Текст книги "Шутник (Сборник о роботах)"

Автор книги: Айзек Азимов

Соавторы: Клиффорд Дональд Саймак,Роберт Шекли,Энтони Пирс,Уильям Тенн,Джанни Родари,Фриц Ройтер Лейбер,Брайан Уилсон Олдисс,Дюла Хернади,Зигберт Гюнцель,Антон Донев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

С тех пор и появились две основные модели – собственно роботы и роботессы. Разумеется, свою роль в этом делении сыграло и обычное для нас стремление подражать человеку и его социальным институтам.

Роботы и роботессы весьма похожи на мужчин и женщин. Роботессы, как правило, более стройны, реакции у них обостреннее, чувствительность выше, они легче адаптируются и более надежны, хотя иногда и склонны к истеричности. Роботы же закалены, они приспособлены для более тяжелой физической работы, а также для Тех видов интеллектуальной деятельности, которые требуют электронного мозга больших размеров.

Роботы, как правило, однолюбы, что создало у них моногамный тип брака. Роботу, как и человеку, приятно сознавать, что у него есть близкое существо, с которым он делит все беды и радости. А теперь, мисс Бишоп, я хотел бы вернуться к своей личной проблеме: как следует мне вести себя с мисс Румянчик – красавицей, к которой меня неодолимо влечет, хотя я знаю, что она не очень умна и склонна к пуританству?

Няня Бишоп задумчиво сдвинула брови.

– Пока, Зейн, мне приходит в голову только одно: нельзя ли внести в блоки мисс Румянчик некоторые изменения, которые сняли бы излишнее пуританство?

– Вы шутите, клянусь святым Рэем, не так ли? – воскликнул Зейн Горт, шагнув к девушке и угрожающе протягивая клешни к ее горлу.

24

Няня Бишоп побледнела. Гаспар попытался удержать клешни, но Зейн уже сам опустил их.

– Я хочу сказать, – размеренно произнес он, – что могу счесть ваши слова только неудачной шуткой. Переделывать блоки робота, с тем чтобы изменить его поведение, – о, это преступление, вдвойне превышающее посягательство на человеческий мозг! Нашу личность так легко изменить, что любой намек на это вызывает у нас инстинктивные защитные реакции. Простите, если я вас напугал, – добавил он более мягко. – Но я должен был показать вам, насколько неприемлема для меня даже мысль о чем-либо подобном. А теперь я снова прошу у вас совета…

– Мм-м… право, не знаю, Зейн, я просто теряюсь, – неуверенно сказала няня Бишоп, искоса взглянув на Гаспара. – На первый взгляд вы и мисс Румянчик не очень подходите друг другу… Правда, в старину у людей считалось, что волевой умный муж и красивая глупая жена всегда прекрасно ладят, но я не очень в этом уверена. Психометрист Шейрон Розенблюм утверждает, что брак бывает удачен либо при полном равенстве интеллектов, либо в тех случаях, когда муж умнее жены на тридцать процентов. А вы, Гаспар, не могли бы пролить дополнительный свет на этот вопрос? Насколько глупа Элоиза Ибсен?

Гаспар мужественно игнорировал этот выпад.

– Извини меня за прямоту, Зейн, – сказал он, – но цель твоих ухаживаний за мисс Румянчик – именно брак?

– Конечно, я не безгрешен, – сказал робот, – но я думаю именно о браке! Друзья, буду с вами откровенен: многие из нас, роботов, не сторонники строгой нравственности, особенно если подворачивается подходящий случай. Да и кто их за это осудит? Но я создан иначе. Я не испытываю полноты чувства, если оно не предполагает единства мыслей, чувств и поступков, короче говоря, семейной жизни! К тому же для меня у этого вопроса есть и практическая сторона. Я обязан учитывать реакции моих читателей. Герой книг Зейна Горта, неустрашимый доктор Вольфрам, неизменно верен своей единственной роботессе! На его пути то и дело появляется неотразимая Серебристая Вилия, но в конце концов он всегда возвращается к Золотистой Бланде, своей нежной супруге!

– Послушайте, Зейн, – вдруг спросила няня Бишоп, – а вам не приходило в голову, что мисс Румянчик старается выглядеть глупее, чем она есть на самом деле? Наши роботессы – женщины, я имею в виду, – иногда прибегают к такой уловке, чтобы польстить мужчине, который их интересует.

– Вы полагаете, что это возможно? – возбужденно спросил Зейн. – Клянусь святым Станиславом, вы правы! Огромное спасибо, мисс Бишоп. Теперь мне есть на что опереться.

– Не стоит благодарности. А ее пуританство пусть вас не тревожит. Все мы пуританки до поры до времени. Ну а теперь я должна заняться моими кругляшами. Пора их переставлять.

С этими словами она бросилась к яйцеглавам и принялась торопливо и без видимой системы переставлять их. При этом яйца всякий раз оказывались наклоненными иначе, чем прежде.

– Зачем это нужно? – спросил Гаспар.

– Меняет давление в мозговых тканях и создает у них ощущение разнообразия. Во всяком случае, такое правило ввел Цукки.

– Цуккерторт?

– Да, мистер Цуккерторт создал целый свод правил, регулирующих как уход за яйцеглавами, так и общение между ними – так сказать, священные законы Детской.

– Няня Бишоп… – вдруг нерешительно спросил Зейн Горт, – нельзя ли мне… подержать одного?

Она с недоумением оглянулась на него, Потом широко улыбнулась.

– Ну, разумеется! – сказала она, протягивая ему очередного яйцеглава.

Зейн прижал серебристое яйцо к своей вороненой груди и начал нежно покачивать, напевая «Колыбельную» Шуберта.

– Отдайте-ка его мне, – сказала няня Бишоп с легкой тревогой. – Это ведь не младенец, а глубокий-глубокий старик.

Зейн кивнул, осторожно положил яйцо на подставку и обвел внимательным взглядом остальные яйца.

– Старики ли, младенцы, они все равно своего рода мост между людьми и роботами, – задумчиво сказал он. – Вот если бы…

Но тут за дверью послышались бессвязные вопли, пронзительный визг и топот. В Детскую стрелой влетела мисс Румянчик, в ужасе увернулась от объятий Зейна Горта и с истерическим рыданием упала на грудь няни Бишоп, которая слегка пошатнулась, но мужественно выдержала эти судорожные алюминиевые объятия.

Вслед за мисс Румянчик в Детскую ввалился, пошатываясь, папаша Зангвелл, размахивая кадуцеем и хрипло вопя:

– Изыди, заклинаю тебя Анубисом! Роботам из прессы вход запрещен!

– Зангвелл! – властно крикнула няня Бишоп и, когда он покорно повернулся к ней, продолжала ледяным тоном: – Убирайся отсюда, пока ты не проэтилировал весь воздух и твое дыхание не просочилось в яйца. Это вовсе не робот из прессы. Просто у тебя белая горячка.

– Мисс Биш! – жалобно возопил папаша Зангвелл. – Вы же вчера сами велели гнать в три шеи роботов, которые из прессы…

Тут его блуждающий взгляд упал на мисс Румянчик, и, в первый раз разглядев ее как следует, он дрожащим голосом простонал:

– Розовые роботы! То слоны, то фараоны, а теперь еще и роботы!

Он вытащил из кармана огромную фляжку, размахнулся, словно намереваясь отшвырнуть подальше, но вместо этого поднес ее ко рту и, шатаясь, вышел.

Мисс Бишоп высвободилась из объятий мисс Румянчик.

– Успокойтесь! – приказала она. – Что случилось в «Рокет-Хаусе»?

– Ничего, насколько мне известно, – обиженно ответила мисс Румянчик. – Просто меня напугал этот пьяный старикашка.

– Вы же обещали Зейну присмотреть за Полпинтой и остальными.

– Да, да, я что-то такое говорила, – тем же тоном отозвалась роботесса, – но мистер Каллингем сказал, что я мешаю, и велел мне выйти, а мистер Флаксмен попросил встать у двери со сломанным электрозамком и проследить, чтобы к ним никто не вошел… Но я неплотно прикрыла дверь, чтобы следить за ними…

Она умолкла, поколебалась и продолжала:

– Видите ли, мисс Бишоп, там действительно ничего не случилось, но мне кажется, «Рокет-Хаус» не совсем подходящее место для ваших подопечных.

– Почему? – резко спросила няня Бишоп.

– Судя по тому, что они говорят, – ответила роботесса.

– Но что они говорят? – раздраженно спросила няня Бишоп. – Если они ворчат и стонут, это ничего не значит. Я их знаю! Прежде чем признаться, что им хочется снова стать писателями, они будут без конца жаловаться и жалеть себя.

– Ну, не знаю! – сказала роботесса. – Во всяком случае, я своими глазами видела, как мистер Флаксмен отключал яйцеглава, едва он начинал жаловаться.

– Иногда другого выхода не остается, – обеспокоенно сказала няня Бишоп. – Но если эти двое позволили себе… Они же поклялись, что будут соблюдать все правила Цукки! Что они еще делали, мисс Румянчик?

– Больше я ничего не успела увидеть, потому что мистер Каллингем заметил, что дверь приотворена, и закрыл ее. Но перед этим один яйцеглав сказал: «Я этого не вынесу, я этого не вынесу. Ради бога, перестаньте! Вы сведете нас с ума. Это настоящая пытка».

– И что было потом? – гневно спросила няня Бишоп.

– Мистер Флаксмен отключил его динамик, а мистер Каллингем встал и закрыл дверь, а я прибежала к вам, и пьяный старикашка меня напугал.

– Но что они с ними делали?

– Я ничего не видела. На столе перед мистером Флаксменом лежала большая дрель.

Няня Бишоп сдернула с головы белую шапочку и рванула молнии халата.

– Зейн, – отрывисто приказала она, – я немедленно вызову няню Джексон. Пожалуйста, останьтесь в Детской, пока она не придет. Охраняйте яйцеглавов. Мисс Румянчик, останьтесь с Зейном. Гаспар, вы пойдете со мной в «Рокет-Хаус»!

Она погладила себя по бедру, и на мгновенье Гаспар увидел очертания кобуры под тонкой тканью платья.

Но и без этого няня Бишоп выглядела достаточно угрожающе.

25

На Читательской улице ощущалась какая-то подозрительная активность. Гаспар сразу же обратил внимание на автогрузовичок, битком набитый пассажирами-подмастерьями. К счастью, за ним следовала полицейская машина. Потом проехал автомобиль-шасси – три зловещего вида робота сидели на раме, пристегнувшись к ней. На бешеной скорости промчался мусоровоз. А над самой крышей «Рокет-Хауса» кружил вертолет с огромной надписью «Пишущая Братия» на бортах. Из окон вертолета высовывались юнцы в темных свитерах, с развевающимися по ветру лохмами волос и преклонного возраста дамы в туалетах из золотой и серебряной парчи; под хвостом вертолета висел огромный плакат: «Берегитесь, роботы! Со словомельницами и писателями уже покончено! Верните литературу бескорыстным любителям!»

В «Рокет-Хаус» Гаспара и няню Бишоп впустила весьма странная пара стражей, вполне под стать Джо Вахтеру – посыльный с крысиной мордочкой и восьмифутового роста робот с лупящейся позолотой. «Наверное, новые телохранители Флаксмена», – решил Гаспар. В коридорах все еще висел тяжелый смрад сгоревшей изоляции, эскалатор по-прежнему бездействовал, электрозамок тоже. Гаспар просто толкнул дверь, и они вошли, отчего Флаксмен свалился со стула – во всяком случае, они увидели только его темную макушку, которая исчезла за краем стола.

Яйцеглавы стояли на своих воротничках перед Каллингемом. У них были включены только микрофоны, находившиеся почти у самого рта издателя, который держал в руках пачку машинописных листов. Такие же листы валялись вокруг него на полу.

Тут из-под стола вынырнул Флаксмен, размахивая дрелью, о которой говорила мисс Румянчик, открыл было рот, но сразу же закрыл его, приложил к губам палец и указал дрелью в сторону своего партнера.

Только теперь Гаспар понял, что Каллингем читает вслух.

– …Все дальше и дальше распространялся Золотой рой, располагаясь ночлегом на планетах, разбивая свои шатры в рукавах галактик, – патетически декламировал издатель. – То тут, то там в отдаленных звездных скоплениях вспыхивали мятежи, но сверкали космические копья, поражали безжалостно и мятежи угасали.

Италла – Великий хан Золотого роя – повелел подать себе супертелескоп. Трепещущие ученые внесли инструмент в забрызганный кровью шатер. Со зловещим смехом схватил хан телескоп, презрительным жестом отослал плешивых мудрецов и направил трубу на одну из планет в отдаленной галактике, где еще не побывали корабли оранжевых мародеров.

Из клюва Великого хана на щупальца закапала слюна. Одним из локтей он ткнул в жирный бок Ик-Хана, хранителя гарема. «Вон ту! – прошипел он, – ту, что в диадеме из радия сидит на лужайке, приведи ко мне, Ик-Хан!»

– Мисс Румянчик ошиблась! – шепнула няня Бишоп. – Здесь никого не пытают!

– Как? Разве вы не слышите? – тоже шепотом возразил Гаспар.

– Ах, это! – презрительно отмахнулась няня. – От слов еще никто не умирал.

– Но от таких слов можно взбеситься! Где только они выкопали этот бред! Человек, привыкший к литературе тончайшего помола, сойдет с ума, если его заставят слушать подобную мерзость больше двух-трех минут.

– Гаспар, – няня искоса взглянула на него, – а вы, оказывается, серьезный читатель. Вам бы стоило почитать те книги, которые выбирают для меня кругляши.

– Еще одно средство свихнуться!

– Откуда вы знаете? Я сама прочла их очень много – и ничего!

– Перестаньте шушукаться! – приказал Флаксмен. – Можете остаться, но не мешайте нашему совещанию. Гаспар, вы же механик! Возьмите дрель и поставьте на дверь вот этот засов. Никто так и не починил этот паршивый электрозамок, и мне надоело, что сюда то и дело кто-нибудь врывается!

– Итак, вы прослушали первую главу «Бичей космоса», а также начало второй, – сказал Каллингем в три микрофона. – Каковы ваши впечатления? Можно ли улучшить текст? Если да, то как? Укажите, пожалуйста.

И он включил динамик самого маленького яйца.

– Ты мерзкая болтливая обезьяна, – тихо и бесстрастно сообщило яйцо. – Ты гнусный мучитель беспомощных жертв! Ты злобный шимпанзе! Ты разбухший лемур! Ты макака-переросток. Ты трясущийся…

– Благодарю вас, Полпинты, – невозмутимо сказал Каллингем и отключил динамик. – А теперь мы послушаем, что нам скажут Ник и Двойной Ник.

Но он не успел включить следующий динамик – няня Бишоп быстро и молча отключила все три микрофона.

– В целом я одобряю то, что вы делаете, господа, – сказала она, – но вы избрали неправильный способ!

– Э-эй! Прекратите это! – воскликнул Флаксмен. – В Детской вы хозяйка, но это еще не значит, что вы можете распоряжаться и здесь!

– Погоди, Флакси, – прервал его Каллингем. – Она может нам помочь. Я ведь почти ничего не добился.

– Заставить круглячков слушать всякий вздор, – продолжала няня Бишоп, – чтобы они его критиковали и в результате сами захотели бы писать – это неплохая мысль. Однако их реакции необходимо все время контролировать… и направлять! – Она улыбнулась людоедской улыбкой и подмигнула издателям.

– Продолжайте и дальше на той же волне! – скомандовал Каллингем, наклоняясь вперед.

Гаспар пожал плечами и начал вгрызаться дрелью в дверь.

– Я подключу к ним шептатели, – объяснила няня, – и буду слушать, что они говорят, пока вы читаете. А в паузах буду им что-нибудь шептать в ответ. Тогда ощущение полной изолированности у них исчезнет, а с ним и потребность поносить вас. Я послужу громоотводом и постараюсь внушить им симпатию к «Рокет-Хаусу».

– Чудесно! – воскликнул Флаксмен.

Каллингем молча кивнул.

Гаспар подошел к столу, чтобы взять шурупы.

– Простите, мистер Флаксмен, – вполголоса спросил он, – но где вы откопали эту жвачку, которую читает мистер Каллингем?

– В редакционном мусоросборнике, – не моргнув глазом, признался Флаксмен. – Не верится, правда? Вот уже сто лет, как существует только словомольная литература, вот уже сто лет, как всякая иная продукция отвергается сразу же, и все эти сто лет графоманы продолжают слать свои опусы!

Гаспар кивнул:

– Сейчас над зданием кружит какая-то «Пишущая Братия».

– Наверно, хотят обрушить на нас чемоданы старых рукописей, – предположил Флаксмен.

Каллингем вдохновенно декламировал:

– В последней крепости, на последней планете, еще оставшейся в руках землян, Грант Айронстоун улыбнулся своему испуганному секретарю Дрожливеллу. «Каждая новая победа Великого хана, – задумчиво сказал Грант Айронстоун, – приближает оранжевых осьминогов к поражению. Я открою вам, почему это так. Дрожливелл, знаете ли вы, кто самый страшный, самый хитрый, самый опасный, самый свирепый хищник во Вселенной, если его раздразнить?» – «Взбесившийся осьминог?» – дрожащим голосом ответил Дрожливелл. Грант Айронстоун улыбнулся. «Нет, Дрожливелл, – произнес он, ткнув пальцем в узкую грудь дрожащего секретаря. – Вы. Да, Дрожливелл, вы. Человек – вот ответ на мой вопрос!»

Кудрявая голова няни Бишоп наклонялась над шептателями, включенными в нижние розетки яйцеглавов. Время от времени девушка сочувственно произносила что-то вроде: ай-ай-ай! Гаспар работал дрелью и отверткой. Флаксмен посасывал сигару, и только бисеринки пота, порой проступавшие на его лбу, показывали, что такое самообладание в подобной близости от яйцеглавов дается ему нелегко. Вторая глава «Бичей космоса» беспощадно близилась к кульминации.

Когда Гаспар завинтил последний шуруп и с гордостью оглядел дело своих рук, в дверь тихонько постучали. Он открыл дверь и увидел Зейна Горта. Робот вошел и стал у стены.

Каллингем заметно охрип:

– Дрожливелл, скрючив пальцы, бросился на канареечно-желтый мозговой мешок бешеного осьминога. «Среди нас шпион!» – громовым голосом воскликнул Грант Айронстоун. И, схватив рукою тонкую ткань, прикрывавшую грудь Зилы, королевы Ледяных Звезд, он с треском разорвал ее. «Смотрите! – сказал он. – Вот они, две чаши радарного передатчика!» Космические шерифы остолбенели. Глава третья. Свет ближайшего спутника заливал лишенную солнца планету Кабар. Четыре гениальных преступника напряженно и подозрительно вглядывались друг в друга…

– Удивительно, – шепнул Гаспару Зейн Горт, – как это люди вечно ухитряются ставить точку именно там, где начинается самое интересное. Красавица оказалась переодетым роботом – и все. И ни слова о том, какой у нее корпус, какого цвета отделка, какая конфигурация клешней! Но сказано даже – подумать только! – робот это или роботесса.

И он неодобрительно покачал металлической головой.

– Конечно, я вполне беспристрастен, но посуди сам, Гаспар: тебе сообщают, что очаровательная роботесса на самом деле оказалась женщиной, и бац – конец главы, и ни слова, ни намека на сложение, цвет волос, размер бюста, и ты даже не знаешь, кто она – красавица или старая карга!

Тут он подмигнул Гаспару налобным прожектором.

– По правде говоря, я однажды тоже оборвал главу в «Докторе Вольфраме» именно так: «Платиновая Паула оказалась пустой металлической оболочкой, в которой пряталась человеческая кинозвезда». Я знал, что мои читатели будут разочарованы, и следующую главу начал с того, как Серебристая Вилия умащает себя смазочным маслом. Это всегда подогревает их интерес.

26

Каллингем закашлялся.

– Пока, пожалуй, хватит, – сказал Флаксмен. – Дай отдохнуть горлу. Послушаем, что скажут они.

– Двойной Ник просит слова, – объявила няня Бишоп и включила динамик на полную мощность.

– Господа, – сказал самый большой яйцеглав. – Я полагаю, вам известно, что каждый из нас – лишь мозг и только. Мы способны видеть, слышать и говорить, но этим все исчерпывается. Гормонов мы получаем ровно столько, сколько требуется, чтобы не вести чисто растительного существования. Поэтому разрешите мне смиренно, весьма, весьма смиренно спросить, можно ли от нас ждать произведений, действие которых строится на непрерывных драках и на чувствах, достойных только законопослушных дебилов, и сдабривается огромными дозами так называемой любовной страсти?

Няня Бишоп саркастически улыбнулась, но промолчала.

– В те далекие времена, – продолжал Двойной Ник, – когда у меня было тело, книжный рынок был завален подобными книгами, и мне очень грустно сознавать, что и сто лет спустя люди по-прежнему упиваются подобной макулатурой. Впрочем, мы ведь не знакомы со словомольной литературой, которую вы так расхваливали, – в нашем уединении, как вам известно, мы не читаем практически ничего, кроме научных книг и классиков. Еще одно из бесчисленных правил нашего дорогого Цуккерторта. Так, может быть, вы прочтете нам какой-нибудь образчик…

– Честно говоря, я бы предпочел этого не делать, – сказал Каллингем. – Мне кажется, ваша продукция будет много свежее и непосредственнее без влияния словомельниц. Да и вам будет лучше.

– Так, значит, вы считаете, что словесный помол, эта механическая труха, может развить у нас комплекс неполноценности? – осведомился Двойной Ник.

Гаспар ощутил прилив гнева. Пусть, пусть Каллингем прочитает им повесть высшего помола, чтобы Двойной Ник взял назад свои слова! Он попытался припомнить какой-нибудь блестящий образец словесного помола, что-нибудь из свежесмолотых шедевров, читанных в самое последнее время, – ну хотя бы из его собственного «Пароля страсти», – но почему-то в его голове возникал только какой-то смутный розовый туман, и он так ничего и не вспомнил, кроме своей увлекательной биографии на обложке.

– Ну что ж, если вы не хотите быть искренними с нами, – сказал Двойной Ник, – не хотите открыть свои карты…

– А почему бы вам не быть искренним с нами? – возразил Каллингем. – Мы, например, даже не знаем, как вас зовут. Отбросьте анонимность – рано или поздно вам придется это сделать. Кто вы такой?

Яйцеглав долго молчал. Потом он произнес:

– Я – душа XX века. Живой труп, сохранивший в себе мысль эпохи хаоса, призрак, все еще несомый ураганом тревожной неопределенности, который обрушился на Землю, когда человек впервые расщепил атом и увидел свою судьбу среди звезд. Я – свобода и ненависть, любовь и страх, высокие идеалы и низменные побуждения, я – дух, ежечасно торжествующий и вечно сомневающийся, терзаемый собственной ограниченностью, я – клубок желаний, я – вихрь электронов. Вот кто я такой. Имени моего вы никогда не узнаете.

Каллингем на мгновенье наклонил голову и сделал знак няне Бишоп. Она выключила динамик. Издатель швырнул на пол недочитанные страницы «Бичей космоса» и поднял из груды рукописей переплетенную в красный пластик книгу с огромной золотой эмблемой «Рокет-Хауса» на обложке – изящная ракета, обвитая змеями.

– Попробуем для разнообразия что-нибудь другое, – сказал он. – Это не словопомол, но и не совсем то, что вы до сих пор слышали.

– Мисс Джексон пришла в Детскую? – вполголоса спросил Гаспар у Зейна.

– О да, – ответил робот. – Такая же красотка, как мисс Бишоп, только блондинка. Гаспар, а где мисс Румянчик?

– Я ее здесь не видел. А что, она снова испарилась?

– Понимаешь, она стала нервничать. Сказала, что все эти люди в серебряных яйцах, которые таращатся на нее, пугают ее и шокируют. Но она обещала встретить меня здесь.

– А нового робота-швейцара внизу ты не спрашивал? Или посыльного?

– Внизу никакого швейцара не было. И посыльного тоже. Очередные самозванцы, надо полагать. Однако возле дома я заметил федерального следователя Уинстона Мерса. Я с ним познакомился, когда он меня допрашивал в связи с выдвинутыми против меня обвинениями – доказать им ничего по удалось! – будто я разработал схему гигантского атомного робота. Но я отвлекся. Однако соль в том, что Мерс, федеральный агент, околачивается поблизости, а, как я ни обожаю мисс Румянчик, я не могу закрывать глаза на то, что она – федеральный служащий и, следовательно, хочет она того или нет, тайный агент правительства. Вот, Гаспар, ты и сообрази, что из этого следует. Подумай об этом…

Гаспар попытался сообразить, но ему никак не удавалось сосредоточиться.

Больше всего ему мешал Каллингем, который снова принялся читать:

– «Клац! клац! клац!» – лязгали металлические клешни. «Вр-р! вр-р! вр-р!» – вращал ворот доктор Вольфрам. Странные заряды смазочно растекались по его реле. «Счастливых посадок, – нежно проморзил он, – счастливых посадок, моя золотистая прелесть». Семь секунд и тридцать пять оборотов ворота спустя иголки изысканной муки пронзили его звенящий нагрудник. Он едва не отпустил рукоятку ворота. Он повернулся. Вилия, мерцая серебром во мраке, проворно щекотала его своими умопомрачительно-женственными клешнями. «Прочь! – коротковолново воскликнул доктор Вольфрам. – Прочь, прочь, дочь ночи!»

Няня Бишоп подняла руку:

– Ник хочет заметить, что эта повесть, хотя тоже совершенно ужасная, все же много интересней, чем все прежние. Она совсем другая.

– Это моя работа, – скромно шепнул Зейн Гаспару. – Да, это я написал! Мои читатели любят сцены с воротами, особенно если в них действуют и золотистая и серебристая роботиссы. Мой третий роман «Доктор Вольфрам и его ворот» побил по тиражу все мои прежние ролики. Отрывок, который ты сейчас слышал, взят из пятого романа «Доктор Вольфрам и Алмазный Бур», где доктор сражается с хозяином Серебристой Вилии, зловещим Алмазным Буром. А, вот она!

Гаспар быстро оглянулся и успел заметить, как по коридору мелькнуло что-то розовое и тотчас скрылось в боковом приходе.

– Беги к главному входу! – торопливо приказал Зейн. – Я возьму на себя запасный выход. Останови ее, если она попытается выйти. Если придется применять силу, бей по голове! – И он мгновенно исчез из виду.

Гаспар пожал плечами и скатился вниз по эскалатору. Посыльного с крысиной мордочкой и облупленного робота, как и сказал Зейн, нигде не было видно. Он стал у входной двери, закурил и вновь попробовал вспомнить хотя бы один блистательный абзац из самого тончайшего словопомола.

В этих бесплодных попытках незаметно прошли полчаса. Внезапно он услышал свист. На нижней ступени эскалатора стоял Зейн Горт, крепко держа мисс Румянчик за локоть. Розовая роботесса была исполнена гордого достоинства, а Зейна явно раздирали противоречивые чувства.

– Я нашел Мерса в тупичке около третьего склада, – сказал Зейн. – Он пытался выдать себя за служащего электрокомпании. Я сказал ему напрямик, что мы с ним, по-моему, уже встречались, но он, и глазом не моргнув, заявил, что для него, дескать, все роботы на одно лицо. Я доставил себе удовольствие, вышвырнув его вон. Затем после долгих поисков я нашел мисс Румянчик, которая пряталась…

– Я не пряталась! – возразила роботесса. – Я просто размышляла. Отпустите меня немедленно, ржавый мужлан!

– …которая размышляла в вентиляционной шахте. Она заявила, что у нее провал в памяти и она ничего не помнит с того момента, как мы с ней расстались в Детской. Но вместе с Мерсом я ее не видел…

– Но ты думаешь, она передавала ему сведения? Что между ними существует тайная связь?

– Ах, мистер де ла Нюи! – возмущенно воскликнула роботесса. – Не «тайная связь», а «секретные служебные отношения»!

– Чем вам не понравилось это выражение? – удивился Гаспар. – А вчера вы возражали против слова «знать».

– Неужели вы даже Библии не читали? – уничтожающе воскликнула мисс Румянчик. – Адам «познал» Еву, и с этого все началось. Как-нибудь я пройдусь по Библии с карандашом в руках – это моя заветная мечта. Но пока это не сделано, прошу вас не цитировать непристойности с сознательной целью меня шокировать. Зейн Горт, немедленно отпустите меня, железное животное!

Она вырвала локоть из его клешни и начала подниматься по эскалатору, высокомерно вскинув голову. Зейн уныло поплелся за ней.

– По-моему, ты становишься чересчур подозрительным, Зейн, – сказал Гаспар, замыкая шествие. – Что могло понадобиться федеральным агентам в «Рокет-Хаусе»?

– То же, что и любому разумному существу в системе – человеку, роботу или венерианскому овощу! – загадочно ответил Зейн. – «Рокет-Хаус» располагает чем-то ценным и уж во всяком случае таинственным, чего нет больше нигде. Каких еще тебе нужно приманок? Человек космической эры чрезвычайно падок на тайны, – он покачал головой. – Нет, нужно принять более действенные меры предосторожности…

Когда они подходили к кабинету, няня Бишоп широко распахнула дверь, и в коридор вырвался многоголосый шум оживленного разговора.

– А, Гаспар! – весело крикнула она. – Привет, Зейн. Добрый день, мисс Румянчик! Вам, ребята, придется помочь мне – пора везти кругляшей назад в Детскую.

– Что случилось? – спросил Гаспар. – Судя по шуму, все довольны.

– Еще как, – сказала няня. – Кругляши согласились создать что-нибудь на пробу. Мы позвонили в Детскую, и остальные не стали возражать. Каждый напишет по короткой повести, строго анонимно. Редакторская помощь только по требованию авторов, срок – десять дней. Мистер Флаксмен сказал, чтобы вы, Гаспар, взяли где-нибудь напрокат двадцать три диктописца. Семь штук есть в конторе.