Текст книги "Я люблю"

Автор книги: Б. Седов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава шестая
В СОЧИ – ТЕМНЫЕ НОЧИ

– Как вы понимаете, мы здесь работаем не за награды, но поскольку ваше участие в нашем деле можно назвать, не лукавя, добровольно-принудительным и до сих пор, несмотря на некоторую строптивость, вы успешно справлялись со всеми поручениями…

Я сидела в старом плетеном кресле напротив Лаевского. За раскрытым окном шумели березы, был разгар лета. За прошедшие месяцы я уже трижды участвовала в операциях Конторы, причем дважды основная задача ложилась на мои плечи. Результаты заслужили высшую оценку господина Лаевского, но это не означало послабления режима. Я по-прежнему жила на базе. Теперь мои передвижения не ограничивали, но не обязательно сидеть за решеткой, чтобы чувствовать себя заключенной. Сейчас я как никогда ясно понимала это. Люди, с которыми я вежливо здоровалась каждый день, над чьими шутками мне случалось смеяться, люди, которые провожали меня на задания и встречали, когда я возвращалась с победой, – все они были моими тюремщиками. Правда, ощущение несвободы постепенно отошло на второй план. Я начинала понемногу ощущать себя частью команды. Разве не этого и добивался господин Лаевский?

Но я не смирилась. Только права на ошибку у меня больше нет, поэтому я буду ждать! Подумала, что сегодня Лаевский очень многословен. Ну и что же за награду ты мне пообещаешь? Плюшевого мишку, коробку шоколадных конфет или на свободу выпустишь, как птичек раньше по весне выпускали, – нет, вряд ли!

– Что вы скажете о поездке на юг? Сочинский кинофестиваль, как говорится, на носу. Как вы, кстати, относитесь к кино?

– Очень хорошо! – призналась я.

В Чудове кино стало для меня настоящей отдушиной, те фильмы, что я видела по телику и в местной киношке, показывали другую жизнь. Настоящую жизнь, так не похожую на убогое существование, которое вели те, кто окружал меня с самого детства. Если бы не эта вера в то, что есть иная реальность, иная жизнь, вероятно, и не отправилась бы я в Питер. Правда, может, так было бы лучше. Для всех.

– Прекрасно! Разумеется, – продолжил Валентин Федорович, – я не просто так направляюсь на курорт, там нам предстоит встретиться с человеком, с которым долго и плодотворно сотрудничает наша организация. Но это чисто деловая встреча, вас же я надеюсь видеть на ней в качестве эскорта и… телохранителя.

Чудесно, по крайней мере, не нужно никому вышибать мозги. Ничего другого делать, правда, не умею – но любимой эту работу назвать пока еще, к счастью, не могу! Правда, навыками телохранителя я не обладала, но Валентин Федорович считает иначе, а ему, конечно, виднее.

– Совместим, так сказать, приятное с полезным! – продолжил он. – Да и вам будет полезно прогуляться!

– Вы мне так доверяете, Валентин Федорович?

– Я полагаюсь на ваше благоразумие и надеюсь, что вы уже достаточно хорошо усвоили майский урок и поняли, что от судьбы не уйдешь…

– У вас длинные руки! – кивнула я.

– Можно и так выразиться! Подбирайте себе туалет – немного времени у нас в запасе есть!

Что ж – по крайней мере в этом он не обманул: обещал ведь при поступлении увлекательные поездки. Сейчас Сочи, а там, глядишь, до Канн доберемся! Я не спрашивала, но очевидно, Марьянова в Сочи не будет. Марьянов был командирован в Германию, если только мне сказали правду. Открыток он оттуда не присылал и теоретически мог быть сейчас где угодно – хоть в Германии, хоть на Аляске!

Оставшись в одиночестве, Валентин Федорович подошел к окну и, распахнув шире ставни, прислушался к птичьему гомону в лесу. Эта база была не единственной у Конторы, но Лаевский любил именно это место. Красота природы подчеркивала несовершенство человеческого мира. Мира, который он всеми силами пытался сделать хотя бы немного лучше. Огнем и мечом. Только так.

И Анжелика Королева была всего лишь одним из его инструментов. Он часто задумывался над тем, насколько ей можно доверять. Насколько ему удалось приручить эту красивую бестию? Во время последних заданий у нее не раз был шанс повторить попытку побега, но она не воспользовалась этим. Потому что смирилась со своей участью, приняла условия игры, стала частью команды? Или потому, что хочет сорваться наверняка, потому что чувствует, что за ней все еще наблюдают… Трудно проникнуть в человеческую душу. Что ж, поживем – увидим!

Уже по дороге на фестиваль он сообщил мне кое-какие подробности предстоящей встречи. Человек, с которым он собирался вести переговоры, был немцем (еще один немец в Сочи! – сразу мелькнула мысль).

– Он тоже печется об интересах России?! – спросила я.

Тогда Лаевский не отреагировал на мою иронию. Позднее я узнала, что по заказу Гюнтера Штессмана Контора проводила кое-какие «исследования», как выразился Лаевский, а проще говоря, занималась промышленным шпионажем. Как объяснил Валентин Федорович, господин Штессман инвестировал большие деньги в российский бизнес, и следовательно, упрочение его положения на рынке было в интересах России.

Из аэропорта ехали на «Мерседесе», специально арендованном Конторой. За рулем сидел шофер из числа агентов – от услуг водителя, предложенного фирмой проката машин, мы отказались. Лаевский говорил с кем-то по мобильному телефону. Обычные переговоры, обычно я старалась прислушиваться ко всему, что он говорил. «Фильтровала базар», как выражаются блатные. Однако сейчас господин Лаевский беседовал с супругой, и ловить здесь было нечего. Странно было слышать, как этот человек ласково воркует в трубку, странно видеть его лицо, на нем застыло какое-то мучительное выражение. Что такое, Валентин Федорович?! Угрызения совести терзают – жене-то изменяете с докто-рицей?! А я думала, они вам незнакомы – угрызения совести! Железный Валентин, идейный потомок железного Феликса. Памятник вам следует поставить, вот что! Бронзовый монумент посреди леса – Лаевский с арбалетом в руках попирает врагов государства…

Наконец Валентин Федорович повернулся ко мне.

– Погода, жаль, сейчас не идеальна!

– Но мы ведь не выходим в море?!

– Нет, морские операции в этот раз не запланированы! – улыбнулся он. – Но вы могли бы позагорать!

Вот и Сочи. Там в свое время мне пришлось по заказу Стилета уничтожить одного немецкого бизнесмена, а заодно влепить пулю в живот предателю Самошину, который неожиданно и весьма кстати подвернулся под руку. Правда, целилась немного ниже… Тогда я исчезла, не засветившись, но все-таки возвращаться туда немного побаивалась.

– Не беспокойтесь, – заметил Лаевский, угадавший мои мысли, – вас не узнают! Вы не читали Честертона. У него есть прекрасный рассказ из цикла об отце Брауне. Главный герой раскрывает убийство, случившееся во время кровопролитного сражения. Он постиг логику убийцы, сумевшего остаться безнаказанным: проще всего спрятать камень – на берегу морском, спрятать лист – в лесу, а мертвое тело – на поле боя. Мы будем в гуще фестивальных событий, Лика, и именно поэтому на нас никто не обратит внимания – там хватает известных личностей!

– Я поняла! – кивнула я. – Но журналисты могут…

– Забудьте, они охотятся за звездами – а мы таковыми, к сожалению, или скорее – к счастью, не являемся!

Тем не менее сразу по прибытии мне посчастливилось познакомиться с типичным представителем журналистской братии.

Гостиница, где Конторой были забронированы два номера, безусловно, располагала штатом носильщиков, но они куда-то запропастились – вероятно, пошли, глазеть на звезд. Лаевский отправился беседовать с портье. Я осталась у машины. Через мгновение мимо промчался трусцой молодой человек с недорогой фотокамерой через плечо. Бросил орлиный взгляд через плечо, заложил крутой вираж – камера на ремешке взлетела в воздух по инерции, потом шлепнула по узкой груди своего владельца.

– Я могу вам помочь?!

А глаза нагловатые, явно из тех, кто полагает, что им нет ни в чем отказа.

– Да, – согласилась я с улыбкой. – Весьма признательна.

Он легко подхватил сумки – неожиданно при его довольно худощавой комплекции. Я поспешила за ним, навстречу Лаевскому. Тот нахмурился, но ничего не сказал – по-видимому, вопрос с носильщиком решить не удалось. Уже в номере вытащил из внутреннего кармана бумажник.

– Полагаю, вы не обидитесь? – он достал некрупную купюру.

– Не корысти ради! – Работник пера поднял руки, категорически отказываясь, и тут же исчез за дверью.

Валентин Федорович пожал плечами, спрятал деньги назад в бумажник, а бумажник вернул в карман.

– Надеюсь, вы понимаете, – обратился он серьезно ко мне, – что любые личные отношения крайне нежелательны. Особенно когда речь идет об этой репортерской братии! Вы ведь, полагаю, поняли, что это не просто зевака с фотокамерой!

– Он только предложил поднести вещи! – Я пожала плечами и принялась распаковывать чемодан. – Вы ведь сами уверяли, что нами здесь никто не будет интересоваться…

– Послушай меня, девочка! – Лаевский схватил меня за руку и резко повернул к себе лицом. – Никаких споров и пререканий. Не забывай, кто ты и зачем мы здесь! Штессман – очень важная птица и, надеюсь, с твоей помощью он останется нашим клиентом. И мне не придется тратить время на тебя вместо него! Я не потерплю никаких выкидонов, ясно?

Последнюю фразу он произнес неожиданно мягко и провел пальцем по моей щеке.

– Так кто он все-таки такой, – осмелилась поинтересоваться я, – этот ваш немец?

– Штессман? Денежный мешок с финансовыми интересами в самых разнообразных областях! Например, на этот кинофестиваль герр Штессман прибыл, чтобы представить одну из картин, которую продюсировал, ну и встретиться заодно со мной. Совместить, так сказать, приятное с полезным! Дело в том, что мы выполняли кое-какую работу по его заказу, и герр Штессман остался не очень доволен результатами. Мы встречаемся именно для того, чтобы обсудить это и разрешить некоторые туманные моменты. Впрочем, вас это не должно волновать, ваша задача – исключительно моральная поддержка вашего шефа! Поэтому будьте паинькой! – закончил он, уже обращаясь на вы.

Я промолчала в ответ. А когда дверь за Валентином Федоровичем закрылась, протянула в ее сторону руку с торчащим вверх средним пальцем. Да пошел ты! Я не могу даже пофлиртовать немного со случайным знакомым, как это полагается любой нормальной девушке! Вот именно, напомнила себе – нормальной! А ты-то здесь при чем?! Грубо, но правда – я ни при чем! А кто виноват?! Сбившись на диалог из популярного фильма, я уже не могла рассуждать серьезно. Да и к чему сейчас копаться в прошлом – пока я здесь, нужно урвать хотя бы немного свободы, нравится это Валентину Федоровичу или нет. Я не собиралась устраивать открытый бунт, но буду пользоваться каждой подвернувшейся возможностью, чтобы вернуть себе иллюзию обыкновенной настоящей жизни с ее мелкими огорчениями и радостями.

Подумала о Глебе. Наши встречи в последнее время стали совсем редкими, словно Лаевский почувствовал, что мы сближаемся по-настоящему. И, вероятно, насторожился. Наш обожаемый шеф, несомненно, был сторонником корпоративной солидарности, и его устраивало намечавшееся партнерство, но только в определенных пределах.

И если так, то он был совершенно прав. Я и Глеб почувствовали друг к другу настоящее доверие. И дело было не только в тех словах, что я услышала от него после своего крайне неудачного побега. Если бы я не поняла наконец, что могу действительно доверять ему, то никогда не приняла бы его помощь. Как-никак Глеб оставался на другой стороне баррикады, и даже сейчас, когда он готов был поступиться интересами своей организации, его преданность делу Конторы оставалась неизменной. Поэтому ему предстояло выступить в роли доброго тюремщика, который выпускает на волю невинно осужденную, но сам остается в стенах родного заведения, где в теории ему самому грозит наказание. Да, оставить Контору Глеб отказывался категорически.

– Как ты не понимаешь, – говорила Анжелика, пытаясь скрыть за улыбкой растерянность. – Тебе нельзя тут оставаться! Ну посмотри на себя – ты красивый, молодой парень! Тебе жить да радоваться, а ты вместо этого рискуешь жизнью ради господина Лаевского и его идеалов.

– Это и мои идеалы, если ты забыла! – возражал он, мрачнея.

Такие разговоры заставляли его напрягаться, и Анжелика вскоре отказалась от них, понимая, что переубедить Марьянова все равно не удастся, зато оттолкнуть его она может. На самом деле все было предельно ясно. Контора для Глеба – все равно что мать родная, тем более что его родителей и в самом деле нет в живых, как и ее. А Лаевский если не отец, то по крайней мере верный боевой товарищ и наставник. Даже если он и не согласен со всеми его решениями. Это все равно, что в том же «Месте встречи…». Как бы ни возмущали Шарапова некоторые приемчики Жеглова, а все равно – дружба и уважение. Потому как борются за правое дело! Надо радоваться, что доперло до него хотя бы, что самой Анжелике здесь делать нечего. Ее тяги к свободе, даже пусть – среди бандитов и негодяев, он, возможно, и не мог понять, но зато четко сознавал, что чем дольше Анжелика находится под крылом Конторы, тем больше шансов у нее погибнуть. А вот этого он никак допустить не мог. Только случая пока не выпадало. Оба понимали, что следующая попытка побега может стать для девушки последней, и не спешили. А тем временем Маркиза рисковала жизнью во имя интересов государства.

– Слишком ты бедовая! – говорил он вскоре после того, как на следующей операции Анжелика едва не получила пулю от расторопного охранника – охранники тоже бывают профессионалами.

– Разве не этого вы добивались? – спрашивала она, целуя его.

К шраму на руке добавился еще один пониже. Конторские спецы вывели его вскоре – в случае с Анжеликой само тело могло быть оружием, и девушка не сомневалась, что Лаевский может однажды отдать приказ использовать и его. И у нее не будет выбора. Как всегда. Но пока этого не произошло, ее телом безраздельно владел Глеб Марьянов. Глеб сводил ее с ума. Оставалось только надеяться, что сие происходило не под прямым руководством Лаевского. Нет, она почувствовала бы, если бы он был неискренен. Почувствовала, потому что сама научилась обманывать и лгать. Лжеца трудно обмануть, так же как и обокрасть опытного вора. Глеб не был из породы лгунов, иначе его бы здесь не было. За то и держали его здесь. Другое дело, что Марьянова использовали, так же как использовали и ее. Разницы не было никакой. Только приемы разные.

Это и пыталась она втолковать ему. Но не очень успешно. Перемена веры дается с трудом, с кровью дается. Это Маркиза понимала как нельзя лучше – сколько усилий потребовалось девушке, чтобы смириться с предательством Стилета и его сестры. Сначала искала оправдания и находила – кто ищет, тот всегда найдет. Только со временем, глядя на все трезво, она понимала, что все ее придуманные объяснения наивны и нелепы. Мог Стилет отвести от нее беду, могла баба Галя не дать попасть в ловушку. Могли, но не захотели. Держались за свое положение, напуганные могущественным господином Лаевским. Стилет и его сестра оказались заложниками своего статуса. И Маркизой пожертвовали, когда оказались перед выбором. И в самом деле, кто она для них – наемный работник, обязана им свободой, но не они ей. Завертелись в голове глупые мысли о какой-то вендетте. Вот она на пороге Стилетова особняка – выходи, если посмеешь! И Артем в своем домашнем халате улепетывает от нее по коридорам! Глупости, какая вендетта?! За что?! Все правильно, она была должна Артему Стилету, теперь этот должок автоматически снимался.

Ее раздумья прервал стук в дверь номера. Тук-туктук и еще раз: тук-тук-тук! Сердце подпрыгнуло. Так Марьянов обычно стучался, по взаимному соглашению, когда требовалась конспирация. На заданиях, да и в самой Конторе тоже – там в конспирации не было необходимости, но это был «их» условный стук. Мелочь, которая позволяла отличить друг друга, дополнительный индивидуальный штришок в сугубо казенной обезличенной атмосфере базы, которая, несмотря на все усилия Лаевского представить Контору большим дружным домом, оставалась самой настоящей казармой. Анжелика подскочила к двери и, только распахнув ее, успела подумать, что стук-то сымитировать несложно, а она уже и помчалась. Честное слово, прямо собачка Павлова – в смысле, рефлексы работают. Головой нужно думать, милая! Впрочем, сейчас промашки не вышло. За дверью в самом деле оказался Марьянов, которого девушка не видела уже около месяца.

– Глеб!

– Тихо, милая! – он прижал палец к ее губам. – Никто не должен видеть нас вместе!

Он вошел и прикрыл за собой дверь.

– Ох, Глеб! – она обняла его, ничего больше не говорила.

– Ну что ты! – он гладил ее по голове, словно кошку. – Жив-здоров, как видишь!

– Я так не могу! – она села и закрыла лицо ладонями. – Мало того, что я здесь словно на привязи, так еще и Лаевский ничего о тебе не сообщает. Словно издевается!

– Он не может! – Глеб плеснул в стакан виски, подошел к окну и, не высовываясь из-за шторы, изучал багровый закат. – Мне, наверное, и не следовало сюда приходить, но ситуация складывается довольно паршивая!

– Так ты по делу! – помрачнела она.

Праздничного настроения как не бывало. Словно ее жестоко обманули.

– И по делу! – признал он. – Мы пока оба в Конторе и должны играть по правилам!

Лика прислушалась. Несложный лингвистический анализ. Слово «пока» означало, что Глеб не оставил мысли помочь ей освободиться. «Мы» подразумевало, что он уйдет с нею. Заныло сердце, хотелось все бросить, выскочить вместе с ним на улицу и бежать.

Или это она все просто придумала и в том, что он говорил, не было никаких скрытых намеков?

– Изображаешь Джеймса Бонда? Соблазняешь кинозвезд?

– Что-то вроде этого!

Глеб явно не собирался делиться с ней подробностями своего нынешнего дела. Но то, что он сказал, было гораздо важнее.

– Знаешь, я многое обдумал! Сейчас самый подходящий момент для того, о чем так долго говорили большевики!

Это было так неожиданно, что девушка сначала не поняла, о чем собственно речь.

– Ты хочешь сказать…

Он кивнул.

– Именно!

– Но Контора!…

Глеб снова не дал ей договорить.

– Послушай меня внимательно. У нас будет страховка. Гарантия, железно, как в швейцарском банке. Я ведь не только стрелять умею, ты знаешь!

Анжелика кивнула – знала она хорошо, что ее любимый не обделен серым веществом.

– Без страховки отсюда не уйти – не дадут!

– Можно полюбопытствовать? – спросила она. – В чем заключается эта самая страховка?

На лице Глеба отразились колебания.

– Само собой, хотя я не уверен, что тебе следует знать детали!

Ну теперь-то она точно должна была все выяснить! Проснулось природное любопытство – то самое, что, как известно, сгубило кошку. Но Анжелика Королева была кошечкой опытной и знала, что иногда вовремя проявленное любопытство может спасти жизнь. Интересуйся она, к примеру, личной жизнью Самошина – и была бы готова к неприятным сюрпризам.

– Ты думаешь, Лаевский случайно назначил здесь встречу Штессману?!

Маркиза непонимающе нахмурилась.

– А разве не так? – спросила она. – Это кинофестиваль, Штессман – продюсер одного из немецких фильмов.

Глеб замотал головой.

– Знаю, но в Конторе намечено несколько важных операций на ближайшие дни и, по-твоему, Лаевский бросил все, чтобы выразить, так сказать, дань уважения этому фрицу? А все дела сбросил на Светлану Михайловну?

– Не хочешь же ты сказать, что здесь в Сочи тоже что-то затевается!

– Вот именно! – кивнул он. – У нас есть достоверная информация, что сюда в ближайшее время должен прибыть курьер из Европы, который доставит некую вещицу, представляющую огромное значение для безопасности государства. И более того, – он поднял палец, – всего мирового сообщества!

– Прекрасно, – сказала она просто. – Когда он прибудет?

– Время точно не определено, – сказал он. – Возможно, он уже сейчас гуляет под нашими окнами, но мы следим за человеком, который должен принять «товар».

– Мы?

– Не беспокойся, когда настанет время действовать, я сумею провернуть все в одиночку! Но сейчас я все еще вынужден подчиняться Конторе!

– А ты уверен, что эта… штука настолько важна, что Контора ради нее выпустит нас из когтей?!

– Ну, я не говорил, что все будет так просто. Для Лаевского это будет такой удар, которого он никогда не простит. Но он будет вынужден дать нам фору. Пока «товар» будет у нас – мы будем в безопасности. Да и остальное человечество, похоже, тоже!

– Господи, – удивилась она, – да о чем все-таки речь? Если это какой-нибудь вирус, то скажи сразу. Я собираю манатки и сваливаю, не дожидаясь начала апокалипсиса! И пусть Лаевский стреляет вдогонку!

– Нет, нет! – Глеб категорически замотал головой. – Это из области электроники., – О кей! И что ты собираешься делать, когда эта штука будет у нас? Держать ее при себе нельзя, так?

– Так! – согласился Марьянов. – Разместим ее там, откуда в любой момент ее смогут забрать другие люди – те, что отреагируют в случае нашего исчезновения или задержания.

– Камера хранения! – предложила Лика.

Он замотал головой.

– Нет – это первое, что придет в голову Лаевскому!

– Но не может же он проверить их – на это нужны бог знает какие санкции! Тем более сейчас, когда в городе столько гостей!

– Все так, но он зато сможет установить круглосуточное наблюдение и рано или поздно получит свое, даже если мы будем уже мертвы. Это вещь очень важна, поверь, поэтому мы должны сто раз все взвесить, прежде чем начать действовать!

– Подожди-ка! – нахмурилась Маркиза. – А тебе не кажется, что мы делим шкуру неубитого медведя!

– Отнюдь! – сказал он с улыбкой, которая ясно давала понять: он знает больше, чем говорит.

Но выудить из Марьянова что-либо еще оказалось просто невозможно.

– Мне пора уходить, – сказал он. – Лаевский взбесится, если узнает, что я у тебя. У меня приказ – в Сочи избегать встречи с тобой.

– Все ясно! – сказала она. – А ты уверен, что он не подходит сейчас к номеру?

– Абсолютно! Я только что видел, как он беседует о чем-то с Михаилом Пуговкиным. Поэтому и решил тебя проведать.

Она обняла его, прижалась щекой к щеке и закрыла глаза. Стояла бы так вечно, подумала она. И не только стояла. Лика просунула горячую ладонь под его рубашку, ловко расстегивая пуговицы.

– А вот на это времени как раз нет! – он чмокнул ее, извиняясь за отступление, и попятился к двери.

Выглянул за нее с видом опереточного заговорщика и выскользнул. Исчез, растворился. И снова ты осталась одна, Лика. Она оглядела номер. Мысли мешались. Потом решительно проследовала к бару и, выудив бутылку коньяка, отметила удачное начало сочинского кинофестиваля.

Распрощавшись с девушкой, репортер Александр Шульгин направился вовсе не к выходу, как полагала сама Анжелика. У него были причины гордиться собой – одним махом убил двух зайцев. Помог неизвестной красавице и прошел беспрепятственно в гостиницу.

Навстречу по коридору, плавно покачивая бедрами, двигалась горничная. Девушка лет восемнадцати. Мечта поэта.

– Бог ты мой! – заговорил он, приближаясь. – Вы, вероятно, кинозвезда?!

Как выяснилось, Штессман еще не прибыл. Наутро Лаевский соблаговолил провести Маркизу по городу – небольшая экскурсия. В уличном кафе они заняли крайний столик, откуда можно было любоваться на море.

– Я давно не был здесь! – признался он. – В последний раз приезжал с женой лет пятнадцать тому назад. Кажется – мало что изменилось, или я просто все забыл…

Сейчас он снова стал тем самым человеком, с которым Анжелика когда-то познакомилась на турбазе «Моховое». Обычным человеком со своими воспоминаниями, горестями и радостями. Но это продолжалось недолго. Лаевский вытащил мобильник, и лицо его стало серьезным.

Обменявшись несколькими фразами с собеседником, он молчал некоторое время, а потом попросил разрешения перезвонить из номера. Видимо, разговор был важный. Закончив связь, сосредоточенно поставил блок на клавиши. Как и многие люди его поколения, Лаевский преувеличенно внимательно относился ко всем электронным штучкам-дрючкам, коими напичкан быт начала двадцать первого века. С мобильным телефоном он обращался куда осторожнее, чем с ружьем. Лика осталась сидеть в кафе, но оставаться в одиночестве ей было суждено недолго.

– Добрый день!

Анжелика сняла очки. Это был тот самый репортер, который помог ей с вещами в гостинице. Усевшись без приглашения, он перекинул ногу за ногу, фотокамера по-прежнему болталась на его плече. Лика заметила, что он постоянно следит по сторонам – прямо как настоящий шпион. Ищет, вероятно, новые жертвы.

Лаевского не было видно, а Лике сейчас очень хотелось сделать что-нибудь ему в пику.

– Привет! – сказала она и улыбнулась. – Извини за то, что в прошлый раз… Я про эти деньги!

– Ничего страшного! – заверил журналист. – Я не обиделся.

– Ты папарацци?!

– Ага! – подтвердил он и схватил ее бокал. – Ты, я вижу, не пьешь? Позволишь?! У меня уже три часа не было капли во рту!

Анжелика пожала недоуменно плечами и, подозвав рукой официанта, заказала еще колы и пирожных.

– Мерси! – фотограф и не думал возражать. – Тебе воздастся сторицей! А где твой кавалер?

– Ты его высматриваешь? Не бойся – он далеко!

– Кто он тебе?

– Как ты и сказал – кавалер!

– Брось! Вы в разных номерах, а значит – между вами ничего нет!

– О, как мы наблюдательны, – съехидничала Лика.

– Профессия такая! – заметил он. – Кстати, я сейчас работаю над одним очень важным персональным проектом! Принесет уйму бабок, если подойти с умом!

Она хмыкнула. Мальчик явно пытался набить себе цену, заинтриговать. Не на ту напал!

– О кино пишете? – поинтересовалась, только ради приличия.

– И о кино! – кивнул он. – Хотя, как известно то, что происходит в жизни, куда интереснее и фантастичнее любого вымысла.

– Это точно! – согласилась Маркиза, подумав, что это высказывание подходит к ней как нельзя лучше.

– Вот и я тут кое-что нашел!… – он подмигнул заговорщицки.

Ну нет! Мы на такие штуки не покупаемся, миленький! Внезапно ей стало скучно. Хотелось, чтобы вернулся Лаевский и избавил ее от этого молокососа как можно скорее. Теперь она к тому же заметила на его руке неумелую татуировку – орел, нож, какая-то девица… Фи, какая дешевка!

– Я сначала решил, что ты тоже – типа из кино, но потом понял, что нет!

Уминая один за другим эклеры, он не переставал молоть языком. Вскоре Лика уже знала почти всю его биографию, которая, по мнению Александра (он не замедлил представиться), была удивительно богатой событиями. Кем ему только не довелось побывать! Работал и в туристической фирме, и в агентстве по торговле недвижимостью, перегонял машины из Прибалтики в Москву, занимался какими-то аферами… Теперь вот подвизался на почве журналистики. Сменить в очередной раз профессию Сашу вынудили обстоятельства. Оставаться в Питере, где он провел большую часть своей жизни, было нельзя – он перешел дорогу одному «очень серьезному человеку». Если он хотел произвести на новую знакомую впечатление, то просчитался. Его история выглядела откровенно фальшивой. На самом деле, как явствовало из предыдущих откровений, в журналистику его привели неугомонный характер и полная безалаберность.

– Ага, вот и он! – сказал Саша.

Маркиза обернулась, ожидая увидеть кого-нибудь из звезд, однако вместо этого увидела Лаевского, который на ходу разговаривал с кем-то по своему мобильному.

Повернулась к журналисту и обнаружила, что тот уже исчез. Бесшумно и не прощаясь. Она вздохнула с облегчением. Этот говорун уже начинал ее утомлять. Жаль, так хотелось почувствовать себя хотя бы ненадолго прежней Анжеликой, той, что могла легко находить язык со всеми. Но, как показала практика, жизненный опыт отделяет ее от своего поколения прямо-таки каменной стеной. И это не особенно радовало.

Она встала и прошла по набережной навстречу Лаевскому. Посмотрела на море. Прыгнуть вот в воду и плыть до самой Турции, честное слово…

Лаевский подошел, сжимая телефон.

– Вы не скучали?! – спросил он.

– Нет! – сказала она.

Александр отправился дальше по набережной, насвистывая что-то себе под нос. Вид у него был самый что ни на есть беспечный, но глаза продолжали сканировать толпу, в которой он двигался. Волка ноги кормят. Ну и журналистов тоже.

Здесь, в Сочи, Шульгин намеревался сделать репортаж о восходящей звезде российской эстрады – девочке со странным именем Ласточка. Малышка уже почти месяц сидела на вершине всех хит-парадов музыкальных теле– и радиоканалов. Любой материал, посвященный ей, приковывал внимание поклонников. Однако Александр Шульгин не занимался любыми материалами – его специальностью были материалы скандальные.

Подобраться к звезде оказалось не так просто, но, как обычно, сложности лишь раззадорили его. Этим утром он узнал, что вечером певица перебирается на лайнер, зафрахтованный для избранной публики на три дня. Три дня на лайнере дым коромыслом будет стоять. А значит – скандального материала будет предостаточно.

Пробраться туда, однако, оказалось не так просто. Выручила фестивальная неразбериха. Ему удалось проникнуть на лайнер под видом работника доставки. Корабль стоял на рейде, и периодически высокие гости в самом деле заказывали что-то из местных магазинов и ресторанов. Так что лишних вопросов не возникало. На палубе лайнера он сперва старался держаться в тени, пробираясь по стеночке. Однако потом решил, что это неверная тактика – так он скорее привлечет к себе внимание. На борту было достаточно телохранителей, некоторые из которых были даже трезвыми.

– Вы наш пассажир? – раздалось у него за спиной, когда он спустился к каютам.

Александр повернулся, перед ним стоял стюард. Вид у стюарда был измученный – с такой публикой это было неудивительно, однако бдительность он еще не до конца утратил. У журналиста сжалось сердце, но он тут же нашелся.

– Само собой! Стопудово, халдей! – он хлюпнул носом и, изображая сильное подпитие, облокотился на стюарда. – Рок-группа «Дедушкины подштанники»! Устраивает?!

Устроило. Вопросов больше не последовало – журналист вполне походил на поддатого лабуха, которого изображал, и стюард поспешил отделаться от него, пока он не наблевал ему на форму. И даже не обратил внимания на то, что от лабуха совсем не пахнет алкоголем. Из этой неожиданной встречи Александр извлек кое-что для себя полезное. А именно – ключ, который перекочевал из кармана стюарда в его руку во время их краткого, но эмоционального диалога. Универсальный ключ, который подходил к любому замку на корабле.

Он без особого труда отыскал каюту Ласточки. Та сейчас оттягивалась на палубе вместе с коллегами по эстрадному цеху, продюсерами и прочей «элитой», так что время у Шульгина было. Каюта поп-звезды оказалась завалена какими-то чемоданами и разноцветным тряпьем. Создавалось впечатление, что хозяйка этого добра собиралась в кругосветное путешествие. Александр сделал несколько снимков – пригодится наверняка. Потом осмотрел содержимое тумбочки, стола и небольшого шкафчика. Ничего примечательного, какието шоколадки, пачка презервативов. Вся каюта была пропитана запахом какого-то гнусного парфюма – хуже, чем в газовой камере.