Текст книги "Дуэль с судьбой"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

3

Глядя на сидящего за обеденным столом маркиза, Ровена думала о том, что у него куда более впечатляющая, излучающая силу внешность, чем ей казалось раньше. Может быть, он не выглядел таким внушительным прежде, потому что лежал беспомощным в кровати и нуждался в уходе.

Он выглядел совсем иначе в элегантном вечернем костюме, а не в одной из ночных рубашек, в которых привыкла видеть его Ровена.

Теперь, сидя в отделанной дубом небольшой столовой, он казался почти что существом из другого мира, по какой-то случайности оказавшимся в скромном доме сельского доктора.

За последние несколько дней маркизу разрешили сначала сидеть за столом в своей комнате, а потом и спускаться потихоньку вниз на часок-другой.

Ровена знала, как он ослабел, и волновалась за него, опасаясь, что в его состоянии может снова наступить ухудшение.

Но теперь, когда беспокоиться больше было не о чем, у Ровены возникло горькое чувство, что, когда маркиз покинет их дом и вернется в свое поместье, она никогда больше его не увидит.

«Я навсегда запомню его таким, – говорила она себе. – Гордым и элегантным, но в то же время великодушным и снисходительным, умеющим подобрать ключик к сердцу любого члена семьи».

Ровена часто во время разговоров за обеденным столом не могла сказать наверняка, серьезно он к ним относится или высмеивает, но что касалось лично ее, здесь она была уверена во втором.

И все же не было на земле человека более обаятельного и остроумного, чем маркиз.

Вечером перед обедом он раздал всем членам семьи подарки в знак благодарности зато, что они так долго принимали в доме непрошеного гостя.

Доктор Уинсфорд получил новый микроскоп, от которого пришел в неописуемый восторг, Гермиона – коробку дорогих красок, кисти и альбомы для рисования. Бедняжка чуть не лишилась дара речи.

– Я нарисую вам красивую картинку, – пообещала она маркизу. – Но, боюсь, она не сможет сравниться с рисунками, украшающими ваши пергаменты.

– Я буду с нетерпением ждать подарка, – заверил ее маркиз.

Гермиона смотрела на коробку с красками так, словно не могла поверить в ее реальность.

Лотти тоже была в восторге от своего подарка – роскошной куклы с полным гардеробом, куда входило платье, отделанное настоящим кружевом.

Для Марка маркиз выбрал кнут для верховой езды с серебряным набалдашником, на котором были выгравированы его инициалы.

Вся семья с восторгом разглядывала полученные подарки, и только когда они осмотрели все не меньше дюжины раз и поделились своей радостью, Гермиона вдруг спросила у маркиза:

– А для Ровены у вас есть подарок, милорд? Ведь она сделала для вас больше, чем все мы.

– Я знаю это, – ответил маркиз своим красивым грудным голосом. – Но подарок для Ровены еще не готов.

Объяснение вполне удовлетворило Гермиону, но Ровену мучило любопытство. Что за подарок готовят для нее?

Когда ее обошли, раздавая подарки, она почувствовала себя немного уязвленной, решив, что маркиз, возможно, хочет наказать ее за все их словесные дуэли.

Но теперь девушку вдруг захлестнула волна благодарности, когда оказалось, что о ней вовсе не забыли.

Обед – такой радостный благодаря щедрости маркиза и такой грустный ввиду его скорого отъезда – был особенным.

Миссис Хансон превзошла себя, готовя «любимые блюда его светлости». К тому же мистер Эшберн привез из Свейнлинг-парка свежий паштет и пирожные на десерт.

Лотти не разрешили остаться за общим столом допоздна и вовремя отправили наверх, но ей отнесли в детскую взбитые сливки, желе и «шоколадные пальчики».

– Как жаль, что маркиз покидает нас, – со вздохом произнесла девочка, облизывая липкие пальчики.

– Нам придется вернуться к привычной жизни, – сказала Ровена, разговаривая словно бы сама с собой. – Но для нас так будет лучше.

– Мне так нравится все, что появилось у нас дома благодаря милорду, – не унималась Лотти. – И сам маркиз мне тоже очень нравится. Он такой красивый и нарядный, я выйду за него замуж, когда вырасту.

Ровена рассмеялась, но смех этот был каким-то безрадостным.

– А Гермиона тоже хочет выйти за него замуж, – сказала Лотти. – Она сидела вчера за письменным столом, а я заглянула ей через плечо и видела, как она пишет: «Я люблю его! Я люблю его!» И так по всей странице.

– Тебе не следует читать вещи, не предназначенные для твоих глаз, – механически отчитала сестренку Ровена, думая о том, что была права. Как хорошо, что маркиз уезжает!

Он вернется в свой мир, в котором играет такую важную роль, и Ровена очень удивится, если маркиз даст когда-нибудь о себе знать.

И в то же время Ровена понимала, что будет искать его имя в колонках светских новостей «Морнинг пост», которую ежедневно получал ее отец. Она догадывалась также, что их семья еще долго будет пользоваться особым уважением среди местных жителей, потому что у них останавливался маркиз Свейн.

Возможно, думала она, некоторые знатные семьи графства, считавшие себя до сих пор слишком знатными, чтобы пользоваться услугами ее отца, станут теперь приглашать доктора Уинсфорда.

Что ж, она будет рада этим вызовам, ведь богачи будут платить отцу деньги, которые помогут наконец скопить на школу для Марка.

Сегодня утром маркиз передал ей сто гиней, и Ровена взяла у него чек, хотя что-то внутри ее по-прежнему протестовало против того, что они не могут позволить себе отказаться.

Девушке очень хотелось бы сказать маркизу, что его деньги не так уж необходимы им, но… что толку в наших желаниях, когда мы не можем их исполнить?

Семья отчаянно нуждалась в деньгах, и Ровене пришлось выдавить из себя слова благодарности.

Маркиз выслушал ее с каким-то непонятным выражением на лице, а затем сказал:

– Забудьте об этом! Забудьте о своем негодовании! Забудьте о том, что не можете отказаться от моей щедрости. Наслаждайтесь чувством, что вы богаты, хотя бы и ненадолго.

Ровена поймала глазами взгляд маркиза и порывисто произнесла в ответ:

– Я вовсе не хочу казаться неблагодарной. Вы были очень добры к нам, очень щедры, и если Марк сможет попасть в приличную школу, то только благодаря вам.

– Я собираюсь поговорить об этом с вашим отцом.

– Зачем? – удивилась Ровена.

Маркиз ничего не ответил, и позже Ровена решила, что он, должно быть, счел ее любопытство слишком бестактным. В то же время Ровена повторяла себе, что такой богатый и влиятельный дворянин, как маркиз, наверняка является покровителем многих школ и к советам человека с его опытом стоит прислушаться.

Хотя Ровена не уставала благодарить небо за то, что маркиз наконец-то покидает их дом и глупо было суетиться по поводу того, что он обедает сегодня с ними внизу, она тем не менее уделила своему внешнему виду куда больше времени, чем обычно.

У Ровены было только два платья, которые можно было надеть вечером. Одно, бархатное, девушка носила зимой. Оно принадлежало еще ее матери. Другое, из тонкого муслина, предназначалось на лето. Ровена сшила его собственноручно из самого дешевого материала, который можно было купить в ближайшем городке.

Платье было голубым, как ее глаза, и, укоряя себя за расточительность и кокетство, Ровена купила в деревенской лавочке несколько ярдов ленты, которой сменила старую отделку, придав тем самым платью обновленный вид.

У Ровены не было никаких ценных украшений, но, прежде чем переодеться к обеду, она зашла в сад и срезала с розового куста два белых бутона.

Приколов их к декольте платья, Ровена почувствовала, что это не только сделало ее элегантнее, но также окружило ароматом, вполне соответствовавшим праздничной атмосфере вечера.

Девушка была уверена, что маркиз сочтет старомодной ее прическу, но все же она тщательно уложила волосы перед зеркалом, одновременно отмечая про себя с улыбкой, что Гермиона перехватила локоны новой розовой лентой с кокетливым бантом.

Ровена подозревала, что ее сестрица купила ленту, идя на урок к пожилой даме, много лет прослужившей в гувернантках, которая жила в маленьком домике в дальнем конце деревни.

Ровена сильно сомневалась, что у Гермионы были деньги, чтобы заплатить за покупку. Наверняка после отъезда маркиза она получит в лавке счет.

«Мы сделали все возможное, чтобы помочь ему побыстрее поправиться», – подумала Ровена, когда все расселись вокруг обеденного стола.

Девушка представила себе, как будет насмехаться маркиз над их незатейливым обществом, находясь в окружении своих великолепных, знатных друзей.

Ровена сама не понимала, почему ей все время кажется, что маркиз хочет унизить их, но невозможно было не замечать границу, которую он, вольно или невольно, проводил между собой и семьей сельского доктора.

За обедом Ровена не произнесла почти ни слова. Все время ощущая присутствие за столом маркиза, она думала о том, что никогда больше не встретит такого привлекательного молодого человека.

Гость их сделал все возможное, чтобы его последняя трапеза в доме стала особенно праздничным событием.

Они пили шампанское, и, хотя Ровена все время следила за Марком и Гермионой, чтобы младшие не выпили лишнего, она не могла не отметить про себя, что золотистое вино заставило всех сидящих за столом немного расслабиться.

Так легче было общаться с маркизом, смеяться его остротам и воспринимать его как равного, а не как могущественного благодетеля.

Когда прислуживавший за столом Джонсон снова наполнил бокал своего господина, маркиз поднял руку, желая произнести тост.

– Я хочу выпить, – начал он, – прежде всего за доктора Уинсфорда, которому я буду вечно благодарен за то, что он не только спас мою жизнь, но и принял меня, как дорогого гостя, в своем доме, а во-вторых – за мою умелую и очаровательную сиделку – Ровену.

Слова его застигли девушку врасплох, Ровена почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, и тут же разозлилась на себя за нахлынувшее смущение.

Маркиз повернулся к другому краю стола и увидел Гермиону, глядящую на него глазами, полными обожания.

– За будущую художницу, – продолжал он, – которая всегда будет выглядеть красивее всего, что ей удастся нарисовать. За храброго всадника, который найдет когда-нибудь достойную себя вершину и с честью покорит ее.

Марк и Гермиона пришли в неописуемый восторг от его слов и тут же допили остававшееся в их бокалах шампанское. Ровена резко поднялась из-за стола и сказала:

– Думаю, папа, нам лучше оставить вас с маркизом, чтобы вы могли спокойно попить портвейна.

– У меня не так много времени, – сказал доктор Уинсфорд, быстро взглянув на часы, принадлежавшие еще его деду. – Мне надо успеть сегодня вечером еще в два места.

– О, папа! – с упреком воскликнула Ровена.

– Вы должны извинить меня, – сказал доктор, обращаясь к маркизу, – но меня ждут пациенты, и я должен навестить их.

– Конечно же, я понимаю, – согласился маркиз.

Доктор посмотрел на свою младшую дочь.

– Буду очень благодарен, если ты поедешь со мной, Гермиона, – сказал он. – Ты ведь знаешь, что Доббина небезопасно оставлять перед домом Блейков. В последний раз, пока я был там, он ушел по дороге примерно на четверть мили, прежде чем я смог догнать его.

– Я отвезу тебя, – пообещала Гермиона, бросив на маркиза пылкий взгляд.

Словно понимая чувства девочки, маркиз произнес:

– Если я уже лягу до твоего приезда, Гермиона, зайди попрощаться со мной завтра, прежде чем пойдешь на свои уроки.

– Я так и сделаю, – пообещала Гермиона. – И сегодня буду сидеть допоздна над своей коробкой с красками.

Маркиз поднялся.

Немного замявшись, Гермиона сказала:

– Спасибо вам большое, я так благодарна вам, – и обвила своими тонкими ручками шею маркиза.

Это был по-детски наивный поступок, но, глядя, как Гермиона целует маркиза в щеку, Ровена испытала неприятное чувство.

– Как ты думаешь, я могу в последний раз покататься на лошади маркиза? – спросил ее Марк, когда они направлялись к двери. – Так хочется испытать в деле свой новый кнут!

– Если маркиз собирается уезжать в фаэтоне, – сказала Ровена, – его кучера вряд ли захотят выпрягать лошадей. Но если приедет мистер Эшберн – а я уверена, что он приедет, – можешь попросить разрешения покататься на лошади, которая возит ландо. – После секундной паузы Ровена продолжала: – Если только маркиза не будет сопровождать свита.

– Вряд ли ему нужна свита при поездке на такое короткое расстояние, – сказал Марк.

– Я тоже так думаю, – согласилась Ровена. – Так что посмотрим, что можно будет сделать.

Она знала, как хочется Марку прокатиться на лошади и испробовать подарок маркиза. И девушка хорошо понимала, что красоваться на прекрасных благородных животных из конюшни маркиза – это совсем не то, что проскакать через деревню на стареньком Доббине, который послушно возил доктора к пациентам.

– А теперь тебе лучше пойти к себе в комнату, – сказала брату Ровена. – Уверена, у тебя есть домашнее задание. Викарий пожаловался на прошлой неделе, что ты стал очень невнимателен к учебе.

– Я был слишком занят верховыми прогулками, – с улыбкой ответил Марк, но лицо его тут же помрачнело. – Здесь будет так скучно, когда уедет маркиз. Ты согласна со мной, Ровена?

– Я давно боялась, что тебе покажется именно так, – сказала Ровена. – Но мы ничего не можем поделать, и ты прекрасно это знаешь.

– Нет, конечно, нет, – Марк изо всех сил пытался казаться взрослым. – Нам повезло уже в том, что он оставался у нас так долго.

Он стал подниматься к себе в комнату, а Ровена прошла в гостиную, где так любила сидеть ее мать.

Комната была обставлена просто, но в хорошем вкусе. Высокие французские окна, открывающиеся в сад, придавали этой комнате особое очарование и ощущение простора, чего нельзя было сказать об остальных помещениях.

Подойдя к открытому окну, Ровена стала глядеть на неухоженный сад.

Ни у нее, ни у отца не было времени заниматься садом, который успел изрядно зарасти, но все же здесь росли дивной красоты розы, а также жимолость и увивающая террасу пурпурная глициния.

Садилось солнце, окрашивая небо в малиновый цвет.

– Красный закат – радость пастухам, – тихо произнесла Ровена.

Завтра будет погожий день, и маркиз наверняка рад будет снова держать в руках вожжи от своего фаэтона, после того как в течение стольких дней не имел возможности насладиться ездой.

Она представила себе, как тихо и размеренно потечет их жизнь после его отъезда, как мгновенно поскучнеет их опустевший дом.

«Маркиз уедет, – думала Ровена, – и это станет концом определенного периода жизни всей семьи доктора Уинсфорда».

Девушка была уверена, что у них не будет больше такого знатного пациента, а в пустующей комнате – такого необычного жильца.

Маркиз не только принес в их дом новые идеи, он сумел пробудить в Ровене дремавшие доселе чувства и эмоции.

Она не могла объяснить даже самой себе, что это были за чувства, но точно знала, что стала за это время совсем другой, чем до появления в доме маркиза.

– Я стала много мечтать, – сказала себе Ровена. Повернув голову, она увидела входящую в комнату Гермиону.

Девочка надела шляпку и несла на руке белую шаль.

– Не знаю, почему именно я должна ехать с папой, – проворчала она. – Я с гораздо большим удовольствием осталась бы здесь с маркизом.

– Но ты не можешь отказать отцу, когда он о чем-нибудь просит, – сказала Ровена.

– Нет, конечно, нет, – согласилась Гермиона. – Но я не понимаю, почему папа работает так много. Это просто глупо – уезжать из дома в такой вечер!

– Ты ведь знаешь: отца ничто не заставит пренебречь своим долгом. Хотя ему тоже наверняка хотелось бы остаться дома и провести последний вечер в обществе маркиза, – тихо сказала Ровена.

– Он такой чудесный, правда, Ровена? – Гермиона явно имела в виду не отца.

– Маркиз был очень добр к нам, – сухо ответила Ровена.

– Ты поможешь мне придумал, что нарисовать ему? – сказала Гермиона. – Если бы я умела рисовать что-то вроде тех чудесных картинок, которыми украшены его древние пергаменты!

– Надо придумать что-то свое, – посоветовала Ровена. – А не пытаться копировать чужое.

– Я что-нибудь придумаю, – пообещала Гермиона и вздохнула. – Это будет очень трудно, когда его не будет рядом, чтобы поговорить со мной, дать мне совет. С тех пор, как маркиз появился в доме, у меня столько новых идей.

Ровена едва удержалась, чтобы не признаться, что испытывает то же самое. Но тут в коридоре послышались голоса, и Гермиона выбежала из комнаты.

– Я уже еду, – услышала Ровена голос отца.

– Я готова, папа, – сказала Гермиона.

– Спокойной ночи, милорд, – теперь доктор обращался к маркизу. – Не засиживайтесь слишком поздно. Вы должны набраться сил перед завтрашней дорогой.

– Постараюсь, – пообещал ему маркиз.

Снова послышался звук шагов, и через секунду захлопнулась входная дверь.

Ровена по-прежнему стояла у окна, но у нее вдруг перехватило дыхание, когда она поняла, что осталась наедине с маркизом.

Маркиз вошел в гостиную и закрыл за собой дверь.

Не поворачивая головы, Ровена чувствовала, как он приближается к ней.

Остановившись, он некоторое время вглядывался в профиль девушки, ясно вырисовывавшийся на фоне темнеющего неба.

– Остались только вы и я, Ровена, – тихо произнес маркиз.

Девушка медленно повернулась к нему, чувствуя, как отчаянно бьется в груди ее сердце. И тут маркиз достал что-то из кармана сюртука.

– Подарок, приготовленный для вас, все время был со мной, – признался он. – Но я хотел вручить его вам, когда мы останемся наедине.

Н он вложил в руку Ровены маленькую коробочку.

Ровена взяла ее, чувствуя каждой клеточкой своего тела присутствие рядом мужчины, такого большого и сильного, что ей было даже страшновато снова поднять на него глаза.

– Откройте же! – велел маркиз.

Не сводя глаз с коробочки, Ровена повиновалась.

Внутри лежал медальон в форме сердца, украшенный бирюзой и бриллиантами.

– Это… мне? – спросила Ровена срывающимся голосом.

– Это способно выразить лишь малую долю моей благодарности за все, что вы сделали для меня, Ровена.

– Он… красивый… очень красивый! – воскликнула девушка. – Но вы не должны были…

Она запнулась, не находя подходящих для данного момента слов.

– Вы снова собираетесь рассказывать мне, что я должен, а что не должен делать? – с иронией спросил он. – Вы были таким диктатором, Ровена, что теперь, без ваших инструкций, я не буду знать, как мне себя вести, – добавил маркиз с улыбкой.

– Это было для вашей… пользы, – едва слышно произнесла Ровена.

– Я знаю, – ответил маркиз, – и все же не могу избавиться от мысли, что вам нравилось распоряжаться мною.

Ровена молчала, и через несколько секунд маркиз произнес:

– Я никогда не забуду, каким нежным был ваш голосок, когда мне было по-настоящему плохо, какая заботливая рука поднимала мою голову, чтобы дать мне напиться.

Слова маркиза звучали, как музыка, и Ровена с ужасом чувствовала как отзывается на эти мелодичные звуки ее тело.

Она все еще не сводила глаз с медальона, словно не могла поверить, что он существует на самом деле. У нее никогда не было такой красивой и такой дорогой вещи. Но дело было не только в этом.

– Я выбрал именно эту форму, – тихо продолжал маркиз. – Потому что это символ.

Найдя в себе мужество посмотреть ему в лицо, Ровена невольно вздрогнула, немного испуганная выражением его глаз.

Маркиз стоял так близко, а Ровена не могла заставить себя ни пошевелиться, ни заговорить, ни отвести глаза.

– Вы держите в руках мое сердце, Ровена, – проникновенным голосом сказал он. – Значит ли это что-нибудь для вас?

– Мне кажется… я… не понимаю, – с трудом выдавила из себя Ровена.

– Так я должен прояснить? – спросил маркиз. – И поблагодарить вас именно так, как мне хочется?

Сильные руки маркиза обвили ее плечи, и прежде чем Ровена успела понять, что происходит, губы его нашли ее губы.

В первое мгновение шок от происходящего мешал Ровене почувствовать что-нибудь, кроме изумления. Потом она осознала, что находится в плену губ и рук маркиза и неспособна больше ни думать, ни шевелиться.

Губы его были твердыми и в то же время нежными, и что-то теплое и приятное, поднимаясь внутри Ровены, заставило ее тело крепко прильнуть к сильному телу маркиза.

Ее охватил вдруг неописуемый восторг. Ровена словно мечтала об этом всю свою жизнь, только не догадывалась раньше, о чем именно мечтает.

Это было ощущение сродни восторгу при виде прекрасного заката или благоухающего аромата роз, только гораздо более волнующее и острое. На нее нахлынуло вдруг все, что она чувствовала к маркизу, и еще много, много больше.

Маркиз привлек ее ближе к себе, и Ровена почувствовала, что перестает быть собой и становится частью этого сильного мужчины, частью его красоты и обаяния, и даже его гордости, с которой так долго пыталась бороться.

Губы его становились все настойчивее, и, словно молния, пронизывало все ее тело, испепеляя душу, неистовое наслаждение, о существовании которого она даже не подозревала до сих пор.

Все было так чудесно, так восхитительно, и в то же время от непонятной слабости у нее подкашивались колени, и Ровена прижалась крепче к маркизу, чтобы не потерять, не выпустить из рук то, что казалось ей сейчас даром богов.

Через несколько секунд маркиз поднял голову.

– Ты такая красивая, Ровена, – прошептал он. – Такая неправдоподобно красивая. Увидев тебя впервые, я решил, что оказался на небесах и меня встречает там ангел.

Невозможно было ответить на это хоть что-нибудь. Ровена могла только смотреть на маркиза горящими глазами, губы ее слегка подрагивали, еще не остыв от поцелуя.

– Я люблю тебя! – сказал маркиз. – И знаю, что ты тоже меня любишь.

И он рывком, не скрывая своей страсти, притянул девушку к себе.

– Но я заставлю тебя полюбить меня еще больше. О, моя дорогая, ты так прекрасна и так невинна. Я даже не подозревал, что на свете может существовать такая прелестная девушка.

И снова губы его коснулись губ Ровены. На этот раз поцелуй был страстным и требовательным, словно маркиз хотел завоевать ее, убедиться, что она всецело принадлежит ему.

Когда маркиз снова разжал объятия, Ровене показалось, что прошла целая вечность.

Ей было трудно говорить, у нее кружилась голова и мутилось сознание от всего, что только что произошло.

– Я… люблю… вас, – прошептала она. – Теперь я… знаю это. То, что я… чувствовала к вам… это и была любовь.

– Но ты боролась с ней, – понимающе кивнул маркиз.

– Я не… я не знала, что люблю, – продолжала Ровена. – Я знала только, что вы заполняете, поглощаете меня. И боялась потерять себя… раствориться в вас полностью.

– Этого никогда не произойдет, – уверенно произнес маркиз.

Ровена спрятала лицо у него на груди, снова захваченная собственными чувствами, зачарованная, ослепленная, ощущая, как оживает ее тело, откликаясь на зов тела маркиза.

Взяв ее пальцами за подбородок, маркиз поднял голову Ровены и заглянул ей в глаза.

– Ты хоть знаешь, как ты хороша? – спросил он. – Не понимаю, как может женщина быть такой красивой, иметь такие божественные глаза. Это ведь вовсе не глаза – это часть голубого неба.

Говоря это, маркиз целовал ее глаза, потом нежно коснулся губами щеки Ровены и снова завладел ее ртом.

Поцелуй длился до тех пор, пока Ровене не показалось, что сад за окном расплывается у нее перед глазами, а стены дома вот-вот обрушатся им на голову.

Затем маркиз увлек ее за собой к дивану.

– Давай присядем, моя дорогая, – сказал он. – Я хочу поговорить с тобой.

– Я… не знала… что любовь… может быть… такой, – непослушным языком произнесла Ровена.

– Какой? – спросил маркиз.

– Такой чудесной… такой совершенной. Когда вы поцеловали меня… мы словно были… одни на небе, где существует только… музыка.

– Этого я и хочу, – сказал маркиз. – Чтобы мы были вдвоем – только ты и я, Ровена. И чтобы я мог учить тебя, моя драгоценная, учить искусству любви.

– Наверное, – промолвила Ровена, – я не сразу поняла, что мое чувство к вам – любовь, потому что никого не любила раньше.

– И никого больше не будешь любить, – твердо заявил маркиз. – Ты принадлежишь мне, Ровена, и я сойду с ума от ревности, если другой мужчина хотя бы заговорит с тобой.

Не сводя пылающих глаз с лица девушки, маркиз продолжал:

– Я чувствую себя исследователем, открывающим неведомое. Неизвестный цветок или горную вершину. Исследователем, который знает, что открыл сокровище, какого еще не было на этом свете. – Он улыбнулся. – Ты делаешь меня поэтом, Ровена. Раньше за мной не водилось ничего подобного.

Девушка задержала дыхание и несмело спросила:

– Это правда… вы действительно… любите меня?

Вопрос прозвучал наивно, почти по-детски.

– Это правда! – заверил ее маркиз. – Я люблю тебя уже давно. Когда ты уходила из моей комнаты, ты словно бы забирала с собой свет, а я лежал без сна, мечтая о том, чтобы снова оказаться больным и беспомощным, а ты была бы рядом, и я мог бы слышать твой милый голос, чувствовать прикосновение твоих нежных рук.

– Когда вы были больны, – сказала Ровена, – вы были для меня как ребенок, который нуждался во мне, как Лотти или Марк. Но сегодня…

Ровена замялась.

– Так что же сегодня? – спросил маркиз.

– Сегодня вы… мужчина. И я… немного боюсь.

– Боишься?

– Вы стали другим, и я знаю, что вы… уезжаете.

– А ты хотела меня!

В слове «хотела» заключалось такое множество разных значений, что Ровена смущенно потупилась, вспомнив о некоторых из них. Она ничего не ответила на вопрос маркиза, и тогда он сказал:

– Я научу тебя хотеть меня так же сильно, как хочу тебя я. И мы не будем, любовь моя, лежать по ночам в одиночестве.

Он снова поцеловал Ровену, и на этот раз губы его пылали огнем, который пробудил ответное пламя где-то глубоко внутри Ровены.

Девушка не пыталась понять, что с ней происходит, но все это было так странно и так чудесно. Ровена по-прежнему немного страшилась этого неизведанного чувства, но она понимала, что испытывает сейчас именно то, чего добивался от нее маркиз.

Он стал целовать уголки рта Ровены, ямочки на щеках, потом нежную кожу ее шеи. Ровена никогда в жизни не испытывала ничего подобного. Охватившие ее ощущения были еще чудеснее, чем несколько минут назад.

– Я люблю тебя, – снова прошептал маркиз. – Мне тяжело думать о чем-то другом, потому что я люблю тебя и хочу, чтобы ты была со мной днем и ночью. Просто невозможно, любовь моя, думать о чем-то другом.

– Но… ведь завтра вы… уезжаете.

Маркиз поднял голову и выпрямился, не разжимая объятий.

– Я должен вернуться домой, – сказал он. – Но мне хотелось бы обсудить наши планы, придумать, как нам быть вместе, не расстраивая при этом твоего отца.

– Он действительно расстроится, когда я покину его, – согласилась Ровена. – Но ведь это все равно должно было когда-нибудь случиться. – Она смущенно улыбнулась. – Я думала об этом… не потому что представляла себе, что могу… полюбить вас, а просто потому, что не могу оставить детей одних, без присмотра.

– Я и не жду от тебя этого, – согласился маркиз.

– Уверена… хотя никогда не говорила с ней об этом… что мисс Грэм, которая учит Гермиону, с радостью согласилась бы переехать в наш дом. Ее коттедж – очень маленький и слишком сырой, и от этого зимой несчастная женщина страдает ревматизмом.

– Тогда все очень просто, – сказал маркиз.

– А вы уверены, что… любите меня?

– Тебе действительно нужно, чтобы я ответил на этот глупый вопрос?

Но слова были сейчас лишними, маркиз снова поцеловал Ровену, и оба они снова оказались в огне пожара, который разгорался все сильнее. Девушке показалось, что пламя охватило ее целиком, сжигая ту, прежнюю Ровену, какой она была раньше. Но тут губы маркиза стали не такими требовательными, а скорее ласковыми и нежными.

– Ты такая юная, – тихо произнес он. – Я не хочу испугать тебя.

– Я… не боюсь, – сказала Ровена. – Это так… прекрасно… так сказочно. Вы уверены, что мы не спим и не видим все это во сне?

– Если спишь ты, значит, сплю и я. – Прижавшись щекой к щеке Ровены, маркиз продолжал: – Никогда не думал, что можно быть такой мягкой и нежной и в то же время так возбуждать меня, доводя почти до безумия. О, моя дорогая, сколько мне придется ждать, прежде чем мы сможем быть вместе?

– Вы не должны делать ничего такого, что могло бы вам повредить, – быстро произнесла Ровена, вспомнив о его недавнем состоянии. – Помните – вы будете еще какое-то время очень слабы. Берегите себя.

– Твоя любовь – самое чудодейственное лекарство, – рассмеялся маркиз.

– Это все… чудесно! Но любовь может утомить вас.

– Конечно же, утомит! – воскликнул маркиз. – Но это будет совсем другая усталость, которую, надеюсь, моя дорогая, ты найдешь весьма приятной.

Ровена не очень понимала, что он имеет в виду, но она была сейчас слишком счастлива, чтобы задавать вопросы.

Руки маркиза, сжимающие ее плечи, его губы рядом с ее губами – это было настоящим чудом, и Ровена не могла сейчас рассуждать здраво. Ей хотелось только, чтобы маркиз снова целовал ее, пробуждая в ней все эти чудесные чувства, которых она никогда не ожидала от себя, о существовании которых даже не подозревала.

Ровена со вздохом положила голову на плечо маркиза.

– Я хочу заботиться о вас, – призналась она. – Хотя вы окружены вниманием и заботой, мне кажется, что я нужна вам.

– Ты нужна мне, и на то есть тысяча разных причин, – сказал маркиз. – Больше всего я хочу сделать тебя своей, хочу, чтобы ты принадлежала лишь мне одному. Ты – часть меня, и невозможно думать о будущем, в котором тебя нет.

– Именно этого я хочу тоже… – призналась Ровена. – Но вы знали много красивых женщин. Уверена, что они были просто восхитительны. Предположим, через какое-то время я… надоем вам? Что будет тогда?

– Я уверен, что ты никогда мне не надоешь, – заверил ее маркиз. – Но что бы ни случилось, моя дорогая, я всегда буду заботиться о тебе, и ты никогда не пожалеешь о том, что подарила мне себя. – Поцеловав Ровену в лоб, маркиз продолжал: – А теперь, на случай, если твой отец вернется чуть раньше, мы должны обсудить наши планы. Я много думал об этом.

– О нас? – переспросила Ровена.

– Все мои мысли в последние несколько дней были только об этом. И мне кажется, Ровена, лучше всего будет сказать отцу, что я предложил тебе переехать в Лондон, чтобы стать там компаньонкой одной из моих родственниц.

Ровена вдруг застыла, словно скованная судорогой. Казалось, что тело ее, которое маркиз продолжал сжимать в своих объятиях, превратилось вдруг в камень. Затем она спросила голосом, который не узнавала сама;

– Что… что такое вы мне говорите?

– Я пытаюсь найти подходящее объяснение для твоего переезда в Лондон. Конечно, никакой родственницы не будет. У меня есть дом в Челси, чудесный маленький домик, и я подготовлю его к твоему приезду. Там будет двое слуг, чтобы исполнять все твои желания, и я обещаю тебе, что мы будем там восхитительно проводить время вместе всякий раз, как только я смогу вырваться.