Текст книги "Кухня"

Автор книги: Банана Ёсимото

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– Не знаю.

– Тебе не мешало бы об этом подумать, – с улыбкой сказал он.

– Я так и собираюсь сделать, – ответила я.

Возвращаясь домой, мы шли через парк. Сквозь ветви деревьев был отчетливо виден дом Танабэ.

– Я живу там, – сказала я и показала пальцем.

– Здорово, совсем рядом с парком. Я бы вставал в пять утра и отправлялся на прогулку, – улыбнулся Сотаро.

Поскольку он был очень высоким, я всегда смотрела на него снизу вверх. «Какой же он ребенок», – думала я, глядя на него сбоку. Ему, несомненно, хотелось бы вытянуть меня, переселить в другую квартиру и вернуть в школу. Мне нравилась его прямолинейность, но при этом я не могла ее принять, за что себя ненавидела. В те давние времена.

Он был старшим сыном в большой семье. Меня он привлекал тем, что, сам того не понимая, унаследовал от своей семьи ее лучезарность. Однако почему-то теперь мне была нужна странная озаренность и спокойствие дома Танабэ, – что я даже не пыталась ему объяснить. Это и не было особенно необходимым, но я понимала, что сделать это невозможно. Мне было грустно оттого, что я такая, как есть.

– Ну, пока!

Горячая душа, глубоко скрытая в моей груди, продолжала вопрошать зрачками моих глаз.

– Остаются ли у тебя какие-то чувства ко мне? – с улыбкой спросил он, но ответ уже читался в его глазах.

– Конечно остаются, – ответила я, и, пожав руки, мы расстались.

И это ощущение улетучилось куда-то в беспредельность и потом растворилось.

Когда в ту ночь я смотрела видео, отворилась дверь и вошел Юити, держа в руках большую коробку.

– С возвращением, – приветствовала его я.

– Я купил компьютер, – радостно сообщил Юити.

В последнее время до меня дошло, что жильцы этого дома одержимы болезненной страстью к покупкам. К покупкам крупных вещей. В основном электроники.

– Здорово! – сказала я.

– Тебе что-нибудь нужно напечатать?

– Не знаю…

Я прикидывала, не напечатать ли текст какой-нибудь песенки, когда Юити сказал:

– Придумал. Тебе же нужно разослать открытки с оповещением о перемене адреса?

– Что ты имеешь в виду?

– Ты что, собираешься жить в этом огромном городе без адреса и телефонного номера?

– Нет. Но так хлопотно сообщать о своих переездах, если вскоре мне снова предстоит менять адрес.

– Заткнись! – выпалил он и потом уже более мягко добавил: – Ну что, сделаем?

Но в голове у меня все еще плавало только что сказанное им резкое слово.

– Тебе не кажется, что я вас утомляю, мешаю вам?

– О чем речь? – сказал он, странно и подозрительно посмотрев на меня.

Если бы он был моим любовником, я влепила бы ему пощечину. В тот момент я испытывала к нему неприязнь из-за своего зависимого положения. Видимо, ему это было непонятно.

Я недавно переехала. Пишите и звоните мне по следующему адресу:

Токио, р-н ***. д. 1002, кв. 3-21-1,

тел. ***– ****.

Сакураи Микагэ

Юити напечатал этот текст на открытке, потом начал делать копии (разумеется, у них имелась дома копировальная машина), а я надписывала конверты. Юити мне помогал. В тот вечер он был свободен. Я заметила, что он ненавидит безделье. В прозрачной тишине, под скрип ручек, капли чернил ложились на бумагу.

За окном завывал теплый весенний ветер. Ночной пейзаж колыхался. Я усердно выписывала имена своих знакомых. Почему-то, не задумываясь, я исключила из списка Сотаро. Ветер усилился. Было слышно, как шумят деревья и гудят электропровода. Закрыв глаза, я опустила локти на складной столик, и мои мысли отправились бродить по безмолвной улице. Я совершено не понимала, зачем нужен подобный столик в такой комнате. Поскольку Эрико руководствуется только импульсами, в тот вечер она, выйдя из клуба, купила этот столик.

– Не спи! – окликнул меня Юити.

– Я не сплю. Мне в самом деле доставляет удовольствие надписывать открытки с извещением о перемене адреса.

– Мне тоже, – сказал Юити. – Я ужасно люблю переезды, люблю рассылать открытки, когда путешествую.

– Я тоже люблю, – и тут я снова попыталась переменить тему беседы: – Такие открытки распространяют волны. Тебя правда ударила девушка в школьном кафетерии?

– Тебе об этом рассказали недавно? – он грустно улыбнулся.

Меня потрясло, насколько по-иному выглядело его обычно улыбающееся лицо.

– Давай говорить начистоту. Для меня важно только то, что ты делаешь сейчас.

– Какая чушь! – отрезал он. – Ты думаешь, мы просто играем с почтовыми открытками?

– Играем с открытками?

– Не знаю…

Мы рассмеялись. Потом беседа перешла на другие темы. Даже я, при всей своей тупости, почувствовала его неестественность. Пристально посмотрев ему в глаза, я все поняла.

Он показался мне ужасно грустным.

Сотаро сказал мне, что, хотя девушка Юити встречалась с ним целый год, ее раздражало, что ей никак не удается его понять. По ее словам, Юити девушки волнуют не больше, чем его авторучка.

Поскольку я не была влюблена в Юити, мне это было очень понятно. Качество и ценность авторучки значили для него нечто иное, чем для Сотаро. Возможно, что на этом свете есть люди, которые любят свои авторучки настолько сильно, что готовы ради них умереть. И это очень печально. Если ты не любишь, то не можешь этого понять.

– Ничего поделать было нельзя, – сказал Юити, не поднимая головы и как бы тяготясь моим молчанием. – Ты здесь ни при чем.

– Спасибо… – словно благодаря его, выдавила я.

– Не за что, – улыбнулся он.

«Я задела его», – подумалось мне. Мы уже почти месяц жили в одной квартире, и я впервые его задела. «Не исключено, что однажды я в него влюблюсь», – подумала я. Когда я влюблялась, то всегда старалась из этого вырваться. Но, возможно, из нашей беседы, мерцающей, как звезды на облачном небе, потихоньку начала высвечиваться любовь.

«И все же, – думала я, продолжая писать, – все же я не могу отсюда уехать».

Разве не очевидно, что он расстался со своей девушкой из-за того, что я живу здесь? Я не могла решить, насколько я сильна, сумею ли снова жить одна… «И все же непременно скоро, в самом ближайшем будущем…» – думала я, запутанная в противоречиях, надписывая открытки.

Мне просто нужно уехать.

Тут со скрипом отворилась дверь, и я с удивлением увидела, что вошла Эрико с большим бумажным пакетом в руках.

– Что случилось? Какие-то неприятности в клубе? – спросил Юити, повернувшись к ней.

– Мне надо быстро убегать. Посмотрите, что я купила! Соковыжималку! – радостно сообщила Эрико и достала из бумажного мешка большую коробку.

«Опять!» – подумала я.

– Я заскочила домой, только чтобы ее занести. Проверьте, как она работает!

– Если бы ты позвонила, я подъехал бы и забрал тебя, – сказал Юити, разрезая ножницами тесемку.

– Все в порядке. Ничего, кроме этого.

Коробка уже была открыта и оттуда извлечена великолепная соковыжималка, с помощью которой можно изготовить любой сок.

– Считается, что, если пьешь свежевыжатый сок, кожа будет гладкой, – радостно выпалила Эрико.

– В твоем возрасте это уже несколько поздно, – заметил Юити, изучая инструкцию.

Меня потрясла необычайная легкость и непринужденность в беседе между матерью и сыном. Она напомнила мне сцену из фильма «Моя мать – ведьма». Там герои могли оставаться благодушными даже в бесконечно нездоровой атмосфере.

– Что? – Эрико заглянула мне через плечо. – Микагэ пишет открытки с сообщением об изменении адреса? Великолепно! У меня есть для нее подарок по случаю переезда.

Она достала еще один бумажный сверток. Развернув его. я обнаружила красивый стакан с изображенным на нем листом банана.

– Пей больше соков! – сказала Эрико.

– Может быть, нам следует пить банановый сок? – с невозмутимым выражением лица сказал Юити.

– Да… прекрасно, – выдавила я, едва не расплакавшись.

«Когда я буду уезжать, я заберу этот стакан с собой, и даже уехав, я буду часто-часто возвращаться и готовить для вас рисовую кашу», – подумала я, но не произнесла ни слова. Какой удивительный, чудесный стакан.

На следующий день я должна была окончательно освободить прежнее жилище. Наконец я все упаковала и прибрала. Стоял ясный, безоблачный день, золотистое солнце заливало комнату, которую когда-то я считала своим домом.

Поскольку я так затянула с переездом, то решила навестить хозяина. В дни моего детства мы с бабушкой часто бывали у него в конторе, где пили чай и вели беседы. Я отметила, что он сильно постарел. Мне было странно, что теперь я сижу на этом стуле, пью чай и беседую о погоде и делах в нашем квартале. Это казалось мне чем-то нереальным.

Передо мной с ужасающей силой пробегала вся моя прежняя жизнь. То, что от меня еще оставалось, могло только вяло реагировать на события прошлого. И хотя мне не хотелось с этим соглашаться, оттуда вырвалась не я. Совсем наоборот. Для меня там все оставалось страданием.

Раньше в атмосфере теперь уже опустевшей квартиры присутствовали запахи обжитого, привычного дома.

Окно в кухне. Улыбающиеся лица друзей, зелень школьного дворика, на фоне которой выделяется профиль Сотаро, голос бабушки по телефону, когда я сообщала ей, что задерживаюсь, шуршание бабушкиных туфель по коридору, цвет занавесок… бамбуковые циновки… настенные часы.

Все это было. А теперь уже ничего не осталось.

Когда я вышла на улицу, уже наступил вечер. Начинало смеркаться. Задул ветер, я ощущала кожей его холод. Я ждала автобус, и полы моего тонкого пальто трепетали на ветру.

С автобусной остановки я рассматривала высокое здание напротив, голубые окна которого красиво маячили в воздухе. За ними двигались люди, вверх-вниз ездил лифт, и казалось, что все в молчаливом мерцании растворяется в полумраке.

В обеих руках у меня были вещи. Когда я представила, что отныне буду жить только в одном месте, то чуть не расплакалась и впала в уныние.

Из-за утла вывернул автобус. Он медленно проплыл перед моим взором и остановился. Люди поочередно начали в него подниматься.

Автобус был забит битком. Я стояла, держась за петлю, и наблюдала, как вдалеке, за окном, на фоне темнеющего неба одно за другим вырисовываются здания. Когда мое внимание привлекла медленно плывущая по небу молодая луна, автобус тронулся.

Всякий раз, когда автобус останавливался, я вздрагивала, что было подтверждением того, насколько я устала. На каждой остановке я выглядывала наружу, наблюдая, как далеко в небе проплывает дирижабль. Я пристально вглядывалась, и на душе у меня было радостно.

Слабый огонек начал бледнеть, и дирижабль двигался по небу в слабых лучах лунного света.

Прямо передо мной сидела девочка, а за ней – бабушка, которая тихим голосом сказала:

– Юки-тян, посмотри-ка! Дирижабль. И какой красивый!

Они были настолько похожи, что это, несомненно, была ее внучка. Из-за пробок на дороге и толчеи в автобусе девочка была в плохом настроении и сердитым голосом сказала:

– Мне это неинтересно. И никакой это не дирижабль.

– Возможно, ты и права, – с улыбкой ответила бабушка, ни капли не рассердившись.

– Когда же мы, наконец, приедем? Я хочу спать! – продолжала канючить Юки.

«Чертовка!» – подумала я, потому что тоже была очень уставшей, и это грубое слово непроизвольно всплыло у меня в мозгу. С бабушкой нельзя так разговаривать! Ты еще об этом пожалеешь.

– Не волнуйся. Уже скоро приедем. Обернись и посмотри: мама спит. Ты что, хочешь ее разбудить?

– Да, на самом деле спит, – улыбнулась Юки, обернувшись и посмотрев на спящую мать на заднем сиденье.

«Как мило!» – подумала я. Ласковые слова бабушки сразу смягчили девочку, и теперь она стала намного обаятельнее. Я ей позавидовала. Я-то уже никогда не увижу снова свою…

Мне не очень нравится сентиментальность слов «никогда больше…» и вытекающее из них ощущение ограниченности. И именно тогда тяжесть и беспросветность этих слов нахлынули на меня.

Мне хотелось размышлять о таких вещах бесстрастно, отстраненно, по наитию. Покачиваясь в автобусе, я все еще не отрывала глаз от парившего в небе маленького дирижабля. Я даже не успела заметить, что слезы дождем льются мне на грудь. Я растерялась.

«Неужели я теряю над собой контроль?» – подумала я. Так случалось, когда я была вдребезги пьяна, и слезы катились непроизвольно. Я почувствовала, что от стыда даже покраснела. Поспешно я вышла из автобуса.

Я посмотрела, как он удаляется и, не раздумывая, нырнула в тускло освещенную аллею. Опустив свою поклажу, я разрыдалась, всматриваясь в темноту. Никогда раньше я так сильно не плакала навзрыд. Чувствуя, как горячие слезы текут по моим щекам, я вспомнила, что после смерти бабушки еще ни разу сильно не рыдала. Я сознавала, что плачу не из-за какой-то обиды, а по самым разным причинам.

Вдруг я заметила, как из освещенного окна над моей головой поднимается белый пар и расплывается в темноте. Я прислушалась. Изнутри доносились звуки какой-то работы, бульканье воды и бряцанье столовой посуды.

Это была кухня.

Мое мрачное настроение сменилось радужным, и, обхватив голову руками, я слегка улыбнулась. Я поднялась, оправила юбку и направилась в дом Танабэ, где сегодня собиралась ночевать.

О боги, даруйте мне возможность жить!

– Я хочу спать, – вернувшись домой, объявила я Юити и сразу отправилась в постель.

У меня был ужасно утомительный день. Однако, после того как я выплакалась, мне стало легче. Я заснула со спокойным сердцем.

Мне показалось, что каким-то уголком мозга я слышу голос Юити, который вышел на кухню выпить чаю и спросил:

– Ты спишь?

Мне приснился сон.

Я мыла раковину в кухне, которую только что прибрала. Больше всего мне нравился желто-зеленый цвет пола. Пока я жила там, этот цвет меня раздражал, но я полюбила его, когда настало время уезжать. Я заметила, что на полках и столике на колесиках уже ничего не было. На самом деле все уже давно было упаковано. Я увидела, что за моей спиной Юити тряпкой протирает пол. Я обрела полное успокоение.

– Передохни. Я приготовлю чай. – Мой голос эхом раздавался в пустом помещении. Оно казалось просторным, очень просторным.

– Хорошо, – поднял голову Юити.

Я подумала, что это в его духе – потея, натирать до блеска пол в доме, из которого кто-то должен выезжать.

– Это была твоя кухня, – произнес Юити, сидя на полу на подушке и попивая принесенный мной чай из стакана (чашки уже были упакованы). – Это была хорошая кухня.

– Верно. – Я пила чай, держа большую миску для риса двумя руками, как во время чайной церемонии.

Было тихо, как в стеклянном ящике. На стене остался только след от висевших там прежде часов.

– Который час? – спросила я.

– Наверное, полночь, – ответил Юити.

– Откуда ты знаешь?

– Потому что на улице темно и тихо.

– Ты, видимо, считаешь, что я убегаю под покровом ночи.

– Давай вернемся к нашему разговору, – сказал Юити. – Ты собираешься нас покинуть? Не уходи!

Я удивленно посмотрела на Юити, поскольку это не было продолжением разговора.

– Возможно, ты считаешь, что я, подобно Эрико, живу, руководствуясь импульсами, но, прежде чем пригласить тебя, я все тщательно обдумал. Бабушка всегда о тебе волновалась, и, пожалуй, я лучше, чем кто-то другой, тебя понимаю. Я знаю, что, когда ты будешь здорова, на самом деле полностью здорова, мы сможем расстаться и ты будешь жить, как сама захочешь. Но пока еще ты не вполне в норме. Никто, кроме меня, не способен сказать тебе правду. Деньги, которые накопила моя мама тяжелым трудом, уходят не только на покупку соковыжималки, но и на такие случаи, – с улыбкой сказал он. – Оставайся с нами! Не уходи! – произнес он с такой искренностью, словно уговаривал убийцу сознаться в преступлении.

Я согласно кивнула.

– Мне нужно закончить мытье пола, – сказал он.

Я встала, чтобы вымыть чайную посуду.

Когда я мыла посуду, сквозь струящуюся воду до меня донеслась песенка, которую напевал Юити.

 
Чтобы мне не мешали
Тени от яркой луны,
Я причалил лодку
К оконечности мыса.
 

– Я знаю эту песенку! Как она называется? Мне она очень нравится. Кто ее исполнял?

– М-м… Кикути Момоко. Она запала тебе в душу? – улыбнулся Юити.

– Да, да!

Пока я драила раковину, а Юити натирал пол, мы на два голоса пели эту песню. Было приятно слышать, как раздаются наши голоса в полночь в тихой кухне.

– Мне особенно нравится вот это место, – сказала я и спела второй куплет:

 
Кружащийся свет маяка вдали,
И нас только двое в эту ночь.
Как лучи солнца сквозь ветви…
 

Мы спели ее еще раз вдвоем.

КРУЖАЩИЙСЯ СВЕТ МАЯКА ВДАЛИ, И НАС ТОЛЬКО ДВОЕ В ЭТУ НОЧЬ, КАК ЛУЧИ СОЛНЦА СКВОЗЬ ВЕТВИ…

– Если мы будем петь в полный голос, то разбудим бабушку-соседку, – сказала я и собралась прекратить пение.

Казалось, что Юити со мной согласен. Он резко прекратил мыть пол и, повернувшись ко мне, с тревогой посмотрел мне в глаза.

Растерявшись, я попыталась отделаться смешком.

Сын, которого так нежно воспитывала Эрико, в такие моменты вдруг превращался в принца.

– Когда мы все здесь закончим, давай съедим в парке по дороге к дому по миске лапши, – предложил он.

Вдруг я проснулась.

Я еще никогда в доме Танабэ не ложилась спать так рано. «Странный сон», – подумала я и пошла на кухню выпить воды. На сердце у меня было холодно-холодно. Было два часа ночи, а Эрико еще не вернулась.

Ощущения сна все еще жили во мне. Слушая звук воды, льющейся в раковину из нержавейки, я подумала, не почистить ли мне раковину?

Была тихая, безмолвная ночь: казалось, что можно услышать, как по небу движутся звезды. Я опрокинула стакан воды на свое иссохшее сердце. Было немного холодно, мои босые ноги в шлепанцах дрожали.

– Добрый вечер! – вдруг раздалось у меня за спиной, и я испугалась, это появился Юити.

– Ч-что случилось? – обернулась я к нему.

– Я проснулся, почувствовал голод и подумал, не сварить ли немного лапши?

Настоящий Юити был совсем иным, чем в моем сне. У этого было заспанное лицо, и он мямлил что-то невразумительное.

Мое лицо тоже было распухшим – от слез.

– Я сама приготовлю. Присаживайся на мою софу.

– На твою софу? – с этими словами он туда сел.

Я открыла холодильник в комнате, плавающей в темноте. Потом настругала овощи. И здесь, в моей любимой кухне, я, вдруг подумав, как это странно, сказала, стоя к нему спиной:

– В моем сне ты тоже просил лапшу.

Ответа не последовало. Решив, что он снова заснул, я обернулась и увидела, что Юити смотрит на меня вытаращенными глазами.

– Неужели это правда? – пробормотала я.

– А пол в кухне твоего прежнего дома был желто-зеленым? – спросил он. – Тогда в этом нет ничего загадочного.

Я испытывала странное чувство и сказала:

– Спасибо за то, что ты вымыл для меня пол. – Женщины всегда быстрее улавливают такие вещи.

– Я уже проснулся, – сказал он и, как бы извиняясь, что сделал это слишком поздно, улыбнулся. – Можно попросить тебя приготовить чай, но только не в чашке?

– Сделай сам!

– Да? А может, выжмем немного сока! Хочешь?

– Ага!

Юити достал из холодильника грейпфрут и с довольным видом вынул из коробки соковыжималку. Слушая в ночной кухне жужжание машины, готовящей сок для двоих, я засыпала лапшу в кипящую воду. Все происходящее казалось мне чем-то удивительным, ни на что не похожим, чудесным, но при этом совершенно нормальным.

Что мне делать? Я пыталась подыскать слова, но они застряли невысказанными в моей груди. Мое прошлое было долгим. В потоке сменяющихся ночей и дней, возможно, и этот неповторимый момент окажется только сном.

– Как нелегко быть женщиной! – однажды вечером сказала Эрико.

Я подняла взор от журнала, который читала.

– Что?

Красивая мама, прежде чем уйти на работу, поливала растения перед окном.

– Микагэ, поскольку я в тебя верю, то хочу кое-что тебе открыть. Я поняла это, пока воспитывала Юити. У меня бывали тяжелые времена, очень тяжелые. Тот, кто хочет выстоять в одиночку, должен кого-то воспитывать. Детей, растения… В таком случае понимаешь свою ограниченность. С этого все и начинается.

Словно напевая песню, она изложила мне свою житейскую философию.

– Бывают разные трудности… – расчувствовавшись, сказала я.

– Конечно, но тот, кто не испытал в жизни полного отчаяния, никогда не сможет до конца познать самого себя, он вырастает, но так никогда и не может ощутить подлинную радость. Мне повезло, – сказала она. Распущенные волосы шуршали, покачиваясь у нее за плечами. – Иногда неприятные вещи накапливаются в таком количестве, что дорога впереди кажется непреодолимым склоном. От этого даже любовь не способна спасти.

Окутанная лучами закатного солнца, она поливала растения своими изящными руками, и струйка прозрачной воды переливалась всеми цветами радуги.

– Мне кажется, я поняла, – сказала я.

– Мне очень нравится твое откровенное сердце, Микагэ. Наверняка воспитавшая тебя бабушка была замечательным человеком, – сказала мать Юити.

– Бабушка была гордой, – улыбнулась я.

– Тебе повезло, – засмеялась она, не оборачиваясь.

Сейчас я здесь, но это будет не вечно, подумала я, вернувшись к чтению журнала. Мне стало немного не по себе, но я должна была на это решиться.

С какой грустью когда-нибудь в другом месте я буду вспоминать эти счастливые дни? А может быть, однажды я снова вернусь на эту кухню? А пока я еще остаюсь с этой решительной мамой и с ее сыном с нежными глазами. Нет ничего, кроме этого.

Я повзрослею, в моей жизни многое произойдет, и я много раз буду испивать чашу до дна. Я буду много-много страдать, а потом снова возвращаться на круги своя. Я не потерплю поражения. Я не позволю, чтобы меня сломили.

Кухня из сновидений.

Сколько еще их у меня будет? В полусне или в реальности. Или в путешествиях. Одна, в толпе или с кем-то еще. Во всех местах, где я буду жить, меня еще многое ждет.