Текст книги "Львица и лилия"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Тогда он поднялся на ноги и тут же ощутил, что опасность уже близко. Он затаил дыхание, прислушиваясь и одновременно внимательно оглядываясь вокруг.

Внезапно он увидел молодую львицу, приближавшуюся к нему с кошачьей грацией. Он слишком хорошо знал, насколько она свирепа и опасна.

Прижавшись спиной к дереву, Брук стоял к ней лицом, сжимая в руке незаряженное ружье. Он понимал, что у него, на его беду, нет ни единого шанса избежать участи стать калекой или завтраком этой хищной кошки.

Очень медленно и беззвучно львица подходила все ближе.

Теперь он мог видеть огонь в ее глазах, подергивание ее ноздрей и движение мышц под ее кожей, когда она готовилась к прыжку.

Он ничего не мог предпринять. Ему оставалось только стоять перед нею и молить о чуде, которое помогло бы отразить ее нападение ружейным стволом.

Но в этот момент в его судьбу вмешалось провидение, как будто кто-то там, наверху, решил, что пора его смерти еще не настала: копье, брошенное с точностью, свидетельствующей о большом опыте, возникло словно из ниоткуда и, просвистев в воздухе из-за его спины, поразило львицу в плечо.

Животное взревело от боли, затем развернулось и быстро исчезло в подлеске.

Какое-то время Литтон не мог опомниться от внезапного счастья.

Когда вернулся его носильщик и зарядил ружье, он очнулся и почувствовал, как жизнь с новыми силами вливается в его тело. Он был на волосок от смерти и спасся лишь чудом.

Но никто из людей не может дважды надеяться на чудо, и вот теперь Луиза охотилась за ним, надвигалась на него, готовая к прыжку, и на сей раз у него не оставалось даже тени шанса на спасение.

Утро начиналось с вести о приезде Бейтса, привезшего продукты, о которых просил в письме граф.

Он узнал об этом от Пуриллы, которая буквально ворвалась в его спальню со словами:

– Как вы смели подумать?! Как вы могли вообразить, будто мы нуждаемся в таком обилии деликатесов?

– Так они прибыли? – уточнил граф.

– Там у дверей навалена огромная груда продуктов, их теперь переносят в кухню, и няня протестует. Говорит, ей все это не нужно, хотя в то же время ничего не отсылает назад!

– Смею надеяться, она этого не сделает.

– Если вы съедите все привезенное, – заметила Пурилла, – то не сможете встать с постели, потому что чересчур растолстеете.

– Конечно, я не хочу морить себя голодом, – парировал граф, – но мне бы хотелось, чтобы и вы попробовали все это.

– Весьма любезно с вашей стороны.

– Это с вашей стороны было очень любезно приютить меня здесь.

– Мне кажется, няня попытается убедить себя, что вы не разобрали, насколько проста наша обычная пища, – примирительно улыбнулась Пурилла, – но я всегда считала глупым, когда люди притворяются более богатыми, чем они есть на самом деле. А мы – очень… бедны.

– Почему? – прямо спросил граф.

– У Ричарда было слишком много неоплаченных долгов, когда… он… погиб, а у Элизабет совсем нет собственных средств.

Пурилла развела руками, и у нее это получилось весьма изящно.

– Именно поэтому, если она выйдет замуж за состоятельного мистера Чарлтона, это будет большой удачей для нее. Тем более что он сильно в нее влюблен, да и она тоже.

– Определенно, все складывается очень удачно, – признал граф, хотя в голосе его прозвучала нотка легкого цинизма. – Я полагаю, она не стала бы выходить за него замуж из-за денег, если бы не любила его.

– О нет, конечно, нет! – протестующе воскликнула Пурилла. – Как вы могли заподозрить ее в таком? Пусть они с Ричардом и были бедны, но они жили очень, очень счастливо.

Она произнесла это с таким негодованием, что граф вынужден был капитулировать:

– Простите меня. Я забыл, что у вас здесь волшебное сказочное место, а влюбленные в сказках всегда женятся и потом живут счастливо и долго.

Легкая насмешка в его голосе отдавала горечью. Произнося эти слова, он думал о себе и о том, в какой сложной ситуации он оказался. Вот уж действительно – счастливого конца в его сказке точно не предвидится.

Если он согласится жениться на Луизе, его ждут одни неприятности и до, и после свадьбы. Он снова вспомнил свое вчерашнее сравнение – Луиза не менее опасна, чем та львица из джунглей.

В этот момент он почувствовал на себе вопрошающий взгляд Пуриллы.

– Почему вы так говорите? – спросила она спустя мгновение.

Граф не собирался быть откровенным.

– Возможно, я завидую подобному счастью, – беззаботно ответил он.

– То есть вы хотите сказать, что тоже хотели бы жениться и жить счастливо и долго?

– Само собой разумеется! Нет сомнения, именно об этом мечтают все – и мужчины, и женщины. Даже если их мечты не всегда сбываются.

– Ваша мечта должна сбыться, – уверенно сказала Пурилла, крепко сжав руки.

– Что вы хотите этим сказать? – заинтересовался граф.

– Я наблюдала за вами, когда вы лежали без сознания, а няня спала, и я думала о вас. По-моему, вы такой, каким должен быть настоящий мужчина.

Граф удивленно поднял брови, но она говорила тихим серьезным голосом и не стремилась льстить ему. Ее слова шли из самой глубины сердца. Он не сомневался в этом.

– Нет, вы не просто… сильны и красивы, – продолжала Пурилла, – и, хотя я совсем… незнакома с вами, я чувствую… я знаю… вы храбрый… хороший… и добрый.

– Но откуда у вас такая уверенность?

– Я тоже спрашивала себя об этом, – отвечала Пурилла, – но я знаю, я права. Хотя я и чувствовала все время, что с вами случилось что-то нехорошее.

– Нехорошее? – коротко переспросил он.

– Когда вы находились без сознания, вы бредили и в бреду говорили сами с собой. Большая часть слов была неразборчива, бессмысленна, но мне показалось, что вы… ненавидите кого-то или, возможно, что-то… Я не знаю…

Но ваши слова… пусть в них… и мало смысла… Но они звучали с такой… ненавистью и еще… презрением… и отвращением…

Граф был поражен.

Он не сомневался в правильности ее оценок. Эта девушка не ошиблась, хотя ей удалось разобрать лишь обрывки бессвязных фраз.

Он ненавидел Луизу, и мысль о ней как о будущей жене вызывала в нем отвращение.

– Простите меня, – услышал он тихий испуганный голос Пуриллы. – Это… дерзость с моей стороны говорить с вами на эту тему. Я невольно… вторглась в ваши секреты.

Простите меня.

– Вам не за что просить у меня прощения, – успокоил ее граф.

В ее глазах вспыхнули огоньки, и внезапно она очень похорошела.

– Не надо никого… ненавидеть или быть… несчастным, – попросила она, – вы испортите сказку, а я… может статься, я смогу стать для вас волшебницей-феей и наколдовать, чтобы все… зло покинуло… вашу жизнь.

Она улыбалась ему так искренне, что граф не смог не улыбнуться ей в ответ.

И тут его озарило. Возможно, Пурилла в самом деле поможет ему? Без всякого сомнения, тут не должно быть никаких «возможно»– она его спасет!

Глава 3

Граф слыл человеком последовательным и даже педантичным и в его полку ходило немало беззлобных шуток на эту тему, настолько он порой был излишне аккуратен и внимателен к мелочам.

– Брук никогда не упускает из виду цель, – как-то раз сказал о нем один из генералов, – и мысль о неудаче или поражении никогда не посещает его.

Внезапная мысль о том, что Пурилла действительно могла бы спасти его от Луизы, явилась графу точно благословение небес. Он сразу как-то успокоился и принялся обдумывать мельчайшие детали своего плана.

Самое главное – не дать возможности ни герцогу, ни герцогине Торрингтон, ни, само собой разумеется, их дочери догадаться, что истинной причиной его внезапной женитьбы стало его стремление избавиться от их преследований.

Перебирая в памяти свою беседу с герцогиней, он убедился, что в их разговоре не было ни слова о том, что он обязательно должен прибыть к ним с визитом, дабы лично просить у герцога руки его дочери. Раз так, рассуждал он, то от него не требовалось предоставлять ей никаких объяснений своего отказа от приглашения.

В ее словах прозвучал лишь тонкий намек, да и то граф понял его лишь из-за собственных укоров совести.

Он мучился вопросом, не забеременела ли от него Луиза. Тогда, как в случае с леди Августой, избежать скандала ей удалось бы не иначе, как выйдя замуж за кого бы то ни было. Но граф успокоил себя тем, что в такой ситуации она попыталась бы встретиться с ним значительно раньше.

Правильной оказывалась скорее его первоначальная версия, и истинной причиной внезапного интереса Луизы к его персоне явился переход графского титула Рокбруков вместе с обширным наследством к бывшему генеральскому адъютанту Литтону Бруку.

Где-то в глубинах его памяти отложилась сплетня, услышанная от кого-то из приятелей в клубе или на одном из приемов, о любовной связи Луизы с человеком, которого оба они – и Брук, и тот его знакомый – неплохо знали.

Сейчас он не мог вспомнить, о ком тогда шла речь, но скорее всего ту сплетню повторял в то время весь Лондон.

Ну а поскольку Луиза, несмотря на красивую внешность, в свои двадцать три или двадцать четыре года все еще не состояла в браке, она отчаянно подыскивала себе мужа – а кто же мог оказаться более подходящим кандидатом на эту роль, чем он!

Отчаяние и ужас, заполнившие всю его жизнь с тех пор, как он оставил Лондон, и нахлынувшие снова, как только он пришел в сознание после падения с лошади, начали рассеиваться подобно утреннему туману.

Теперь он мог видеть свое будущее более явственно, исчезла беспросветная тьма, окутывавшая все вокруг, и он выбрался из того болота уныния и тоски, откуда, как он предполагал, не было никакого спасения.

Лежа в кровати, он почти всю ночь не спал, обдумывая, как ему действовать, и подыскивая слова для объяснения с Пуриллой.

Дело облегчалось тем, что она была сиротой, так как любая мать посчитала бы обязательной по крайней мере трехмесячную помолвку, чтобы брак не выглядел скоропалительным и опрометчивым.

Но дабы поскорее избавиться от притязаний Луизы, граф не имел никакого желания ждать ни три месяца, ни даже три недели. Решительно, ему повезло, его всегдашняя удача не изменила ему на этот раз, и нужно благодарить судьбу за то, что невестка Пуриллы собирается замуж, и одинокой девушке некуда будет податься.

Когда Литтон заснул, утомленный своими размышлениями, на губах его застыла улыбка, и утром он пробудился с чувством, что весь мир вокруг, даже до восхода солнца, был залит золотистым светом. Когда много позже к нему зашла Пурилла пожелать доброго утра, он уже умылся и побрился, плотно позавтракал и теперь смотрел на нее каким-то новым взглядом, которого не замечалось за ним прежде.

Глядя на нее, он думал, какая же она милая и очень-очень хорошенькая, эта юная девочка, развлекавшая и удивлявшая его своими рассказами. Ему особенно нравилось в ней полное отсутствие застенчивости и неловкости.

Возможно, решил он для себя, тому причиной были и ее чистота, и невинность, и незнание обычаев и предрассудков светского общества; именно это ему и хотелось бы видеть в своей будущей жене, и особенно – незнакомство с жизнью высшего общества.

Девушка, прелестно улыбаясь, шла через комнату. Наблюдая за ней, граф не сомневался, что ее глаза говорят о ее невинности. Она, безусловно, не имела никакого опыта общения с мужчинами и, без всякого сомнения, никогда не целовалась ни с кем из них.

Нельзя было даже и сравнивать ее и Луизу. Он не сомневался в порядочности Пуриллы. Она всегда будет вести себя должным образом, и он сможет относиться к ней с тем уважением, которое всегда намеревался оказывать своей будущей жене.

«Скорее всего вначале ее будет пугать роль хозяйки такого большого дома, как Рок-Хаус, – предположил он, – и она растеряется, столкнувшись с необходимостью постоянно посещать Букингемский дворец и Виндзорский замок вместе со мной. Но я объясню ей, как поступать в том или ином случае, как и что говорить. И, если она будет следовать моим советам, у нее не возникнет никаких проблем».

Литтон вспомнил, как легко шло под его руководством обучение новобранцев в полку и какими хорошими солдатами они становились.

Они восхищались им, стремились сделать ему приятное своими успехами, и неприятности никогда не досаждали ему, как некоторым его собратьям офицерам, в чьих руках новобранцы оставались упрямыми и непокорными.

Тихая и спокойная жизнь Литл-Стентона, где Пурилле почти не доводилось встречаться с незнакомыми людьми, очевидно, повлияла на ее восторженное отношение к нему. А учитывая ее молодость, он вряд ли столкнется с большими трудностями, если попробует подчинить ее своей воле.

Ему лишь немного досаждало то, что он вынужден жениться так скоро, едва получив свой титул.

Если бы у него был выбор, он предпочел бы не вступать в брак еще года два, а то и три, обосноваться в своем поместье, привыкнуть и приспособиться к новым условиям, совсем не похожим на те, в которых ему доводилось жить ранее.

Но он твердо рассудил, что за все в жизни надо платить, и если брак с Пуриллой мог спасти его от женитьбы на Луизе, то на такую плату он согласен, и тут уже не важно, произойдет это событие немедленно или по прошествии пяти лет.

Тем временем девушка приблизилась к его кровати и поинтересовалась:

– Хорошо ли вы провели ночь? Няня сказала – вы неплохо позавтракали и скоро совсем поправитесь, и тогда покинете нас.

– Няня, должно быть, желает поскорее от меня избавиться, – заметил граф.

– Боюсь, вы правы. Она думает, вы вносите разлад и оказываете отрицательное влияние.

– На вас?

– Думаю, да. Ее беспокоят все те деликатесы, которыми вы завалили нас, она боится, что мы будем избалованы этим роскошеством, и хотя она не говорит этого, но беспокоится, не стану ли я сравнивать высокого темноволосого красавца незнакомца, когда тот появится в моей жизни, с вами.

Пурилла говорила все это столь бесхитростно, что граф почувствовал – она ни на секунду не подумала о нем как о выгодной партии для замужества или как об «очарованном принце», который, он в этом не сомневался, жил в ее мечтах.

Ее слова несколько смутили его, избалованного женским вниманием, ведь столько женщин буквально преследовали его во всех частях света, где ему довелось служить, не исключая и Лондон, где у него также хватало поклонниц, с которыми он время от времени встречался.

– Вы рассказывали мне, что красивый незнакомец очаровал вашу невестку, – произнес он. – Странно, почему же няня не прогнала его?

– Она посчитала его очень подходящим для Элизабет, – ответила Пурилла, присаживаясь на стул у кровати, – и он действительно именно тот мужчина, за которого ей следует выйти замуж. Он добр и внимателен и считает ее единственной в целом мире.

– Интересно, а вы сама не пытались выйти за него замуж? – поддел ее граф.

Пурилла посмотрела на него с удивлением:

– Было бы подло добиваться этого, ведь Элизабет старше меня, и она так несчастна и одинока без Ричарда.

Затем, словно его слова что-то все же затронули в ней, она добавила:

– Эдвард хорош для Элизабет, но он не подошел бы мне.

– Почему же? – полюбопытствовал граф.

Пурилла, поразмышляв минуту-другую, попыталась объяснить:

– Я думаю, он слишком уж рассудителен и немного расчетлив в своих действиях. Я могу заранее предугадать то, что он собирается сказать, и уже знаю, каково будет его мнение, прежде чем он произнесет хоть слово.

– Это, безусловно, несколько смущает, – согласился граф. – Однако все же большинство женщин стремятся в жизни к надежности и безопасности.

– И они находят это также и в вас? – спросила Пурилла.

По правде сказать, за всю свою жизнь граф не встретил ни одной такой женщины. Наоборот, когда дело касалось его, дамы отчаянно и безрассудно рисковали своей репутацией.

Часто, когда женщины влюблялись в него, они становились опрометчивыми и подвергали себя опасности развода и скандала, а значит, могли оказаться отвергнутыми обществом на всю оставшуюся жизнь.

Он понял, что Пурилла ожидает ответа на свой вопрос.

– Я полагаю, именно в этом нуждается женщина, – уклончиво ответил он.

– Не думаю, что вы говорите мне правду, – проницательно заметила она. – Я уверена, вы бываете безрассудно смелым, ведете полный опасностей и приключений образ жизни, вы полны энергии. Это-то и приводит в восхищение женщин.

– Вы льстите мне, – ответил он. – Откуда вы вообще знаете, что в мире есть женщины, которые восхищаются мной?

Пурилла негромко рассмеялась.

– Теперь вы скромничаете. Даже моя няня признает в вас достоинства. Вы, по ее мнению, «образец мужчины».

Именно поэтому она стремится отослать вас отсюда, и как можно скорее.

– Няня боится, что вы могли бы влюбиться в меня? – поинтересовался граф.

– Ну да! – призналась Пурилла. – Я наблюдаю, как день ото дня растет ее беспокойство, и она все больше напоминает клушу, квохчущую над цыпленком!

Раздался тихий, только ей присущий очаровательный смешок, и она продолжила:

– Вчера вечером, когда она помогала мне раздеться, она сказала: «Не вздумай-ка мечтать о его сиятельстве. Как только он поправится, он вернется в Рок-Хаус, а затем в Лондон ко всем этим своим балам и приемам, которых там без числа и которые, как я от всех слышу, очень ему по душе. И ты никогда не увидишь его снова».

Пурилла подражала голосу няни настолько похоже, что графу почудилось, будто это сама нянюшка разговаривает с ним.

– А каков был ваш ответ?

На мгновение Пурилла заколебалась, и он подумал, что она откажется отвечать. Но она ответила:

– Я сказала няне: «Его сиятельство может забыть нас, но мы никогда не забудем его. Да и разве нам удастся это, ведь он одаривал нас разными восхитительными деликатесами. Да и сам он разве не великолепен?!»

– Я восхищен вашим комплиментом, – сказал граф, – но вам, должно быть, трудно сделать правильный вывод о моем великолепии, ведь вы только и видели меня, что без сознания или в кровати, в ночной рубашке вашего отца.

У графа возникло ребяческое желание предстать перед ней в полной парадной полковой форме.

Если бы их беседа выходила из-под пера какого-нибудь драматурга, в ней непременно присутствовал бы кульминационный момент объяснения героев, который принято называть «гвоздем программы».

Но Литтон решил не торопить события и сдержал себя.

Кроме того, по выражению глаз девушки и по ее манере говорить Литтон Рокбрук понимал, что, хоть Пурилле и нравилось беседовать с ним и она восхищалась им, в действительности он еще ничего не значил для нее.

В ее мыслях о нем не было ничего волнующего для нее, и няня, несомненно, не могла бы назвать ее размышления «мечтаниями».

– Что вы собираетесь делать сегодня? – поинтересовался он.

– Я хочу проехаться верхом, – ответила она. – Ох, я забыла рассказать вам. Ваш конь чувствует себя лучше. Бен провел его по кругу во дворе сегодня утром, и хотя он все еще хромает, но уже может двигаться достаточно легко.

– Я рад этому.

– А как его зовут? – спросила Пурилла.

– Рыжий, – ответил граф.

Пурилла сморщила нос.

– Какое ужасное имя. Наших зовут Меркурий и Пегас.

– Полагаю, это вы придумали им имена.

– Конечно! – призналась Пурилла. – В тот миг, когда я увидела их, я подумала – это самые красивые животные в мире! Но тогда я не видела вашего Рыжего!

– Это сравнение, которое няня не одобрила бы! – поддразнил ее граф. – Вот вы уже недовольны Меркурием и Пегасом, и всякий раз, когда вы отправитесь верхом, вам захочется проехаться на Рыжем.

– Ничего подобного! – возмущенно запротестовала Пурилла. – Я восхищаюсь Рыжим, но я люблю Меркурия и Пегаса, особенно Меркурия, ведь он – мой собственный конь, и никто никогда не сможет отнять его у меня.

– Вижу, вы очень преданный человек, – сказал граф, но слова эти не прозвучали как комплимент.

– Если я люблю животное или человека, ценю их ответные чувства ко мне и не испытываю зависти к тому, что принадлежит другому, то в таком случае я и вправду преданный человек.

– И это, безусловно, весьма похвальное качество. Однако мне хотелось бы увидеть вас верхом на действительно великолепной лошади.

Произнеся эти слова, граф мысленно добавил, что, если его собеседница ездит верхом с тем же изяществом, что присуще всем ее движениям, она, без сомнения, будет великолепно выглядеть на любой лошади из его конюшни, и, безусловно, большим удовольствием будет отправиться с ней зимой на охоту.

Он никогда не задумывался об этом прежде, но теперь решил для себя, что его жене следует стать хорошей наездницей.

Он не раз сталкивался в прошлом с тем, что женщины, которые не ездили верхом и оставались дома, когда их мужья отправлялись на охоту без них, горько переживали свое вынужденное одиночество.

Но при этом, будучи сам умелым наездником, граф почему-то сомневался в возможностях любой женщины сравниться с ним по части верховой езды.

Во всяком случае, в Рок-Хаусе найдется множество занятий, способных заинтересовать будущую хозяйку дома.

И хотя он отчасти был готов посвятить какое-то время обучению жены и пребыванию в ее обществе, он не сомневался, что сумеет и в супружестве сохранить большую часть своей независимости.

В голове промелькнула мысль, с каким удовольствием он станет выступать в Палате лордов и посещать все мужские вечеринки, на которые его, вероятно, будут приглашать. Да и в клубе, членом которого он давно состоит, теперь к нему станут относиться совсем иначе.

Вокруг появилось множество соблазнов, которые раньше были ему недоступны либо по причине нехватки средств, либо из-за недостаточно высокого положения в обществе.

Но самое главное, теперь в его распоряжении оказались превосходные конюшни, он стал владельцем множества скаковых лошадей, которые проходили обучение в Ньюмаркете, и, как следствие этого, ему предстояло оказаться автоматически избранным в Клуб жокеев.

Когда он унаследовал титул, его будущее приобрело яркий оттенок праздничности, и лишь повторное появление в его жизни Луизы бросило мрачную тень на все это сияние. Но теперь он нащупал выход из создавшегося положения, и поэтому был очень доволен собой, его переполняло чувство ликования от сознания того, что он сумеет разрушить планы этой коварной женщины и даже выставить ее на посмешище.

До того, как он встретил Пуриллу, нависшая над ним опасность была очень реальна и, если уж честно, чрезвычайно пугала его.

Теперь, когда найдено верное решение, его планы снова выстраивались стройными рядами, словно вымуштрованные солдаты на параде.

Когда пришел доктор, он сообщил графу, что тот сможет подняться с постели через несколько дней и посидеть на стуле в спальне.

– Сломанная ключица требует времени, ваше сиятельство, и не следовало бы рисковать, зная, сколько вам еще предстоит сделать.

– Предстоит сделать? – переспросил граф.

– Да, безусловно… – начал доктор, но, умолкнув, посмотрел на своего пациента с некоторым беспокойством. – Впрочем, это не моего ума дело, ваше сиятельство.

– Зато – моего! – парировал граф. – И я был бы весьма признателен вам, если бы вы уточнили свою мысль.

– Это не так уж важно, – уклончиво заметил доктор.

– Я же вижу, что это касается меня, – настаивал граф, – и мне хотелось бы знать, что у вас на уме.

– Хорошо, ваше сиятельство, но я надеюсь, вы не сочтете мои слова дерзостью. В этих краях всем прекрасно известно, как запущено хозяйство в Рок-Хаусе, да и ведется оно там по-старому. Поэтому мы все надеемся, что поскольку вы молоды и имеете репутацию человека, не отступающего от поставленных целей, то устроите там хорошую встряску.

Граф был озадачен.

Он всегда думал об имении Рок-Хаус как об образцовом.

Да и за все эти годы проведенные им в Индии, он получал чрезвычайно мало известий о состоянии дел в поместье дяди..

Его молчание вынудило доктора испуганно взглянуть на него.

– Простите меня, ваше сиятельство, но вы сами захотели выслушать меня.

– Я рад, что вы сообщили мне об этом, – успокоил его граф. – Конечно, я разберусь во всем, как только появится время, и обещаю вам, что не откажусь от внедрения современных методов и последних веяний в Рок-Хаусе, как я делал это везде, где мне доводилось служить.

– Именно это я и ожидал услышать от вас, – одобрительно произнес доктор. – Вполне возможно, вы встретите в этих краях упорное сопротивление нововведениям, и вам придется отстаивать каждый свой шаг. Но думаю, это стоит того.

– Я уверен, так оно и есть, – согласился граф.

После ухода доктора няня настояла, чтобы ее подопечный поспал, и поэтому он вновь увидел Пуриллу лишь после вечернего чая.

Она рассказала ему о том, как каталась верхом, и добавила, что, помня о несчастье, случившемся с ним, она старалась быть особенно осторожна там, где могли встретиться кроличьи норы.

– Папа совсем не мог позволить себе внедрять новые методы ведения хозяйства или нанимать людей для работы в поле, поэтому в наших землях полно подобных проблем.

– Я буду очень осторожен, когда смогу передвигаться, – пообещал ей граф.

Он заметил улыбку на губах Пуриллы и догадался, о чем она подумала.

– Вы снова наслушались няню, – сказал он ей с упреком. В ответ девушка рассмеялась.

– За завтраком она сказала: «Наслаждайтесь вкусностями, пока можете, мисс. На следующей неделе вы снова получите картофельную запеканку, и на столе опять окажется самый обычный хлеб».

– А что вы ели сегодня? – поинтересовался граф.

– Жаркое из ягненка, которого прислали из Рок-Хауса, и кисель из крыжовника со взбитыми сливками.

– Мне подали то же самое, – сообщил граф. – И то и другое показалось мне восхитительным!

– Мне тоже, – согласилась Пурилла. – Наверное, здорово иметь возможность есть так каждый день и принимать это как должное.

Графу хотелось сказать ей, что все так и будет в самом скором ее будущем, но решил не торопить события. Если заговорить обо всем слишком рано, можно вспугнуть ее, к тому же у него не было никакого желания вынуждать ее вести себя осмотрительней или смущаться в его присутствии.

Он никогда прежде не бывал наедине с женщиной, которая не пробовала бы соблазнить его всеми доступными ей средствами.

Ни одна женщина из тех, кого он встречал до сих пор в своей жизни, кроме Пуриллы, не упустила бы возможности польстить ему или дотронуться до его руки, лежавшей сейчас на льняных простынях, или даже просто поправить его подушки, лишь бы воспользоваться ситуацией и завязать более близкие отношения.

Пурилла же с удовольствием рассказывала ему обо всем на свете своим звонким и чистым, юным и радостным голосом и, хотя он замечал в ее глазах восхищение им, с тем же восторгом она любовалась бы и превосходной лошадью или красивой картиной. Этот взгляд еще ничего не означал.

На следующий день она вошла в его спальню, словно пританцовывая. В руке она держала письмо.

– Элизабет помолвлена! – объявила она. – И они должны венчаться через три недели.

– Вы, кажется, довольны, – заметил граф.

– Элизабет очень счастлива. Она пишет, что Эдвард Чарлтон так добр к ней, он подарил ей обручальное кольцо с сапфиром и брошку с теми же камнями, чтобы был комплект.

– Вы будете свидетельницей со стороны невесты? – поинтересовался граф.

Лицо Пуриллы помрачнело.

– Нет. Так обидно! Элизабет пишет, они собираются пожениться очень тихо, в церкви в деревне Эдварда.

Она негромко вздохнула, прежде чем продолжить:

– Я думала, они поженятся здесь. Но ее в отличие от меня слишком немногое связывает с Литл-Стентоном, поэтому им удобнее венчаться в церкви у Эдварда.

– А откуда она сама родом? – спросил граф.

– Ричард встретил Элизабет в Индии. Ее отец – судья в Калькутте.

Это его устраивало. Бесспорно, никто не станет вмешиваться или возражать, когда он сообщит Пурилле о своем намерении взять ее в жены и забрать к себе в Рок-Хаус, как только он почувствует себя достаточно хорошо, чтобы покинуть Литл-Стентон.

Когда на следующий день вновь приехал доктор, граф поинтересовался у него, как скоро ему можно будет покинуть постель.

– Полагаю, вы становитесь слишком нетерпеливы, ваше сиятельство, – заметил доктор Дженкинс. – Что ж, я не упрекаю вас. Уверен, вы хотите поскорее вернуться к себе домой, особенно если у вас появилась, так сказать, «новая игрушка».

Он посмеялся над собственной шуткой, но граф был настойчив:

– Как скоро я смогу уехать?

– Вы могли бы уехать и завтра, но путешествие покажется вам очень тяжелым, даже в не очень тряской карете.

Я вынужден настаивать еще на двух или трех днях пребывания здесь, и даже после этого вам следует быть очень осторожным, пока ваша ключица не срастется. Если вы растрясете ее, то задержите свое возвращение в строй, или скорее в седло, и на еще больший срок.

Граф прекрасно понимал, насколько прав доктор Дженкинс, и поэтому решил подождать еще три дня.

Однако если он хочет обвенчаться здесь же и вдобавок до своего отъезда, ему необходимо немедленно сообщить Пурилле о своих намерениях.

Однако прежде чем это сделать, он отправил с одним из конюхов письмо своим поверенным в делах, поручив им оформить «специальное соизволение».

Он сознавал, насколько важно сохранить все, связанное с этим браком, в полной тайне, однако болтливости его поверенных опасаться не приходилось. Они были чересчур старомодны и потому крайне надежны.

Вслед за этим он решил переговорить с Пуриллой сразу же, как только она зайдет к нему после чая.

Он подумал о том, как было бы хорошо, если бы няня позволила им выпить чаю вдвоем в его комнате, но когда он поделился с ней этой мыслью, няня отвергла его предложение как несоответствующее правилам приличия. Она твердо стояла на своем, уверяя, что ему следует подавать чай в спальне, а мисс Пурилла, как обычно, сойдет для этого вниз.

– Я люблю вести беседу за столом, – проворчал граф.

– Вполне возможно, ваше сиятельство, – ответила няня, – но мисс Пурилла попьет чай в одиночестве, и к этому ей надо привыкать, поскольку госпожа Кранфорд должна снова выйти замуж.

– Судя по вашему голосу, похоже, вы рады этому, няня? – спросил граф. – Вы одобряете этот шаг?

– Я думаю, госпожа Кранфорд и господин Чарлтон подходят друг другу, – ответила няня.

– А как вы намерены решить вопрос о будущем самой мисс Пуриллы? – поинтересовался граф. – Она достаточно взрослая для замужества.

На мгновение няня сердито поджала губы, а затем отрезала:

– Значит, так, ваше сиятельство, нечего подкидывать мисс Пурилле всякие мысли на сей счет. Она вполне счастлива сейчас, хоть это и не правильно, когда юная девушка живет одна.

– Почему же тогда вы ничего не предпримете в связи с этим? – не отставал от нее с вопросами граф.

– А что же я могу сделать, – проворчала няня, – если мастер Ричард погиб, а убили его вот уже более года назад, и если так мало молодых людей, проживающих по соседству.

– Должны же они быть где-то, пусть и не так близко, их, верно, много в графстве, – предположил граф.

Няня скептически хмыкнула, и он понял, что она имела в виду. Кранфорды не отличались ни богатством, ни знатностью, и никто в графстве не проявлял к ним интереса, несмотря на всю привлекательность Пуриллы.