Текст книги "Проданная невеста"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Звезды высыпали в небе, и полумесяц сеял свой свет сквозь листву на землю. Неровные пятна этого света лежали там и сям на траве под деревьями. Светились и окна в домах вокруг площади, и все было так красиво.
Эйлида смотрела на звезды, смотрела на сад при лунном свете и думала, что даже здесь, в городе, всегда найдется такое, что оживит в сердце память о милой деревне.
И вдруг она заметила на улице перед домом двоих мужчин, которых мельком уже видела сегодня днем.
Да ведь это же китайцы! Она была права. Одеты они по-европейски, но у одного из них коса и у обоих узкие глаза.
Надо бы сообщить об этом Дорану. Сбегать за ним в его комнату и привести сюда, чтобы он сам посмотрел.
Но едва она собралась сделать это, как мужчины повернулись, быстро зашагали по площади и скоро скрылись из глаз. Теперь она уже не сможет доказать Дорану, что была права.
Эйлида еще разок взглянула на звезды, задернула занавески и легла спать.
Глава 6
Когда Эйлиде принесли утром завтрак, на подносе лежала еще и записка.
Она развернула записку – от Дорана, очень короткая, даже без обращения:
«К сожалению, сегодня я должен присутствовать на похоронах и не смогу пригласить вас проехаться верхом по Роттен-Роу, как предполагал. Мне придется ехать за город, и боюсь, что вернусь я только к вечеру. Все это огорчительно, однако надеюсь увидеться с вами за обедом. Доран».
Эйлида дважды прочитала записку. Снова ей предстоит долгий день, когда особенно нечем себя занять. Будь она в Лестершире, поехала бы верхом; в Блэйк-холле нашлась бы куча дел, требующих ее участия. Здесь же остается только чтение либо еще одна прогулка по садику на площади.
Впрочем, с какой стати она рассуждает прямо-таки по-детски?
Она молода, в ее распоряжении целая конюшня лошадей и экипажи. Вполне можно найти более интересное занятие, чем сидеть и киснуть в доме.
Эйлида в конце концов решила проехаться по магазинам и велела подать карету к половине одиннадцатого.
Она надела одно из самых нарядных платьев, купленных для нее Дораном; в магазинах она явно обратит на себя внимание, поскольку у нее вид богатой женщины.
«За деньги купишь все, что угодно!» – подумала она с отчаянным цинизмом, но в ту же секунду внутренний голос очень четко произнес: «Кроме любви!»
Но об этом-то думать как раз не хотелось: невыносимо было возвращаться к девичьим мечтам, от которых ее так грубо излечил сэр Мортимер Шаттл.
Эйлида грезила о Прекрасном Принце, ласковом и нежном. О Принце, который никогда не оскорбил бы ее скверными и безнравственными предложениями. Принце, не похожем и на Дорана, которого занимают только собственные интересы.
Для Дорана она невеста, купленная вместе с домом и имением, просто часть приобретенного имущества. Но какой он там ни есть, Эйлиде хотелось, чтобы сегодня он был с ней.
Они могли бы поспорить о том, что она только что прочитала, или же Доран рассказал бы о каких-нибудь неведомых ей вещах.
О чем они никогда не говорили, так это о его жизни до того, как он появился в Блэйк-холле, словно джинн из бутылки.
Ее снедало любопытство, однако расспрашивать она не решалась, чтобы не получить резкий и неприятный отпор. Если бы он хотел поведать ей историю своей жизни, то, несомненно, сделал бы это по своей воле.
Однако, спрашивается, чего ради он такой загадочный?
Эйлида представила себе, как он великолепно скачет верхом в Лестершире или правит с привычным искусством четверкой лошадей. Все это говорит о нем как об опытном и отличном спортсмене, хочет он того или нет.
Но, право, хватит ей думать о нем, пора спускаться вниз.
Эйлида не спеша выбрала в библиотеке несколько книг, которые собиралась прочесть в ближайшее время. Если честно признаться, то выбирала она такие книги, о которых можно потом потолковать с Дораном.
Вскоре подали экипаж – открытый, так что Эйлида могла порадоваться солнечным лучам. Она сказала лакею, что собирается поехать на Бонд-стрит, и только тут задалась вопросом, нужно ли брать с собой горничную, и рассудила, что это было бы необходимо для молодой девушки или дебютантки, но для замужней женщины вовсе не обязательно.
«Замужней только по названию», – не без ехидства поправил ее все тот же внутренний голос, но Эйлида постаралась выбросить это из головы.
Ей было известно название магазина, в котором Доран покупал для нее большинство платьев, а когда она к магазину подъехала, выяснилось, что владелица его француженка.
Эйлида смутно помнила, что мать упоминала о мадам Бертен как о модной портнихе, одевающей самых изысканных дам высшего света.
Девушка назвала себя, и мадам явилась к ней собственной персоной и приветствовала с наивозможной любезностью.
– О, теперь я понимаю, – говорила мадам, мешая французские слова с английскими, которые она порядком коверкала, – почему мсье так настаивал, чтобы платья для вашей милости были выбраны самые лучшие! Вы очень красивы… и вам подобает носить все самое элегантное!
Эйлида улыбнулась в ответ на комплимент и объяснила:
– Мой муж заказывал платья в большой спешке. Я хотела бы посмотреть, что еще есть у вас, и выбрать сама.
Мадам Бертен пришла в восторг и, когда принесли платья и материй всех видов и оттенков, не уставала повторять:
– Вот это понравится мсье! Эт-то платье сделает вас неотразимой для мсье!
Эйлида выбрала было ярко-зеленое платье, но мадам Бертен всплеснула руками в полном ужасе.
– О нет, нет! – твердила она. – Эт-то не для вас! Мсье не одобрит! Он поссорится со мной, если я позволю вам купить это!
«Вечно этот Доран!» – с досадой подумала девушка, но при этом убедилась, что трудно найти платье, которое бы совсем не походило на уже купленные для нее «вечно этим Дораном».
Наконец уже в отчаянии, она заказала платье, еще не вполне дошитое. Мадам Бертен заверила ее, что к вечеру все будет сделано.
Платье оказалось немного более изысканным и нарядным, чем те, которые у Эйлиды уже были.
А что, если Доран его не одобрит?
Но в конце концов, не станет она делать все только по его указке! Почему бы ей не одеваться так, как она сама желает?
Эйлида заглянула еще в два или три модных магазина и не могла удержаться, чтобы не зайти в книжную лавку.
Она обнаружила книгу в необычайно красивом переплете, в которой были описаны самые замечательные в архитектурном отношении здания Англии, в том числе, разумеется, и Блэйк-холл.
Ей пришло в голову, что Дорану понравился бы такой подарок. Заплатить за книгу придется, увы, его собственными деньгами, но надо надеяться, он не посетует на такую вольность.
Книга была очень дорогая; Эйлида попросила ее завернуть и взяла с собой.
Пусть это хоть отчасти смягчит то обстоятельство, что до сих пор она была только «берущей», но не «отдающей».
Доран, вероятно, поймет, что ей станет легче, если она сделает ему подарок. Когда-нибудь – к сожалению, неизвестно когда – она вдруг да вернет ему эти деньги.
Эйлида вернулась на Беркли-сквер и в одиночестве съела второй завтрак.
Ее заинтересовала купленная книга, и она решила ее почитать. Но сначала, наверное, стоит сделать дарственную надпись; девушка села за письменный стол и написала на титульном листе:
«Дорану – первый подарок от Эйлиды».
Ожидая, пока высохнут чернила, она вдруг подумала: а что, если написать иначе – «С любовью от Эйлиды»?
Но это было бы неправдой, само слово «любовь» никогда не было сказано между ними.
До знакомства с мадам Бертен Эйлиде никогда не приходило в голову, что раз Доран так хорошо разбирается в дамских туалетах – о чем мадам твердила неустанно, – значит, в его жизни было немало женщин.
Теперь она вдруг подумала об этом, и была буквально потрясена.
Впрочем, до чего же она глупа!
Само собой понятно, что английский джентльмен, привлекательный внешне, отличный наездник да к тому же очень богатый, должен иметь успех у женщин.
Дэвид, например, с невероятной выразительностью живописал, как его обольщали в Лондоне. Но Дэвид еще очень молод, а у Дорана за те десять лет, что разделяли его и Дэвида, ясное дело, было немало романов.
Соображения такого рода раньше просто не приходили в голову Эйлиде, но теперь невероятно взбудоражили.
Что, если Доран, безразлично относится к ней просто потому, что она менее привлекательна, чем другие его женщины? А может, он и сейчас любит другую?
Может, именно у этой другой он был вчера и вообще ради нее; вернулся в Лондон?
Если все это не связано с другой женщиной, почему он так скрытен?
Проще простого было бы сказать, что он должен уехать из Лестершира в связи с неотложным делом. Она бы это поняла, ведь он говорил, что нажил состояние благодаря торговым операциям.
Если он вернулся ради женщины, он не сказал бы правды, не захотел бы, чтобы Эйлида узнала, кто эта женщина.
Эйлида ходила взад и вперед по библиотеке, гадая, как выгладит эта неведомая женщина и настолько ли она хороша, чтобы Доран никогда не мог ее забыть.
Эйлида находилась в полном одиночестве, и воображение ее разыгралось не на шутку – она словно грезила наяву.
Она придумывала множество историй, в которых Доран был увлечен, очарован и покорен прекрасными женщинами, нисколько не похожими на нее самое.
Брюнетки или рыжеволосые, они, как на подбор, были остроумны, занимательны и умны. Каждая обладала чувственным, гибким изяществом, змеиной грацией движений.
В конце концов, измученная до изнеможения подобными мыслями о Доране, Эйлида присела на стул возле открытого французского окна и заставила себя заняться чтением книги, которую собиралась подарить ему. Иллюстрации в книге были чудесные, каждый дом художник изобразил с большим мастерством. Блэйк-холл выглядел на картинке внушительно и очень красиво.
Чувство тоски по родному дому внезапно овладело Эйлидой. Ей не просто хотелось туда вернуться, ей хотелось, чтобы там она оказалась вместе с матерью и отцом.
Почему, ну почему они ее покинули?
Слезы затуманили глаза, но в то же время отчего-то померк солнечный свет. С удивлением Эйлида сообразила, что через французское окно кто-то вошел в комнату. Сначала она не разглядела, кто это. Она вытерла слезы, глянула – и ахнула.
Китайцы, которых она уже видела дважды, находились в комнате и стояли по обе стороны от Эйлиды.
Она смотрела на них в оцепенении, пока человек с косой не поднес палец к губам и не произнес шепотом:
– Никакой… шум!
Он говорил так странно, что Эйлида решила немедленно закричать – только бы лакей в холле услышал этот ее крик!
Китаец, видимо, догадался о ее намерении. Он вытянул руку, в которой блеснул острый нож, и кончиком этого ножа коснулся шеи Эйлиды.
– Вы… идти! – все так же отрывисто прошептал он. – Леди… Идти… быстро!
Конец ножа по-прежнему касался кожи Эйлиды, она не могла удержать дрожь.
С ужасом она подумала, что, если издаст хоть звук, ее полоснут ножом, и никто даже не услышит ее крика.
– Леди… идти! – еще раз повторил китаец.
Не смея сопротивляться, Эйлида встала и последовала за китайцами в маленький садик. Там было полно цветов; высокая стена отгораживала садик от улицы, и никто не мог увидеть, что там происходит.
Выбора не было, и Эйлида продолжала идти следом за китайцем с ножом в конец сада, где находился вход в конюшню. Второй китаец шел позади нее. Видеть этого она не могла, но предполагала, что и он вооружен ножом и в любую минуту может всадить этот нож ей в спину.
Сад кончился, все трое вступили в узкий проход, ведущий к конюшне.
Если грумы находятся в конюшне, они могут спасти Эйлиду.
Запахло сеном и кожей; Эйлида слышала, как лошади топчутся в стойлах. Ни одного из грумов она не видела, пока не дошла вместе со своими страшными спутниками до конца конюшни. Здесь до нее донеслись голоса и мужской смех.
Три грума увлеченно глазели на китайца, который показывал им фокусы с колодой карт.
Эйлида открыла рот, чтобы крикнуть, но кончик ножа снова коснулся ее шеи, и она промолчала.
Китаец отворил дверь конюшни.
Снаружи, очень близко, так что Эйлиде пришлось сделать всего два или три шага по открытому пространству, стояла закрытая карета.
Это средство передвижения выглядело очень необычно и ничуть не напоминало экипажи, принадлежащие Дорану.
Эйлида вынуждена была сесть в карету.
Сиденье было твердое, без подушки. Китаец с косой уселся рядом с Эйлидой, а его спутник – напротив.
Они двинулись с места немедленно. Эйлида была в отчаянии: ее похитили, и Доран никогда не узнает, куда она делась.
Хотя нет, если ее похитили, то, конечно, потребуют выкуп.
Надо молить Бога, чтобы Доран как можно скорее заплатил им и спас ее.
– Куда вы меня везете? – решилась она спросить.
Китаец, сидевший напротив, явно не понял ее. Китаец с косой – он по-прежнему держал в руке нож – в ответ еще раз прижал палец к губам.
Эйлида была напугана, очень напугана. Но все-таки сообразила, что если бы они хотели зарезать ее, то уже сделали бы это.
Только бы Доран пришел на помощь, только бы спас ее!..
Она пыталась угадать, где они проезжают, но оба окна кареты были затемнены снизу больше чем до половины и пропускали мало света. Невозможно было увидеть никого из прохожих, а значит, и прохожие не разглядели бы того, что происходит в карете.
Ехали они долго, и Эйлида начала опасаться, что ее увозят из Лондона. Ее успокаивало лишь то, что по обеим сторонам видны были стены домов. Постепенно стены эти как бы приближались к карете – явно оттого, что улицы делались уже и уже. Видимо, они проезжали по бедным районам Лондона.
Эйлида еще раз убедилась в верности своего предположения, когда лошадь сильно замедлила ход: как видно, мостовую заполняла толпа, сквозь которую приходилось пробираться с трудом.
Все дальше и дальше увозят ее от Дорана, со страхом думала Эйлида, но вдруг карета остановилась.
Один из китайцев вытащил у себя из-за спины что-то вроде свертка материи. Вытащил, развернул – и Эйлида увидела плащ.
Китаец с косой приказал:
– Леди… надеть!
Возражать было бессмысленно. Эйлида поспешила сама накинуть плащ на себя, чтобы китайцы до нее не дотрагивались. Она затянула шнурок на шее и, обнаружив, что плащ с капюшоном, надела капюшон на голову.
Китаец открыл дверь и вышел из кареты; Эйлида поняла, что должна тоже выйти.
Она очутилась на короткой, узкой, грязной улице в толпе мужчин самых разных национальностей и общественного положения.
Мужчины разговаривали между собой, кричали друг на друга, некоторые были сильно пьяны, а двое затеяли драку.
Китайцы шли по обе стороны от Эйлиды, направляясь через мостовую к открытой двери.
Насколько Эйлида могла судить по одежде, мужчины, которых она видела на улице, были сплошь моряки.
Значит, ее привезли куда-то в район порта.
Времени для дальнейших наблюдений у нее не оказалось, так как ее ввели в комнату, где за столом сидел еще один китаец и принимал деньги от входящих.
Он поднял глаза на китайца с косой, тот заговорил с ним по-китайски, и человек за столом ткнул в сторону большим пальцем, указывая направление.
Они втроем прошли за занавеску: китаец с косой первым, за ним Эйлида, а позади китаец, не понимавший по-английски.
Едва они вступили в какую-то комнату, Эйлида ощутила странный незнакомый запах и увидела, что комната освещена только двумя тоненькими свечками. Но комната не пустовала: по обеим сторонам ее на чем-то вроде деревянных полок Эйлида, к своему ужасу, разглядела лежащих мужчин.
Потом в глаза ей бросился огромный матрос-индиец, держащий во рту странного вида трубку, и Эйлида догадалась, что она в притоне для курильщиков, опиума.
Она читала о таких притонах в книгах и однажды даже говорила об этом с отцом. Она решила, что китайцы, хотят силой одурманить ее опиумом; и остановилась. Может, каким-нибудь чудом ей удастся выбежать на улицу и упросить моряков помочь ей?..
Китаец с косой, как видно, догадался, о чем она думает, и повторил:
– Идти! Леди… идти!
Второй китаец подтолкнул ее чем-то в спину, наверное, ножом.
Они прошли в следующее помещение, где несколько мужчин – китайцы, англичане и один африканский негр – курили опиум либо лежали одурманенные на нарах.
Эйлиде стало легче, когда они покинули и эту комнату, миновали короткий коридор и китаец с косой отворил какую-то дверь.
В комнате было окно, расположенное очень высоко, но оно по крайней мере пропускало некоторое количество света и воздуха.
Эйлида увидела, что здесь в отличие от опиекурильни дверь и стены сравнительно чистые, есть кровать и на ней свернутое одеяло.
Китаец оглядел эту очень маленькую комнату, потом жестом велел Эйлиде снять плащ.
Она повиновалась, потом, не в силах больше молчать, сказала:
– Пожалуйста, объясните, зачем вы привезли меня сюда?
Китаец сделал неопределенный жест и, направляясь к двери, произнес:
– Тихо! Нет шум!
Снова он произносил с акцентом, но Эйлида поняла смысл.
Оба китайца удалились, закрыв и заперев дверь.
Эйлида села на кровать и в полном отчаянии думала о том, сколько же времени пройдет, прежде чем Доран обнаружит, что ее похитили.
Если он не заплатит выкуп, китайцы станут ее пытать. Она была очень напугана, однако понимала, что кричать бессмысленно, ее попросту одурманят опиумом.
Эйлида закрыла лицо руками и начала молиться не только Богу, чтобы он дал ей мужество, но и Дорану, в помощи которого так отчаянно нуждалась.
Доран Уинтон вернулся с похорон немного позже, чем предполагал. Он добрался до Лондона около шести часов и думал, что ему снова придется приносить извинения Эйлиде.
Чем она занималась целый день? Нет, чем скорее она обзаведется приятельницами, с которыми станет проводить время в его отсутствие, тем лучше.
Думал Доран по дороге и о том, как скоро могли бы они вернуться в деревню.
Он ехал в своем фаэтоне по многолюдным улицам, и солнце казалось ему слишком жарким, а дышать было почти нечем. Тем не менее он был чрезвычайно доволен тем, что его гнедые побили все рекорды и достигли Лондона быстрее, чем когда бы то ни было.
И все же он запоздал, и как только грум поспешно принял у него поводья, Доран бегом взбежал по ступенькам и отдал шляпу и перчатки лакею.
– Где ее милость? – спросил он у дворецкого.
– Ее милость была в библиотеке, – ответил дворецкий, сделав ударение на слове «была», – но когда я, сэр, заглянул туда совсем недавно спросить, не нужно ли чего, ее милости там не оказалось. Насколько я понимаю, нет ее и наверху.
Тон голоса дворецкого насторожил Дорана.
– О чем вы толкуете? – спросил он достаточно резко. – Она должна быть где-то в доме!
– Я посмотрю еще раз, сэр. Подать вам что-нибудь?
– Да, стакан вина, – ответил Уинтон и направился в библиотеку.
Он почувствовал, что горло у него пересохло. Где же Эйлида и что она делает?
Он вошел в библиотеку, увидел, что на стуле у открытого окна лежит книга, которую Эйлида, вероятно, читала, и подошел к нему.
Поскольку окно оставалось открытым, Доран, усмехнувшись, подумал, что Эйлида вышла в сад, а бестолковые слуги не догадались поискать ее там.
Он прошел мимо стула с лежащей на нем раскрытой книгой и заметил на странице какой-то листок бумаги.
Вначале он не придал этому значения, но вдруг, уже собираясь переступить порог, остановился, повернул обратно и взял листок. Прочитал написанное и сразу понял, что произошло.
«Я взял жену. Верните мое сокровище, иначе она умрет».
Губы Дорана Уинтона сжались в одну твердую линию, а на лице появилось выражение, от которого вздрогнул бы самый крепкий духом человек. Он покинул библиотеку и почти бегом поднялся по лестнице. Приказал лакею:
– Немедленно позовите Чанга!
В голосе хозяина прозвучало такое яростное нетерпение, что лакей стремглав понесся в сторону кухни.
К тому времени как Чанг, полукитаец-полумалаец, явился к нему в спальню, Доран успел снять выходной костюм и рылся в гардеробе.
Чанг служил у Дорана много лет и, казалось, не имел возраста. Он быстро соображал, обладал немалым умом и во многих отношениях был незаменим для Дорана.
Повернувшись к Чангу, Уинтон быстро проговорил:
– Лэун Шан похитил ее милость! Прикажи подать карету и принеси мне изумрудного Будду.
– Вы вернете Лэуну Будду, хозяин?
– Именно этого они хотят, а я должен был предвидеть, что может случиться.
– Вы хотите, хозяин, чтобы я поехал с вами? – спросил Чанг.
– Конечно! – бросил Уинтон.
Чанг вышел.
У него было очень длинное имя, совершенно непроизносимое в Англии, и потому все его называли просто Чангом.
Доран тем временем занялся своей одеждой; видимо, ему не привыкать было к острым ситуациям и быстрым переодеваниям, потому что в самый короткий срок он был готов.
Десятью минутами позже, когда он вместе с Чангом шел к ожидающей их карете, слуга в холле уставился на них в изумлении.
На Доране Уинтоне был мундир офицера торгового флота, а поверх мундира потрепанный плащ; на ногах – поношенные сапоги.
Чанг тоже оделся, как моряк: он, легко мог сойти за члена команды любого судна в порту.
Запряженная парой лошадей карета Уинтона доставила его и Чанга в район порта куда быстрее, чем туда довезли Эйлиду.
Доран знал, что искать ее надо на так называемой Радклифф-хайвэй, самой опасной припортовой улице.
Там на каждом шагу попадались таверны, питейные заведения с танцами и, само собой понятно, опиекурильни и публичные дома.
На некотором расстоянии от хайвэй Уинтон остановил карету, и они с Чангом вышли.
Доран велел кучеру дожидаться их и быстро стал пробираться грязными переулками вместе со своим спутником по направлению к хайвэй.
Добравшись туда, они, как и Эйлида, увидели множество моряков из всех стран света, в большинстве Своем пьяных и готовых к Драке.
Никто не обращал внимания на пробирающегося сквозь толпу Уинтона. Здесь звучала испанская, итальянская, немецкая, африканская, китайская речь.
Были тут и женщины; они старались затащить моряков в таверны или публичные дома, шарили по карманам у мертвецки пьяных.
Всячески избегая тех, кто мог стать для них опасен, Уинтон и Чанг добрались наконец до притона-опиекурильни и вошли внутрь.
Китаец за столиком, не глядя на них, произнес:
– Три шиллинга шесть пенсов за трубку.
– Проводи меня к Лэун Шану! – рявкнул на него Уинтон.
Китаец поднял глаза и уже явно собирался ответить отказом, но Чанг подошел к нему и объяснил на китайском языке, что им требуется.
Китаец позвонил в колокольчик, потом встал и отодвинул в сторону рваную занавеску.
Доран Уинтон, пригнув голову, шагнул в полутемный коридор и пошел по нему следом за китайцем.
В конце коридора находилась дверь, а за дверью, как оказалось, небольшой дворик, в одном конце которого стоял отдельный домик.
Китаец продолжал указывать им путь, и, миновав третью дверь, Доран обнаружил, что находится в комнате, где на плоских подушках восседают на полу еще трое китайцев.
Все они подняли головы при виде Уинтона. Двое встали, а третий, пожилой, почтенного вида мужчина, остался сидеть.
Пожилой китаец прямо посмотрел на Дорана Уинтона, и глаза их встретились.
– Ладно, Лэун, ты выиграл! – сказал Уинтон. – Вот уж не ожидал встретить тебя в Англии.
– Я приехал, мистер Уинтон, – ответил китаец, – за тем, что принадлежит мне.
– Это вопрос спорный, – заметил Уинтон, – но ты сделал умный ход, похитив мою жену. Ты не причинил ей зла?
В последних словах прозвучала угроза, и Лэун ее услышал.
– Она в безопасности, мистер Уинтон, – отвечал китаец. – Цело пи то, что ценнее одной или даже дюжины жен?
– Я понял, что тебе надо, – сказал Уинтон, – и принес это с собой, но сначала я должен увидеть свою жену и убедиться, что она жива и здорова.
– Я глубоко унижен недоверием вашей чести ко мне, – прошипел китаец с почти издевательской любезностью, и в глазах у Дорана вспыхнули искры гнева.
– Ты никогда не давал мне оснований доверять тебе, – сказал он, – и отлично понимаешь, почему я не доверяю тебе сейчас.
Он взглянул на Чанга, который стоял, прислонившись спиной к стене, и держал какой-то довольно большой сверток. В правой руке у него был пистолет, направленный на Лэуна.
На мгновение настала тишина. Двое китайцев встали радом друг с другом и смотрели на Лэуна, ожидая указаний.
Лэун неожиданно рассмеялся.
– Всегда у вас козырь в рукаве, мистер Уинтон!
– Возвращаю комплимент, – сухо проговорил Уинтон. – Ну, так где же моя жена?
Лэун кивнул, и один из его телохранителей отодвинул бисерную занавеску.
Уинтон направился туда. Остановился возле занавески и сказал:
– Я уверен, что Чанг справится, но на всякий случай имейте в виду, что если его здесь не окажется, когда я. вернусь, то у меня тоже есть пистолет.
Не дожидаясь ответа, он последовал за китайцем по длинному проходу. Шел и молил небеса, чтобы риск не оказался напрасным.
Единственное, что имело значение, это спасение Эйлиды.
