Текст книги "Розыск"
Автор книги: Азад Авликулов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Азад Авликулов
РОЗЫСК

Изредка (один раз в пятилетку, как шутливо утверждает он сам) капитан Вахидов доходит до такого состояния, когда не вид, а только мысль об очередном трупе, кажется выворачивает его наизнанку. В такие дни он становится угрюмым и раздражительным, из-за пустяка может обидеть сослуживца, надерзить руководству, накричать на Марьям-опа. Полковник Брукс работает с Вахидовым лет двадцать и успел изучить эту его «болезнь», знает чем лечить.
Недели две назад к Бруксу вошел начальник финхозотдела майор Аскаров. Он кипел негодованием. И начал с ходу, едва приложив руку к козырьку:
– Нет, Георгий Александрович, в такой обстановке работать невозможно! Даже этот старый хрыч показывает характер! Я к нему, понимаете, с уважением, мол, Касым-ака и прочее, а он...
– Что он? – спросил Брукс, догадываясь, что капитан видно вновь «заболел». Он мысленно перебрал последние дела, которые Вахидов расследовал и подумал, что при таком обилии крови немудрено захандрить.
– Послал меня...
– Надеюсь, вы туда не дошли, – пошутил Брукс и предложил сесть.
– Пришел к вам, – сказал майор.
– Из-за чего сыр-бор?
– Из-за пустяка. Предложил ему отчитаться за последнюю командировку в Новосибирск.
– И только?
– Ну.
– Я поговорю с ним. Отчет он сдаст. Идите.
– Есть...
Это было утром. После обеда полковник пригласил к себе Вахидова. Посадил за столик напротив, протянул пиалу чая. Расспросил о семье, делах, здоровье. Капитан отвечал сдержанно, без обычных в таких случаях шутливых комментариев.
– Касым-ака, – перешел к делу полковник, – мы получили анонимку из колхоза «Коммунар». Неизвестный автор сообщает, что руководство хозяйства и молочного комбината химичат что-то с маслом и молоком. Механику этой «химии» он не раскрывает, но утверждает, что очковтирательства в ней навалом. Так и пишет «навалом».
– Предлагаете активно отдохнуть, товарищ полковник? – спросил Вахидов.
– Да. Смена деятельности, пожалуй, самый лучший отдых. Наука!
– Хорошо, я согласен, – кивнул капитан.
– Добро. – Полковник вытащил из ящика стола письмо и протянул Вахидову: – Это пока единственная улика... – Когда капитан был уже у двери, будто вспомнив незначительное, добавил: – Выпадет время, Касым-ака, составьте авансовый отчет, хоп[1]1
Хоп (узб.) – хорошо, ладно. – Прим. Tiger’а.
[Закрыть]?
– Ладно...
И вот капитан Вахидов зашел к Бруксу с предварительным докладом.
– Хитрая механика, – сказал он, поздоровавшись и сев на стул, – прямо-таки электроника. До самого истока добраться не удалось, хотя в общем-то все ясно.
– Ну, что ж, давайте вдвоем искать этот исток, – сказал Брукс, – но сначала, как говорится, введите меня в курс дела.
– Значит, так. Колхоз «Коммунар» купил за наличные деньги в магазине шесть тонн сливочного масла. Сдал его в молочный комбинат, как молоко.
– По эквиваленту?
– Да. Дальше это молоко в кавычках, пройдя цикл переработки, снова превратилось в масло, поступило в торговую сеть, его опять купили, ну, и так шесть раз. Шесть круговоротов!
– И что оно накрутило?
– По моим, самым грубым, подсчетам тридцать тысяч рублей ущерба. Это в основном зарплата доярок, других работников фермы, молочного комбината...
– Без учета премий за перевыполнение плана, износа оборудования, транспортных расходов, конечно? – перебил его полковник.
– Это надо поручить специалистам.
– Поручим. Вы, Касым-ака, не учли еще и победных рапортов очковтирателей, резко «поднявших» продуктивность буренушек и производительность оборудования.
– Кроме бумаги, на которой они написаны, рапорты ничего не стоят, – сказал капитан.
– Очень даже дорого стоят. К сожаленью. Ведь их ставили в пример другим, писали о них в газетах, хвалили на каждом совещании, черт возьми!.. Ну, ладно, результаты расследования доложим обкому партии, уверен, он сполна воздаст любителям легкой славы; а в чем выразилась «электроника» дела?
– Шесть тонн масла – это двадцать тысяч рублей. Из кассы колхоза такая сумма не списывалась, проверял документы. С неба эти деньги тоже не свалились.
– Вы имеете в виду самые первые, те, за которые приобрели начальные шесть тонн?
– Да, да.
– Попросили взаймы, наверное.
– У кого? – удивился капитан.
– У тех же доярок, Касым-ака. У работников молкомбината. Собрали необходимую сумму, купили масло, пустили его по кругу, а дальше... снова повторили. Выходит, что каждый вложенный рубль дал полтинник чистой прибыли кому-то. Капиталист за такую выгоду любому, кто встанет на его пути, перегрызет горло... Исток нужно искать в платежных ведомостях, посмотреть, когда доярки и другие стали получать более высокую, чем обычно зарплату. От той печки и плясать. Может, не шесть, а десять тонн масла пошло в оборот?
– Шесть. У меня имеются показания заведующего магазином, который только раз отпустил реальное масло, а потом бумаги подписывал.
– Он тоже не был в накладе?
– Наверно.
– Это между нами, конечно, – произнес, вздохнув, полковник, – я бы таких мошенников... Без разбора чинов и рангов на каторгу отправлял! Они на бумаге создают видимость изобилия, а от этого страдает дело партии. Вот что обидно. Мы напали на след одного преступления, а если такое уже было, было не раз?! Страшно!
– Я пойду, товарищ полковник, – сказал Вахидов, встав, – надо довести до конца дело-то.
– Ага. Вы отдохнули?
– Обрел прежнюю форму.
– Тогда передайте все бумаги обэхеэсесникам, они привлекут ревизоров из управления сельского хозяйства, и разберутся до конца, а вам...
– Новое убийство?
– Еще не знаю. Но человек погиб. Прочтите телефонограмму Шурчинского РОВД. – Брукс протянул капитану лист бумаги.
«Сегодня утром, – начал читать про себя Вахидов, – член сельхозартели имени Калинина Сапаров Т. нашел в реке Сурхан автомобиль «Жигули»-люкс, 2106-й, красного цвета. Была видна только крыша, а все остальное скрыто в мутной воде. Сапаров пригласил тракториста Эргашева и вместе они, прицепив машину на буксир, вытащили ее из воды. Автомобиль новый, на спидометре 7122 километра, имеет несколько вмятин по бокам и незначительные царапины. На ходу. Колхозники помыли его, вытерли, полезли в багажник за заводной ручкой и обнаружили труп мужчины 32-33-х лет, у которого была проломлена голова. Тут же вызвали участкового. Место происшествия охраняется, произведено предварительное дознание. Майор – подпись».
– Интересно? – спросил полковник, когда Вахидов оторвался от бумаги.
– Непонятно пока.
– Согласен. Я только что звонил в Шурчи. Сообщили новые детали. Оказывается на машине есть номера. Таджикистанские, 41-03 СБЮ.
– Это уже кое-что, товарищ полковник. Легче найти владельца автомобиля. Следственная группа создана?
– Да. Возглавляет ваш друг Хамзаев.
– Смышленый парень, – сказал капитан, – с ним интересно работать.
– Ваша школа! – польстил полковник.
– Он университет закончил, сыщик с высшим образованием, при чем тут я?!
– Опыт!
– Его наживать нужно, Георгий Александрович.
– Лучше если со стоящим человеком, – добавил полковник.
– Я пойду, – сказал Вахидов, нахмурившись. Лесть, даже вот такая, высказанная, так сказать, наедине, претила его самолюбию. Он решил поскорее отвязаться от нее. – Надо сдать бумаги в ОБХСС, да поставить в известность своего генерала.
– Марьям-опа?
– Ее.
– Кстати, как она?
– Скрипит помаленьку.
– Передайте привет от меня, скажите, что напрашивался на плов.
– Спасибо, передам. А плов... хоть сейчас!
– Сейчас надо ехать, Касым-ака. Ок юл!..[2]2
Счастливого пути!
[Закрыть]
– Рахмат! – поблагодарил полковника Вахидов...
Ядовито-желтая, с широкими голубыми полосками по бокам, оперативная летучка, чуть снизив скорость в кишлаке, легко покатила по асфальту под уклон, к реке, дыханье которой уже явственно ощущалось – ветерок, обжигавший зноем, стал мягче, прохладнее. Вдали показался мост.
– Место происшествия метрах в четырестах ниже, – сказал начальник РОВД майор Суюнов, который подсел в машину в райцентре, – но к нему, пожалуй, не проедем.
– Где конь пройдет, человек пройдет, – вспомнил пословицу Вахидов и спросил у шофера: – Верно я говорю, сержант?
– Так точно, Касым-ака, – ответил тот, обернувшись, – раз уж колхозный трактор добрался до того места, моему «уазику» сам аллах велел! Проедем.
– Видишь ли, – усмехнулся капитан, – там трактористом двигали совсем другие мотивы, а тут... выполнение служебного долга, забота о технике, ну, и так далее. Впрочем, я согласен пройти эти четыреста метров пешком.
– Я тоже, – согласился эксперт НТО Панов, – если... если сержант донесет мой чемодан.
– Каждый чешет свою голову сам, – сказал судмедэксперт Эргашев.
– Вам легко предлагать, брат, – ответил Панов, – сумочка и только, а тут – сундук, набитый железом.
– Не волнуйтесь, – внес ясность шофер, – мой танк пройдет куда угодно. Вернее, где угодно.
– Так, сейчас направо, – громко произнес майор Суюнов. Шофёр остановил машину, вышел из кабины и осмотрел крутой откос дороги. Затем сдал машину назад и, развернув, съехал к реке под прямым углом. Повел машину по следу трактора. Капитан выглянул в окно. Невдалеке он увидел большую толпу зевак, милиционера. Спросил:
– Там?
– Ага. – Майор кивнул.
Земля под колесами, казалось, состоит из одних колдобин и рытвин, машина двигалась со скоростью черепахи, при этом ее трясло, как в лихорадке. Все скрипело и стонало.
– Останови, сержант, – взмолился Вахидов, – я все же пойду пешком.
К его просьбе присоединились Панов, Эргашев и Суюнов, а инспектор ГАИ майор Никитин произнес упрямо:
– Что бы ни было, я прежде всего автомобилист!
– Вам просто хочется посидеть на вибраторе, – съязвил Панов.
– До встречи на месте, – помахал рукой Никитин и закрыл дверцу.
Стоял июль, пора половодья. Русло Сурхана было наполнено до краев неестественно круглыми и горбатыми мутными волнами, которые катились лениво, переваливаясь с боку на бок. Полуденный зной давал о себе знать и тут. Белое солнце висело прямо над головой и безжалостно поливало землю жгучими лучами. Майса под ногами сникла и напоминала скошенный на сенаж клевер, джида[3]3
Джида – широко распространенное в Средней Азии дерево с характерной серебристого цвета кроной и съедобными ягодами. – Прим. Tiger’а.
[Закрыть] на берегах будто бы сжалась от озноба, выглядела жалкой и беспомощной. И лишь кусты тамариска, захлестнутые сиреневым цветеньем, бодро противостояли пеклу. Над близлежащими полями и садами курился сизый дымок марева.
– Июль это июль, – философски произнес Панов, черед полсотни шагов покрывшись потом, как в парной бане. – Столько воды рядом, а проку – ноль!
– Чтобы был прок, нужно окунуться в нее, – сказал Эргашев.
– И потом неделю отмываться от ила?
– А дышится все же легко, – сказал капитан, – хоть и жарко.
– Вода! – воскликнул Суюнов.
– Ну, вот, – назидательно заметил Панову Эргашев.
– Я что-то не чувствую, – ответил тот, – пот льет как в Термезе.
– Нужна закалка, брат, – сказал врач.
– Или, по крайней мере, родиться в наших краях, – добавил Суюнов.
– Видите, сколько сразу мнений, – заметил Вахидов...
«Жигули» стояли на зеленой полянке. Вычищенный до блеска, капот открыт. Чуть поодаль, уткнувшись тупым рылом в заросли тамариска, жарился запыленный «Владимирец».
– Богатый улов, – произнес Панов, разглядывая автомобиль, – точно только-только с конвейера сошел!
– Ну, что ж, займемся делом, – сказал Хамзаев, как руководитель группы. Он был солидарен с Никитиным и по берегу реки проехал в машине.
– Товарищ майор, – обратился к Суюнову капитан, – мне кажется, тут нужно оставить нужных людей, а остальные пусть идут. Чтоб не мешали.
– Ачильдыев, – крикнул майор участкового и, когда тот подошел, добавил: – Пусть останутся понятые и те двое, что вытащили машину. Остальных гоните прочь!
– Есть! – Лейтенант пошел выполнять распоряжение. Вскоре всех точно ветром сдуло с берега, осталось человек пять.
– Кто из вас Сапаров? – громко спросил Вахидов.
– Я. – Вперед вышел невысокий щуплый мужчина лет сорока. – Сапаров Турсунбой.
– Так. – Капитан отозвал его в сторону. – Рассказывайте.
– Я живу тут, рядом с мостом, ака. Утром собрался в город, вышел на мост, чтобы перехватить попутную. Стою, жду. Смотрю на реку. А солнце только взошло, гребни волн золотые. Смотрю туда, потом сюда. И увидел. Горит как огонь в мутных волнах. Думаю, что же это может быть? Любопытство, знаете... плюнул на попутную и пошел в ту сторону. Вижу – крыша «Жигули». Решил, что одна крыша не может держаться на воде, ниже – вся машина. Побежал к соседу Хусану-трактористу, уговорил его приехать, ну, вот... вытащили кое-как. Часа три бились, колеса же были занесены песком. Словом, вытащили. Обрадовались, конечно. Начали отмывать. Решили, если найдется хозяин, суюнчи разделить пополам, а если нет – продать ее и...
– Оправдать затраты труда? – спросил Вахидов.
– Сразу стать богатыми, – кисло усмехнулся Сапаров. – Вот говорят, не видя воды, не снимай калоши, точно. Мы просто поторопились.
– Дальше, – напомнил ему капитан.
– Хотели завести мотор, Хусан говорит, что надо сначала ручкой покрутить малость и он полез в багажник за ней, да как закричит «Турсун, иди сюда!» Я подбежал, вижу там человек мертвый лежит, свернувшись калачиком, будто спит. Эх, – Сапаров воскликнул с сожаленьем, – нам бы надо сразу осмотреть все закоулки, пока никого рядом не было, тогда бы и дело с концом, а так... Зря старались!
– Не огорчайтесь, – успокоил его Вахидов, – найдутся хозяева машины, они отблагодарят вас. Что вы еще можете добавить?
– То, что на базар не съездил, так что жена теперь запилит, – улыбнулся он невесело.
– Хоп, идите, – сказал капитан, – пусть ваш Хусан подойдет ко мне.
– Хоп.
К сказанному выше тракторист ничего добавить не мог. Он тоже сожалел о потерянном времени, да, о том, что бригадир его теперь съест, потому что занялся черт те знает чем.
– В каком виде предстал вашим глазам труп? – спросил капитан.
– В таком же, как и сейчас, товарищ капитан. Весь в иле, не различишь черт лица. Только дыра в черепе размыта до костей и все. Когда я увидел его, сразу же послал мальчишек в кишлак, чтобы позвать участкового. Он пришел и уже ни к машине, ни к трупу никому не разрешал приближаться.
– Хоп. – Капитан направился к автомобилю.
Инспектор ГАИ Никитин доложил первым:
– Автомобиль новый, на ходу, можно ехать хоть сейчас. Царапины и вмятины в кузове и на капоте совсем незначительные, на станции техобслуживания их за полчаса устранят. Свое заключение я дам в Термезе, если не возражаете.
– Хорошо, – кивнул Вахидов.
– Эти мужики, – сказал Панов, имея в виду колхозников, – так поработали, что ни одного следа не осталось. Только снимки будут.
– А труп?
– На него я целую кассету израсходовал.
Капитан подошел к Эргашеву и Хамзаеву. Труп был уже вытащен из багажника и лежал на земле, все в той же позе. Это был среднего роста мужчина лет тридцати с пышной, надо полагать, иссиня-черной шевелюрой. Волосы сейчас у него были слипшимися, но завитки кудрей проглядывали даже в таком состоянии. Брови широкие, почти сросшиеся на переносице, нос крупный, с горбинкой, круглый подбородок. На верхней губе ниточка усов.
– Смерть наступила где-то в минувшую полночь, – сказал Эргашев, отвечая на немой вопрос капитана, – убит, по-видимому, камнем. В морге вскрою, а остальные анализы сделаю дома, так что полное заключение дам завтра к обеду.
– Хоп. – Спросил у Хамзаева: – Что еще, Анварбек?
– Протокол осмотра места происшествия я составил, – ответил следователь, – записал показания колхозников. Думаю, нет смысла гнать машину в Термез, оставим в РОВД.
– Да и труп можно оставить в нашем морге, – сказал Суюнов, – до опознания.
– А он сохранится? – спросил Хамзаев.
– Хоть сто лет.
– Какие документы были при убитом? – спросил капитан.
– Вот они, – ответил Панов, развернув целлофановый пакет, – не документы, а целлюлозная каша. Только вот эта корка означает водительские права, на чье имя выписаны – секрет, который мне придется расшифровать.
– Я уверен, справитесь.
– Попытаюсь, Касым-ака.
– Ну, если все дела здесь подошли к концу, – сказал Суюнов, – едемте. По правде говоря, в моем желудке полнейшая пустота. Надеюсь, вы, гости, не откажете перекусить со мной?
– Разумеется, – сказал Никитин, услышав приглашение. – Меня ведь вытрясло на вибраторе.
– И Хамзаева, – подсказал судмедэксперт...
В кабинете начальника РОВД, на длинном столе был собран обед, деловой, по определению хозяина: гора свежих лепешек, салат из помидоров и огурцов, отдельно на блюдцах – нежный зеленый лучок, петрушка и укроп. Пока из морга подошел судмедэксперт, собравшиеся пили чай, «промывали» как говорится, желудки, а едва Эргашев вошел в дверь, подали шашлык из свежей баранины.
– Непонятное какое-то преступление, – сказал некоторое время спустя Суюнов, – я все время думаю о нем, и одно мое предположение опровергается другим. Кто этот убитый, какое он имел отношение к «Жигулям»? Чья машина? Почему оказалась в реке?
– У меня такое впечатление, – сказал Никитин, – что автомобиль спустили с того же моста с помощью крана, хотя... следов троса я не заметил.
– Недавно я прочел один зарубежный детектив, – сказал Панов, – так там описывают некую даму, которая возила в багажнике своего автомобиля чей-то труп и не знала об этом. Может, и тут такое же, а?
– А в каком положении находился автомобиль в воде? – спросил Вахидов.
– Судя по показанию Сапарова, – ответил Анвар, – машина плыла вперед носом.
– Дел предстоит немало, – сказал Никитин, – утешает то, что известны номера.
– Я вам не завидую, коллеги, – улыбнулся Суюнов.
– А я – вам, – ответил в том же тоне капитан.
– Наше дело простое, выполнять указания, – произнес майор, пожав плечами.
– Приказывать я не имею права, – сказал Вахидов, – просто попрошу вас, Аскар Суюнович. Нужно собрать все данные об автомобиле: когда этот «жигуленок» появился в вашем районе, кто был за рулем, в салоне, может, где останавливался, заезжал к кому, – словом, всё! Я многое повидал на своем веку, но такого еще, признаюсь, не встречал. Тут даже определенную версию предъявлять опасаешься. Человек убит, а машина цела, причем, еще и в реке. Действительно, загадочное преступление. Поэтому следствию будут важны малейшие зацепки.
– Я понял, – сказал Суюнов, – сделаем все возможное. Ну, а если ничего не обнаружим?
– Если мы будем уверены даже в этом, уже хорошо. Ваш район исключим из поисков. Думаю, тут мы будем идти от частного к общему.
– А когда у нас с вами было наоборот, Касым-ака? – спросил Анвар.
– С вами лично по-моему, не было, но вообще... Какое сегодня число?
– С утра было десятое июля, четверг, – ответил Никитин.
– Десятое июля 1980-го года, – добавил Панов.
– Ну, что ж, – усмехнулся Вахидов, – десятого июля 1980-го года в четырнадцать часов семнадцать минут по местному времени мы выехали из Шурчи в Термез. – Он встал. – Спасибо за хлеб-соль, живы будем, ну, и так далее.
– Еще по одной пиале свежего чая, – предложил Суюнов.
– Тогда выезд откладывается на пять минут, – заметил Эргашев.
– Если откажетесь сейчас, потом в пути пожалеете, друзья.
– Уговорили, – рассмеялся Вахидов, приняв первым чай...
– Я сейчас же дам команду своим ребятам, – сказал Суюнов, выйдя проводить гостей, – перешарим весь район!..
Как и было условлено с капитаном, Анвар поближе к обеду отправился к нему домой, на плов Марьям-хола. Он не бывал в этом доме уже месяца три и теперь, постучав в калитку, заволновался словно девушка, которой показали суженого. Может, степень волнения у него была иная, но какая – он не мог придумать, поэтому и решил обойтись книжным, много раз вычитанным, определением.
– Кто там, заходите, открыто! – крикнула из глубины двора хола[4]4
Хола – «тетушка», вежливое обращение к старшей по возрасту женщине. – Прим. Tiger’а.
[Закрыть]. – Анварджан, вы?!
– Я, хола, – ответил он, переступив порог. – Здравствуйте.
– Сколько лет, сколько зим! – воскликнула хола, взглянув из кухни. – Проходите на чарпаю[5]5
Чарпая – прямоугольная или квадратная кровать-топчан в доме в Средней Азии. – Прим. Tiger’а.
[Закрыть], Касым-ака сейчас подойдет, звонил уже.
– Всего три месяца, – виновато ответил Анвар, подумав, что он напрасно прекратил свои частые посещения, ведь она для него все равно, что мать, а матерям даже день кажется годом. Решил исправить свою оплошность, отказаться от псевдоделикатности, мол, неудобно маячить на глазах.
– Вам три месяца, а для меня они годы – годы, сынок, – ласково произнесла хола, но в ее тоне Анвар уловил и некоторое осуждение.
– Обещаю твердо – исправлюсь! – рассмеялся Анвар, сев на краешек чарпаи.
– Дело ваше молодое, – успокоила его женщина, – понимаю. Прошу только не забывать совсем.
– Что вы, холаджан, разве я позволю себе это?!
– Как здоровье, дела, что из дома пишут?
– Все в порядке, как сами-то?
– Слава аллаху, тянем лямки.
– Да вы еще, хола, моих внуков нянчить будете!
– Дай бог.
– Это точно.
– Вы женитесь поскорее, тогда и о внуках разговор можно вести, – сказала хола.
– Скоро женюсь.
– Нашли, наконец, девушку по сердцу?
– Вроде, хола. Но признаюсь, чем старше становишься, тем труднее искать-то.
– Конечно, сынок. Сам умнее становишься, начинаешь более придирчиво выбирать, а ведь так и бобылем можно остаться, а?
– Постараюсь умереть семейным, хола, – улыбнулся Анвар.
– Ну, хоп, не буду докучать вам вопросами, пейте пока чай, он уже заварен.
– Спасибо, хола, может помочь чем?
– Сама управлюсь, отдыхайте.
Анвар налил себе в пиалу горячего, настоявшегося в чайнике под мохнатым полотенцем, янтарного кок-чая, отхлебнул глоток и блаженно окинул взглядом дворик. Он показался ему более уютным, чем прежде. Присмотрелся пристальнее и заметил, что в квадратиках между деревьями зеленеет клевер, а вдоль бетонированной дорожки растут розы. И от свежего клевера, казалось, было прохладнее.
– Кажется, Касым-ака по-настоящему взялся за хозяйство, – сказал он, когда хола принесла и поставила на хан-тахту тарелку с салатом.
– Скажете тоже, – усмехнулась хола, – это все мой племянник сделал.
– Племянник? Я что-то о нем не слышал никогда.
– Троюродный, живет в Фергане. Шофером работает. Попал в беду, вот и вспомнил нас.
– Помогли?
– Касым-ака кому не поможет? А тут все же свой. Так кто же ваша избранница, а?
– Если бы я знал, хола, – вздохнул Анвар. – Видел всего раз и... исчезла как привидение.
– Давно видели?
– Порядочно уже.
– И не можете найти?
– Пока нет.
– Не теряйте надежды, сынок, найдете!
Скрипнула калитка и вошел капитан.
– Как всегда, – произнес он нарочито сердито, – ты кормишь гостя баснями. Давай собирай на стол!
– Тут все уже собрано, Касым-ака, – сказала хола, – а пельмени сейчас подам.
– Пельмени? – переспросил Анвар.
– Да, брат, – ответил, капитан, – с пловом покончено. Врачи запретили, говорят, он теперь для моего возраста вреден.
– Пельмени в такую жару даже лучше, – сказал Анвар.
– Успокаиваете?
– Ничуть. – Хамзаев налил чаю и протянул пиалу капитану. – Прошу.
– Кто здесь гость – я или вы? – сказал Вахидов, приняв пиалу.
– Оба, – заметила хола и пошла на кухню.
Не успел капитан допить свою пиалу, как хола поставила на столик плоскую фарфоровую чашку – ляган, полную мелкими пельмешками, которые были обильно политы кислым молоком и специальной подливой.
– Так это же чучвара! – воскликнул Анвар. – Моя мама тоже иногда варит, но, к сожаленью, совсем редко, говорит канительное дело. А по мне бы каждый день!
– Действительно, канительно, – кивнула хола, сев рядом с Анваром. – Утомительно, пельмешки-то мелкие, с ноготок. Раньше, бывало, собирались в одном доме несколько соседок и за своими разговорами делали их. А теперь никто по-моему, не собирается, время какое-то пошло дурацкое, всем всегда некогда.
– Не научное, а житейское объяснение научно-технической революции, – заметил Вахидов. – Посплетничать не с кем, вот и вывод готов! Давайте есть, брат, чучвара тоже вкусна горячая.
– А я ведь тоже те времена, – сказал Анвар, с удовольствием уплетая пельмени, – помню. Бывало, придешь со школы, а во дворе под чинарой куча женщин с малышами. Тут уж не сомневаешься – чучвара!
– Когда им, женщинам, собираться, большинство на работе?! – сказала хола. – Таких, как я, раз-два и обчелся!
– Как ты, ханум, всего одна на весь мир, – с ехидцей произнес капитан, – и та мне, бедолаге, досталась.
– Вот и поговорите с ним, Анварджан, – отпарировала хола, – уже я виновата в том, что родилась на свет!..
Вот так, со взаимными колкостями, незлобивыми и вместе с тем много говорящими постороннему, проходила каждая трапеза капитана. Анвар об этом знал и частенько думал, что это видать от того, что люди очень долго прожили рядом, обо всем уже, может, сотни раз переговорили и теперь утешают себя повтором давно минувшего, подшучивая над слабостями друг друга. И было в том для него что-то пугающее и одновременно интригующее – ведь такие отношения невозможны между только что поженившимися.
– Какие новости, Касым-ака? – спросил Анвар после обеда, разливая, как младший по возрасту, чай.
Вахидов уже полулежал, облокотившись на две сложенные подушки.
– Новостей много, Анварбек, отдохнем немного, я вас познакомлю с ними, – сказал капитан.
– Никак опять запутанное дело у вас? – спросила хола, ни к кому не обращаясь, в тайне надеясь, что ответит все же Хамзаев.
– Ясное, как божий день, – произнес капитан, – но даже оно тебя не касается. Никто не звонил?
– Тахир звонил. Просил передать вам спасибо свое.
– Как там у него?
– Все в порядке...
* * *
В кабинете Вахидов положил перед Анваром несколько листков – заключения экспертов. Некоторые строки в них были подчеркнуты красным карандашом.
– Это мои пометки, – объяснил капитан.
– Понял, Касым-ака. – Анвар стал читать именно эти строки.
Заключение судебно-медицинского эксперта: «Убийство совершено в ночь 10.07.1980 года между 23.00 и 24.00 по местному времени. Жертва убита острым углом бутового камня, череп проломлен на глубину до 8 см. Возраст убитого 32 года, в момент гибели в его организме имелся алкоголь, он убит при выше-средней степени опьянения. Других изменений внутренних органов нет... Следов избиения также не обнаружено...»
– Значит, не сопротивлялся? – высказал предположение Анвар.
– Его шарахнули неожиданно, – сказал капитан, – потому что в глазах запечатлено удивление. Да, и на его лице это было написано.
– Я не обратил внимания, Касым-ака. В заключении ГАИ ничего нового, – произнес Хамзаев.
– Это было мне известно еще там, у реки, – заместил капитан.
– Мне тоже, – кивнул Анвар.
Заключение эксперта НТО: «По документам, обнаруженным при погибшем, установлено следующее: в удостоверении на право управления автомобилем более четко сохранились три первые буквы фамилии... «Удо...» – и имени – последние две буквы «од». Удостоверение выдано ГАИ города Душанбе предположительно в 1976 году... Удар камнем, приведший к гибели, совершен левой рукой наотмашь...»
Вошел полковник Брукс. Поздоровался.
– Если гора не идет к Магомеду, то Магомед сам идет к горе, – сказал он.
– Заключения только что принесли, товарищ полковник, – сказал Вахидов, – а идти с пустыми руками не в моих правилах.
– Ну, и что тут? – полковник склонился над бумагами. – Интересно!
Пришел Панов с фотографиями. Он их разложил на столе.
– Вот тут, – он указал на снимок, где человек был похож на грубо отесанного, привалившегося на бочок, Будду, очертания лица едва угадывались, – труп затянутый илом. – Передвинул несколько снимков, и взял очередной: – Тут уже натуральный, отмытый.
– Красивый был парень, – сказал полковник. – Может из-за женщины его кокнули? Ведь ничего у него не взяли!
– Все это для нас темный лес, – сказал Вахидов, – пока что.
– И по какой тропке вы хотите войти в этот лес, товарищи Холмсы? – спросил, улыбаясь, Брукс.
– Думаю, что сегодня Анварбек поедет по широкой стальной, как пишут в газетах, магистрали до прекрасного города Душанбе. Установит хозяина машины, возьмет с собой фотографию погибшего, может, кто опознает. Ну, там... будет действовать по обстановке.
– Конечно, поставив нас в известность?
– Он руководитель группы, как посчитает нужным, так и сделает.
– О каждом своем шаге я буду сообщать вам, Георгий Александрович, – сказал Анвар. – Интересно, когда проходит поезд в сторону Душанбе?
– В час ночи. Очень удобный поезд. Сядешь в него, завалишься спать, а утром уже на месте. Побреешься в вагоне, в ресторане на вокзале перекусишь и сразу можно приступать к делам. Успеешь управиться, можешь в тот же день возвратиться.
– А если не управлюсь?
– Попросите коллег из душанбинского УРа, чтобы на ночь устроили в пустой камере КПЗ, в более или менее комфортабельной, понятно.
– А у них комфортабельные есть?
– Существует такой анекдот, – сказал полковник. – Собрал начальник РОВД участковых и говорит: «Если от пьяного несет пивухой, отправляйте в вытрезвитель, если водкой – отведите на участок соседа, а если уж коньяком – отвезите его домой и извинитесь.» Так что пейте коньяк, Анварбек...
Пассажирский поезд прибыл в Душанбе к девяти местного. Анвар решил воспользоваться советами Брукса, побрился, позавтракал, только вот не в ресторане, а в кафе, и вышел на привокзальную площадь, где стояло несколько «Икарусов». У первого попавшегося парня он спросил, где находится ГАИ. Тот подробно объяснил ему, как проехать туда, на каком автобусе, где выходить. Но Анвар внезапно передумал: «Поеду-ка я сначала в уголовный розыск, там мне быстрее помогут». Поблагодарил он парня и спросил, не укажет ли он адреса уголовного розыска. Парень пожал плечами, усмехнулся.
– Я очень уважаю эту организацию, но стараюсь все же быть подальше от нее. Извините. – И зашагал прочь.
– Вам что, гражданин? – остановилась женщина.
– Уголовный розыск нужен.
– А что это?
– Ну, отдел милиции.
– Так бы сразу и сказали – «милиция». – Она долго объясняла ему, как проехать, на каком троллейбусе, подчеркнув, что здесь он не сможет сесть в него, а надо пройти пешком до магазина «Детский мир», там перейти улицу и сесть в тот, что идет к центру.
– Спасибо!
Но женщина уже стучала каблучками по тротуару, и быстро растворилась в толпе. Был утренний час пик и тротуары были полны спешащими на работу людьми, Анвар смешался с ними, дошел до магазина, там сел в троллейбус, встал на задней площадке и в окно любовался уходящими в даль домами и деревьями главной улицы города, решив просто походить по ней пешком, когда закончит дела. И вдруг увидел девушку, ту, которую искал по всей Сурхандарье, которую всего лишь раз видел возле педагогического института. Она шла одна, улыбаясь чему-то своему, шла к центру.
– Остановка скоро? – спросил он у мужчины.
– Возле театра.
Ответ ничего не говорил ему, Анвар был впервые в этом городе и не знал, где находится театр, но на всякий случай, прошел к выходу. Троллейбус остановился метров через триста. Анвар спрыгнул и пошел назад. Немного пройдя, остановился затаив дыханье – прямо навстречу шла она, та самая. Шла неторопливо, изредка кивая встречным знакомым. «Видно, давно живет здесь», – подумал Анвар, размышляя, каким образом познакомиться с ней. Пока он думал, она подошла совсем близко, была в пяти шагах.








