маркиз был человеком искушенным и сразу понял, что его юная невеста хотела показать ему, что у нее есть поклонники и воздыхатели. Он нисколько не сомневался, что она лишь стремилась возбудить в нем любопытство.
Но после того, как он несколько раз приезжал с визитом в особняк сэра Джошуа на Керзон-стрит и ему всякий раз говорили, что мисс Лукреции нет дома, маркиз готов был поверить, что она и вправду не намеревалась встречаться с ним до тех пор, пока не наденет на палец обручальное кольцо.
Маркиза нельзя было назвать человеком самоуверенным, но тем не менее он, конечно, отдавал себе отчет в том, что пользуется успехом у женщин. Ни для кого не было секретом, в том числе и для него самого, что знакомства с ним искали многие.
Многие значительные особы хотели видеть его своим гостем, а женщины, на которых он бросал заинтересованный, пусть и мимолетный, взгляд, мечтали заполучить его в любовники, что отнюдь не входило в планы маркиза.
Но эта девица, с которой он помолвлен, эта девчонка, еще не блиставшая в обществе, определенно избегала его!
В один из дней маркиз получил письмо от сэра Джошуа, который спрашивал, желает ли он осмотреть свадебные подарки, прежде чем их отошлют в Карлтон-хаус, где они будут выставлены для обозрения на время свадебного приема.
Нимало не сомневаясь, что увидит там Лукрецию, маркиз отправился в Керзон-хаус. Он был ослеплен блеском серебряных украшений, очарован игрой драгоценных камней, а вот некоторые подарки позабавили его показной роскошью. Но, к своему глубокому разочарованию, он узнал, что и на этот раз Лукреции не было!
– Я надеялся, что ваша дочь окажет мне честь и я смогу увидеть ее сегодня, – сказал маркиз сэру Джошуа.
Тон его был холоден, чего не мог не почувствовать его собеседник.
– Она просила ее извинить, и я уверен, что вы понимаете, маркиз, сколько у нее дел перед свадьбой! – ответил сэр Джошуа.
– Как видно, я напрасно надеялся, что ваша дочь выразит желание познакомиться с некоторыми из моих друзей, – сказал маркиз. – Герцогиня Ричмондская пригласила сегодня нас обоих на обед, но, насколько я понимаю, Лукреция отказалась от этого приглашения.
– Прошу вашу светлость извинить мою дочь, – ответил сэр Джошуа. – Уверен, что у нее были веские основания для того, чтобы отклонить столь любезное приглашение.
– Надеюсь, так и было, – сухо заметил маркиз.
Уезжая с Керзон-стрит, он кипел негодованием, посчитав поведение Лукреции в высшей степени несносным.
Позже, когда он наконец ждал на ступенях алтаря прибытия невесты в церковь Святого Георгия на Ганновер-сквер, он сам едва мог поверить, что лишь дважды в жизни видел Лукрецию и ни в одну из этих встреч она не снизошла до того, чтобы с ним побеседовать наедине!
Церковь была полна – казалось, весь высший свет был здесь.
Наверху, на галерее, толпились слуги из Мерлинкура, из Мерлин-хауса и других резиденций сэра Джошуа. Вытянув шеи, они с любопытством наблюдали за происходящим.
С раскрасневшимися от волнения лицами они смотрели, как близкие друзья маркиза, приглашенные им в шаферы, провожают на скамьи очередную знаменитую персону, о которой им приходилось читать или слышать.
Маркиз видел, что леди Эстер, притягательно-обворожительная, не спускает с него своих голубых глаз, полных такой тоски, что всем и каждому было понятно – эта церемония разбивает ее сердце.
А вот герцогиня Девонширская благословила этот союз.
– Вы поступаете мудро, Алексис, заключая этот брак, – сказала она маркизу. – Если вы не будете осторожны, то Эстер и подобные ей женщины непременно втянут вас в какой-нибудь скандал! Милая, послушная и благоразумная провинциальная девушка будет вам надежной опорой и произведет на свет наследника, который должен у вас быть ради сохранения Мерлинкура.
Маркиз невольно задавался вопросом, сочтет ли мудрая герцогиня Лукрецию той самой «милой провинциальной девушкой», когда увидит его невесту.
Он вспомнил этот разговор, стараясь не встречаться глазами с укоризненным взглядом леди Эстер. И в эту минуту органная музыка набрала мощь.
Хотя триумфально-торжественные звуки органа были громкими, они не заглушали возгласов гостей, которые долетали до маркиза.
Он не поворачивал головы до тех пор, пока Лукреция под руку с отцом не приблизилась к нему.
Только взглянув на будущую жену, он понял, чем был вызван шум при ее появлении и даже аплодисменты.
Памятуя то, как Лукреция была одета к званому обеду в Дауэр-хаусе, маркиз не сомневался, что ее свадебный наряд не будет соответствовать привычным канонам, – и оказался прав.
Лукреция была не в белом платье, а в серебристом.
И эта серебристая ткань сверкала и искрилась, расшитая бусинами из горного хрусталя, а ее фату, ниспадавшую с высокой тиары, унизанной бриллиантами, тоже украшали крошечные камушки, сиявшие в свете свечей, как капельки росы.
В руках у нее были лилии, но тоже не те лилии, что наполняли ароматом ее гостиную, а громадные тигровые лилии, которые были завезены в Англию только в прошлом году. Рыжевато-красные и золотые, на фоне лунного сияния ее подвенечного платья, они были похожи на солнце.
Высоко подняв голову, она шествовала, как королева, в ней не было ни робости, ни смущения, которые традиция предписывает юной невесте.
Лукреция была прекрасной женщиной, богиней, достойной поклонения и повелевавшей теми, кто почитает ее святилище.
Она встретилась взглядом с маркизом – и тот, глядя на нее, снова подумал, что перед ним самая непредсказуемая личность, которую ему когда-либо доводилось встречать.
В Лукреции было нечто загадочное, то, чего он не понимал и не мог разгадать.
Затем, когда жених и невеста двинулись к алтарю, чтобы предстать перед епископом, он уже не мог на нее смотреть, а лишь остро ощущал ее близкое присутствие.
Началось богослужение.
Впоследствии Лукреция никогда не могла вспомнить ни молитв, ни даже своих ответов. Она слышала, как уверенно, низким голосом отвечал маркиз, слышала свой собственный негромкий голос, но все, что происходило вокруг нее, словно не имело к ней никакого отношения.
Она воспринимала свершающееся как некий спектакль, в котором у нее не было роли.
Новобрачные зашли в ризницу, подписали брачное свидетельство и под руку – рука Лукреции в перчатке лежала на руке маркиза – проследовали по проходу между скамьями.
Перед ее взглядом проплыло море лиц, но она видела среди них лишь одно – женщины с горящими ненавистью голубыми глазами, перекосившееся в гримасе в тот момент, когда мимо проходил маркиз.
Лукреция никогда прежде не встречала леди Эстер, но эту знаменитую красавицу слишком часто описывали, чтобы она могла ее не признать. Красота Эстер Стэндиш была еще более впечатляюща, чем могла вообразить Лукреция. Волнение ее было таким обжигающим, что Лукреция едва удержалась от слез.
Она под руку с маркизом пересекла площадку перед церковью, запруженную толпой зевак. Молодые наконец сели в открытую коляску, чтобы отправиться в Карлтон-хаус.
На всем пути следования по обеим сторонам улиц стояли люди, махавшие им платками, шумно приветствовавшие процессию и выкрикивавшие пожелания счастья новобрачным.
В ответ надо было кивать и улыбаться, так что о том, чтобы разговаривать жениху с невестой, не могло быть и речи. Наконец конный экипаж прибыл к Карлтон-хаусу и остановился перед портиком с колоннами.
Принц Уэльский встретил молодых в китайской гостиной.
– Вы прелестны, моя дорогая, – обратился он к Лукреции. – Мерлин – счастливец. А он и не говорил мне, что нашел столь милую, столь неповторимую особу. Он должен непременно заказать ваш портрет!
– Я намерен это сделать, – ответил маркиз, – и попрошу вас, сир, порекомендовать мне художника, способного, по вашему мнению, достойно передать облик моей супруги на холсте.
Принц Уэльский явно был польщен, как это бывало всегда, когда кто-то обращался к нему за советом.
– Я подумаю об этом, но мои портреты лучше всего удаются знаменитому Томасу Лоренсу.
Лукреция, хотя принц Уэльский и был полноват, нашла его интересным. Ему, бесспорно, был присущ некий особый шарм, делавший его почти неотразимым. И судя по всему, он был искренен, когда выражал свое восхищение Лукрецией.
Принц надолго задержал ее руку в своей, и Лукреция почувствовала, как он щекочет пальцем ее ладонь. Но тут наконец объявили о прибытии из церкви гостей. Только тогда Лукреция, сделав глубокий реверанс, удалилась.
– Здесь столько всего, что я хочу увидеть, – сказала она маркизу. – Отец будет просто счастлив! Он так часто рассказывал мне про чудеса Карлтон-хауса.
Эти слова вырвались у нее неожиданно для нее самой. Подумав, она прибавила:
– Полагаю, это не те слова, которые надо говорить мужу сразу после венчания?!
– Уверен, что никто не составлял списка тем, на которые надо говорить в такой момент, – заметил маркиз. – Мне, может быть, следует спросить вас, хорошо ли вы себя чувствуете, но ответ на этот вопрос для меня очевиден.
Лукреция улыбнулась.
– Позвольте мне ответить вам на вашу галантность, чтобы не остаться у вас в долгу в столь особенный для меня день. Я уверена, что вы самый красивый жених из всех, кто когда-либо оказывал честь своей избраннице и собранию такого рода, – сказала Лукреция.
– Вы говорите это, основываясь на собственном опыте? – насмешливо спросил маркиз.
– Напротив. Я исхожу в своем предположении из исторических фактов. Однако, когда дело касается августейших особ, за исключением нашего хозяина, они не вызывают особого восхищения!
Маркиз рассмеялся, как она и рассчитывала, а затем они оба заняли места перед балюстрадой, уставленной огромным множеством принесенных из оранжереи диковинных цветов, принимая поздравления приглашенных.
В зале было удушающе жарко: во дворцах принца, боявшегося сквозняков, всегда было слишком натоплено. От шампанского, лившегося рекой, лица гостей вскоре сделались пунцовыми, строгие правила этикета ослабли, и голоса зазвучали громче.
– Леди Эстер Стэндиш, – доложил лакей.
Лукреция услышала это имя и увидела, как красавица, замеченная ею еще в церкви, склонилась перед принцем в реверансе.
Потом леди Эстер оказалась перед ними. Она была прелестна, как ангел!
Когда она взяла руку маркиза в свои руки, ее голубые глаза затуманились от набежавших слез, а чувственные губы задрожали, когда она произнесла прерывающимся шепотом:
– О, Алексис, у меня сердце из-за вас обливается кровью!
Лукреция бросила на маркиза быстрый взгляд. Как она и ожидала, он, казалось, был раздражен. Ни один мужчина не любит подобных сцен, особенно когда он только что произнес брачный обет.
Маркиз ничего не ответил, и леди Эстер, совершенно игнорируя Лукрецию, отошла в сторону.
Перед тем как к ним подошел следующий гость, маркиз успел сказать:
– Прошу меня извинить.
Лукреция повернулась к нему с улыбкой.
– За что вам извиняться? – спросила она. – Уверяю вас, милорд, на этой неделе я страдала куда больше! Обливающееся кровью сердце – это тот кровавый кусок, вид которого вызывает у меня несварение.
У маркиза дрогнули губы – и он, не в силах сдержаться, рассмеялся.
Глава 5
Хотя венчание состоялось в одиннадцать часов, гости были приглашены к столу в полдень, и только в три часа маркизу и Лукреции удалось покинуть Карлтон-хаус.
Вопреки принятому порядку, они уехали в фаэтоне маркиза, запряженном четверкой великолепных лошадей.
Погода была теплая, и Лукреции не хотелось сидеть всю многочасовую дорогу до Дувра в закрытой душной карете. Поэтому она еще накануне послала маркизу записку, в которой написала, что поездка в его фаэтоне будет быстрее и приятнее и она уверена, что маркиз думает так же.
В городе движение было оживленным, но маркиз умело правил экипажем. Затем, когда фаэтон выехал на дорогу, ведущую в Дувр, маркиз отпустил поводья и вместе с невестой стал наслаждаться поездкой.
Лукреция выглядела очаровательно. Теперь она знала, что ее наряд вызвал искреннее восхищение у гостей, когда, переодевшись в одной из спален Картон-хауса, она спустилась по широкой лестнице к маркизу, ожидавшему ее в холле.
На ней было платье из темно-розового батиста с жемчужными пуговками и такого же цвета расшитая накидка. Шляпка завязывалась под подбородком розовыми бархатными лентами. От жары, царившей в Карлтон-хаусе, и волнения ее щеки слегка порозовели, глаза блестели.
Не могло быть сомнения: поздравления, которые маркиз слышал от своих друзей, были искренними. Покидая дворец в облаке из розовых лепестков, Лукреция получила все доказательства того, что прием прошел успешно.
Она отлично знала, что мужчины не любят болтовни в то время, когда они правят лошадьми, поэтому она хранила молчание до тех пор, пока Лондон не остался позади.
Маркиз первым прервал молчание.
– Вы определенно произвели сенсацию! – сказал он с насмешливой ноткой в голосе.
– Надеюсь, что вас это не огорчает, – ответила Лукреция.
– Ни в малейшей степени, – заверил он. – Я всегда рад неожиданному.
– Будем надеяться, что вы и впредь не измените себе, – заметила Лукреция загадочно.
Они ехали быстро, такая езда мало располагала к беседе. Лукреция даже решила, что маркиз вознамерился добраться до Дувра в рекордное время, хотя обычно этот путь занимал почти четыре часа.
Когда они подъехали к небольшой придорожной гостинице, находившейся в живописной деревушке, половина пути была позади.
Они одолели эту часть дороги за довольно короткое время: взглянув на часы, маркиз увидел, что было лишь половина четвертого.
– Если мы не будем надолго задерживаться здесь, то сможем добраться до места к половине седьмого.
– Вы управляли лошадьми великолепно, – с улыбкой сказала Лукреция.
Грум помог Лукреции спуститься с фаэтона, и она направилась к гостинице.
Жена хозяина в нарядном чепце по последней моде проводила Лукрецию на второй этаж, в спальню.
– Надеюсь, ваша светлость найдет здесь все, что требуется, – сказала она почтительно. – К сожалению, мы не развели огонь в камине.
– Это и не нужно.
– Трубу чинят, миледи, – словно извиняясь, пояснила хозяйка гостиницы. – Эта комната наполнялась густым дымом, даже когда мы разводили огонь в своей комнате внизу. Я надеюсь, ваша светлость не замерзнет.
– Конечно нет, – успокоила хозяйку Лукреция. – Мне надо только умыться.
– Если потребуется что-нибудь еще, так вы, миледи, просто позвоните в колокольчик.
– Непременно так и сделаю, – пообещала Лукреция.
Женщина, поклонившись, удалилась. Снимая шляпку, Лукреция прошла к умывальнику и увидела приготовленный начищенный медный кувшин с горячей водой.
Едва она хотела взять кувшин, чтобы налить воды в фарфоровый таз, как до нее донесся из-за двери голос маркиза:
– Эстер, какого дьявола вам здесь нужно?
Лукреция в недоумении обернулась и услышала, как женский голос с придыханием произнес:
– Я должна объясниться с вами, Алексис. Вернее, вы должны объясниться со мной.
Лукреция не могла поверить своим ушам: голоса были слышны так явственно, словно разговаривали в этой комнате. И тут она вспомнила, что сказала хозяйка: камин чинили и меняли трубу.
Часть кирпичей была вынута, поэтому стало понятно: маркиз разговаривал с леди Эстер в комнате этажом ниже.
– Как вы решились на такой недостойный поступок? – сурово сказал маркиз. – Вы не должны находиться здесь.
– Я рано покинула прием. Я хотела вас видеть и предположила, что именно здесь вы будете менять лошадей.
– Вы должны немедленно уехать, – жестко сказал маркиз.
– Вы обманули меня, Алексис, и вы не дали мне никаких объяснений!
– Каким образом я вас обманул? – осведомился маркиз.
– Вы говорили мне, что женитесь на наивной, покорной провинциальной девушке, – повысила голос леди Эстер. – А девица, которую вы вели к алтарю в церкви Святого Георгия, вовсе не такова. И я не могу вообразить, чтобы она была покорна! И она определенно не выглядит простушкой!
– Я не намерен обсуждать с вами мою супругу, – резко оборвал ее маркиз.
– О, Алексис, как ты можешь быть со мной таким жестоким? – страстно воскликнула леди Эстер. – Ты знаешь, что я люблю тебя, я смирилась с твоей женитьбой, но твоя жена должна сидеть в Мерлинкуре и рожать детей. А теперь я сомневаюсь, что так оно и будет. Эта разодетая змея совсем не похожа на безголовую наседку!
– Эстер, у меня медовый месяц, – раздраженно произнес маркиз. – Сегодня вы уже один раз поставили меня в неудобное положение. Я не могу себе представить, что подумает Лукреция, если спустится и застанет вас здесь. Поезжайте домой, Эстер, и ведите себя, как надлежит леди.
– А что мне делать дома, как не думать о вас? – воскликнула леди Эстер. – Я хочу тебя, Алексис, и знаю, что ты хочешь меня! Мне невыносимо знать, что ты проводишь медовый месяц с этой девицей, но еще невыносимее видеть, что твоя жена – полная противоположность тому, как ты мне описывал, когда обещал мне…
– Я вам ничего не обещал, Эстер, – перебил маркиз, – и я не советую вам огорчать меня подобным поведением.
Последовала короткая пауза – и потом леди Эстер произнесла глубоким нежным голосом:
– А как ты меня остановишь, дорогой? Не верю, чтобы ты захотел вычеркнуть меня из своей жизни! В любом случае я не позволю тебе этого!
– Уезжайте, Эстер, уезжайте немедленно! – воскликнул маркиз.
Его слова прозвучали властно, как приказ.
– Я уеду, если вы мне велите, – ответила леди Эстер. – Но сегодня ночью, сжимая в объятиях это существо, ты будешь думать обо мне! Ты будешь вспоминать безумные страстные мгновения, которыми мы наслаждались вместе. Ты будешь ощущать мои губы, мои руки, обвивающие твою шею, мое тело, обжигающее твое!
Голос леди Эстер стал тихим, почти неслышным, и Лукреция догадалась, что она совсем близко подошла к маркизу.
Тут голос леди Эстер смолк. Слышалось только ее жаркое, шумное дыхание.
Последовала долгая тишина, и Лукреции казалось, что она слышит лишь один звук – биение своего сердца.
Потом до нее донесся торжествующий голос леди Эстер:
– Забудь – если сможешь! До свидания, Алексис. Буду тебя ждать в ночь твоего возвращения в Лондон.
Внизу хлопнула дверь, и Лукреция затаила дыхание.
Ей хотелось закричать, сбежать вниз и выплеснуть гнев на маркиза и на леди Эстер, если та еще оставалась в гостинице.
Потом она поняла, как нелеп был бы подобный поступок. Она постаралась справиться с собой, гордое хладнокровие вернулось к ней вместе с твердой решимостью завоевать маркиза – сколь бы ни были малы ее шансы на успех.
Наконец в половине седьмого они были на месте – в восхитительном доме, предоставленном им графом и графиней Брора.
Маркиз был горд своим рекордом и принял поздравления Лукреции, грумов и верховых из своего эскорта, сопровождавшего молодую пару на всем пути, с довольной улыбкой.
Маркиз заранее позаботился о том, чтобы на почтовой станции рядом с гостиницей их ждала свежая упряжка лошадей, так что вторую половину пути они преодолели еще быстрее первой, благо им ничего не препятствовало в дороге в отличие от лондонских улиц.
– Вы, должно быть, устали, миледи, – сказала экономка, провожая Лукрецию наверх, в спальню, из окон которой открывался чудный вид на холмы Даунс, за которым в отдалении голубели воды Ла-Манша.
– Нет, я нисколько не устала, – возразила юная супруга. – Быстрая езда меня бодрит.
– Я бы сказала, слишком быстрая, миледи, – заметила старая экономка. – Я часто слышу про ужасные происшествия на дорогах, – и это не покажется удивительным, если ваша светлость припомнит, что люди стали передвигаться быстрее, чем им положено Богом.
Лукреция не ответила и была рада увидеть, что Рози, отправившаяся вперед с багажом, и камердинеры маркиза уже поджидают наверху.
– Вы были очень красивой невестой, миледи, – сказала Рози. – В церкви все говорили, что вряд ли найдется более красивая пара, чем вы с его светлостью, даже если объехать весь мир.
– Приятно слышать! – улыбнулась Лукреция.
Вначале она протестовала, когда экономка предлагала ей искупаться. Но потом, когда оказалось, что ванна для нее уже приготовлена, она с наслаждением погрузилась в теплую ароматную воду, и почувствовала, как проходит усталость от долгой тряски в экипаже.
Рози помогла хозяйке облачиться в одно из ее новых элегантных платьев, заказанных к свадьбе, и Лукреция спустилась в гостиную.
Дом явно уступал Мерлинкуру в величавой изысканности, в нем не было картин знаменитых художников и ценных старинных предметов искусства. Но он был обставлен с отменным вкусом стараниями графини Брора.
Ужин был превосходный, и Лукреция с маркизом долго оставались за столом, продолжая разговаривать и после того, как все удалились.
Лукреция смогла оценить эрудицию маркиза – он знал множество вещей, которые интересовали и ее.
Она, к примеру, с удовольствием поддержала разговор о лошадях, ведь у ее отца всегда были лучшие скакуны, каких только можно видеть на любом ипподроме.
Лукреция всегда интересовалась живописью и прочитала массу специальных книг, так что ей не составило труда поддерживать в маркизе интерес к беседе и, как она втайне отметила, даже удивлять его своими познаниями в этой области.
Лукреция постаралась использовать все приемы, которым обучал ее Айвор Одровски. Однако теперь, когда они впервые надолго оказались одни, Лукреции больше всего пригодились природный ум и отличное образование.
Когда они наконец перешли в гостиную, Лукреция, взглянув на каминные часы, сказала:
– День был нелегкий и долгий, милорд. Уверена, что вы поймете меня, если я скажу, что хотела бы удалиться ко сну.
– Несомненно, – ответил маркиз.
Он проводил ее до лестницы на второй этаж и, взяв ее руку и поднеся к губам, спросил:
– Я уже говорил вам, что сегодня вы были прекрасны?
– Я буду очень разочарована, если вы не скажете это вновь, – ответила Лукреция с пленительной улыбкой.
Потом, не дожидаясь от него ответа, она пошла вверх по лестнице в свою комнату.
Спустя полчаса, коротко постучав, маркиз распахнул дверь и вошел в спальню.
Он думал, что застанет Лукрецию в постели, но она сидела на диванчике у окна. Шторы были приподняты, и ее силуэт четко вырисовывался на фоне ночного неба.
Маркиз с удивлением увидел, что на Лукреции было не прозрачное, отделанное рюшами неглиже, какое он ожидал увидеть и какое соответствовало бы случаю.
На Лукреции было белое, длинное, с широкими рукавами платье из плотного атласа, напоминавшее монашеское облачение.
Ее темные волосы ниспадали на спину до самой талии, а взгляд, который она обратила к вошедшему маркизу, был серьезен.
Маркиз вдруг понял, кого ему напомнила Лукреция в первый вечер, когда он увидел ее лицо при свете пламени в ее комнате.
Он подумал, что ее лицо – это лицо юной мадонны, образа, столь любимого ранними итальянцами.
Притворив за собой дверь, он медленно пересек комнату. На маркизе был длинный парчовый халат, словно светившийся в отблеске свечей.
– Вы еще не в постели, Лукреция? – спросил он.
– Нет, – ответила она. – Я хочу поговорить с вами, милорд.
– Мне казалось, уже поздновато для разговоров, – заметил маркиз.
В его голосе слышалась усмешка, но, подойдя ближе и заглянув в глаза Лукреции, маркиз проницательно спросил:
– Что-то случилось?
– Сегодня я случайно услышала разговор между вами и леди Эстер, – заговорила Лукреция.
Лицо маркиза посуровело, он недовольно сдвинул брови.
– Вы слушали под дверью?
– В гостинице чинили камин, – ровным голосом продолжила Лукреция. – Ваш разговор был слышен в комнате наверху.
Последовала небольшая пауза, затем заговорил маркиз:
– Я должен…
– Пожалуйста, не извиняйтесь, – перебила его Лукреция. – Я знаю, что вы не искали подобной встречи и она была вам навязана. Но в то же время, милорд, позвольте мне со всей уверенностью сказать вам, что я не намерена быть «наивной, покорной женой», которая будет рожать детей по вашему желанию.
Маркиз сделал нетерпеливый жест и прошел к камину.
– Мне перед вами очень неловко, Лукреция, – взволнованно сказал он. – Леди Эстер импульсивна и порой ведет себя недостойным образом. Однако я хорошо понимаю, что это не может служить оправданием тому, что вы услышали, и мне остается лишь просить вас проявить достаточно великодушия, чтобы быть выше этого и забыть, что день нашей свадьбы был чем-то омрачен.
– В том, что касается меня, он вовсе не омрачен, – возразила Лукреция. – Все, чего я хочу, это лишь сказать вам, что я не желаю играть роль, которая, вполне очевидно, от меня ожидалась. Я ваша жена, милорд, но пока я не изменю своего решения, я намерена оставаться вашей супругой только по названию, формально.
– Мне следовало ожидать, что вы примете такое решение в подобных обстоятельствах, – медленно произнес маркиз. – В то же время не могу сказать, что это разумно. Мы женаты, Лукреция, и, как я уже говорил вам, я надеюсь, что смогу сделать вас счастливой. А неестественный образ жизни определенно не будет способствовать исполнению этого моего стремления.
– А мне, милорд, представляется неестественным вступать в близкие отношения с мужчиной, который не любит меня, а думает о другой женщине и стремится к ней. – Было заметно, что Лукреции было неловко выговорить эти слова.
В комнате воцарилось молчание. Потом маркиз сказал:
– Я, конечно, мог бы вас заверить, что я свободен от этих отношений.
– И вы всерьез полагаете, что я поверю, будто это действительно так? – спросила Лукреция с горькой усмешкой.
– Давайте не станем излишне драматизировать это, Лукреция. Уверяю вас, что леди Эстер отныне принадлежит моему прошлому. Я думаю, вы убедитесь, что мы будем превосходно ладить друг с другом, если только вы забудете то, что я могу назвать лишь досадной случайностью.
– Я, безусловно, сделаю все, чтобы забыть произошедшее, – пообещала Лукреция.
– Тогда позвольте мне показать вам, что замужество может быть чрезвычайно приятным.
С этими словами он подался к ней с уверенной улыбкой на губах. Лукреция встала.
– Не сомневаюсь, что мне будет приятно мое замужество, но до сих пор, милорд, я никогда не позволяла любить себя мужчине, чье сердце мне не принадлежало.
Маркиз застыл на месте.
– Вы хотите сказать, что у вас есть любовник? – спросил он.
– Я ничего не хочу сказать и полагаю, что ни я, ни вы не желаем исповедоваться о том, что было в прошлом, хотя, несомненно, подобные откровения могли бы быть как минимум забавны, – заметила Лукреция, вызывающе глядя на маркиза.
Глаза маркиза сверкнули холодной сталью. Он сказал:
– Я нахожу, что происходящее совершенно абсурдно и превращает наш брак в фарс, если не во что-то худшее. Лукреция, вы моя жена, и чем скорее между нами рухнут все эти дурацкие барьеры, тем лучше.
Он снова двинулся к ней, но Лукреция поспешно выдохнула:
– Я так не думаю, милорд.
Вдруг маркиз замер. Лукреция, до того стоявшая с опущенными руками, скрытыми просторными рукавами, резко вскинула правую руку, в руке у нее был пистолет.
– Вы с ума сошли? – воскликнул маркиз.
– Я в совершенно здравом уме, – возразила Лукреция. – Поэтому я не намерена послушно ожидать вас в Мерлинкуре с ребенком на руках, пока вы, милорд, будете развлекаться в Лондоне.
В разговоре наступила пауза, несколько мгновений маркиз не сводил глаз с Лукреции. Словно догадавшись, что он задумал, она сказала:
– Я хороший стрелок, милорд. Я вас не убью, но, думаю, пулевое ранение в руку будет причинять вам чрезвычайное неудобство в последующие несколько недель.
Неожиданно маркиз, запрокинув голову, расхохотался.
– Сдаюсь! – воскликнул он. – Вы, конечно, с самой первой нашей встречи преподносили сюрпризы, Лукреция, но ни один из них не сравнится с этим! Позвольте пожелать вам спокойной ночи.
