Текст книги "Цветок пустыни"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Может быть, тебе нездоровится, – забеспокоилась Марта.

– Нет, совсем нет, – поспешила заверить ее Вита. – И, пожалуйста, скажи мистеру Девенпорту, что мы выедем завтра осматривать Помпеи сразу после завтрака.

– Обязательно скажу. Спокойной ночи, и храни тебя Господь! – сказала Марта.

– Спокойной ночи, милая Марта, – отвечала ей Вита, невольно испытывая грусть от близкой разлуки с дорогой нянюшкой.

Она вновь откинулась на подушки, дожидаясь, пока Марта не выйдет из комнаты.

Девушка заранее все это продумала, чтобы обеспечить себе хоть немного времени до того, как ее хватятся.

Хотя по расписанию пароход должен был отойти от пристани в семь тридцать, Вита понимала, что, вполне возможно, они могут и задержаться. Итальянцы, как она могла судить по своему, пока еще не слишком богатому опыту, редко что делали вовремя.

Итальянцы жили легко и не любили спешить и суетиться. Они умели радоваться жизни и были вполне довольны ею. А неаполитанцы особенно славились своей независимостью. Они предпочитали жить по своим собственным правилам и законам, отказываясь подчиняться кому бы то ни было, а тем более иностранцам.

Подобная позиция, к сожалению, создавала определенные трудности для приезжих, так как жизнь здесь приобретала некоторый элемент неопределенности, а отношение со стороны местных жителей подчас воспринималось как неучтивость.

Впрочем, все это сейчас не слишком волновало Виту. Единственное, что ей было необходимо, – это чтобы пароход, на котором она собиралась отправиться в свое рискованное путешествие, покинул порт и направился в свой путь по водам Средиземного моря раньше, чем будет обнаружено ее исчезновение из гостиницы.

Тогда уже ни леди Кроун, ни Эдуард Девенпорт, ни Марта ничего не смогут поделать.

Наконец саквояж был уложен, письмо написано, и Вита подошла к окну и раздвинула занавески.

Над ней раскинулось черное южное небо, усыпанное, будто бархат бриллиантами, огромными сверкающими звездами.

На небе не было луны, но света звезд, отраженных в черном зеркале спокойного моря, было вполне довольно, чтобы различить ровные полукруглые очертания берегов Неаполитанского залива. По берегам тут и там поблескивали огоньки в окнах маленьких домиков. Взбираясь вверх по горам, эти огоньки казались россыпью драгоценных камней, брошенных здесь, на черном покрывале ночи, горными гномами.

Теплый, ласковый ветерок обдувал горячие щеки девушки, которая внезапно ощутила волну небывалого возбуждения, поднимающуюся из самой глубины ее жаждущего приключений сердца.

Первый раз в своей жизни ей предстояло действовать по своему собственному разумению – делать именно то, что она хотела, не оглядываясь на родителей, гувернанток, няню или даже слуг, не спрашивая ни у кого совета, не подчиняясь ничьей воле.

Вита нисколько не испытывала сейчас стыда или чувства вины за то, что ей пришлось кого-то обманывать.

Она ни за что бы так не поступила, если бы ее отец не вынуждал ее к ненавистному браку с человеком, который не вызывал у нее ничего, кроме отвращения. «У меня просто не осталось другого выхода», – говорила Вита себе.

Она сразу, с самого начала, знала, что никакие доводы не помогли бы ей убедить отца. И сколько бы Вита ни умоляла его не отдавать ее замуж за лорда Бэнтама, она лишь потеряла бы время. Раз он решил, что этот брак для нее – самое лучшее, что можно себе представить, переубедить его было бы просто невозможно.

А жить с лордом Бэнтамом – теперь Вита была уверена в этом – она бы ни за что не смогла: уж лучше было сразу покончить с собой.

Ведь тогда пришел бы конец всем ее надеждам на счастье, всем ее мечтам о прекрасной, волшебной любви, которая, она знала, где-то ее ждет.

Вита уже не помнила, сколько ей было лет, когда она впервые начала мечтать о мужчине, которого смогла бы полюбить всем сердцем и который обязательно однажды полюбит ее.

Мысли о нем никогда не оставляли ее, даже когда она не отдавала себе в этом отчета. Она представляла его себе – человека, отличающегося от всех известных ей в жизни мужчин, воплотившего в себе все качества, которые она хотела бы видеть в своем возлюбленном муже. Такому человеку она бы принадлежала всей душой и телом навеки, до самой смерти.

Возможно, из-за того, что Вита с самого детства была прелестна и обещала стать настоящей красавицей, все ее гувернантки считали себя обязанными раскрывать перед ней красоту мира, рассказывать обо всем прекрасном, что только существовало на этом свете.

Она узнала о Тадж-Махале, этой поэме в камне, который был выстроен мужчиной для своей любимой, о картинах Боттичелли, воспевающих юность и красоту; она читала поэмы и стихи, написанные теми, кто познал высшую любовь и страдание. Все это вызывало в душе у девушки восторг, заставляло ее мечтать о самых возвышенных и прекрасных чувствах.

Когда Вите было тринадцать, она впервые прочитала стихи лорда Байрона просто потому, что одна из ее гувернанток сказала, что ей еще рано читать такие вещи.

Она читала стихи Шелли и Китса и с жадностью набрасывалась на любой роман о любви, который тем или иным путем попадал ей в руки.

В библиотеке отца было несколько таких романов, но в основном ей одалживали книги ее подруги, которые, понимая, что не совсем хорошо читать такие сомнительные книги, говорили при этом: «Только ничего не говори своей маме».

Это были романы, над которыми не одна девочка проливала жгучие слезы и печально вздыхала, понимая, что ей вряд ли придется испытать в жизни такую великую любовь, о которой рассказывалось в этих романах и которая, в традициях времени, обычно заканчивалась безутешными рыданиями у смертного ложа безвременно скончавшихся от болезни или раны возлюбленного или возлюбленной.

Виту, однако, никоим образом не могли вдохновить такие романы. Она хотела жить полнокровной жизнью и мечтала встретить, подобно своей кузине Джейн, прекрасного возлюбленного, любить и быть любимой до конца своих дней.

Она плохо себе представляла, что она почувствует, когда он заключит ее в свои объятия и станет целовать, но в одном она была совершенно уверена – это будет совсем не похоже на то ощущение гадливости и омерзения, которое охватывало Виту, когда ее касался лорд Бэнтам.

Множество мужчин целовали ей руку и шептали слова восхищения и страстные признания во время танцев на балах или во время прогулки по вечернему, освещенному фонариками, летнему саду.

Но она никогда никому не позволяла поцеловать себя в губы, так как давно уже для себя решила, что сохранит себя только для того мужчины, которого полюбит и назовет своим мужем.

И теперь она с отчаянием думала, что если кузина Джейн ей не поможет, то единственным мужчиной, которому достанется ее первый поцелуй, может оказаться лорд Бэнтам.

«Я ненавижу его! – подумала Вита, в ярости сжимая руки. – Ненавижу! И никогда не достанусь ему!»

Но она верила, знала, надеялась, что где-то под этим ночным звездным пологом, за этими шепчущими о любви и нежности волнами, может быть, на краю земли, есть человек, для которого она могла бы стать единственной желанной и страстно любимой, как и он для нее.

Она чувствовала, что должна отправиться в путь, выйти ему навстречу, и, может быть, он услышит ее зов и приблизит мгновение их встречи.

Вита ощущала себя так, словно все ее существо рванулось вверх в единой мольбе, которая должна была пронзить пространство и время и долететь до сердца того, кого она пока еще не знала, но к кому всей душой рвалась навстречу.

– Приди! Найди меня! Позволь мне найти тебя! – повторяла Вита про себя эти слова, как заклинание. – Позволь мне узнать любовь такой, какой она должна быть… частью всего самого прекрасного в мире… моря… звезд… неба и солнца, которое взойдет завтра, чтобы осветить мою новую жизнь.

Ей показалось, что голос ее души должен был достичь самых дальних уголков мира – такую веру и силу она вложила в эту молитву. Девушка вслушивалась в тишину, втайне ожидая услышать ответ… но лишь безмолвие ночи и ощущение пустоты и одиночества стали ей ответом.

– Я одна! Совсем одна! – прошептала Вита, обхватив себя руками, чтобы справиться со вдруг охватившей ее дрожью.

Внезапно ей стало очень страшно. Что ждет ее завтра?

Глава третья

Корабль легко разрезал лазурные волны моря, весело сверкавшие в лучах утреннего солнца. Сильный ветер сдувал с высоких волн белые пенные барашки и бросал соленые брызги в лицо пассажирам, стоящим на раскачивающейся под ногами палубе.

Синьор Дайри еще перед самым отплытием, глядя на волнующееся море, довольно мрачно заметил, что их ждет нелегкий путь до Афин, куда пароход должен был зайти по пути в Бейрут.

Однако его сообщение ничуть не расстроило Виту. Девушка легко переносила морскую качку. Волнение Адриатического моря никак не сказалось на ее самочувствии, хотя почти все женщины на борту судна лежали в своих каютах и были не в силах подняться.

Сейчас она стояла возле борта, наблюдая, как исчезает в утреннем тумане берег Неаполитанского залива, и раздумывая о том, обнаружили ли уже в гостинице ее отсутствие. Впрочем, девушка не любила предаваться бесплодным раздумьям. У нее были другие дела. Поэтому, обращаясь к своему сопровождающему, она заявила не терпящим возражения тоном:

– Полагаю, мы могли бы уже начать наши уроки арабского прямо сейчас. У нас очень мало времени, а я бы хотела выучить как можно больше.

Едва они устроились в защищенном от ветра месте и начали урок, Вита сразу поняла, что синьор Дайри не питает больших надежд на то, что она в состоянии будет что-либо усвоить за то время, которое у них оставалось до Бейрута. Тем не менее она была настроена весьма оптимистично.

Девушка уже говорила по-французски, по-испански и по-итальянски, а также немного по-немецки.

Конечно, гордиться тут было нечем, особенно когда она вспомнила, как кто-то рассказывал ей о том, что кузина Джейн в совершенстве владела девятью языками!

Однако уже через несколько часов скепсис синьора Дайри сменился искренним восхищением той быстротой и легкостью, с которой Вита, благодаря хорошей памяти, усваивала новые слова и целые фразы.

Синьор Дайри рассказал девушке, что его отец был арабом, мать – итальянкой и что они жили в Сирии до тех пор, пока не умер отец. Ему тогда исполнилось девятнадцать. После смерти отца они с матерью переехали жить в Неаполь.

Вита немедленно забросала его вопросами о бедуинах, и, к ее полному удовольствию, он смог ответить почти на все вопросы, которые ее занимали.

Так, к большому своему облегчению, она узнала, что рассказы кузена Бевила о жестокости и дикости бедуинов, а также о кровной вражде между ними были сильно преувеличены. И что войны между племенами вовсе не велись с такой бездумной беспощадностью, как это следовало из его рассказов.

Бедуины были вооружены в основном копьями и очень старыми кавалерийскими седельными пистолетами, от которых чаще было больше шуму, чем крови. К тому же между многими племенами существовала договоренность о возмещении убытков за раненых и убитых.

– Этот штраф за кровь, – пояснил синьор Дайри, – во всех племенах свой. Так, например, если кто-нибудь из анизов убьет аниза, то он должен будет заплатить пятьдесят верблюдиц, одного делюта – это обученный верховой верблюд, затем еще кобылу, одного черного раба и ружье.

– А что будет, если одержавший победу враг не захочет платить? – спросила заинтересованная Вита.

Синьор Дайри, казалось, был потрясен одним только этим предположением.

– Но это вопрос чести для любого араба! – воскликнул он. – Когда племя должно другому за смерть человека или животного, эта плата выплачивается всегда, и неважно, сколько времени может пройти после убийства.

– Это кажется вполне цивилизованным способом ведения войн, – заметила Вита с улыбкой.

– Во всяком случае это предотвращает ненужное кровопролитие, – согласился с ней синьор Дайри.

Вита, конечно же, заинтересовалась жизнью женщин-бедуинок и принялась расспрашивать своего собеседника о свадебных церемониях, а также о положении женщины в семье. «Правда ли, – спрашивала она, – что с женщинами бедуины обращаются как со своим имуществом?»

Синьор Дайри сначала как следует обдумал свои слова, прежде чем довольно осторожно ответить:

– Пока девушка не замужем, она пользуется гораздо большим уважением, чем замужняя женщина. Ведь для отца большая честь и немалая выгода, если у него в семье есть девственницы.

– А после свадьбы? – спросила Вита.

– А затем она живет только для того, чтобы всячески услаждать своего мужа, – просто ответил синьор Дайри.

Такое существование показалось Вите слишком безрадостным. Но затем она вспомнила, как Бевил говорил о кузине Джейн, что та стала прекрасной женой бедуина, обожает своего мужа и абсолютно с ним счастлива, причем полностью подчиняется ему, что никогда не было ни с одним из ее европейских мужей или любовников.

«Она с удовольствием носит голубые хлопчатобумажные платья, – рассказывал Вите Бевил, – обычную одежду бедуинской женщины, и даже ходит босая. Ей это нравится».

Вита с трудом могла в это поверить, особенно вспомнив, как ее родственники описывали дорогие роскошные наряды и драгоценности кузины Джейн, которые дарил ей король Людвиг, а также другие мужчины, обожавшие ее и домогавшиеся ее любви.

Тетушки и кузины Виты также часто говорили об исключительной элегантности и экстравагантности этой женщины, а также о ее взбалмошности и эксцентричности. Так что почти невозможно было представить, что она могла настолько потерять голову от любви, что была готова во всем покорно слушаться своего мужа, подобно женщинам его собственного народа.

Вита не могла отделаться от ощущения, что кузен Бевил все несколько преувеличил, и думала о том, как было бы интересно посмотреть на все самой.

И вот теперь ей представляется такой шанс. Но, даже стоя на борту корабля, идущего в Бейрут, Вита не могла до конца поверить, что ей удастся ее предприятие и она наконец увидится с кузиной Джейн и сможет попросить у нее помощи в решении своих нелегких проблем.

Вите все еще не верилось, что корабль, чья палуба сейчас тяжело раскачивалась у нее под ногами, все дальше уносит ее и от леди Кроун, и от ее отца, и что она теперь, если не считать помощи синьора Дайри, почти полностью предоставлена самой себе.

Действительно, это было самое безумное и восхитительное приключение в ее жизни, которое она вообще могла себе вообразить.

Весь день Вита заставляла синьора Дайри заниматься с ней арабским, лишь иногда прерываясь и давая ему немного отдыха. Но и тогда она забрасывала его вопросами о жизни самих бедуинов, и особенно об их великолепных лошадях, о которых хотела знать все.

Вита понимала, что единственное, что могло бы хоть как-то смягчить гнев ее отца, когда ей все же придется вернуться в Англию и покаяться в своем проступке, – это интересные и полезные сведения об арабских скакунах.

А синьор Дайри, как оказалось, мог очень многое рассказать ей такого, о чем ни она, ни ее отец никогда не слыхали.

– Я уверена, что моя кузина, достопочтенная Джейн Дигби, владеет прекрасными лошадьми, – заметила она по ходу рассказа.

– О да! У нее прекрасные лошади! – с воодушевлением воскликнул синьор Дайри. – Шейх Абдул Меджул эль-Мезраб разводит и покупает только лучших, чистокровных арабских лошадей для своего племени, а его жена скачет на кобыле, которая является предметом зависти всего Дамаска!

И он продолжил рассказ о породистых чистокровных арабских скакунах.

– В холке они должны иметь рост в четырнадцать-пятнадцать ладоней, – говорил синьор Дайри. – И, насколько мне известно, голова чистокровного скакуна арабских кровей пропорционально больше, чем у английской лошади.

– Мой отец всегда говорил, что уши у чистокровных арабов имеют красивую форму, – заметила Вита.

– Это так, – улыбнулся синьор Дайри, – и хвост чуть приподнят вверх и на шаге, и на галопе. Это один из признаков чистокровной породы.

Едва они заговорили о лошадях, Вита вспомнила, что когда она только поднялась на борт парохода в Неаполе, то увидела, как какую-то лошадь вели вниз, в трюм.

Тогда она не обратила на лошадь особого внимания. Ее больше всего беспокоило, отойдет ли пароход вовремя и не хватятся ли ее раньше времени в гостинице.

Однако теперь, после того как они отплыли из Афин и море казалось даже еще более бурным, чем оно было с утра, она сказала синьору Дайри:

– Я знаю, что на борту есть лошадь. Интересно, она тоже арабских кровей?

– Да, разумеется, – отвечал он. – Я видел ее утром еще до того, как вы прибыли на корабль. Это жеребец шейфи.

– А что это значит?

– Это линия чистокровных арабов, которые существуют сейчас только в королевских конюшнях Италии, – торжественно произнес синьор Дайри. – Они ведут свое происхождение прямо от породы бинт-эль-ахвей, которых разводили еще Кейланы, хорошо известные среди первых последователей пророка Магомета.

– Расскажите мне побольше об этих лошадях, пожалуйста, – попросила Вита.

– Шейфи – это великолепная чистокровная порода, и только одно племя владеет чистокровными жеребцами этой линии. Это племя шейха Шаалана эль-Хассейна, одна из ветвей шаммеров.

– Врагов анизов, – быстро добавила Вита.

Синьор Дайри не стал возражать.

– Я должна увидеть эту лошадь, – решительно заявила Вита.

– О, это чудесное животное, – восторженно сказал синьор Дайри. – Я думаю, его привозили специально в королевские конюшни, чтобы покрыть кобыл.

– Так давайте спустимся и посмотрим на него прямо сейчас, – нетерпеливо предложила девушка.

Ей хотелось как можно скорее увидеть это благородное животное.

Похоже было, что на палубе не было в этот момент никого, у кого они могли бы спросить разрешение спуститься вниз, поэтому синьор Дайри, который был хорошо знаком с расположением помещений на пароходах, как пассажирских, так и грузовых, бороздящих воды Средиземного моря, помог Вите спуститься в трюм по узкому трапу.

Здесь пахло машинным маслом и было довольно грязно, но, насколько Вита могла судить, этот пароход был одним из самых больших из всех тех, что плавали до Бейрута, а также гораздо быстроходнее многих из них.

Несмотря на уверения служащего конторы в Неаполе, на пароходе было довольно мало удобств. Ее каюта оказалась обставленной более чем скромно, и Вита не сомневалась, что матрас на койке именно такой жесткий и неудобный, каким казался на первый взгляд.

Впрочем, Вита почти не обращала внимания на такие мелочи. Главное – она могла делать все, что хотела, и ехать туда, куда задумала. Это ощущение свободы было для нее важнее всего, оно пьянило, от него слегка кружилась голова.

Пробираясь сейчас по узкому помещению трюма, едва удерживаясь на ногах от качки, девушка думала о том, в какой ужас пришла бы ее мама, если бы только узнала, где находится и что делает в этот момент ее дочь.

Наконец они добрались до кормы и обнаружили, что жеребца поместили в наспех сколоченное стойло. Его большие темные глаза внимательно и дружелюбно смотрели на приближающихся людей.

Это был великолепный гнедой жеребец пятнадцати ладоней в холке, с большими черными ушами, белыми бабками и большим белым пятном на носу.

– Он великолепен! – прошептала в восторге Вита.

Синьор Дайри похлопал жеребца по шее, и в этот момент девушка осторожно погладила его по носу.

– Не бойтесь, – подбодрил ее синьор Дайри. – Все арабские чистокровки очень нежные и ласковые создания. Они совершенно не боятся человека и даже, когда свободно пасутся, позволяют подойти к себе, погладить или оседлать.

– Я и не знала об этом, – прошептала Вита, не в силах отвести восторженных глаз от красавца коня.

– Арабы не только невероятно ласковые лошади, но и очень отважные. Эти свойства они получили частично от предков, а частично потому, что у них нет никаких причин для страха. Жизнь коня здесь ценится порой гораздо выше жизни человека, – продолжал свои объяснения синьор Дайри.

Он улыбнулся, видя восторг в глазах девушки, и продолжил свою лекцию:

– Они так привязаны к человеку, что часто доставляют массу хлопот и неудобств, когда норовят потереться о плечо своего хозяина или следуют за ним по пятам. Иногда от них бывает очень трудно отделаться.

– Какая прелесть! – воскликнула Вита.

Тем временем жеребец, как бы в подтверждение этих слов, принялся тереться носом о плечо Виты, и она почувствовала, что ему нравится быть в центре внимания. Между тем Вита внимательно осмотрела неудобное стойло, в которое поместили жеребца, и с недоумением произнесла:

– Вы заметили? Здесь нет воды. И я не вижу никакой еды! Как же так можно!

– Да, действительно, вы правы, – кивнул синьор Дайри. – Я видел возле коня одного бедуина, когда садился на пароход. Там был еще кто-то, видимо, слуга, кажется, итальянец. Они должны были бы позаботиться об этом красавце.

– Узнайте, где они поселились, – распорядилась Вита. – Я уверена: лошадь голодна и мучается от жажды, раз весь день о ней никто не позаботился.

Синьор Дайри, не возразив ни слова, послушно направился искать нерадивых слуг, забывших о коне. Вита осталась с жеребцом. Она внимательно разглядывала его, стараясь запомнить все его характерные особенности, предвкушая, как будет рассказывать отцу о том, что она видела настоящего шейфи.

Синьор Дайри что-то задерживался, но Вите не было скучно.

Наконец он появился. По его виду можно было понять, что не все обстоит так просто, как ей казалось.

– Тот бедуин, который обязан присматривать за лошадью, страдает от морской болезни. Я нашел его с огромным трудом. Он не может двигаться и вообще мало что соображает – так ему плохо. Он лежит на своей койке и стонет.

– А другой, итальянец? – спросила Вита.

– Он был послан в качестве сопровождающего из королевских конюшен, однако сомневаюсь, что он годится на то, чтобы ухаживать за такой лошадью.

– Что вы имеете в виду? – удивилась Вита.

– Попросту говоря, синьорина, он напился до чертиков. Он также плохо переносит качку и таким образом решил лечиться или, по крайней мере, забыть о морской болезни.

– Как это отвратительно! – воскликнула возмущенная девушка. – Как это возможно, чтобы кто-либо, владеющий таким изумительным конем, так безобразно ухаживал за ним!

– Шейх Шаалан не был бы в восторге от поведения своего слуги, – покачал головой синьор Дайри, – однако его нет здесь, чтобы увидеть, что происходит.

– Что ж, тогда мы сами должны позаботиться об этой лошади, – заявила Вита. – Не знаете, где можно было бы раздобыть ведро?

Ее спутник, казалось, был очень удивлен вопросом девушки.

– Полагаю, синьорина, нам не следует вмешиваться. И уж во всяком случае вам не подобает заниматься этим собственноручно, ведь вас это совершенно не касается.

– Касается, когда я вижу, как плохо обращаются с животными, – резко возразила Вита. – Если вы думаете, что я могу спокойно обедать и думать, что этот конь мучается от жажды и голода, вы глубоко заблуждаетесь на мой счет!

Девушка заметила легкую улыбку на губах синьора Дайри и подумала, что он наверняка решил, что она – одна из тех ненормальных англичанок, которые заботятся о своих животных гораздо больше, чем о собственных детях. Но ее мало волновало, что он будет думать на этот счет.

Не обращая внимания на недовольное лицо синьора Дайри, Вита заставила его все же найти деревянную бадью и дать коню воды. Затем, после некоторых поисков, она обнаружила сзади стойла большой тюк с фуражом, видимо, приготовленный для коня.

Когда конь с жадностью начал пить воду, у девушки не осталось никаких сомнений, что его действительно мучила жажда.

Жеребец выпил целую бадью, и Вита снова отправила теперь уже не на шутку возмущенного синьора Дайри принести еще воды.

Затем она покормила коня и, только когда наконец убедилась, что с ним все в порядке, поднялась с синьором Дайри на верхнюю палубу.

Во время обеда ее спутник немного остыл от своей обиды. Видимо, он считал для себя унизительным выполнять распоряжения какой-то юной англичанки.

Вита забросала его вопросами о Сирии, и он с охотой принялся рассказывать ей обо всем, что сам знал.

Девушка, в свою очередь, попыталась смягчить его, высказывая ему самую горячую благодарность за то, что он делится с ней своими знаниями и опытом.

С самого начала он ясно дал ей понять, что путешествие от Бейрута до Дамаска – весьма дорогостоящая затея. Они должны были обезопасить себя от нападения разбойничьих банд, подстерегающих беззащитных путешественников, а кроме того, Вита сразу же заявила, что ей нужны самые лучшие и быстрые лошади, чтобы путь оказался не слишком долгим.

Сидя в этот вечер на палубе и любуясь серебристой лунной дорожкой, дрожащей на волнах, Вита с облегчением думала, что до прибытия в Бейрут оставалась всего одна ночь.

Завтра рано утром они покинут корабль, и синьор Дайри заверил ее, что едва они сойдут на берег, как он тут же найдет самых быстрых лошадей и охрану, чтобы доставить ее как можно скорее и безопаснее в Дамаск.

Из разговора за обедом Вита, к своему огромному удивлению, поняла, что синьор Дайри относится к возможным опасностям, подстерегающим их на этом пути, гораздо серьезнее, чем она могла себе представить.

Испугавшись, что он, в конце концов, струсит и надумает бросить ее и вернуться назад в Италию, Вита решила отвлечь его беседой на другие темы.

– Расскажите мне о том, как проводятся свадьбы у бедуинов, – попросила она, зная, как любит синьор Дайри слушать самого себя.

– Многие бедуины довольствуются всего одной женой, – отвечал он. – А сама церемония очень проста.

– И как это происходит? – настаивала Вита, чувствуя, что на этот раз синьор Дайри не расположен к рассказам.

– Обычно спустя пять или шесть дней после обручения – тэйлаба – жених приходит в шатер к отцу невесты с ягненком в руках и в присутствии свидетелей перерезает ему горло. Как только кровь прольется на землю, брак считается совершенным.

– А устраивают они свадебную трапезу?

– Да, конечно, потом устраивается очень большое застолье. Много гостей, много еды, много песен. Вскоре после захода солнца жених приходит в шатер, который ставится для него вдали от остального лагеря. Там он закрывается и ждет прибытия невесты.

Вита улыбнулась.

– Я бы сказала, что все должно быть как раз наоборот. Именно невеста должна ждать жениха.

– Нет, разумеется. Смущенная невеста пытается спрятаться где-нибудь, а остальные члены племени ее ловят. Наконец девушку хватают, и женщины торжественно препровождают ее в шатер жениха.

– И она им покоряется?

– Все ожидают, что она станет кричать и вырываться, – улыбаясь, ответил синьор Дайри, – потому что именно так подобает себя вести скромной, застенчивой девушке. Иногда она сопротивляется так сильно, что жениху приходится побить ее, чтобы заставить подчиниться своей воле.

Вита подумала, что этот обычай кажется слишком уж примитивным и грубым, но ничего не сказала.

После обеда и прогулки по палубе Вита, пожелав своему спутнику спокойной ночи, отправилась спать.

Уже засыпая, она подумала о коне, стоящем в одиночестве внизу в трюме. Все ли у него в порядке?

Если бы они не напоили и не накормили его, он бы сейчас мучился от жажды и голода. И еще она подумала, как бы рассердился ее отец, если бы какая-то из его лошадей так страдала по вине одного из грумов.

Девушка решила, что, если у нее будет время, она утром обязательно спустится вниз, чтобы проведать лошадь перед тем, как они прибудут в Бейрут.

Однако она проснулась слишком поздно и у нее осталось время только на то, чтобы одеться и привести себя в порядок. Едва она закончила сборы, как в ее дверь постучал синьор Дайри и сообщил, что корабль прибывает в порт.

Вита поспешила на палубу и едва не задохнулась от восторга, потрясенная красотой величественных гор, возвышающихся над небольшим портовым городком. Их высокие, покрытые снегом вершины, освещенные солнцем, сверкали ослепительней бриллиантов.

Цветущие миндальные и персиковые деревья подобрались к самому берегу, и утопающий в их белоснежно-розовых цветах город со своими белыми приземистыми домами с плоскими крышами показался Вите необыкновенно привлекательным и по-восточному колоритным.

– Как вы думаете, с лошадью все в порядке? – спросила она у синьора Дайри, когда он присоединился к ней на палубе.

– Могу лишь предполагать, что его сопровождающий наконец пришел в себя, – отвечал он довольно равнодушно.

– Думаю, вы должны найти его и высказать все о том, как безобразно он поступил, бросив лошадь без воды и пищи, – заявила Вита. – В конце концов, единственное, что от него требовалось, раз уж он не мог сделать этого сам, – попросить кого-нибудь поухаживать за жеребцом. Он же не сделал даже этого.

– Не думаю, что разумно делать замечание слуге шейха Шаалана, – заметно нервничая, сказал синьор Дайри.

– Похоже, вы боитесь этого шейха, – поддела его Вита.

– Это очень могущественный человек, синьорина, да будет вам известно.

– Я все же полагаю, что кто-то из нас должен обязательно поговорить с его человеком, – стояла на своем Вита. – Ведь если он когда-нибудь еще совершит нечто подобное, это может стоить жизни какой-нибудь другой ценной лошади.

Синьор Дайри ничего не ответил, и она поняла, что он не желает вмешиваться в то, что считает не своим делом.

И еще она подумала, что, может быть, ее проводник боится ссориться с одним из могущественных племен бедуинов. Ведь он также принадлежал к одному из этих племен, и у него могут быть свои причины держаться в стороне.

В то же время Виту приводила в ярость мысль, что кто-то может так безобразно обращаться с животным. Она не сомневалась, что, если бы путешествие продолжалось дольше, этот негодяй так бы и валялся в каюте, жалуясь на морскую болезнь, и его нисколько не заботило бы, что лошадь, которую доверили его заботам, мучается от жажды и голода.

Она прекрасно понимала, что синьор Дайри сейчас стоит перед нелегким выбором, что хуже для него – потерять лицо, отказываясь разбираться с грумом, или навлечь на себя гнев могущественного шейха своим вмешательством в его дела.

Когда корабль уж почти подошел к причалу, синьор Дайри издал возглас облегчения.

– Все в порядке, синьорина! – воскликнул он. – Вам больше не надо беспокоиться об этом жеребце.

– Почему же? – нахмурившись, спросила Вита.

– Я вижу шейха Шаалана, – отвечал синьор Дайри. – Он прибыл сюда собственной персоной. Так что можете быть абсолютно уверены – с этого момента за конем будет самый прекрасный уход.

– А где он? – заинтересовалась Вита.

Синьор указал на стоящего чуть в стороне от основной толпы, ожидавшей прибытия парохода на причале, высокого аравийца, одетого в традиционный белый комбар – так называлось длинное белое одеяние бедуинов. Поверх него был накинут черный аббас, вышитый золотом, который придавал ему строгий и торжественный вид.