Текст книги "Невольный обман"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
Барбара Картленд
Невольный обман
Глава 1
1873 год
«Я здесь! Я здесь!»– ликовала про себя Теола, с огромным трудом сдерживаясь, чтобы не воскликнуть эти слова вслух.
Почему-то даже после того, как они покинули Англию, ей казалось невероятным, что она в конце концов добралась до Кавонии.
Корабль, на котором они отплыли из Марселя, только что замер у причала, где собралось множество импозантных вельмож, пришедших встречать Кэтрин.
Какое чудо, что ей позволили отправиться вместе с дядей, герцогом Уэлсборном, и кузиной, леди Кэтрин Борн, в путешествие, в конце которого Кэтрин предстояло стать королевой Кавонии.
Теола прекрасно понимала, что ее взяли с собой не из-за глубоких родственных чувств.
Собственно говоря, произошло это только потому, что они не смогли найти никого более подходящего, кто согласился бы на роль фрейлины Кэтрин.
Родители ровесниц ее кузины, которые должны были бы посчитать за честь, что их дочерям предложили это место, решительно отказались, сказав герцогу, что не хотят посылать своих дочерей в столь отдаленную страну, когда в Европе неспокойно.
– Трусливые глупцы! – рычал герцог, открывая письмо за письмом во время завтрака.
Каждый ответ на приглашение содержал одно и то же оправдание: мы не считаем Кавонию достаточно безопасным и привлекательным местом, чтобы позволить нашим юным дочерям провести в ней два или три года.
– Искренне надеюсь, что в этой стране все же спокойно, – сказала герцогиня с другого конца стола.
– Конечно, спокойно! – заверил ее герцог. – Тебе хорошо известно, Аделаида, что Кавония, как и Черногория, много лет была независимым государством, и теперь, когда в Греции, благодаря правлению короля Георга, установился мир, нет причин опасаться за суверенитет Фердинанда. В конце концов, он спокойно царствует уже двенадцать лет.
Герцогиня промолчала, а Кэтрин капризно воскликнула:
– Я не желаю подвергаться опасности, папа! Не выношу звука выстрелов!
– Кавонийцы славятся своим воинственным характером, именно поэтому Оттоманская империя деликатно оставила их в покое, – ответил герцог. – Кавония – гористая страна, и для ее завоевания потребовалась бы огромная армия, что повлекло бы колоссальные людские жертвы.
– Турки завоевали Албанию, – заметила Теола.
– Мне об этом известно, Теола, – холодно ответил ее дядя, – и когда мне потребуется получить от тебя сведения, я к тебе обращусь!
– Прошу прощения, дядя Септимус.
– О чем нам действительно следует побеспокоиться, так это найти кого-то, кто будет сопровождать Кэтрин, – заметила герцогиня. – Нам необходима фрейлина, а все мало-мальски подходящие кандидатки уже отказались.
Герцог поджал тонкие губы.
Его несказанно раздражало, когда ему перечили или отказывались выполнить его желание.
В характере этого сильного и самоуверенного человека преобладала жестокость, которая часто заставляла его быть грубым в обращении с людьми более слабыми, чем он сам.
Бросив на него взгляд, Теола с тревогой подумала, что он сильно раздражен, а значит, ее ждет суровое наказание за какой-нибудь незначительный проступок – просто чтобы дядя сорвал на ком-нибудь свой гнев.
– Не обратиться ли нам к дочери лорда Пирпоинта? – рискнула предложить герцогиня. – Она мне не по душе – слишком уж бойкая и чересчур смело ведет себя, – но, без сомнения, Пирпоинты оценили бы, какое мы проявляем великодушие, обращаясь к их дочери.
– Я больше не потерплю отказов! – сердито ответил герцог. – Я уже решил – сопровождать Кэтрин будет Теола.
– Теола?
Герцогиня повторила ее имя, от изумления даже повысив голос.
– Теола? – переспросила в свою очередь Кэтрин. – Но, папа…
– Никаких возражений – я уже принял решение, – сказал герцог, вставая из-за стола. – Теола будет сопровождать нас с Кэтрин в Кавонию и останется там до тех пор, пока не найдется, кто-нибудь более подходящий, чтобы ее заменить.
Теола затаила дыхание.
Она едва могла поверить своим ушам!
Она так отчаянно боялась, что, если позволит себе хоть одно замечание, которое может вызвать раздражение дяди, он передумает.
Весь день Теола провела в волнении и растерянности, и, лишь уединившись перед сном в своей комнате, она опустилась на колени и возблагодарила бога за дядино решение.
– Я еду в Кавонию, папа, – прибавила она в темноту. – Ты знаешь об этом, ты рад? Это не Греция, но очень близко от Греции, и живут там в основном люди греческого происхождения. О, папа, как бы я хотела, чтобы ты был со мной!
Стоя на коленях возле кровати, она чувствовала, что отец ее слышит и что он где-то рядом, так же как в минуты горя и отчаяния всегда верила, что мама обнимает и утешает ее.
С тех пор как умерли ее родители и она приехала к дяде и тете в холодный, безрадостный замок в Уилтшире, где у герцога было обширное поместье, таких минут было много.
Один из самых богатых людей в Англии, герцог был также одним из самых скупых, а герцогиня, которую до замужества звали ее светлостью Аделаидой Хольц-Мелдерстейн, также была бережливой до скупости.
В новом доме Теола стала жить еще скромнее, чем в маленьком коттедже, где она жила с отцом и матерью до их смерти.
Иногда, дрожа от холода в больших нетоплепых комнатах, она жалела, что не умерла вместе с ними, и ее охватывало чувство безнадежности и отчаяния, словно вокруг смыкался черный лед, пока в теле не оставалось ни капли тепла.
Но в замке Уэлсборн она страдала не только телом; Теола вынуждена была терпеть день за днем душевную жестокость, пока ей, словно испуганному животному, не захотелось спрятаться куда-нибудь от дальнейших страданий.
Из рассказов своей матери Теола знала, как глубоко был уязвлен герцог тем, что его единственная сестра убежала с его наставником.
Он учился в Оксфорде, и его отец, второй герцог Уэлсборн, нанял ему на время каникул учителя, потому что настоятельно требовал, чтобы сын успешно получил степень бакалавра.
Ричард Уоринг, блестящий и умный молодой человек двадцати девяти лет, преподавал классическую филологию и уже успешно подготовил нескольких аристократов к выпускным экзаменам.
Приятной наружности, культурный, из уважаемой семьи, он был тем не менее в глазах герцога малозначительной, а то и вовсе незначительной персоной.
Такой же точки зрения придерживался и его сын, Септимус, который, как и отец, был вне себя от ярости, когда выяснилось, что Ричард Уоринг безумно влюбился в его единственную сестру, леди Элизабет Борн.
Ричард Уоринг должным образом обратился к герцогу, но лишь подвергся жестоким оскорблениям и был выставлен за дверь.
То, что леди Элизабет последовала за ним и они убежали вместе, явилось для родителей неожиданностью, подобной разорвавшейся бомбе.
Долгие годы имя Элизабет в доме не упоминалось.
Когда, через четыре года после бегства и венчания, на свет появилась Теола, Элизабет написала отцу и матери, сообщая им о рождении внучки.
Письмо вернулось нераспечатанным.
Только после опубликования извещения о гибели Элизабет Уоринг и ее супруга в железнодорожной катастрофе Септимус, который к тому времени унаследовал герцогский титул, посетил маленький домик на окраине Оксфорда.
Он сообщил бледной, убитой горем Теоле, что отныне она будет жить у него.
Сам Септимус женился в двадцать один год и имел дочь Кэтрин, на год Старше Теолы.
– Не думай, что я принимаю тебя под свою крышу с радостью, – грубо сказал он. – Поведение твоего отца не заслуживает даже презрения, и я никогда не прощу его и твою мать за позор, которым они покрыли имя нашей семьи.
– Позор? – переспросила удивленная Теола. – Что плохого они сделали, кроме того, что убежали и обвенчались?
– Ты считаешь, что это не позор – смешать нашу кровь с кровью обыкновенного выскочки, человека, зарабатывавшего на жизнь уроками, человека, предки которого наверняка были выходцами с самого дна?
– Это не правда! – возразила Теола. – Родители папы были добрыми, благородными людьми, пользующимися большим уважением в родном Бедфордшире, а сам папа – очень умным, как многие…
Она осеклась, потому что дядя сильно ударил ее по лицу.
– Как ты смеешь спорить со мной? – обрушился он на нее. – С самого начала нашего знакомства, Теола, ты должна ясно понять одну вещь. Поскольку ты моя племянница, я не могу позволить тебе умереть с голоду. Поэтому ты будешь жить в моем доме. Но ты должна меня слушаться и не говорить о своих отце и матери ни со мной, ни с кем-либо другим. Это понятно?
Щека Теолы горела, но она не схватилась за нее рукой.
Широко раскрытыми глазами она смотрела на дядю, больше пораженная, чем испуганная этим первым проявлением насилия, с которым никогда еще в жизни не сталкивалась.
В последующие месяцы ей предстояло узнать, что дядя готов ее ударить всякий раз, когда она его раздражала, а это случалось довольно часто.
И еще он бил ее, когда она ему не подчинялась, что причиняло ей не только физические страдания, после которых ее охватывала слабость и головокружение, но и унижение, оставлявшее кровоточащие раны в ее душе.
Никогда прежде она не подозревала о существовании на свете таких людей, как ее дядя, да и тетя тоже.
Если удары дяди были болезненными, то пинки и щипки, а также постоянные укоры тетки казались практически невыносимыми.
Теола раньше никогда не представляла себе, что значит жить среди ненависти.
Ее всегда окружала любовь, та любовь, которую питали друг к другу мать и отец и которая окружала их аурой, подобной сиянию, когда они были вместе.
А их любовь к ней всегда заставляла ее чувствовать себя существом драгоценным.
После нескольких месяцев обращения, больше похожего на издевательство, она бродила по замку словно призрак, надеясь остаться незамеченной.
Теола молилась о том, чтобы по мановению волшебной палочки стать неуязвимой для грубых голосов, отдающих ей приказы, и грубых рук, всегда готовых ударить тогда, когда она меньше всего этого ожидала.
Она пыталась подружиться со своей кузиной Кэтрин, но обнаружила, что это невозможно.
Кэтрин унаследовала холодность своих родителей и была равнодушна ко всем и ко всему, если это не касалось ее лично.
Теола вскоре поняла, что должна платить за стол и ночлег в доме дяди рабским служением Кэтрин, и все больше превращалась в ее личную служанку.
Она бегала по дому, выполняя поручения, с самого утреннего пробуждения и до того момента, когда шла спать.
Она чинила и гладила одежду Кэтрин, стирала большую часть ее воздушных одеяний и вынуждена была выслушивать ее самовосхваления, зная, что от нее ждут согласия со всем сказанным и что возражать – значит навлечь на свою голову суровое наказание.
– Я часто думаю, что у меня греческие черты лица, – однажды сказала Кэтрин, – я похожа на статуи греческих богинь, которыми все так восхищаются.
Теола с трудом удержалась от того, чтобы возразить, что это вовсе не так.
Кэтрин совсем не походила на гречанку.
У нее были типично английские золотистые волосы и голубые глаза, но в чертах лица не было ничего особо привлекательного.
Ее считали красавицей только благодаря ее положению в обществе и потому, что она появлялась на балах и празднествах разодетой и держала себя гордо и высокомерно.
Теола же знала о Греции больше, чем о любой другой части света.
Ее отец был одержим Грецией, обожал ее и рассказывал Теоле о греческой мифологии, показывал изображения греческих скульптур и зажег в ней искру своего собственного энтузиазма в отношении самой совершенной цивилизации, какую только знал мир.
Ричард Уоринг научил дочь, как научил многих своих студентов, любить античность. Еще он говорил:
– Нельзя по-настоящему понять, что чувствует или думает страна, если не изучить ее язык.
Поэтому Теола выучила французский, немецкий и греческий языки и латынь и читала вслух отцу произведения великих авторов. И когда они их обсуждали, он выслушивал ее мнение так же серьезно, как ей полагалось слушать его.
Она не представляла себе, что есть люди, занимающие такое высокое положение в обществе, как герцог Уэлсборн, которые никогда не читали книг, но готовы были устанавливать правила по любым вопросам, не позволяя никому другому ни малейших возражений.
Иногда, ложась спать, Теола чувствовала себя усталой, и все ее тело ныло от работы, которой ее загружали весь день, но разум тосковал по умной беседе.
Ей трудно было выкроить время для чтения.
Лампы освещали все комнаты замка, за исключением спален, в которых из соображений экономии горели свечи, а для Теолы и слуг их количество строго ограничивалось.
Поэтому невозможно было читать по ночам, а в дневное время ей было некогда.
Теола довольствовалась тем, что в темноте читала самой себе наизусть те поэмы и отрывки прозы, которые изучала вместе с отцом.
Они трогали ее до глубины души, потому что язык их был похож на музыку, а ритм уносил прочь печаль и навевал сны без сновидений.
И вот случилось невероятное, и после целого года бедствий и беспросветной жизни она очутилась в Кавонии!
Герцогиня через свою родню, Хольц-Мелдерстеинов, устроила брак Кэтрин с двоюродным братом – королем Кавонии Фердинандом.
Следуя примеру Греции и других европейских стран, пригласивших править ими члена королевского дома другой страны, кавонийцы сделали своим королем Фердинанда.
Теола знала, что сперва они думали пригласить короля из Скандинавии.
Король Греции Георг, второй сын короля Дании, за десять лет своего правления стабилизировал положение в стране и принес мир ее народу.
Но подходящих принцев из Дании или Швеции не оказалось, и выбрали Фердинанда, родственника императора Франца-Иосифа, который с готовностью принял приглашение взойти на трон.
Находясь в Англии, трудно было узнать о нем какие-либо подробности, кроме того, что ему тридцать пять лет и он уже был женат, но его жена умерла два года назад, не оставив наследника.
– Я не видела Фердинанда с тех пор, как он был маленьким мальчиком, – сказала герцогиня дочери, – но на портретах он выглядит очень красивым, похожим на его величество Франца-Иосифа в молодости.
Она удовлетворенно вздохнула.
– Протокол в венских дворцах очень строг и официален. Он, по моему мнению, может служить моделью для всех королевских домов, что, надеюсь, ты оценишь, Кэтрин, когда станешь королевой.
– Я, безусловно, предпочитаю официальность, мама. Я слышала о вольностях, царивших во Франции при Луи Наполеоне. Неудивительно, что теперь у них там республика.
– Чем меньше мы будем говорить о французах, тем лучше! – с укором сказала герцогиня. – Уверена, ты поймешь, что Фердинанд – весьма достойный и властный король.
– Надеюсь, – ответила Кэтрин.
Теоле все это казалось весьма пугающей перспективой.
Она кое-что читала о Габсбургах и всегда считала, что они во многом отвратительны.
«Королям и королевам следует стараться понять свой народ», – думала она и знала, что так же думал и ее отец.
Она надеялась, что Кэтрин хотя бы попытается выучить язык страны, которой собирается править, но в ответ на ее предложение Кэтрин резко ответила:
– Король Фердинанд говорит по-английски и по-немецки. К тому же зачем мне учить язык, на котором говорят только в Кавонии?
– Но ты же будешь жить в ней, – настаивала Теола.
– Не думаю, чтобы мне пришлось много общаться с простыми людьми, – заметила Кэтрин. – А придворные, несомненно, говорят по-немецки или по-английски, как и их монарх.
Теола подумала, что странно так подходить к началу царствования.
Но она благоразумно не сказала этого вслух, решив самой выучить кавонийский язык, что, конечно, будет не очень сложно, так как она уже говорит по-гречески.
И убедилась в этом, как только поднялась на борт корабля, который король послал за ними в Марсель.
Через Францию они проехали на поезде в условиях, которые Теоле показались необычайно роскошными, учитывая склонность герцога тратить как можно меньше денег.
Их сопровождал агент бюро путешествий, а кроме того – секретарь герцога, его лакей, горничная Кэтрин и она сама.
Врачи заявили, что здоровье герцогини не позволяет ей путешествовать на столь дальние расстояния.
Теола знала, что герцогиня горько разочарована тем, что не сможет присутствовать на свадьбе дочери.
В то же время у нее уже несколько лет было плохо с сердцем, и герцог настоял, чтобы она не подвергала себя риску.
Когда мать и дочь прощались на ступеньках замка, Теоле впервые, с тех пор как она познакомилась с теткой, показалось, что ее глаза увлажнились и жесткие черты лица несколько смягчились.
– Береги себя, дорогая доченька, – сказала герцогиня Кэтрин. – Я буду думать о тебе и, конечно, молиться о твоем счастье.
– До свидания, мама, – ответила Кэтрин без всяких эмоций.
Она села в карету, а Теола подошла к тетке.
– До свидания, тетя Аделаида, – произнесла она своим нежным голоском, сделала реверанс и подумала, не собирается ли тетя ее поцеловать, но герцогиня только посмотрела на нее с выражением явной неприязни.
– Надеюсь, Теола, ты будешь вести себя достойно, – резко сказала она, – и будешь полезной Кэтрин.
– Конечно, тетя Аделаида.
– Я считаю, что твой дядя делает большую ошибку, беря тебя с собой в такую ответственную поездку. Надеюсь лишь, что ему не придется пожалеть об этом.
В голосе герцогини прозвучали ядовитые нотки, и Теоле ничего больше не оставалось, как еще раз присесть и быстро забраться в карету. Она сидела спиной к лошадям и лицом к дяде и Кэтрин.
– Твоей маме грустно, что пришлось остаться, – сказал герцог дочери, когда лошади тронулись по подъездной аллее.
– Во время путешествия она бы непременно заболела, а это было бы очень досадно, – холодно ответила Кэтрин.
– Конечно, ты права, – согласился герцог, – но, возможно, было бы разумнее оставить с ней Теолу. По крайней мере от нее была бы польза.
Теола затаила дыхание.
Неужели в последний момент ее отошлют обратно в замок?
– Теперь уже поздно, папа, – сказала Кэтрин, – а кроме того, Теола пригодится мне самой, особенно после того, как Эмили вернется из Марселя обратно вместе с агентом.
– Было бы совершенно бесполезно брать в такое место, как Кавония, английскую служанку, – заметил герцог, – тем более, как ты уже говорила, Теола может делать все необходимое, пока ты не найдешь местную служанку, которая будет заботиться о твоих нуждах.
В одном герцог был прав, как позже обнаружила Теола.
Эмили, которую укачивало даже в поезде, несомненно, была бы бесполезной на корабле.
Хотя Средиземное море было спокойным, когда они отплывали из Марселя, им пришлось пережить не один шторм, прежде чем они добрались до каблука Италии и повернули в Адриатическое море.
Кэтрин лежала в каюте и беспрерывно стонала и жаловалась. Две стюардессы и Теола с утра до вечера выполняли все ее капризы.
К счастью, на корабле оказался врач, имевший опыт лечения морской болезни. Он прописал снотворное, от которого Кэтрин долгие часы пребывала в забытьи, и Теола оказалась свободной.
На корабле плыло много важных персон из Кавонии, посланцев короля. Они очень понравились герцогу, так как оказались страстными картежниками.
Джентльмены проводили время в курительной комнате, а Теола, которой было ужасно скучно сидеть одной в салоне, вскоре нашла одного кавонийца, согласившегося учить ее своему языку.
Собственно говоря, он был личным адъютантом фельдмаршала, возглавлявшего эскорт, и томился от безделья, когда Теола смиренно, но решительно попросила его научить ее тому, что ей так хотелось знать.
– Почему это вас интересует, мисс Уоринг? – спросил он.
– Я очень давно хотела посетить вашу страну, капитан Петлос.
Ей показалось, что его глаза засияли, и он ответил;
– Надеюсь, наша страна оправдает ваши ожидания.
– Несомненно, я смогу оценить ее гораздо лучше, если буду разговаривать с людьми и понимать их.
Капитан Никиас Петлос отыскал в библиотеке несколько книг и раздобыл бумагу и перья. Теола понимала, что он не испытывает особого оптимизма насчет того, что она приобретет глубокие познания в его родном языке за короткое время путешествия.
Но на второй день после отплытия из Марселя он воскликнул:
– Это просто изумительно! Я даже не представлял себе, что кто-то может схватывать все настолько быстро, как вы!
– Мне очень повезло, что многие слова имеют греческое происхождение, – с улыбкой объяснила Теола.
– Конечно, мы ведь представляем собой смесь греков и албанцев, – согласился он, – и как вы уже убедились, греческого в нас больше.
К тому времени, когда они миновали Сицилию, Теола говорила уже почти бегло, а понимала практически все, что капитан Петлос говорил ей.
– В это невозможно поверить! – воскликнул он однажды. – Мне бы хотелось… Капитан Петлос замолчал.
– Что вы хотели сказать? – с любопытством спросила Теола.
– Кое-что такое, чего мне лучше не говорить.
– Почему?
– Потому что это может быть воспринято как критика.
Теола оглядела пустой салон и улыбнулась.
– Будьте смелым и скажите это, – предложила она. – Здесь нет никого, кроме нескольких пустых стульев.
Капитан Петлос рассмеялся.
– Мне просто хотелось бы, чтобы король умел говорить на языке своего народа.
– Разве он не умеет? – недоверчиво спросила Теола.
Капитан Петлос покачал головой:
– К несчастью, нет.
– Но почему? Он живет в Кавонии уже десять лет. Не может быть, чтобы он не говорил по-кавонийски.
– Я уверен, что у его величества есть очень веские причины предпочитать собственный язык, – чопорно ответил капитан Петлос.
– Конечно, – согласилась Теола. – Но в то же время это выглядит странно. Как же с ним беседует ваша кавонийская знать?
– Они учатся говорить по-немецки! На лице капитана Петлоса появилась легкая улыбка, словно это было забавно.
– Но это же смехотворно! – начала Теола, но осеклась. – Извините… теперь я принялась критиковать.
– Вот этого вам никогда не следует делать во дворце, – серьезно произнес капитан Петлос. – Я говорю это для вашего же блага, мисс Уоринг. Если бы король узнал о нашей с вами беседе, уверен, я был бы разжалован в рядовые, а вас отослали бы домой.
Теола посмотрела на него широко раскрытыми глазами.
– Это правда? – спросила она через секунду.
– Я вас предупреждаю, потому что англичане часто очень откровенны. В Вене такого не потерпели бы, а в Кавонии тем более.
– Мне это кажется очень странным, – заметила Теола.
– Вот поэтому, мисс Уоринг, я и взял на себя смелость предупредить вас, чтобы вы были очень осторожны, – сказал капитан Петлос.
Он оглянулся через плечо, прежде чем прибавить:
– И потом, фельдмаршал находит весьма необычными наши длительные совместные занятия. Теола виновато посмотрела на него.
– Простите, если я навлекла на вас неприятности.
– Для меня это было огромным удовольствием, – ответил он, – я говорю это совершенно искренне.
Он улыбнулся Теоле, и она подумала, что впервые после смерти родителей кто-то разговаривает с ней как с обыкновенным человеческим существом.
Она так стремилась выучить кавонийский язык, что почти не думала о капитане как о личности. Он всего лишь учил ее и рассказывал о том, что ей хотелось узнать.
Но теперь Теола осознала, что он очень приятный юноша и вполне человечный под своей внешностью военного.
Она положила перо и попросила по-кавонийски:
– Пожалуйста, расскажите мне о своей стране.
– Правду или то, что можно прочесть в путеводителе? – спросил капитан.
– Правду, конечно!
– Кавонийцы – веселый народ, если их не угнетают. Они хотят смеяться и плясать, петь и заниматься любовью.
И, помолчав, он добавил тихо:
– Уже несколько лет все это дается им нелегко.
– Почему? – спросила Теола.
– Им пришлось перенести много тягот.
– Почему?
Было видно, что капитан Петлос подбирает слова с большой осторожностью:
– Во-первых, их обложили тяжелыми налогами.
– Но почему? Зачем?
Капитан Петлос пожал плечами.
– Муниципальное строительство, перестройка дворца, большая армия.
– Я думала, у вас мир с соседними странами. Ведь вам больше не угрожают турки?
– У турок полно хлопот с тем, чтобы держать под контролем Албанию, – ответил капитан Петлос. – Всякий раз, как Турция начинает войну с каким-либо европейским государством, Албания использует эту возможность, чтобы восстать.
– А греки не строят планов захватить Кавонию?
– Совершенно никаких! Король Георг желает мира.
– Тогда зачем нужна такая большая армия?
И вновь капитан Петлос, казалось, осторожно подбирает слова.
– В стране наблюдаются некоторые волнения.
– Среди крестьян, ?
– Они часто голодают и, когда начинаются беспорядки, уходят в горы.
– Но армия состоит из кавонийцев?
– Почти все офицеры – австрийцы.
Он заметил удивленное выражение лица Теолы и прибавил:
– Я – исключение.
– Почему? – спросила Теола и только потом подумала, что это звучит невежливо.
– Мой отец спас короля от одного анархиста, – объяснил капитан Петлос. – В благодарность его величество дал нашей семье определенные привилегии.
Он встал и начал закрывать книги, которые они читали, и собирать бумаги, явно намереваясь закончить эту беседу.
– Почему вы пригласили править вами иностранца? Ведь в Кавонии наверняка раньше была своя королевская семья?
– Несколько столетий на троне сидели короли из семьи Василасов, – подтвердил капитан Петлос. – Но когда умер последний монарх, возникло много оппозиционных фракций, а наследника подходящего возраста не оказалось.
– А теперь он есть? – спросила Теола.
К ее удивлению, капитан Петлос не ответил.
Вместо этого он взял книги, щелкнул каблуками и, поклонившись, сказал:
– Прошу меня извинить, мисс Уоринг. Думаю, фельдмаршал нуждается в моих услугах. Помогать вам в ваших занятиях было большой честью для меня.
Он зашагал через салон, очень прямой и подтянутый в своем мундире, и, когда он вышел, у Теолы вырвался тихий вздох отчаяния.
Ей так много хотелось узнать, но она подумала, что если придется вытягивать по крохам сведения из сдержанного капитана Петлоса, то она не многого достигнет до того, как они прибудут в порт Кавонии.
Тем не менее в последующие пару дней у нее все же начала складываться картина происходящего в этой стране.
Возможно, у нее разыгралось воображение, но Теола и без подтверждения со стороны капитана Петлоса была уверена, что в Кавонии гораздо более тревожно и опасно, чем предполагал герцог.
К тому времени как они достигли берегов Кавонии, она уже знала, что народ пребывает под тяжким, даже жестоким гнетом австрийской высшей знати.
Хотя у нее оставалось мало времени подумать о Кавонии и о себе самой.
Адриатическое море было спокойным, и Кэтрин, сделав над собой усилие, покинула постель и вышла на палубу.
Только Теола могла принести ей то платье, которое ей хотелось, уложить волосы так, как ей нравилось, ухаживать за ней, пока она стонала и ворчала по поводу неудобств пребывания в море и пугалась каждой волны, покачнувшей корабль.
Но когда они причалили в порту Кевия, волны утихли, солнце сияло, и небо было ярко-синим.
Оркестр духовых инструментов на пристани, как только Кэтрин ступила на берег, протрубил шумное приветствие, исполнив национальный гимн Британии, а вслед за ним гимн Кавонии.
На Теолу никто не обращал никакого внимания, и, когда мэр начал официальную приветственную речь, у нее появилась возможность оглядеться.
Она и представить себе не могла, что горы могут быть такими высокими и невероятно прекрасными на фоне неба.
На вершинах ослепительно сверкал белый снег, а внизу раскинулись сосновые леса и рощи ракитника, олив, мирта, можжевельника и лавра.
На фоне цветущих апельсинов и лимонов виднелись деревянные домики, балконы которых украшала яркая герань, В одной из отцовских книг Теола читала о флоре и фауне северной Греции и знала, что и в Кавонии они должны быть такими же.
Поэтому она была готова к роскошному зрелищу пурпурного багряника, красных и белых рододендронов, ярко-синей горечавки и нежно-розовых альпийских роз.
Но когда кареты из Кевии тронулись в путь в столицу Зантос, Теола изумилась великолепию цветов самых разнообразных оттенков, каких раньше даже вообразить не могла.
Вдоль всего пути были возведены цветочные арки, стояли шесты, украшенные флагами, а мосты, по которым они проезжали, охраняли солдаты.
Тут же стояли толпы зевак и крестьянок в красных юбках и белых передниках, с цветами в черных волосах, махавших руками и улыбавшихся.
Теоле казалось невероятным, что Кэтрин так мало интересует теплый прием, оказанный ее будущими подданными.
Она действительно почти не обращала внимания на приветственные крики людей, выстроившихся вдоль дороги.
По-видимому, ей о многом надо было поговорить с премьер-министром, который как представитель короля встречал их в порту, полностью игнорируя капитана Петлоса, сидевшего напротив них, рядом с Теолой.
Премьер-министр был пожилым мужчиной с пронзительными глазами и низким голосом. Теола с удивлением поняла, что он австриец.
Герцог следовал за ними в другой карете вместе с фельдмаршалом и несколькими сановниками, одетыми в великолепные мундиры и украшенными золотыми цепями.
Всего в кортеже ехало шесть карет, и еще множество солдат скакало рядом с ними верхом. Возглавлял процессию эскадрон кавалерии, а второй эскадрон замыкал процессию.
– Те солдаты, что впереди, принадлежат к личной гвардии его величества, – сказал Теоле капитан Петлос.
– Они великолепно смотрятся, – ответила она, думая о том, что их сияющие шлемы напоминают ей шлемы древнегреческих воинов, и снова пожалела, что отца нет с ней и он не видит всего этого.
Теоле казалось, что у стоящих вдоль дороги много физического сходства с греками, но процессия двигалась так быстро, что они проносились мимо людей раньше, чем она успевала как следует их рассмотреть.
Трудно было заставить себя не смотреть постоянно вверх, на горы, вздымающиеся по обеим сторонам от дороги.
«Неудивительно, – думала она, – что, как сказал капитан Петлос, люди убегают в горы, когда им грозит беда».
Совершенно невозможно найти человека, спрятавшегося в густых лесах, среди покрытых снежными шапками вершин или в глубоких отвесных ущельях.
«Это самая необычайная страна из всех!»– решила про себя Теола.
Она недоумевала, почему на лице Кэтрин не отражается никаких чувств, когда та поднимает взгляд, отрываясь от беседы с премьер-министром.
Теоле хотелось задать капитану Петлосу множество вопросов, но, если бы она заговорила, это было бы нарушением этикета – ей полагалось лишь отвечать, если к ней обратится Кэтрин.
Поэтому она хранила молчание, с трудом удерживаясь, чтобы не помахать рукой детишкам, и ощущая разочарование, когда букетики цветов, которые они бросали своей будущей королеве, пролетали мимо кареты и падали на дорогу, под копыта лошадей.
Они ехали уже почти час, и Теола поняла, что они наконец въезжают в Зантос и уже миновали несколько крайних домов.
Через несколько минут кортеж переехал через широкую реку по мосту, охраняемому солдатами и украшенному гирляндами цветов.
