Текст книги "Избранное"

Автор книги: Азиз Несин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

– Что это значит? – перебил он меня. – Послушайте, раз в сто лет могу я… Я гожусь вам в отцы…

Он назвал шоферу ресторан. Два часа длился обед, который прошел очень весело. Он рассказывал нам забавные приключения из своей богатой событиями жизни.

В разгар обеда бухгалтер шепнул мне на ухо:

– Послушайте, каким надо быть подлецом, чтобы писать доносы на такого человека…

– Неблагодарность, – только и смог я выдавить из себя. Мы вернулись на завод.

– Сейчас по чашечке кофе, а затем живо за дела, – сказал Кашир-бей.

На этот раз он пригласил нас в другую комнату. Там тоже было что-то вроде музея. Исторические фотографии, письма, документы… Он снова рассказывал. То и дело вставлял:

– Да-а-а, вот так, ребята… Вот так мы освобождали родину. Что бы мы ни делали, все это для вас, для молодежи… После войны нужно было восстанавливать страну. А как? Нужно было строить, создавать индустрию… Он вызвал меня. Я отправился во дворец. Потом сидели за столом, заставленным яствами и напитками… Он обнял меня, поцеловал и говорит: «Дорогой мой брат Кашир, ты и такие, как ты, должны снова взяться за мирные дела. Вы будете строить фабрики и заводы». «Помилуйте, как это возможно? У нас есть кровь, которую мы готовы пролить за родину, есть жизни, которые мы можем отдать, но где взять деньги, чтобы строить фабрики?» – спросил я. «Деньги найти нелегко», – сказал он.

Кашир-бей рассказывал, с какими трудностями, выполняя задание родины, он построил этот завод.

– Поверите ли, ребята, борьба с оружием в руках была значительно легче… Мы по нескольку лет бились в горах, истребляя противника… Но что мы понимали в промышленности, что мы понимали в торговле?.. Однако раз это – задание родины, то вот… И построили… Около тысячи бедняков нашли на заводе работу и хлеб… Давайте я сейчас покажу вам завод.

Он повел нас в помещение на нижнем этаже, оно походило на галерею. На стенах фотографии в рамках, обвитых черными лентами.

– Это жертвы, – сказал он, – жертвы, которые пали в битве за национальную промышленность…

Глаза его налились слезами, он продолжал:

– Это мои рабочие, погибшие на заводе в авариях, при несчастных случаях… Всем им я устроил пышные похороны. Были прочитаны молитвы за упокой их душ. Я поставил им прекрасные надгробия. Чтобы их близкие не остались голодными, не влачили жалкого, нищенского существования, я брал их под свое покровительство, всем дал работу на заводе…

– Они погибли при несчастных случаях, во время работы, бей-эфенди?..

– Да… Пусть процветает родина… – сказал он.

Он вытер носовым платком глаза. Позвал управляющего.

– Все это принадлежит не мне, а этим молодым людям, – сказал он. – Покажите им все, что они захотят, пусть смотрят, изучают.

Он повернулся к нам и сказал:

– Когда закончите свою работу, заходите ко мне. Близился конец рабочего дня. Вот раздался гудок. Рабочие первой смены уходили, заступала вторая смена.

Наше расследование длилось три дня. За эти дни мы узнала от Кашир-бея все подробности освободительной войны.

Поразмыслив, мы решили, что жалобы и сигналы, от которых разбухли наши папки, безосновательны и просто лживы. Придя к такому выводу, мы отправились к Кашир-бею, попросили его простить нас, объяснили, что тоже выполняли свой долг. Он Добродушно улыбнулся:

– Бывает, случается, чего только не случается… Лишь бы родина процветала… Все преходяще, все мы смертны, лишь бы родина процветала… Она мать наша, мы оставляем ее вам…

Потом на машине Кашир-бея нас развезли по домам.

А папки все разбухали от жалоб…

Запасные части цивилизации

Дремотную тишину кофейни нарушил новый посетитель. С трудом переводя дух, он плюхнулся на табуретку, ни с кем не поздоровавшись. Все головы повернулись к нему:

– Здравствуй, Хамит-ага, – приветствовал его старик, оторвав немигающий взгляд от фонтанчика.

– Здравствуй…

– Что с тобой, Хамит-ага? Ты запыхался, словно старый бык, взбирающийся в гору…

– Слава Аллаху, Али-чавуш, избавился я от этой паскуды… Слава Аллаху!.. Есть все же на свете справедливость, – запричитал Хамит-ага.

– Поздравляю, брат! Ты расплатился с банком?

– Да нет… Можно ли думать сейчас о банке? Я избавился наконец от трактора, этой вонючей падали…

Старики выпрямились, как только услышали слово «трактор». Они приподняли зады с соломенных табуреток и пододвинулись к Хамиту-аге.

– Правда?..

– Совсем от него избавился?

– Ну-ка расскажи…

– Избавился… – облегченно вздохнул Хамит-ага. – Тысячи благодарностей Аллаху. Дожил я до этого дня!

Всех охватило любопытство. Табуретки еще ближе придвинулись к Хамиту.

– Да это длинная история… Когда сын вернулся из армии, он сказал: «Отец, в армии я выучился на шофера. Теперь, говорит, давай купим трактор». В то время у меня гостила дочка с мужем. Дочь с зятем вышли учителями из института. Как получили отпуск, приехали погостить. И они говорят: «Отец, купи трактор. Зачем нам мучиться!.. Что в наше время пара волов?» У меня, по-ихнему, оказывается, отсталая голова. Дочь показала на листок настенного календаря. «Смотри, когда мы живем – двадцатый век, понимаешь?..»

Зять после каждого ужина целый час читал лекции: «Мы живем в век машин, стыдно в такое время пахать волами…»

Сын донимает меня подсчетами: сколько поденщиков ты нанимаешь на вспашку? Десять… Сколько дней они работают? Месяц… Вот видишь, а если мы купим трактор, я один за неделю все вспашу. Кроме того, мне еще будут целовать руки те, чьи поля я вспашу за деньги. За год мы оправдаем расходы.

Замолчит сын – начинает дочь; умолкнет дочь – заводится зять! Когда волы не работают, они все равно жрут, а трактор?.. Чтобы он работал, влей в него две чашки бензина и кати на здоровье… Когда он не работает, ничего ему не требуется. Вол целую зиму жрет, дрыхнет да пережевывает свою жвачку.

Я один от них отбивался, но все мои слова были впустую… Они убеждали меня, что вол может заболеть, состариться и подохнуть. А трактор – он железный! Он не состарится, не устанет, не умрет…

Я все еще не поддаюсь, но доконала меня моя старуха: «И Муса-чавуш купил, и лысый Мемет-ага тоже»[6]6
  До введения фамилий в Турции, особенно в деревнях, были приняты прозвища, по которым различались лица, носящие одинаковые имена.


[Закрыть].

Вечером трактор, утром трактор. Но больше всех задели меня слова старухи: «И староста купил трактор… А ты все ждешь… Даже Хюсейн, сын Мемиша, купил». Честное слово, мне ничего не оставалось, как…

– Ну, Хамит-ага?.. А дальше? – спрашивали любопытные.

– Видит Аллах, я все еще колебался. Но наш учитель говорит: «Хамит-ага, что ты размышляешь? Ведь у трактора восемьдесят лошадиных сил!..» Вот это меня и сразило. Восемьдесят лошадиных сил!.. Силища какая! Да он горы сравняет. Мне стало невмоготу. Купим, решил я.

После того как Хюсейн, сын Мемиша, купил, только у нас не было трактора… Купим. Сколько стоит это проклятие? Говорят, банк кредит предоставляет. Бывают машины трех типов: маленькие, средние и большие. Я хотел купить маленький, а сын сказал: «Я маленький не хочу».

Дочь: «Если уж покупать, так большой».

Зять: «Покупают один раз».

Моя старуха: «Все покупают большие, а нам что позориться».

Мы собрались и поехали в город. Там встретили хорошего парня. «Сколько у вас земли?» – спросил он. «Восемьдесят дёнюмов»[7]7
  Дёнюм – примерно одна десятая гектара.


[Закрыть], – ответил я. – «Купите маленький, – посоветовал он. – Им можно вспахать не восемьдесят, а восемьсот дёнюмов».

Я не мог уговорить своих. «Он обманывает тебя, – сказали они, – мы хотим большой».

«Четыре тысячи наличными – остальное в кредит», – сказал продавец. Торговаться нельзя. Не скажешь же ему, что у нас нет таких денег?.. Вернулись домой. Погнали волов на рынок. Они, эти животные, родились у меня на руках, я их вырастил. Серый вол долго смотрел мне в глаза и плакал, а рыжий все лизал мои руки. Короче говоря, продали волов, сколотили три тысячи. Остальное взяли в банке в кредит. Купили большой трактор… Стоит это чудовище как гора. Говорили, две чашечки бензина. Какой там! Влили в него бидон мазута, да масла неведомо сколько. Сын сел за руль. Мы тоже влезли на трактор… И затарахтел он по дороге. Хорошая штука, ничего не скажешь. На счастье навесили мы на него старый башмак, головку чеснока, голубые бусы. Вечером въехали в деревню, сделали четыре круга и остановились вне себя от радости у дома.

Все, кто нас видел, на другой день тоже отправились покупать трактора. Даже погонщик мулов Юсуф, у которого десять дёнюмов засоленной земли, и тот влез в долги, а трактор купил.

По вечерам на улицах выстраиваются эти трактора. Наш сын хоть водит его – лучше не надо. Все сметает на своем пути.

Одни раз задел он трактор Хусейна, сына Мсмиша. Так тот, честное слово, превратился в металлолом. Громадина эта опрокинулась, как черепаха.

И хорош он для развлечений… Как только суббота, мы садимся на него и едем в город… Сын накручивает усы, ведет этот паровоз… Перед кинотеатром становимся в ряд других таких же тракторов. Когда возвращаемся в деревню, начинаются настоящие гонки. Тот, кто ловчее ведет, оказывается впереди. Вдруг какой-то подлец наскочил на наш… Трах – и мы остановились. Помилуй Аллах!.. Зажгли фары, а он ни с места. Не знаю, что там сломалось, копаемся, ничего не можем понять. Мы оставили его на дороге, а сами пошли пешком…

– Ну, Хамит-ага… А дальше?

– Наняли пару волов и притащили это чудовище в деревню. Поломку так и не обнаружили. Пошли туда, где купили трактор. Говорим – почините. Сколько будет стоить – уплатим. Нет, ответили нам, не можем починить, нет деталей. Ах, мой дорогой рыжий вол!.. Никаких-то у него частей, никаких винтов… Ни мотор его не портился, ни механизм. Сын говорит: «Я поеду в Стамбул и куплю там эту часть…» «Сынок, – тороплю я, – наступило время пахать, давай быстрее!» Сын поехал в Стамбул и не возвращается…

– Ну, а дальше что, Хамит-ага… Дальше?

– Дальше, почтенные, от сына никаких известий… Пахота проходит. Опозорились мы перед всей деревней. Денег ведь нет, чтобы купить волов… Пришлось нанять пару волов, на них и вспахали поле. Тут от сына поступает известие: «Отец, я эту часть нашел, а пока искал, кончились деньги. Срочно высылай тысячу бумажек!..» Я побежал в банк. Телеграфом послал деньги. А он вернулся с гайкой, размером с монетку. «И за это тысячу?» – спросил я. Пригласили механика, привинтили гайку… Трактор заработал… Настала зима, выпал снег. Затащили трактор в хлев, я привязал его к столбу рыжего вола… А тут и подошло время платить проценты в банк, погашать взнос по рассрочке. Денег нет… Влезли в долги и внесли, что полагалось с нас, Подошло лето. Ну, говорю я сыну, вытаскивай трактор в поле… Стал он заводить мотор. Вдруг треск раздается невозможный – и тишина. Что с этой паскудой? Никто не может разобраться. Позвали человека с той фирмы, где купили его. «Шестеренка полетела», – сказал он. Мы попросили шестеренку. Отвечают, что нет ее. Если нет шестеренок, то почему продают трактора, обманывают бедняков?.. «Если купите другой трактор, то с этого к нему будут все запасные части», – говорят они. А мне посмотреть в глаза соседям стыдно. Позор… На каждом поле стоит трактор, как мумия неподвижная. Везде то и дело натыкаешься на цепи, гусеницы, груды железа… Ах, мой рыжий вол, ах, мой серый… Пользуйся, когда хочешь… Мертвый – он деньги, живой – он деньги… Но эта паскуда – не вол, его не зарежешь, не заколешь, не съешь…

Пришло время платить второй взнос по рассрочке… «Берите назад свое изделие», – говорю я. А те отвечают: «Нам старый хлам не нужен…» С ума можно сойти! Прошел слух, что в Адане кто-то изготовляет части. «Эй ты, болван, – кричу я сыну, – заварил кашу, теперь расхлебывай…»

Сын поехал в Адану. А мастер ему говорит: «Не видя больного, лечить не могу».

«Тащи в Адану», – говорю я.

Впрягли пару волов. За две недели доплелись до Аданы… Запросил тот пятьсот бумажек за шестеренку.

Чтобы не опозориться перед всем миром, продали мы два дёнюма земли. Послали пятьсот в Адану… Приехала дочь с зятем. Подумал я: «Столько денег угробил я на этого урода, хоть развлечься немного». Сели на трактор все, кто был. А я сыну говорю: «Эта посудина – не скаковая лошадь, будь осторожен. Объезжай, что на дороге попадется». Но сын не слушает. Увидит трактор Хюсейна, сына Мемиша, так и лезет на него… И машина тарахтит, ревет, как осел, завидевший ослицу… Не успел я сыну крикнуть «Стой», как лопнул карбюратор. «Болван, ты болван, – набросился я на него. – Арабский конь и тот не выдержит… а это машина иностранного изобретения. Ты что, в своем уме?» Мы все навалились на трактор сзади, а он ни с места. Ну как тут не вспомнить своих волов распрекрасных? Отвел я зятя и дочь в сторонку… «Ответьте мне, в каком веке мы живем… в двадцатом? Так что же? В нашем-то веке был серый вол, кинул ему щепотку соломы и запрягай в телегу, поезжай в поле, на ток…»

– Ну, Хамит-ага… А дальше?

– А дальше, почтенные, опять проценты в банке набежали – изволь платить третий взнос по рассрочке… Божье наказание. Продали еще десять дёнюмов ноля… А с машины проклятой то болт летит – пятьсот лир, то маленькая с палец часть – тысяча лир… Гайка – тысяча лир… Если цепь оборвется, то вообще не найдешь. Нет запасных частей… Тут заплата, там заплата, и дорогой наш трактор стал похож на мои старые шаровары… Когда по полю идет, все у него дрожит, как при лихорадке… А поле усеяно болтами, гайками, железками. Словно мы вместо семян разбросали его негодные части. Приехал в деревню депутат от демократической партии. Я пошел к нему… «Что делать нам? Вот стоит громадный, как слон, трактор из-за крохотной с монету части. И нигде ее не достанешь».

– Ну, ну, Хамит-ага, а что депутат сказал?..

– Что он может сказать… Он долго говорил, я не очень даже понял его слова. Раньше, мол, люди жили в каменном веке, сейчас век железа. Цивилизация приходит в страну с железом. «Хорошо, – говорю я, – вы привезли в страну эту цивилизацию, а запасные части где? Приходи, посмотри на наше поле, там полным-полно отбросов этой цивилизации, валяется, как падаль. К тому ж нельзя ли, чтобы цивилизация размером была поменьше?»

– А дальше, Хамит-ага… Что он ответил?

– Затем, почтенные, он отвечает: «Это ведь заказано в Америке. Вот построим свой завод! Подожди немного: благодатным дождем посыплются запасные части». Пообещал. «Мы можем подождать, но банк не ждет, – ответил я. – Скажи банку, чтобы он тоже подождал». Срок платить по рассрочке подошел – плати без отсрочки. Сказать по правде, сильно жалею я о своих волах. Когда их продали на рынке, душа плакала… Короче, я продал всю землю и полностью рассчитался с долгами…

– А затем что, Хамит-ага?

– Затем я позвал дочь и зятя. Взял свою старуху и сына. Повел их к чудищу ненасытному. «Или же, – сказал я, – почините мне это божье наказание, или же я вас впрягу как волов в него и начну пахать…» Они заводят мотор, грохот, вонь, ремень летит к дьяволу, они его поправляют – выскакивает болт, вставляют болт – ломается шестеренка, и так без конца.

– А затем что, Хамит-ага?

– Затем, почтенные, понял я, что ничего не получится… Сбились в кучу сын, дочь, зять, старуха. «Сейчас, ослы, я покажу вам, как надо чинить эту паскуду», – кричу я им и беру в руки молот. И как дам им по рулю, потом по мотору. «Вот вам двадцатый век, – говорю. – Вот вам цивилизация… Вот вам запасные части…» Бил молотом, бил, пока из сил не выбился. Вдруг старуха как закричит: «На помощь, наш старик с ума спятил» Дети в разные стороны разбежались. Отбросил я молот и ушел прямо сюда. Дайте чего-нибудь выпить.

– Ну, Хамит-ага? А что дальше? – раскрыв от любопытства глаза, торопили слушатели.

– Дальше – все. Избавил я себя от чудовища. Да воздадим тысячу благодарностей Аллаху справедливому… Я как будто вновь родился. Чашечку кофе, поскорей да покрепче! – радостно крикнул он хозяину кофейни.

Если, если, если…

Дорогой мой друг Бахри Фильфиль!

Я тебе очень благодарен за весточку. Надеюсь, что ты получишь мое ответное письмо, если оно не потеряется на почте, если сможет пройти через цензуру, если почтальон сумеет прочесть адрес на конверте и если к тому времени дом, в котором ты живешь, не будет снесен или же хозяин вас не выселит.

Брат мой Бахри Фильфиль, ты спрашиваешь, когда я женюсь? Если моя невеста сможет найти работу, если хозяин не будет изводить ее на работе и не выгонит, если мы на наш заработок сможем снять маленький домик, если нам удастся купить некоторые вещи, если осуществится подъем экономики, как обещает премьер-министр, если действительно повысится наш жизненный уровень, о чем я слышу с тех пор, как себя помню, если мне прибавят жалованье, если меня не отзовут в распоряжение министерства и не сошлют в какое-нибудь отдаленное место или не уволят с работы, то я женюсь в самое ближайшее время.

Дорогой Бахри Фильфиль, ты спрашиваешь о своей тетушке Сафияным. Если тетушка сможет достать лекарство, прописанное седьмым по счету врачом, если она дождется места в больнице, чтобы ей сделали операцию, если сумеет встать на ноги после операции, а если повезет, сможет раздобыть иностранную валюту для лечения в Европе, если пароход, на котором она поедет, не утонет, не сгорит, не застрянет в другом порту, если его не секвеструют из-за неуплаты долгов, если не конфискуют контрабанду, которую перевозит пароход, если тетушка останется цела и невредима после таможенного осмотра, если ее не задержат по обвинению в контрабанде из-за галстука, который она повезет в подарок мужу, и если она до того времени останется живой, то с помощью Аллаха тетушка скоро поправится.

Брат мой Бахри Фильфиль, ты спрашиваешь о положении нашей команды в этом году. Если до матчей нам удастся уменьшить размеры своих ворот, если наших ребят не будет слепить солнце во время игр, и им не будет дуть встречный ветер, если судья будет добр к нашей команде и станет засчитывать вес голы, а болельщики будут орать во все горло игрокам, с которыми встречаются наши: «С поля! Коровы!..», забрасывать обгрызенными початками кукурузы, шишками и бутылками, разобьют им головы и сумеют подорвать их моральный дух, то мы, как пить дать, станем чемпионами.

Что же касается нас, то, если не испортятся телефоны из-за дождя, который вдруг, не дай бог, заморосит, если не прекратится подача газа, если не погаснет свет из-за прекращения подачи электроэнергии, если не испортится радио, если не лопнут трубы водопровода и не остановится уличное движение из-за того, что лопнули трубы, если не повысятся цены на хлеб, мы будем счастливы.

Ты спрашиваешь о моем дяде, Бахри Фильфиль, так слушай… Если мой дядя поедет в Анкару и сумеет там при помощи взяток, протекций и блата нащупать пути для устройства своих дел и наладить их, если человек, который называл дядю однокашником, не сделает вид, что не узнает его и даст рекомендательные письма, если дядя сможет получить лицензии, достать кредит в банке и открыть торговлю, если он сумеет продержаться до того времени и не свихнется, то дела его пойдут как надо.

Брат мой Бахри Фильфиль, если маленький Дженгиз не будет заниматься, как в прошлом году, в классе, в котором девяносто ребят, если в школе не будет занятий в три смены, если из-за отсутствия учителей не будут срываться уроки, если Дженгиз не получит переэкзаменовки, то перейдет в этом году в следующий класс.

Брат мой Бахри Фильфиль, мне удалось узнать о том, что ты спрашивал в своем письме. Сообщаю результат: если рыба залезет на тополь, если у лысого на голове вырастут волосы, если буйвол совьет гнездо на ветке ивы, если чернокожие обретут белый цвет, если солнце замажут грязью, если кошки будут стирать белье, если можно будет подставить лестницу к небу, то тело о котором ты спрашиваешь, определенно выгорит.

Дорогой мой брат Бахри Фильфиль, с нетерпением жду твоего письма и целую тебя в глаза.

Я – резиновая дубинка

Я – резиновая дубинка! Я родом из Америки. До меня из Америки прежде всего прибыла сюда демократия, затем «джип», затем резиновая дубинка, то есть я. Мы оба, «джип» и я, следовали по дороге, которую проложила нам привезенная демократия.

Я – резиновая дубинка! Я проникла к вам вместе с американской помощью, из недр американской щедрости. Я недолго плелась в хвосте на новом месте, скоро я стала верноподданной, я стала повелевать. Затруднения бывают всегда и везде. Могут быть затруднения с автомобильными шинами или запасными частями. А я тут как тут. Со мной никогда не бывает затруднений, меня всегда хватает с избытком.

Я – резиновая дубинка! Прежде здесь не водилось даже зубной щетки, её заменяла зубочистка из дерева. До моего появления хлестали слоновой жилой. Потом слоновая жила была запрещена.

Я – резиновая дубинка! На вид я черным-черна, на вид я мягка. Но бойтесь моей мягкости. До меня власти применяли дубовую палицу, кизиловую дубинку. Даже они проникались состраданием к своим жертвам: они ломались. А я никогда не ломаюсь. Подобно искусному политикану, я черна и мягка. Я гнусь, сгибаюсь, но не ломаюсь.

Я – резиновая дубинка! Тем, кто не знает самих себя, я доставляю удовольствие познать себя и меня тоже. Я в руке полицейского, я у него на поясе. Когда для меня нет дела, я, словно черная зловещая гадюка, свисаю с гвоздика на задней створке двери.

Я – резиновая дубинка! Величайшее открытие двадцатого века – это я. Говорят, есть какой-то атом, говорят, есть какая-то водородная бомба. Только ведь они передо мной ничто. Я нависла, как дамоклов меч. Под сенью моей дремлет свобода.

Я – резиновая дубинка! Когда я наношу удар, раздается звук, неповторимый звук. У всех людей, у всех народов я вызываю печаль. Предо мной даже немой заговорит, ворона превратится в попугая, косноязычный зальется соловьем. Я допрашиваю раньше следователя. Предо мной вы корчитесь, как дрессированная обезьяна. Я прикажу вам говорить – и вы заговорите. Я прикажу вам замолчать – вы замолчите. Если вы будете взывать к Аллаху, я не услышу ваших печальных стонов. У меня есть туловище, но нет ни ушей, ни глаз, ни сердца.

Я – резиновая дубинка! Это я разгоняю тех, кто хочет собраться вместе. Это я вздергиваю на дыбу свободу, это я охраняю демократию. Эй, люди, я – резиновая дубинка! Вот вам мое последнее слово. Твердо знайте и помните: если я сегодня ударю но спине вашего соседа, а вы при этом не почувствуете боли, – завтра ваш черед! Когда я бью кого-нибудь сегодня, а вы восклицаете: «Он погиб!», знайте, завтра и про вас скажут: «Они погибли!» Те, кто беззаботно радуется сегодня, завтра добудут себе привилегию быть избитыми мною. Я умею вправлять мозги. Такова я от рождения. Я – резиновая дубинка!