Текст книги "Не убоюсь зла (ЛП)"

Автор книги: Айви Фокс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Его взгляд задерживается на мне, скользя сверху вниз, а рука обхватывает подергивающийся член.

– Чего ты хочешь, Ава?

– То, чего всегда хотела. Тебя.

Это признание ранит его, в его шоколадных глазах отражается настоящая боль.

– Если это твой способ сломать меня, то не выйдет. Сначала я сломаю тебя. Обещаю, – предупреждает он, но я не чувствую злобы в его словах.

Все, что я чувствую, – это нежную ласку его глаз, когда его взгляд путешествуют по моему телу. Чейз, возможно, и хотел бы отрицать это, но внутри него горит огонь, который могу погасить только я.

Я приподнимаюсь и расстегиваю лифчик, за которым следуют трусики.

– Ты ненавидишь меня? Тогда покажи мне, насколько сильно, – провоцирую я, и он снова набрасывается на меня, как дикий зверь, почуявший первую каплю крови.

Его рот на моем теле, покусывает кожу, слизывает с нее пот, пока не находит жаждущую влажную сердцевину, открытую и умоляющую сделать все, что в его силах. Его язык скользит по моим складочкам, покусывая мой чувствительный клитор, пока я не начинаю кричать. Мои крики громки и неистовы, но никто меня не слышит. Я кончаю быстро и жестко, с его именем на губах. Чейз не дает мне времени насладиться остатками оргазма. Он нетерпеливо раздвигает мои ноги еще шире, пока не оказывается прямо у входа, там, где я больше всего в нем нуждаюсь. Он серьезно смотрит на меня, в его глазах снова появляется звериный блеск.

– Тебя кто-нибудь трахал, Ава?

Я качаю головой, мое сердце все еще совершает кульбиты от оргазма, который он только что подарил мне своим языком.

– Хорошо. Потому что я бы убил этого ублюдка.

Его головка входит в мое узкое отверстие, и я вскрикиваю от боли. Он хмурит брови, подушечки его больших пальцев нежно ласкают мое лицо, пока он погружается в меня, разрушая этот барьер одним махом.

– Тебе не следовало впускать меня, детка. Теперь ты принадлежишь мне.

Глава 5

Чейз

Быть внутри Авы – это сбывшаяся мечта, и мой самый худший кошмар.

Она принесла себя в жертву, и я сдался в ту же минуту. Словно черная вдова, раскинувшая свою паутину, она приманила меня, и я покорно приполз к ее ногам. Она с обожанием шепчет мое имя, пока я продолжаю входить в ее тугую киску. Мысль о том, что я первый, только усиливает мою потребность стать у нее последним.

– Я ненавижу тебя, – пыхчу я, когда ее лоно сжимается вокруг моей твердой длины.

– Я знаю, – шепчет она, открытая и желающая, чтобы я излил в нее всю свою ненависть.

Но это ложь.

Грязная ложь, за которую я держался последние пять лет. Ненависть – это не то, что связывает меня с Авой. Это никогда не было ненавистью. Мое сердце замирает, когда я смотрю в сияющие зеленые глаза с золотистыми крапинками, такие манящие и ясные, неспособные скрыть то, что она чувствует.

Любовь.

В ее изумительных каре-зеленых глазах нет ничего, кроме любви.

Не люби меня, Ава. Мне необходимо, чтобы ты меня не любила.

Но она любит. Лежа подо мной, обнимая меня за плечи и отдаваясь мне, она любит меня всем своим сердцем. И я, как дурак, отвечаю на ее любовь, не в силах сдержаться. Я целую ее безумно и властно. Ее вишневые губы все еще хранят мой вкус. Она стонет и вздыхает, по ее лицу текут слезы счастья. И вместо того, чтобы унизить ее, излить на нее свою ненависть, я крепко прижимаю ее к себе, желая оставаться в ней настолько долго, насколько она мне позволит.

– Чейз, – хнычет она, так близкая к тому, чтобы сорваться в пропасть, но неспособная сделать это без моей команды.

– Дай мне это, Ава. Кончи для меня, детка.

И она это делает. Как плющ, она сжимает мой член своим освобождением, провоцируя меня наполнить ее своим собственным. Я даже не воспользовался чертовым презервативом и не спросил, принимает ли она таблетки, да и сейчас мне все равно. Все, что меня волнует, – это объявить ее своей. Это самая эгоистичная мысль, которая когда-либо приходила мне в голову. Стыд и вина должны были бы захлестнуть меня, но когда я смотрю в ее насытившиеся, полуприкрытые глаза, на ее маленький розовый язычок, жадно хватающий воздух, стыд – последнее, что я чувствую. Только обладание. Одержимость. И черт возьми, любовь.

Все еще с тяжело вздымающейся грудью, я слезаю с Авы и ложусь рядом с ней, чувствуя горечь от того, что мой член покинул ее теплую плоть. Она устраивается рядом со мной так же легко, как делала это, когда мы были детьми.

– Это ничего не меняет, – лгу я.

Она приподнимается и целует меня в губы, а я придерживаю ее прекрасное лицо своими руками.

– Я просила у тебя ненависти, и ты дал мне именно ее.

– Ты никогда не была лгунье, Ава. Не притворяйся ею сейчас.

– Если это была не ненависть, то что же?

Мой взгляд задерживается на ее лице, а большой палец нежно гладит щеку. Я знаю, что хочу от нее гораздо большего. Я хочу всю ее без остатка. Я переворачиваю ее на себя, ненавидя то, как грязь испачкала ее великолепную кожу – ровно так же, как пачкают мои прикосновения.

– Если ненависть – это все, что я могу тебе дать, то забери ее всю. Я задыхаюсь в ней, – умоляю я шепотом.

С полуприкрытыми веками она проводит рукой по моему наполовину возбужденному члену, и после трех ее движений этот придурок становится твердым, как сталь. Я больше не произношу ни слова, когда она снова раскрывается для меня и опускается на мою твердость. Ее глаза закатываются, и клянусь, я не видел ничего прекраснее. То, как Ава скачет на мне, словно пытаясь высосать из меня всю ненависть, – моя собственная разновидность божественной пытки. Я хватаю ее за бедра, наблюдая, как ее груди подпрыгивают в такт, пока ее киска поглощает меня целиком.

– Ненавидь меня сколько угодно. Просто позволю мне любить тебя, как я всегда любила.

Черт!

Я притягиваю ее за затылок к себе, потому что мне нужны ее губы, пока я снова разлетаюсь на части. Она сохраняет свой уверенный ритм, а я продолжаю оставаться опьяненным всем, что из себя представляет Ава. Даже если мои слова – ничто иное, как ложь, мое тело говорит правду. Оно говорит, что хочет ее. Оно говорит, что нуждается в ней, что больше не может без нее жить. В моем поцелуе – вся моя душа, мое тело отвечает ей взаимностью, наполняясь ею во всех отношениях. Когда ее подбородок опускается, а из груди вырывается громкий крик, я устремляюсь к ее рту, чтобы поглотить его, и кончаю вместе с ней, неизвергаясь в неведомое будущее.

Удовлетворившись, что покорила меня целиком, тело и душу, Ава расслабляется, раскинувшись на мне, а на ее лице расцветает широкая улыбка.

До умопомрачения прекрасна.

Я целую ее в макушку, крепко прижимая к себе, не желая отпускать. Но спустя некоторое время, когда она начинает дрожать в моих объятиях, вспоминаю, где мы находимся, – в самой глубине леса Оукли.

– Позволь мне отвести тебя домой.

Она резко поднимает голову и кладет подбородок мне на грудь, а в ее глазах плещется разочарование.

– Уже поздно, Ава, – объясняю я, нежно проводя пальцем по ее все еще пылающей щеке.

Она вглядывается в мое лицо, пытаясь прочесть, о чем я думаю, молясь хотя бы о намеке на то, что только что произошедшее между нами, – не было сиюминутной слабостью. Когда она приподнимается и начинает тихо одеваться, я понимаю: она не нашла того ответа, на который так надеялась. Не в силах видеть боль в ее глазах, я поворачиваюсь к ней спиной и начинаю молча подбирать разбросанную одежду, чтобы одеться.

Я погружен в свои мысли, когда что-то внезапно привлекает мое внимание. Луна, уже не скрытая темными тучами, бросает свет на какой-то металлический предмет. Я поворачиваю голову через плечо и вижу, что Ава все еще сидит, опустив голову, завязывая шнурки на своих кедах. Пользуясь тем, что она отвлечена, я делаю несколько шагов к незнакомому объекту. Даже покрытый грязью, я сразу понимаю, что это пистолет – видел их достаточно, когда с нами жил отец. Я поднимаю оружие с земли и засовываю его за пояс, предварительно убедившись, что предохранитель взведен. Пусть сейчас оно и грязное, но, хорошенько почистив, я смогу выручить за него неплохие деньги. Уверен, кто-нибудь из парней в гараже отвалит за него пару сотен.

Еще раз осмотревшись вокруг, замечаю повсюду небольшие ямки, выкопанные в земле. Если бы мне пришлось строить догадки, то эти углубления, вероятно, оставил койот или красный волк в поисках пищи, привлеченный сюда запахом крови.

Все зло должно умереть.

Именно это было написано кровью в поместье Гамильтонов, всего в пятнадцати минутах ходьбы отсюда. Почему мне кажется, что эти слова и закопанный пистолет как-то связаны? Одно я знаю точно: что бы тут ни произошло, я не хочу иметь с этим делом ничего общего. И Ава тоже. Нам не стоит оставаться здесь ни минуты дольше. Мне не по себе, и я, развернувшись, хватаю Аву за руку, чтобы увести нас обоих как можно дальше от этого места.

Похоже, Саутсайд и близко не знает такого дерьма, которым занимаются эти ублюдки с Нортсайда.

Чем бы это ни было.

Прошло уже два часа с тех пор, как я привез нас домой, а я все еще не сомкнул глаз и не могу думать ни о чем, кроме того, чему позволил случиться в тех лесах. Ава не проронила ни слова за всю дорогу на байке, но то, как вцепилась в мою талию, сказало мне, что она не хочет отпускать ни меня, ни тот миг, что мы разделили.

Я ворочаюсь в своей постели, а на губах все еще чувствую вкус Авы.

Какого хрена ей вообще нужно было это делать?

Уже во второй раз в моей жизни она перевернула все с ног на голову, и я не знаю, смогу ли когда-нибудь вернуться к тому, чем мы были друг для друга. Ненавидеть ее было проще. Потому что, когда я ее ненавидел, я мог убеждать себя, что это все, что я к ней чувствую. Любить Аву никогда не входило в мои планы, и вот я здесь, больше не в силах этого отрицать. Потребовалось лишь, чтобы она сама преподнесла себя мне на блюдечке, словно моего собственного жертвенного ягненка.

Ирония в том, что именно такой Ава всегда и была для меня. Той чистой частью моей жизни, от которой мне нужно было избавиться.

Теперь, когда она снова завладела мной, я не уверен, что смогу держаться на расстоянии. Уж точно не тогда, когда она дала мне вкусить себя. Не тогда, когда я знаю, каково это – чувствовать прикосновение ее кожи к моей. То, как ее тело дрожало прямо перед тем, как достигнуть пика, со мной глубоко внутри. Как я смогу забыть об этом? Или выкинуть из памяти то, как ее губы разомкнулись для меня, отвечая на мой поцелуй, словно это был ее единственный источник кислорода.

Ненавидь меня сколько хочешь. Просто позволь мне любить тебя, как я всегда любила.

Как я могу притворяться, что ненавижу ее, когда все, чего я хочу, – это снова услышать, как она говорит, что любит меня?

Мои беспорядочные мысли прерывает громкий грохот с улицы. Я приподнимаюсь, чтобы выглянуть в свое маленькое окно спальни. В трейлере Авы свет не горит, что и логично, поскольку уже далеко за три ночи. На улице не видно ни единой живой души. Возможно, шум устроил какой-нибудь кот, роющийся в мусорке в поисках позднего ужина.

Я уже собираюсь плюхнуться обратно на кровать, как слышу приглушенный крик и что-то похожее на шлепок, доносящиеся изнутри ее трейлера. Это приводит меня в полную боевую готовность. Я знаю родителей Авы, они ни за что не поднимут руку на свою дочь. Когда до меня доносится еще один приглушенный крик, я хватаю пистолет с тумбочки, молясь, что он мне не понадобится, но не боясь его применить.

Бесшумно выхожу из своего трейлера и преодолеваю короткое расстояние до ее дома. Сквозь жалюзи я едва различаю родителей Авы, сидящих в гостиной на диване: они связаны, с кляпами во рту. Одного этого должно было бы хватить, чтобы я ужаснулся, но не это заставляет настоящий страх сжать мое сердце. А вид девушки, которую я люблю, – которую я любил всю свою жизнь, с самого детства, – в изорванной футболке, с обнаженной грудью и голыми ногами, которые отпихивают крупное тело, пытающееся взять то, что ему не принадлежит.

Я распахиваю дверь, словно громовержец, готовый учинить расправу. Большая тень оборачивается, и на его до боли знакомом лице, искаженном гримасой, проступает удивление, а затем ликование.

– Чейз. Я должен был знать, что ты придешь. Ты никогда не мог держаться подальше от этой сучки, – заявляет мой отец. Он плюхается на задницу, усаживая Аву к себе на колени. Она содрогается в его захвате, пока он проводит своим охотничьим ножом вверх и вниз по ее обнаженному бедру. – Твоя девчонка, несомненно, выросла хорошенькой, не так ли? Скажи-ка, мальчишка, ты уже сорвал ее вишенку, или эта честь выпадет мне?

Родители Авы беспомощно дергаются, их подавленные вопли и слезы не производят на моего отца ровно никакого впечатления. Я же, напротив, чувствую их боль как свою. Родители Авы родили ее поздно, лет в сорок с лишним. Они любили говорить, что она была их благословением, незапланированным чудом. И вот мой старик оскверняет их дочь своими мерзкими руками прямо у них на глазах.

В отличие от них, он не ставит в грош человеческую жизнь. Он обрюхатил мою мать, когда они оба еще учились в школе, и теперь, на четвертом десятке, я точно знаю, что, скорее всего, мой отец отнял больше жизней, чем принес в этот мир.

Пистолет у меня за спиной жжет кожу, и мои пальцы жаждут схватить его и раз и навсегда проделать дыру в башке этого ублюдка. Единственная проблема – Ава. Ее дрожащее тело прямо перед ним, блокирует мне выстрел. Если я сейчас достану ствол, не уверен, что не промахнусь и вместо этого не попаду в любовь всей своей жизни.

– Ну, так что, мальчишка? Могу ли я насладиться этим сочным телом в одиночку, или ты тоже хочешь попробовать? – мурлычет мой отец, теперь уже водя лезвием по обнаженному соску Авы. Она содрогается от его прикосновения, от чего к моему горлу подступает едкая желчь.

– Она для меня никто, – лгу я.

– Я слышал об этом дерьме, сидя на зоне. Как ты терроризировал ее, когда меня посадили. Не думал, что ты окажешься таким верным, – бормочет он, переводя нож к ее лицу.

Я всегда был верен. Просто не тебе.

– И что ты собираешься с ними делать? – спрашиваю я расслабленно, надеясь, что он не сможет прочитать мои мысли.

– А ты как думаешь? Сначала я трахну эту мелкую сучку своим членом, а потом – лезвием. Стукачей калечат, разве не так? Я удостоверюсь, что она истечет кровью, как свинья, а потом проделаю то же самое с мамочкой и папочкой.

– Их ты тоже трахнешь? – парирую я с видом полного безразличия, выигрывая время и делая еще один шаг вглубь комнаты так, чтобы не поднять его бдительность.

– Если захочу. – У него хватает наглости усмехнуться и подмигнуть родителям Ава. – В тюрьме я не слишком-то перебирал, куда совать свой член, так чего уж теперь мелочиться?

Затем он вновь переводит взгляд на перепуганную девушку у себя на коленях, наклоняясь к ее уху с хищным блеском в глазах.

– Но, возможно, ты заставишь меня захотеть побыть с тобой подольше. Если будешь вести себя хорошо, я, пожалуй, прикончу их быстро. Хочешь моей милости? – издевается он, слизывая ее слезы своим мерзким языком.

Ее глаза расширены от паники, в них мольба – либо о быстрой смерти, либо о спасении. Моя кровь закипает, пока он продолжает лапать ее тело, как игрушку. Его игрушку, которую можно сломать.

– Дай мне ее первому, – твердо заявляю я, делая к ним еще один шаг.

Он почесывает свою длинную бороду кончиком ножа, раздумывая над моим предложением.

– Такую сочную задницу должен обкатывать настоящий мужчина, сынок. А не сопляк.

– Ладно. Тогда можем трахнуть ее вместе, – пожимаю плечами с показным безразличием.

– Неужто ты и впрямь так ненавидишь эту сучку за то, что она упекла твоего старика за решетку? – он с любопытством приподнимает бровь.

– Я никогда никого так не ненавидел, – шиплю я сквозь стиснутые зубы.

Глаза Авы расширяются еще больше, и боль в них затмевает страх. В тот же миг я даю себе клятву, что пока я жив, Ава больше никогда не будет чувствовать ничего подобного.

Просто сначала нужно выбраться из этого адского положения. Отец тянет с ответом, неспешно размышляя над моим предложением, но когда на его лицо опускается зловещая маска, я понимаю, что он принял решение в мою пользу.

– Ладно. Можем взять ее вместе. Назовем это воссоединением отца и сына, – усмехается он.

Я подхожу к дивану, и это резкое движение заставляет отца мгновенно вцепиться в Аву, используя ее как щит.

– Какого хрена ты делаешь?

– Хочу отвести ее в родительскую в спальню. Так мы сможем сосредоточиться на их драгоценной дочурке, не слушая их нытья.

– Не надо. Меня возбуждает, что они сидят тут и наблюдают за нам. Мне нравится, что они получат маленький предварительный просмотр того, что ждет их самих. Оставь все как есть.

Блядь.

Я надеялся, что смогу их развязать, чтобы мать Авы могла позвать на помощь, пока мы с ее отцом задержим моего. Я облизываю губы и надеваю маску безразличия для подлеца, что все еще сидит на полу с моей девушкой в руках.

– Сгодится все, что заводит твоего монстра, старина. Мне без разницы. Это твое шоу.

– Верно. Мое, – ядовито отвечает он, но в его глазах уже начинает зарождаться подозрение.

Он толкает Аву на пол, и мне стоит невероятных усилий не броситься к ней на помощь и не поднять ее. Руки так и чешутся выхватить пистолет за спиной, когда мой гребаный папаша встает, чтобы усесться между ее родителями, словно их закадычный друг или что-то в этом роде.

Блядь!

Мне следовало выхватить пушку и расстрелять ублюдка в тот же миг, как он убрал руки с Авы.

– Нас ждет нечто особенное, – говорит он, шлепая по колену отца Авы. Ее отец вопит в кляп, с неприкрытой ненавистью гладя на моего, а мать Авы лишь плачет. – Тс-с-с. Ты пугаешь моего парнишку, – дразнит он ее. Когда она не замолкает, он отвешивает ей пощечину. – Я сказал, заткнись нахуй, или я начну с тебя.

Ава начинает что-то кричать сквозь кляп, сгорбившись на полу.

– Проучи эту сучку, Чейз, чтоб знала, как себя вести. У меня есть дела поважнее, – командует он, словно изнасилование и убийство – это просто пункты в его списке дел. Ава продолжает в отчаянии смотреть на родителей, ее запястья стянуты за спиной стяжками.

А ублюдок подготовился.

– Вставай, – приказываю я.

Она закидывает голову, чтобы посмотреть на меня, ее прекрасные глаза полны слез.

– Я сказал, вставай! – кричу я и на этот раз поднимаю ее, беря под руки.

Теперь она в сантиметре от меня, дрожа от страха перед тем, что должно произойти. Я хватаю ее за затылок и притягиваю к себе так, чтобы мои губы оказались у ее уха, а взгляд не отрывался от человека на диване. От человека, который, клянусь, покинет этот трейлер только в мешке для трупов – таково мое условие.

– Мне нужно, чтобы ты была сильной, детка. Я не позволю ему причинить тебе боль, – шепчу я, и ее плечи мгновенно расслабляются, а с губ срывается облегченный стон.

Я разворачиваю ее так, чтобы сосредоточить все свое внимание на мужчине, сидящем рядом. Ее спина приникает к моей груди, и ее ванильный аромат напоминает о другой жизни, где мы оба были еще невинны и не знали уродства этого мира.

– Это не свидание, мальчишка. Не нужно шептать ей на ухо сладкие пустяки, чтобы добиться своего. Просто возьми то, что хочешь, и покончи с этим, – нетерпеливо бросает мой отец.

Его слова заставляют Аву содрогнуться, и ее тело охватывает неподдельный ужас.

– Прости, что втянул тебя в это, – продолжаю я тихо шептать, чувствуя холодную тяжесть оружия в своей руке. – Но больше никто, слышишь, никто не заставит тебя плакать. Клянусь своей жизнью, детка. Сегодня все закончится.

Она слегка отстраняется, чтобы взглянуть мне в глаза, и я вижу в них все, что чувствую сам.

Страх.

Надежду.

Ненависть.

Любовь.

Все это отражается в них.

– Хватит этой хрени. Я должен был знать, что ты струсишь. Отдай ее мне, – приказывает он, и я толкаю Аву за себя.

– Нет, – заявляю я твердо.

– Ах ты, никчемный кусок дерьма! Ты смеешь перечить мне?! – рычит он, поднимаясь со своего места, готовый броситься на меня. Едва он отдаляется от родителей Авы, я не раздумываю дважды. Я жму на курок.

Затем снова.

И снова.

И снова.

Я продолжаю жать на курок, даже когда по звуку понимаю, что в магазине не осталось патронов.

Но те, что там были, теперь украшают череп моего отца.

Глава 6

Ава

– Так, значит, это твой отец принес с собой пистолет? – продолжает шериф Тревис Ли допрос Чейза, не до конца убежденный в его версии событий того вечера.

Я прислушиваюсь к их разговору, сидя на больничной койке. После приезда полиции меня сразу же отправили в больницу – осмотреть раны на шее. Одурманенная выбросом адреналина, я даже не почувствовала, как Такер вонзил в меня лезвие. Щеки пылают от его пощечин, а глаза распухли от бесконечных слез, но в целом со мной все в порядке. Тем не менее, для перестраховки, и меня, и моих родителей осматривают врачи, чтобы удостовериться, что все наши повреждения поверхностны. Шериф Ли приказал Чейзу проследовать с ним в участок для дачи показаний, но тот упрямо отказался. Он заявил, что не отойдет от меня ни на шаг, так что если шерифу что-то от него нужно, пусть задает свои вопросы прямо здесь.

И вот мы здесь.

Я в больничном халате, сижу на холодной койке, и лишь тонкая синяя занавеска отделяет меня от парня, который только что спас мне жизнь, и от назойливого допроса, который устроил лучший служитель закона Эшвилла.

– Я же сказал, что да, разве не так? Сколько можно задавать один и тот же дурацкий вопрос? – отвечает Чейз, и в его голосе слышится раздражение.

– Ровно столько, сколько потребуется, парень. Мне нужно сопоставить все факты, а сейчас я слышу две совершенно разные версии произошедшего. Видишь ли, Бейли уже дали свои показания, и они утверждают, что не видели никакого оружия вплоть до того момента, пока ты выстрелил в своего отца в целях самообороны.

– Они были напуганы до смерти. Они сами не понимают, что видели, – Чейз изо всех сил старается говорить ровно и спокойно, отвечая на вопросы шерифа, и, хотя я не вижу его лица, понимаю, что его терпение на исходе. Ситуацию не спасает и то, что он врет как сивый мерин.

– А ты-то сам понимаешь? – подозрительно добавляет шериф.

– Я пустил ему пулю в лоб, разве этого недостаточно? – с досадой выдыхает Чейз. Последовавшая за этим длительная пауза красноречиво говорит о том, что шериф Ли все еще не верит в слова Чейза. На дрожащих ногах я спускаюсь с койки и отодвигаю занавеску. Едва я делаю это, как оба мужчины смотрят на меня: на лице шерифа Ли застыла тень сожаления, в то время как Чейз выглядел как прекрасное олицетворение хаоса, готовое обрушиться на весь мир. Но когда его взгляд встречается с моим, вся эта ярость и гнев растворяются в воздухе.

– Шериф… Чейз говорит вам правду, – заявляю я, опираясь на койку для равновесия. Чейз мгновенно бросается ко мне, обнимая меня за талию, чтобы я не упала. – Я сама видела пистолет, когда Такер ворвался в наш трейлер. Я также видела, как он положил его на кухонную столешницу, прежде чем достать нож. Полагаю, он думал, что это напугает нас сильнее. Мои родители вошли в комнату лишь несколькими минутами позже, и к тому времени я уже была связана, так что не могла ничего сказать, – хрипло объясняю я, мое горло все еще болит от всех тех криков, что я пыталась издать. – Чейз взял его, прежде чем его отец успел это заметить. Он герой. Почему вы допрашиваете его так, словно он сделал что-то неправильное? Он спас нам жизни.

– Я просто выполняю свой долг, Ава, – объясняет он мягче, чем разговаривал с Чейзом. – Но ты права. Вы и так пережили более чем достаточно за этот вечер. Как насчет того, чтобы я пришел завтра и взял у вас показания? Возможно, хороший отдых поможет вам лучше вспомнить детали.

– Делайте что хотите. Мы уже рассказали вам все, что знаем, – сурово повторяет Чейз, его полные губы искривлены привычной гримасой, а взгляд, которым он смеряет нашего городского шерифа, исполнен немой мощи.

– С моими папой и мамой все в порядке? Я хочу их увидеть, если можно, – вставляю я, надеясь полностью свернуть этот разговор.

– Врачи проводят еще несколько тестов, чтобы убедиться, что они отделались лишь шоком и ничем большим. Я оставил одного из своих помощников снаружи, он проводит вас к ним, когда врачи дадут согласие. Это не займет много времени.

– Не знаете, когда я смогу вернуться домой?

– Хм, а вот это уже проблематично. Сейчас ваш трейлер является местом преступления, Ава. Вам с родителями есть где остановиться на несколько дней?

– Они останутся у меня, – твердо заявляет Чейз, притягивая меня к себе.

– Справедливо. Что ж, оставлю вас отдыхать. Это была адская ночка для всех нас. Боже, как я ненавижу Хэллоуин, – бормочет он себе под нос. Коротко кивнув нам обоим, он выходит из палаты.

– Иди сюда, детка. Давай-ка уложим тебя обратно в постель.

Я с трудом пытаюсь забраться на койку, но Чейз подхватывает меня на руки и бережно укладывает на прохладный белый матрас. Я немного пододвигаюсь, освобождая место рядом.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает он, и успокаивающий звук его голоса расслабляет каждую клеточку моего тела.

– Честно? Я не уверена в своих чувствах, – правдиво отвечаю я, глядя в его глубокие глаза цвета темного шоколада.

Чейз нежно целует меня в висок и прижимает к себе. Я таю в его объятиях, чувствуя себя в безопасности, что иронично, ведь это тот самый парень, что терроризировал меня все годы старшей школы. Однако в этот самый момент все те воспоминания словно принадлежат кому-то другому. Они больше не мои. Он снова стал тем мальчиком, который отдал мне свое сердце еще до того, как я поняла, что с ним делать. И все же, несмотря на его нежную любовь, которую я ощущаю, одна вещь продолжает тревожить меня.

– Чейз?

– Мм?

– Почему мы врем шерифу? – тихо спрашиваю я, проводя пальцем вверх и вниз по его груди.

Он делает долгий вдох, прежде чем ответить, уткнувшись носом в мои волосы.

– Чтобы защитить нас, – наконец произносит он.

– Зачем нам нужна защита? Чье это оружие?

– Я не знаю.

– Как оно тогда оказалось у тебя? – морщусь я в недоумении.

– Я нашел его сегодня вечером в лесу.

– Так почему бы просто не сказать это шерифу?

– Потому что не хочу иметь никаких дел с этими придурками с Нортсайда. Лучше уж пусть все думают, что это был пистолет моего отца, чем узнают, что я нашел его в лесу Оукли, рядом с особняком бывшего губернатора. Во что бы там ни вляпались эти богатые мудаки, я не хочу, чтобы мы оказались к этому причастны. У этих людей денег больше, чем они знают, куда их девать. А у нас нет, Ава. А это значит, что мы не можем позволить себе дорогих адвокатов, которые бы вытаскивали нас из дерьма, как это могут они. В конце концов, мой отец мертв, так что он не сможет что-то сказать копам. Так что лучше придерживаться нашей версии. Ради нас обоих.

Я киваю в знак согласия. Мы с лихвой хлебнули горя на всю оставшуюся жизнь. Если одна маленькая безобидная ложь может уберечь нас от новых бед, пусть будет так.

Он устраивается поудобнее, положив голову на подушку, а я прижимаюсь к нему всем телом.

– А ты как? Как ты себя чувствуешь? – спрашиваю я, ощущая под кончиками пальцев медленный ритм его сердца.

– Облегченно.

– Я так и думала. Теперь его нет. Он больше никогда не сможет причинить тебе боль.

– Я беспокоился не о себе.

Мы ненадолго замолкаем и просто смотрим на высокий белый потолок.

Эта ночь была сплошным кошмаром.

Я всегда знала, что Такер жестокий, но даже не представляла, до каких глубин злобы он может опуститься. Чейз перебирает пальцами мои длинные волосы, а я не отвожу ладони от его сердца, безмерно благодарная тому, что его отец больше никогда не придет за нами.

– Я никогда и ничего не боялся, – шепчет Чейз мне на ухо, продолжая играть с прядями моих каштановых волос. – Даже когда мой отец избивал меня до полусмерти в детстве. Во мне никогда не было страха. Ненависть. Месть. Эти чувства я понимал. Я знал их наизусть, но только не страх. До сегодняшней ночи. Когда я увидел, что он рядом с тобой, трогает тебя, причиняет тебе боль... Я никогда в жизни не был так чертовски напуган

– Я знаю. Я тоже, – сдавленно выдавливаю я, содрогаясь при воспоминании о дыхании Такера Диксона на своей коже. Чейз чувствует дрожь, пробежавшую по моему позвоночнику, и поворачивается ко мне, так что наши головы оказываются на одной подушке.

– Но теперь все кончено. Никто и никогда больше не причинит тебе боли, – он произносит это с полной самоотдачей, и в его глазах мерцает та же обещающая уверенность.

– Даже ты?

– Особенно я. Теперь, когда этот ад позади, я думаю, нам пора начать жить так, как нам и было суждено.

– И как же? – шепчу я, мой взгляд становится томным от выражения страсти и любви на его лице.

– Будем одним целым.

– Так вот что мы теперь? Одно целое? – я закусываю нижнюю губу, отчаянно желая услышать слова, которых так жаждет мое сердце.

– Даже когда ненавидели друг друга, мы всегда были связаны, Ава. Ты знаешь это не хуже меня, – воркует он, проводя большим пальцем по моей нижней губе, чтобы остановить атаку моих зубов на нее. – Ты была создана для меня так же, как и я для тебя. Мне просто потребовалось больше времени, чтобы признать это. Я не повторю этой ошибки снова. Мы вместе навсегда. И я посвящу всю оставшуюся жизнь тому, чтобы показывать тебе, как сильно тебя люблю. Потому что я люблю тебя, Ава. Всегда любил.

– Обещаешь?

С горящими глазами он наклоняется и целует меня так, как не подобает целоваться тому, кто лежит на больничной койке. Когда он отстраняется, мое сердце делает сальто в груди, а пульсирующая истома между бедер заставляет невольно ерзать.

– Я ответил на твой вопрос? – спрашивает он с самодовольной ухмылкой.

– Хм, думаю, тебе придется повторить это еще разок, чтобы до меня точно дошло, – шучу я.

Он облизывает губы, спускается с кровати, чтобы задернуть занавеску вокруг нее и обеспечить нам ту уединенность, в которой мы так отчаянно нуждаемся.

– Посмотрим, прояснит ли ситуацию мой поцелуй... пониже.

– Попробуй – и увидишь, – возбужденно дразнюсь я, запуская пальцы в его густые волосы.

– Как я и сказал. Я посвящу всю оставшуюся жизнь тому, чтобы доказывать тебе это.

Не могу дождаться.

Вечность не может наступить достаточно скоро.