Текст книги "Немезида (пер. Ю.Соколов)"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Да, комиссар.

– Ну теперь я могу, наконец, считать разговор оконченным?

Марлена встала и склонила голову в неуклюжем поклоне, явно предназначенном, чтобы выразить благодарность,

– Спасибо, комиссар.

Она повернулась и вышла, но только через несколько минут после того, как за девушкой закрылась дверь, Питт осмелился расслабить мышцы лица, уже уставшие от застывшего на нем выражения.

Он не мог позволить ей узнать то, чего она не должна была даже заподозрить, то, что лишь он один знал об Эритро.

Глава одиннадцатая
Орбита

19

Пора было приниматься за дело, но Питт чувствовал, что не готов. Пришлось даже отложить прием посетителей. Ему нужно было подумать.

Прежде всего о Марлене. У ее матери, Эугении Инсигны Фишер, постоянно были какие-то проблемы, и положение только ухудшилось за эти двенадцать лет. Вечные эмоции и заскоки, нимало не уравновешиваемые рассудком. Но все-таки она была обычным человеком, ею можно было управлять, направляя ее в нужную сторону, контролировать. Достаточно было окружить ее со всех сторон несокрушимыми стенами логики, а когда она изредка начинала трепыхаться, ее всегда можно было уговорить оставаться в этой темнице.

Но с Марленой дело обстояло иначе. Это было просто чудовище. И Питт был рад, что она по-глупому выдала себя, сказав, что хочет помочь матери. Пока она еще не набралась опыта и ума. Став взрослее, она сумеет воспользоваться своими способностями самым сокрушительным образом. И тогда она станет еще опаснее – значит, остановить ее нужно немедленно. Так пусть ее остановит другое чудовище – Эритро.

Питт понимал, что делает. Эритро показалась ему чудовищем с самого начала. Такое впечатление создавал весь облик планеты, кровавые отсветы лучей Немезиды, зловещий и угрюмый ландшафт.

Когда Ротор приблизился к поясу астероидов, находившемуся в сотне миллионов миль от орбиты, по которой кружили Мегас и Эритро, Питт уверенно объявил: «Приехали».

Он считал, что никаких сложностей не возникнет. Свет и тепло Немезиды не достигали пояса астероидов. Впрочем, Ротору это было и не нужно, поскольку он обеспечивал себя энергией. В этом было одно из достоинств искусственного мирка. Зачем ему кровавый свет звезды, который сжимает сердце, туманит разум и леденит душу?

Кроме того, в поясе астероидов тяготение Немезиды и Мегаса сказывалось не так сильно, и любые маневры в космосе можно было производить с меньшими затратами. Отсюда легче было вести добычу полезных ископаемых на астероидах.

Идеальное место!

Однако роториане подавляющим большинством голосов решили, что поселение должно находиться на орбите Эритро. Питт старался доказать, что тогда им придется утопать в злом и унылом красном свете, что помимо Эритро их будет держать в своей гравитационной хватке и Мегас, а за сырьем все равно придется летать к астероидам.

Питт сердито переругивался с Тамбором Броссеном, бывшим комиссаром Ротора, от которого он унаследовал пост. Порядком подустав на службе, Броссен наслаждался ролью отставного, но влиятельного государственного деятеля – куда больше, чем прежде ролью комиссара. (Говорили, что процесс принятия решения доставлял ему куда меньшее удовольствие, чем Питту.)

Броссен смеялся над заботами Питта о местоположении поселения. Правда, внешне он оставался совершенно серьезен, но в глазах пряталась усмешка.

– Янус, – говорил он. – Не стоит добиваться полного единомыслия среди населения Ротора. Пусть хоть время от времени у них будет возможность взбрыкнуть – покорнее будут в других случаях. Хотят они жить возле Эритро – пусть живут возле Эритро.

– Но ведь это неразумно, Тамбор. Разве ты этого не понимаешь?

– Конечно, понимаю. Но Ротор почти весь свой век провел возле громадной планеты. Роториане к этому привыкли и полагают, что иначе быть не может.

– Но ведь то была околоземная орбита. Эритро не Земля, она ничуть на нее не похожа.

– По размерам эта планета почти не отличается от Земли. На ней есть суша и море. Вокруг нее атмосфера, в которой присутствует кислород. Можно пролететь еще тысячи световых лет, но так и не обнаружить мир, похожий на Землю. Могу повторить еще раз: пусть будет так, как хотят люди.

Питт последовал совету Броссена, хоть в душе остался с ним не согласен. Новый Ротор строился на орбите возле Эритро, остальные два тоже. Однако проекты поселений в поясе астероидов уже были готовы и прорисованы на чертежах, но общественное мнение не торопилось давать санкцию на их сооружение. Из всего, что произошло после открытия Немезиды, самой большой ошибкой Питт считал то, что Ротор остался возле Эритро. Этого не должно было случиться. И все же… все же… мог ли он переубедить роториан? Может, стоило нажать посильнее? А что если тогда дошло бы до новых выборов и его смещения?

Причина была в ностальгии. Люди хотели иметь возможность обернуться лицом к былому – нельзя же заставлять их смотреть только вперед. Даже Броссена.

…Он умер семь лет назад. Питт сидел у смертного одра старика и слышал его последние слова. Броссен поманил к себе Питта, тот нагнулся к умирающему. Слабой рукой, покрытой иссохшей кожей, старик коснулся руки Питта и едва слышно шепнул:

– Каким же ярким было Солнце Земли, – и умер. Роториане помнили свое родное Солнце и зеленую Землю, а потому они решительно отвергли все аргументы Питта, все-таки настояв на том, чтобы Ротор остался на орбите у совсем не зеленого мира, обращавшегося вокруг тусклой звезды.

Так было напрасно потеряно целых десять лет. Останься они в поясе астероидов, работы уже ушли бы вперед на целое десятилетие – Питт не сомневался в этом.

Одного этого хватило, чтобы испортить отношение Питта к Эритро; однако с ней были связаны и обстоятельства худшие… куда более худшие.

Глава двенадцатая
Гнев

20

Так уж случилось, что Крайл Фишер дал землянам понять, что Ротор следует искать в неожиданном месте, а позже сумел и уточнить свой намек.

Он пробыл на Земле уже два года, и Ротор постепенно уходил из его памяти. Воспоминания о Эугении Инсигне изредка посещали его – но что она теперь для него? – а вот Марлена… В памяти своей он не мог отделить ее от Розанны… Годовалая дочь и семнадцатилетняя сестра в его воспоминаниях упорно сливались в одну личность.

Жилось ему легко. Пенсии хватало с избытком. Ему даже подыскали работу – некую административную должность, в которой он мог принимать решения, заведомо не затрагивавшие ничего существенного. Крайл полагал, что его простили, – во всяком случае частично, – лишь потому, что он сумел вовремя припомнить слова Эугении: «Если бы ты знал, куда мы летим».

И все же он чувствовал, что за ним следят, и был этим весьма огорчен.

Время от времени в гости захаживал Гаранд Уайлер, всегда дружелюбный и дотошный, и всякий раз так или иначе вспоминал про Ротор. Так случилось и на сей раз. Разговор, как и ожидал Фишер, вновь зашел о Роторе.

– Два года прошло, – хмуро проворчал Фишер. – Чего вам еще от меня нужно?

Уайлер покачал головой.

– Признаюсь честно, Крайл, я не знаю. Мы располагаем только фразой твоей жены. Как ты понимаешь, этого мало. Не могла же она так и не проговориться за все годы, что вы были вместе. Постарайся вспомнить. Может быть, наедине… между собой. Ничего не припоминается?

– Гаранд, ты меня в пятый раз спрашиваешь об этом. Меня допрашивали. Меня гипнотизировали. Меня подвергали психокодированию. Меня выжали досуха, и сказать мне больше нечего. Оставьте меня в покое, найдите себе другую забаву. Или верните меня на работу. Там, наверху, сотня поселений, в каждом живут друзья и недоброжелатели – и все следят друг за другом. О том, что могут знать в одном из поселений, остальные могут даже не подозревать.

– Честно скажу, старина, – ответил Уайлер, – мы уже работаем в этом направлении. Особенный интерес для нас представляет Дальний Зонд. Получается, что он помог Ротору обнаружить нечто неизвестное всем остальным. Земля ведь не посылала космические аппараты в дальний космос. И другие поселения тоже. А Ротор сумел сделать это. Все, что Зонд обнаружил в космосе, должно быть в материалах Ротора.

– Вот и отлично. Займитесь ими. Работы там хватит на годы и годы. А меня оставьте в покое. Навсегда.

Но Уайлер продолжал:

– Действительно, там столько наворочено, что хватит не на один год. В соответствии с соглашением о результатах научных исследований Ротор передал нам целую гору информации. В частности фотографии звездного неба во всех спектральных диапазонах. Камеры Зонда обследовали почти все небо, мы тщательно изучаем снимки, но ничего интересного пока не обнаружили.

– Ничего?

– Пока ничего. Но ведь ты сам сказал, что работы у нас на многие годы. Конечно, нашлось много такого, от чего астрономы наши в полном восторге. Находки поддерживают в них рвение и интерес к делу, Однако мы пока не получили от них ни намека, ни даже тени намека на то, куда подевался Ротор. Пока, во всяком случае. Насколько я понимаю, у нас нет никаких оснований предполагать, что у всех трех солнц альфы Центавра могут оказаться планеты. Других, подобных альфе Центавра звезд неподалеку от Солнца может не оказаться. Но я и не ожидаю, что обнаружится что-то существенное. Что мог заметить Дальний Зонд такого, чего нельзя было увидеть из Солнечной системы? Он ведь отходил всего на пару световых месяцев. Вроде бы никакой разницы, но у нас полагают, что Ротор все-таки успел заметить нечто, причем достаточно быстро. Потому-то мы вновь обращаемся к тебе.

– Почему ко мне?

– Потому что твоя бывшая жена возглавляла работы по Дальнему Зонду.

– Не совсем. Она была назначена главным астрономом, когда все данные уже были получены.

– Да, работами она руководила с самого начала, но тогда выходит, что ее назначение неспроста. Неужели она так и не проговорилась о том, что именно обнаружил Дальний Зонд?

– Ни словом. Погоди, ты сказал, что камеры Дальнего Зонда сумели снять почти все небо?

– Да.

– Что значит «почти»?

– Ну, не могу сказать точно. Кажется, не менее девяноста процентов.

– Или больше?

– Может быть, больше.

– Интересно…

– Что тут интересного?

– На Роторе распоряжался один тип по имени Питт…

– Нам это известно.

– Мне кажется, я знаю, как он поступил бы. Питт передавал бы результаты, полученные Дальним Зондом, понемногу – так сказать, в порядке исполнения соглашения по науке, и все прочее. И ко времени исчезновения Ротора оказалось бы, что часть информации они нам так и не успели передать. Ну процентов десять, может, даже меньше. Только это очень важные проценты.

– Именно та часть неба, куда ушел Ротор?

– Возможно.

– Но у нас же ее нет.

– Она у нас есть.

– Как это?

– Ты же сам только что удивлялся, что такого мог обнаружить Дальний Зонд, о чем не знали бы в Солнечной системе. Зачем тратить время на то, что они передали нам? Нужно выяснить, снимки какого участка неба они не передали, и подробно изучить его по собственным звездным картам. Потом спросить себя, нет ли там таких объектов, которые выглядели бы иначе для Дальнего Зонда, и почему. Вот что я сделал бы. – Помолчав, Фишер вдруг крикнул: – Ступай же! Пусть там хорошенько просмотрят ту часть неба, которой мы не получили.

– Ерунда какая-то, – задумчиво пробормотал Уайлер.

– Ни в коем случае. Все просто. Если только в Конторе есть еще парни, которые не сидят на собственных мозгах.

– Посмотрим, – отозвался Уайлер и протянул Фишеру руку.

Внезапно нахмурившись, Фишер сделал вид, что не заметил ее.

Прошло несколько месяцев, прежде чем Уайлер появился вновь. Фишер не ждал его. Был выходной день, Фишер пребывал в добром расположении духа и даже читал книгу.

Фишер был не из тех, кто считал книги проклятьем двадцатого столетия, полагая, что лишь варианты телевидения соответствуют высокому уровню цивилизации. Есть нечто, думал он, перелистывая страницы, в этом приятном ощущении, когда держишь в руке тяжелую книгу, в этой возможности задуматься, отыскать нужное место без всякой суеты с обратной перемоткой. Фишер был убежден, что книга является более цивилизованным средством хранения информации.

И каждое нарушение приятного оцепенения возмущало его.

– Ну что там, Гаранд? – спросил он нелюбезно.

Благородная улыбка не покидала лица Уайлера. Он процедил сквозь зубы:

– Мы нашли ее как раз там, где ты и сказал.

– Что нашли? – переспросил уже позабывший обо всем Фишер. Но, сообразив, о чем толкует Уайлер, торопливо проговорил: – Только не говори того, чего мне не положено знать. Больше я не желаю иметь дела с Конторой.

– Поздно, Крайл, Ты нам нужен. Сам Танаяма желает тебя видеть.

– Когда?

– Как только я смогу тебя доставить к нему.

– Тогда хоть объясни мне, о чем речь. Я не хочу предстать перед ним дурак дураком.

– Это я и собираюсь сделать. Изучен каждый участок неба, отсутствовавший в материалах, полученных Дальним Зондом. И те, кто это делал – как ты и советовал, – спросили себя, что здесь могло выглядеть для Дальнего Зонда иначе, чем для Солнечной системы. Ответ был очевиден – смещение ближайших звезд. Тут-то астрономы и обнаружили удивительную штуковину, о существовании которой никто и не подозревал.

– Ну?

– Очень тусклую звездочку, с параллаксом, превышающим одну угловую секунду дуги.

– Я не астроном. Это много или мало?

– Это значит, что звезда вполовину ближе к нам, чем альфа Центавра.

– Ты сказал «очень тусклую»?

– Мне объяснили, что она расположена за пылевым облаком. Слушай, ты, конечно, не звездочет, но жена твоя была на Роторе астрономом. Не исключено, что она-то ее и обнаружила. Она тебе ничего не говорила об этой звезде?

Фишер покачал головой.

– Ни слова. Правда…

– Ну-ну?

– Последние несколько месяцев она казалась мне какой-то взволнованной, словно что-то переполняло ее.

– И ты не спрашивал почему?

– Я полагал, что это связано с отбытием Ротора. Она радовалась, а я психовал.

– Из-за дочери?

Фишер кивнул.

– Но ее волнение могло быть связано и с новой звездой. Сходится. Конечно, они полетели к этой звезде. А если ее открыла твоя жена, значит; они полетели к ее собственной звезде. Отсюда и ее прыть. Разумное предположение?

– Вполне. Во всяком случае не противоречивое.

– Вот и отлично. За этим ты и понадобился Танаяме. Он кипит от гнева. Не из-за тебя, конечно, – вообще кипит.

21

В этот же день – ибо задержек в подобных вопросах не допускали – Крайл Фишер оказался в здании Всеземного бюро расследования, которое сотрудники этого учреждения предпочитали именовать Конторой.

Каттиморо Танаяма, руководивший ею уже более тридцати лет, заметно состарился. Его немногочисленные голографические портреты были сделаны довольно давно, когда гладкие волосы Танаямы были еще черными, спина прямой, а взгляд энергичным.

С тех пор он успел поседеть и сгорбиться. Не собирается ли Танаяма подать в отставку? – подумал Фишер. Впрочем, не исключено, что старик решил умереть на работе. Однако он успел подметить, что взгляд Танаямы остался острым и проницательным.

Фишер понимал его с некоторым трудом. Английский давно стал универсальным языком на Земле, однако в нем успели образоваться диалекты, поэтому произношение Танаямы было непривычно для североамериканца.

– Ну, Фишер, – холодно промолвил Танаяма, – дело на Роторе вы провалили.

Спорить было не о чем, тем более с Танаямой.

– Да, директор, – ровным голосом ответил Фишер.

– Но вы, возможно, еще владеете кое-какой полезной информацией.

Фишер вздохнул и ответил:

– Меня допрашивали вдоль и поперек.

– Я знаю, мне докладывали, только вас спросили не обо всем. Лично у меня к вам вопрос, на который я хочу получить ответ.

– Да, директор?

– За время пребывания на Роторе имели ли вы какие-нибудь основания заподозрить тамошнее руководство в ненависти к Земле?

Брови Фишера поползли вверх.

– Ненависти? Мне казалось очевидным, что люди на Роторе, да наверное и всех остальных поселениях, смотрят на Землю свысока, считают ее отсталой, убогой и варварской планетой. Но ненависть… Откровенно говоря, сомневаюсь, что нас ценили достаточно высоко, чтобы возненавидеть.

– Я говорю о руководстве, не о населении.

– Я тоже, директор. Ненависти не было.

– Тогда я ничем не могу этого объяснить.

– Чего объяснить, директор?

Танаяма бросил на Фишера проницательный взгляд (сила личности этого японца была такова, что редко кто замечал, что он невелик ростом).

– Вы знаете, что эта звезда движется к нам? Прямиком к Солнечной системе!

Фишер вздрогнул и попытался отыскать взглядом Уайлера, но тот сидел в углу, прячась от света, падавшего из окна, и, судя по его виду, думал о чем-то своем.

– Хорошо, Фишер, садитесь, может быть, это поможет вам освежить память. Я тоже сяду. – Танаяма присел на край своего стола, свесив короткие ножки. – Вам было известно о направлении движения звезды?

– Нет, директор. Я даже не знал о ее существовании, пока агент Уайлер не просветил меня.

– Вы не знали? На Роторе такое не могло остаться неизвестным.

– Мне об этом не говорили.

– Но как раз перед стартом Ротора ваша жена стала радостной и возбужденной, Так вы сказали агенту Уайлеру. По какой причине?

– Агент Уайлер полагает, что именно она открыла эту звезду.

– Быть может, ей уже было известно о направлении ее движения, и она радовалась тому, что должно произойти с нами?

– Не знаю, директор, почему подобные мысли должны были доставлять ей радость. Уверяю вас, что действительно понятия не имею, было ли ей известно о направлении движения звезды и даже о самом ее существовании.

Танаяма задумчиво взглянул на Фишера, легонько почесывая пальцем подбородок.

– На Роторе все были евро? – вдруг спросил он. – Правильно?

Фишер широко открыл удивленные глаза. Ему давно не приходилось слышать этот вульгаризм – тем более из уст правительственного чиновника. Он вспомнил, что и Уайлер говорил о «белоснежках» на Роторе, когда Крайл только что возвратился. Тогда Фишер отнесся к его речам с легким сарказмом – и не обратил на них внимания.

– Не знаю, директор, – ответил он с сожалением. – Я не изучал их досье и ничего не могу сказать об их происхождении.

– Ну, Фишер, для этого не обязательно изучать анкеты. Можно судить по внешнему виду. Приходилось ли вам встречать на Роторе людей с лицами афро, монго или хиндо? Темнокожих? С эпикантусом?

Фишер взорвался.

– Знаете, директор, сейчас не двадцатый век! – Если бы он знал, как это сделать, то выразился бы покрепче. – Я просто не обращаю внимания на подобные вещи, как, впрочем, и все на Земле. Удивлен, что слышу от вас такие слова, и полагаю, что они могли бы скомпрометировать вас, если бы о них стало известно…

– Агент Фишер, не дурите мне голову, – ответил директор, с укоризной водя из стороны в сторону корявым указательным пальцем. – Я говорю о том, что есть. Конечно, мне известно, что сейчас на Земле расовым различиям, по крайней мере внешне, внимания не уделяется.

– Только внешне? – возмутился Фишер.

– Только внешне; – холодно ответил Танаяма. – Когда земляне отправляются в поселения, они сами собой сортируются. Почему так получается, если различия между людьми не существенны? В любом поселении все жители едва ли не на одно лицо, а если обнаруживаются не такие, как все, они оказываются в меньшинстве, чувствуют себя неуютно или их заставляют чувствовать себя неуютно, а лучше всего перекочевывать в другие поселения, где таких, как они, большинство. Разве не так?

Фишер понимал, что возразить нечего. Так оно и было, внутренне он принимал все это как данное.

– Что поделаешь, – ответил он. – Человеческая природа, каждый тянется к себе подобным… К соседям.

– Каждый, бесспорно, тянется к подобным себе. Потому что люди ненавидят и презирают тех, кто не похож на них.

– Существуют и поселения м-монго. – Фишер запнулся, понимая, что может смертельно обидеть директора – человека, оскорбить которого нетрудно и очень опасно.

Танаяма и бровью не повел.

– Я знаю, но евро еще совсем недавно доминировали на планете и до сих пор не могут этого позабыть.

– Остальные, возможно, тоже не могут забыть этого, и причин для ненависти у них не меньше.

– Но ведь это Ротор бежал из Солнечной системы.

– Это случилось потому, что они первыми изобрели гиперпривод.

– И отправились к ближней звезде, о которой было известно только им, звезде, которая мчится прямо к Солнечной системе и может ее погубить.

– Нам неизвестно, что знали на Роторе об этой звезде.

– Вздор, они знали обо всем, – проворчал Танаяма, – и бежали, не предупредив нас.

– Директор, почтительно обращаю ваше внимание на то, что такое предположение нелогично. Если они собираются обосноваться возле звезды, которая может погубить Солнечную систему, то ведь пострадает и их собственная планетная система.

– Ну им-то будет легко спастись, стоит только понастроить достаточное количество поселений. А у нас целый мир – восемь миллиардов человек, которых придется эвакуировать. Задача куда более трудная.

– Сколько же времени у нас остается?

Танаяма пожал плечами.

– Несколько тысяч лет, так мне сказали.

– Немало. Возможно, поэтому им и в голову не пришло предупреждать нас. Когда звезда приблизится, ее заметят без всяких предупреждений.

– И тогда на эвакуацию останется меньше времени. Они случайно обнаружили эту звезду. Мы бы тоже не смогли ее заметить, если бы не слова вашей жены и не ваша догадка – хорошая, кстати, – что искать нужно в той части неба, снимки которой отсутствуют в материалах Ротора. Они преднамеренно так поступили, чтобы мы узнали обо всем как можно позднее.

– Но, директор, зачем им было затевать все это? Из одной только беспричинной ненависти?

– Не беспричинной. Пусть гибнет Солнечная система со всеми ее многочисленными неевро. А человечество все начнет заново, руками одних евро. Ну? Что вы об этом думаете?

– Немыслимо… невозможно, – качнул головой Фишер.

– А почему тогда нас не предупредили?

– Что если поначалу им самим не было известно о движении этой звезды?

– Немыслимо, невозможно, – с иронией возразил Танаяма. – Нет и не может быть другой причины – только желание видеть нашу погибель. Но мы разгадаем загадку гиперпривода, отправимся к этой новой звезде и тогда сведем с ними счеты.