Текст книги "Тутанхамон"

Автор книги: Бахыш Бабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Вперед вышел седеющий военачальник.

– Мой фараон, я участвовал в том позорном походе на Сирию при Эхнатоне. Их ударная сила – копьеносцы, которых они в то время разместили по флангам. В центре находились колесничие, выстроенные острым треугольником. Они и вклинились молниеносно тогда в наши ряды и поселили панику. Наши растерялись и были атакованы копьеносцами. Потом за дело взялись лучники и перестреляли наших, как куропаток.

Кушский царь, кашлянув, обратил на себя внимание.

– Я предлагаю, – начал он, – выстроиться нам именно так, как выстроились тогда они.

– Мне кажется, начинать надо лучниками, – мрачно предложил фараон.

– И это неплохо, – не осмелился возразить военачальник.

– Фланги укрепить лучниками, а центр предоставить копьеносцам. А впрочем, тебе виднее.

Воин покорно поклонился и встал в строй.

– Идут, – тревожно возвестил кто-то.

Все разом повернулись к крепости.

Сирийцы шли молча, в шахматном порядке, глядя прямо перед собой. Впереди на белом коне, в сопровождении личной охраны, ехал царь. Это был крепкий мужчина лет сорока, полный решимости и самоотверженности.

– Приготовиться, – скомандовал Небхепрура.

Египтяне заняли исходные позиции согласно решению фараона.

Противник приближался.

Выступление без сопроводительной музыки должно было психологически воздействовать на врага, посеять в нем неуверенность в своих силах. Это незамысловатый прием был известен Небхепруре по рассказам участников предыдущего похода.

Сирийцы остановились у небольшого косогора. Царь и его свита взобрались на него и выжидательно уставились на египтян.

Неписаное правило выступления – прошел первый, так и начинай первым.

Небхепрура пристально вгляделся. Конь нетерпеливо топтался под ним, натягивая поводья, словно рвался в бой. Эйе едва заметно кивнул. Фараон поднял руку и, переждав несколько секунд, опустил её.

– Вперед, – воскликнул он и первым ринулся в атаку.

Небхепрура дрался ожесточенно и рьяно, орудуя мечом в правой руке и копьем в левой. Телохранители прикрывали его, не спуская глаз с отважного фараона, за которым след в след сражался кушский царь. Теплая красная жижа словно приклеила руки к оружию. Разгоряченный, повелитель Египта не замечал этого, нанося вправо и влево смертоносные удары. Вот подскочил лихой сириец и метнул в фараона копье. Небхепрура вовремя увернулся. Копье, миновав юного правителя, вонзилось в грудь кушского царя. Тот громко охнул и начал сползать вниз. Тутанхамон обернулся. Кушский царь корчился в предсмертных судорогах. Вражеское копье плотно сидело в его груди. Война есть война. Жертвы на ней неизбежны.

Эйе зорко наблюдал за ходом кровопролитного боя. Он стоял все там же, на небольшом холмике в окружении немногочисленного отряда лучников.

Наконец фараон обернулся и подал знак. Эйе понял. Обратил свой взор к начальнику лучников. Поймав его взгляд, верховный жрец вытянул вперед руку, означавшую направление удара. Лучники вступили в битву.

Свист спущенной тетивы слился со стонами пораженных сирийцев. Копьеносцы Тутанхамона теснили, прижимали противника назад, к крепости.

Странно приподнявшись в седле, на мгновение застыл один из личных телохранителей фараона. Затем неуклюже замахал руками и рухнул на землю мертвый, насквозь проткнутый стрелой.

Неожиданно под фараоном захромала лошадь. Сделала несколько шагов и упала, придавив ногу седока. Фараон вскрикну от боли. На помощь стремительно подскочили двое телохранителей и помогли ему высвободиться. Воин, помогший ему встать, упал в объятия фараона от вонзившегося в шею копья. Кровь брызнула в лицо Тутанхамону. Он бережно опустил на землю умирающего и в следующую минуту вскочил на его коня.

Солнце склонялось к закату. Вся равнина, на которой шла вот уже несколько часов схватка, была усеяна телами погибших.

Верховный жрец велел одному из охранников спешно разыскать и привести Ипи, который после наказания исполнял в этом походе обязанности войскового повара. Слуга помчался к длинному царскому обозу, расположенному в самом центре египетских дружин. Эйе устало зевнул и оглядел поле брани.

Тутанхамон почувствовал усталость. Кроме того, неприятно липли пальцы рук. Неожиданно развернувшись к подбежавшему сзади сирийцу, он метнул копье. Сириец однако оказался не из робкого десятка и вовремя подставил щит. Фараон сделал вид, что готовится нанести удар мечом. Нападавший ждал именно этого. Но Тутанхамон, подпустив врага, вдруг резко ударил его ногой по лицу, Сирией взвыл от боли и, уронив оружие, закрыл лицо руками. Тутанхамон поднял было меч, но в следующую минуту отказался от своего намерения. Сирией был совсем ещё мальчик и очень был похож на юного вора с площади.

Ипи подскакал к Эйе, поклонился.

– Бой подходил к концу. Дружинники и мы очень устали и хотим есть. У тебя все готово?

Поклонившись ещё раз, Ипи отрапортовал:

– Да, мой господин. У меня все готово.

– И для нас? – Эйе многозначительно посмотрел ему в глаза.

– И для вас, мой господин, – понял его повар.

– Молодец, Ипи. Сразу по приезде в Фивы буду просить фараона о твоем назначении на старое место.

Ипи благодарно кивнул.

– Да сохранит тебя Амон, мой господин! Что-то не вижу я царя Куша.

– Он мертв, Ипи! Мертв!

– Мир праху его. – Ипи был потрясен известием.

– Кстати, – Эйе поманил его пальцем. Ипи подошел ближе.

– Так, говоришь, все готово? – тише спросил жрец.

– Все, все, мой господин. И порошок всыпал.

– Кто-нибудь видел? – строже спросил Эйе.

Ипи уверенно покачал головой.

– Поклянись.

– Клянусь твоей головой и молоком моей матери.

Эйе, внимательно оглядев слугу с ног до головы, задумчиво прищурился. Все задуманное им шло как нельзя лучше.

– Заслужи его милость, – прошептал он. – Возьми меч и дерись рядом с ним. Так, чтобы он видел.

– Повинуюсь, мой господин. – Ипи взобрался на коня, поскакал к обозу. Подвесил короткий кинжал к поясу, взял щит и меч. Через несколько минут Эйе видел его уже в самой гуще сражения, там, где неистово бился сам фараон.

Эйе попросил лук у стоявших рядом.

– Хоть издали поупражняюсь в стрельбе, – ответил он на недоуменные взгляды своих охранников. Отъехав немного в сторону, он стал искать Ипи.

– Ко мне, дружина! – воскликнул фараон, видя, что его обстиупают. Египтяне бросились на выручку правителя. Ипи подскочил одним из первых и, не успев сразить даже одного противника, упал. Изо рта его густо пошла кровь, глаза были расширены от ужаса. Стрела неприятеля вонзилась ему в горло, и он конвульсивно дергался, бессмысленно разводя руками, то сжимая, то разжимая кулаки.

Забыв об опасности, Небхепрура наклонился над ним. Несчастный умирал мученической смертью.

– Прости, Ипи.

Ипи приподнялся, желая что-то сообщить, но в самый последний момент закрыл глаза и упал бездыханный.

Эйе опустил лук и, довольный, подскакал к своей свите.

– Ну как? – хмуро спросил его Маи. – Сразил ты хоть одного врага?

– О, да, – Эйе передал лук и колчан со стрелами. – Конечно, я сразил только одного. Одна стрела – и нет одного противника. – Он вздохнул. Когда-то я был метким стрелком. Эх, годы, годы…

Фараон примчался на взмыленном жеребце. Руки, плащ, лицо – все у него было в крови. Он спрыгнул и повалился на землю.

– Останови сражение, Эйе. Я устал и хочу есть. И пошли гонца к царю Сирии. Я хочу с ним сразиться. Если он убьет меня, вы уйдете побежденными.

Эйе распорядился.

Заиграли литавры. Сирийцы отошли к крепости, египтяне вернулись в распоряжение лагеря.

Когда фараон вошел в свой шатер, яства уже были готовы. Слуга поставил перед ним его золотую миску, в которой ещё дымилось поджаренное мясо. Эйе, как и было ему положено, сел рядом.

Тутанхамон ел с аппетитом, запивал холодной родниковой водой. Впечатление от проведенного им боя переполняло его, распирало сознанием собственного достоинства и личной отваги. Уроки фехтования, которые проводил с ним покойный тесть, не пропали даром и сегодня сослужили ему службу.

– Мясо что-то сладкое, – рассеянно пробубнил он, вспоминая юного сирийца, пощаженного им. Мужественные глаза этого противника поразили его своей храбростью, решимостью погибнуть не попросив пощады.

– Специальный соус Ипи, да будет земля ему пухом. – Эйе сделал вид, что поглощен едой и воспринимает её как самую обыденную – Эх, бедный Ипи, притворно вздохнул Эйе и принялся вновь за еду.

Маи, сидевший справа от фараона, тяжко вздохнул.

В шатер вошел слуга и поклонился. Фараон поднял голову.

– Прибыл посланник Сирии.

– Пусть войдет.

Вошедший почтительно склонил голову.

– Мой царь готов сразиться с тобой, о владыка Египта.

Небхепрура поднял голову.

– И принял условие?

– Принял, господин. Победитель беспрепятственно вступает на территорию враждебной страны и овладевает ею.

– Хорошо, – ответил Небхепрура. – Можешь идти.

Прибывший отвесил поклон и удалился.

Эйе кончил есть и напряженно размышлял. Поединок никак не устраивал его. С гибелью Небхепруры Египет становился подвластным Сирии. Но ничего, успокоился он, даже если он умрет, я попробую договориться с царем Сирии.

… Два всадника стояли друг против друга на небольшом расстоянии. Недолго стучала барабанная дробь, затем стихла. Оба врага разъехались в разные стороны и повернулись друг к другу вновь. Многотысячное войско замерло. Наступила напряженная тишина.

Небхепрура подхлестнул коня, отчего тот заржал, встав на дыбы, затем стремительно рванулся вперед. Пришпорив свою лошадь, сирийский царь поскакал навстречу.

Первый удар Тутанхамон пришелся на подставленный щит сирийца. Не теряя времени и не давая египтянину опомниться, он нанес сокрушающий ответный удар, от которого Тутанхамон еле успел увернуться. Снова разъехавшись, оба во всех опор помчались друг на друга.

Сирийский царь выставил копье, которое неминуемо должно было поразить на скаку либо седока, либо лошадь. Тутманхамон сделал то же самое, но, приблизившись, довольно резко взял в сторону. Сирийский царь, не встретив сопротивления, чуть не вывалился из седла. Тутанхамон благополучно ускакал прочь.

Громогласный гул одобрительных возгласов прокатился по рядам египетских дружин. Ловкость и смекалка фараона приятно удивил их.

Сириец злобно заскрежетал зубами и выхватил в бешенстве меч. Тутанхамон, окрыленный поддержкой своих, смело бросился в атаку.

Завязался жестокий бой. Удары мечей высекли искры, которые хорошо были видны в наступивших сумерках. В каждый размах сириец словно вкладывал самого себя, наносил мощные удары, от которых только и защищался Тутанхамон. Враг не давал юному фараону опомниться и перейти в наступление. Очень скоро Небхепрура понял – надо изматывать. Сириец свирепел на глазах. Так может выйти из себя игрок, проигрывающий слабому сопернику.

Небхепрура вдруг почувствовал, что у него онемели пальцы. В висках гулко отдавались удары. От напряжения заныла голова. Внезапно сирийский царь взял в сторону, и Тутанхамон, не встретив преграды, упал на землю, не выпуская из руки меча. Видимо, не ожидавший такого оборота событий, сириец удивленно уставился на упавшего с коня фараона, позабыв воспользоваться этим падением. Тутанхамон не стал обращать внимания на ушибленное колено, ловко вскочил и хотел было бросится к коню. Растерявшийся на мгновение сириец сразу же пришел в себя и поднял руку с копьем в надежде раз и навсегда пригвоздить неприятеля к земле. Пеший фараон покорно замер, но в последний момент легко отвел мечом острие копья. Сириец не удержался и рухнул на землю, прямо к ногам Небхепруры. Последний, не мешкая, всадил в упавшего меч.

Восторженные крики в честь победителя сотрясали воздух. Эйн, который равнодушно наблюдал за единоборством, отчего-то обрадовался тоже. Маи заплакал от умиления.

Сирийцы уныло повернули назад и вскоре при свете вспыхнувших факелов у крепостных стен египтяне увидели только что вывешенный белый флаг.

Крепость Чару, ворота Сирии, была взята.

Только подойдя гораздо ближе, можно было определить, что крепостные ворота Чару были обиты массивным листовым золотом, которое ярко сверкало под лучами утреннего солнца. Невольно зажмурившись от великолепия, египтяне пришли в неописуемый восторг. Они вошли в крепость и к полудню достигли города Кадеша, расположившегося на живописном берегу быстрой реки Оронт. Здесь решено было сделать привал и вызвать правителя Кадеша для переговоров о налогообложении.

Египтяне разбили лагерь на побережье, возвели шатры, разожгли костры. Маи всюду и неотлучно следовал за Небхепрурой, рассказывая ему об обычаях и традициях сирийского народа, его способностях и недостатках. Эйе не переставал удивляться всему увиденному здесь, в Сирии. Его поражали манеры и амбиции этого народа, который, как ему показалось, ведет себя гордо, с достоинством, независимо. Удивляла также чистота, царившая на улицах города, строгость местных женщин, осведомленных уже о падении Сирии. Всюду ощущались роскошь и изобилие. Нередко он видел золоченые входные двери дворов, принадлежавших, вероятно, знатным горожанам Кадеша.

Внезапно он и сопровождавшая его свита остановилась. Перед ними величественно возвышался красивый храм, купол которого был покрыт золотом. Рамы в многочисленных окнах храма также были инкрустированы этим благородным металлом. Потоптавшись немного, они спешились и вошли в него.

Толстый, благообразный, небольшого роста жрец, почтительно и с достоинством наклонив голову в знак приветствия, торжественно и молча провел их в центральное помещение храма. Эйе и его люди ахнули при виде столь богатого убранства этого помещения.

Пол его был покрыт гладким белым алебастром. Словно его только что вычистили. Крутые стены в полумраке поблескивали золотым отливом и высвечивали в центре огромную золотую статую человека-быка с распростертыми крыльями – сирийского бога, которому здесь поклонялись. Глаза статуи были инкрустированы лазуритом и казались живыми. Здесь, очевидно, не нужны были факелы – блестящий белый пол освещал и в сумерках. Не в силах что-либо выговорить, Эйе только развел руками, восхищаясь увиденным. Даже самый дорогой храм у нас в Фивах выглядит жалким и убогим по сравнению с этим, подумал он и жестом пригласил свиту следовать за ним. Они вышли из храма и направились в лагерь.

Тутанхамон отдыхал. Слуга доложил – у фараона внезапно разболелась голова, и он лег спать, даже не пообедав. Эйе отправился к Маи, подсчитывающему потери.

– Ты даже не можешь себе представить, чем мы овладели, – жадно блестя глазами, выпалил он, входя в шатер.

Маи недовольно поднял голову.

– А, это ты, Эйе… Садись, садись.

Эйе с удовольствием плюхнулся на подушку.

– Кругом золото, одно только золото. Мы взяли золотой город.

Маи снисходительно улыбнулся.

– А ты не знал, что Сирия добывает золото? Имеет свои месторождения.

– Не знал, ну конечно не знал, – радовался Эйе. Мысль о возврате Египта в былую золотую эпоху до реформы Эхнатона приятно кружила ему голову, не давая сосредоточиться на чем-то конкретном.

Маи тронул его за рукав. Эйе моментально слетел с небес и глянул на Маи. Тот показался ему расстроенным.

– Что-нибудь случилось? – встревожился Эйе.

Маи грустно опустил голову.

– Фараон приболел. Головная боль, тошнота. Не мог даже есть.

Эйе притворно вздохнул и безнадежно развел руками.

– Простуда в это время года неизбежна. Днем жарко, вечерами холодно. Даже не знаешь, как одеться. Думаю, ничего страшного. Отлежится и пройдет.

– Пусть сжалится Амон, – почти взмолился Маи.

Эйе прикусил губу. Вот оно что. Действие порошка не замедлило сказаться. Покойный царь был прав. Несколько дней, и Тутанхамона не станет. Не станет этого мальчика Небхепруры, всюду оскорблявшего его, Эйе. Унижающего его, Эйе. О, Амон, подумал про себя верховный жрец, помоги мне и Египту, которым не может управлять этот молодой фараон. После смерти Небхепруры я должен взять власть в свои руки. Должен избавить расшатавшуюся от свободолюбия страну. А выйдет ли она замуж за меня? – вспомнил Эйе про Анхеспаамон и тяжело вздохнул.

По неписаному, но ставшему традицией закону, престолонаследие в Египте шло по женской линии. Фараон не имел права завещать трон своему сыну. Только дочери, точнее, зятю, женившемуся на его дочери. И именно во имя будущего страны фараон обязан был иметь дочь. Если же она не рождалась царицей, владыке Египта разрешалась женитьба на женщине не знатного происхождения.

Эйе прекрасно понимал, что после кончины Небхепруры Анхеспаамон не скоро придет в себя. Молодые подвержены бурным страстям – и в радости и в горе. Кроме того, пятнадцатилетняя царица слишком благоразумно воспитана и не посмеет возразить старшему во имя главной политической цели – поддержки могущества Египта. Не беда, что я старик, а она слишком молода. В политике возможны все меры для достижения поставленной перед собой цели. Кроме меня просто некому, меня с детства знают Анхеспаамон и Меритамон, две царевны. Доверяют мне, как родному отцу. Отец? – мысленно улыбнулся Эйе и предвкушении заерзал на подушке.

Анхеспаамон как две капли воды была похожа на свою мать, божественную царицу Нефертити.

Итак, Упнефекр, который только что женился на Меритамон, отпадает, так как боги Египта не приемлют молодых фараонов. Первое свидетельство тому Сменхкар, вторым – по милости всевышнего – будет Небхепрура. Анхеспаамон я должен убедить в необходимости моего назначения, подумал Эйе.

– Что ты умолк? – спросил Маи, складывая глиняные и пока ещё не выжженные таблички с письменами. – О чем думаешь?

– О фараоне, – задумчиво ответил Эйе и взглянул на Маи.

Сдержанные, уравновешенный советник фараона всегда раздражал Эйе своими медлительными манерами и неприятными маленькими глазами. Слишком долго засиделся он во дворце, подумал Эйе.

– Однако, до сих пор нет известий от повелителя этого города.

Эйе удивился.

– Почему?

– Не знаю. Небхепрура вызвал его. И как видишь, его пока нет. Меня это настораживает.

– Надо усилить охрану, – встревожился Эйе. – И разбудить Небхепруру. Он встал, но в это время в шатер заглянул сам фараон. При виде его Маи приподнялся и почтительно склонил голову.

– Да ниспошлет тебе Ра здоровья во имя Египта, – поклонился Эйе, скользнув по нему взглядом. Небхепрура показался ему вполне здоровым и таким, каким бывал всегда.

– Я рад тебя видеть, Эйе, – фараон дружески похлопал его по плечу и уселся. Вид его был сосредоточенным, казалось, он что-то переживает, о чем-то беспокоится. – Мне кажется, – обратился он к Маи, – нас водят за нос, чтобы выиграть время. Гибель сирийского царя – это ещё не победа над Сирией. Где правитель Кадеша?

– Его пока нет.

– Вот видишь! Усилить охрану вокруг лагеря. Послать гонца к хозяину города. Я разнесу его в пух и прах, если мне окажут здесь сопротивление.

Маи вышел поручить приказ.

– Как ты себя чувствуешь, мой фараон? – осторожно осведомился Эйе.

Тутанхамон, размышлявший о создавшемся положении, понял вопрос не сразу.

– А-а, – рассеянно начал он, – все прошло. Меня страшно мутило, и я подумал, что чем-то прогневал богиню Мут.

– Я подумал о том же, – согласно закивал жрец.

В шатер влетел перепуганный Упнефер и, не отдышавшись даже, выпалил скороговоркой:

– Мой фараон, со стороны города к нам движутся отряды кадешских войск. С верховья этой проклятой реки Оронт сюда плывут бесчисленные ладьи, до отказа забитые дружинами.

Тутанхамон в мгновение ока вскочил на ноги.

– Трубить сбор! Лучникам занять исходные позиции! Оборону укрепить копьеносцами! Колесницу – в укрытие!

Почти сразу заиграли литавры, застучала барабанная дробь. Дружинники Небхепруры, свежие и отдохнувшие, поджидали приближавшегося противника. Однако не доезжая на расстояние выстрела из лука, сирийские ладьи остановились.

Фараон обратил свой взор на наступавших из города. Как и при битве у Чару, они шли без сопровождающей музыки. Шли шеренгой, молча, четко запечатлевая шаг, словно шли не на смерть, а демонстрировали свое могущество.

– Коварство сирийцев подобно коварству гиксосов, – воскликнул Небхепрура и обнажил свой меч. – В бой!

Мощная лавина египетских войск стремительно ринулась в атаку.

Заскрежетали щиты от сильных ударов, завязались ожесточенные бои, послышались первые стоны раненых и умирающих.

– Упнефер! – скомандовал Тутанхамон.

Тот сразу подскакал к фараону и замер в ожидании приказа.

– Возьми человек сто лучников и поднимись к верховью реки, к ладьям. Не давай им высадиться. Если хоть один сириец доберется сюда вплавь, я своими руками прикончу тебя! Выполняй!

Сражение длилось до заката солнца. Поле боя было превращено в кровавое месиво. Невозможно было определить потери свои и противника. Сирийцы дрались упорно, до последнего дыхания. В вечернем воздухе царил хаос из криков, ругани, стонов, звона металла.

Тутанхамон вдруг ощутил боль в животе и пригнулся. Это было как нельзя кстати. В джебе от его головы просвистела стрела.

Маи спешился и подошел к нему.

– Ты ранен, мой фараон?

Боль уже несколько отошла, и фараон, выпрямившись, посмотрел на советника.

– Спасибо, Маи. Ты единственный, на кого я могу всегда положиться. Подойди ближе.

Маи приблизился к фараону, который стал что-то вполголоса говорить ему. Эйе, сидевший на лошади, был неподалеку и ревниво наблюдал за ними.

Ряды сирийцев заметно редели, но и египтяне несли большие потери. Однако дружинники Небхепруры численно превосходили врага – в резерве фараона стояли десять ещё не вступивших в бой дружин.

Небхепрура видел, как пал один из его заместителей войска, тот, который участвовал в войне с сирийцами ещё при Эхнатоне. Тутанхамон прежде часто называл его учителем, обучавшим его искусству ведения боя. Ярость охватила его. Обнажив меч, он пришпорил коня и бросился в самую гущу противника, нанося лихорадочные удары направо и налево. За ним обрушились на сирийцев и личные телохранители фараона.

Откуда-то прискакал гонец от Упнефера и, не найдя фараона, доложил Эйе.

– Мой господин, славные воины господина Упнефера храбро сражались за честь и независимость могущественного Египта. Сирийцы и их ладьи потоплены, оставшиеся в живых сдались в плен. Сам господин Упнефер ранен, но не опасно. Скоро прибудет.

– Соколы! – Эйе одобрительно кивнул и жестом отпустил его.

Внезапно заиграли литавры на стороне противника. Сирийские воины, застыв на мгновение, стали бросать оружие.

Сражение было проиграно…

Тутанхамон, запыхавшийся от физической нагрузки, поскакал к своей свите.

– Кажется, победа, – радостно объявил он.

Сирийцы, побросав оружие, подходили к ним. Тутанхамон дал указание подсчитать пленных и трофеи. Этим, как и прежде, занялся Маи.

– Поджарить мясо и выдать вина моим доблестным воинам, – распорядился Небхепрура и заспешил в свой шатер, почувствовав приближение рвоты. Не доскакав до него, он вдруг остановился. Густая темная масса съеденного и выпитого за день фонтаном хлынула изо рта. Отдышавшись и несколько придя в себя, он присмотрелся и заметил красные кровяные сгустки на рвоте.

Озадаченный, он зашел в шатер и прилег. Стало легче. Прояснилась голова, и он вдруг поймал себя на том, что невольно думает о смерти. Да, да, именно о смерти. Не будь болезненной схватки там, на поле боя, у реки, он бы сейчас лежал бездыханный. Как тот заместитель войска, отважно сражавшийся и погибший во имя благополучия Египта. Как Ипи, которого он как-то наказал, отстранив его от должности.

Фараон вспомнил о жене, прелестной Анхеспаамон. Она должна теперь быть рядом с пифией, подумал он, которая ей предугадает мое состояние. Анхеспаамон, вероятно, молится и по нескольку раз в день ходит в храм бога Амона, выделяет щедро золота обыкновенного и золота белого. А его так мало в казне, нетерпеливо подумал он, и оглянулся.

За шатром уже разожгли факелы. Слышались веселые голоса, шутки, песни. Дружинники праздновали победу. Вкусно запахло разжигающим аппетит жареным мясом.

Простолюдины меня любят, с гордостью подумал фараон, а дворцовые сановники нет. Интересно, почему? Эйе меня, к примеру, совсем не выносит. Не могу доказать, а вот чувствую. Упнефер стал мне родственником, но в нем нет и капли благородства. Родственник… Царица Нефертити… Тутмос… Не надо было казнить Тутмоса и ссылать царицу. Как это так получилось? Как вернусь в Фивы, вызову пифию. Пусть предскажет ближайшее будущее.

Тутанхамон встал и приподнял полог шатра. С реки повеяло прохладой, от которой он съежился. Почувствовав озноб, он накинул плащ и вышел. Двое охранников стояли у выхода, двое сидели у разгорающегося костра. Хлопнув в ладоши, он вызвал слугу.

– Маи, ко мне!

Слуга исчез и затерялся в море костров, вокруг которых, усталые и довольные, отдыхали славные воины доблестного Египта.

Тутанхамон вновь ощутил набегающий на него озноб. Вернувшись в шатер, он прилег и тепло укрылся. К его великому удивлению, холода он не ощущал. Дотронувшись до лба, понял – горячий. Странно, подумал он, сильный жар. Рвота с кровью, а теперь вот жар. Надо вызвать лекаря.

Вошел Маи и, поклонившись, участливо спросил:

– Тебе плохо, мой фараон?

Тутанхамон удивленно уставился на него.

– Как определил?

– Тепло, а ты накрыт.

Тутанхамон грустно вздохнул и рывком сел.

– Почтенный Маи, завтра же подсчитай потери дружин. Выдели учетчиков отдельно для продовольствия и трофеев. Определи вес ежедневной нормы добычи золота – здесь, в Кадеше. Мужчин до сорока лет от роду взять в рабство. Исключительно неженатых. Женщин, не состоящих в браке, тоже. Короче – ты сам знаешь, что тебе делать. А в ночь мы выступим дальше. Какие у них тут ещё города?

Маи задумался, затем ответил:

– Мой фараон, Аркату и Тунипа. Самые большие населенные пункты Сирии после Кадеша. Но мне думается, нам незачем на них идти.

– Почему?

– Основное население, цвет Сирии – это крепость Чару и Кадеш. Их падение равнозначно всей Сирии. Именно поэтому предлагаю одну дружину послать в Аркату и Тунипу для заключения договора о налогообложении. Думаю, дружины хватит вполне.

– А нам здесь поджидать их?

– К чему? – удивился Маи. – Мы можем отправиться домой, в Египет.

Фараон призадумался. Маи, похоже, был прав. Зачем гнать бессмысленно тысячи людей на два города завоеванной уже страны? А выступив назавтра в ночь, на третий день они смогут достигнуть Египта, родных Фив. Он вдруг остро ощутил отсутствие жены, которую в равной степени уважал и любил. Его неудержимо повлекло в далекий Египет, к далекой Анхеспаамон…

– Да будет по-твоему, – согласился он. – Маи, вызови моего лекаря.

Маи тотчас вышел, а Тутанхамон снова прилег. Во рту было сухо, противно сосало под ложечкой. Неприятные тошнотворные волны периодически накатывались на него, приводя в непонятное и раздражительное состояние. Порой кружилась голова и мерзли ноги. Он снова вспомнил о жене, тревожно поджидавшей его, и улыбнулся. Приятные воспоминания, связанные с ней, заволокли его романтическим туманом. Он прикрыл веки и вскоре забылся безмятежным сном.

Когда Маи и лекарь фараона вступили в шатер, правитель Египта мирно посапывал, приоткрыв во сне нежные юношеские губы и по-детски подперев щеку ладонью. Они переглянулись и, удивленные, вышли вновь, успокоившись.

Весь следующий день Небхепрура чувствовал себя гораздо лучше. Он был весел, много шутил, катался на ладье, уцелевшей и оставшейся от сирийцев. По предложению Эйе он осмотрел тот чудесный храм, который так поразил верховного жреца. Небхепрура пообещал выделить ровно половину дохода главному храму в Фивах бога Верховного и Нижнего Египта Амона, по воле и благосклонности которого Египет вновь вступил в золотую пору своего существования. В полдень он принял парламентера от Кадеша – сутулого и высохшего старика-жреца, сопровождаемого рабами-эфиопами. Жрец был немногословен. Приветствовал фараона, сказал, что отныне Кадеш является неотъемлемой частью могущественнейшего Египта, что его горожане смиренные и покорны и что они ждут дальнейших указаний фараона во имя и для блага процветания всего Востока. Затем жрец выразил просьбу народа о разрешении захоронить трупы погибших сирийцев, Эйе, присутствовавший при этом, наотрез отказал, мотивировав отказ сопротивлением, оказанным сирийцами. Гибель сирийского царя в поединке должна была предотвратить всякое сопротивление новой власти, сказал он. Жрец стоял, понурив голову, и Небхепрура вдруг стало жаль его.

– Пусть хоронят, – коротко разрешил он.

Старик очень обрадовался и, упав к ногам фараона, стал целовать их.

Позже Небхепрура вызвал Упнефера и велел ему выступить в Аркату. Упнефер сильно прихрамывал – стрела угодила ему чуть ниже ягодицы. Однако рана была не опасная и он покорился воле правителя. Дружина, которую возглавил он, была потрепана в предыдущих боях и составляла теперь человек пятьсот с небольшим. После Аркату предстоял город Тунипа, который также должен был быть обложен данью. Чтобы избегнуть непредвиденных боевых инцидентов, предусмотрительный Упнефер за два часа до выступления отправил гонцов в эти города.

Фараон, не любивший вина, с удовольствием выпил за обедом. Потом он осмотрел город и по приезде в лагерь вызвал Маи. Тот явился незамедлительно.

– Докладывай, – приказал фараон.

Маи принес шестиугольные глиняные таблички, письмена на которых ещё не успели затвердеть и сложил их перед фараоном.

– Такого похода не было даже при Эхнатоне, – восхитился он и, перебирая таблички, начал считать.

– Изображения, идолы и фигуры Амона-Ра, царя богов и других богов 2756, людей – 107615, различные скот – 490386, земли – около 2000 сегат…

– Подожди, – с досадой прервал его фараон, – меня более интересуют драгоценности. Этот город, по-моему, забит золотом.

– Да, мой фараон, – поклонился Маи, – мы овладели сказочными богатствами. Вот, послушай. Золото прекрасное – около 72000 дебенов, серебра – около 110000 дебенов, вкупе золота и серебра – около 182000 дебенов, лазурит настоящий – около 47000 дебенов, свинца и олова, вместе взятых – около 5000 дебенов…

– Прекрати, – недовольно прервал его фараон.

Маи умолк и вопросительно уставился на повелителя.

– Выясни, сколько дебенов золота они добывают в вдень. Половина их теперь будет принадлежать нам. Потом подбери мне кого-нибудь из наших для правления этим Кадешом и согласуй этот вопрос с Эйе. И последнее – сегодня в ночь возвращается в Египет. А теперь иди, я хочу отдохнуть.

Раздражительность, с которой говорил Небхепрура, удивила Маи. Присмотревшись, он решил, что фараон неважно себя чувствует.

Оставшись один, Небхепрура прилег. Он действительно чувствовал себя неважно, хотя, в общем-то ничего не болело. Неожиданная вялость притомила его, и теперь, лежа, почувствовал, что сильно устал. Однако, выспавшись и почувствовав себя немного лучше, он на закате для объехал нескончаемую колонну своих дружин и, убедившись в готовности египтян к походу, отдал приказ.