Текст книги "Невеста короля"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]
– Никак, – ответила ей Эльза. – Мужчина может считаться и кутилой, и повесой, и гулякой. Но если женщина позволит себе хоть частицу того, что вытворяет такой мужчина, ее осудят, назовут порочной и на порог никуда не пустят.
– Я полагаю, – задумалась Каталин, – ее даже могут бросить в темницу или на съедение собакам, как Иезавель.
Тут не выдержала и расхохоталась даже Зошина.
– В таком случае пусть уж лучше меня канонизируют, – смеялась она. – Но, по правде сказать, мне жаль, что я не могу остаться здесь. Я сказала папе, что король, может быть, предпочел бы жениться на Эльзе.
Сестра даже вскрикнула.
– Уж я бы тотчас же согласилась! Ради бога, Зошина, не притворяйся, будто тебе неохота стать королевой! Учти, если ты захватишь единственного свободного короля, имеющегося на примете, а я вынуждена буду довольствоваться каким-нибудь бедным дальним отпрыском королевского рода, я умру от зависти!
– Возможно, король влюбится в тебя, когда вы встретитесь в Дьере, – мечтательно проговорила Каталин, обращаясь к Эльзе, – и пригрозит отречься от престола, если ты не согласишься стать его женой. Тогда все будут счастливы.
– Вот чудеса! – заметила Эльза. – Сидим мы в классной комнате, никуда не выходим, ни с кем из мужчин не видимся, кроме титулованных старцев, которые приезжают к отцу, и вдруг – раз – Зошина становится королевой Дьера. Вот уж действительно самая замечательная новость за долгие годы нашего затворничества!
– Папа сказал, что я… неблагодарная. Наверное, так оно и есть, – задумчиво произнесла Зошина. – Но только я хотела бы… сначала полюбить, а уж потом… выходить замуж.
При этих словах девушки затихли. Молчание прервала Теона:
– Нам всем этого хочется! Но на это у нас мало надежды.
– Очень немного, – согласилась Эльза. – Это кара за то, что мы родились в королевской семье. Всем нам суждено выйти замуж за того, за кого велят, и при этом еще делать вид, что это мечта всей нашей жизни.
Каталин склонила головку набок:
– С папой совершенно невозможно договориться. Это, наверное, потому, что он не хотел жениться на маме. Вот его до сих пор и тяготит и этот брак, и вся семья.
– Каталин! Как ты можешь говорить такие вещи?! – возмутилась Эльза.
– Не понимаю, что ты возмущаешься, – запротестовала Каталин. – Все знают, каким красавцем был папа в молодости. Я уверена, он мог бы жениться на ком угодно, даже на самой королеве Виктории, если бы только захотел.
– Для нее он был слишком молод, – заметила практичная Эльза.
– Не важно, на ком-нибудь еще, в кого был влюблен.
– Может статься, он действительно был страстно влюблен в какую-нибудь красавицу не королевской крови, а эти невыносимые члены Совета вынудили его взять в жены маму.
– Давайте прекратим этот разговор. Не стоит нам говорить подобные вещи, – остановила сестер Зошина. – Мне-то от этого все равно не легче.
– Ох, я рассуждаю как эгоистка, – спохватилась Каталин. – Прости меня! Но ведь мы понимаем твои чувства, правда, девочки?
– Да, конечно, мы все понимаем, – согласились Эльза и Теона.
– Хорошо хоть, что он молод и красив, – продолжала Теона. – Если тебе будет уж очень трудно, ты должна утешаться тем, что он мог оказаться еще и старым, и безобразным!
Зошина чуть слышно вздохнула и выглянула в окно. Она попыталась убедить себя, что сестра права. Все могло сложиться еще хуже.
Но Зошина чувствовала, что ее мучит несбывшаяся мечта о любви, о той несказанной встрече, с которой для нее должна была начаться замечательная новая жизнь.
Все прочитанные книги убеждали ее в непреходящей ценности любви.
Даже древние греки воспевали это чувство. Любовь пронизывала всю их философию, всю жизнь. И для богов, и для простых смертных не было ничего важнее любви.
Любовь становилась причиной войн, но она же побуждала к великим делам, вдохновляла на создание прекраснейших шедевров искусства, делала простых смертных не менее величественными, чем боги, которым они поклонялись.
Зошина думала, что ее желание развить свой ум, узнать как можно больше, ее стремление к совершенству – все было вызвано тайной верой в то, что однажды появится человек, который полюбит ее и будет гордиться своей любимой.
Теперь эти мечты оказались бесплодным честолюбием.
Ведь и в самом деле: как в размеренной, тихой и обыденной жизни, которую дочери эрцгерцога Лютцельштайна вели в своей классной комнате, могли они забыть о своей принадлежности к королевской крови, которая роковым образом определяла их будущее.
И хотя Зошина иногда неожиданно для себя вспоминала, что ее брак – дело государственной важности, ей и в голову никогда не приходило, что ей уготовано выйти замуж за незнакомца.
Все станет свершившимся фактом, прежде чем она хотя бы попытается все обдумать. У нее не будет возможности с кем-нибудь из близких обсудить этот шаг, она не сможет отказаться от будущего мужа, если действительно невзлюбит его.
«Какая же я была глупая», – подумала девушка про себя, но она знала, что будь она хоть трижды другой, это ничего не изменило бы.
Глубоко в сердце эти мысли оставляли горечь и боль.
– В конце концов, если все окажется слишком… ужасно… – решила она, – я всегда могу… умереть!
Но ей совсем не хотелось умирать. Она мечтала прожить все отпущенное ей на земле время, узнать мир, а больше всего, хотя она едва осмеливалась признаться в этом даже себе самой, ей хотелось найти любовь, о которой она мечтала.
Глава вторая
Столицы Лютцельштайна и Дьера находились не слишком далеко друг от друга, но между ними простиралась гористая местность, и поэтому поезду, в котором они ехали, предстояло преодолеть трудный и долгий путь.
Однако путешествие оказалось настолько увлекательным, что теперь, оглядываясь назад, Зошина готова была примириться даже с бесконечными приготовлениями.
Сначала ей было невдомек, зачем вдруг потребовалось столько новой одежды, пока она не сообразила, что все это – часть ее приданого.
Это сразу же лишило наряды их привлекательности для девушки.
Но поскольку сестры безумно волновались, когда заказывались всевозможные платья, костюмы, шляпки, зонтики, перчатки и, конечно, тонкое и изысканное нижнее белье, то и Зошина волей-неволей втягивалась в эти хлопоты.
Времени на подготовку оставалось совсем мало, и ее очень утомляли примерки. К счастью, Эльза, хотя и была на пятнадцать месяцев моложе, фигурой и комплекцией мало отличалась от старшей сестры и нередко соглашалась заменить Зошину.
Правда, каждая примерка будила в Эльзе откровенную зависть к сестре, так что Зошина еще и оправдывалась в том, что ей приходится выходить замуж.
– Это же нечестно! Ну почему всегда все достается старшим! – негодовала Эльза. – Мало того, что из всех нас папа всегда предпочитал именно тебя…
– Это еще мягко сказано! – вставляла неуемная Каталин.
– ..так ты и замуж выходишь первой, да еще за короля! – закончила Эльза.
– Можешь еще добавить, что она самая красивая из нас, – заметила Теона, – уж это-то – сущая правда.
– Если бы вы только знали, как бы мне хотелось, чтобы ничего этого не было, – не выдержала Зошина в конце концов, в сотый раз выслушав причитания Эльзы.
– Ошибка в том, – вмешалась опять Каталин, – что тебя выдают за европейца. Если бы папа догадался остановить свой выбор на мусульманине, например арабе или египтянине, он смог бы сбыть с рук нас всех четверых одновременно!
Эта шутка заставила девочек от души расхохотаться, но обида Эльзы ясно говорила, что этот брак, который и сам по себе пугал Зошину, еще и отдалял ее от собственной семьи.
Однако не в ее силах было что-нибудь изменить. Оставалось только радоваться нарядам и одобрению со стороны родителей.
Эрцгерцогиня проявляла столь необычную приветливость, что Теона не выдержала и отметила:
– Если бы у мамы всегда было такое хорошее настроение, как сейчас, мы могли бы попросить ее устроить для нас танцы или хотя бы пригласить кого-нибудь из друзей на чай.
– Сомневаюсь, что она согласилась бы! – возразила Эльза. – Солнце сияет сейчас только потому, что Зошине предстоит стать королевой.
Действительно, их мать как будто бы была довольна, и Зошину явно удивляло это, поскольку эрцгерцогиня никогда не проявляла никакого честолюбия, когда дело касалось ее дочерей.
Потом ее внезапно, поразила странная мысль. Неужели все дело в том, что замужество дочери означает ее отъезд из дома, а значит, во дворце станет на одну женщину меньше.
Дети редко смотрят на своих родителей как на обычных людей.
И Зошина только в последний год стала воспринимать свою мать не только как незыблемый авторитет, но и как женщину, со всеми чувствами, присущими слабому полу.
Лишь совсем недавно к ней пришло острое и осознанное понимание того, как ревниво мать любит ее отца, как собственнически оберегает эту свою любовь.
Герцог со своей стороны, как казалось Зошине, никогда не выказывал особой привязанности к жене, хотя и был предельно учтив на людях и считался с ее мнением в семейном кругу.
Теперь Зошина ясно понимала, что союз ее родителей – яркий пример брака, заключенного исходя из государственных интересов.
Но в глазах матери за почти ледяной холодностью Зошина научилась видеть несчастную женскую судьбу.
Оглядываясь назад, девушка вспоминала, что на дворцовых приемах, которые им позволяли наблюдать с балкона тронного зала или с галереи бального зала, ее отец, стоило завершиться официальной части приема, всегда выделял самую привлекательную женщину и танцевал с ней или беседовал в продолжение всего остального вечера.
Тогда Зошина не находила ничего особенного в том, что отец вальсирует с посторонней дамой, обнимает ее тонкую талию, и глаза его партнерши при этом искрятся почти так же ярко, как драгоценные камни в ее волосах.
Теперь Зошина думала, что мать настойчиво желала ограничить контакты мужа с другими женщинами. Поэтому так редки были праздники и приемы у них во дворце.
И она понимала, как бесит отца, что подагра лишила его возможности даже ездить верхом по утрам в обществе одного грума.
Зошина не сомневалась, что теперь ему не удавалось развлекаться с друзьями, что он, хоть иногда, позволял себе раньше.
Вечно погруженная в книги или грезы, Зошина не слишком интересовалась жизнью в доме, но сейчас она смутно припоминала какие-то мимолетные намеки на увлечения отца, из которых она давно могла бы понять, что у него есть и другие интересы, далекие от семьи.
«Бедная мама! думала Зошина. – Ей, вероятно, было невыносимо трудно скрывать свою ревность».
При этом горькая мысль о собственной участи невольно приходила девушке в голову. Ведь и она сама могла оказаться в таком же положении.
Хорошо было Каталин говорить о предполагаемом благотворном влиянии сестры на короля. А что, если это ей не удастся?
Если ей придется провести всю жизнь с тем, кто с трудом выносит ее, предпочитая своей королеве других женщин?
Когда по ночам она думала об этом, девушка стискивала руки и молилась с жаром, который пугал даже ее саму, о том, чтобы ей не пришлось ехать в Дьер.
Она предпочла бы вообще не выходить замуж ни за короля Георгия, ни за любого другого неизвестного ей мужчину.
Но одновременно Зошина понимала, как отчаянно две маленькие страны стремятся сохранить свою независимость.
Напористость прусской армии и поведение завоевателей во Франции обострили патриотические чувства жителей Лютцельштайна, осознавших, что их собственная судьба может быть в одночасье решена немецким вторжением.
Зошина помнила, как ужаснулся весь Лютцельштайн, когда почти пять лет назад король Людвиг Баварский сдался без всякого сопротивления и принял «приглашение» Пруссии вступить в федерацию.
Бисмарк действовал ловко и хитро. Он предложил Баварии частичную независимость: ей предлагалось сохранить железнодорожную и почтовую систему, ограниченный дипломатический статус в отношениях с зарубежными странами, некоторую степень военной, юридической и финансовой автономии.
Зошина часто слышала историю о том, что даже предлагалось совместное или поочередное управление всем союзом прусским и баварским монархами.
Это побудило жителей Лютцельштайна надеяться на лучшее. Но тут заговорили о том, что прусский король принял титул императора объединенной Германии.
Когда представитель Пруссии нанес визит королю Людвигу Баварскому, тот лежал в постели, страдая от мучительного приступа зубной боли.
Он чувствовал себя так ужасно, что попытался уклониться от обсуждения государственных вопросов. Но все же его сумели убедить подписать письмо своему дяде, королю Вильгельму I Прусскому, в котором содержалась просьба принять на себя звание императора.
Негодование и ярость охватили тогда весь Лютцельштайн и докатились до Дьера.
Зошина помнила, как гневался отец, как несколько недель во дворце то появлялись, то куда-то уезжали мрачные и подавленные члены Совета.
Наверное, тогда и возникла впервые идея объединить Лютцельштайн и Дьер посредством брака между ней и королем. Теперь девушка с тоской думала, что, возможно, ее отец и регент Дьера ждали, пока она и король Дьера достигнут совершеннолетия и можно будет осуществить давний план союза двух стран.
И сколько бы роскошных нарядов ей ни шилось, ей была уготована судьба королевы-марионетки, управляемой чужими руками!
«Наверное, король чувствует себя так же, как я», – подумала Зошина, но эта мысль не принесла ей никакого утешения.
Она представляла себе их обоих на золотом троне, с коронами на головах. Что-то вроде детской заводной игрушки. А отец вместе с членами Совета и с регентом Дьера поворачивают ключик, и игрушечные король и королева вместе с троном крутятся и крутятся, пока завод не кончится.
«Будь я достаточно глупа, – размышляла про себя Зошина, – я не интересовалась бы политикой, делала бы то, что мне скажут, и была бы всем довольна!»
Она вспомнила, как одна из гувернанток ворчала на нее:
– Я не могу взять в толк, принцесса Зошина, почему вы все время задаете столько вопросов!
– Мне нравится учиться, фрейлейн, – отвечала Зошина.
– Но вам следует ограничиться предметами, полезными для женщин!
– И какими же?
– Цветы, картины, музыка и, конечно, умение очаровывать мужчин, – ответила фрейлейн с кроткой застенчивой улыбкой.
Зошина не удивилась, когда вскоре после этого разговора герцогиня заметила, что эта гувернантка, весьма привлекательная особа, кокетничала с одним из офицеров караульной службы.
Ее тут же уволили. С тех пор их гувернантки всегда оказывались уже в возрасте и, как правило, весьма некрасивыми.
Сейчас Зошине приходило в голову, что не только гувернантки, но и фрейлины ее матери, все женщины, подолгу находившиеся при дворе, никогда не отличались приятной внешностью.
Она уже не сомневалась, что это делалось преднамеренно, из-за чрезмерного интереса ее отца к представительницам прекрасного пола.
– Неужели мама и ко мне его ревнует? – думала Зошина. – Это же просто невероятно!
Как-то она спустилась в кабинет, чтобы показать отцу новое платье, сшитое специально для официального визита. Герцог осмотрел дочь и одобрительно заметил:
– Что ж, хоть мне и пришлось быть отцом четырех дочерей, но по крайней мере все они бесспорные красавицы!
Зошина улыбнулась ему:
– Спасибо, папа. Я рада угодить вам.
– И ты угодишь Дьеру, иначе им придется иметь дело со мной! Ты красавица, моя девочка, и, я думаю, никто в этом не усомнится.
В этот момент в кабинет вошла эрцгерцогиня. Зошина с улыбкой повернулась к ней, но выражение лица матери заставило ее застыть на месте.
– Достаточно, Зошина, – резко сказала та. – Нет никакой необходимости утомлять отца. Не забывай, что красота – это только первое поверхностное впечатление. Лишь качества твоего характера могут повлиять на твое положение в будущем.
Ее слова не оставляли сомнений в том, какой до боли обделенной чувствовала себя ее мать. Девушка вышла из кабинета, впервые начав понимать, почему так складывались взаимоотношения в их семье.
Когда Зошина бывала свободна от обсуждения и примерки нарядов, она много размышляла о том, как важно было для нее общество сестер.
Ей казалось, что минуты, которые остались им быть вместе, словно песок в песочных часах текут и текут. Вот-вот она покинет классную комнату, и ничто уже никогда не повторится, все изменится.
Одна Каталин, казалось, понимала, что творится у старшей сестры на душе. Как-то, когда все они уже легли спать, девочка пробралась в ее комнату и села рядом на кровати:
– Ты ведь несчастна, Зошина, да?
– Тебе не следует бродить по дому так поздно, – машинально произнесла Зошина.
– Но я хочу поговорить с тобой.
– О чем?
– О тебе.
– Почему?
– Я ведь чувствую, как ты боишься, и понимаю – чего… Я бы чувствовала так же, будь я на твоем месте.
Каталин слегка поморщилась:
– Эльза и Теона действительно хотели бы стать королевами. Им совсем не важно, какой ценой, – лишь бы надеть на голову корону. Но ты-то другая!
Зошина не могла удержаться и рассмеялась. Каталин, эта не по годам развитая малышка, оказалась гораздо чувствительнее, чем другие ее сестры, и искренне, хотя и по-детски, сочувствуя старшей сестре, понимала ее гораздо лучше.
– Со мной все будет в порядке, прелесть моя, – сказала Зошина, погладив сестренку по руке. – Вот только мне жалко покидать вас всех. Боюсь, мне не с кем там будет так смеяться и веселиться.
– И я бы тоже волновалась, – заявила Каталин. – Но как только король влюбится в тебя, все уладится.
– А если нет? – Зошина вдруг заговорила с Каталин как с ровесницей.
– Тогда тебе самой придется попытаться полюбить его, – серьезно сказала Каталин, – иначе у этой истории так никогда и не будет счастливого конца, а я не вынесу, если у тебя все сложится, как у папы с мамой.
Зошина удивленно посмотрела на сестру:
– Что ты имеешь в виду?
– Они же несчастливы, это всем видно, – ответила Каталин, – и няня однажды сказала мне, что папа очень любил кого-то в юности, но он не мог жениться на той девушке, она не принадлежала к королевскому роду.
– Няня не должна была говорить тебе подобные вещи!
– Няня любила говорить о папе, ведь она его еще на руках носила. Она его обожала, только и говорила о том, какой он замечательный!
Зошина знала, что это правда. Няня состарилась во дворце. Она была уже старенькой, когда девочки появились на свет.
Зная, что подобные вопросы предосудительны, Зошина не смогла сдержать любопытство:
– А няня не говорила, кто была та девушка, которую папа любил?
– Если и говорила, я забыла, – ответила Каталин. – Но она была очень красивой, и папа любил ее так сильно, что все боялись, что он отречется от престола.
– Откуда ты все это знаешь? – поразилась Зошина.
– Няня обожала болтать с другими старыми служанками, а ведь никто из них никогда особо не любил маму. Они говорили об этом всякий раз, когда забывали, что я могу их слышать.
Это Зошина легко могла себе представить. Няня оставалась неутомимой сплетницей до самой старости. А работала она почти до восьмидесяти лет и умерла спустя два года после того, как покинула дворец.
– А вдруг король Георгий так же, как папа, влюблен в кого-нибудь, на ком не может жениться. Тогда тебе, Зошина, придется немало постараться, чтобы очаровать его и заставить забыть о ней ради тебя.
– Уверена, он еще слишком молод, чтобы вообще хотеть жениться.
Зошина словно заранее защищалась от подобных мыслей.
– Боюсь, когда его называют необузданным повесой, подразумевают множество женщин в его жизни, – возразила Каталин. – Но, возможно, они для него – лишь мимолетный каприз, как, бывало, говорила наша няня о чьих-нибудь увлечениях.
– Каталин, я даже представить себе боюсь, что сказала бы мама, услышав твои рассуждения.
– Могу тебя заверить, что она никогда не услышит от меня ничего подобного. Я ведь только хочу предостеречь тебя. Тебе следует приготовиться ко всему, в том числе, возможно, и ко многому странному и непонятному для тебя. Кто его знает, что там творится, в Дьере.
– Странно, что ты предостерегаешь меня!
– Вовсе нет. Видишь ли, дорогая моя Зошина, ты так ужасно непрактична! Ты всегда витаешь где-то далеко, в своей сказочной стране, и ты ждешь от реальных людей сходства с теми, о ком читаешь, и веришь, будто они все похожи на тебя.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я же знаю, какие книги ты читаешь. Все это книги о выдуманных людях, которые, совсем как ты, добрые, хорошие, храбрые, стремящиеся к духовному просвещению. Люди на самом деле совсем не такие.
Зошина с нескрываемым удивлением посмотрела на младшую сестру.
Каталин рассмеялась:
– Честно говоря, это не совсем мои слова и даже не мои мысли. Но все это сущая правда. Так говорила о тебе фрау Вебер секретарю папы, а я слышала их разговор.
– Фрау Вебер! – воскликнула Зошина.
Теперь она поняла, откуда Каталин набралась таких рассуждений. Фрау Вебер очень отличалась от всех остальных гувернанток, перебывавших у сестер.
Эта дама попала в затруднительное положение и появилась во дворце по рекомендации герцогини-матери.
Она была очень умна и получила блестящее образование. Ее муж, дипломат, рано умер, а после его смерти она оказалась в весьма стесненном положении и, как Зошина поняла позже, совершенно убитая горем.
Герцогиня-мать, которая всегда помогала всем, кто обращался к ней, решила, что фрау Вебер сумеет забыть свои горести в окружении стольких девочек.
Так фрау Вебер оказалась гувернанткой ее внучек.
Зошина сразу же почувствовала, насколько новая классная дама отличалась от всех, кто преподавал им прежде, и она потянулась к фрау Вебер, как цветок тянется к солнцу. Фрау Вебер направляла свою воспитанницу так, как никто никогда не делал раньше. И Зошина от души радовалась этому. Однако ее радость оказалась недолгой.
Старинный приятель мужа фрау Вебер прибыл в Лютцельштайн с дипломатической миссией, сопровождая премьер-министра Бельгии, и возобновил знакомство с вдовой старого друга.
Когда спустя две недели он уехал, Зошина узнала, что фрау Вебер снова выходит замуж.
– Значит, вы покинете нас! – воскликнула она.
– Боюсь, что это так, – ответила девочке фрау Вебер, – но, надеюсь, я буду счастлива с человеком, которого знаю уже много лет.
Эрцгерцогиня пришла в необычайное раздражение, узнав об уходе фрау Вебер.
– Это очень плохо для девочек, когда приходится так часто менять гувернанток, – раздраженно говорила она супругу.
– Едва ли мы можем ожидать, что бедная женщина откажется от возможности удачного брака ради сомнительной привилегии пребывания с нами, – пожал плечами герцог.
– Эгоизм и нежелание думать о других распространились в наши дни сверх всякой меры, – последовал недовольный ответ.
Зошина плакала, когда фрау Вебер уехала. А когда появилась новая гувернантка, поняла, что вряд ли когда-нибудь встретит воспитательницу, которая будет всерьез озабочена их образованием.
Вспомнив о фрау Вебер, Зошина задумчиво произнесла:
– Жаль, я не могу сейчас посоветоваться с фрау Вебер.
– Она же в Бельгии, – резонно заметила Каталин.
– Я знаю, это невозможно. Но как было бы приятно поговорить с кем-то, кто тебя понимает.
– Но я же тебя понимаю! Ты только должна поверить, что все будет хорошо, и так и будет! Наши мысли имеют магическую силу. Вовсе не обязательно тереть лампу Аладдина или размахивать волшебной палочкой. Надо только сосредоточиться на своем желании.
– Ну а этому-то кто, ради всего святого, тебя научил?
– Не помню, но я всегда знала, что это так, – спокойно ответила Каталин. – Это, наверное, вроде молитвы. Ты хочешь, и хочешь, и хочешь до тех пор, пока внезапно твое желание не исполняется!
Зошина обняла младшую сестренку и крепко прижала ее к себе:
– Ой, Каталин, как же я буду тосковать без тебя! Когда ты рядом, даже самые невозможные вещи кажутся вполне достижимыми.
– Но ведь действительно всего можно достигнуть! В этом-то все и дело! Помнишь, как папа не пускал нас на ярмарку лошадей, а потом вдруг взял и передумал? Так вот, этого добилась я!
– И как же?
– Я внушала и внушала ему, что он должен нам разрешить. Я внушала ему, когда знала, что он спит, я внушала ему наше желание, когда знала, что он один и никто не мешает ему сосредоточиться на моем желании. И наконец он неожиданно сказал: «Почему бы вам и не поехать? Вам не помешает посмотреть на породистых лошадей!» И мы поехали!
Зошина рассмеялась:
– Ох, Каталин, если верить тебе, все так просто! И что же мне желать для себя?
– Любящего мужа! – не задумываясь, ответила Каталин.
Зошина снова засмеялась. Каталин заставляла ее все, что происходило, воспринимать как приключение… Поезд герцога тронулся в путь, на платформе остались три осиротевшие хрупкие фигурки, которые махали ему вслед.
– До свидания, дорогая бабушка! – простились все трое с герцогиней-матерью, затем по очереди обняли Зошину.
– Ты прекрасно проведешь там время, – сказала Теона.
– Как жаль, что не я на твоем месте, – с завистью произнесла Эльза.
А Каталин, крепко обняв Зошину за шею, прошептала:
– Надо только сильно этого желать, и все обязательно сбудется. Думай об этом все время, пока будешь там, а я буду желать за тебя этого здесь.
– Я буду, – пообещала Зошина. – Жаль, что тебя не будет рядом со мной!
– Я буду посылать тебе мои мысли каждую ночь, – заверила сестру Каталин. – Они пролетят через горы, и ты всегда найдешь их утром на подушке.
– Я буду с нетерпением ждать их, так что ты уж не забудь про свое обещание.
– Никогда, – клятвенно заверила ее Каталин.
Зошина махала из окна. На перроне толпились придворные и их жены, согласно протоколу обязанные провожать мать герцога в столь важную (как они уже знали) поездку.
Отъезд лучшего поезда страны представлял собой весьма эффектное зрелище, а так как эрцгерцог почти не покидал дворец и крайне редко пользовался своим великолепным железнодорожным составом, люди собрались у путей, чтобы поглазеть на него. И Зошина долго стояла у окна и махала всем собравшимся, пока бабушка не велела ей сесть около нее, чтобы они могли поговорить.
– Мне не так уж часто предоставлялась возможность видеть тебя, дорогая моя девочка, – сказала герцогиня-мать. – Должна сказать, ты очень хороша в этом наряде. Я рада, что ты выбрала розовый. Я уверена, что этот цвет приносит счастье.
– А вам, бабушка, очень идет ваш любимый синий цвет.
Старой герцогине было приятно это слышать. Она все еще была красива, хотя ее когда-то восхитительные с рыжеватым отливом волосы давно поседели, а ее лицо, которое когда-то стремились запечатлеть многие известные художники, теперь покрывали морщины.
Но черты лица все еще хранили былую красоту, фигура не утратила грациозности, а улыбка, по мнению Зошины, оставалась по-прежнему неотразимой.
– Ну, дорогая моя, – продолжала бабушка, – полагаю, отец рассказал тебе, насколько важен наш визит.
– Да, он мне сказал, бабушка, – ответила Зошина.
Что-то в ее голосе заставило королеву-мать внимательнее всмотреться в лицо внучки.
– Мне кажется, милое мое дитя, тебя не так радуют предстоящие события, как должны бы.
– Я стараюсь, бабушка, но мне все же хотелось бы, чтобы кого-нибудь интересовало мое отношение к этому союзу. Хотя я понимаю, видимо, крайне глупо с моей стороны было бы даже надеяться на это.
– Это совсем не глупо, – ответила герцогиня-мать, – это вполне естественное желание, и я понимаю, какое волнение, а возможно, даже страх ты испытываешь.
– Я знала, вы меня поймете, бабушка.
– Я часто думаю, что это варварская традиция – вынуждать людей вступать в брак из соображений политической целесообразности. И при этом им даже не дают возможности высказать свое мнение, хотя речь идет именно об их судьбе.
Зошина внимательно посмотрела на бабушку и спросила:
– А с вами все случилось так же, бабушка?
Вдовствующая герцогиня улыбнулась:
– Мне очень повезло, Зошина. Очень, очень повезло! Разве тебе никто никогда не рассказывал, как произошло мое замужество?
– Нет, бабушка.
Зошина заметила, как лукавая улыбка чуть тронула губы старой герцогини и задержалась в уголках ее глаз.
– Твой дедушка, тогда наследный принц Лютцельштайна, прибыл в гости к моему отцу. Предполагалось, что он сделает предложение моей старшей сестре.
Зошина широко открыла глаза от удивления, но промолчала.
– Мне тогда только исполнилось шестнадцать, – продолжала герцогиня-мать, – и я с восторгом ждала визита такого важного гостя, как наследный принц.
Она задумалась на мгновение, словно восстанавливая в памяти события того далекого времени.
– По какому-то капризу или из озорства я твердо решила увидеть гостя раньше всех. Поэтому я отправилась верхом к тому месту, где, как я знала, принц должен был проезжать, согласно заранее разработанному маршруту.
– И что же дальше, бабушка?
– Я объехала почетный караул солдат, выстроившихся вдоль улиц, и приблизилась к границе с другой стороны. Я заранее узнала, что королевский кортеж Лютцельштайна находившийся в пути несколько дней, предполагалось разместить в гостином дворе уже в пределах королевства моего отца, чтобы гости могли отдохнуть и привести себя в порядок, прежде чем въедут в столицу.
Зошина, захваченная рассказом, наклонилась вперед, не спуская глаз с бабушки.
– Я потом часто спрашивала себя, как у меня хватило безрассудства или отваги на такой возмутительный поступок, – задумчиво проговорила герцогиня, – но я спряталась за деревьями и ждала, пока принц и его окружение не вышли из гостиницы. Они смеялись и переговаривались между собой. Лошадей уже собирались седлать.
– А вы, что вы тогда сделали?
– Я поскакала галопом прямо на них. Помню, на мне был зеленый бархатный костюм для верховой езды и небольшая треуголка с зелеными перьями, которая, как я считала, очень мне шла. Я натянула поводья и остановилась прямо перед принцем.
– Добро пожаловать, сир! – сказала я, и он удивленно посмотрел на меня. – Тогда я заставила свою лошадь опуститься на колени и поклониться ему. Сама я оставалась в седле, подняв кнут в приветствии, как это делают цирковые наездники!
– Ох, бабушка! Они, должно быть, не могли прийти в себя от изумления. Это же все походило на сказку!
– Именно так, все было как в сказке! Твой дедушка сразу влюбился в меня! Он пригласил меня поехать ко дворцу моего отца вместе с ними.
– И вы согласились?
– Ну нет! Я знала, что меня и так ждали неприятности. Я поехала назад одна, если не считать моего грума, который ждал меня за деревьями.
– А дальше?
– Когда принц приехал во дворец, его ждала встреча с моей сестрой. Но он спросил моего отца: «Насколько я понимаю, у вашего величества есть еще одна дочь?» «Да, вы правы, – ответил отец, – но она еще слишком мала для участия в церемонии чествования вашего высочества». «Разве она не сочтет обидным, если ее не пригласят?» Твой дедушка, как видишь, сразу проявил настойчивость.
