Текст книги "Любовь всегда права"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Но подумываешь об этом. Да? Признавайся! Ах, мой милый Норман, будь, пожалуйста, поосторожнее в выборе спутницы жизни. Ей понравился Мелчестер? Тебе надо подумать о том, как она отнесется к Мелчестеру.

– Обязательно подумаю, – пообещал Норман. – Не беспокойся!

– Как же не беспокоиться? Ты ведь даже не знаешь, что можно заботиться и о самом себе.

– Я всегда считал, что у меня это неплохо получается, – улыбнулся Норман.

Они оба весело рассмеялись.

– Еще есть какие-нибудь новости? – поинтересовалась Скай.

– Я получил правительственный контракт, – ответил отчим.

Скай обняла его и нежно поцеловала.

– О, дорогой мой, так это же замечательно! Я прямо боялась спрашивать об этом – вдруг вопрос так и остался нерешенным. Значит, долгое ожидание закончено, все бумаги подписаны и все печати поставлены?

– Все. Все подписано, – сказал Норман. – Мы уже приступаем к работе. Это очень важное и трудное дело, как ты понимаешь.

– Еще как понимаю! – заверила его Скай. – Но не думаю, что оно чересчур сложное для тебя. Тебе любое дело по плечу, правда же? Наверное, меня ты все-таки не захочешь взять в дело? Да? Не захочешь, чтобы я помогала тебе?

Норман нежно взял ее за подбородок и приподнял его.

– Если взять тебя на фабрику, – сказал он, – то работа с места не сдвинется. Принимай это как комплимент.

Девушка скорчила забавную гримаску.

– Мне такие комплименты не нравятся, – заявила она. – Это просто ужасно. Если ты женщина, для мужчин важно только то, как ты выглядишь! А если ты хорошо справляешься с каким-нибудь делом, где требуется ум, этого никто не замечает. Или же тебе говорят: «Зачем себя утруждать, если ты красива?» Иногда я жалею о том, что у меня на лице нет бородавок и я не страдаю косоглазием.

– Не волнуйся, – ответил Норман. – В один прекрасный день, когда встретишь человека, ради которого захочешь хорошо выглядеть, ты оценишь себя. Кстати, как поживают твои молодые люди?

– Ужасно! – ответила Скай. – Я решила, пусть с ними разбирается Мэри. Они становятся плаксивыми и сентиментальными. Не понимаю, почему мне не удается найти кого-нибудь вроде тебя – умного и целеустремленного.

– Таких, наверное, полным-полно, – ответил ей отчим.

Этими словами они обменялись уже внизу, в курительной комнате. Скай с ногами забралась в большое кресло. Норман сел с другой стороны камина и посмотрел на нее.

– Давай не будем говорить обо мне, – сказала она. – Лучше расскажи мне, чем ты сейчас занимаешься. Расскажи о новых машинах, о новых контрактах, короче, обо всем. С самого начала, с того самого момента, на котором мы остановились.

И Норман, подстегиваемый ее интересом, принялся рассказывать.

Он оставил без внимания предостережения Скай об опасностях, которые могут подстерегать его в новом браке. Несмотря на всю свою рассудительность и здравый смысл, которые подсказывали ему, что он ведет себя просто смешно, Норман знал, что ему нужна Карлотта. Нужна больше, чем любая другая женщина в жизни.

Он влюбился в юную актрису с первого взгляда. Каждый раз, когда они виделись, Норман понимал, что его сердце попало в плен и он очарован ее красотой.

Поначалу Норман пытался сопротивляться чувству, охватившему его при первой же встрече с Карлоттой. Собрав волю в кулак, он старался сдерживаться и не показывать ей волнения, которое вызывало в нем одно прикосновение ее руки.

Это безумие. Я приглашаю ее на ужин в последний раз, говорил он себе. И каждый раз чувствовал, что ему необходимо увидеть ее снова. Норман прекрасно понимал: будь он моложе, принадлежи он к поколению Карлотты, то уже давно сделал бы ей предложение. Однако он не решался произнести слова, которые готовы были вот-вот сорваться с его губ, причем не только из осторожности. Он заставлял себя хранить молчание, был вынужден оставлять слова невысказанными вовсе не потому, что боялся услышать ее ответ. Просто он полагал, что эту проблему можно решить деловыми, практическими способами – как он решал все прочие проблемы в своей жизни.

Он хотел сначала вызвать у Карлотты искренний интерес к себе и лишь потом предложить деловое участие в своей жизни. Они прощались, а слова любви так и оставались невысказанными, поскольку Норману казалось, что нужный момент еще не наступил.

Когда Скай покинула дом на Белгрейв-сквер, Норман почти пожалел, что не был откровенным с падчерицей, не получил от нее сочувствия и понимания. Возможно, девушка помогла бы ему справиться с самой сложной проблемой из всех, с которыми ему только приходилось сталкиваться.

Она, со своей женской интуицией, могла бы подсказать ему, как найти подход к Карлотте. Может, вскружить ей голову, как она вскружила ему? Но природная стеснительность мешала Норману честно во всем признаться.

– Удачной тебе охоты, дорогой мой! Надеюсь, что она ответит тебе «да», – сказала Скай, целуя его на прощание.

– Не говори глупостей, – неожиданно резко ответил Норман.

– Неужели глупости? – не поверила девушка. – Что ж, поживем – увидим.

Норман понял, что его скрытность ни в чем не убедила падчерицу.

Иногда Скай удается довольно точно предсказывать будущее, подумал он. Норман часто убеждался в том, что это правда, равно как и в ее потрясающей правоте относительно действий, которые она выносила на обсуждение. У него мелькнуло желание броситься за ней, попросить вернуться и довести разговор до конца. Однако природная сдержанность взяла верх. И Норман вернулся в дом. В курительной комнате он выкурил три сигареты подряд. На его лице застыло хмурое выражение напряженной сосредоточенности.

Прошел почти час, прежде чем он решился позвонить. Трубку взяла сама Карлотта.

– Мне надо с тобой увидеться, – сказал Норман. – Чем ты сейчас занимаешься?

– О, я ужасно занята, – ответила Карлотта. – Ты будешь смеяться, когда узнаешь, что я делаю.

– И что же? – поинтересовался Норман.

– Наклеиваю в альбом газетные вырезки – статьи, в которых говорится обо мне, – ответила она. – Мне кажется, моим внукам будет интересно узнать и увидеть, какой ослепительной красавицей была когда-то их бабушка.

– Неужели это так важно – уже сейчас беспокоиться о внуках? – спросил Норман. – Я очень хочу, чтобы ты приехала сюда.

– Куда это – сюда?

– Я сейчас у себя на Белгрейв-сквер, – ответил он. – Я уже говорил тебе, что хочу снова открыть лондонский дом и приспособить его для жилья. Хотелось бы получить твой совет насчет интерьера.

Возникла короткая пауза.

– Я бы с радостью тебе помогла, – ответила Карлотта, – но в данную минуту я занята. Я вся перепачкалась клеем, и мне не хочется переодеваться. Лучше ты приходи ко мне на чай.

Норман хотел было возразить, однако вместо этого сказал:

– Приеду прямо сейчас.

Ему очень хотелось, чтобы Карлотта посмотрела дом. Он был разочарован, но в то же время почувствовал облегчение.

Ему было страшно увидеть ее на месте Эвелин, страшно, что на Белгрейв-сквер она окажется совсем другим человеком, нежели очаровавшая его девушка из богемной среды.

Ведя машину в направлении Стрэнда, Норман поймал себя на том, что стоит планы на будущее. Он и раньше часто задумывался о будущем. Представлял себе Карлотту на Белгрейв-сквер, пытался вообразить их совместную жизнь, себя в счастливом браке, возможно, даже отцом семейства. Однако подобные картины никогда не устраивали его, казались какими-то неполными. Завод постоянно притягивал к себе Нормана, требуя его времени, напряженной работы ума, постоянного внимания. Он допускал, что Карлотта, несмотря на все, что он мог ей предложить, сочтет дом на Белгрейв-сквер не вполне подходящим, каким-то мрачноватым, каким он когда-то казался и ему самому.

Такой брак попросту невозможен, резко сказал он себе, как говорил уже тысячу раз до этого.

Стоя перед входной дверью, ведущей в дом Магды, Норман тяжело вздохнул. Интересно, правда ли Карлотта хочет его сейчас видеть?

Норман прекрасно понимал, что утратил то, что на самом деле имело значение в его жизни, – прежнее юношеское стремление к идеалу.

Карлотта не обманула его – она на самом деле наклеивала газетные вырезки в альбом. Несколько месяцев она складывала их в ящик комода, но забывала ставить даты и теперь пыталась восстановить их по памяти. Она намеревалась заняться этим делом в первый же ненастный, дождливый день, но каждый раз, когда такой день наступал, у нее находились какие-то более важные и более интересные дела. Сейчас она извлекла на свет божий целый ворох вырезок и пришла в ужас, увидев, какая огромная работа ей предстоит.

Она принялась аккуратно обрезать края и наклеивать их на страницы старого номера журнала «Татлер», а затем не менее аккуратно размещать их в большом зеленом альбоме, на обложке которого было крупными буквами выведено ее имя.

За время своей недолгой сценической карьеры девушке удалось добиться куда большей известности, чем можно было рассчитывать при довольно скромных ролях, которые она играла. Карлотта была удивительно фотогенична, и редакторы охотно помещали ее фотографии на страницы журналов, руководствуясь чисто художественными, эстетическими соображениями.

Перелистывая альбом, Карлотта придирчиво рассматривала себя. Бросая взгляд на некоторые фотографии, она не могла удержаться от восхищения.

На многих снимках она и впрямь выглядела потрясающе. Карлотта обладала особой утонченностью и шиком, и это было для нее даже важнее, чем красота.

Девушка с гордостью сказала себе, что это – неоспоримое доказательство породы. Воспитанная Магдой в легкой, чуть фамильярной манере, Карлотта была не чужда снобизма.

Самым главным для нее было то, что мать ее принадлежала к семье Романовых. Но, конечно же, Карлотта бы никому в этом не призналась.

История ее рождения была достаточно романтична, чтобы распалить воображение девушки. Когда матери Карлотты пришлось спасать свою жизнь во время большевистской революции, на помощь ей пришел один молодой англичанин.

Несколько дней они не могли пересечь границу и за время, которое провели вместе, страстно влюбились друг в друга.

Наконец им удалось бежать, и на пароходе, перевозившем скот, они пересекли Черное море и добрались до Константинополя.

Какое-то время им не удавалось продолжить путь дальше, в Европу. В Константинополе они жили под видом супружеской пары, оставаясь незаметными среди перепуганной, голодной толпы беженцев.

Прошло немало времени, прежде чем они оказались в Париже. Найдя временное жилище для спасенной им женщины, отец Карлотты отправился в Англию.

В самом начале войны он был ранен и вернулся к дипломатической деятельности, которую оставил ради службы в армии.

Пообещав матери Карлотты, что заберет ее при первой же возможности, он прибыл в министерство иностранных дел. Там он получил приказ немедленно отправиться в Нью-Йорк с важной дипломатической миссией.

Перед отъездом он успел написать лишь очень краткую прощальную записку.

Мать Карлотты решила, что он бросил ее. Она потеряла голову от горя и на письмо не ответила.

Вскоре она оставила Париж и отправилась в Англию.

К этому времени ей уже было ясно, что она ждет ребенка. Она поняла, что оставаться во Франции опасно – страна участвовала в войне и находилась на грани поражения.

Поэтому-то она и не получала писем, которые шли к ней из Америки. Прошла не одна неделя, прежде чем корабль пересек Атлантический океан, и к тому времени, когда письма дошли до Европы, девушка уже совсем отчаялась: она была уверена, что никогда больше не увидит человека, которого так любила.

Она просто не представляла, что делать, когда закончатся те скромные средства, которые у нее были.

И в конце концов решила перебраться в Англию. Возможно, здесь она сможет найти друзей или родственников. В детстве ей доводилось бывать в этой стране, и воспоминания о ней остались самые приятные.

Только оказавшись в Лондоне, она засомневалась, что ее примут здесь с распростертыми объятиями – ведь она ожидала ребенка от англичанина, который, она уже не сомневалась, бросил ее.

Впервые она испугалась, что может оказаться никому не нужной, настоящим изгоем. До этого она не думала об условностях.

Ей удалось вырваться из лап тех, кто убил ее родителей прямо у нее на глазах. Много дней она прожила в страхе и голоде. Ей пришлось бороться за жизнь, тогда ею двигал только инстинкт самосохранения. А теперь ей стало по-настоящему страшно.

Ее семья была невероятно гордой. Родственники, у которых она когда-то гостила, занимали высшее положение в обществе. Внезапно она поняла, что просто не сможет показаться им на глаза, не дерзнет явиться к ним в ее теперешнем положении.

Девушка безнадежно брела по Стрэнду, не зная, что же ей делать. Она свернула на боковую улочку; внимание ее привлекла русская фамилия на вывеске какого-то странного магазина – «Леншовски». Она вошла и увидела Магду.

– Я ищу работу, – сказала она.

Когда Магда покачала головой, – она не могла ничего ей предложить, – русская девушка села на стул и разрыдалась.

После этого события начали развиваться самым стремительным образом. Магда привела бедняжку в свою комнату и угостила крепким чаем. После того как она покинула Санкт-Петербург, девушке ни разу не довелось выпить такого чая.

Две русские женщины, оказавшиеся вдали от родины, разговорились как старые подруги, которые очень долго не виделись и наконец встретились.

Каждая вызвала в другой непреодолимую ностальгию, и через час Магда согласилась принять незнакомку не только в свой магазин, но и в свой дом.

Карлотта родилась холодным октябрьским утром, когда за окном завывал ветер, а серое небо было затянуто тучами.

Немедленно послали за доктором. Он честно признался Магде:

– Спасти мать не представляется возможным.

Магда с несчастным видом пробормотала что-то невнятное.

– Сейчас она в сознании, – сказал доктор, – но это лишь вопрос нескольких часов. Я бессилен ее спасти.

Магда вошла в комнату к женщине, которая за эти месяцы стала для нее самой дорогой и близкой подругой.

Измученная тяжелыми родами, та лежала на огромной кровати. Ее лицо было белее подушки под ее головой. Увидев Магду, она позвала сиделку и попросила, чтобы ей принесли ребенка.

Ей подали крошечное создание, завернутое в шаль. Ребенок еле слышно попискивал. Мать с трудом подняла руки и, взяв драгоценный сверток, прижала его к груди.

– Ты возьмешь ее? – прошептала она. – Я передаю ее тебе. Я больше никогда не увижу свою малышку. Позаботься о ней как о собственной дочери. Если хочешь, можешь дать ей свою фамилию.

Она попыталась вручить ребенка Магде, но оказалась слишком слаба, чтобы поднять младенца.

Но Магда поняла, что хочет ее подруга. Взяв ребенка на руки, она на мгновение прижала его к груди и стала нежно покачивать. Плач прекратился. Младенец открыл глаза и снова закрыл, словно остался доволен.

Магда, с ее восточным фатализмом, сочла это добрым знаком – ребенок согласился перейти в ее руки. Она нагнулась к кровати.

– Я позабочусь о ней, – нежно проговорила она. – Обещаю. Какое имя ты хочешь ей дать?– Карлотта! – умирающая произнесла это имя так, словно оно было священным. – Так звали мою мать, – еле слышно добавила она после долгой паузы.

Карлотта любила красивые вещи и хотела ими обладать. Но знала, что при нынешних обстоятельствах она не может на это рассчитывать.

Эту сторону своей натуры она старалась скрывать от Магды.

Это была лишь часть ее натуры, потому что Карлотта ценила чувство юмора, дружеские отношения и непринужденную манеру общения, принятые среди актеров и актрис, с которыми она работала.

Ей нравилось играть на сцене, поскольку это давало ей почву для игры воображения. Каждая роль становилась для нее возможностью прожить еще одну чужую жизнь.

Познакомившись с Норманом, она поняла, что это человек, который способен изменить ее жизнь: Карлотта знала, что он богат, а в будущем, возможно, станет еще богаче.

Как бы то ни было, и Норман, и Магда были бы поражены, если бы узнали, что, раздумывая о возможности брака с Норманом Мелтоном, Карлотта считает, что делает ему одолжение.

– Я из семьи Романовых, – говорила она себе, – а он вышел из простых рабочих.

На нее не производило никакого впечатления, что всего в жизни он добился своими руками. Она ценила лишь то, что у него были деньги.

Ее словно ослепила золотая стена, окружавшая Нормана. Она видела лишь золото, не замечая человека, который сумел добыть это золото собственными усилиями.

Ей нравилось проводить с ним время, но – как она ни пыталась – ей было трудно воспринимать его просто как человека, отдельно от его богатства.

Для Карлотты встреча с Норманом означала «Роллс-Ройс», ожидающий у служебного входа в театр, и теплое покрывало на коленях. А также роскошную орхидею на плече, лучший столик в ресторане, вышколенных и ненавязчивых официантов, отличную еду и дорогие вина.

Он давал ей ощущение благополучия, роскоши и комфорта. Принимать знаки его внимания Карлотте было столь же легко и приятно, как ощущать под спиной мягкую подушку.

Настойчивые нотки в его голосе во время телефонного разговора насторожили Карлотту.

Когда она только подняла трубку, на какое-то мгновение ей показалось, что Норман сейчас сообщит какую-нибудь плохую новость. И Карлотта облегченно вздохнула, узнав, что он всего-навсего хочет увидеться с ней.

Тем не менее, повесив трубку, она в задумчивости застыла на месте.

Каждой клеточкой своего тела она чувствовала, что Норман влюблен в нее, хотя еще и не говорил ей ничего. Но и она была пока не готова дать ему ответ. Карлотта хотела слишком многого – больше, чем мог ей предложить Норман, больше, чем она вообще могла выразить словами.

Думая о человеке, который сейчас спешил к ней, Карлотта поняла, что кроме всего прочего она хочет любви.

Карлотте было неведомо это чувство, ей еще ни разу не довелось его испытать – тот шквал страсти, который может заставить женщину позабыть обо всем, даже о честолюбии и принятых в обществе правилах.

Она протянула вперед руки, словно призывая эту любовь! Девушка увидела свое отражение в зеркале на противоположной стене – в ее глазах читались какие-то непонятные эмоции, а на алых губах блуждала чувственная улыбка.

Внезапно вновь зазвонил телефон. Карлотта вздрогнула от неожиданности. И шагнув к аппарату, сняла трубку.

– Алло, – сказала она.

И услышала голос Гектора.

– Ты дома, Карлотта? – задал он вопрос, в котором не было решительно никакого смысла. – Вот здорово. Я боялся, что ты куда-нибудь ушла. Послушай, мне дали два билета в зоопарк на сегодняшний вечер. Пойдешь со мной? Скажи «да», Карлотта!

На миг Карлотта замешкалась. Она помнила, что через пять минут придет Норман. Знала она и то, что он очень хотел увидеться с ней.

Но ей самой больше хотелось пойти с Гектором. Конечно, придется ехать на автобусе и постараться обойтись без лишних трат. И все же это будет так весело!..

Они будут смеяться, потому что они молоды, потому что все несерьезно, неважно и весело.

Карлотта приняла решение.

– Послушай, – сказала она. – Я не против, только тогда мне нужно выходить прямо сейчас. Ко мне тут должны зайти, и надо сбежать, пока никто не пришел. Давай встретимся на Черинг-Кросс через десять минут. Буду ждать тебя под часами. Постарайся не опоздать, если можешь.

– Приколи белую гвоздику и держи в руке «Файнэншл таймс» на тот случай, если я тебя не узнаю! – рассмеялся Гектор, а затем добавил: – Ты просто ангел!

Он повесил трубку.

Карлотта громко рассмеялась. Она чувствовала, что совершает безрассудный поступок, но ей было все равно. Она вспомнила про Нормана, и в глазах ее промелькнуло беспокойство.Затем она взяла шляпу и пальто, которые лежали на стуле, и выбежала из комнаты.

Глава 7

Магда перетасовала колоду карт и разложила их рубашкой вверх в форме круга. В самый центр она положила даму червей

Тут в комнату вошла Леолия Пейн. Какое-то время она молча смотрела на Магду, затем произнесла:

– Девятка пик выглядит довольно зловеще, ты как считаешь?

Магда разложила карты парами. Дойдя до туза, она остановилась и осторожно ответила:

– С бубнами все в порядке.

Леолия Пейн подошла к камину, согнала с кресла двух кошек и села. Она привыкла, что Магда всегда гадает на картах, когда случается что-то серьезное.

Интересно, в чем проблема на этот раз? Но Леолия не стала ни о чем спрашивать. Она знала, что рано или поздно Магда поделится с ней своими тревогами, не в силах держать при себе секреты слишком долго. Она достала из сумочки вязанье и быстро заработала спицами.

– Ничего не понимаю, – с беспокойством произнесла Магда.

Леолия Пейн никак не отреагировала на ее слова.

– Какая-то бессмыслица получается. Два валета, дама бубен и восьмерка червей.

Леолия сохраняла молчание. Замолчала на какое-то время и Магда.

– Ты, наверное, считаешь, что трефовый король – это Норман Мелтон, да? – спросила Магда.

– А почему не валет? – удивилась Леолия. Ей стало понятно, почему приемная мать Карлотты взялась за гадание. Значит, проблема не с магазином, проблема в Карлотте.

Магда положила карты на стол, оперлась локтями о столешницу и посмотрела на Леолию.

– Карты предсказывают неприятности, сердечные неприятности.

– Для кого? Для Карлотты? – поинтересовалась Леолия, хотя этого вопроса можно было бы и не задавать.

– Я хочу, чтобы она вышла замуж за Нормана Мелтона – он сделает ее счастливой.

– Ты уверена? – спросила Леолия. – Карлотта должна делать выбор сама. Мы, старшие, не должны в это вмешиваться.

– Она считает, что влюблена в Гектора, – отозвалась Магда.

Ее слова вызвали у Леолии удивление.

– Она сама сказала тебе об этом?

Магда отрицательно покачала головой.

– Пока, мне кажется, она не признается в этом даже самой себе, но когда он приходит к нам, ее сердце поет, а глаза сияют от счастья. Разве это не любовь, а, Леолия? Любовь, которую и мы с тобой испытывали когда-то – много-много лет назад?

Леолия оставила ее вопрос без ответа.

– У Гектора ни гроша за душой, – продолжала Магда. – И он весь в своей работе. Он относится к Карлотте как к другу, который проявляет сочувствие. Она для него – родственная душа, близкий, понимающий человек.

– Откуда это тебе известно, Магда? – с неожиданной резкостью спросила Леолия.

– Знаю. Знаю, и мое сердце обливается кровью от беспокойства за мое любимое, ненаглядное дитя, которое я всегда буду стараться оградить от житейских бурь и душевной боли.

Леолия поднялась с кресла.

– Будем молить бога, чтобы ты ошибалась, – с тревогой в голосе подытожила она.

Глава 8

– Войдите! – крикнула Хани Сент-Клер, чье имя до начала сценической карьеры было Марджори Робинсон.

Дверь гримерной открылась, и вошел мальчик-посыльный. В руках у него была большая корзина с розами и лилиями, а также зеленая коробка размером поменьше. В ней, очевидно, тоже находились цветы.

– Ну, ты совсем как лучик солнца, Сонни! – сказала Хани мальчугану. – Эта комната вот уже несколько дней напоминает Сахару. Поставь цветы в угол, мой дорогой, а коробку, пожалуйста, подай мне.

Мальчик сделал все, как было велено. Хани задумчиво посмотрела наклейку на коробке, затем поставила ее перед зеркалом на столике Карлотты.

Через несколько минут в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась.

– Этот негодяй снова испортил мне выход! – воскликнула Карлотта, входя в гримерную и усаживаясь на стул. – Это уже не шутки, Хани. Я буду жаловаться режиссеру!

– Да он и слушать тебя не станет, – отозвалась Хани. – Он до смерти боится актрис, которые играют главные роли. Мне уже доводилось с ним работать.

Карлотта пожала плечами. И тут ее взгляд упал на корзину цветов.

– Это мне?

– О нет, дорогая! Ты что, разве не знаешь? Я подцепила миллионера. Такой обаятельный!.. Мы познакомились в молочном баре на Пикадилли. – Хани скорчила забавную гримаску и добавила: – Это я вовсе не из зависти, хотя можно было бы и позавидовать. Тебе мало, что у тебя поклонник миллионер, так он должен быть еще и щедрым.

– Ты так говоришь, словно эти две вещи несовместимы, – возразила Карлотта, читая записку Нормана и невольно при этом улыбаясь.

– Конечно, несовместны. Я просто уверена, – ответила Хани. – Миллионеры по большей части страшные скупердяи. Иной раз приходится платить в автобусе и за себя, и за него. Вот, например, один богач, который когда-то пригласил меня на ужин, оказался невероятно жадным, ну прямо до скаредности. Даже не дал никому на чай. Мне было так стыдно, что, пока мой кавалер не видел, я тайком сунула официанту шестипенсовик. Это было просто ужасно.

Карлотта вынула из зеленой коробки шикарный букетик орхидей.

– Ну надо же! – воскликнула Хани. – Какие красивые цветы! Хорошо, что у тебя сегодня здесь твое замечательное серебристое платье. Орхидея будет отлично смотреться на плече.

Карлотта приложила цветок к черному бархатному платью, в котором выступала на сцене.

– Цветы красивые, – согласилась она. – Да, Хани, наверное, я счастливица!

Однако эти слова Карлотта произнесла без должного воодушевления, и Хани посмотрела на нее с недоумением.

– В чем дело? Что-то не так? – спросила она. – Он тебе не нравится?

– Что ты, очень нравится! – заверила ее Карлотта.

– А все-таки ты его, наверное, не любишь, – продолжала Хани.

Карлотта помедлила с ответом.

– Кажется, вся проблема именно в этом, – наконец призналась она. – Я его не люблю.

– Боже праведный! – воскликнула Хани. – Похоже, ты требуешь от жизни слишком многого. Миллионер, симпатичный, щедрый, готов тебя на руках носить, да вдобавок ко всему еще и неженатый! Мне кажется, ты просто хочешь себя испытать, почувствовать, как забьется сердце, если вообразить своим поклонником какого-нибудь арабского шейха. Мне даже неприятно тебя слушать. Ты жадная. Да, да, все дело в этом – ты просто жадная. Жаль, что у меня нет такой же возможности, какая открывается тебе.

С этими словами Хани принялась накладывать новый слой губной помады на уже и без того подкрашенные губы.

Карлотта какое-то время молча смотрела на нее, а затем рассмеялась.

– Ты сама – сентиментальная дурочка, – сказала она. – Поэтому не стоит предъявлять какие-то претензии мне. Кто бы еще стал лезть из кожи вон, чтобы так носиться со своим больным мужем, возить его на море, а самой снимать в Лондоне самую дешевую комнатушку, да еще и на пару с другой жиличкой.

– Замолчи! – с досадой перебила Хани. – Не надо так громко об этом кричать! Если в театре станет известно про Билла, весь мой шикарный образ разлетится в пух и прах.

Карлотта встала и сочувственно обняла Хани за плечи.

– Прости меня, дорогая, – сказала она. – Для тебя твой Билл важнее, чем все мои миллионеры, вместе взятые, и ты сама это прекрасно знаешь.

Когда спектакль закончился, Карлотта приколола к платью орхидею, присланную Норманом, и посмотрела на себя в зеркало. Она знала, что Норман считает ее невероятно привлекательной.

Серебристое сияние платья выгодно подчеркивало молочную белизну ее гладкой кожи. Карлотта откинула назад волосы со лба, и они изящными локонами упали ей на плечи. Затем надела бриллиантовые сережки с перламутром – подарок Магды на последний день рождения. После этого оставалось лишь слегка припудрить носик и взять накидку из серебристой чернобурки. Хани, в простом черном пальто и юбке, ждала Карлотту у входа.

– Доброй ночи, куколка моя, – попрощалась с ней Карлотта. – Как же мне хотелось, чтобы мы могли пойти вместе. Было бы куда веселее.

– А какой прием оказал бы мне баронет? – вопросом ответила ей Хани. – Карлотта, ты выглядишь просто сказочно. Если ты завтра не сообщишь мне, что дала согласие стать миледи, я тебя просто отшлепаю.

Хани звонко чмокнула ее в щеку и осталась стоять, глядя, как та шагает по коридору к лестнице, ведущей к боковому выходу из театра.

Норман ждал Карлотту в своем «Роллс-Ройсе». Увидев, что Карлотта выходит из здания театра, он открыл дверцу машины, вышел на тротуар и застыл с непокрытой головой, протягивая ей руку.

– Я уж думал, не дождусь, – сказал он.

Карлотта понимала, что нетерпение вызвано желанием быстрее увидеть ее, а вовсе не тем, что она опоздала.

Она села в машину и позволила Норману прикрыть ей колени покрывалом. Завернувшись в меховую накидку, Карлотта ощущала себя настоящей королевой. Ей вспомнились слова Хани, что она ведет себя как королева, и она поняла, что та имела в виду. Общество Нормана, с его щедростью и постоянным желанием угодить ей, сделало ее совсем другим человеком, женщиной, достойной поклонения и обожания. Она перестала быть той смешливой, веселой Карлоттой, которая вбегала в гримерную после спектакля или вместе с Хани возвращалась домой на автобусе.

Карлотта удивительно тонко чувствовала настроение людей и атмосферу тех мест, в которых оказывалась. Орхидея на ее плече очень подняла настроение девушки, преобразив ее в некое неземное, эфемерное создание.

Когда ей предлагали купить мороженое, она легко могла перевоплотиться в уличного мальчишку и была готова шагать по улице, совсем по-детски облизывая рожок, не особенно задумываясь о том, как выглядит со стороны.

С Норманом она чаще всего вела себя степенно и уравновешенно. Причиной тому скорее всего был его возраст или ее подсознательное уважение к его состоянию и общественному положению.

Почему-то в обществе Нормана Карлотте было трудно говорить с ним и вести себя свободно. Часто ей приходилось едва ли не силой заставлять себя принимать участие в разговоре.

Обычно Норман брал инициативу на себя. Ей казалось, будто он заранее подбирал слова и темы для бесед и наперед взвешивал предполагаемые поступки.

Когда автомобиль подъехал к ночному клубу «Сайро», Норман крепко сжал руку своей спутницы.

– Ты рада меня видеть? – спросил он.

Этот вопрос удивил Карлотту. Норман никогда прежде не разговаривал с ней таким тоном.

Он поднес ее руки к своим губам и поцеловал. Когда он склонил голову, Карлотта заметила, что в его темных волосах серебрятся седые нити, а виски уже вообще основательно тронуты сединой.

Он немолод, сказала она себе.

Когда они вошли в «Сайро», их провели к уютному столику в уже полном посетителей зале. Играл оркестр. Среди танцующих было немало известных в Лондоне личностей. Они кивали или приветственно махали Норману рукой. Двое или трое мужчин, знавших Карлотту, радушно улыбнулись ей.

– Я слышал, что здесь – самое лучшее в Лондоне кабаре, – заметил Норман.

Он подозвал официанта и заказал бутылку шампанского.

Карлотта сняла меховую накидку, прикоснулась к орхидее у себя на плече и сказала:

– Я так и не поблагодарила тебя за цветы. Они хорошо смотрятся, правда?

Он посмотрел не на цветок, а на саму Карлотту и сказал:

– Ты выглядишь потрясающе!

Эти слова заставили ее вспомнить о другом человеке, который сказал ей то же самое и смотрел в глаза точно так же, как Норман сейчас.