Текст книги "Чёрное и белое"

Автор книги: Айрис Оллби

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Что с ней происходит? За последние два часа она во второй раз оказывается в объятиях этого человека. Невероятно! Филипп коварно предал ее восемь лет назад, но она упорно продолжает поддаваться его темным чарам. Не стоило бы так быстро забывать, что однажды они уже стали причиной ее невыразимых страданий и мук.

– Мне кажется, что недавно, наверху в гостевой комнате, ты сказал, что больше никогда в жизни не совершишь подобной ошибки, – холодно заметила она.

– Да, припоминаю, что я говорил что-то в этом роде, – согласился Филипп, насмешливо улыбаясь.

– Ну и?..

Мужчина беспечно пожал плечами.

– Похоже, что я изменил свое мнение на этот счет.

– Можешь снова переиграть, – гневно ответила Айрис. – Как только у тебя хватает наглости произносить все эти ужасные слова! Мне безразлично, что ты думаешь обо мне, но я не позволю говорить гадости о бедном Чарлзе.

– Ты спросила мое мнение о твоем покойном муже, – спокойно возразил безжалостный голос. – Но у меня и в мыслях не было отзываться о нем плохо. Если я каким-то образом обидел тебя, то прошу прощения. В конце концов, я мало знал беднягу, поэтому…

– Ты вообще его не знал! – возмущенно прервала его Айрис. – Я была на грани самоубийства от той жуткой ситуации, в которой тогда оказалась. Мне было так плохо, что хуже некуда. Ты сбежал, я переживала за больную мать и в довершение узнала, что беременна. Так вот, именно Чарлз Олдфилд пришел мне на помощь. И впредь не смей пачкать грязью имя добрейшего человека, который из сострадания предоставил кров мне и моей семье. Ну а теперь, – продолжала она мрачным тоном, не без удовольствия отметив, что Филипп не пытается возражать, а молча с каменным лицом, смотрит на нее из противоположного конца кухни, – настало время показать тебе дом. Уверена, ты с интересом убедишься в правильности своих замечаний о моем «богатом наследстве» и «легкой, приятной» жизни, – со злой иронией в голосе добавила она и быстро вышла из кухни, не заботясь о том, следует ли за ней Фил.

– Ну, так что – получил, наконец, представление о моем «роскошном» образе жизни? – спросила Айрис некоторое время спустя, широко распахивая дверь в очередную комнату. Здесь, как и в других помещениях, которые они уже осмотрели, было пусто: ни ковров, ни мебели, ни занавесок.

По мере того как они переходили из комнаты в комнату, лицо Филиппа становилось все более суровым и хмурым. Казалось бы, для Айрис это должно было служить своеобразной местью за все те злые, несправедливые слова, которые он произносил по поводу ее «блистательной» жизни. Но она вдруг почувствовала усталость от всей этой бестолковой беготни.

– Там еще много комнат, подобных тем, что ты уже видел, – сказала она, тяжело вздыхая. – Правда заключается в том, что мы разорены. Чарлз спустил почти все свое наследство к тому времени, когда мы поженились. Но пока он был жив, это не имело значения. Я была счастлива, что имела дом, где могла присматривать за мамой и ребенком. Но после того как Чарлз погиб… – Она замолчала на минуту. – Последние несколько лет я пускаю постояльцев, чтобы иметь возможность оплачивать хоть часть расходов по содержанию Холла. Но теперь придется продать его, потому что я не могу больше брать в долг, чтобы кормить и одевать семью. Так что обвинение в том, что я вышла замуж за Чарлза из-за его богатства, звучит злой шуткой.

Филипп по-прежнему молчал. Он смотрел на Айрис из-под темных бровей острым, проницательным взглядом. Затем медленно прошагал по старому дубовому пыльному полу к окну и уставился в него невидящим взглядом.

– Я, кажется, должен извиниться перед тобой, – сказал он, наконец.

Его хриплый, приглушенный мрачным настроением голос гулко отдавался в пустой комнате. Филипп продолжал смотреть в окно на парк, который уже стал едва различимым в сгущающихся сумерках зимнего вечера.

– Этому, конечно, не может быть прощения, но я подумал… – Он остановился, тихо ругнувшись, и быстро провел рукой по густым курчавым волосам. – Все те старинные картины и антикварная мебель внизу?..

– Это только витрина. То, что ты видел в холле, гостиной и столовой – мебель и картины, – немногие свидетельства былого великолепия. Наши спальни выглядят по-спартански – в них только самое необходимое. Правда, мне удалось привести в относительно приличный вид три гостевые комнаты – для постояльцев. Вот, пожалуй, и все. Большая часть убранства Холла давно продана.

– Боже мой! – взорвался Филипп, стремительно развернувшись лицом к Айрис. – Скажи ради всех святых, почему ты ничего не сказала мне?! Я мог бы позаботиться о вас, и тебе бы не пришлось продавать дом или мебель. – Он плотно сжал губы, оглядывая пустую комнату.

Айрис смотрела на него широко раскрытыми глазами, не в силах произнести ни слова. Затем она оторвалась от стены, на которую опиралась, и все ее хрупкое тело затряслось от нервного смеха.

– Фил, ты просто неподражаем! – Она качала головой, смахивая дрожащими пальцами бежавшие слезы.

– Не нахожу ничего смешного в твоей ситуации, – сердито сказал он.

– Если бы я не смеялась над твоим глупым вопросом, мне пришлось бы кричать от отчаяния и злости. – Она устало покачала головой. – От умного, преуспевающего бизнесмена я ждала большей проницательности. А ты до сих пор не понял, почему я согласилась выйти за Чарлза замуж?

– Я считал… я подумал, ты выбрала его, потому что Олдфилд был более выгодной партией. У меня ведь тогда ничего не было и…

– Господи! Нельзя же быть таким идиотом! – нетерпеливо перебила она. – Ответ очень простой – я не могла сообщить о себе и ребенке: ты, не желая себя связывать, не оставил адреса.

– Это неправда! – крикнул он с ожесточением.

– Что неправда? – спросила Айрис устало. – То, что ты поклялся в вечной любви и обещал жениться на мне? Или что, сделав мне ребенка, быстро смылся в Америку?

– Поверь, я, и представления не имел, что ты ждешь ребенка, – убеждал он молодую женщину.

– О беременности, положим, ты мог и не знать, я сама о ней не догадывалась, пока не стало слишком поздно. Но ты предпочел исчезнуть, уверенный, что тебя никто не разыщет. Скажешь, неправда?

– Нет, нет, все было не так! – процедил Филипп сквозь зубы. Он мерил шагами комнату, бормоча под нос ругательства, остановился. – Как только в голову могла прийти мысль, что я намеренно обманывал тебя? Неужели ты думала, что я способен на такое?

– Неужели нет? – в коротком вопросе звучала ирония. – Мне, наверное, в каждом американском городе следовало бы повесить объявление: «Разыскивается…» и т. д. Ну-ка скажи, каким же таким образом я могла связаться с тобой? Даже если допустить, что мне захотелось бы увидеть тебя снова, а я с определенностью могу заявить, что этого не хотела.

– Ты ничего не понимаешь… – перебил он.

– Ты совершенно прав, – парировала она. – Я никогда не «понимала» ни тебя, ни твоего, мягко говоря, странного поведения. Теперь же, если честно, слишком поздно разбираться в этом, – добавила Айрис, чувствуя смертельную усталость от всей этой отвратительной истории.

В прошлом Айрис частенько представляла себе, как, доведись им встретиться, выскажет она Филу все, что думает. А сейчас… Вот он, живой и невредимый, стоит перед ней, и можно бросать любые упреки, говорить злые слова, но нет желания, да и смысла никакого гоже нет. Что толку ворошить прошлое? Усугублять боль, заново переживая драматические события? Зачем?

– Позволь мне объяснить…

– Ох, нет! Избавь меня от каких бы то ни было объяснений. Мне это уже неинтересно, да и опоздал ты со своими оправданиями. Восемь лет – срок немалый. За это время я создала новую жизнь для себя и своей дочери. На этом давай, и поставим точку. А теперь, если ты позволишь, – сказала она, взглянув на часы, – я хотела бы, пока не совсем стемнело, накопать в огороде овощей. Не стесняйся, можешь продолжить увлекательную экскурсию по этому роскошному особняку, который, как мы оба знаем, ты не собираешься приобретать, – добавила Айрис деловым тоном и быстро вышла из кухни.

5

Звон бокалов, радостные голоса и смех наполнили просторный главный зал здания Ассамблеи. Оно было построено во времена Регентства и до сих пор бережно охранялось усилиями городского совета. Первоначально это помещение предназначалось для собраний, танцев и вечеринок. Айрис оглядела элегантный зал, тут и там встречая улыбки друзей и знакомых. Что ни говори, а Шилдтону повезло с этим зданием. Сколько лет оно уже собирает людей, радует их теплом общения.

– Вечеринка, кажется, удалась, – сказал Джек Хоггин, протягивая Айрис бокал с вином. – Создается впечатление, что почти все жители нашего города собираются бороться против намерения властей построить парусную базу.

– Я думаю, будет трудно отстоять старую мельницу, – ответила та с грустью. – Особенно после того, как строителями уже получено разрешение на ее снос.

– Остается надеяться, что снегопад, который обещают на выходные дни, помешает им развернуть работы, по крайней мере, до Нового года, – задумчиво произнес Джек. – У каждого свое: строителям зима – для отдыха, врачам – для нервотрепки. Для меня это самое напряженное время года.

Айрис озабоченно посмотрела на доктора.

– Я знаю, что ты был очень занят на этой неделе. Неужели и сегодня вечером есть вызовы?

– Боюсь, что да. – Он устало улыбнулся. – Но будем надеяться, что моим пациентам не потребуется помощь хотя бы во время этой вечеринки. Кстати, я рассказывал тебе о своих планах построить новую клинику? Я просто в восторге от проекта, который…

Он начал объяснять, какие новшества архитектор собирается ввести в современное здание, но тут Айрис отвлекло мелькнувшее в толпе лицо. Вот снова в противоположном углу зала она увидела знакомую спортивную фигуру. Тело Айрис моментально напряглось, глаза расширились от испуга.

Филипп? Что ему здесь нужно? – спросила она себя, чувствуя, что начинает впадать в паническое настроение. Айрис увидела, как жесткие, решительные черты расслабились в приятной улыбке, когда Филипп Бартон протянул руку, чтобы поприветствовать подошедшего к нему человека.

Чего, собственно, она ожидала? Уж давно пора было уяснить для себя, что бесполезны все попытки отделаться от зловещего присутствия этого вездесущего нахала. Правда, была недолгая надежда, что бывший возлюбленный покинет давно ставший ему чужим город. В ту последнюю встречу, когда Айрис поспешно вылетела из кухни, предложив Филу продолжить осмотр дома, она утешила себя мыслью, что он и не собирался покупать дом, что любопытство его удовлетворено и все точки над «i» поставлены. Да, он вернулся сюда только ради Эшлинг. Но, узнав, что малышки не будет, он, разумеется, предпочел остановиться в одном из небольших местных отелей, где более живая, праздничная атмосфера…

…Тяжелая работа в огороде, как всегда, отвлекла Айрис от тягостных раздумий и успокоила нервы. Когда пошел легкий снежок и начала сгущаться темнота, ей пришлось вернуться в дом. Теперь она могла посмотреть на события прошедшего дня более спокойным, чем раньше, взглядом.

Айрис корила себя не только за то, что недооценила явную жестокость Филиппа. С ее стороны, думала она, было крайне глупо и недальновидно оставаться с ним наедине. Она что, забыла, что леопард никогда не меняет насиженных мест и врожденных привычек? Еще, будучи подростком, Фил, походил на героя детской песенки, который «целовал девочек и заставлял их плакать». Вот уж точная характеристика мистера Бартона, главного виновника ее слез и несчастий. Но с нее достаточно, больше подобное не повторится. Успокоившись, она вошла в холл, полная добрых намерений и твердой решимости.

Айрис не могла не порадоваться, обнаружив, что гость исчез вместе со своим роскошным автомобилем. Но где гарантия, что их встреча была последней? Наверняка планы Филиппа в отношении Эшлинг не изменились. Айрис приготовила ранний ужин для матери, Филипп не возвращался. Вскоре приехал Джек Хоггин, чтобы отвезти ее на вечеринку в дом Ассамблеи. У Айрис забрезжила надежда, что ее незваный гость решил вернуться в Лондон.

Размечталась! – сказала она себе, вертя в руках бокал с вином. Бог свидетель, ей вовсе не хотелось приезжать сегодня сюда. Но Айрис считала необходимым – хотя бы ради Эш – показаться на людях и стараться выглядеть спокойной, насколько это возможно в ее теперешнем состоянии.

Усилием воли она держала себя в руках, стараясь сосредоточиться на том, что ей говорил Джек о своей новой хирургической клинике. Но восторженный монолог был прерван служащим, который пригласил доктора к телефону.

– Я так и знал – долго отдыхать мне не придется, – сказал тот с сожалением и, быстро поцеловав свою спутницу в щеку, поспешил через весь зал к телефону.

Айрис осталась за столом одна, надеясь, что Джек будет отсутствовать недолго. Медленно потягивая вино, она рассеянным взглядом окидывала просторное помещение. Айрис вздрогнула от неожиданности, когда услышала у себя за спиной знакомый мужской голос:

– Неужели примерный доктор оставил тебя совсем одну? Какой позор!

Обернувшись, она удивленно уставилась на Филиппа, который смотрел на нее пронизывающим взглядом.

– У него неожиданный вызов, – отрезала Айрис, прежде чем подумала, что этот мерзавец, должно быть, усердно потрудился, чтобы вызнать все о ней. Иначе откуда бы ему знать, что Джек – врач? – Ты-то что здесь делаешь? – требовательным тоном спросила она. – Не такой ты человек, чтобы тебя заботила судьба старой мельницы.

– Ошибаешься, меня многое заботит, – ответил он. – Мне не безразлично, что станет с моим родным городом. Планов много – встретиться со старыми друзьями, увидеть Эшлинг.

– Я не намерена обсуждать вопрос о моей дочери, во всяком случае, здесь! – резко проговорила Айрис, с беспокойством оглядываясь вокруг – не услышал ли кто-нибудь, о чем говорил Фил.

– О нашей дочери, – мягко поправил он.

– Хорошо, хорошо! – тихо проговорила она, почувствовав слабость от нервного напряжения. Интересно, догадывается ли этот надоедный человек, каким мучениям он подвергает ее? Или ему безразлично, что она так страдает?

– Ты права, сейчас не время и не место для такого разговора, – промолвил он, ожидая, когда официант наполнит их бокалы и удалится. – Тогда, может, поговорим о наших с тобой отношениях?

– Какие у нас могут быть «отношения»? – сквозь зубы спросила Айрис. – Я считаю, между нами нет ничего общего за исключением очень короткого, неудачного эпизода в прошлом. Почему бы тебе не оставить меня в покое? Убирайся и веди свои грязные игры с кем-нибудь другим. А вот и подходящая для тебя пара, – презрительно добавила она, кивком головы указывая на великолепно одетую яркую блондинку в центре шумной мужской компании. – Я слышала, твоя давняя страсть Беатрис Уинтерсон не может дождаться встречи со своим старым приятелем. И поскольку каждый в нашем городе знает, что Беатрис не в состоянии отказать ни одному мужчине с толстым кошельком, она примет тебя с распростертыми объятиями, – съязвила Айрис, не заботясь о том, что в своем желании отомстить Филу может выглядеть первостатейной стервой.

– Да… похоже, что у меня сегодня удачный день, – растягивая слова, сказал он не без ехидства. – Твои руки, помнится мне, были утром на кухне очень щедрыми.

– Хватит! – со злостью выкрикнула Айрис, покраснев от смущения. Она поняла, что ей никогда не переиграть этого настырного человека.

К счастью, им не удалось продолжить перебранку. К столику подошел Адам, муж Кэтрин.

– Привет, Айрис. Выглядишь, как всегда прекрасно. – Он улыбнулся молодой женщине. – Простите, что вторгаюсь в вашу беседу. Фил, можно тебя на минуту? Мне надо перекинуться с тобой парой слов. Здесь есть кое-кто, кто хотел бы…

– Разумеется, – быстро ответил тот и пообещал своей собеседнице скоро вернуться.

Айрис молила бога, чтобы этот негодяй больше не беспокоил ее сегодня вечером. Хорошо бы уйти. Но тут она вспомнила, что при всем желании уехать домой не сможет. Ей не на чем было возвращаться. Старый «французик» находился в ремонте, а Джек, доставивший ее сюда, уехал на вызовы. Так что придется проторчать здесь допоздна. Но должен же найтись выход из подобного положения? Тут Айрис заметила Беатрис Уинтерсон, которая плавной походкой двигалась прямо на нее!

Беатрис раньше других девочек в школе повзрослела. Ее несомненная женская привлекательность, а также любовь к мальчикам и неразборчивость в сексуальных делах должна была, по мнению учителей и родителей, вывести ее на плохую дорожку. Но этой красотке удалось избежать незавидной участи. Со временем она превратилась в очень яркую и необыкновенно красивую женщину. Беатрис уже успела побывать два раза замужем, но, бросив одного спутника жизни, потом другого, она теперь находилась в состоянии поиска новой богатой партии. В центре Шилдтона у нее был небольшой, но очень дорогой магазинчик.

– Все тебя покинули, бедняжка, – с деланным сочувствием протянула белокурая прелестница, подходя к столику. – Я, наверное, не сообщу тебе ничего нового, если скажу, что все мужчины сволочи, – добавила она, закурив сигарету и пустив кольцо дыма в лицо Айрис.

– Тебе виднее, – ответила та, помахав рукой перед глазами, чтобы разогнать белое облако.

– Твоя правда, милочка, – проворковала Беатрис. Она скользнула презрительным взглядом по простенькому черному платью Айрис, которое явно не было новым.

Ну что она пристала? Тщеславие делает человека болтливым. Беатрис обрушила на Айрис водопад слов, плохо связанных между собой, лишний раз, подтверждая известную мысль, что убожество речи является отражением убожества духа. Трудно даже представить, как она со своим многословием завоевывала сердца претендентов на ее тело. Видимо, поток разрозненных слов, не скрепленных меж собой внутренней связью, убаюкивал мозг, не провоцировал ответную работу ума, зато пробуждал к действию поползновение похоти.

– Я хочу сказать… Посмотри на этих глупышек. – Беатрис описала круг в воздухе наманикюренными пальцами. – Как только они увидели дорогого Фила, тут же привели себя в состояние боевой готовности. Зря теряют время. Такой привлекательный красавец, как Фил, не будет тратить на них ни минуты даже дневного времени, я уж не говорю… – И она злорадно рассмеялась. – Да, кстати, я слышала, Фил Бартон остановился в твоем пансионате на несколько дней. Это правда?

– Да, – ответила ей Айрис с каменным лицом. Неудивительно, подумала она, что женщины не любят эту говорливую красотку.

– Я, правда, не уверена, что он задержится у тебя надолго. Фил ничуть не изменился. – И она снова рассмеялась своим низким гортанным смехом. – Мне припоминается… Нет, я хорошо помню, что ему быстро все приедалось.

Айрис пожала плечами, стараясь собрать всю волю в кулак, чтобы не поддаваться на ядовитые замечания этой зловредной женщины. Судя по всему, пышная блондинка была полна решимости снова заарканить своего старого дружка.

Что же, всех вам благ, миссис Уинтерсон! Если Фил хочет иметь связь с этой похотливой крашеной особой, его личное дело. Ей, Айрис, абсолютно наплевать на то, что он делает, лишь бы оставил их с Эшлинг в покое.

Неожиданно Айрис почувствовала, как на нее навалилась тяжелая волна депрессии. Ее тягостные мысли были прерваны резким возгласом Беатрис, которая буквально задыхалась от возбуждения:

– Фил, дорогой! Как я рада снова видеть тебя! – ликовала она, приветствуя приближающегося рослого молодого мужчину. – Ах ты, негодник! Оставил бедную малышку Айрис одну… – Беатрис подошла вплотную к Филиппу, обвила руками его шею и прильнула к его губам в долгом, чувственном поцелуе.

Как Айрис ни пыталась, она не могла заставить себя оторвать глаза от сластолюбивого тела сногсшибательной блондинки, тесно прижавшегося к Филиппу, облаченному в элегантный костюм. Она также не без горечи заметила, что тот с готовностью откликнулся на сладострастный поцелуй, привычным жестом обхватив руками талию Беатрис.

– Ммм… Мы должны обязательно повторить это, и очень скоро. – Прелестница опять засмеялась хрипловатым, чувственным смехом и медленно, неохотно убрала руки с шеи Филиппа. – Весь город бурлит, узнав о возвращении блудного сына. Это правда, что ты собираешься осесть в Шилдтоне? – спросила она, заглядывая в глаза стоящего перед ней красавца.

Если порок рядится в платье добродетели, это уже реверанс в сторону общественной морали. Беатрис Уинтерсон не была способна на подобную вежливость по отношению к морали и общественному мнению. Порок в данном случае выбрал платье по себе и не собирался самоукрашаться скромными рюшечками добродетели.

Айрис замерла, наблюдая сцену поцелуя. От внутреннего напряжения ее ногти вонзились в ладони крепко сжатых рук. Сердце ее разрывалось от сильнейшего приступа обыкновенной женской ревности. Айрис наклонила голову и тупо смотрела в пол, чувствуя подкатывающую тошноту и головокружение. Подобно раненому животному, бедняжка хотела только одного – найти нору и забиться туда, подальше от посторонних глаз. Ей нужно убежище, где можно было бы зализать кровоточащие раны. Чувствуя себя униженной и несчастной, она сидела, отключившись от происходящего вокруг.

– …Да, я свяжусь с тобой, и скоро, – донеслось до ее слуха. – К сожалению, сейчас нам с Айрис уже пора ехать.

– Что? – растерянно пробормотала она, услышав свое имя.

– Я только что наткнулся на твоего приятеля, – сообщил ей Филипп. – На въезде в город произошла серьезная авария, и он помчался туда. Похоже, сегодня ночью будет сильная снежная буря. Я успокоил доктора, сказав, что отвезу тебя домой.

– Почему ты уходишь так рано? – капризно заявила Беатрис, явно недовольная поворотом событий. – Я умираю от любопытства. Где ты был и что делал все эти годы? Ты и впрямь остаешься в родном городе? Я буду очень рада помочь тебе найти подходящий для такого великолепного мужчины дом. В данный момент продается несколько…

– О, это не проблема. Я уже решил купить Олдфилд Холл.

– Блестящая идея! – воскликнула Беатрис, не обращая внимания на Айрис. – И когда ты приведешь в порядок этот заброшенный особняк, тебе потребуется только одна вещь, так сказать, для полноты картины.

– Какая вещь?

– Ну, это же очевидно, милый. Жена тебе нужна. Жена! – проникновенно сказала обольстительница, бросая на Филиппа кокетливые взоры из-под длинных, густо накрашенных ресниц.

– Вот тут я совершенно с тобой согласен, – поддакнул он. – Признаться, я рассчитываю жениться на своей давней подруге в ближайшее время.

И все мы, конечно, знаем, что это за подруга, с упавшим сердцем подумала Айрис, когда Фил повел ее к выходу. Если самодовольная улыбка и триумф, отразившиеся на лице этой красотки, что-то значили, то нетрудно было догадаться – что. Единственное, о чем сейчас наверняка думала Беатрис, это где она с Филом проведет медовый месяц.

Гнетущая тишина, стоявшая в салоне автомобиля, казалось, никогда не нарушится. Короткий путь домой тоже представлялся бесконечным. Айрис находилась в напряженном состоянии. Она безучастно смотрела в окно машины на яркие огни рекламы. Ей с трудом верилось, что сегодня все еще вечер пятницы. Как долго она будет мириться с опасным, губительным присутствием этого жестокого, настырного человека?

Айрис отчаянно боролась с подступающей волной паники. Она закрыла глаза и откинулась на подголовник кресла. Она мучилась, оттого что они с Филиппом до сих пор не обсудили самый важный для нее вопрос: что будет с Эшлинг? Может, Фил что-то задумал, а пока просто играет с ней в кошки-мышки?

Есть и еще проблемы, требующие осмысления. Вот, скажем, желание Филиппа приобрести Олдфилд Холл. И он еще посмел рассказать все Беатрис, этой тошнотворной женщине. Должна же быть у человека элементарная порядочность! Уж во всяком случае, стоило предварительно обсудить вопрос с владелицей дома, а уж потом – извольте, если вам угодно, рассказывайте, кому заблагорассудится. В конце концов, Олдфилд Холл пока еще принадлежит ей. И только она будет решать, продавать его Филиппу Бартону или нет.

Айрис почти физически ощущала, как внутри нее поднимаются гнев и бешенство – ее намеренно унижают. С ней обращаются так только потому, что свет клином сошелся на Филиппе, и другого покупателя не дано. Ах, если бы толпились эти покупатели, как легко бы она утерла нос нахалу! Тот факт, что Бартон был единственным претендентом, проявляющим интерес к старому особняку, терзал ее больше всего.

К тому времени как Филипп остановил машину у подъезда дома, Айрис взвинтила себя до такого состояния, что уже не могла сдерживаться.

– Что ты намерен делать по поводу Эш? – взорвалась она, когда Филипп подошел, чтобы помочь ей выйти из автомобиля. – И потом, если ты думаешь, что можешь рассказывать каждому встречному, будто дом уже чуть ли не куплен тобой, то учти – могут быть и другие мнения на этот счет!

– Отложим обсуждение до того, как войдем внутрь. Здесь холодно, – спокойно сказал Филипп, беря Айрис под руку и помогая ей взобраться по скользким ступенькам крыльца. – Сходи лучше наверх и посмотри, как чувствует себя твоя мать, – добавил он тоном распорядителя и вошел в холл.

– Почему бы тебе не заняться собственными делами и перестать командовать мной? – вне себя от возмущения выкрикнула Айрис, направляясь в то крыло дома, где находилась Люцилла.

Мать крепко спала. Айрис поправила сползшее на пол одеяло и спустилась в гостиную, продолжая сердиться. Филипп расположился в кресле перед столиком, на котором стоял поднос с большой бутылкой редкого виски и двумя пустыми бокалами. Она уже давно не могла позволить себе такой дорогой напиток. Фил положил несколько поленьев в тлеющую топку большого камина, пламя отражалось мягким отсветом на поверхности старинной мебели и красных бархатных гардинах.

– Вот, возьми… Это согреет тебя, – сказал Филипп, протягивая Айрис бокал с бледно-коричневой жидкостью.

Отстраняясь от предложенного виски, Айрис замотала головой.

– Я не хочу больше ничего пить. За обедом уже выпила достаточно и…

– Господи! Расслабься ты, наконец! – нетерпеливо проговорил Филипп, вставляя твердой рукой бокал в ее руки. – Один мудрый француз давным-давно подметил удивительный парадокс: наиболее скверным в комплексе неполноценности является то, что обладают им отнюдь не те, кому следовало бы. Оцени мою аналогию! Чем не скрытый комплимент в твой адрес? Очень прошу – выпей. Это тебя успокоит. Поверь, это чисто медицинская порция. Я далек от того, чтобы соблазнять тебя демоническим напитком. Мне хочется только, чтобы ты перестала дрожать от холода и согрелась.

– Я действительно не…

– Пей! – приказал Филипп, сердито глядя на сидящую перед ним женщину, пока та не подчинилась его требованию. Затем помог ей подняться и отвел к уютному дивану у камина.

– Что случилось с блестящим, неотразимым Бешеным Филом Бартоном? Судя по всему, ты обладаешь обаянием гремучей змеи! – съязвила она, не собираясь признаваться в том, что виски действительно согрело и немного расслабило ее.

– Я тебя уже просил забыть о прошлом, – сказал он твердо, усаживаясь в другом конце дивана. – Меня интересует только настоящее и, конечно, будущее. Поэтому и хочу обсудить, что нам предпринять в отношении Эшлинг.

Айрис испытала огромное облегчение, услышав, что Филипп, наконец, затронул тему, которая не давала ей покоя вот уже несколько недель. Она глубоко вздохнула. На какие бы провокации он ни пошел, ей надо сохранять спокойствие и выдержку, а также трезвую голову.

– За те годы, что тебя не было, Шилдтон изменился, немного вырос, но по-прежнему остается небольшим провинциальным городком, где каждый проявляет живой интерес к делам соседа. Другими словами, – Айрис мягко улыбнулась, – он все тот же рассадник слухов и сплетен, каким был всегда.

Филипп пожал плечами.

– Пока ты не сказала мне ничего такого, чего бы я не знал. Но учти: порицание со стороны дурных людей – та же похвала.

– Ах, какой же ты умный!

– Это не я, а Сенека-младший.

– Значит, не ты, а малыш Сенека так относится к жителям Шилдтона, где все как один глупые и плохие?

– Сам не оправдываюсь, но за Сенеку вступлюсь, сославшись на другой его афоризм…

– Фу ты! Мне надоело это жонглирование заемной мудростью.

– И, тем не менее, послушай: «Круг наших нравственных обязанностей гораздо шире того, что предписывают законы». И замечу от себя: что подсказывает людская мораль.

– Нравственность, мораль… – слова не из твоего лексикона, да и понятия не из твоего жизненного опыта.

– Но почему же? Я же не зря сказал тебе, что восемь последних лет не прошли для меня даром. Много думал, читал, учился, так сказать, мудрости…

– Ну, знаешь, – перебила его Айрис, – не зря, видимо, сказано: научиться мудрости так же невозможно, как научиться быть красивым. Стоит быть справедливой: природа, подарив тебе одно, напрочь отказала в другом. Впрочем, желание поумнеть, присвоив чужой книжный ум, понятно и даже похвально. Были бы охота, время и деньги, – не без яда в голосе прокомментировала рассерженная Айрис признания мудреца-самоучки. Бросая ему в лицо злые слова, она ощущала при этом почти удовольствие. – У меня возможностей приобщиться к книжным истинам было куда меньше, чем у богатого повесы. Но тоже могу сослаться на уважаемого человека, который, судя по всему, именно про тебя сказал: «Любовь к самому себе – роман, длящийся целую жизнь». Так что восемь лет – просто мелочь…

– И кто это так обо мне?

– Уайльд!

– Прекрасный друг парадоксов? Скажи ему при личной встрече, что он плохо меня знает. Впрочем, его характеристика вовсе не так уничижительна, как тебе хотелось бы. Если себя не любить, как научишься любить других?..

– Вот и люби! Себя! Других! Только разреши мне усомниться в твоей способности любить, если ты не можешь понять очевидное: для девочки, чья судьба, как ты уверяешь, тебе небезразлична, убийственными будут пересуды о ее семье.

– Ну, зачем ты так, Айрис? Просто я думаю, это не главное, о чем стоит говорить сейчас…

– Прекрасно! – воскликнула Айрис нетерпеливо. – Но я прожила всю свою жизнь в Шилдтоне. Здесь родилась и выросла Эшлинг. И можешь поверить мне на слово – достаточно одному человеку увидеть вас вместе, через двадцать четыре часа каждый в городе будет знать, что Чарлз женился на мне, потому что я ждала внебрачного ребенка. Но это только малая часть айсберга, – быстро добавила она, видя, как Фил беспокойно шевельнулся на диване. – Тебе, естественно, наплевать на мое доброе имя. А как насчет Эш? Пока она еще слишком мала и не обращает на тебя особого внимания. Но можешь представить, каким шоком для нее будет узнать, что Чарлз не ее отец? Не говоря о том, что в школе над ней будут смеяться и издеваться – дети порой очень жестоки. Я не позволю подвергать Эш такому испытанию. – Айрис взглянула на Филиппа. Ее руки, крепко сжатые в кулаки, побелели от напряжения. – Предупреждаю, я пойду на все, но не допущу, чтобы ты разрушил и ее жизнь!