Текст книги "Проданная невеста"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)
Глава 3
Мистер Уинтон и граф вошли в библиотеку. Следом за ними грум внес поднос, на котором стояла бутылка шампанского.
Эйлида почти машинально отметила про себя, что три бокала на подносе неодинаковые, а у одного слегка надбит край.
Грум поставил поднос на столик, и мистер Уинтон сказал:
– Я разолью шампанское сам, Джед, а ты займись завтраком.
– Слушаю, сэр.
Слуга вышел, а мистер Уинтон пояснил:
– На всякий случаи я захватил с собой все необходимое для завтрака, а поскольку ваша прислуга занята, я надеюсь, что вы присоединитесь ко мне.
Это звучало любезно, однако Эйлида подумала, что он опять навязывает свое милосердие: ведь, кроме нее, в доме готовить еду некому, и Уинтон, конечно, об этом знает.
Она промолчала, а Дэвид сказал:
– Огромное спасибо! Боюсь, нам сегодня было бы затруднительно пригласить вас к столу.
Мистер Уинтон не ответил: он разливал шампанское в три бокала.
Один он вручил Эйлиде и, глядя на нее очень пристально (что ей не понравилось), произнес:
– Надеюсь, вы выпьете за наше счастье.
Эйлиде показалось, что он иронизирует. Хотелось резко оборвать его, сказать, что для себя она не ждет ничего, кроме несчастья. Но, пожалуй, было бы ошибкой обострять с ним отношения, поэтому Эйлида только молча наклонила голову, принимая вино.
– А теперь, – заговорил Уинтон, – я полагаю, что вам, Блэйкни, еще до завтрака любопытно было бы узнать, какие планы я строю насчет вас.
– Очень любопытно, – согласился граф. – Я просто не представляю, что за работу, да к тому же выгодную, я мог бы делать.
Эйлида нервничала и потому отошла от камина к окну. Она стояла и смотрела в окно, ничего не видя. Возможно, все это лишь ночной кошмар, который скоро кончится…
– Вернувшись в Англию, – говорил между тем у нее за спиной мистер Уинтон, – я решил непременно построить скаковую конюшню. Судя по моим собственным наблюдениям и по разговорам с некоторыми владельцами таких конюшен, лучше всего покупать лошадей в Ирландии.
Граф пробормотал что-то нечленораздельное, но перебивать не стал, и Уинтон продолжил:
– И я предложил бы, Блэйкни, чтобы вы по моему поручению поехали в Ирландию вместе с человеком, которого я назначил управляющим моей конюшней. Он весьма опытен, а вы, как я слышал, отличный наездник. Кстати, между нами говоря, вы могли бы выбрать лошадь, которая способна выиграть классические скачки [6]6
Классическими скачками называют в Англии пять главных скачек года, в том числе знаменитые дерби, впервые проведенные в 1780 г.
[Закрыть].
– Вы в самом деле так считаете? – спросил граф. – Мне это кажется невероятным, и этим я хотел бы заниматься больше всего.
– Я так и полагал, – заметил Уинтон, – и буду не только платить вам за услуги, и платить, как я считаю, хорошо, но предоставлю вам и своему управляющему тратить любые деньги на покупку лошадей, которых вы оба сочтете стоящими.
Эйлида услышала, как брат с облегчением вздохнул. Ясное дело, услышанное обрадовало его, но сама она радовалась тому, что он уедет подальше от Лондона. В Ирландии он не будет пить так много и не сможет тратить не принадлежащие ему деньги с беспутными приятелями.
– Значит, депо решено, – сказал мистер Уинтон. – Вы уезжаете в конце этой недели.
– В конце недели? – переспросил граф. Потом, сообразив, что в Англии его, собственно, больше ничто не удерживает, спохватился: – Что касается меня, то все в порядке, но как быть с сестрой?
– Я не забыл о ней, – ответил мистер Уинтон. – Я уверен, вы хотели бы, чтобы она уехала отсюда. Мы обвенчаемся послезавтра, то есть в четверг, а в церковь поедем из дома, который я нанял в Лондоне.
Эйлида с трудом сдержала крик ужаса. Хотела заявить, что это невозможно, что она неспособна выходить замуж столь поспешно. Но тут же спросила себя: а чего ждать?
Этот дом принадлежит теперь мистеру Уинтону, и он может в любую минуту выставить ее отсюда, а деваться ей некуда.
Если хорошенько подумать, то слава Богу, что им не придется венчаться в здешней церкви, где ее крестили. Это же невыносимо, если все вокруг узнают, что она вышла замуж за человека, который приобрел имение. Люди решат, будто она продала себя тому, кто предложил наивысшую цену… как на торгах!
И Дэвид, и мистер Уинтон, видимо, ждали ее согласия.
Пока она размышляла, в какую словесную форму его облечь, дверь распахнулась и грум, приносивший шампанское, объявил:
– Завтрак готов, сэр!
– Я считаю, что нам следует поесть как можно скорее, – обратился мистер Уинтон к Дэвиду. – У меня есть еще два дела, только после этого я уеду в Лондон.
– Что же это? – поинтересовался Дэвид.
– Я хочу, чтобы ваша сестра показала мне дом, а после этого, если вы не против, пройдемся вдвоем по имению, и вы мне все объясните. Может, посчастливится потолковать с кем-то из фермеров или жителей деревни.
– Да, конечно, – согласился граф.
– Тогда идемте завтракать.
Уинтон взглянул на Эйлиду, и она, словно подчиняясь повелению, молча направилась к двери; мужчины последовали за ней.
Эйлида была ошеломлена планами Уинтона, чувствовала себя напуганной и злой, однако была вынуждена признать, что завтрак восхитителен.
Она съела утром только ломтик тоста с медом, а вчера вечером – маленький кусочек крольчатины.
Когда они уселись за стол в малой столовой, где накрыли к завтраку, Эйлида почувствовала, что зверски голодна.
То же самое испытывал и Дэвид, и оба они не без труда удержались от того, чтобы не наброситься с жадностью на прекрасный паштет, подданный в самом начале завтрака.
За паштетом последовала лососина, выловленная накануне, потом заливной цыпленок, обложенный устрицами.
Если бы за столом вместе с ними не сидел мистер Уинтон, думалось Эйлиде, они с Давидом не просто радовались бы вкусным блюдам, но громко смеялись бы от восторга: все это напоминало о трапезах богов на Олимпе.
Мистер Уинтон, поняв, насколько они голодны, некоторое время почти не разговаривал. Но как только были утолены первые муки голода, он завел разговор о доме. Он очень тщательно расспрашивал о его истории сначала Дэвида, потом Эйлиду.
– Блэйкни были государственными деятелями и военачальниками в течение веков, – говорил граф. – Как вы, вероятно, уже знаете, они упомянуты во многих исторических сочинениях, которые есть у нас в библиотеке, вы их легко найдете.
– Я предпочел бы послушать вас, – заметал Уинтон.
Обращался он к Дэвиду, но смотрел при этом на Эйлиду, а та огорченно думала о том, как он использует генеалогическое древо Блэйкни для придания себе веса в высшем свете. Что ж, он получит возмещение своих расходов!
И она нарочно заговорила о влиянии своих предков при дворах королевы Елизаветы и Карла Второго. Рассказала и о том, что они были крупными государственными деятелями в правление королевы Анны, и многословно поведала, как герцог Мальборо хвалил – много раз! – одного из генералов Блэйкни в своих донесениях.
Только во время паузы в этих панегириках успехам и значительности предков заметила Эйлида, как поблескивают глаза у мистера Уинтона: он явно разгадал причину ее красноречия.
«Я его ненавижу!» – в который уже раз подумала она.
Ее одолевало почти неукротимое желание встать из-за стола и указать Уинтону на дверь.
О, если бы они с братом обнаружили сокровище, спрятанное в дымоходе или в потайной комнате, о которой они раньше не ведали!
Она придумывала множество подобных историй во время бессонницы. Ей частенько не спалось из-за голода или оттого, что она со страхом размышляла о будущем.
А теперь приходилось осознать, что единственное найденное ею с братом сокровище находится в кармане у мистера Уинтона.
Мысли беспорядочно теснились у Эйлиды в голове, и тут она заметила, что Уинтон наблюдает за ней, и тотчас испугалась: а вдруг он догадался, о чем она думает?!
После еды принесли кофе, приготовленный из замечательно ароматных кофейных зерен, смолотых очень мелко; Эйлида давным-давно не могла себе позволить такой кофе.
– Если вы закончили, – сказал мистер Уинтон, – то давайте начнем наш обход. Я велю своим слугам отнести все, что осталось, в вашу кладовую, там уже находится несколько блюд, привезенных мной из Лондона. Уверен, что вечером они порадуют вас.
И снова Эйлиде захотелось сказать, что они обойдутся без его помощи, но она знала, что это неправда. Нынче у Гловера столько хлопот в конюшне, что он вряд ли найдет время поймать кролика. И они с братом остались бы голодными, не будь припасов мистера Уинтона.
Вслух Эйлида произнесла:
– Вы уже видели библиотеку и банкетный зал. Из более или менее интересных комнат на этом этаже осталась только гостиная.
Она открыла дверь, Уинтон заглянул в гостиную и не сказал ни слова; тогда Эйлида пошла вперед к лестнице. Поднимаясь по ступенькам, она живо представляла, как он, следуя за ней, сверлит ей спину своими стальными глазами.
Одну за другой открывала Эйлида двери парадных спален.
В первых двух все выглядело ужасно из-за обвалившегося потолка. Штукатурка валялась кусками по полу и по кроватям.
В следующей комнате Эйлида раздвинула занавески, чтобы показать роспись на потолке и резьбу на дверях.
Мебели в комнате не осталось, если не считать кровати, которую никто не пожелал купить, – слишком уж она была велика.
Они переходили из одной комнаты в другую; все они были почти пустые, разве что стоял где-нибудь в углу сломанный стул или висело на стене треснувшее зеркало в позолоченной раме.
Наконец они добрались до комнаты, где спала Эйлида. Она собрала сюда все, что не удалось продать, задрапировала кровать муслиновым пологом.
В комнате стоял аромат цветов, расставленных в вазах на туалетном столике и на комодике с другой стороны кровати.
Эйлида заметила, что мистер Уинтон смотрит на цветы.
Понял ли он, что их свежесть и красота – нечто вроде компенсации за грязь и запустение в других комнатах дома?
– Это моя комната, – холодно и даже надменно произнесла Эйлида. – А следующая дверь ведет в покои хозяев. Они состоят из спальни графа, которой теперь пользуется Дэвид, спальни моей матери и ее будуара.
Она показала мистеру Уинтону и эти комнаты; по ее мнению, на него сильное впечатление произвела огромная резная кровать графа. Четыре столба поддерживали балдахин; шелковые красные занавеси выцвели чуть ли не добела. Однако искусно вышитый герб над изголовьем сохранил яркость красок, словно его изготовили совсем недавно.
Ковров на полу не было, а сам пол следовало бы вымыть и натереть.
Из мебели в спальне, кроме кровати, стояли еще комод попавший сюда из комнат для прислуги, и стулья, в которых, как полагали, завелись жучки-древоточцы, и потому на продажу стулья не годились.
Над камином висел портрет деда Эйлиды и Дэвида; художник изобразил его в одеянии пэра. Портрет, давно не протиравшийся, покрытый пылью и копотью, очень потемнел, рама была повреждена.
Эйлиде почудилось, что дед взирает на незнакомца со всей силой аристократического неприятия по отношению к выскочке, вознамерившемуся завладеть фамильным домом с целью поднять собственный престиж.
«Ты прав, дедушка, он самый настоящий выскочка», – мысленно согласилась Эйлида с дедом.
И, словно бы он ее понял, девушка почувствовала прилив гордости и приободрилась.
Выходя из комнаты, она обратилась к Уинтону:
– На втором этаже расположены обычные комнаты для гостей, все они, в общем, пусты, во всяком случае, там не осталось ничего пригодного на продажу. А третий этаж полностью необитаем.
Мистер Уинтон ни слова не сказал в ответ и не попросил ее продолжить обход; они спустились по лестнице в холл, где их дожидался граф.
– Я велел подать двух лошадей, – сообщил Дэвид мистеру Уинтону. – Одна из той пары, которой был запряжен экипаж, доставивший меня из Лондона, а вторая ваша, так как я решил, что вы предпочтете ехать верхом на собственной лошади.
– Спасибо, я именно на это и рассчитывал, – поблагодарил Дэвида Уинтон и обратился к Эйлиде: – Благодарю, что вы показали мне дом, мисс Блэйкни… впрочем, при данных обстоятельствах мне следовало бы обращаться к вам просто по имени.
Эйлида промолчала, и он добавил:
– На тот случай, если вы запамятовали, меня зовут Дораном.
И снова Эйлида не ответила; Уинтон повернулся и пошел к выходу вместе с графом. Сама не зная почему, Эйлида вышла на крыльцо и стала наблюдать за их отъездом. Потом она поняла, что ей просто хотелось увидеть, как мистер Уинтон держится в седле.
Мужчины пустили лошадей рысью к мосту через ручей, за которым начинался парк, и Эйлида вынуждена была признать, что держится Уинтон не хуже Дэвида. Ей хотелось найти недостаток в его езде, но не удалось.
Отец девушки был исключительно хорошим наездником, а ее саму посадили в седло, можно сказать, еще до того, как она научилась ходить. Она-то уж понимала, что конь и всадник должны составлять одно целое. Ей бы очень хотелось сказать, что ненавистный мистер Уинтон неуклюж и тяжело сидит в седле.
Она все стояла и глядела, как он едет по парку мимо высоких дубов; после ее отца и брата он оказался одним из лучших наездников, каких ей довелось видеть.
«Ну что ж, – подумала она, возвращаясь в дом, – по крайней мере в одном отношении наши интересы совпадают».
И вздрогнула, представив Уинтона в качестве своего мужа.
Эйлида зашла в малую столовую и обнаружила, что чашки, тарелки и блюда уже убраны слугами мистера Уинтона. Общаться с ними у Эйлиды не было желания, и она поспешила уйти в банкетный зал.
После отъезда кредиторов там все оставалось в полном беспорядке: стулья стоят где и как попало, на полу клочки бумаги и прочий мусор. Слава Богу, ей теперь не надо все это убирать.
Она ушла в гостиную: в этой комнате все напоминало о матери, и Эйлиде именно здесь хотелось обдумать происшедшее.
Очевидно, мистер Уинтон намерен восстановить дом в его прежнем великолепии.
Вкусов этого человека она, естественно, не знала. Обретет ли дом облик, который помнился ей с детства, когда она считала его волшебным дворцом?
Закрыв глаза, Эйлида как будто видела развешанные по стенам картины, видела и зеркала, в которых отражались хрустальные люстры.
Обюссонский ковер на полу, розарий за окнами – яркие, сияющие краски…
Когда у отца не стало денег, он начал продавать сокровища, собиравшиеся веками. Эйлида поняла тогда, что дела плохи, и была очень обеспокоена.
Война ухудшила положение, а пока Дэвид находился во Франции, отец умер.
И Эйлида внезапно обнаружила, что нечем платить слугам, что нет денег даже на еду.
И вот теперь она потеряла свой дом и все дорогое сердцу. Дом принадлежит человеку, который станет ее мужем.
– Я этому не верю… Это не может быть правдой! – задыхаясь от горя, проговорила она.
В эту минуту дверь открылась и кто-то вошел в гостиную.
Она решила, что это мистер Уинтон; значит, надо повернуться к нему и изобразить приветливость.
Но она стояла, слушая шаги, и только когда они совсем приблизились, обернулась… и замерла на месте.
Это был вовсе не мистер Уинтон, как она ожидала, а сэр Мортимер Шаттл.
Выглядел он еще противнее, чем обычно. Ему было уже за сорок, волосы на висках начали седеть, лицо красное и отнюдь не привлекательное.
Одет по последней моде, но одежда не прибавляет ему изящества. Узкие панталоны цвета шампанского только подчеркивали выступающий живот. Шея слишком толстая для высоко завязанного галстука, а концы воротничка торчат выше подбородка.
– Добрый день, моя прекрасная Эйлида! – поздоровался сэр Мортимер жирным, сладким голосом, который Эйлида терпеть не могла. – Как мне повезло, что я застал вас в одиночестве.
– Сию минуту должен вернуться мой брат, сэр Мортимер.
– Надеюсь, он задержится, – сказал сэр Мортимер, – потому что мне нужно поговорить с вами.
– Нам с вами не о чем разговаривать, – холодно возразила Эйлида. – Я вам уже сказала об этом, когда вы заезжали в прошлый раз.
– Вы были очень недобры ко мне, – пожаловался сэр Мортимер. – Но я прослышал о несчастных обстоятельствах, в которые попал ваш брат, и, естественно, счел долгом явиться и выразить свое сочувствие.
Эйлиде стало ясно, почему он не приехал во время торгов, как это сделали лорд Фулборн и еще двое друзей Дэвида.
Шаттл явился, когда уже поздно было что-либо покупать, в надежде, что катастрофа вынудит Эйлиду изменить отношение к нему и она пример его условия.
Шаттл, несомненно, ожидал, что Дэвид увезен кредиторами и либо уже сегодня предстанет перед судом магистрата, либо это произойдет завтра-послезавтра. Значит, Эйлида в полном отчаянии и будет склонна обратиться к Шаттлу за помощью.
Именно на это сэр Мортимер сделал ставку и, конечно, рассчитывал прибыть в самый подходящий момент – когда Эйлида будет, чувствовать себя особенно слабой и одинокой. Теперь он выжидательно уставился на нее налитыми кровью глазами, и это невероятно раздражало Эйлиду.
Очевидно, любопытствуя выяснить, что же произошло в конечном итоге, сэр Мортимер спросил:
– Вы сказали, что ваш брат вышел, но скоро вернется. Так он еще здесь?
– Да, он еще здесь, – ответила Эйлида.
Наступило молчание.
Потом сэр Мортимер задал новый вопрос:
– Как я слышал, кредиторы предъявили ему претензии сегодня. Так ли это?
– Да, это так.
Новое молчание, и опять заговорил сэр Мортимер:
– Я чрезвычайно сожалею, что граф попал в столь скверное положение, но я уверен, у него гора спадет с плеч, когда он узнает, что я возьму на себя заботу о вас.
Эйлида рассмеялась.
– Неужели я должна еще раз выслушивать ваши прежние доводы? Позвольте довести до вашего сведения, сэр Мортимер, что я не нуждаюсь в вашей помощи и не попросила бы вас спасти меня, даже если бы я тонула.
Сэр Мортимер подошел к ней ближе.
– Не смешите меня, дорогая, – сказал он. – Вы не можете оставаться здесь без слуг, без пищи и без всяких надежд на будущее.
Эйлида собиралась ответить, но он поспешил продолжить:
– Вы знаете, я готов предложить вам все, что вы пожелаете. Я уже присмотрел небольшой домик в Челси, где вы будете жить совершенно счастливо. У вас будут двое слуг, собственный выезд и лошади для верховой езды. С вашим умением вы произведете сенсацию на Роттен-Роу [7]7
Роттен-Роу – аллея для верховой езды в лондонском Гайд-Парке.
[Закрыть].
– Все это я уже слышала, – Сказала Эйлида. – Прошу вас, сэр Мортимер, уходите и прекратите меня оскорблять!
– Но я вовсе не оскорбляю вас, – сердито возразил сэр Мортимер. – Я готов поклясться, что после смерти моей жены вступлю с вами в брак.
– Насколько мне известно, – с едкой насмешкой заговорила Эйлида, – у леди Шаттл великолепное здоровье, так же как и у ваших детей.
– Черт побери! – выругался сэр Мортимер, подступая к ней еще ближе. – Вы даже святого выведете из терпения! Я хочу вас, Эйлида! Неужели вы предпочитаете голодную смерть в этом вашем кроличьем садке всем удобствам, какие я могу вам предоставить?
– К несчастью, «все удобства» включают и вас! – отрезала Эйлида и тотчас поняла, что зашла слишком далеко.
Она терпеть его не могла, ее оскорбляли навязчивые предложения покровительства, и вот она умышленно нанесла ему грубую обиду. Вместо этого следовало убежать отсюда и укрыться где-нибудь в доме так, чтобы он ее не нашел.
Шаттл был крупный и сильный мужчина и, прежде чем она двинулась с мест, он обхватил ее обеими руками и удержал.
– Я люблю вас! – заявил он. – И добьюсь, чтобы вы любили меня, а все остальное – чепуха! Вы моя, Эйлида, моя! Я всегда считал вас своей, с первого момента, как увидел.
Он прижал ее к груди; Эйлида начала сопротивляться. Это было все равно, что пытаться сломать стальную решетку. Все усилия девушки не имели успеха, тем более что она была слабой и хрупкой.
Шаттл сжимал ее все крепче и тянулся губами к ее губам. Эйлида вертела головой из стороны в сторону, но чувствовала себя совершенно беспомощной.
Он впился ей в щеку губами, горячими и жадными, губами не человека, а хищного животного, готового укусить жертву.
И тогда Эйлида начала кричать.
Было ясно, что сэр Мортимер полностью потерял власть над собой, воспламененный страстью. Он продолжал тянуться губами к ее губам, и Эйлида снова закричала.
Открылась дверь.
Одержимый желанием сэр Мортимер оставался глух и слеп по отношению ко всему прочему и не сразу заметил, как в комнату вошли граф и мистер Уинтон.
На мгновение оба замерли в изумлении перед открывшейся им картиной.
– Какого дьявола вы себе здесь позволяете?! – взорвался граф.
Мистер Уинтон тем временем выступил вперед.
Сэр Мортимер увидел его, руки у него разжались, и Эйлида высвободилась.
Она побежала через комнату, чтобы найти защиту у брата, однако Уинтон стоял перед ним. Эйлида в страхе не замечала, куда бежит, и, наткнувшись на Уинтона, инстинктивно прижалась к нему.
– Спасите меня! Спасите! – выкрикнула она.
Уинтон почувствовал, что Эйлида дрожит всем телом.
Граф первым подступил к Шаттлу.
– Вон из моего дома! – в бешенстве выкрикнул он. – Руки прочь от моей сестры! Оставьте ее в покое!
– Послушайте, молодой человек… – заговорил сэр Мортимер.
– Я не намерен слушать вас! Делайте, что вам говорят, иначе я вышвырну вас отсюда силой!
– Я считал, что вы уже во «Флите». – Сэр Мортимер пытался быть язвительным. – Прикажете подождать, пока ваша сестра останется в полном одиночестве?
От этих слов граф окончательно взбеленился, он сжал кулаки и явно собирался кинуться на Шаттла, но тем временем мистер Уинтон успел усадить Эйлиду на диван и тоже подошел к сэру Мортимеру.
– Блэйкни велел вам убираться из его дома, который теперь перешел в мои руки, – заговорил он. – К вашему сведению, леди Эйлида Блэйкни дала согласие стать моей женой. Если я когда-нибудь увижу, что вы посмели заговорить с ней, то вызову вас, а это отнюдь не пустая угроза.
Сэр Мортимер был настолько потрясен словами Уинтона, что только молча смотрел на него, багровея все больше с каждой секундой.
Обретя дар речи и кое-как собравшись с мыслями, он спросил:
– Вы сказали, что… леди Эйлида… станет вашей женой?
– Вы слышали, что я сказал, и я накажу вас, если посмеете к ней приблизиться! – ответил мистер Уинтон. – А теперь убирайтесь, пока я не спустил вас с лестницы.
Он говорил, не повышая голоса, но каждое слово звучало как удар хлыста.
Казалось, сэр Мортимер все еще не верил своим ушам, но когда мистер Уинтон угрожающе навис над ним. Шаттл понял, что осторожность паче доблести.
Собрав остатки собственного достоинства, он направился к двери. Только дойдя до нее, он обернулся и посмотрел в ту сторону, где сидела на диване Эйлида.
Заметив, что граф и мистер Уинтон наблюдают за ним, Шаттл вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Дэвид подошел к сестре.
– Мне следовало вздуть его! – заявил он. – Ия бы сделал это, если бы не вмешался Уинтон.
Эйлида вытерла платком глаза.
– Он явился сюда, – заговорила она, запинаясь чуть ли не на каждом слове, – только потому, что рассчитывал на твое отсутствие… Думал, тебя… увезли кредиторы… и я… совершенно беззащитна.
– Презренный подонок! – воскликнул Дэвид.
– Могу только благодарить Бога, что вы… вовремя вернулись, – продолжала говорить Эйлида, все еще запинаясь. – Я ненавижу его! Я ненавижу всех мужчин! Они безнравственны… и отвратительны…
Она так волновалась, что не сразу вспомнила о присутствии Уинтона, который вправе был принять ее слова и на свой счет. Попытка объясняться по этому поводу скорее всего только испортила бы дело, но ей в дальнейшем следует лучше владеть собой. Эйлида быстро встала с дивана и выбежала из комнаты.
Она пересекла холл и поднялась по лестнице. Добравшись до своей комнаты, девушка бросилась на постель и зарылась лицом в подушки. Только теперь она дала полную волю слезам. Она плакала, как плачет ребенок о своей матери, плакала о доме, о счастье, которое у нее когда-то было, а теперь покинуло навсегда.
Внизу мистер Уинтон подождал, пока стихнут в холле шаги Эйлиды, потом жестко спросил:
– Кто этот человек и какое отношение он имеет к вашей сестре?
– Это сэр Мортимер Шаттл, – ответил граф. – Он заехал в имение случайно. На охоте его лошадь потеряла подкову, и он надеялся, что у нас есть кузнец.
– Когда это произошло?
– Думаю, примерно месяц назад. И Эйлида сказала мне, что он неоднократно предлагал ей свое покровительство.
– В жизни не слыхал ни о чем более оскорбительном! – воскликнул Уинтон.
– Я тоже так считаю, – согласился с ним граф. – Но Шаттл – женатый человек и ничего другого не мог придумать.
– Надо было позволить вам отделать его как следует, – пожалел Уинтон. – Но я уж позабочусь, чтобы он не смел даже заговорить с ней!
– Вы должны понять, что, поскольку Эйлиде приходилось встречать только мужчин подобного сорта, она несколько предубеждена против сильного пола, – с некоторым беспокойством и смущением произнес граф.
Он опасался, как бы Уинтон, узнав об истинных чувствах Эйлиды, не отказался от своих планов. К его немалому облегчению, мистер Уинтон заговорил о другом:
– Я полагаю, у вас где-то есть карта имения. Пожалуйста, отыщите ее и отметьте места, где находятся фермы. Хорошо бы также узнать границы.
– Да, разумеется, – сказал Дэвид.
Он был так рад, что Уинтон не обиделся на Эйлиду, что сразу поспешил к выходу со словами:
– Карты находятся в конторе имения, как это называли во времена моего деда. Пойдемте и посмотрим их, а пока мы будем этим заниматься, я бы не прочь выпить бокал вашего превосходного шампанского, если оно еще осталось.
– Я бы и сам с удовольствием выпил бокал перед возвращением в Лондон, – ответил мистер Уинтон.
