Текст книги "Отзывчивое сердце (Любовь во спасение)"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 10

Прибытие в Кале, несомненно, произвело на герцогиню приятное впечатление. Несколько раз она ворчливо говорила Клеоне об опасности, которая наверняка подстерегает их на пристани при встрече с мерзким французским сбродом. Однако несмотря на свой оборванный вид, французы с явным восторгом приветствовали английских миледи и милордов. Они с готовностью помогли спустить трап и перенести на берег вещи. Pour boire [64]64
  Чаевые (фр.).


[Закрыть]были приняты с благодарностью и едва ли не с преувеличенным почтением.

Нанятая графом карета по дороге в Париж проезжала небольшие города и деревушки, и повсюду Клеона видела дружелюбные лица, чистые улицы и опрятных людей.

Ее очаровали женщины в красных камлотовых блузах, красивых передниках, отделанных кружевом, и чепцах с длинными свисающими лентами. Они ходили в деревянных сабо с алыми кисточками, беспрестанно стучавших по булыжной мостовой. На рыночных прилавках рядом с деревенским сыром и длинными хрустящими батонами Клеона разглядела ярко раскрашенные яйца, приведшие ее в такой же восторг, как и обступавшие их дети.

Они ехали все дальше, и перед их взором расстилались хорошо возделанные поля. Не оставалось ни клочка заброшенной земли; у женщин и детей был цветущий и сытый вид. Но в глаза бросалось одно: нигде не было видно мужчин! Женщины ходили за плугом, пасли овец и загоняли коров; женщины занимались всеми хозяйственными делами, даже стояли в кузницах у наковален. Клеона заметила еще один зловещий признак. Деревенские церкви, шпили и башни которых уходили высоко в небо, стояли в запустении, могилы были осквернены, надгробные плиты перевернуты, окна выбиты.

– Атеисты и святотатцы! – сердито воскликнула герцогиня, увидев крест, скинутый с пьедестала, и осколки прекрасного витража, усыпавшие дорожку возле церкви.

– А я думала, что Наполеон ратует за возвращение религии, – заметила Клеона.

– Единственная религия, которой придерживается этот корсиканский крестьянин, – поклонение самому себе, – раздраженно ответила герцогиня.

Клеона подозревала, что длительное путешествие по морю и суше герцогиня находит чрезвычайно утомительным. Она была не в духе и не желала разговаривать, что вполне устраивало Клеону. Девушке хотелось подумать, а думать и разговаривать одновременно – дело трудное.

С того самого вечера на борту яхты она не могла забыть губы герцога, словно на ее губах отпечатался их след. Стоило ей закрыть глаза, и она вновь ощущала тот удивительный поцелуй, непостижимым образом изменивший все ее мысли и чувства. Клеона сама пока не до конца понимала, что произошло.

Когда его губы коснулись ее губ, она с гневом и ненавистью начала вырываться и кулачками колотить по его груди. Это не произвело на него ни малейшего впечатления. Притянув Клеону к себе, герцог целовал ее грубо и безжалостно, но гораздо большую боль ей причиняла оскорбительность его поведения.

Он впился в ее губы и обнимал ее с такой неистовой силой, что девушка была совершенно беспомощна, хоть и пыталась высвободиться. Затем прикосновение его губ стало иным. Они уже не подчиняли и не принуждали. Теперь они удерживали ее – властно, это правда, но с удивительной нежностью. Сама не зная почему, Клеона перестала сопротивляться.

Вместо этого она почувствовала, как ее охватывает дрожь. Внезапно внутри нее пробудилось пламя и, будто живой огонь, пробежало по всему телу, воспламеняя и возбуждая так, что теперь она была не в силах оторваться от него. Исчезли все желания, кроме одного, чувствовать, как рядом бьется его сердце, оставаться пленницей его губ. Но герцог отпустил Клеону, почти отшвырнув от себя, так же неожиданно, как и обнял.

– Проклятье! – воскликнул он.

В его голосе не было злости, звучало лишь глубокое отчаяние.

Клеона ухватилась за поручни, чтобы не упасть. Порыв ветра сдунул волосы на глаза и на мгновение ослепил ее; когда же она взглянула снова, герцога уже не было.

У себя в каюте она долго лежала без сна, чувствуя, как взволнованно стучит сердце и обжигает щеки кровь. Клеона явственно ощущала прикосновение его губ, словно он все еще был рядом, и понимала: он пробудил в ней чувство, в котором не осмелишься признаться даже себе самой.

С этого времени герцог избегал ее. В Кале их поджидала кавалькада почти столь же величественная, как и та, что сопровождала их до Дувра. Для нее и герцогини была подана карета. К своему удивлению, Клеона обнаружила, что один из фаэтонов герцога с высоко поднятым сиденьем прибыл на яхте вместе с ними.

– Мои лошади прибудут позднее, – услыхала она слова герцога, обращенные к грумам, когда те запрягали цугом в легкий экипаж трех великолепных рысаков.

При виде их у Клеоны упало сердце. Это означало, что герцог поскачет вперед, а они с герцогиней останутся позади и поедут в карете гораздо медленнее и спокойнее. Она не ошиблась. Правда, на этот раз они ехали одни; графа ожидала собственная коляска, запряженная лошадьми, вызвавшими восхищение даже у герцога и Фредди.

Они тронулись в путь при ярком солнечном свете. Три раза они останавливались на ночь, но герцог всегда уезжал прежде, чем они успевали прибыть в гостиницу. В дороге он менял лошадей, стремясь попасть в Париж раньше них. Это абсурдно, нелепо, убеждала себя Клеона, но оттого, что его не было с ними, солнце светило не так ярко, а путешествие перестало быть увлекательным приключением.

С приближением к столице герцогиня становилась все ворчливее. Даже великолепная новая дорога на подъездах к Парижу, проходящая через убогие предместья, Норманнские ворота с массивными колоннами, длинная аллея, обсаженная четырьмя рядами вязов, и, наконец, площадь Согласия и консульский дворец Тюильри не вызывали у нее никаких эмоций, кроме раздраженных слов:

– Это мужичье не должно спать в постели тех, кто выше их по рождению.

Но у Клеоны прибытие в Париж вновь пробудило покинувшие было ее волнения и надежды.

На подъезде к городу граф оставил свою коляску и, усевшись в их карету, начал рассказывать о прекрасном Париже, чудесным образом возродившемся из руин после ужасов революции.

– Многие дворцы бывших вельмож, – сказал он, – стали танцевальными залами и ресторанами. Вас, мисс Клеона, приведут в восторг новые магазины, торгующие шелками и бархатом, модной мебелью из красного дерева и золоченой бронзы, сказочными изделиями из бронзы и фарфора.

– Откуда вы все это знаете? – спросила Клеона.

На мгновение он смутился.

– Я расспрашивал своих друзей. Уже несколько месяцев тому назад они сообщали об этом, – ответил он. – Родные тоже писали мне о возрождении города, который я так люблю.

– А я думала, что вы предпочли бы вернуться к старым временам, – раздраженно бросила герцогиня.

– Я стараюсь заставить себя смотреть вперед, а не назад, – пояснил граф. – А поскольку Наполеон объявил, что мы, эмигранты, можем вернуться и предъявить права на то, что раньше принадлежало нам, то и я готов простить и забыть.

Считая, что вежливость обязывает в благодарность за удобное и спокойное путешествие быть с графом приветливее, Клеона обратилась к нему с вопросом:

– А мы сможем увидеть Лувр? Я слышала, что его галереи заполнены всемирно известными картинами и великолепной скульптурой.

– Все они ворованные, – сердито бросила герцогиня. – Награблены в сотнях сражений. Любопытно, смогут ли итальянцы смотреть на них так же спокойно, как англичане?

Граф засмеялся.

– Мадам, я думаю, что вы немножко несправедливы, – отозвался он. – Но я не буду пытаться примирить вас с новой Францией. Путь это сделает сам Первый консул. В Кале мне говорили, что и он, и его жена очень заинтересовались вашим приездом.

Герцогиня искривила губы в циничной улыбке, но ничего не сказала, пока не осталась наедине с Клеоной в очень элегантном особняке, подготовленном к их приезду.

– Мы прибыли как обычные туристы, – заметила она, – а нас принимают, словно коронованных особ или по меньшей мере послов дружественной страны.

– Вас это удивляет? – спросила Клеона.

– Все это мне очень подозрительно, – заявила герцогиня.

Неожиданно за дверью раздались шаги, и на пороге появился нарядно одетый герцог. Клеона тут же вспомнила, что пропиталась дорожной пылью и растрепана.

Отчего-то у нее сердце забилось в груди, когда по натертому полу он подошел к герцогине и поцеловал ей руку. Девушка смотрела на него и думала о том, до чего он красив; в его присутствии все прочие мужчины казались незначительными.

– Добро пожаловать в Париж, бабушка, – заговорил герцог. – Надеюсь, вы не очень устали в пути. Нам предоставили воистину один из лучших домов. Надеюсь, на вас это произвело впечатление.

– С какой стати они так стараются? – осведомилась герцогиня.

Герцог ответил не сразу, поскольку в этот момент кланялся Клеоне. Она присела перед ним в реверансе и со стесненным сердцем отметила, что он глядит на нее нарочито холодно и безразлично.

Герцог повернулся к своей бабушке.

– С какой стати? – переспросил он. – По-моему, это очевидно, мадам. Вы очень важная персона.

– Вздор, – отрезала герцогиня. – Я – английская герцогиня. В Англии это кое-что значит, но с какой стати этим выскочкам и революционерам с почтением относиться к моему герцогскому гербу, понятия не имею. Если я еще хоть что-то соображаю, это один из дворцов Бурбонов, и в прежние дни здесь останавливались лишь те, в чьих жилах текла королевская кровь.

– Времена меняются, – примирительно сказал герцог. – Сейчас во многих странах Европы Наполеон сажает на трон своих родственников, так что скоро редко у кого из приезжающих в жилах будет течь королевская кровь. Вы, бабушка, следующая по значимости после них.

– За этим что-то кроется, – убежденно заявила герцогиня. – Хотела бы я знать, что именно.

Герцог ответил не сразу. Клеона заметила, что он нахмурился. Неожиданно он прошел обратно к двери, открыл ее, выглянул в коридор и опять плотно закрыл, после чего вернулся к герцогине.

– Послушайте, мадам, – тихо проговорил он. – И вы, Клеона, тоже. Запомните то, что я сейчас скажу. У Фуше, возглавляющего наполеоновскую полицию, повсюду есть соглядатаи. Ему докладывают обо всем вплоть до мельчайших подробностей. Мне говорили, что в поисках хоть какой-нибудь информации по утрам на всякий случай обыскиваются даже мусорные корзинки для бумаг.

– Что же они надеются услышать от нас? – поинтересовалась Клеона прежде, чем герцогиня успела открыть рот.

– Понятия не имею, – ответил герцог, даже не взглянув на нее. – Я только предупреждаю вас обеих. О каждом вашем шаге – повторяю: о каждом! – кто-нибудь из этого особняка или за его пределами будет сообщать в департамент полиции. А посему постарайтесь, бабушка, попридержать свой язык. Каким бы добродушным человеком Бонапарт ни показался приезжим, он не терпит критики.

Клеона предвидела взрыв возмущения, но герцогиня рассмеялась и похлопала герцога по руке.

– Я рада, что ты предупредил меня, – сказала она. – Я старуха болтливая и люблю говорить напрямик то, что думаю. Постараюсь до возвращения в Англию держать свои мысли при себе.

Герцог снова поднес ее руку к губам.

– Я знал, что могу на вас положиться, – сказал он. – Думается, каждый человек в каком-то смысле является посланником своей страны. А Бонапарт очень старается продемонстрировать дружелюбное отношение к Британии, во всяком случае, сейчас.

– И что же за этим кроется? – спросила герцогиня.

Герцог пожал плечами.

– Политикой пусть занимаются те, кому это доставляет удовольствие, – ответил он. – Меня гораздо больше интересует Пале-Рояль, где в карты играют азартнее и рискованнее, чем у нас в Лондоне, а наряды в греческом стиле прикрывают дам до того скудно, что – ей-богу! – даже вы, мадам, были бы шокированы, если б могли их увидеть.

– Уж мне-то, слава Богу, не придется тратить время и деньги на Пале-Рояль, – заявила герцогиня, и при слове «деньги» голос ее зазвучал резче.

Герцог засмеялся и повернулся к двери.

– Кстати, бабушка, завтра вечером вас обеих ожидает великая честь. Первый консул и его жена приглашают вас в Мальмезон отужинать с ними в интимной обстановке.

– Почему это считается великой честью? – спросила герцогиня.

– Потому что туда они приглашают только самых близких и задушевных друзей. Большинство иностранных гостей они принимают в замке Сен-Клу или, конечно же, в Тюильри. Если вас принимают в Мальмезоне, это означает, что у Бонапарта к вам особое отношение, не так ли?

– Слышала я об этом дворце, – сказала герцогиня. – Любопытно будет взглянуть на него.

– Мне тоже было бы любопытно, если бы меня пригласили, – согласился он. – Но в приглашении совершенно определенно названы только вы и Клеона. Потом вы обязательно все мне расскажете.

– А что будешь делать ты?

– Бабушка, что за вопрос? – беспечно спросил герцог.

На пороге он поклонился, не обращая внимания на Клеону, и вышел из комнаты. У нее было такое чувство, будто он бросает их; ей хотелось кинуться вслед за ним, упрашивая поговорить с ними, побыть с ними еще, пусть даже совсем недолго. Но он уже ушел. Из окна ей было видно, как по фаэтон поворачивает по подъездной дороге, посыпанной гравием, и быстро выезжает через большие железные ворога с каменными геральдическими орлами.

– Черт побери этого мальчишку! – почти шепотом воскликнула герцогиня. – Мне хотелось побольше узнать о том, что происходит. Я приехала в Париж, чтобы быть с ним рядом, но он, похоже, собирается устроить нам кучу пышных приемов, а сам тем временем пустится во все тяжкие.

Клеоне так и хотелось ответить, что глупо ждать чего-то другого. Но она, как и герцогиня, тоже надеялась, что герцог будет с ними хотя бы до тех пор, пока они окончательно не устроятся в этом новом и незнакомом месте.

Правда, ей не пришлось беспокоиться о том, что они останутся в одиночестве или что никому нет до них дела. Едва они умылись и переоделись, как появились Фредди и граф. К тому же они не успели пробыть в доме и четверти часа, а посетители начали оставлять свои визитные карточки. Они закружились в вихре развлечений, приемов, поездок по достопримечательным местам, от всего этого у Клеоны перехватывало дыхание. Это был настоящий калейдоскоп красок, череда прекрасных и экстравагантных зрелищ, но повсюду ее преследовало странное чувство отчаяния, ибо герцога не было рядом с ними.

Один эпизод запомнился ей особо. Они возвращались из очередной поездки, когда услышали духовой оркестр. Граф, сопровождавший их, повернул лошадей на площадь Согласия и остановил карету возле собравшейся толпы. Они увидели множество торжественно марширующих солдат; парад явно был устроен с какой-то определенной целью. Очень скоро она стала ясна.

Верхом на лошади, прежде принадлежавшей покойному королю Франции, появился Наполеон Бонапарт в сопровождении дюжины генералов и адъютантов в великолепных мундирах разных цветов со сверкающими и позвякивающими знаками отличия. На фоне этого блистательного окружения крайняя простота мундира Первого консула лишь усиливала производимое им впечатление. Черная шляпа и простой синий мундир напомнили Клеоне форму английского морского капитана. Он объезжал ряды солдат, крупный нос и пристальный взгляд создавали такое впечатление, будто он вглядывается в каждого из них. При виде этого маленького человека с болезненно-желтоватым цветом лица Клеоне вдруг на ум пришел Цезарь; даже на герцогиню он произвел сильное впечатление.

Клеона украдкой взглянула на графа. Он смотрел на Бонапарта во все глаза и не заметил взгляда девушки. В выражении его лица было нечто, поразившее ее. Лишь впоследствии она поняла, что глаза его смотрели на императора с искренним, нескрываемым восхищением.

В тот вечер их принимали в Тюильри. Сновали сотни лакеев в зеленых с золотом ливреях, в комнатах горделиво расхаживали блюстители порядка в шитых золотом мундирах; бросались в глаза сверкающие золотые цепи и медальоны пажей. Мундиры генералов и адъютантов своим великолепием превосходили наряды самых именитых гостей. Первый консул отсутствовал, но гостей принимали члены семейства Бонапартов и министр иностранных дел.

В толчее герцогиня обнаружила нескольких старых знакомых. Впрочем, она быстро устала, поскольку не отдохнула как следует после путешествия, и, к разочарованию Клеоны, домой они вернулись рано.

– Никогда не думала, что придется увидеть такое великолепие, – призналась она, усаживаясь в карету рядом с герцогиней.

Герцогиня хмыкнула.

– Ты не заметила, что у них толстые шеи, а ноги почти без подъема, – ответила она. – Породы в них не больше, чем в стаде коров.

– Мадам, в вас говорит предубеждение, – запротестовала Клеона. – Я слышала, как ваша знакомая, мисс Берри, говорила, что Тюильри стал пышнее прежнего.

– Мисс Берри – старая дева, готовая восторгаться любым мужчиной, если он хоть сколько-нибудь отличился, – заявила герцогиня. – Стоит мне только подумать о голубой крови, пролившейся по вине этих выскочек и узурпаторов, и вместо золота, сверкающего у них на мундирах и шеях, я вижу кости бедолаг, погибших ради того, чтобы их возвеличить.

– Мадам, не говорите так, – умоляюще сказала Клеона. – Вспомните, о чем предупреждал вас герцог.

– В карете никто меня не услышит, – ответствовала герцогиня.

– Сегодня я видела господина Фуше, – сказала Клеона. – Мне показал его Фредди.

– Вот как? – отозвалась герцогиня, – Не могу себе представить, чтобы король Англии или даже принц Уэльский в число приглашенных включил полицейского.

– Он маленького роста, рыжеволосый, с бледным одутловатым лицом и серыми глазками, – продолжала Клеона. – Одет он был как-то странно: в синий бархатный мундир и гусарские сапоги. Обликом напоминает хорька, но показался мне не таким страшным, как я себе представляла.

– Полицейский на торжественном приеме! – хмыкнула герцогиня. – Совершенно ясно, к чему мы идем, если такие личности появляются в приличном обществе.

Карета остановилась у особняка, и она решительно двинулась вверх по ступеням, высоко подняв голову с римским профилем. Клеона задержалась, чтобы поблагодарить кучера, а затем, входя в дом, – лакея, державшего для нее дверь открытой.

У себя в спальне после ухода горничной Клеона сразу же закрыла глаза, чтобы обдумать все события прошедшего дня. Ей вспомнилось, что герцог как-то умудрился не встретиться с ней взглядом. При одной только мысли о нем к девушке тотчас вернулось воспоминание о прикосновении его губ. Когда она засыпала, ей чудилось, что он держит ее в объятиях…

Утром, едва они успели проснуться, их уже ждали цветы и приглашения; стали прибывать и визитеры. Герцогиня велела, чтобы ее не беспокоили и держались подальше от ее спальни, но Клеона не смогла противиться возбуждению и, быстро одевшись, спустилась вниз.

Граф должен был повезти их кататься в Буа, но когда герцогиня заявила, что слишком устала, девушка присоединилась к группе других английских путешественников, собиравшихся посетить Лувр.

Утро она провела в состоянии полнейшего восторга от созерцания произведений искусства, захваченных при разграблении дворцов эпохи Возрождения и средневековых монастырей. Затем ее повезли по магазинам, но девушке удалось удержаться от траты денег, хотя искушений здесь было гораздо больше, чем на Бонд-стрит.

Вместе с герцогиней они были приглашены на ленч, побывали на двух послеполуденных приемах, а затем после краткого отдыха переоделись в вечерние туалеты и приготовились ехать в Мальмезон.

– Кто нас будет сопровождать? – спросила герцогиня у неожиданно появившегося Фредди, который еще не переоделся в панталоны до колен.

– Понятия не имею, мадам, – ответил он, – но думаю, что Сильвестру это известно. Он сейчас внизу.

– Так Сильвестр здесь?

Усталое морщинистое лицо засияло от радости. Через мгновение герцог вошел в комнату, и старая женщина протянула ему навстречу руки.

– Гадкий мальчишка! – воскликнула она. – Я не видела тебя уже Бог знает сколько времени. Где это ты безобразничал?

– В дюжине мест сразу, разумеется, – ответил герцог, целуя ей руку. – Я рад, что вы без меня скучали.

– Почему ты сегодня не можешь поехать с нами? – спросила герцогиня.

– Как я уже говорил вам, меня не приглашали, – ответил герцог, – и я думаю, намеренно! Граф устраивает вечер в ресторане или клубе с восхитительным названием «Le Dernier Chien». [65]65
  «Последняя собака» (фр.).


[Закрыть]Бог знает, что нас там ожидает, хотя я немного догадываюсь.

– Карточная игра и женщины, – чуть слышно вздохнула герцогиня. – Неужели тебе ничуть не надоело?

– Ничуть! – заявил герцог. – Не думаешь же ты, бабушка, что я так быстро состарюсь? Хотя, конечно, такой день настанет; это случается со всеми.

– Но неужели ты не можешь… – начала герцогиня, но сдержалась. – Если наши дела тебе и безразличны, то мне – нет. Кто нас будет сопровождать сегодня вечером?

– С вами будут два джентльмена, – пояснил герцог. – Маркиз де Берси и генерал Сандо. Он вполне молод и, по-моему, очарователен. Клеоне он будет приятным компаньоном.

Он говорил спокойно, по-прежнему не глядя на нее. Клеона заметила это.

– Что ж, надеюсь, мы не подведем тебя, – сказала герцогиня. – Все наши старания, мой дорогой Сильвестр, только ради тебя. Думаю, мы тебя не опозорим.

В это мгновение Клеона увидела, что герцог смотрит на нее так, словно видит впервые. От его взгляда не ускользнула ни одна деталь ее наряда. Платье, сшитое из белого газа, по которому были разбросаны крошечные цветы из сверкающих бриллиантов, плотно облегало фигуру и под грудью было перехвачено голубыми лентами. Они каскадом спадали до земли, гармонируя с голубыми бальными туфельками, слегка выглядывающими из-под кромки платья.

Горничная зачесала ей волосы высоко вверх, скопировав прическу с картинки из модного парижского журнала. Поскольку своих драгоценностей у Клеоны не было, герцогиня одолжила ей два гребня, каждый из которых украшала остроконечная бриллиантовая звезда, сверкающая и переливающаяся под лучами света.

Заметив, что взгляд герцога устремлен на них, она смутилась и быстро сказала:

– Мне одолжила их ее светлость. Прежде они находились в ожерелье, которое когда-то носила ваша мать.

Герцог протянул руку, словно хотел дотронуться до них, но тут же опустил ее.

– Звезды у вас в волосах, – мягко проговорил он. – И ваши глаза всегда сияют, словно звезды.

Он говорил так тихо, что в первое мгновение Клеона засомневалась, верно ли расслышала; затем он отвернулся и громко сказал:

– Идем, Фредди. Ни к чему заставлять графа ждать. Сегодня мы будем упиваться красотой и пороком, какого мир не видывал со времен Нерона.

– Боже! – воскликнул Фредди. – Если нам предстоит такая ночь, то, пожалуй, завтра утром мне не удастся повезти Клеону кататься к Сене.

– По-моему, это совершенно невероятно, – беспечно подтвердил герцог.

У самых дверей он отвесил поклон.

– Желаю удачного вечера, леди, – насмешливо произнес он. И нам, порядочным, и нам, непорядочным. Au revoir ct bonne nuil. [66]66
  До свидания и доброй ночи (фр.).


[Закрыть]

Слушая, как он смеется, проходя через холл, Клеона почувствовала, что в ней растет прежнее негодование. «Он отвратителен и таким был всегда», – сказала она себе и поняла, что ненависти уже не испытывает. Что бы он ни говорил, что бы ни делал, ничто больше не вызывало в ней яростного возмущения, а лишь каким-то, пока еще непонятным ей самой образом причиняло боль.

Они ехали в Мальмезон, весело переговариваясь с двумя сопровождающими. Маркиз, представитель старой аристократии, оказался вялым и довольно скучным собеседником. Генерал же был молод, энергичен, полон энтузиазма и не мог не понравиться Клеоне. Он горячо восхищался Наполеоном и вместе с тем не остался равнодушен к обаянию Жозефины Богарне. Генерал рассказывал, как она любит Мальмезон, она сама выбрала себе этот дом. Когда Наполеон уезжал на войну, она оставалась в этом маленьком замке, гуляла в парке, кормила собранных ею диковинных животных и ухаживала за цветами.

– В этом кроется одна из причин, почему ей так хочется увидеться с вами, мадам, – сказал генерал герцогине. – Она слышала, что ваш парк считается одним из красивейших в Англии, а цветники Мальмезона уже привлекли к себе внимание ботаников всего света. – Понизив голос, он добавил: – Построенные здесь оранжереи обошлись в девять тысяч восемьсот франков.

– Боже мой! – воскликнула герцогиня. – Разумеется, я слыхала о садах Мальмезона. Насколько мне помнится, только в прошлом году принц Уэльский вернул мадам Бонапарт растения, захваченные британскими военными кораблями, когда их везли во Францию.

– Это верно, – подтвердил генерал. – Великодушный жест его королевского высочества произвел на всех нас сильное впечатление.

Дворец оказался меньше, чем ожидала Клеона. Парадные комнаты были оформлены с необычайным вкусом. Каждая новая картина, каждый новый предмет обстановки были еще прекраснее увиденных прежде.

Их провели через несколько приемных комнат и, наконец, ввели в салон, где спиной к камину стоял Первый консул вместе с женой.

Первая мысль Клеоны была о Бонапарте: он еще ниже, чем она думала; вторая о Жозефине: она хоть и не красавица, но одна из самых пленительных женщин, каких ей довелось встречать в жизни.

После того, как было завершено представление, все за исключением Бонапарта уселись в кресла. Разговаривая, он ходил по комнате взад и вперед. Клеоне показалось, что он чувствует себя несколько неловко и, как это ни невероятно, герцогиня внушает ему некоторый страх.

С другой стороны, мадам Бонапарт, жестикулируя руками почти с неописуемой грацией, держалась свободно и естественно. Вскоре разговор вошел в дружелюбное русло и за обедом продолжался без тех неловких пауз, которые не редки на торжественных приемах.

Столовая была небольшой, а стол – узким, так что было легко разговаривать не только с соседями слева и справа, но и через стол. Подавались восхитительно вкусные блюда, и Клеона обнаружила, что ей трудно внимать любому из собеседников за исключением мадам Бонапарт. Все, что та говорила, казалось, завораживало находившихся рядом.

Когда обед закончился и мадам Бонапарт встала, собираясь выйти из комнаты, слуга объявил, что майор Дюан желает поговорить с Первым консулом по очень важному делу.

– Все дела, дела! – сердито заметила Жозефина. – Неужели от них никогда не будет покоя? Как хочется стать обыкновенными людьми, жить в поместье и принимать друзей без этих бесконечных вторжений!

– Дорогая, я ненадолго, – сказал Наполеон. – Через несколько минут я присоединюсь к вам.

– Я позабочусь о том, чтобы ты сдержал обещание, – ответила Жозефина и повела герцогиню и Клеону в салон.

Джентльмены, как это принято во Франции, последовали за ними. Герцогиня пожелала осмотреть спальню мадам Бонапарт, генерал и маркиз куда-то исчезли, так что Клеона осталась одна.

Она постояла, разглядывая расставленные на столе табакерки, украшенные бриллиантами, а затем через открытые стеклянные двери вышла в парк. Легкий ветерок, шелестевший листвой, разносил в воздухе аромат цветов. Девушка медленно шла по мягкой траве, то и дело останавливаясь полюбоваться красотой ярких цветов на клумбах вокруг дома. Она наклонилась, чтобы дотронуться до желтой азалии, и в этот момент услышала голос Наполеона, доносившийся откуда-то сверху.

– Как Фуше узнал об этом? – спросил он по-французски.

– Он посылал в дом герцога специального агента, топ General, [67]67
  Мой генерал (фр.).


[Закрыть]– ответил мужской голос.

– В Лондон? – спросил Наполеон.

– Да, mon General. В дом на Беркли-сквер.

Клеона на мгновение застыла на месте, а затем подошла чуть ближе. Голоса явственно доносились из открытого окна. Она сообразила, что Бонапарт, видимо, разговаривает с тем самым майором Дюаном, который приехал сюда «по важному делу».

– Продолжайте, – раздраженно сказал Наполеон. – Что произошло?

– Этот агент месье Фуше устроился в доме герцога лакеем, – говорил майор. – Он воспользовался потайным ходом и подслушал разговор герцога с одним из приятелей. То, что агент сообщил месье Фуше, совершенно ясно доказывает, что герцог обманывает графа Пьера д'Эскура, притворяясь, будто очень нуждается в деньгах.

Наступило минутное молчание.

– Mon Dieu! Ну почему у меня на службе состоят недотепы? – бросил Наполеон.

– Месье Фуше считает, что граф сделал все, что мог, но был обманут герцогом, – отозвался майор Дюан.

– Это очевидно, – отрезал Наполеон. – Что ж, ничего не поделаешь. Начинайте заново.

– Месье Фуше прислал вам, mon General, список агентов, которыми мы уже располагаем в Англии. Он думает, что стоит обратить внимание на одного из них, помеченного в списке особо, и просил вас высказать свои соображения по этому поводу.

– Да, да, я подумаю, но не сейчас, – отозвался Наполеон.

– Mon General, а что нам делать с герцогом?

– С герцогом? Боюсь, он уже слишком много знает. Такая опасность всегда существует, не так ли? – сказал Наполеон. – Избавьтесь от него, Дюан.

– Немедленно, mon General?!

– Немедленно, – подтвердил Наполеон. – Но учти, никаких следов насилия. Британцы ничего не должны заподозрить.

– Тогда что вы предлагаете, mon General?

– Глупец! Неужели я должен все растолковывать? – вспылил Наполеон. – Он ведь пьет, верно? Столкните его в Сену и подержите подольше голову под водой. Оступился в темноте, и все. Такое может случиться с каждым, кто перепил и не соображает, куда идет.

– Да, mon General. Все будет выполнено незамедлительно. А как быть со списком?

– Оставьте его на столе в библиотеке. Я должен вернуться к дамам.

– Да, mon General.

Клеона услышала, как хлопнула дверь; Бонапарт явно был в ярости, покидая комнату. Она постояла, дрожа, потом двинулась обратно в сторону салона. В этот миг она увидела майора Дюана. Он входил в другую стеклянную дверь на террасе, по-видимому, чтобы выполнить распоряжение Наполеона и оставить в библиотеке упомянутый список.

Она вспомнила разговор, который так же, как и агент Фуше, подслушала на потайной лестнице.

Подчиняясь внутреннему порыву, едва ли осознавая, что делает, Клеона обошла дом вокруг и оказалась у другого окна. Сквозь открытые рамы она увидела комнату, заставленную книжными полками, и майора Дюана, в этот момент выходившего оттуда. В одно мгновение девушка подхватила юбку и перелезла через низкий подоконник. Она схватила лист со списком с огромного стола красного дерева посередине комнаты, куда его положил майор. На кресле лежал темный плащ. Клеона взяла его, ибо, забираясь в комнату, порвала тонкую ткань платья.

Она вновь выбралась наружу и быстро вернулась к фасаду здания. Перед парадной дверью конюх держал под уздцы великолепного коня.

Клеона глубоко вздохнула и, перекинув плащ через руку, чтобы прикрыть прореху на платье, подошла к конюху.

– С майором Дюаном произошел несчастный случай, – сказала она тихо, чтобы не слышали караульные у дверей. – Он просит вас подойти к нему. Майор подвернул ногу в парке, и теперь ему неловко ковылять к дому. Помогите ему. Вы найдете его вон там.