Текст книги "Миры Айзека Азимова. Книга 6"

Автор книги: Айзек Азимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 30 страниц)

12

Четыре дня спустя Гэри Селдон пренебрег своими обязанностями главы факультета и использовал служебный компьютер для личных целей – настроил его на прием новостей.

Компьютеров, способных осуществлять ежедневный сбор новостей из двадцати пяти миллионов миров, были считанные единицы. Несколько таких компьютеров было установлено в Императорском Дворце – там они были просто необходимы. Стояли такие и в столицах других Внешних Миров, хотя в большинстве из них довольствовались гиперсвязью с главной службой новостей на Тренторе.

Компьютер, стоявший на математическом факультете такого крупного университета, как Стрилингский, можно было при желании превратить в источник информации, и Селдон добился того, что его компьютер позволял делать это. В конце концов это было необходимо для его работы над психоисторией, хотя возможности компьютера были старательно завуалированы.

В идеале компьютер должен был сообщать все экстраординарное, что происходило в любом из миров, входивших в состав Империи. Закодированный, едва заметный сигнал обозначал, что известие, относящееся к разряду экстраординарных, поступило, и тогда Селдон обращал на него внимание. Надо сказать, случалось такое крайне редко, поскольку рамки «экстраординарности» были установлены очень жестко, и под это определение подпадали исключительно события глобального масштаба или нечто сверхинтересное.

Если бы этого компьютера не было, пришлось бы связываться время от времени с различными планетами на выбор – не всеми двадцатью пятью миллионами, конечно, а с несколькими десятками из них. Задача это была нудная и утомительная, поскольку мало в каком из миров ежедневно не происходило какой-нибудь своей маленькой катастрофы. Там – извержение вулкана, там – наводнение, там – экономический кризис, ну и, конечно, бунты. За последнюю тысячу лет не было дня, чтобы хотя бы на одной из сотни планет не вспыхивало народное волнение.

Естественно, обращать особое внимание на подобные случаи нужды не было. Волноваться относительно бунтов стоило ничуть не больше, чем относительно вулканических извержений. И то и другое постоянно происходило в обитаемых мирах. Вот если выдавался денек, когда не происходило ни единого восстания, как раз тогда следовало бы расценивать, что происходит нечто необычное, заслуживающее самого пристального внимания и беспокойства.

А именно беспокойства-то у Селдона и не возникало. Внешние Миры, при всех их беспорядках и бедствиях, казались тихой, спокойной поверхностью громадного океана, на которой почти всегда царил штиль. Ну, пробежит волна повыше – и снова все успокоится. Никаких признаков глобальной ситуации, которые предвещали бы неминуемый упадок, за последние восемь лет Селдону обнаружить не удавалось, да и за восемьдесят тоже. И все же Демерзель (без него Селдон даже мысленно не мог называть его Дэниелом) говорит, что процесс упадка продолжается и ему приходится постоянно держать руку на пульсе Империи, действуя способами, Селдону недоступными, покуда в его распоряжении не окажется направляющая сила психоистории.

Может быть, упадок происходит так незаметно, что не станет очевиден до тех пор, пока не достигнет некой критической точки, как, к примеру, твой дом, что стоит себе и стоит, потихоньку ветшая, но так незаметно, что поймешь это только тогда, когда в одну прекрасную ночь тебе на голову рухнет крыша.

И когда же она должна рухнуть, эта крыша? Вопрос на засыпку, и ответа на него у Селдона не было.

Время от времени Селдон проверял и оценивал ситуацию на Тренторе. Тут новости во все времена имели особый характер. Во-первых, Трентор был самым населенным миром из всех – здесь жило сорок миллиардов человек. Во-вторых, восемьсот секторов, на которые делился Трентор, представляли собой нечто вроде своеобразной мини-Империи. В-третьих, здесь существовала разветвленная сеть государственных учреждений с невероятно запутанной иерархической структурой, проследить за которой было крайне трудно, уделяя при этом внимание и поведению царствующей фамилии.

На этот раз Селдона поразило сообщение о результатах выборов в секторе Даль. Там к власти пришли последователи Джоранума. Судя по комментарию, это был первый случай, когда джоранумиты завладели властью над целым сектором.

На самом деле – ничего удивительного. Даль стал главным оплотом джоранумитов, однако Селдона неприятно поразил факт столь очевидного успеха демагога. Он заказал копию видеоматериала и, получив, забрал домой.

Когда Селдон вошел, Рейч оторвался от экрана своего компьютера и, судя по всему, решил, что нужно объяснить отцу, чем это таким он занимается.

– Помогаю маме, – сообщил он. – Собираю для нее кое-какие справки.

– А как насчет твоей собственной работы?

– Сделано, па. Все сделано.

– Отлично. А теперь погляди-ка сюда, – сказал Селдон и показал пленку, собираясь затем вставить ее в микропроектор.

Рейч, прищурившись, просмотрел пленку и сказал:

– Уже знаю.

– Вот как?

– Конечно. Я с Даля глаз не спускаю. Родина, как-никак.

– Ну и что ты об этом думаешь?

– Я не удивлен. А ты? Весь Трентор считает Даль комком грязи. Почему бы тем, кто там живет, не разделять убеждения Джоранума?

– Ты тоже их разделяешь?

– Ну… – Рейч задумался: – Вынужден признаться, кое-что из того, о чем он говорит, задевает меня. Например, что хочет равенства для всех. Что тут плохого?

– Ничего. Если он не лжет. Если не разглагольствует об этом исключительно ради того, чтобы набрать побольше голосов.

– Все верно, па, но только большинство далийцев скорее всего думают так: «Что нам терять? У нас и сейчас равенства нет, хотя законы утверждают, что оно у нас есть».

– Законы и писать, и контролировать не просто.

– Знаешь, от этой мысли не станет холодно, когда будешь помирать от жары.

Селдон нахмурился. Как только он прочел сообщение об итогах выборов, в голову ему пришла одна идея.

– Послушай, Рейч, – сказал он, – ты ведь не был в Дале с тех самых пор, как мы с мамой увезли тебя оттуда, верно?

– Почему не был? Мы же все вместе ездили туда пять лет назад?

– Да-да… – замахал рукой Селдон. – Но это не то. Мы останавливались в гостинице, которая, насколько я помню, даже и далийской не была, и потом, насколько я помню, Дорс не отпускала тебя одного на улицу. Ведь тебе тогда было всего пятнадцать. А не хочешь ли ты съездить в Даль теперь? Один, самостоятельно – теперь, когда тебе уже двадцать?

Рейч прищелкнул языком.

– Мама ни за что не отпустит.

– Я же не говорю, что меня жутко радует мысль о том, как я буду с ней об этом разговаривать, но, честно говоря, я не собираюсь спрашивать у нее разрешения. Вопрос стоит таким образом: согласен ли ты сделать это для меня?

– Из любопытства? Почему бы нет? Я не прочь поглядеть, что и как там и теперь.

– От учебы сумеешь оторваться?

– Конечно. Ведь еще ни разу не пропускал. И потом, ты же можешь записать лекции, и я наверстаю пропущенное, когда вернусь. Меня отпустят. Ну а если что, так у меня же, старик, важная шишка в университете – ой, па, ты не обиделся?

– Пока нет. Только учти, я тебя не на увеселительную прогулку посылаю.

– Ясное дело. Сомневаюсь, чтобы ты представлял себе, что такое «увеселительная прогулка», па. Странно даже от тебя это слышать.

– Ну ладно, пошутили и будет. Когда ты попадешь в Даль, я хочу чтобы ты встретился там с Ласкином Джоранумом.

Рейч удивился не на шутку.

– Это как? Как я его найду?

– Он собирается в Даль. Его пригласили выступить в Совете Сектора вместе с новыми членами правительства Сектора, его последователями. Мы выясним точно, в какой день он будет выступать, и ты отправишься в Даль на несколько дней раньше.

– Но как я сумею повидаться с ним, па? Думаю, он не устраивает приемов.

– Я тоже так думаю, но тут уж тебе карты в руки. Тебе было двенадцать, а ты уже тогда знал, как это делается. Надеюсь, за последние годы ты не утратил этого замечательного качества.

Рейч улыбнулся.

– Я тоже надеюсь. Ну, допустим, я к нему попаду. И что?

– Нужно будет выяснить все возможное. Что он собирается делать? Что у него на уме?

– Ты что, серьезно думаешь, что он мне все это выложит?

– Не удивлюсь, если все так и получится. Ты умеешь внушать доверие, паршивец, умеешь. Давай все обсудим.

И они обсудили. И не раз.

Мысли у Селдона были невеселые. Он вовсе не был уверен, что что-то получится из его затеи, но решил не посвящать в нее ни Юго Амариля, ни Демерзеля, ни (самое главное) Дорс. Они помешали бы. Они бы принялись доказывать, что идея дурацкая, а он не хотел, чтобы кто-нибудь ему это доказывал. То, что он задумал, казалось ему единственным путем к спасению, и он не желал, чтобы кто-то вставал поперек дороги.

Но был ли путь? Вот в чем вопрос. Рейч был единственным, на взгляд Селдона, кто мог бы втереться в доверие к Джорануму, но соответствовал ли Рейч этой роли? Рейч – далиец, и у Джоранума мог вызвать симпатию. Однако насколько ему можно доверять?

Какой ужас! Рейч был его сыном, а до сих пор Селдону и в голову не приходило усомниться в том, насколько ему можно доверять!

13

Да, Селдон сомневался во многом – в том, насколько верно все задумал, в том, не вызовет ли задуманное преждевременного взрыва в ходе событий, в том, можно ли быть до конца уверенным, что Рейч справится с порученным делом, но насчет одного у него никаких сомнений не было: поведения Дорс, когда он расскажет ей о своих планах.

И она не разочаровала его, если можно так выразиться.

Нет, в каком-то смысле все-таки разочаровала,потому что она не стала кричать от ужаса – он ведь ожидал чего-нибудь именно в таком роде.

На самом деле зря ожидал. Она была совсем не такая, как обычные женщины, и по-настоящему злой он ее никогда не видел. Очень может быть, она и не умела по-настоящему злиться – по-настоящему,с точки зрения Селдона.

Нет, она просто посмотрела на него ледяными глазами и с горечью в голосе проговорила:

– Ты послал его в Даль? Одного?

Тихо так проговорила, вопросительно.

Из-за этого ее спокойствия Селдон поначалу опешил. Но взял себя в руки и твердо, решительно ответил:

– Я должен был это сделать. Это необходимо.

– Погоди, я хочу понять. Ты послал его в это логово воров, трущобы, кишащие убийцами, в эту клоаку преступности?

– Дорс! Не говори так со мной. Это выводит из себя! Такими словами говорят разве что мещане.

– Ты что, отрицаешь, что Даль именно таков?

– Конечно, отрицаю. Да, в Дале есть преступники и трущобы. Я это отлично знаю. Мы оба это отлично знаем. Но не весь Даль таков. Преступники и трущобы есть в каждом секторе, даже в Императорском, и в Стрилинге.

– Но существует такое понятие, как уровень преступности, если не ошибаюсь? Один не равен десяти. Даже если все секторы, все планеты погрязли в преступности, Даль все равно один из самых страшных, или нет? У тебя есть компьютер. Посмотри статистику.

– Не стоит. Даль – беднейший из секторов Трентора, а между нищетой, отчаянием и преступностью существует положительная связь. Тут я с тобой согласен.

– Ты со мной согласен! И ты отпустил его одного? Ты мог поехать с ним, мог попросить меня поехать с ним, отправить с ним, если на то пошло, десяток его сокурсников. Они бы с радостью сорвались с занятий, уверена.

– То, ради чего я его послал туда, требует, чтобы он был один.

– А ради чего ты его послал туда?

Селдон молчал, как в рот воды набрал.

– Вот, оказывается, до чего дошло? – нахмурилась Дорс. – Ты мне не доверяешь?

– Это опасно. Рисковать я намерен один. Я не могу подвергать опасности ни тебя, ни кого-либо другого.

– Ты не рискуешь! Рискует бедняга Рейч.

– Вовсе он не рискует, – мотнул головой Селдон. – Ему двадцать. Молодой, быстрый, крепкий, как дерево, и не такое, какие выращивают тут, на Тренторе, в тепличных условиях, а такое, какие растут в геликонских лесах. И потом, он силен в рукопашной схватке, а далийцы в этом ничего не смыслят.

– Уж мне эти твои рукопашные схватки! – огрызнулась Дорс. – Ты считаешь, что в этом решение всех проблем. Далийцы ходят с ножами. Все до одного. И с бластерами тоже, наверняка.

– Насчет бластеров не знаю. Закон крайне суров, когда дело доходит до бластеров. Что касается ножей, я уверен, у Рейча нож при себе. Он даже здесь, в кампусе, с ножом не расстается, а ведь это противозаконно. Неужели ты думаешь, он в Даль без ножа отправился?

Дорс промолчала.

Селдон тоже молчал несколько минут, затем решил, что все-таки нужно ввести жену в курс дела.

– Послушай, – сказал он, – я тебе могу сказать одно: я надеюсь, что он встретится с Джоранумом, который намеревается посетить Даль.

– О? И чего ты ждешь от Рейча? Что мальчик убедит Джоранума, что тот был в корне не прав, и сердце того наполнится искренним раскаянием о содеянном, и он уберется обратно в Микоген?

– Хватит. Если ты собираешься и дальше беседовать в таком духе, не имеет смысла продолжать разговор.

Селдон отвернулся от нее и взглянул в окно, за которым виднелось серо-голубое «небо».

– Жду я от него другого, – сказал он. – Жду, что он спасет Империю.

– О да. Это будет намного легче, – фыркнула Дорс.

– Я этого жду, – сердито буркнул Селдон. – У меня нет решения. У тебя тоже нет. Нет и у Демерзеля. Он так и сказал, что решение за мной. К этому я и стремлюсь, и поэтому мне нужно было, чтобы Рейч поехал в Даль. Дорс, ну ты же прекрасно знаешь, как он умеет очаровывать людей. С нами у него это вышло, так что можно надеяться, выйдет и с Джоранумом. Если я прав, все будет хорошо.

Дорс широко раскрыла глаза:

– И ты еще станешь утверждать, что ты опираешься на психоисторию?

– Нет. Не стану. Я не собираюсь тебя обманывать. Пока я еще не достиг таких результатов, чтобы мог руководствоваться психоисторией. Но Юго постоянно говорит об интуиции, а у меня она тоже есть.

– Интуиция? Что это такое? Дай определение!

– С легкостью. Интуиция – это свойственное человеческому разуму умение находить верный ответ в ситуации, когда у него недостает точной информации, а та, что есть, порой противоречива.

– И ты положился на это умение.

– Да, – решительно кивнул Селдон. – Положился.

Но про себя он подумал о том, чего не мог сказать Дорс: «Что если Рейч утратил свое природное обаяние? Что если – того хуже – в нем укрепилось сознание того, что он – далиец?»

14

Биллиботтон остался Биллиботтоном: грязным, вонючим, мерзким Биллиботтоном, гниющим и тем не менее полным жизни. Такого места нигде больше на Тренторе не найти, так думал Рейч. Может, где-то еще в Империи и сыскалось бы подобное местечко, однако Рейч о таких не слыхал.

Он не бывал здесь с тех самых пор, как Дорс и Селдон увезли его, то есть с двенадцати лет, но ему казалось, что тут все по-прежнему, даже люди те же самые: адская смесь цепных псов и мелких шавок, излучающих воспаленную гордость и злобный протест. Мужчины по-прежнему носили густейшие черные усы, а женщины ходили в мешковатых платьях, которые, на теперешний цивилизованный взгляд Рейча, казались еще более уродливыми.

И как только так одетым женщинам удавалось привлечь к себе внимание мужчин? На самом деле вопрос дурацкий. Ему было всего двенадцать, а он уже тогда знал, как легко и просто эти платья снимаются.

И вот он здесь, на родине. Погрузившись в воспоминания, он шел по Торговой улице, смотрел на витрины и пытался убедить себя в том, что отлично помнит каждое место, глядел на встречных и пытался угадать, нет ли среди них тех, с кем он был знаком восемь лет назад, – дружков детства. Увы, он помнил только клички, которыми они награждали друг друга. Настоящего имени ни одного из своих приятелей, хоть убей, он вспомнить не мог.

И в самом деле, он очень многое успел забыть. Не потому, что восемь лет – такой уж большой срок, а потому, что для двадцатилетнего это две пятых жизни, наполненных бесконечными событиями, а его жизнь после отъезда из Биллиботтона так сильно изменилась, что прошедшее ему виделось, как в тумане.

Но главное – запахи. Запахи тут были те же самые. Он остановился у кондитерской, приземистой и неряшливой на вид, и уловил запах кокосового мороженого – такого запаха он давно не ощущал. Даже тогда, когда он покупал трубочки с кокосовым мороженым, даже тогда, когда вывеска гласила, что они приготовлены «по-далийски», это все были бледные призраки – не более того.

Рейч почувствовал сильнейшее искушение. Зайти? А почему бы нет? Кредиток у него хватало. Дорс рядом не было, а то бы она непременно поморщилась и сказала бы что-нибудь насчет того, что там грязно. Но тогда, в старые добрые времена, кому какое дело было до чистоты!

Освещение внутри магазина было такое тусклое, что глаза Рейча долго привыкали к сумраку. Несколько низких столиков, около них – малопрезентабельные стулья. По всей вероятности, тут можно быстро перекусить – «выпить кофе с пирожными» на здешний манер. За одним из столиков сидел молодой мужчина, перед ним стояла пустая чашка. На парне была некогда белая футболка. Будь освещение поярче, пожалуй, она показалась бы еще грязнее.

Кондитер или, по крайней мере, хозяин заведения вышел из комнаты за стойкой и довольно невежливо поинтересовался:

– Че надо?

– Кокоженое, – ответил Рейч, не добавив «пожалуйста». Какой же он был бы биллиботтонец, если бы начал распинаться в вежливых словечках? И название вспомнил, не забыл.

А название это, судя по всему, все еще было в ходу, поскольку кондитер тут же вручил ему трубочку с мороженым без лишних слов. Причем подал мороженое руками. Рейчу-мальчишке и в голову не пришло бы задуматься, но теперешний Рейч ощутил прилив брезгливости.

– Пакет дать?

– Не надо, – сказал Рейч. – Я тут съем.

Он расплатился с кондитером, взял мороженое и откусил большущий кусок, наслаждаясь знакомым вкусом. В детстве для него такое мороженое было редкой и почти недоступной роскошью. Он покупал его тогда, когда удавалось наскрести нужную сумму. Время от времени ему давал откусить кусочек кто-нибудь из внезапно разбогатевших дружков, но чаще всего он воровал мороженое, пользуясь удобным случаем. Теперь он мог купить сколько угодно порций…

– Эй, – послышался чей-то голос у Рейча за спиной.

Рейч с трудом вернулся к реальности. Его, оказывается, окликнул парень, что сидел за столом.

– Это ты мне, парень? – негромко уточнил Рейч.

– Ага. Чё это ты делаешь, а?

– Кокоженое ем. Че те надо?

Рейч автоматически перешел на биллиботтонский жаргон, и это оказалось совсем нетрудно.

– Не. В Биллиботтоне че делаешь?

– Родился тут. Вырос тут. Токо в кровати народился, а не на улице, как ты.

Оскорбление слетело с языка легко, так легко и непринужденно, словно Рейч никуда и не отлучался из Биллиботтона.

– Во как? Че-то ты слишком вырядился. Тоже мне биллиботтонец. Цаца какая! Да от тебя, поди, и духами прет!

Парень пошевелил мизинцем – этим жестом подманивали к себе друг друга гомосексуалисты.

– Сказал бы я, чем от тебя несет. Но я – человек воспитанный.

– Чей-то? Во-спи-тан-ный? У-сю-сю!

В это время в кондитерскую вошли еще двое. Рейч слегка нахмурился. Сговорились они или как? Парень, сидевший за столом, обратился к вошедшим:

– Этот крякает, будто он воспитанный. Болтает – биллиботтонец.

Один из вошедших с притворной учтивостью поклонился Рейчу и ухмыльнулся, показав неровные, давно нечищенные зубы.

– А че, здорово! Биллиботтонец да к тому же воспитанный! Завсегда че-нибудь подкинет бедненьким, несчастненьким сородичам, а? Ну, денежки, к примеру. Че тебе стоит подкинуть кредитку-другую бедненьким, а?

– И много их у тебя, господин хороший? – поинтересовался его приятель без ухмылки.

– Эй, эй, – заволновался хозяин заведения. – Парни, проваливайте отсюда. Нече у меня тут колобродить.

– Не боись, – сказал ему Рейч. – Я ухожу.

Он собрался было уйти, но парень, сидевший за столом, выставил ногу, загородив проход между столиками.

– Ну ты че, парень? Ты куда? Мы по тебе заскучимся.

Хозяин кондитерской, почувствовав, что запахло жареным, ретировался в комнатушку за стойкой.

Рейч улыбнулся и сказал:

– Парни, кода я в последний раз был в Биллиботтоне, со мной были мои старики, и нам загородили дорогу десять парней. Точно, десять. Я сосчитал. И мы с ними разделались.

– Да ну? – удивился тот, что заговорил с Рейчем. – Твой старикан разделался?

– Старикан? Не, не он. Ему бы нипочем такого не сделать. Старуха моя. А я, парни, получше ее сумею. А вас токо трое. Так что вы уж лучше пропустите меня.

– А как же. Ты токо кредитки оставь и иди. Не, еще тряпки кое-какие сыми.

Парень, сидевший за столом, встал. В руке его блеснуло лезвие ножа.

– Ага, – понимающе кивнул Рейч. – Вы, стало быть, решили поразвлечься? Ну, это вы зазря.

Рейч покончил с мороженым и развернулся к наглецам вполоборота. Вдруг быстрее, чем он сам успел сообразить, что делает, он одним махом взлетел на стол, резко взмахнул ногой и носком туфли сильно ударил точнехонько в солнечное сплетение парню с ножом.

Тот повалился на спину с громким воплем. Тут Рейч подпрыгнул, ногами опрокинул стол, схватил его за ножки и крышкой прижал к стене второго бандюгу, а третьему нанес сокрушительный удар в кадык. Тот скорчился, страшно закашлялся и повалился на пол.

На все у него ушли считанные мгновения. Выхватив из-за пояса два ножа, Рейч прошипел:

– Ну, давай подходи по одному! Кто первый?

Никто не шелохнулся.

– Ну, раз так, я пошел, – сказал Рейч.

Но, судя по всему, хозяин заведения даром времени не терял и, удалившись в комнатку за стойкой, вызвал людей на подмогу. В магазинчик вошли трое, и хозяин встретил их возмущенными воплями:

– Хулиганье! Настоящее хулиганье! Вошедшие явно были одеты в какую-то форму, но такой формы Рейч раньше никогда не видел. Штаны у них были заправлены в высокие ботинки, просторные футболки подпоясаны широкими ремнями, на головах – довольно забавные пилотки. Ближе к левому плечу на футболках красовались буквы «О. Дж.».

Выглядели они вполне по-далийски, только усы у них были какие-то странные, не далийские. Нет, усы как усы, черные, но только уж больно аккуратные, коротенькие.

– Капрал Квинбер, – представился старший по званию. – Что здесь происходит?

Побитые биллиботтонцы в это время поднялись, и вид у них был, прямо скажем, неважнецкий. Один из них все еще, согнувшись, держался за живот, второй потирал шею, а третий – плечо, которое, по всей видимости, было вывихнуто.

Капрал оценивающе поглядел на них. Двое его подчиненных встали у дверей. Капрал обернулся к Рейчу – на вид он был единственным непострадавшим.

– Ты биллиботтонец, парень?

– Я здесь родился и вырос, но восемь лет прожил в другом месте.

Теперь Рейч говорил не с таким выраженным акцентом, но все же с акцентом – примерно с таким же, с каким говорил и сам капрал. В конце концов Даль был большим сектором, тут жили разные люди, и в некоторых районах люди разговаривали почти правильной речью.

– Вы – из службы безопасности? – спросил Рейч. – Что-то я не припоминаю такой формы…

– Нет, не из службы безопасности. В Биллиботтоне какая служба безопасности… Мы – из охраны Джоранума, и порядок тут поддерживаем мы. Этих троих мы знаем, они нам уже попадались. О них мы позаботимся. Нас интересуешь ты, парень. Номер для связи?

Рейч назвал.

– И что тут произошло?

Рейч рассказал.

– А какое у тебя тут дело?

– Послушайте, – решил на всякий случай уточнить Рейч. – А вы имеете право допрашивать меня? Если вы не из службы безопасности…

– Послушай, – грубо проговорил капрал, – тебе ли о правах рассуждать? Мы щас в Биллиботтоне, а тут право есть у того, кто его взял. Ты сказал, что отделал эту троицу, и я тебе верю. Но нас тебе не отделать. Нам бластеров носить, правда, не разрешают, – лениво проговорил капрал и вытащил из кобуры самый что ни на есть настоящий бластер… – А теперь говори, что ты тут делаешь?

Рейч вздохнул. Если бы он отправился сразу туда, куда должен был отправиться, то есть в здание правительства сектора, если бы не эта проклятая ностальгия по Биллиботтону и «кокоженому»…

Он сказал:

– Я приехал по важному делу к мистеру Джорануму, и раз вы из его органи…

– К Джорануму? Лидеру?

– Да, капрал.

– С двумя ножами?

– Ножи для самозащиты. Я не собирался идти с ножами к мистеру Джорануму.

– Это ты только говоришь. Так, мистер, нам придется сопроводить вас в участок. Там разберемся. Может, не сразу разберемся, но выясним все досконально.

– Но у вас нет такого права! Вы – не официальное учреж…

– Ладно, попробуй поищи, кому пожаловаться. А до тех пор ты наш.

Ножи были конфискованы, и Рейча повели в участок.