Текст книги "Тутанхамон"

Автор книги: Бахыш Бабаев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Бахыш Бабаев
Тутанхамон

– Да сохранит тебя Амон на веки вечные! – Слуга, стоявший с подносом сбоку от фараона, переложил на стол очередное блюдо. Двое других обмахивали молодого царя огромными опахалами. Вход в зал охраняли четверо вооруженных телохранителей.

– А это что? Снова мясо и снова без костей? А я желал на ребрышках… Ты помнишь? – Тутанхамон в упор посмотрел на слугу, который мгновенно изменился в лице.

– Да, мой фараон, – пролепетал тот, – я помню. Но жрец верховный…

– Что? – разозлился Тутанхамон. – Эйе? Позвать сюда Эйе!

– Слушаю и повинуюсь, мой Фараон, – испуганно оставив поднос, слуга бросился выполнять приказание.

– Подумать только, – продолжал бушевать фараон, – на завтрак мякоть, на обед – мякоть, на ужин – тоже мякоть. Так я скоро превращусь в Ипи, начальника столовой. Но не это меня пугает. Я просто хочу есть бараньи ребра, обыкновенные поджаренные бараньи ребра. А меня все время пичкают мякотью…

Не спеша, с чувством собственного достоинства, вошел верховный жрец Эйе. Ему под пятьдесят, но выглядит намного моложе. За ним – слуга.

Эйе, предчувствуя недоброе, сдержанно поклонился правителю.

– Ты нынче ужинал, Эйе? – последовал вопрос.

– Да, мой фараон, – почтительно склонив голову, отвечал Эйе, – да будешь ты цел, невредим, жив и здоров.

– Мясо было с костями или без?

– Без, мой фараон.

Фараон промолчал, глядя на седеющего жреца, который пользовался в Египте огромным авторитетом. Эйе был умным, хитрым, коварным человеком. Его любили во дворце и побаивались одновременно. Жена Эйе, неизвестно отчего скончавшаяся в прошлом году в третий месяц Засухи, когда-то была кормилицей Нефертити, тещи нынешнего фараона Тутанхамона. Вдобавок ко всему, Эйе был личным советником Энатона, мужа царицы Нефертити.

– Я заказывал бараньи ребра, но мне почему-то принесли одну мякоть. Как это понимать, Эйе?

– Но их нет, мой фараон.

– Кого нет?

– Бараньих ребер.

– А где они? Не могут ведь бараны быть без ребер.

Эйе ответил не сразу.

– Бараньи ребра и остальные кости заколотых нами животных поступают на рынок для продажи простолюдинам. Так заведено во всех странах, таковы указания всех фараонов. Так было даже во времена Эхнатона, от которого отвернулись все боги Египта.

– Погоди, – Тутанхамон поднял руку. Эйе умолк, весь обратившись во внимание. – А что можно приготовить из ребер и остальных костей?

Эйе снова почтительно поклонился.

– Мой фараон, на этот вопрос лучше ответит Ипи, сам начальник столовой.

– Позвать его.

Эйе перевел взгляд на слугу, покорно ожидавшего указаний. Слуга низко поклонился.

– Слушаю и повинуюсь.

Усердие слуги чуть не навлекло на него бедствий. Выбегая из просторного зала, он чуть не сшиб с ног царицу Анхеспаамон. Она едва увернулась от прыткого исполнителя, который вначале испуганно приостановился, но затем, в следующую секунду, растворился в проеме входа.

– Приятного тебе аппетита, мой повелитель. – Анхеспаамон приветливо поклонилась мужу.

Тутанхамон протянул руку и усадил её рядом.

– Благодарю, мое сокровище. Как ты себя чувствуешь?

– Немного лучше. Но тебя, я вижу, что-то омрачает?

Тутанхамон многозначительно посмотрел на Эйе, продолжавшего стоять у стола.

– Судьба моего народа – это моя судьба. На неё упорно надвигают тучи.

– Кто же это, о свет моих очей? – Анхеспаамон с состраданием взглянула на мужа.

– Любимый нами жрец Эйе. Верховный.

Эйе нетерпеливо сделал шаг вперед.

– Мой фараон…

– Молчи, Эйе.

В зал поспешно вошли слуга и Ипи – небольшого роста юркий и довольно полный начальник столовой.

– Не может быть, – возразила Анхеспаамон. – Он добр к нам.

Тутанхамон не ответил на приветствие вновь прибывших и обратился к жене, как бы извиняясь.

– Прости, родная. Очень важный государственный вопрос, решать который надо нам самим.

Анхеспаамон понимающе кивнула и направилась к выходу.

– Скажи, милейший, – повернулся фараон к Ипи, – что можно приготовить из тех костей, которые поступают на рынок для продажи простолюдинам?

Начальник столовой, насколько позволяло ему брюхо, вновь почтительно поклонился и, мельком взглянув на Эйе, отчеканил:

– Мой фараон, да сохранит тебя Амон для могущественного Египта. Отвечаю на вопрос – овощные супы и бульоны.

– Завтра я подготовлю указ. Отныне будет все наоборот.

Эйе и остальные удивленно переглянулись. Новый указ молодого фараона не сулил ничего хорошего.

– Я не понял, мой фараон, – не выдержал Эйе.

– Будет наоборот. Мясо будет поступать в продажу для простолюдинов, а кости нам. Желаю ощутить, как себя почувствуют мои верноподданные после овощного супа и бульона.

Эйе резко поклонился и вышел вперед.

– Но, мой фараон, кушский царь, наш должник, решит, что мы сошли с ума и перестанет выплачивать нам дань.

Тутанхамон улыбнулся.

– Я сменю его тобой, почтенный Эйе. Ты ведь давно уже рвешься к власти.

Старик сделал вид, что обиделся, но не затаил злобу.

– Покорно благодарю, мой фараон. Там все храмы разграблены ещё Эхнатоном.

Тутанхамон встал из-за стола, поправил расшитый золотом красивый пояс, на котором висел кинжал. Сделав несколько шагов взад и вперед и вероятно что-то обдумывая, он начал, не глядя на адресата.

– Почтенный Эйе. Четыре года назад я внял твоим уговорам и, вопреки воле Аменхотена IV, моего покойного тестя, перенес столицу из Ахет-Атона сюда, в Фивы. По твоему настоянию я разрушил культ солнечного Атона и возвеличил культ бога Амона. Я, по твоему совету, восстановил почти все храмы и выделяю им больше половины золота, которые беру в походах. Мой народ постепенно начинает доверять мне, хотя и дело-то не в доверии. Просто я человек. Я не могу не кормить людей. Пойми, сытый лучше работает, веселей. Труд двух сытых рабов намного качественнее дюжины полуголодных. На них мы держимся, Эйе, пойми.

Эйе, никак не ожидавший такого поворота дела, круто отвернулся и пал на колени.

– Неужели боги отвернулись от Египта? – в отчаянии воскликнул он, воздев руки. – О, бог Амон, помоги нам, сжалься над нами! Объясни своему сыну, могущественному царю Верхнего и Нижнего Египта, да будет он цел, невредим, жив и здоров, фараону Небхепруре, что он по молодости лет ошибается, что от нас отвернутся завоеванные нами же страны, что падет наш авторитет в глазах простолюдинов. – Он свирепо обернулся к Тутанхамону. Мой фараон, ты не знаешь простых людей. Это скоты, не знающие меры ни в чем. Ты им дашь мясо, они потребуют птицу. Ты им дашь птицу, они потребуют рыбу. Наконец они потребуют рабов и рабынь. Это может привести к ослаблению государства. Мой фараон, опасно ублажать народ. Такой подход к черни может нанести непоправимый вред интересом Египта. Простолюдинов надо держать всегда впроголодь, чтобы им едва-едва хватало на существование. Послушай меня, мой фараон, не навлекай ты на себя на беду. Не давай им силы. Они применят её против нас…

Жест фараона заставил его умолкнуть.

– Довольно, Эйе. Завтра двадцать третий день четвертого месяца Половодья. Поедем в Куш, на юбилейный хеб-сед местного царя. Распорядись насчет подарков.

Эйе покорно поклонился.

– Слушаю и повинуюсь, мой фараон.

В зал под нескрываемыми восхищенными взглядами мужчин вошла царица Нефертити, родная мать Анхеспаамон.

Тутанхамон приблизился к ней, поцеловал руку.

– Не подобает повелителю оказывать такое внимание своей теще. Да ещё при посторонних. – Царица улыбнулась – ей льстила услужливость зятя.

Эйе украдкой пожирал её глазами. Стройная царица Нефертити обладала редчайшей внешностью восточной красавицы. Про неё слагали песни даже малограмотные простолюдины.

Тутанхамон подвел царицу к столу, усадил её рядом.

– Ты мать моей супруги, а значит и моя мать. Как идет постройка дворца?

Нефертити потупила взор и, слегка покраснев, нехотя ответила:

– Неважно, повелитель. Тутмос, начальник скульпторов, взял на себя обязанности главного зодчего и куда-то скрылся.

– Куда же? – заинтересовался фараон и, заметив скованность царицы, добавил:

– Все свободны.

Ипи и слуги тотчас удалились. Эйе, однако, несколько задержался.

До завтра, уважаемый Эйе.

Нерешительно потоптавшись на месте, Эйе все же произнес:

– Осмелюсь доложить, мой фараон, что Тутмос никуда не скрылся. Как мне стало известно, он в Куше для того, чтобы тайно обвенчаться с очень красивой рабыней из Финикии.

Нефертити вспыхнула и залилась краской.

– Не может быть, – твердо возразила она.

– Именно так, – Эйе возликовал. Он ненавидел Тутмоса, к которому царица была благосклонна. – Кстати, – он обратился к фараону, – царица Нефертити сама сможет удостовериться в этом, если возжелает завтра с нами выехать в Куш.

– Прекрасная мысль. Смена обстановки – лучшее снадобье от тоски, поддержал фараон.

– Мне надо завершить постройку дома, – бесстрастно заключила царица. А в Куш какими судьбами?

– На хеб-сед. Не поехать нельзя. Он мой должник.

Нефертити шумно перевела дыхание.

– Ох уж эти хеб-седы… Кому они нужны, если народ знает, что умерщвление старого царя – всего-навсего обман?

Тутанхамон согласно кивнул.

– Да, матушка. Жизнь мельчает изо дня в день. Настоящий хеб-сед справляли наши предки. И справляли справедливо, ибо старый фараон действительно не вправе управлять государством.

Эйе насупился и жестко бросил:

– Старый лев все равно остается львом.

– Дряхлым и никому не нужным, – не глядя на него, презрительно перебила царица. – А потому и завистливым.

– Так ты поедешь, царица? – спросил фараон.

Нефертити ответила не сразу. Она вспомнила мужа, который всегда твердил, что не доживет до своего праздника. Боги отвернулись от меня, потому что я отвернулся от них, говорил он тогда.

– Мой муж не дожил до своего хеб-седы. А посмотреть этот праздник мне бы хотелось. Только не следует из моей поездки делать какие-то выводы, она смерила Эйе уничтожающим взглядом. – Пойду приготовлюсь, – добавила она и направилась к выходу. Но, увидев торопливо входящую дочь, остановилась.

– Мама, а я тебя ищу.

– Как ты себя чувствуешь? – спросила Нефертити, целуя благоухающие волосы дочери.

– Уже не болит, будто ничего не было, – пропела Анхеспаамон, прижимаясь к матери.

Эйе сделал шаг и поклонился.

– Мой фараон, позволь мне удалиться.

– Иди, Эйе, иди. Не забудь про подарки. Да, постой. Утром я подготовлю указ, а ты мне собери глашатаев.

– Какой указ? – спросила Анхеспаамон, усаживаясь и притягивая к себе мать.

– Невиданный в истории Египта и земли, – с вызовом воскликнул Эйе.

Тутанхамон помрачнел. Похоже, этот старый сановник злоупотребляет его благосклонностью.

– Мне виднее, дорогой Эйе. Ты свободен, – раздраженно проговорил он и отвернулся.

Эйе попятился к выходу.

– Поход на Палестину? – спросила Нефертити, выпив прохладительного напитка.

– Нет, моя царица. Вопрос внутригосударственного значения.

Анхеспаамон звонко рассмеялась.

– Как смешно. Не о моде ли идет речь?

– Ладно, иду собираться, – вздохнула царица и поднялась.

Тутанхамон подошел ближе к жене, затем в нерешительности посмотрел на царицу.

– Представляете? Мои поданные питаются овощными супами и бульонами. У них нет мяса, только кости. И я решил исправить положение.

– Каким образом? – полюбопытствовала юная жена.

– Кости нам, мясо простолюдинам.

Нефертити подскочила как ужаленная.

– Что же, вдове можно и отдельный дом, и кости… Ей все можно, – со смешанным чувством горечи и разочарования процедила она.

Анхеспаамон бросилась на выручку.

– Ты не права, мама. Он повелитель, ему виднее.

Фараон заметно огорчился. Не находя себе места, он принялся взволнованно ходить по залу.

– Стараюсь, стараюсь, а меня не понимают, – сокрушался он, – делаю все, чтоб царица Нефертити не чувствовала себя одинокой.

– Не обижайся, милый. Маме тяжело после кончины нашего зятя Сменхкара. После смерти отца Сменхкар, как тебе известно, продолжал его политику. Богохульническую, как теперь называют. А отца вообще уже зовут еретиком.

– Спокойной ночи, – бросила Нефертити и поспешно удалилась.

Дождавшись её ухода, Тутанхамон подошел к жене и неожиданно присел.

– Сокровище ты мое. Скажи ей как-нибудь при случае, чтоб не вмешивалась в мои дела. Я очень люблю и уважаю её, но в делах государственных мне никто не должен мешать.

За пять лет супружеской жизни Анхеспаамон никогда не видела мужа таким раздраженным. Несколько растерявшись, она попыталась его утешить.

– Успокойся, успокойся, мой любимый.

Бывает состояние души, когда успокаивающий больше раскаляет, чем умиротворяет.

Тутанхамон был неудержим.

– Я призван руководить народом, а не объедать его. Хотя бы ради человеческой справедливости. Народ – моя опора. Вот вернусь из Куша и сам лично проверю состояние дел простолюдинов.

– И я с тобой, не сердись ты только… Ну, пожалуйста.

– И так все фиванские жрецы смотрят на меня с нескрываемой ненавистью. Боюсь я их. Вот верховный жрец Эйе. Ты помнишь, как он огрызнулся? – фараон, видя сострадание жены, несколько успокоился и говорил уже тише.

– Оставь его в покое, – говорила жена. – Он муж кормилицы моей матери. Правда, несколько изменился после смерти жены. Но все равно – он близкий нам человек. Отец ему очень доверял.

– Да не очень, – Тутанхамон стоял на своем. – Что-то он взъелся на твою мать…

– Ах, тебе это просто кажется. Он любит маму как родную дочь. А ты все подозреваешь, подозреваешь, – пошутила она. – Правду говорят – Небхепрурв очень молодой и горячий. И что сгоряча можно натворить множество бедствий.

Тутанхамон сделал жест, означавший – мне все равно, пусть говорят что хотят.

– Никакой беды не будет. Я за справедливость и разум, которые должны сочетаться в каждом человеке, будь он обыкновенны простолюдин или же верховный жрец.

– А во мне есть такое сочетание? – кокетливо спросила жена, одарив его ослепительной улыбкой.

Фараон нежно обнял её и ласково произнес, понижая голос до шепота.

– В тебе есть все. Ты единственно реальное мое богатство. Я весь дышу тобой и не мыслю жизни без тебя. Пожалуй, только одно обстоятельство иногда ввергает меня в пучину сомнений.

– Какое, о повелитель моей души, – воскликнула она, не сводя с него восхищенных глаз.

Правитель убрал руку и, грустно покачав головой, горько признался:

– Ты часто слушаешься маму и этим терзаешь меня.

Анхеспаамон беспомощно развела руками.

– Я между двумя огнями, – вздохнула она. – Муж и мама. Как мне трудно. Бывая рядом с тобой, мне кажется, я предаю её. С ней – словно предаю тебя. Вы оба в равной степени мне дороги. Даже не знаю, как избавиться от ощущения ложного вероломства.

– О чем ты говоришь, милая? – встревожился супруг.

– Хандра напала. Но ничего, пройдет.

Фараон встал.

– Я не имею права ревновать тебя к ней. Она твоя мать, а, значит, и моя тоже. Но, я считаю, не надо ей вмешиваться в государственные дела.

Анхеспаамон быстро взяла себя в руки, переборов уже неуместную сентиментальность. Потеряв отца, изменившего богу Амону и потому теперь уже оскверненного, она лишилась и его преемника – мужа сестры Меритамон Сменхкара, который правил страной всего полтора года. Она не верила в его смерть. Как может умереть молодой и сильный мужчина, которого укусил какой-то комар? Однако личный лекарь фараона утверждал именно так – смерть наступила в результате укуса насекомого. После кончины Сменхкара единственным мужчиной в семье оставался юный Тутанхамон, которому едва исполнилось четырнадцать лет. И за эти годы молодой фараон сделал немало, чтоб завоевать признание коварных фиванских жрецов, по могуществу не уступающих самому фараону. Однако, чем больше угождал он жрецам, тем подозрительнее те относились к нему. Анхеспаамон скорее чувствовала это и не знала, чем помочь мужу. Теряясь в решениях данного вопроса и не находя единственно верного, она боялась за мужа.

– Будь уверен, – обнадежила она, не станет. Объясню я ей. Знаешь, она очень переживает за Меритамон…

– Знаю, – перебил он её. – И что нашла в этом Упнефере твоя сестра?

– Он хорош собой, а сестра моя вдова.

Тутанхамон подал руку жене, помог ей встать.

– В искренности его я сомневаюсь только потому, что слишком он убедителен в речах.

Она обиделась, скорее за сестру.

– Ты, по-моему, сомневаешься во всех, кого знаешь.

– Меня настораживает его готовность угодить. Тот, кто старается угодить, меньше выделяется благородством.

Звуки литавр и барабанного боя громким эхом отзывались в просторном полукруглом дворе царя Куша. Сам он сидел с гостями – Тутанхамоном, Нефертити, Эйе. Приезд гостей не очень-то обрадовал хозяина, хотя внешне он этого ничем не проявлял. Мысль о том, что в прошлом году он недодал правителю Египта тысячу рабов, приводила его в уныние.

Тем временем двое слуг вынесли на всеобщее обозрение тяжелую гипсовую статую кушского царя и уложили её посреди двора. Откуда-то появился палач с обнаженным мечом и, обращаясь к статуе, грозно начал.

– Мой царь, я посланник бога, прибыл за твоей душой. Мой царь, я посланник твоего народа, прибыл за твоим телом. Богу и твоему народу, по обычаю наших предков, суждено сегодня, в день тридцатилетия твоего вступления на престол, отправить тебя в потусторонний мир, ибо ты стал немощен и дряхл. Готовь себя в загробный мир – молись!

Барабаны и литавры стихли. Царь стал на колени и, прочитав молитву, сел на свое место.

– Во имя благополучия народа, – громогласно заревел палач и сильным ударом меча отрубил статуе голову.

Нефертити ахнула. Закрыв лицо руками, она инстинктивно прижалась к Эйе, испуганно причитая:

– Как страшно… Я боюсь… Я хочу…

Предусмотрительно оглядевшись, Эйе убедился в том, что его не видят. Незаметно для окружающих обнял царицу.

– Я тоже хочу, – страстно прошептал он, задыхаясь в моментально охватившем его экстазе.

– Обряд свершен, хеб-сед окончен. Старого фараона нет. Пусть здравствует молодой, – заканчивает палач.

Слуги уносят останки статуи. Царь Куша нехотя встает, обегает трижды двор, после чего усаживается, тяжело дыша.

– Тридцать раз ты должен был обегать двор.

Кушский царь хитровато прищурился и шутливо погрозил пальцем.

– Мой писарь в документах укажет тридцать, дорогой правитель Небхепрура.

– Ты и дань свою вот так вот завышаешь? Разное – в бумагах и на деле?

Успокоившись, Нефертити удивленно уставилась на Эйе, который никак не убирал руку с её стана.

– Странно мне… Обнимаешь как-то странно. То ли как дочь, то ли… Не пойму тебя, Эйе.

– Как хочешь, мечта моя.

Она презрительно сбросила его руку, отодвинулась.

– Очнись, дурак ты старый.

Фараон Куша побагровел от последних слов владыки Египта. Совсем юнец, а мыслит как мудрец. Поэтому, грозно насупив брови, он встал и поклонился Тутанхамону.

– Царю Верхнего и Нижнего Египта, могущественному фараону Небхепруре, да будет он жив и здоров, цел и невредим, все свои долги я отправлю точно в срок и, если позволят условия, с некоторыми излишками.

– Не верю я тебе. Ты великий лгун, искусно маскирующийся под благодетеля.

Хозяин Куша в бешенстве обнажил меч.

– Может, спор наш разрешат мечи?

Тутанхамон, не ожидавший такого поворота событий, выхватил свой.

Гулкие удары оружия высекли искры. Весь клокоча от зависти к молодому и красивому юноше, волею судьбы ставшему сильным мира сего, фараон Куша пытался проткнуть ему горло.

– Он убьет его, – запричитала Нефертити.

– Идти против всех – идти против себя. Одинаково, – бесстрастно заключил Эйе.

– Останови же их.

– Бог Амон пускай их остановит.

Рослый, атлетического сложения мужчина, вбежал во двор и принялся разнимать дерущихся.

– Десять палочных ударов ты получишь дома, – сердито вскричал Тутанхамон, опуская меч.

– Слушаю и повинуюсь, мой повелитель. Но лучше мне быть побитым, чем, – он обернулся к царю Куша, – чем кому-то убитым. Зачем умирать в день своего хеб-седа?

– Ах, Тутмос, Тутмос, – вздохнула царица.

Эйе торжествующе повернулся к ней.

– Я же говорил – он в Куше, – ехидно напомнил он.

Тутмос подошел к Нефертити, почтительно скрестил руки на груди, поклонился.

– Моя царица, прошу меня простить за столь неожиданный отъезд. Мой брат решил жениться на рабыне из Финикии. Возникли трудности, устранить которые смог только я, применив служебное положение.

Эйе, завистливо наблюдавший за Тутмосом и Нефертити, решил отличиться.

– Тебя видели с этой самой рабыней. Очень красивая, говорят. Ничего не скажешь.

Тутмос пропустил адресованные ему слова мимо ушей и, не спуская пылкого взгляда с царицы, пояснил:

– Это мой родной брат. Царице, наверное, известно, что мы близнецы.

Царица промолчала, глядя не на Тутмоса, а куда-то мимо. Казалось, она вся была поглощена своими мыслями и ничего не замечала вокруг. Наконец она подняла голубые глаза на Тутмоса.

После смерти мужа Нефертити дала себе зарок – не выходить замуж. Однако жречество никак не было согласно с её решением. Сороковой день траура был не за горами. Египет ждал нового фараона. Эйе и сторонники торопили царицу – выбери мужа, нового царя. Но крутой и своенравный характер царицы не позволял переступить гордыню. Вдобавок ко всему, она просто не хотела выходить замуж не любя. Дни летели быстро. И вот тогда-то она приняла решение. После снятия траура провозгласила фараоном мужа старшей дочери – Сменхкара, который, сохранив приверженность религиозным догмам Эхнатона, рьяно принялся за старое. Фиванские жрецы, затаив злобу против нового царя, искали удобного случая, чтоб рассчитаться с ним и вернуть себе былое благополучие. Тутмоса тогда она ещё не понимала…

– Когда можно будет приступить к прерванным работам, Тутмос?

Кушский царь придвинулся к Тутанхамону, обиженно отвернувшемуся от всех.

– Прости меня, Небхепрура. Я погорячился. – Затем он повернулся ко всем. – Приглашаю на праздничный обед.

Тутмос подался вперед, приблизившись к царице, и тихо ответил:

– Богиня моя, строительство твоего дома будет завершено к началу второго месяца Всходов.

Тутанхамон дружески похлопал по плечу недавнего обидчика.

– Я прощаю тебя, кушский царь. К тому же, если признаться честно, захотелось поесть.

Кушский царь знаком подозвал слугу.

– Обедать будем здесь. Дорогой Небхепрура, ты не возражаешь? Здесь так прохладно…

– Отлично, отлично.

«Ты ещё попляшешь, мальчишка», – подумал хозяин, а вслух произнес:

– Передай повару – если попадется хоть одна кость, пусть пеняет на себя.

Тутанхамон поднял руку.

– А мне только поджаренные ребра.

Присутствующие удивленно переглянулись, но смолчали. Фараон Куша тупо захлопал глазами.

– Мой фараон, – обиженно выдавил он, – в нашем городе не принято угощать костями.

– А я хочу поджаренные ребрышки, – упрямо повторил Тутанхамон.

Эйе решил отомстить за уязвленные чувства мудреца и отвергнутого любовника.

– Мой фараон, не забывай – мы в гостях, – повысил он голос.

Тутмос вопросительно взглянул на царицу.

– Я не понимаю его.

– Мой зять совсем ещё ребенок. Так и норовит против течения.

Тутанхамон поднял руку.

– Довольно, – вскричал он Эйе. – Египтом правлю я. И не смей мне больше указывать. – Затем он повернулся к слуге. – Слушай мой приказ. На первое – всем подать овощной бульон. На второе – поджаренные кости. Десерт – на усмотрение хозяина, царя Куша. Мясо животных немедленно отправить на рынок. За невыполнение данного приказа все виновные будут жестоко наказаны. Ты понял?

Слуга тотчас склонил голову.

– Теперь иди.

Наступила напряженная пауза. Все понимали, приказ есть приказ. Небхепрура не прощает провинившихся. Он уже успел наказать Ипи по дороге в Куш десятью палочными ударами.

Молчание нарушил осмелевший на правах хозяина кушский царь.

– Мой фараон, прости, но это самый нелепый приказ, который я когда-либо слышал. Я повинуюсь, но простолюдины просто обнаглеют.

– Этим, кстати, я укрепляю твою власть.

– Боюсь, что подрываешь.

Тутанхамон безнадежно развел руками. Никто не желает считаться с его дальним прицелом в политике.

– Никто мня не понимает. Никто. Вот что меня печалит.

Тутмос подошел к Тутанхамону, поклонился.

– Мой фараон, царица Нефертити отказывается от обеда.

Нефертити раздраженно дернулась.

– Овощной суп успел надоесть уже в дороге, – зло бросила она.

Эйе воздел руки к небу, обращаясь к нему.

– Могущественный Египет начал разлагаться. Я тоже отказываюсь от обеда.

Двенадцать рабов, тяжело дыша, приволокли огромный золоченый стол с резными рожками. Четверо внесли во двор массивный золотой трон, предназначенный фараону Египта. Вскоре подошли и слуги с яствами на подносах.

– Дорогие гости, – обратился хозяин Куша, – не будем ссориться. Перекусим и посветлеем в мыслях. Уважаемый Эйе, садись здесь, рядом со мной. Дорогой Небхепрура, сюда, во главу стола, так, так. – Улучив момент, он прошептал Эйе:

– Потом поговорим.

Тутанхамон, едва усевшись, принялся за еду.

– Жареные ребра – моя слабость. Рекомендую всем.

Нефертити недовольно фыркнула, однако уселась.

– Простые египтяне скоро ожиреют, а мы превратимся в свору облезлых собак.

Тутмос услужливо протянул ей горячие лепешки и, когда Нефертити протянула руку, он легонько прижал её палец.

– До конца своей жизни буду служить тебе с собачьей преданностью. Верь мне, – страстно прошептал он.

– Не все собаки преданны, однако, – вполголоса заметила она.

– Ты не просто царица. Ты царица моей души, моей жизни. Ты гимн любви. Я всю жизнь любил тебя. Потому и не женился. Попрошу Небхепруру… Хочу официально…

Царица покачала головой.

– Не надо. Повремени немного. Построим дом, а там будет видно.

– Объедение, – причмокнул Тутанхамон, закончив трапезу.

Кушский царь тоже одобрительно закивал.

– По чести говоря, не ожидал. Вкусно…

– Вкусно, – передразнил его Эйе. – Каждый день даже жена надоедает.

Общий смех действительно развеселил. Заулыбались даже телохранители фараона, обычно суровые.

– Ловелас ты старый, Эйе, – пошутил Тутанхамон.

– Я ещё не старый, – встрепенулся тот.

– Ему только подай, – подлил масла в огонь кушский царь, – тут же сцапает. Орел.

– Да? – изумился Тутанхамон. – Я и не подозревал о его таких способностях.

– Как же, как же… По-моему в Египте не осталось ни одной рабыни…

– Как тошно, – презрительно сморщившись, прервала царица. Перестаньте, ради Амона.

– Кушский царь придвинулся к Тутанхамону и продолжил тише.

– Дни и ночи мечтает об очередной жертве.

– Так вот почему я его редко вижу на приемах!

– Понаблюдай-ка за ним. Приглянулась ему, кажется, твоя теща. Волком на неё смотрит, глаз не спускает.

Тутанхамон резко отодвинул тарелку и уставился на хозяина города.

– Ты шутишь, царь.

Желая сгладить недавнюю ссору, царь Куша во что бы то ни стало стремился завоевать доверие молодого фараона.

– Я его знаю, – продолжал он шептать, – будь уверен в правоте моих догадок. Не пропустит ни одной красивой женщины. А теща у тебя, я бы сказал, первая красавица в Египте.

Тутанхамон сидел пораженный. Эйе, тот самый Эйе, который вместе с женой ухаживал за Нефертити в её детские годы и который почти что приходится царице отцом по возрасту…

– Да я ему глаза выколю, лишу мужского достоинства, – мрачно процедил он сквозь зубы.

Царица, покончив с едой, довольная, откинулась назад. Настроение заметно приподнялось. Она уже не жалела о приезде в Куш, где встретила все-таки Тутмоса, рассеявшего её подозрения.

– Ну, как обед, уважаемый Эйе? – весело спросила она.

– В обществе царицы Нефертити не может быть невкусных блюд.

Кушский царь довольно усмехнулся.

– Вот, пожалуйста, крючок закинут.

– Но ведь рыба царская, – не верил все ещё Тутанхамон.

– Именно оттого ещё вкуснее и желанней.

Тутанхамон встал.

– Я прогуляюсь, – ни на кого не глядя, бросил он и заторопился к выходу. Телохранители поспешили за ним.

Кушский царь придвинулся к Эйе.

– Так дальше нельзя. Надо что-то придумать, – вполголоса предложил он. – Он опозорит нас на весь мир.

Е сделал ему знак – тише, дескать, услышат. Убедившись, что их не подслушивают, пожаловался тоже.

– Мне порою кажется – я схожу с ума. Молокосос проклятый. Унижает меня везде и всюду. А Аменхотеп IV и Сменхкар, если ты помнишь, очень уважали меня.

– Помню. Поговори с его женой.

Эйе раздраженно повел плечами.

– Она его безумно любит, но вмешиваться в государственные дела не станет. Больше чем уверен, царь.

– А как в Фивах отнеслись к новому указу Небхепруры?

Эйе горько вздохнул, развел руками. Вопрос задел его больное место. Богатые храмами Фивы приносили баснословные прибыли фиванским жрецам, во главе которых находился сам Эйе. Регистрация этих прибылей, поступающих большей частью в государственную казну, производилась им самим. Лишь четвертая часть этих доходов выделялась на благоустройство города, который, конечно же, не благоустраивался в силу личных интересов верховного жреца.

– Жертвоприношений становится все меньше и меньше. Храмы почти обезлюдели. Местное жречество в крайнем негодовании.

– Надо предусмотреть крайнее, – прошептал хозяин Куша.

Тутмос наклонился к нежному ушку Нефертити.

– Бесценная моя, я так соскучился по тебе.

– Ты закончил мой портрет – Царица отпила прохладительного напитка и повернулась к своему обожателю.

– Давно. Перед самым приездом сюда. Скорее бы домой, скорее бы к тебе.

Эйе подозрительно огляделся.

– Надо подумать, как это сделать. Очень все рискованно. Ты осознаешь всю степень ответственности?

– Другого выхода не вижу, – заключил кушский царь и, завидев входящего фараона, встал, подтолкнув локтем Эйе. Тот оглянулся и встал тоже.

– Прошелся по рынку, – возбужденно говорил Тутанхамон. – Народ ликует. Скорее, большинство. Остальные в каком-то странном замешательстве. Никак, думаю, не сообразят, как воспринять новый наш указ.

Кушский царь сдержанно улыбнулся.

– Народ – стадо животных, которое привыкло подбирать с земли. Доброта твоя не всем понятна.

– Указ твой ошеломляет их, – поддержал Эйе.

Тутанхамон резко подошел к Эйе и, глядя ему в глаза, жестко произнес.

– Я поступил так, как подсказала совесть. И не следует более возвращаться к этой теме. Тебе спасибо, царь, за гостеприимство повернулся он к другому. – Остальным приказ – готовиться. Эйе, выезд на рассвете.

Эйе и кушский царь молча поклонились. Тутанхамон в сопровождении телохранителей удалился.

Тутмос встал и демонстративно поклонился Нефертити.

– Моя царица, позволь мне попрощаться с братом.

– Ступай, Тутмос. Погоди. – Она сняла с себя перстень, увенчанный крупными алмазами. – Поздравь молодых от моего имени.

– Твоя щедрость безгранична, как моя преданность. Но я должен тебя попросить…

– Говори.

– В связи с женитьбой надо освободить брата от налогов и ввести его в хонты.

Нефертити подняла глаза на царя Куша. Тот сделал вид, что не слышит.

– Ты слышишь, царь? – спросила она.

– Слышу, моя царица, но помочь не смогу. Это противозаконно.

Эйе сделал кислую мину.

– Женитьба на финикийке? Она же враг.

Нефертити смерила его испепеляющим взглядом. Эйе казался ей лицемерным.