Текст книги "Отступник"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава седьмая
МИШЕНЬ В ЛИМУЗИНЕ

Между тем обладатель физиономии валявшегося в урне фоторобота снова подъезжал к Томскому аэропорту.

Билет он заказал по телефону, такси тоже вызвал к подъезду. Накануне он вернулся из Новосибирска, где банковским переводом внес свалившиеся, как снег на голову, деньги на собственный счет. Ездил и туда, и обратно на частниках, справедливо полагая, что опросить всех автовладельцев областного центра – дело практически нереальное.

Можно было улететь прямо из Новосибирска. Но он зачем-то приехал обратно в Томск – все казалось, что забыл сделать какое-то важное дело.

Однако никаких незавершенных дел не обнаружилось, и вот наконец он уже стоял у стойки, где заканчивалась регистрация рейса на Москву. Посадка была давно объявлена, и сотрудник аэропорта нетерпеливо поджидал в загоне, именуемом «накопителем», опаздывающих пассажиров.

Багажа у Щербакова не было – только тот самый кейс, в котором еще несколько дней назад были чьито доллары, а теперь лежали новая зубная щетка, бритва, носки и полотенце.

В общем – обычный кейс командировочного.

У стойки небольшого буфета, который примостился в углу зала отправления, стояли двое. Уже несколько дней они несли дежурство, на которое были назначены Леханом, и очень переживали по этому поводу.

Время уходило бесцельно, девок приличных было не снять – все транзитные мимо мотались. Да и куда их вести? Одно развлечение – выпивка, да и та наскучила уже. Буфетчица им поначалу улыбалась, а теперь просто молча цедит в кружку пиво и никак не реагирует на предложения пацанов пойти перепихнуться.

Собачья жизнь!

– Слышь, салага, может нам закосить? Тут я неподалеку табор знаю. Там такие шалашовки!

– Лехан тебе закосит! Он тебе самому свои шарошки зашворит, если узнает, что мы слиняли.

– А как узнает-то?

– Как? Да у Кислого наверняка тут есть свои люди…

– Эх, бляха! Так и будем, как придурки, этого лоха выжидать? – Зяма вынул из заднего кармана джинсов мятый фоторобот и бросил его на буфетную стойку. – Сколько можно? Ну тогда по пиву давай!

– Марусь, а, Марусь!… – начинающий бандюган Евгений Сидоров по кличке Мешок, только что откинувшийся с малолетки, обратился к буфетчице Людмиле. – Накапай-ка нам еще по двести из ампулы с желтой этикеткой. А потом – по кружке «Жигулевского».

Людмила открыла было рот, чтобы сказать, что она не нанималась выслушивать, как ее обзывает всякий встречный-поперечный, но ее взгляд случайно упал на стойку, где валялся мятый фоторобот.

Потом она посмотрела куда-то в пространство за левым плечом Зямы и, закрыв рот, молча ткнула туда пальцем.

Затуманенные алкоголем мозги братков шевельнулись не сразу. А когда ребята сообразили обернуться, искомый лох исчезал в двери накопителя, в очередной раз рассеянно оставив свой кейс у стойки, где проходил регистрацию.

Забыв про Люду-Марусю и вино-пиво, братки рванули вслед за Щербаковым, но тот оказался последним пассажиром, которого ждали с большим нетерпением.

А вот порученцев Кислого не ждал никто – металлические двери отстойника надежно захлопнулись. Парни стукнули в них пару раз пудовыми кулаками и начали грязно ругаться. Услышав это, двое аэропортовских ментов многозначительно посмотрели в их сторону, и незадачливые ловцы человеков сочли за благо поскорее слинять, прихватив на всякий случай оставленный кейс.

Саня Щербаков вспомнил об утрате, когда уже поднимался по трапу. Но, решив, что два комплекта потерянных туалетных принадлежностей окупились для него с лихвой, только усмехнулся.

* * *

Саня Щербаков и сам не понимал, какого черта ему делать в Москве.

Так уж получилось, что по жизни в последний год его вела интуиция. С того мгновенья, когда он сунул за пазуху поднятый на месте аварии пакет с баксами, он не размышлял о том, как и когда ему поступить. Словно добрый ангел стоял за его плечом и нашептывал – не меняй валюту в Томске, не останавливайся в этой гостинице, не садись в это такси… Саня слушал голос, подчинялся ему, и пока что жалеть об этом не приходилось.

Он даже находил удовольствие в такой организации своего бытия. Никаких планов и никаких задач по их непременному выполнению.

Голос сказал – вали в Москву.

И Саня, не задумываясь, заказал билет, приехал в аэропорт перед самым отправлением и улетел, не подозревая о том, что именно в это время шестерки Кислого отвлеклись от своих обязанностей. А выбери он любой другой рейс – и его жизни была бы грош цена.

А теперь голос молчал, и Саня бездумно шлялся по столице, не зная, куда себя деть.

В Москве он бывал и раньше, поэтому обязательную часть программы – Красная площадь, Кремль, ГУМ, ЦУМ – считал давно выполненной. Да и не хотелось ему в шумный и людный туристический центр. На окраинах тоже неинтересно – новостройки, как и везде.

Саня по наитию вышел из метро на Белорусском вокзале, потому лишь, возможно, что в аэропорту из киоска с грамзаписями звучала старая песня: «… Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный…».

Насвистывая привязавшийся мотивчик, он обошел вокруг вокзала, выпил кружку пива в буфете, присел на холодную металлическую скамью в зале ожидания.

Голос молчал, и Щербакову стало скучно.

Тогда он перешел площадь Тверской заставы и Тверскую-Ямскую и, обогнув небольшую симпатичную белую церквушку, оказался на улице Лесной.

Название улицы ему понравилось, но не понравилось стоящее в глубине огромное современное здание из тонированного зеркального стекла и бетона.

Уткнувшись в собственное отражение на его стене, он нашел себя маленьким и никчемным перед громадой известного коммерческого банка. И из принципа нарочно свернул в первый же горбатый проулок.

Узенький переулок круто спускался обратно к вокзалу и был практически пуст – туристы сюда не забредали, лишь редкие прохожие торопились в метро, да парочка ханыг весьма затрапезного вида топталась перед ближайшим магазином. На них еще можно было пахать – хоть и грязноваты, небриты, но ведь здоровые молодые мужики, – а их, кроме огненной воды, ничего в этой жизни уже не интересовало.

Позади спускавшегося по переулку Шербакова заурчал мощный мотор, и между стоявших у тротуаров отечественных лохматок едва протиснулась широкая морда лимузина с правительственными номерами.

Членовоз плавно и важно спускался с горки со скоростью пешехода. На его заднем сиденье развалилась какая-то чиновная шишка с окаменевшим сытым рылом. Тонированное стекло было приспущено, и когда лимузин поравнялся со Щербаковым, рыло лениво повернулось в его сторону, скользнув невидящим взглядом.

Зато Саня застыл на месте, словно его ноги пустили корни в московский асфальт, и на мгновение перестал дышать. Эту рожу он видел на газетной вырезке, которая лежала в боковом карманчике благоприобретенного кожаного кейса с деньгами.

Правительственный автомобиль скользнул вниз и притормозил у ворот голубого двухэтажного особнячка с белыми колоннами. Ворота стали автоматически открываться, расположенные над ними телекамеры зашевелились, и на крыльце появилась вооруженная охрана.

Мимо остолбеневшего Сани неожиданно резво прошагали давешние пьянчуги. На ходу они одинаковым движением сунули правые руки за пазухи, будто у них одновременно зачесались левые подмышки. Саня автоматически сморщил нос в ожидании собачьей вони, характерной для бомжей, но тут же удивленно поднял брови, уловив аромат дорогого парфюма.

Странно…

* * *

Серегу хлопнули по плечу, и, обернувшись, он увидел перед собой поддатого Зяму, одного из зубиловских солдатиков. Зяма хлопнул Серегу по другому плечу и радостно просипел:

– Слышь, Серега, это клево, что я тебя в окно усек. Еле догнал!

Потом он оглянулся и, заговорщически понизив голос, добавил:

– Ты вот что… Ты пацан конкретный, может, посоветуешь… Мы тут с Мешком… Короче, зайдем в эту живопырку, Мешок там сидит. Кирнем и побазарим. Годится?

И он махнул рукой в сторону одной из немногих оставшихся в Томске столовых со множеством шатких пластиковых столиков и длинной стойкой самообслуживания, которая заканчивалась кассой.

Столовая эта заполнялась только в обед, когда сюда со всех окрестных предприятий, словно мухи на дерьмо, слетались работяги, привлеченные дешевизной этого дерьма. Все остальное время поварихи с кассиршей разгадывали кроссворды и перемывали кости знакомым самцам. Знакомые же самцы забегали порой, чтобы пропустить стаканчик. Пойло, разумеется, было паленым, но надежным. Никто никогда не травился. За это самцы поварих любили – и в переносном смысле, и в самом что ни на есть прямом, используя для этой цели небольшую подсобку с продавленным топчаном, пятнистым от соков любви.

Сереге было все равно, куда идти.

Он все еще прислушивался к себе и чувствовал, что ему становится все хуже. Лихорадка Эбонита, похоже, взялась за него всерьез.

Он махнул рукой и обреченно последовал за Зямой.

За крайним столиком, расположенным в стратегически выгодном месте, с которого просматривалось все пространство столовой, а также вход и дверь в подсобку, сидел Мешок. Перед ним красовались початая бутылка водки и несколько бутылок пива.

А на свободном стуле рядом с ним стояло то, за что еще вчера Серега готов был отдать половину жизни, – шикарный кожаный кейс, который у него увели в Томском аэропорту.

В братковской иерархии Серега занимал гораздо более высокую позицию, чем эти два тупых дуболома, поэтому, стараясь не очень пялиться на злополучный кейс, он чинно сел за столик и, придвинув к себе бутылку пива, тоном доброго старшего товарища поинтересовался:

– Ну, что тут у вас? В чем проблема?

И Зяма с Мешком, перебивая друг друга, рассказали ему грустную историю о том, как упустили в аэропорту некоего фигуранта и теперь не знают, как оправдаться перед суровым Зубилом. Единственное, чем они могли похвастаться, – никому не нужный пустой кейс, забытый рассеянным фигурантом.

– Ты уж, Серега, не забудь старинного знакомого, а? – канючил Мешок. – Не западло ведь тебе замолвить словечко перед Анатолием Викторовичем? Вы же с ним кореша все-таки, авторитеты! Скажи, мол, не успели пацаны догнать лоха. Он просто бегом через зал пробежал, даже фургон потерял и угол кинул. Только вот барахла в нем нет уже…

– И это… не закладывай уж, что мы с корешем зачмызгали тут, – вторил Зяма, – не так уж много мы и выпили…

И подливал Сереге «Столичной».

Серега выслушал все, что имели сказать ему лоханувшиеся пацаны, затем глубоко вздохнул и решительно сказал:

– Ладно. Надо братков выручать. Дело святое.

Он встал и озабоченно нахмурился, как бы раздумывая, потом добавил:

– А кейс этот я сам ему отнесу. Я знаю, что сказать, чтобы все было тип-топ.

– Во, Серега, – обрадовался Зяма, – я знал, что ты правильный мужик!

– Мужики на зоне посуду моют, – наставительно ответил Серега и, взяв кейс, важно удалился.

Выйдя на улицу, он поднял руку и стал ловить машину.

Нужно было спешить, пока ему шла масть. Встреча с этими придурками поможет убить сразу двух зайцев. Вернув Зубиле кейс, он докажет, что не терял времени зря. А кроме того, у Сереги появился неожиданный шанс отвлечь внимание грозного начальства от собственной персоны, переведя стрелки на малолеток, прошляпивших в аэропорту.

* * *

В области непростых человеческих отношений депутат Государственной думы Александр Николаевич Михайлов знал и умел многое.

Но главным его умением еще с институтской скамьи было умение находить компромиссы. Он ухитрялся быть угодным всем – и властям, и плебеям. И сам жил в гармонии с самим собой. Он учил только то, что ему нравилось, но благодаря статусу комсомольского вожака сдавал все экзамены без особого труда.

Студенты шли к нему с проблемами, и некоторые из них он разрешал сам, некоторые – благодаря своим партийным покровителям. К покровителям он ходил регулярно, как на службу, неся им ту информацию, которую они хотели услышать, и полагая искренне, что именно так и нужно жить.

Сейчас его можно было бы осуждать за стукачество или восхищаться, как умело он организовал свою жизнь. Но на самом деле он никого сознательно не закладывал – а если кто и пострадал от него, то лишь потому, что только так, малой кровью, можно было погасить конфликт, грозящий большими неприятностями. Да и не организовывал комсомолец Саша своей личной жизни, не организовывал ничего, кроме комсомольских мероприятий. А в жизни так гладко у него все получалось лишь потому, что он инстинктивно огибал все острые углы.

Первое подношение Михайлов принял, чтобы не обидеть сокурсника, благодарившего за доброе дело, первую взятку дал, чтобы упростить решение сложного вопроса. Не для себя – для коллектива. И его совесть была чиста, как у младенца.

Распределили молодого специалиста по холодильным установкам в Томск, где в незапамятные времена жили его родители и в котором у него давно уж не осталось родных или близких. Но так было спокойнее всего – не в глушь, где можно было быстро зачахнуть, не в столицу, где могут сразу затоптать, а в приличный провинциальный город – с перспективой.

На мясокомбинате его избрали комсоргом холодильного цеха. Через год – освобожденным секретарем комсомольской организации предприятия. Еще семь месяцев спустя – вторым секретарем горкома ВЛКСМ. Его ленинградский покровитель перебрался тем временем в Москву, вознесясь на заоблачные высоты.

Перемены, начавшиеся в стране, застали Михайлова в должности второго секретаря областного комитета партии.

Это было весьма кстати – у него уже имелись прочные связи в высшем руководстве партии и собственная молодая, преданная команда. А с другой стороны, он еще не успел совершить ничего такого, что позволило бы демократам казнить его в политическом смысле.

Почуяв, куда дует ветер, Александр Николаевич прилюдно порвал партбилет. Этот демарш принес ему известность на всю страну, хоть и кратковременную. А демократам он продемонстрировал готовность молодого и энергичного партийного функционера играть в новые политические игры…

Рано утром – в десять часов – в Орловке, на скромной служебной даче депутата Госдумы, заместителя председателя Комитета по природным ресурсам и землепользованию Александра Николаевича Михайлова раздался телефонный звонок.

– Александр Николаевич?

– Да, слушаю вас.

– Вас беспокоит Толстоухов Терентий Гаврилович.

– Здравствуйте. Меня Сергей Сергеевич предупредил…

– Вот и славненько. Значит вы в курсе. И, насколько мне известно, можете и готовы нам помочь.

– Да. Хотя есть нюансы.

– Обсудим, обсудим. Но все ж таки не по телефону.

– Где и когда?

– А вы подъезжайте часам к двум к себе в банк…

Вот же сука, подумалось Михайлову, просто, без выкрутасов, ответить нельзя. Обязательно нужно намекнуть, что те, кому надо, в курсе. Рыльце, мол, в пушку у господина депутата, потому как секретный карманный банк у него имеется, хоть и числятся его хозяевами подставные лица.

– И?

– Решайте свои финансовые проблемы и садитесь в мою машину. Шофер подбросит. Там недалеко – так что надолго я вас от государственных дел не отвлеку.

– Договорились.

Депутат положил трубку и нажал кнопку селекто-ра, предупреждая помощника, что к полудню ему потребуется лимузин.

* * *

Саня Щербаков, словно в замедленном кино, наблюдал, как черный лимузин втянул свое длинное туловище в распахнутые ворота особнячка. Обогнавшие Саню алкаши наконец почесали свои немытые, благоухающие французской парфюмерией подмышки. В их руках теперь, откуда ни возьмись, оказались пистолеты с длинными стволами и какими-то странными утолщениями на конце.

Глушители – понял Саня.

А еще он понял, что его добрый ангел на этот раз бессовестно надул его. Мало того, что зачем-то свел нос к носу с типом, которому, по всей видимости, предназначались деньги из кейса, так еще и в переделку с перестрелкой втягивает. Охранники на крыльце, наблюдая за подъехавшим боссом, пока, правда, не реагировали на опасность, но начни они палить – пули как раз в сторону Щербакова полетят.

Не раздумывая ни секунды, Саня скакнул в подворотню, рядом с которой его застал столбняк. Но его ноги, будто с корнями вырванные из асфальта, были еще не совсем послушны хозяину. Левая зацепилась за тянувшийся вдоль ремонтируемого тротуара провод, а правая – с размаху угодила прямо в оставленное кем-то прямо на дороге ведро с остатками побелки.

Опрокинутое ведро, грохоча, подпрыгивая и разбрасывая во все стороны белые брызги, покатилось вниз под горку вслед за киллерами.

Те отреагировали мгновенно: шарахнулись в разные стороны и открыли беспорядочную стрельбу. Но какой бы беспорядочной она ни казалась со стороны, одна из пуль продырявила грохочущее ведро, а другая отбила кусочек стены в том месте, где секунду назад находился улепетывающий во всю прыть проходными дворами Саня Щербаков. В белом ботинке. Отделавшийся и на этот раз легким испугом.

Между тем к палящим горе-террористам присоединилась прозевавшая нападение охрана. И собственный промах охранники теперь стремились компенсировать количеством израсходованных боеприпасов.

Да только оценить этот их подвиг было уже некому.

Как только раздался первый выстрел, депутат Михайлов не стал геройствовать и пытаться добежать до ступеней крыльца собственного «Томкомбанка», а захлопнул бронированную дверь лимузина и крикнул:

– Гони!

Огромный автомобиль резко дал задний ход, вылетел за ворота – прямо навстречу опасности. Но братки, поняв, что покушение провалилось, сообразили не шмалять зазря по пуленепробиваемым стеклам, а просто бросили стволы и ретировались со скоростью не меньшей, чем та, которую до этого продемонстрировал Саня Щербаков.

Доблестная охрана прекратила стрельбу, когда депутат был уже на полпути к Госдуме.

Прохожих на улице за все это время так и не случилось. И только на третьем этаже одного из домов поблизости от места перестрелки шальная пуля нашла свою жертву. Под разбитым окном с аккуратной дырочкой во лбу лежала сухонькая старушка. Внуки ее теперь будут счастливы – наконец-то освободилась квартира в старом фонде.

Вот к чему приводит ненужное любопытство…

* * *

– Ну, что скажешь? Может, профуканные баксы нашел? – съязвил Зубило, взглянув на входящего Серегу, но тут же осекся.

Помахивая приметным кожаным кейсом с застежками желтого металла, слегка нетрезвый и немного расслабленный Серега шел к столу Сысоева уверенным размашистым шагом. И Зубилу вдруг представилось, что сейчас его безалаберный подчиненный, поставив клонированный «дипломат» на толстый дубовый стол, щелкнет замками и вывалит пропавшие сто тысяч американских денег.

Серега подошел к столу и поставил на него кейс.

Тихий щелчок развалил пополам черный параллелепипед – и Толян увидел уже знакомый комплект нижнего белья, набор для бритья фирмы «Жиллет», две ненадеванные сорочки и легкие домашние тапочки. Такое же содержимое предыдущего кейса сам Зубило совсем недавно демонстрировал Борису Тимофеевичу Вертякову.

– Что это, Бэрримор?

– Овсянка, сэр, – подхватил шутку Серега, которому уже нечего было терять.

Первый из отведенных ему трех дней жизни подходил к концу. И сейчас, перед лицом смерти от страшной лихорадки Эбонита, Серега впервые в жизни ощутил настоящую свободу. И почувствовал себя человеком, а не «шестеркой».

– Все правильно, это наш скрип, Анатолий. Тот самый. Правый замок заедает…

– Откуда? – требовательно спросил Зубило.

– Работаем помаленьку, – неопределенно пожал плечами Серега, бессознательно пытаясь разозлить начальника и вывести на откровенность.

Попытку можно было засчитать, потому как Зубило действительно начинал нервничать.

– Ты давай не крути, темнила! – нахмурив брови, Зубило впервые повысил голос.

– А я и не кручу, – Серега по-прежнему оставался спокойным. – В аэропорту два твоих орла «подкладчика» надыбали, но тот успел уйти.

– Как? Кто? Когда?…

– Не гони так быстро. Все сразу знать хочешь? – Серега, улыбаясь, продолжал таскать тигра за усы. – Сегодня наш обидчик улетел в Москву. Зяма с Мешком его увидели, да поздно. Он успел, бросив кейс, убежать на посадку.

– Убью сосунков! – Зубило, похоже, был доведен до кондиции. – С нашими бабульками улетел? Где эти два урода?

– Да ладно тебе. Ребята не виноваты. Баклан наш тертым калачом оказался. Появился в последнюю минуту регистрации – и тут же в отстойник…

– Но позвонить-то эти придурки могли?

– А ты бы самолет завернул, – согласился Серега, насмешничая.

Зубило недобро посмотрел на него.

– Кислому бы сообщил, – нагло посоветовал начальнику Серега, – а уж он бы организовал в Москве встречу…

Зубило безнадежно махнул рукой.

Ну как с такими уродами можно дела делать? Странно, что еще на свободе парни гуляют. По их соображаловке – только на шконку и дорога…

– Ладно, Серега, хер бы с ними, с баксами этими, – неожиданно сменил тему Зубило, чем, в свою очередь, несказанно удивил носителя смертельного вируса, – у нас тут дельце покруче намечается, поэтому на время про те бабки забудь. Нам сейчас все силы понадобятся…

Зубило начал излагать суть дела, а Серега сидел и слушал его, затаив дыхание.

Он-то думал, что ему придется долго и нудно собирать сведения про американца, а тут Зубило сам выкладывает ему все, как на блюдечке!

Послезавтра утром – налет на чулымскую виллу.

Основная сила – ОМОН.

Менты проводят операцию якобы по уничтожению перевалочной базы торговцев дурью. При этом Кислый с Вертяковым так хитро все накрутили-навертели, что омоновцы берут с собой и ударную группу братков, полагая их коллегами из секретного спецподразделения.

Экипировка у блатных будет не хуже, чем у Рэмбо. От лишнего базара следует воздерживаться, просто тихо и мирно расположиться в омоновских катерах и слушаться приказов Кислого, который тоже там будет. Причем – в первых рядах. Намечается еще пара вертолетов, и в них тоже будет ОМОН.

– Так что, Серега, готовься, – бодро говорил Зубило, пристукивая ладонью по столу, – и бери пятерых под начало. Можешь этих придурков – Мешка с Зямой – как раз и прихватить. Ну и Паяльника возьми, Шкета, а еще Скокаря. Пожалуй, и хватит с тебя.

В пекло не соваться, на то у нас ОМОН имеется. А когда те дачку американскую возьмут, шмон на ней надо организовать такой, что куму и не снился. В общем, на месте сам рогами шевелить будешь. Заначки там наверняка есть. А в них гринов поболее будет, чем в уголке твоем потерянном. Таких бригад планируется организовать несколько штук. Парни Митяя, разумеется, больше всех жопу рвать станут, но и наши отстать не должны. Лехан тоже возьмет человек пять. Думаю, утрем нос выскочкам. Тех, кто добычу принесет, – премируем. Глядишь, и скостим тебе чемоданчик, если отличишься. А будешь сопли жевать – точно на счетчик поставлю.

В тоне Зубила сквозила явная угроза.

Он как бы брал у Сереги реванш за ту растерянность, которую испытал в начале разговора.

– Так что живи пока. Пацанов собирай. Завтра к семнадцати – ко мне. Получать оружие и форму. Все, канай отсюда теперь. Не то пасть порву…