Текст книги "Бегство от страсти"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Я так и подумала, что оно мне знакомо, – сказала она. – Это парадное платье Мари. Она купила его, когда была помолвлена.

– Но что случилось? – спросила Флер. – Она говорила, что это часть ее приданого, но так и не объяснила, почему все-таки не вышла замуж.

Она вам не сказала? – удивилась золовка Мари. – Бедняжка! Ей, видимо, неловко говорить об этом. Она была помолвлена несколько лет, еще до того, как я вышла за Жака и поселилась здесь.

Мари – старшая сестра Жака, но все ее сестры повыходили замуж раньше, хотя она и первая обручилась. Отец ее жениха был старым другом семьи Бувье. О свадьбе договорились еще в детстве.

Но возникли разные трудности. Жених Мари был рыбаком, время было трудное, рыба шла плохо; свадьбу откладывали из года в год. У Мари и приданое было готово, и деньги были, но жених никак не мог собрать причитавшуюся с него сумму.

Наконец назначили день свадьбы. Мари была счастлива. Она боялась, что, если дело затянется, она так и останется старой девой. Но grand-pere , отец Мари, был игроком – любил рисковать, вы понимаете? Он держал пари по самым разным поводам: кому достанется больший улов, чья сука раньше принесет щенков, . чья повозка проедет дальше с большей поклажей.

Он много чего перепробовал в свое время – был и рыбаком, и фермером, и даже мэром Сен-Мадлен, но всегда оставался игроком, и ничто его не могло остановить. Бувье жили зажиточно, но он спустил большую часть земли, доставшейся ему по наследству. Осталась только эта ферма, но и ее не было бы, проживи он подольше.

– А как же Мари? – спросила Флер, уже предвидя печальный конец этой истории.

– В один июньский вечер, во время лодочных гонок, ее денежки пропали. Спорили, кто быстрее дойдет до буя и обратно. Старик был уверен, что сделал правильный выбор.

Тогда здесь жил один адвокат, такой же азартный, как и старый Бувье, очень жадный – всегда держал пари только на деньги. Он подзуживал старика и насмехался над ним, пока тот не пошел домой и не забрал деньги Мари из тайника под кроватью. Когда все поняли, что он сделал, было уже слишком поздно – деньги были проиграны.

– И из-за этого жених Мари оставил ее? – в ужасе воскликнула Флер. – Какая низость! Какая подлость!

– Но он не мог взять ее без приданого. Ведь у него были свои расчеты на эту сумму. И потом, была еще одна девушка, очень богатая, которая изо всех сил его добивалась. Ее родители желали для нее этого брака.

Они поженились через три месяца, а Мари поступила на службу к графине. Ей повезло, что она получила такое место. Мы ей часто завидовали.

– Завидовали?! – удивленно воскликнула Флер. – Вместо того чтобы выйти замуж и жить своим домом! Как вы могли?

Служить такой госпоже, как графиня де Сарду, почетно. Она часто присылала нам маленькие подарки. Однажды, когда болели дети, нам прислали из замка фрукты и деньги. Мы очень гордились такими связями. Мари хорошо устроилась.

Флер нечего было больше сказать. Но платье, отданное Мари, представлялось девушке символом трагедии, которую нельзя было передать словами, трагедии разбитой жизни – разбитой жадностью, жаждой богатства.

– А теперь, mademoiselle… Флер перебила мадам Бувье.

– Стоит ли называть меня mademoiselle? – сказала она. – Пока я здесь, мне лучше быть Жанной.

– Но это как-то нехорошо, слишком фамильярно…

– Ничуть, – возразила Флер. – Если вы вспомните, что вы для меня делаете…

Мадам Бувье улыбнулась неожиданно нежной улыбкой.

– Нам это в радость, – сказала она. – Хотя вы должны простить меня, если иногда мне становится немножко не по себе.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Закончился ужин. Скудный стол состоял преимущественно из картофеля и других овощей с добавлением водянистого соуса.

Дети вытерли остатки пищи кусочками хлеба из муки грубого помола и, запихнув их в рот, печально уставились в пустые миски, словно надеясь, что они чудом вновь наполнятся.

– C'est fini, mes enfants , – сказала мадам Бувье с твердостью, не допускавшей возражений. В ответ последовали тихие вздохи. Отец прочел благодарственную молитву, и, смеясь и поддразнивая друг друга, дети выбежали во двор, откуда донесся звон их голосов.

Флер помогла мадам Бувье убрать со стола. Она снесла посуду в маленькую комнатку при кухне и сложила ее в раковину.

Вернувшись в кухню, она с удивлением увидела, как хозяйка

вынула из печи миску с супом и блюдо, доверху наполненное овощами.

«Кто-нибудь опоздал к ужину», – подумала Флер.

Но за столом из-за неизвестно откуда появившихся многочисленных детей свободных мест не было. Единственным посторонним человеком, кроме Флер, был работник, неуклюжий сухорукий юнец, которого оставили в помощь Жаку Бувье, потому что он нигде больше не мог пригодиться.

В кухню вошла Сюзанна, старшая дочь хозяина, хорошенькая девушка лет семнадцати.

– Мне снести ему это, maman? – спросила она. И тут заметила в дверях Флер. Прикусив губу, она смущенно взглянула на мать.

Мадам Бувье поколебалась какое-то время. Потом, словно придя к важному решению, она поставила миски на поднос и, повернувшись к флер, сказала:

– Ступайте с Сюзанной. Вам следует кое-что узнать. И я думаю, вам это понравится.

Флер посмотрела на нее удивленно. Взяв поднос, Сюзанна спросила застенчиво:

– Пойдете со мной, mademoiselle?

– Конечно, – ответила Флер и потом поинтересовалась: – Еще один член семьи? Как же вас много!

Девушка проказливо улыбнулась. На щеках у нее появились ямочки.

– Да, еще один член семьи. Пойдемте познакомимся с ним.

Она направилась к двери в дальнем конце кухни. За дверью вниз, в темноту, вели каменные ступени – там было нечто вроде погреба. Сюзанна начала спускаться. Недоумевающая Флер последовала за ней. После полной испарений, душной кухни прохладный воздух погреба казался очень приятным. Они спускались довольно долго. Флер поняла, что погреб расположен глубоко под землей. Спустившись, пошли по каменным плитам среди бочонков, деревянных ящиков и корзин. Сквозь щель под потолком проникала тонкая полоска света, и, когда глаза привыкли к темноте, Флер увидела, что погреб был весьма вместительным.

Сюзанна прошла все помещение. В конце, у голой стены, стоял пустой ящик. Отдав Флер поднос, Сюзанна отодвинула ящик и трижды постучала в стену. Через минуту раздался ответный стук – раз, два, три.

Подняв руку над головой, Сюзанна нажала какую-то пружинку, спрятанную под увесистой балкой, и доска в стене плавно отошла, образовав отверстие.

Флер застыла в изумлении, не в силах двинуться с места. Взяв у нее поднос, Сюзанна тихо сказала:

– Venez , mademoiselle, идите за мной.

Они прошли через отверстие. Там оказался еще один погреб, намного меньше первого, но света в нем было больше. Здесь было два вентилятора, и один из них сдвинули в сторону, чтобы сквозь маленькое четырехугольное отверстие проникали свет и воздух. Посередине помещения на тростниковом коврике стояли стол и стул, а в углу – низенькая кровать.

Флер смотрела во все глаза. На кровати сидел мужчина, молодой человек, обратившийся к ним по-французски:

– Привет, ma petite Сюзанна. Я вас заждался. Я так голоден, что мог бы съесть целого быка.

– Жаль, что не могу вам его доставить, – захихикала Сюзанна, – но у меня для вас есть кое-что более интересное, monsieur.

Мужчина с трудом поднялся на ноги. Флер увидела, что одна нога у него забинтована, а когда он выпрямился, она вскрикнула от изумления – он был в синей форме английского летчика.

– Вы англичанин! – сорвалось у нее с языка, и он удивленно взглянул на нее.

– Да, – ответил он ей тоже по-английски, – но…

Он осмотрел ее платье, пышную темную юбку, тесно застегнутый лиф с высоким воротом, стянутые в пучок волосы.

– Да, я англичанка, – сказала она, инстинктивно поднимая руки к оголенным ушам и вискам.

– Правда? Боже мой! Это же замечательно!

В его возбуждении было что-то порывистое и мальчишеское. Флер невольно подалась вперед и протянула ему обе руки.

– Вы ранены? Как вы сюда попали?

– Я катапультировался, – сказал он улыбаясь, словно это было легко и весело. – И если бы не эти добрые люди, я был бы уже мертв или сидел бы в лагере. Они принесли меня сюда, когда я был без сознания, и с тех пор прячут. А вы – что вы здесь делаете?

– Тоже скрываюсь. То есть они меня прячут. Но как же благородно было с их стороны пойти на риск второй раз!

Теперь она понимала подозрительность четы Бувье при ее появлении, их нежелание впустить ее, взгляды, которыми обменялись муж с женой при виде ее.

К своему крайнему смущению, Флер осознала, что все еще держит незнакомца за руки. Хорошо еще, что она не бросилась его целовать, она вполне была на это способна – ведь так замечательно обнаружить в этой стране соотечественника! В такой ситуации забываешь об условностях.

Она отодвинулась от летчика и взглянула на Сюзанну, с удовольствием за ними наблюдавшую.

– Вы счастливы? – спросила их обоих Сюзанна.

– Очень, – ответил летчик по-французски. – Вы просто волшебница. Вы не только спасли мне жизнь, но и нашли мне друга. Сюзанна, я премного вам благодарен.

Девушка захихикала.

– Mademoiselle останется здесь ненадолго. Я приду попозже. Дверь лучше запереть.

– Безусловно, – согласился летчик. – Нужно быть осторожнее вдвойне, раз мы охраняем еще и mademoiselle.

Сюзанна, улыбаясь, вышла; доска в стене стала на место, слышно было, как к стене придвинули ящик и раздались удаляющиеся шаги, негромкие, но отчетливые.

Теперь, когда они остались наедине, Флер ощутила внезапную робость, но летчик держался вполне непринужденно. Он, хромая, подошел к столу и отодвинул стул.

– Не возражаете, если я поем? У меня волчий аппетит.

– Нисколько. Разумеется!

Взглянув на еду и взяв ложку, он спросил:

– Не хотите разделить со мной трапезу? Я хочу сказать, вы-то сами поели?

– Да, я уже поужинала.

Он не заставил больше себя уговаривать и жадно принялся за еду.

– Поговорите со мной, – попросил он. – Расскажите что-нибудь о себе. Почему вы здесь? Как вас зовут?

– Я сменила столько имен. В настоящее время меня зовут Жанна Бувье. Предполагается, что я – кузина Сюзанны.

– А на самом деле вы…

– Флер Гартон.

Она не знала, почему ей трудно произносить свое имя; ей уже так давно не доводилось называть его, и оно звучало так заурядно по сравнению с де Мальмон и де Сарду.

– Гартон. Кажется, мне знакома эта фамилия.

– А как вас зовут?

– Джек Рейнольдс.

– Вы здесь давно?

Дайте-ка сообразить – почти два месяца. Я был плох, когда они меня подобрали. Мне пришлось катапультироваться – машину продырявили насквозь. Бортовой стрелок был убит.

– Но ведь это было ужасно опасно? Я имею в виду – для Бувье.

– Никто в здравом уме не пошел бы на такой риск. Меня искали немцы. К счастью, я падал с большой высоты – зона поиска оказалась очень обширной. Семья Бувье ко мне ангельски добра, и все же я не могу не думать, чем все это кончится.

– У вас есть какой-нибудь план бегства?

– Никакого, если только мне не удастся убедить их переправить меня через Ла-Манш.

– Мне бы тоже этого хотелось.

– Вот было бы здорово, если бы мы могли бежать вдвоем. Я уже строил всякие планы – ведь здесь больше нечем заняться. Вместе мы непременно что-нибудь придумаем. Дело в том, что у меня нет денег. Ужасно неприятно просить у людей так много и ничего не дать им взамен.

– У меня полно денег.

– Вам повезло! Но расскажите мне о себе. Как вы здесь оказались?

Флер поведала ему свою историю. Она как раз завершила рассказ, когда ее слушатель закончил свой ужин.

Он вытер тарелку кусочком хлеба, как это делали за столом дети Бувье, и откинулся на стуле со вздохом удовлетворения. Поймав взгляд Флер, он засмеялся.

– Не удивляйтесь. Я все еще голоден и не стыжусь в этом признаться. Помните, как нам говорили в детстве, что полезно вставать из-за стола с легким чувством голода? Если мы таким образом возвышаемся духом, то я, наверно, уже заслужил себе награду на небесах. – И прежде чем Флер успела что-нибудь сказать, он добавил: – Не сочтите меня невнимательным. Я слышал каждое ваше слово. Какая увлекательная история – прямо как незаконченная часть романа из какого-нибудь журнала! Мы с вами могли бы стать героями бестселлера.

– Если только конец истории будет счастливым, – возразила Флер.

– Иначе и быть не может. Если бы только моя проклятая нога стала получше, я мог бы выходить по ночам поразведать, присмотреться к окрестностям, поискать случай выбраться. Пока я не решаюсь тронуться с места. Даже наверх поднимаюсь изредка, да и то по ночам. Понимаете, мне очень трудно спускаться обратно, да и времени это много отнимает.

– Немцы здесь часто бывают?

– Они приходили несколько раз с тех пор, как я здесь. Однажды обыскали погреб – я слышал, как они рылись в ящиках и корзинах. Момент был напряженный, должен вам сказать, но они так и не заподозрили существования второго погреба.

– Бувье построили его специально для вас? – с любопытством спросила Флер.

– Нет, конечно! Он всегда здесь был. Я полагаю, его с самого начала оборудовали как тайник. Им не впервой прятать беглецов или контрабанду.

– Надо же, как я вас нашла, – сказала Флер. – До сих пор опомниться не могу. Вот уж чего я меньше всего ожидала.

– Но вы довольны? – спросил он. Искренняя, неподдельная улыбка Флер была ему ответом.

В этот момент они услышали в соседнем погребе шаги.

– Это, должно быть, Сюзанна, – сказала Флер, но Джек Рейнольдс сделал ей знак молчать. Оба застыли в неподвижности, пока не раздался условный стук в стену.

– Никогда не стоит рисковать, – с упреком сказал ей Джек. – Мы ждали Сюзанну, но, окажись это кто-нибудь другой, они услышали бы ваш голос.

– Я виновата, простите, – пробормотала Флер.

– Нам приходится не только о себе думать, – продолжал он, – но и о них тоже. Если нас найдут, их всех поставят к стенке.

– Да, конечно, я понимаю, – смиренно сказала Флер.

Он подал ответный сигнал, и доска отодвинулась.

– Vous avez fini? – спросила Сюзанна. Она взяла поднос, но вопрос ее относился не только к еде.

– Мне лучше уйти, – заметила Флер. – Спокойной ночи… – Она заколебалась, взглянув на голубую нашивку на рукаве Джека. – Мистер…?

– Младший лейтенант авиации, если уж быть точным. Но я предпочел бы, чтобы вы называли меня Джек – это как-то приятнее.

– Ну что ж, тогда спокойной ночи, Джек.

– Спокойной ночи, Флер.

На мгновение он задержал ее руку в своей. Ей хотелось расспросить его о многом, столько еще осталось недосказанным, но она повернулась и пошла за Сюзанной.

Доска скользнула на место, Флер помогла девушке подвинуть ящик, и они молча направились к лестнице. Флер старалась ступать как можно легче и бесшумнее.

Мадам Бувье мыла посуду.

– Это был сюрприз, да?

– Огромный! – отвечала Флер. – О мадам, как вы добры, вы и ваш муж! Мне стыдно просить вас снова рисковать.

Мадам Бувье улыбнулась.

– Не тревожьтесь об этом, – сказала она. – Все устроится в свое время. Мы должны быть терпеливы.

Флер взяла полотенце и стала перетирать вымытые тарелки.

– Пусть этим займется Сюзанна, – предложила мадам Бувье, но Флер покачала головой.

– Пока я здесь, я должна вести себя как подобает послушной племяннице.

Некоторое время они молчали, потом Флер спросила:

– А как мне быть с одеждой? По-моему, неосторожно и даже опасно надевать мои собственные вещи?

Выражение лица мадам Бувье стало озабоченным.

– У вас хорошие платья? – поинтересовалась она. – Очень модные?

– Боюсь, здесь они могут показаться такими. Но я не могу постоянно носить платье, что на мне, – или, вы думаете, так безопаснее?

– У Сюзанны есть парадное платье; она его бережет, но будет рада уступить вам. Если вы будете работать, можете надеть передник.

– Но я не могу взять у Сюзанны ее парадное платье! – воспротивилась Флер.

– Сюзанна будет рада принести свою жертву, – твердо заявила ее мать.

Позже, когда Флер ложилась спать, в дверь постучали. В комнату вошла Сюзанна, держа в руках белое с розовой отделкой ситцевое платье простого фасона, длинное, с прямоугольным вырезом у шеи и узкой талией, но чистое и отглаженное. Сюзанна несла его почти благоговейно, как величайшую драгоценность.

Флер заглянула ей в лицо и сразу же поняла, что значило для девушки расстаться с этим единственным нарядным платьем, в котором она надеялась пленить какого-нибудь дюжего молодого рыбака.

Достав из угла свою плетеную корзину и развязав ее, Флер начала вынимать платья, которые аккуратно уложила туда Мари.

Их было несколько – черное крепдешиновое, из ярко-синего крепа, белое с красным жакетом, отделанным блестящими пуговицами, и зеленое муслиновое с кружевами. Широко раскрыв глаза, Сюзанна наблюдала, как Флер раскладывает их на кровати. Когда корзина опустела, Флер сказала:

– Вы так добры, что отдаете мне свое платье; я хочу, чтобы вы взяли одно из моих. Может быть, не стоит надевать его сразу, пока я не уеду или не закончится война, , но выбрать вы должны сейчас. Берите любое – это справедливый обмен.

У Сюзанны заблестели глаза. Какое-то время она отнекивалась, вежливо протестовала… она рада сделать что-нибудь для mademoiselle… ей ничего не нужно.

Флер засмеялась.

– Я настаиваю, Сюзанна! Любое, какое пожелаете, будет ваше.

Наконец после долгих размышлений, приложив к разгоревшемуся лицу каждое платье и посмотревшись в маленькое зеркальце, Сюзанна выбрала синий креп.

Оно, наверное, не слишком подходило такой молоденькой девушке, но Флер понимала, как трудно устоять перед богатством материи и цвета.

– Никогда, mademoiselle, – пылко сказала Сюзанна, – никогда у меня не было такого прекрасного платья. Я сохраню его навсегда.

Этому Флер могла поверить, ведь видела же она платье Мари, хранившееся чуть ли не тридцать лет.

«Надеюсь только, – думала она про себя, – что у Сюзанны хватит ума носить его, пока она молода и привлекательна. Мало ей будет от него пользы, если она останется старой девой».

Прижимая платье к груди и бормоча невнятные слова благодарности, Сюзанна выскользнула из комнаты.

Флер снова уложила платья в корзину. Было небезопасно оставлять их на виду.

Затем она разделась. Снимая платье Мари, Флер испытала облегчение. Это было невежливо с ее стороны, платье сослужило ей хорошую службу, и все же его мрачность была ей не по душе.

Флер порылась в саквояже, достала ночную рубашку и, не расстегивая, накинула ее через голову. Она распустила волосы и расчесала их, с удовлетворением отметив, как мягко легли они привычными волнами по обе стороны ее лба.

Чопорная крестьяночка исчезла, из маленького зеркальца на нее смотрело красивое и обаятельное личико.

«Остается надеяться, что немцы не явятся сегодня с обыском, – подумала она, – а то их будет ожидать неожиданный сюрприз».

Задернув шторы, Флер легла в огромную кровать.

«Я добралась, – ликующе думала она, закрывая глаза, готовая погрузиться в глубокий целительный сон, которого жаждало ее усталое тело. – Я добралась сюда, и следующий шаг – это переправиться через Ла-Манш и вернуться домой, в Англию…»

ГЛАВА ШЕСТАЯ

-У меня для вас новости, Джек.

Флер опустилась на мягкую солому. Ее взволнованное лицо белело в лунном свете, дыхание было прерывистым.

– Какие? – быстро обернулся к ней Джек Рейнольдс. – А я-то гадал, почему вы задержались.

– Как раз, когда я собиралась к вам, из деревни пришел Анри. Есть шанс – очень хороший шанс, – что через несколько недель он сможет купить для нас лодку.

– Моторную?

Да, на ней есть мотор. Это кеч, довольно большой. Его владелец рыбачил, но сейчас он ему не по средствам. Анри слышал, что этот человек поговаривает о продаже и не станет колебаться, когда узнает, что сможет получить за лодку золотом.

– Вот это чудесно, Флер! – Джек наклонился вперед, обхватив руками колени.

Прошло уже больше двух недель, как у них с Флер вошло в привычку встречаться во дворе после того, как семья Бувье укладывалась спать. Это было единственное время, когда Джек отваживался выбраться из погреба, чтобы размяться и подышать свежим воздухом. Флер присоединялась к нему на этих прогулках.

Нога Джека зажила, но не только хромота не позволяла ему уходить далеко, он опасался заходить за ограду фермы.

Молодые англичане прохаживались взад-вперед, а если вечер был теплый, сидели поразговаривали. С каждым днем, с каждым часом им становилось все труднее расставаться.

Флер не решалась признаться себе, с каким нетерпением она ждала этих встреч. День тянулся медленно, часы, когда она помогала в доме или на дворе, где всегда находилась работа для лишней пары рук, казались нескончаемыми.

К тому же обитателей фермы не отпускал постоянный страх перед любопытными прохожими и перед немцами, которые в любой момент могли явиться с ревизией запасов и живности, а попутно обнаружить и кое-что еще.

На ферме много чего прятали. Флер обнаружила, что здесь укрывали не только ее и Джека; было еще множество других причин, по которым кто-нибудь из детей постоянно находился на сторожевом посту у калитки.

Предполагалось, что немцам было известно точное количество живности, хотя на самом деле ее было гораздо больше. При первом признаке опасности, появлении постороннего, шуме приближающейся машины наблюдатель подавал сигнал тревоги.

Мгновенно большая часть кур, свиней и даже одна из коров исчезали в специальных потайных местах.

Флер часто удивляло, что Бувье осмеливались нарушать правила. За малейшие провинности предусматривались жестокие наказания. Но постепенно она поняла, что, как бы немцы ни старались, им никогда не подавить стойкое сопротивление, истинный дух свободы, уничтожить который может только смерть.

Ей не раз приходило в голову, как много общего было у Жака Бувье с ее соотечественниками. Сказывалась норманнская порода. Черты Вильгельма Завоевателя обнаруживались по обе стороны Ла-Манша.

Вскоре после приезда Флер Жак начал всерьез прикидывать, как бы ей и Джеку дернуться в Англию. Было видно, что составление таких планов доставляло ему удовольствие. Каждый день он возвращался с работы с каким-нибудь новым предложением, какой-то новой идеей, которую они обсуждали долго и серьезно, чтобы в конечном счете отвергнуть как чересчур рискованную.

И вдруг восемнадцатилетний Анри, старший в семье после гибели брата, неожиданно объявил, что он тоже намерен переправиться в Англию.

– Я должен вступить в Сопротивление, – сказал он, – Хочу сражаться за Францию.

Он об этом заявил однажды вечером, когда младшие дети уже легли и в кухне были только его родители и Флер с Джеком.

На мгновение воцарилось молчание. Потом Флер увидела, как затуманились слезами усталые глаза мадам Бувье, как конвульсивно сжались ее бессильно упавшие на колени руки. Не говоря ни слова, женщина встала и подошла к окну. Со спины она казалась абсолютно спокойной, но остальные знали, чего стоит ей борьба за самообладание.

Жак заговорил первым.

– Твой брат погиб за Францию, – произнес он серьезно и печально.

– Я тоже готов умереть, если понадобится, – отвечал Анри дрогнувшим от волнения голосом. – Во всяком случае, уж лучше смерть, чем жизнь под властью этих дьяволов.

Все опять умолкли, словно чего-то ожидая от мадам Бувье. Внезапно она повернулась и подошла к сыну.

– Все правильно, ты и должен так поступить, – сказала она и, наклонившись, поцеловала сына в лоб.

– Прости, мама.

– Мне не за что тебя прощать, – отвечала она. – Мы уже отдали родине Франсуа и надеялись, что нас минуют другие жертвы, но ты прав, mon fils , – для тебя здесь не жизнь. Отправляйся в Англию к генералу де Голлю – он наша единственная надежда. Когда он вернется сюда с британской армией, фашистских захватчиков выдворят из Франции штыками.

Флер хотелось аплодировать этим героическим словам, но все сидели молча в смущении. Слезы струились по лицу мадам Бувье, и она их больше не сдерживала.

– Но все дело в том, как нам попасть в Англию, – вдруг сказал Джек, и напряженный момент миновал.

– Да, это вопрос, – отозвался Жак Бувье.

Они уже давно решили, что лодку, принадлежавшую семье Бувье, использовать нельзя, на ней не было мотора, и, чтобы пройти небольшое расстояние, требовались усилия трех сильных мужчин.

– Вас очень быстро задержит патруль, – говорил им Анри. – Единственный шанс, хоть и не слишком надежный, – выйти вместе с рыбаками, а потом рвануть в сторону.

Флер предлагала посвятить в их планы других рыбаков, но Жак отверг это предложение.

– Наши соседи уже достаточно пострадали, а карательные меры против семьи, приютившей раненого летчика, всех окончательно запугали. Нет, делиться нашей тайной неразумно, мы сохраним ее про себя. Найдется какой-нибудь другой способ.

И сегодня вечером их терпеливое ожидание было наконец вознаграждено – если эта лодка такая, как ее описывал Анри, им действительно выпал шанс бежать, пусть это была и слабая надежда.

– Что меня беспокоит, – сказал Джек, – так это как нам добраться до берега.

– Анри все продумал, – отвечала Флер. – Он приведет кеч в залив между скал – это ближе всего к дому. Там он окажется под наблюдением береговой охраны, но охранники служат недавно, новое лицо для них не имеет значения. Вы переоденетесь рыбаком, а оказавшись в лодке, ляжете на дно, пока Анри не доберется до причала. Меня он туда доставит другим способом. Он уже кое-что придумал.

– Что именно?

– Ну, я полагаю, самый вероятный способ – завернуть меня в сети и донести до причала на плече. Я, правда, его предупредила, что я отнюдь не легковесна, но Анри – здоровый парень, и мне кажется, его это мало волнует.

– Но кто-то же должен выйти с нами в море? Не может ведь Анри сделать вид, что он отправляется один?

– Нет, конечно, Жак тоже пойдет. А когда мы будем уже в море, он скажет, что ему плохо. Его перенесут в ту лодку, которая будет возвращаться первой. Анри задержится дольше других под предлогом, что ему не повезло с уловом, а когда все остальные повернут домой, он попытается оторваться.

– Будем надеяться, что мотор мощный, а видимость будет плохая!

– Как и мадам Бувье, мы можем только надеяться и молиться.

– Замечательная она, правда? Флер кивнула.

– Она ведь обожает Анри, это сразу видно. Мне кажется, он ее любимчик, она предпочитает его всем другим детям.

– Интересно, как бы мы повели себя в подобных обстоятельствах, – задумчиво сказал Джек Рейнольдс. – Сколько людей в Англии приютили бы француза и француженку, которых никогда в жизни раньше не видели, зная при этом, что они рискуют не только собственной жизнью, но и жизнью своих детей?

– Мне хочется думать, что у меня нашлось бы достаточно благородства, – отвечала Флер, – но иногда я опасаюсь, что могла бы предать и изгнанников, и свои идеалы.

– Я совершенно уверен, что вы на это не способны, – возразил Джек с особым ударением на «вы».

– А почему? – с любопытством осведомилась Флер.

– Я не верю, что вы можете кого-нибудь предать.

– Благодарю за комплимент, – улыбнулась Флер.

– Это не комплимент. Я только говорил о том, в чем я абсолютно уверен.

– Еще раз благодарю, – пробормотала она, но сразу же почувствовала, что ее легкий тон неуместен. Джек говорил с жаром и серьезно. Неожиданно он взял ее за руку.

– Не знаю, понимаете ли вы, Флер, как много значит для меня ваше присутствие. Когда вы приехали, я был уже на пределе. Чувствовал, что больше не выдержу: одиночество взаперти, безделье, поговорить не с кем, и вдруг появляетесь вы. Ваш вид, ваш голос дали мне новую жизнь, а потом – вы знаете, что произошло потом.

– Что? – Флер не могла не задать этот вопрос, что-то внутри словно подталкивало ее.

– Ну конечно, я полюбил вас.

Ей хотелось смеяться радостным смехом, она почувствовала, как волны счастья нахлынули на нее.

– Флер, скажи, что любишь меня. Я жажду тебя так, что не перенесу твоего равнодушия.

Это был крик отчаяния, крик о помощи. И Флер не могла не отозваться.

– Да, Джек.

– Скажи мне, – настаивал он, – произнеси эти слова.

Она была настолько смущена, что с трудом сумела прошептать:

– Я… люблю тебя!

С невнятным возгласом Джек прижался головой к ее груди. Она обняла его, успокаивая и лаская.

– Я люблю тебя, – повторял он. – Я не могу жить без тебя, Флер, я ни о чем думать не могу. Я вижу тебя во сне. По утрам просыпаюсь от тоски по тебе и считаю часы и минуты до нашей встречи.

Он порывисто обнял ее. Горячие, жадные губы прижались к ее губам, умоляя, требуя ответа.

– Джек, прошу тебя!

Она пыталась освободиться, отстранить его, чтобы хоть секунду подумать, собраться с мыслями, преодолеть царивший у нее в душе хаос, но все было бесполезно.

– Флер!… Флер!… – он снова и снова повторял ее имя, все теснее прижимая ее к себе.

– Дорогой, прошу тебя… прошу…

Ее мольбы наконец-то дошли до него. Он отпустил ее, резко убрав руки. В лунном свете она видела выражение его лица. Флер часто дышала, прижимая руку к груди в том месте, где только что лежала его голова, пытаясь успокоиться.

Вокруг них купался в лунном свете застывший пейзаж. Высокие тополя отбрасывали тяжелые таинственные тени.

Ночь была прекрасна и полна очарования, таившееся в ней волшебство нельзя было передать словами; и они были одни, наедине в своем собственном мире.

Прошлое скрылось, исчезло, будущее неопределенно. Есть только настоящее, трепещущее, замечательное – и все же почему-то пугающее.

– Я люблю… люблю тебя, Джек, – повторяла Флер, стараясь убедить скорее себя, чем его.

– Я боготворю тебя, Флер. Сжалься надо мной. Флер ощутила внезапный прилив нежности.

Протянув руку, она дотронулась до его щеки, теплой и слегка колючей.

– Я правда люблю тебя, Джек, – повторила она тихо.

– Правда? – живо отозвался он. – Тогда… Флер… если ты любишь меня?..

Он схватил ее в объятия, бурно, неистово, как будто в поисках новой жизни, новой надежды.

– Люби меня, Флер… люби меня, – молвил он. – Я жажду тебя… ты должна быть моей!

Флер внезапно застыла. Он ей нравился, она хотела сделать его счастливым… помочь, успокоить его. Но она вспомнила Сильвию, и все ее существо содрогнулось от отвращения. Она не может быть такой, как Сильвия, – это невозможно!

– Нет, Джек, – сказала она мягко. – Мы не можем испортить такое чудо… такое совершенство, как наша любовь.

Он прижался лицом к ее шее. Она знала, что разочаровала, быть может, даже обидела его, причинила боль, но он просил невозможного.

Надо постараться, думала она, помочь ему терпеливо ждать, пока они будут свободны и смогут пожениться. Только тогда их любовь восторжествует.

Но ведь и пока они могут быть очень счастливы.

Когда Флер и Джек вернулись в дом, было уже поздно. Они тихо прошли по двору. Джек обнимал ее за плечи. Шаги их совпадали, удивительная гармония объединяла каждое движение.

Дверь в кухню была приоткрыта. Оттуда пахло едой, теплом и уютом. Джек закрыл дверь и снова потянулся к Флер. Она прильнула к нему.