Текст книги "Счастливая встреча"
Автор книги: Айрин Хант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
3
К счастью, в эту минуту появилась Мэг с сервировочным столиком, но Селина успела бросить на Адама взгляд, полный неизбывной ненависти, прежде чем они прошли в столовую. Она была права, опасаясь оставаться наедине с этим дьяволом во плоти; первое же прикосновение его обжигающих губ оказалось достаточным, чтобы она полностью потеряла контроль над собой. Но второго не будет, уж в этом-то она убеждена!
Она села за стол, ноздри ее трепетали от с трудом сдерживаемого гнева. Хотя она и просила Мэг не устраивать ничего особенного, но та решила превзойти самое себя. В столовой было тепло, в камине уютно горел жаркий огонь, две лампы в углах комнаты под роскошными старинными абажурами придавали освещению интимность, а обитые дубовыми панелями стены и белые свечи на столе оттеняли особую изысканность белой скатерти тонкого ирландского полотна, старинному столовому серебру и великолепному хрустальному набору, стоявшему перед ними.
Если бы Мэг специально стремилась произвести на гостя впечатление богатством и положением Мартина, то не смогла бы сделать этого лучше. Жаль только, что меньше всего на свете такое впечатление стоило бы производить на этого Адама Тюдора Отдай-Мне-Все!
– Мясо по-веллингтонски и зелень – на тележке, – с неодобрением в голосе сообщила она, ставя перед ним тарелки с дымящимся супом с протертыми каштанами. – Десерт, сыры и фрукты – на серванте. Кофе я принесу попозже, – гневно выдохнула она и вышла из комнаты, волоча за собой шлейф своего глубокого неодобрения.
Мэг вполне могла обойтись мясной запеканкой и свежими фруктами, подав все это в менее торжественной малой столовой, где они обычно завтракали, и именно это Селина и имела в виду, когда просила не устраивать ничего особенного. Но она намеренно превзошла себя, изображая из себя мученицу, чтобы тем самым продемонстрировать свое неодобрение Селине, принимающей гостей в столь неподходящее время.
Но Селину сейчас не очень-то волновали причуды Мэг, потому что она чувствовала на себе этот напряженный, насмешливый взгляд зеленых глаз – он проникал ей прямо в душу. Однако она старалась не отрываться от своей тарелки с супом.
После той позорной сцены в гостиной ей бы следовало потребовать, чтобы он ушел, она больше всего на свете желала этого, однако ей еще предстояло выведать, зачем ему понадобился Мартин. Сознавая, что надо как-то выходить из этого положения, само по себе ничего ведь не решится, она подняла наконец голову, встретившись с ним взглядом, и спросила, старательно сохраняя холодный и бесстрастный тон:
– Может быть, вы все-таки скажете мне, что вас привело в этот дом? – И в этот миг она почувствовала прямо-таки детский страх из-за того, что никого из близких нет рядом с ней. Она не могла винить Ванессу, что та хотела остаться рядом с Мартином, пока не убедится в том, что он идет на поправку, но Доминику не было никакой необходимости в такой спешке мчаться в Лондон…
– Но вы же знаете, почему я здесь, – томный бархатный голос звучал мягко и тепло. – Я хотел познакомиться с вами поближе и могу сказать, что вполне удовлетворен своим первым успехом. – Он доел суп и стал разливать по хрустальным рюмкам драгоценное коллекционное бургундское Мартина. Селина оставила в покое терзаемую булочку и положила ложку.
– Что вы хотите от Мартина? – спросила она жестко, не обращая внимания на его намек на поцелуй, когда она не только позволила ему, но и ответила.
– Вопрос поставлен неправильно, скорее меня надо спросить, что я могу сделать для него. – Он все еще мягко улыбался, голос его звучал спокойно, как будто они говорили о чем-то чрезвычайно приятном и обычном, а не о мерзких и гадких вещах, которые вызвали у Мартина сердечный приступ. Этот невозмутимый дьявол двигался по комнате, собирал использованные тарелки, расставлял нагретые тарелки для второго, подавал мясо с овощами. Как будто он имел на все это право, как будто он был здесь хозяином.
И Селина возмущенно фыркнула:
– Нужно быть дурой, чтобы верить вам!
Ей хотелось загнать его в угол, разоблачить его наглую ложь, бросить ему в лицо обвинение, что лишь одна мысль о его приходе свалила пожилого Мартина с сердечным приступом. Однако она не могла позволить себе такую роскошь. Она должна была сделать все, чтобы он не узнал, где находится Мартин, и не появился у него в палате.
Так что она ограничилась свирепым взглядом своих желтых глаз. Скрестив руки на груди, она наблюдала, как он спокойно режет мясо, добавляет к нему приличную порцию овощей и протягивает ей блюдо, которое она с негодованием отвергла.
Продолжая свою трапезу, он достаточно спокойно спросил:
– Что же вам про меня наговорили? – Он с видимым удовольствием отпил бургундского и наколол на вилку кусок сочной нежной говядины в тесте. – Судя по тому, как вы меня встретили, я понял, что Ванесса уже поговорила с вами и дала мне весьма нелестную характеристику. Не сомневаюсь, что Доминик с удовольствием добавил кое-что от себя.
Он приподнял черную бровь, выражая насмешливое полупрезрение, но Селина решила поставить его на место, переведя игру на свое поле, сказала ему откровенно:
– Мне говорили, что вы сын Мартина. Что Мартин материально помогал вам и вашей матери, пока она не умерла. Вам тогда было уже восемнадцать, и вы вполне могли позаботиться о себе сами. – Она отодвинула от себя нетронутую тарелку и пригубила рюмку, надеясь, что вино поможет успокоить ее напряжение. – Как я понимаю, все считают, что вы собираетесь пользоваться материальной поддержкой Мартина до бесконечности.
Она надеялась, что ей удалось достаточно тактично выразить свою мысль. Разумеется, она не собиралась миндальничать с ним, она помнила рассказ Доминика и то, как сообщение о его приходе подействовало на дядю, так что он заслуживал и более суровых слов. Однако у нее уже была убедительная возможность видеть, как он реагирует на ее намеренные оскорбления, и поэтому решила не повторять их.
– Понятно. – Он положил на стол нож с вилкой и как-то странно посмотрел на нее. – А кто-нибудь из них говорил вам о моей матери что-нибудь другое, кроме того, что она умерла?
Селина быстро опустила глаза. Доминик говорил. Но если она перескажет ему то, что рассказывал Доминик, например то, что мать Адама Тюдора – где же она все-таки слышала это имя? – была распутной женщиной, совратила неопытного юношу намного моложе себя, пользуясь его неопытностью, и всю жизнь вытягивала из него деньги, а теперь после ее смерти то же самое пытается делать ее сын, то это может вызвать его гнев, который он наверняка выразит в весьма своеобразной форме.
Так что она промолчала, но, похоже, он читает ее мысли, потому что лицо его помрачнело, а глаза сузились в щелочки.
– Простите, – с усилием произнесла она и встала. Все ее вежливые слова казались такими фальшивыми, что ей было просто неловко произносить их. Затем она быстро добавила: – Вы должны понять, что зря теряете время, приходя сюда и доставляя неприятности нашей семье. – Это все, что она могла сказать ему, не сообщая о болезни Мартина. В глазах ее сверкнул холодный блеск. У нее было одно желание – избавиться от визитера раз и навсегда.
Но у Адама были другие намерения. Он не пошевелился, провожая глазами ее высокую фигуру, слегка покачивающую бедрами, когда она направлялась к двери. Затем его божественный голос прорезал тишину:
– А вам не приходило в голову спросить себя, почему Ванесса и Доминик нарисовали меня в столь черных красках? И не говорите, что нет. Достаточно вспомнить, как вы встретили меня. И вас не удивляет, что они оба моментально смылись?
Затем он медленно, по-кошачьи поднялся со стула и позвал ее, едва шевеля губами:
– Подойди сюда. Я еще не закончил, и у меня есть еще что сказать.
Она сверкнула глазами, но быстро отвела взгляд в сторону, потому что почувствовала, как забилось в груди сердце. В том, как он смотрел, двигался и говорил, было что-то обволакивающее, завораживающее и нереальное. Пытаясь сопротивляться, она смотрела в одну точку, где-то чуть выше его левого плеча, и, возвращаясь в комнату, произнесла деланно ледяным тоном:
– У вас слишком преувеличенное мнение о собственной персоне. – Она приподняла подбородок, но неожиданно для себя невольно скользнула взглядом навстречу его насмешливым зеленым глазам. И хотя она чувствовала, как предательская краска заливает ее нежную кожу, но не отвела взгляда и не отступила перед этим наглым типом: – Моих дяди и тети нет дома, а Доминик в Лондоне занимается делами фирмы.
– Ну уж конечно! – протянул Адам, и губы его искривились в издевательской усмешке. – Впрочем, мне наплевать и на него, и на Ванессу. Мне совершенно необходимо увидеть отца.
Селина просто не понимала: он что, принимает ее за круглую дуру? И в тон ему спросила:
– Необходимо для кого? Или для чего? Скорее всего для вашего банковского счета! То, что на вас надето, вряд ли приобреталось на дешевых распродажах.
Взгляд, которым он ответил на ее вопрос, заставил ее вздрогнуть в предчувствии неизбежного, однако он лишь пожал плечами и сказал:
– Думайте что хотите, это ваше дело.
Как ни странно, несмотря на то что она слышала о нем, обо всех малопривлекательных фактах его жизни, ей не хотелось верить им. Его обаяние в сочетании с притягательной внешностью было довольно сильным оружием, но она не собиралась сдаваться или обманываться. Кроме того, если причина его желания видеть Мартина была вполне невинной, то почему он отказывался назвать ее?
– Объясните все же, почему вам так необходимо увидеть Мартина, и если вы меня убедите, то я скажу вам, где он. – Голос ее при этом прозвучал достаточно сурово, однако, чувствуя бешеное биение сердца, она знала, что в действительности хочет утвердиться во мнении, что его визит к дяде будет вполне мирным и невинным, вопреки предубеждениям Ванессы и Доминика.
Она нервно вздохнула и облизала кончиком языка чуть приоткрытые губы и тут же вздрогнула, заметив, что его полуприкрытые ресницами зеленые глаза неторопливо и понимающе следили за ней.
Мягкая улыбка Адама выражала сожаление, однако наглые глаза выдавали притворство и фальшь его слов, когда он ответил:
– Боюсь, что это касается только меня и Мартина.
Она почувствовала сильное разочарование и то же время желание освободиться от него, – ведь она все время знала – разве нет? – что он негодяй. Доминик сказал, что он враг его отца, и больше в этом она не сомневается.
– Тогда мы зашли в тупик. Боюсь, что больше ничем не смогу вам помочь, мистер Тюдор. – Ни за что на свете она не расскажет этому подонку, где можно найти сейчас Мартина. Она будет защищать дорогого ей человека до конца. Ему советовали избегать стрессов и волнений, а Адам Тюдор именно это и нес ему – стресс и волнение, причем совершенно очевидные!
– Селина, ну зачем так официально? Мы вполне можем подружиться – я думаю, мы, к нашему взаимному удовольствию, уже убедились в обоюдной симпатии, не так ли? – Он сделал шаг в ее сторону, и одного взгляда его необыкновенных глаз было достаточно, чтобы понять его намерения. Он собирается сделать то, чего она не желает. Или вернее, честно призналась она себе с ужасом, чего она слишком сильно хочет!
– Пойду потороплю Мэг насчет кофе. Перед уходом можете выпить чашечку. – Она буквально выпалила эти слова, поспешно выскакивая из комнаты, не замечая, что это задевает ее достоинство. Преодолев в себе желание припасть спиной к двери, чтобы прийти в себя и обдумать, как уговорить Мэг не отходить от них, пока они будут пить кофе и пока этот дьявол не покинет их дом, она быстрой походкой пошла по коридору на кухню.
Наверное, мысль о том, чтобы призвать на помощь Мэг, была не такой уж удачной, подумала она, когда Мэг спросила деревянным голосом:
– Что, уж все съели? – имея в виду все те деликатесы, которые она приготовила, не жалея сил, и к которым Селина практически не притронулась.
– Мы уже можем пить кофе. Я сама отнесу. – Она вполне может выгнать Адама Тюдора и без посторонней помощи, твердо решила она. И нечего паниковать, когда он смотрит на нее такими глазами, как будто готов броситься на нее с поцелуями! Ей не раз приходилось без посторонней помощи отшивать настойчивых поклонников в прошлом, а если просить сейчас Мэг о поддержке, то придется ей кое-что объяснять, что совершенно не входило в ее намерения. Будет лучше ничего не говорить и перетерпеть дурное настроение пожилой женщины.
– Хорошо, отнесите, – сказала Мэг, шумно расставляя блюдца. – А я приготовлю одну из гостевых комнат для вашего приятеля. Останется он или нет, это ваше дело. Но будет лучше, если я сделаю все, как положено.
– О чем это вы, черт побери, говорите? – Селина с шумом поставила на поднос кофейник. Мэг была из тех, кого тактично называют «женщина с характером», она железной рукой и острым языком управляла семьей, и всем приходилось мириться с ее настроением и порой не обращать на него внимания, потому что все знали, что она, если понадобится, отдаст жизнь за любого из них. Но сейчас эта немолодая и не сдержанная на язык служанка позволяла себе слишком много, и Селина разозлилась: – Если вы действительно намекаете на то, что я…
– На воре шапка горит, – Мэг подняла свой длинный нос к потолку. – Это вообще неприлично – принимать знакомых мужчин, когда ваш дядя находится между жизнью и смертью, тетушка места себе не находит от беспокойства, а Доминик работает с утра до вечера, чтобы дела шли как надо.
– Ну да, а я воспользовалась моментом, чтобы устроить небольшую вакханалию! – язвительно вставила Селина, возмущаясь тем, как домоправительница все преувеличивает и искажает факты. – Я же говорила вам, что это деловая встреча.
Не отрывая взгляда от потолка, Мэг скривила губы и огрызнулась:
– Я не такая дура. И кроме того, не слепая, разве не так? – Она явно намекала на то, что видела их объятия, и при этом была уверена в своей правоте. Селина не нашлась сразу что ответить – ведь она действительно самым бесстыдным образом отвечала на его поцелуи, и когда Мэг застала их, она уже совсем потеряла голову и была готова на все!
Стараясь не обращать внимания на медленно приливающую к лицу краску, она строго сказала Мэг:
– Не может быть и речи о том, чтобы мистер Тюдор остался здесь на ночь. Как только он выпьет кофе, он уйдет. – Она поставила на поднос трясущимися от злости руками сливки и сахар. В конце концов пора намекнуть Мэг, кто ей платит!
– Если он не останется, то я не знаю, где он сможет провести ночь, – буркнула Мэг, слегка уступая, как делала всегда, когда чувствовала, что зашла слишком далеко. – Я же говорила вам про снегопад. Тогда еще можно было уехать. Сейчас уже не получится. Посмотрите сами.
Селина с ужасом и недоверием взглянула на домоправительницу, ноги ее просто приросли к полу. Бросив на нее торжествующий взгляд, Мэг нетерпеливо прищелкнула языком, подошла к одному из окон и отдернула штору:
– Ну что?
Сказать было нечего. Что она могла сказать, когда все кругом было занесено высокими сугробами искрящегося под фонарями белого снега, а крупные хлопья все продолжали падать с холодного ночного неба.
– Я помещу его в дубовой комнате, – буркнула Мэг. – Она немного охладит его пыл.
Если своим замечанием она хотела выбить Селину из ее состояния, близкого к трансу, то ей это не удалось. Она пребывала в каком-то шоке и не могла произнести ни слова. Растущее чувство тревоги скорее связано с ее влечением к Адаму как к мужчине; она не хотела думать о том, что и Ванесса, и Доминик будут в ярости, узнав, что она предоставила кров и убежище на ночь самозваному сыну Мартина. Неожиданно ее охватила дрожь. Смягчившись, Мэг произнесла – уже не строгим тоном:
– Признаюсь, я считала, что с вашей стороны неправильно принимать в такие дни своих приятелей. Но это не мое дело. Вы имеете право делать то, что хотите. Меня больше всего задело то, что вы солгали мне. Это совсем на вас не похоже. Вашим принципом всегда было – говорить правду. Не надо было меня уверять, что это деловая встреча, ведь стоило мне только войти в комнату и увидеть, как он вас тискает, а вы млеете от восторга, как я поняла, что к делам ваша встреча ни малейшего отношения не имеет!
Если Мэг ждет, что Селина начнет извиняться или оправдываться, то совершенно напрасно, раздраженно подумала Селина и гордо выпрямилась. Как могла она рассказать этой женщине, зачем Адам пришел сюда, когда его происхождение было семейной тайной? И как она могла втолковать ей, что мощное мужское обаяние, которым обладает этот дьявол, таково, что она, которая за эти годы не раз отваживала назойливых поклонников, потому что у нее не было времени серьезно заниматься любовью, и которая была весьма осторожна в отношении случайных связей, совершенно потеряла голову, стоило ему лишь коснуться ее своими губами?
– Все, я молчу, – отрезала Мэг. – Я приготовлю дубовую комнату, а затем исчезну. Я знаю свое место!
При других обстоятельствах эта явная ложь показалась бы смешной, подумала не без ехидства Селина, когда закрылась кухонная дверь и в коридоре послышались решительные шаги домоправительницы. И теперь ее раздражение перешло в дикую ярость против этого проклятого типа. Это все из-за него! Мэг, основной хранитель домашнего очага, которая всегда была ее другом, теперь считала ее лгуньей и обманщицей! И рано или поздно ей придется сообщить своей тетке, что ненавистный и опасный для них побочный сын ее мужа не только пользовался самым радушным гостеприимством, которое только мог предоставить этот дом, но и провел ночь в самой лучшей комнате для гостей!
Она задернула шторы, оставила кофе стоять на столике и, сжав кулаки, направилась в столовую, решительно постукивая каблуками-шпильками.
Селина, конечно, понимала, что это может произойти. Она вспомнила хлопья снега на дубленке Адама и слова Мэг о том, что погода испортилась. Адам же, в отличие от нее, не пропустил мимо ушей слова Мэг о том, что снегопад усилился.
Значит, этот гнусный вымогатель просто спокойно сидел и ждал, пока их здесь занесет снегом! Но зачем? Какие дьявольские планы вынашивает он в своей идеально вылепленной голове?
Селина, решительно сжав рот, медлила у дверей столовой. Адам Тюдор был крепким орешком. Вряд ли его единственной целью было провести ночь в доме отца, куда его при других обстоятельствах и на порог бы не пустили. И причина, которой он объяснил свое появление здесь – познакомиться с ней поближе, – тоже звучала не очень-то правдоподобно. Даже то, как он целовал ее, ни о чем не говорило. Он притворялся, чтобы скрыть свои цели. В этом она не сомневалась.
Но каковы его истинные намерения, она не знала и не собиралась выяснять это. Заносы или не заносы, но он должен отсюда убраться!
С горящими глазами она толкнула дверь и была обескуражена, увидев его удобно расположившимся в кресле у камина с бокалом вина в руке. Когда он, бросив на нее беглый взгляд, лениво произнес:
– Прекрасно. Иди сюда, присаживайся рядом, – она собралась с духом и ледяным голосом сообщила ему:
– Мне очень жаль портить вам удовольствие, но вам придется выматываться отсюда, – и затем продолжила с торжествующим видом: – Я провожу вас и прошу собираться.
Он с вызывающей дерзостью смерил ее своим уверенным, чуть насмешливым взглядом сощуренных изумрудных глаз, сопровождая его лениво-кошачьей улыбкой, и протянул:
– Не надо нервничать, крошка. Хотя твое понятие о гостеприимстве – я уж не говорю о манерах – оставляют желать лучшего, твоя чудесная домоправительница выполнила свой долг.
Он с удовольствием отпил из бокала и добавил, абсолютно не обращая внимания на ее сведенные в гневе брови:
– Мэг зашла сообщить мне о какой-то дубовой комнате. Так что почему бы тебе не признать свое поражение и не присоединиться ко мне?
Она скорее присоединилась бы к голодной акуле в ванне, а ее «поражение» означало, что он снова выпускает когти. Поражение подразумевает проигравших и выигравших, ну что ж, возможно, он и выиграл сражение, но войну он проиграет наверняка!
В своей жизни ей не раз приходилось сражаться – по крайней мере, с того времени, как она осиротела. Еще ребенком ей с трудом пришлось примириться с мыслью, что она уже не является для кого-то центром вселенной, потому что два человека, которые любили ее больше всего на свете, навсегда ушли из ее жизни. И позже ей также понадобилось мужество, чтобы в одиночку строить свою жизнь, добиваться успеха, вместо того чтобы вступить в союз с одним из проявляющих к ней интерес мужчин и чувствовать себя более защищенной в жизни, став просто одной половиной супружеской пары.
Так что она привыкла выигрывать сражения. Только сейчас ей приходилось иметь дело с ним. Аура его необыкновенного обаяния не лишит ее решительности и железной воли. Но хватит размышлять об этом!
Когда он допил вино, Селина холодно взглянула на него, взяла из его рук бокал и решительно поставила его на стол со словами:
– Не могу сказать, что я в восторге, но я покажу вам вашу комнату.
Она ожидала, что он начнет спорить, используя все свое обаяние, станет уверять, что еще рано, что огонь в камине горит так уютно, а свечи дают такой интимный свет, к тому же в бутылке осталось еще много великолепного вина. Но он поднялся с грацией пантеры, заставив ее поспешно отступить; и, чтобы скрыть свой неловкий испуг, она быстро произнесла:
– Может быть, вам надо позвонить и предупредить кого-нибудь. Жену, например?
– Я не женат, если это то, что тебя интересует. – Зеленые глаза насмешливо смотрели на нее, а губы изобразили издевательскую усмешку. Она резко повернулась и направилась к двери со словами:
– Меня это абсолютно не интересует. Просто проявляю обычную вежливость, в отсутствии которой вы меня упрекаете.
Она быстрым шагом пересекла холл, зная, что в любую минуту может потерять самообладание. Он спокойно шел за ней, и она затылком чувствовала на себе его дьявольскую издевательскую усмешку. Она не любила, когда над ней смеялись и терпеть не могла ощущения, что ситуация выходит из-под ее контроля. Но, уверяла она себя, в данном случае она является хозяйкой положения. Единственное, что ей нужно сделать, – это проводить его в отведенную ему комнату, предпринять кое-какие меры предосторожности и дождаться утра – муниципальные службы к этому времени расчистят дороги, а соседний фермер, проживающий в нескольких километрах от них, расчистит подъезд к дому, как он всегда делал это в снежные зимы.
Дубовая комната, расположенная на площадке основной лестницы, могла, как выразилась Мэг, охладить любой пыл. Когда Селине было десять и она приехала сюда жить, единственными словами, которые она слышала от своего двоюродного брата, были: «Катись отсюда!» Он буквально изводил ее рассказами о привидениях, посещающих дубовую комнату, о всяких вампирах и прочих ужасах, и от этих рассказов волосы у нее на голове вставали дыбом, а по ночам снились кошмары. Он подбивал ее на то, чтобы она одна провела там целую ночь, и Селина как-то приняла вызов, пробравшись туда в темноте, когда его родители уже спали. С проницательностью, не свойственной ее возрасту, она поняла, что это единственный способ отвязаться от него и положить конец его мерзким страшилкам. Даже сейчас она испытывала гордость за свое детское самолюбие, за то, как она, задернув тяжелый полог огромной резной кровати, при свете фонарика всю ночь напролет читала «Ветер в ивах». С тех пор Доминик признал ее и больше никогда не смел ее запугивать или издеваться над ней.
Теперь ей было двадцать шесть, она была самостоятельным человеком, добившимся определенного положения, и знала, чего она хочет в этой жизни. Уж если она смогла справиться с Домиником, будучи ребенком, то уж и подавно справится с Адамом Тюдором. И пусть только кто-нибудь усомнится в этом! Она даже улыбалась, открывая дверь в эту мрачную, отделанную дубовыми панелями комнату с огромной резной кроватью под тяжелым пологом.
– Надеюсь, вам будет удобно, – произнесла она с легкой издевкой, намереваясь скрыться, прежде чем он успеет сказать хоть слово. Она с удовольствием заперла бы его на ночь, а он, должно быть, прочитал ее мысли, потому что ей вслед раздался его насмешливый волнующий голос:
– Не сломай шейку, когда помчишься запирать фамильное серебро – оно слишком дорого стоит.
Негодяй! Она не могла успокоиться, возмущенная его наглостью, и решила немного передохнуть, пройдя в кабинет, где Доминик, а иногда и Мартин работали над бумагами, принесенными с работы. С твердо сжатыми губами она включила систему охраны дома, убрала папки, оставленные Домиником на столе, в сейф, села за стол и, пододвинув к себе телефон, набрала номер квартиры Доминика в городе.
Но Доминик не отвечал. Пошел в какое-нибудь злачное место с очередной дорогостоящей подружкой? Его всегда тянуло и к количеству, и качеству. Поэтому среди его подружек в основном преобладали шикарные модели с неуемными потребностями. Увлечения, правда, несерьезные. Ванесса следила за этим, но Селину его похождения приводили просто в отчаяние. Неужели он не видит, что этой веренице красоток, толпящейся вокруг него, нужен не он, а то, что они могут из него вытянуть?
Разрешив свои сомнения все же в его пользу, она позвонила в офис – сработал автоответчик. Она не стала ничего передавать, вышла из комнаты, заперев за собой дверь, и прошла в столовую. Она позвонит ему еще раз чуть позже. Ему надо будет сказать, что Тюдор находится здесь, можно сказать, ворвался без спроса. Даже если он и не готов встретиться с ним и вышвырнуть своего сводного брата из дома, то сможет хотя бы посоветовать ей, каким образом действовать в такой ситуации: все же две головы лучше, чем одна.
Огонь в камине угасал. Она поставила перед камином экран, сложила посуду на сервировочный столик и покатила его на пустынную кухню. Мэг, по всей вероятности, удалилась вместе со своим ворчливым настроением к себе, и Селина вспомнила, что завтра ей нужно будет пораньше встать, чтобы предупредить ее не говорить при Адаме о сердечном приступе Мартина. Вряд ли она, конечно, сделает это, думала Селина, загружая моечную машину, прибирая кухню и потягивая одновременно из рюмки остатки вина, но лучше предупредить, чтобы избежать неожиданностей.
Однако в бутылке оказалось больше вина, чем нужно, подумала она, слегка захмелев, затем погасила свет и поднялась по лестнице в свою комнату. Но, может быть, вино, выпитое на практически пустой желудок, поможет ей скорее заснуть. Вряд ли: сомнения и тревога относительно того, что задумал Адам, не покидали ее и крутились в голове, как сумасшедшие зайцы. Может быть, теплая и продолжительная ванна поможет ей немного расслабиться и скоротать время до того, как попробовать еще раз позвонить Доминику.
Лестница вела прямо к коридору в ту часть дома, где располагалась ее комната. Даже сейчас она не могла понять, почему, будучи одиноким и несчастным десятилетним ребенком, она выбрала самую отдаленную комнату в доме. Но и Ванесса, и Мартин проявили понимание и чуткость, за которую она всегда будет им благодарна, и не только не стали с ней тогда спорить, но и пошли дальше, отдав в ее распоряжение все крыло, где она создала свой собственный мирок – там были ванная, спальня и игровая комната, которую заполняли старые и знакомые вещи из родительского дома.
Теперь комната для игр была переделана в прекрасный и по-современному оборудованный кабинет, где она в основном работала, предпочитая его своему офису и лондонской квартире, а веселенькие оборочки и рюшечки ее детской спальни уступили место более изысканным вещам.
Однако это крыло дома все равно оставалось только ее миром, куда не было доступа посторонним. Здесь она чувствовала себя спокойно, как нигде в мире. Она погрузилась в теплую, ароматизированную воду и почувствовала, как покой проникает в ее душу. Она не хотела думать об Адаме Тюдоре. Она не могла прочитать, что было в его коварной голове, поэтому решила не гадать, чего он добивается от Мартина; она просто сделает все, чтобы он не узнал, где находится ее дядя, и все будет в порядке.
Примерно через час она вылезла из остывшей воды и, не спеша, вытерлась насухо полотенцем. Набросив на себя короткий ярко-желтый шелковый халатик, она завязала поясок и высвободила свою золотисто-каштановую гриву. Надо будет еще раз попытаться связаться с Домиником, а потом – в постель и забыть про всю эту кутерьму. Завтра, свежая и выспавшаяся, она решит, что ей делать с этим назойливым типом.
Но Адам Тюдор, очевидно, думал иначе, поскольку, открыв дверь в спальню, она обнаружила, что он разлегся на ее кровати – и все ее мысли о спокойном сне улетучились, и она вся напряглась от охватившего ее бешенства.
– Что-то ты долго! – Темно-зеленые глаза Адама медленным оценивающим взглядом прошлись по ее фигуре, и она почувствовала себя беззащитной в этом тонком шелковом халатике, прилипающем к телу и слишком откровенно облегающем все ее округлости и выпуклости; к тому же он почти не закрывал ее длинные обнаженные ноги; видно было, что этот чересчур пристальный осмотр доставляет ему истинное наслаждение.
Пальцы ее босых ног в ярости вцепились в мягкий ворс ковра, красивый рот исказила гримаса, она гневно рявкнула:
– Какого черта! Что вы здесь делаете?
– Жду тебя. Я уже сказал, что ты слишком задержалась. – От его губ, чуть прикрытых глаз, откровенно ласкающих взглядом ее бедра, исходила неприкрытая чувственность. – Понятно почему.
Несмотря на все – на то, что она знала о себе и о нем, – она почувствовала, как во рту у нее пересохло, а сердце бешено забилось в груди. Усилием воли ей удалось преодолеть желание подойти к нему. Она еще не совсем потеряла голову, однако желание быть рядом с ним, так, чтобы можно было дотронуться до него, казалось, было непреодолимым.
Большой и сильный, Адам Тюдор лежал на ее кровати, всем своим видом как бы насмехаясь над ее девичьей хрупкостью. Он лежал без галстука и пиджака, верхняя пуговица рубашки была расстегнута, и белизна хрустящей ткани оттеняла оливковосмуглую кожу, отчего она казалась еще более притягательной… Желание дотронуться, убедиться, что кожа его была действительно такой гладкой и теплой, как казалось, было мучительным и неотвязным…
– Убирайтесь! – отвращение в ее голосе относилось скорее к ней самой, к своей неожиданной чувственности; очевидно, он это почувствовал, подумала она, потому что его глаза загорелись насмешливыми искорками, он сбросил с кровати свои сильные длинные ноги, обутые в черные туфли, освобождая ей место.
– Не-а. Иди ко мне, лапочка. Та гробница, в которую ты меня поместила, слишком мрачна для того, что у меня на уме.
