Текст книги "Баба-Мора и Капитан Трумм"

Автор книги: Айно Первик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Айно Первик
Баба-Мора и Капитан Трумм

Среди бурного моря возвышался небольшой островок. Со всех сторон его окружали скалы и подводные рифы. Вокруг пенились и бурлили волны. На острове росли кривые разлапистые сосны, под ними стлалась черника, на открытых местах цвел колючий шиповник.

В прибрежных камнях гнездились морские птицы. А еще на острове жили Баба-Мора и капитан Трумм.

Темными вьюжными вечерами Баба-Мора и капитан Трумм сидели у пылающего очага, попивали отвар шиповника и играли в путешествие вокруг света. Трумм то и дело напоминал Бабе-Море, что пора бы приняться за научную книгу.

– Совершенно верно, – каждый раз соглашалась Баба-Мора. – Завтра с утра и начну. Это будет замечательная книга.

Однако на следующее утро выяснялось, что прежде чем засесть за работу, надо переделать еще уйму дел. А за делами и не заметишь, как подкрадется вечер. Ведь зимний день недолог.

Когда вечером Трумм снова напоминал о книге, Баба-Мора по привычке отвечала: «Совершенно верно!» – и приносила на стол кружки и коробку с игрой в путешествие вокруг света. Во время игры Баба-Мора входила в жуткий азарт. Ей страшно хотелось выиграть. И потому нередко случалось так, что у Трумма на игральном кубике выпадали одна двойка за другой, а у Бабы-Моры – сплошные шестерки.

Однажды они как обычно уселись поиграть в путешествие вокруг света. На дворе трещал мороз. Была ясная лунная ночь.

С самого начала игры капитану еще ни разу не удалось заполучить игральный кубик, даже фишки у него не были расставлены на доске. А Бабы-Морины фишки почти все уже совершили путешествие вокруг света. И вот когда Баба-Мора в последний раз собралась выбросить шесть очков, за окном вдруг кто-то заскребся. Баба-Мора подняла глаза к окну и отвлеклась от игры. Таким образом на сей раз у нее выпало только три очка. Она огорчилась, но делать было нечего. Баба-Мора смогла продвинуться вперед лишь на три кружочка. Она сердито выскочила из-за стола, подошла к окну и выглянула на улицу. Там сидела нахохлившаяся от холода чайка.

– Иди в тепло, моя милая! – сказала Баба-Мора и внесла птицу в дом. – Ты спутала мне игру.

Наконец-то игральный кубик оказался у Трумма. Он несколько раз встряхнул его в ладонях, а затем кинул на стол. Кубик все катился и катился. Трумм с волнением следил за ним. Наконец кубик замер.

– Шесть! – радостно воскликнул Трумм.

Баба-Мора тут же забыла о чайке и, расстроенная, подошла к столу. Она посмотрела на Трумма, посмотрела на игральный кубик и нахмурилась. И кубик вдруг снова шевельнулся. Перевернулся на другой бок, немного прокатился и остановился на двух очках.

– Ну, кажется, удача совсем тебя покинула, – сказала Баба-Мора. – Зато кому не везет в игре, тому везет в любви.

Она схватила игральный кубик, выбросила столько очков, сколько ей было надо, и выиграла путешествие вокруг света.

– Я победила, – сказала она и, довольная, засмеялась.

Трумм обиделся.

– Дорогая моя Эмелина, – сказал он. – Ты мошенничаешь.

Он встал, сорвал с вешалки шапку и куртку, оделся и открыл дверь.

– Я пошел, – заявил он возмущенно. – Ни минуты не хочу оставаться под одной крышей с такой обманщицей.

Капитан решительно зашагал к берегу. Он задумал вернуться в город. В конце концов у него там свой большой и уютный дом. Но уйти он успел не слишком далеко, на душе у него заскребли кошки. Трумму расхотелось покидать свою любимую Бабу-Мору.

«Не к лицу старому человеку такая обидчивость, – подумал он. – Неужели мне трудно уступить Эмелине, если ее так радует победа в игре?»

Трумм повернул обратно. Лунный свет пробивался сквозь сосновые ветви, внизу лежали темные тени и светлые пятна. Капитан все шел и шел, пока не заметил, что идет очень уж долго. Давно бы пора оказаться на месте. Но домик Бабы-Моры все не появлялся, не видно было ни единого луча света, кроме холодного сияния луны.

Трумм прибавил шагу, чтобы поспеть домой до того, как Баба-Мора ляжет спать. Он почувствовал, что замерзает, да и ноги уже гудели от усталости.

А дома все не было.

Тут капитан понял, что он заблудился в лесу. Но так как в прошлом он был моряком, это его не слишком встревожило. Тот, кто когда-то мог определить курс корабля по звездам, сумеет и на земле при ясном небе найти путь к дому. Трумм отыскал сосну, ветви которой росли низко над землей, вскарабкался на нее, быстро нашел Полярную звезду и поспешно спустился вниз. Он не мог стоять на одном месте, что-то как будто толкало его вперед. На ходу он определил свое местоположение и вычислил в уме курс к дому Бабы-Моры. В ту сторону он и направился.

Утопая в сугробах, Трумм быстро миновал лес, затем занесенные снегом вырубки, снова лес и наконец заросли кустарника. Он очень торопился, словно кто-то гнался за ним. А дом все не показывался. В сердце Трумма стал заползать леденящий страх.

«Когда заблудишься, самое главное – не терять спокойствия, – сказал он сам себе и в тревоге поспешил вперед. – Надо идти прямо, нельзя отклоняться в сторону. Ведь скоро должно быть море. А от берега я уж найду дорогу домой».

Внимательно следя за мерцающими сквозь деревья звездами, Трумм мчался так, будто волки за ним гнались. Ему хотелось поскорее очутиться рядом с Бабой-Морой, у теплого домашнего очага. Однако он никак не мог добраться до берега. Лес становился все глуше, а сугробы все выше.

Трумм догадался, что дело неладно. Островок Бабы-Моры невелик, от берега до берега можно камнем докинуть. А он все идет и идет, час бежит за часом, но лес не кончается, берег не показывается, дома не видно.

Вконец отчаявшись, капитан уселся на пень, чтобы дать отдых уставшим ногам. И тут же вскочил. На сердце было тревожно, неведомая сила подталкивала его в спину, так что он не смог передохнуть и минуты.

Трумм снова тронулся в путь. Он больше не соображал, куда идет, только чувствовал, что не идти не может. Шатаясь от усталости, он спешил все дальше. Мороз пробирал его до костей, руки и ноги совсем закоченели. Глаза ничего не различали, уши заложило, холод сковал все внутри.

Баба-Мора сидела в это время дома и плакала.

– Вот так, бедная Морушка, обманули тебя и бросили, – всхлипывала она. – Ну и ладно! Не нужен тебе этот грубый и черствый Трумм! Пусть идет, коли хочет! Пусть идет, и поделом ему! Пусть идет, пусть уходит совсем!

Заголосив от обиды, Баба-Мора принялась колотить кулаками по доске от путешествия вокруг света, пока все фишки не скатились на пол. Затем ее сердце опять смягчилось, из глаз снова закапали слезы. Она полезла под стол собирать фишку.

– Несчастная, покинутая Морушка, – плакала она, ползая на четвереньках по полу. – Неужто кончилось твое недолгое счастье? Страсть к игре погубила тебя!

От слез в глазах у нее затуманилось, она не смогла найти ни одной фишки. Волосы у нее растрепались, глаза покраснели, нос распух от плача. Она все плакала и плакала, пока, сжавшись в комочек, не заснула тут же, на полу.

С первыми лучами рассвета Баба-Мора очнулась от своего беспокойного сна. Комната выстыла, Баба-Мора дрожала на полу от холода. Хотела развести огонь в очаге, но обнаружила, что кончились дрова. И пошла во двор за топливом.

Когда Баба-Мора брала из поленницы дрова, она вдруг почувствовала, что приближается Трумм. Баба-Мора выронила поленья и обернулась.

Издали и вправду приближался капитан Трумм. Он шел прямиком к Бабе-Море, лицо у него было иссиня-бледное, в глазах застыл страх, взгляд остекленел. Он все шел и шел, и ноги у него были как деревяшки, он ступал маленькими шажками и спотыкался. Не дойдя немного до Бабы-Моры, он неожиданно развернулся на сто восемьдесят градусов и, ничего, не видя перед собой, стал снова удаляться от дома.

– Трумм! Куда ты, мой родненький! – закричала Баба-Мора.

Но капитан не слышал ее. Как заведенный, он топал все дальше. Баба-Мора с ужасом смотрела на него. Растерявшись, она даже не сообразила броситься следом. И капитан исчез в лесу. Прошло немало времени, прежде чем Баба-Мора сумела взять себя в руки. Она стала подбирать рассыпавшиеся дрова. И тут опять услыхала шаги. Это снова появился капитан Трумм. Теперь чуть подальше от того места, где он недавно скрылся в лесу. Баба-Мора обрадовалась, швырнула дрова на землю и помчалась ему навстречу. И опять все повторилось.

Совсем немного не дойдя до дома, капитан тем же манером развернулся на сто восемьдесят градусов и стал удаляться.

Теперь только до Бабы-Моры дошло, что случилось.

– Ох я несчастная! – завопила она. – Это я тебя запутала! Ты попал в заколдованный круг, мой бедненький Трумм!

Она принялась шептать заговоры, чтобы вызволить Трумма из злосчастного круга. Но капитан, видно, так разогнался, что никак уже не мог остановиться. Только тупо шагал вперед. Лишь после того, как он в очередной раз приблизился по им же протоптанной тропе к дому Бабы-Моры, глаза его прояснились настолько, что он узнал это место и заметил перепуганную Мору.

– Эмелина, – выдохнул он. – Я всю ночь стремился домой, но мне пришлось совершить целое кругосветное путешествие, прежде чем я добрался до родного порога.

Пошатываясь, капитан подошел к Бабе-Море, чтобы помочь ей подобрать с земли дрова и отнести их в дом. Когда он ухватился за большое полено, послышался громкий хруст. Все десять пальцев капитана обломились и попадали в снег.

– Это еще что такое? – удивилась Баба-Мора.

– Ты ведь не сердишься, дорогая Эмелина? – с тревогой спросил Трумм. – Я насквозь промерз и легко ломаюсь.

– Да ну их, эти пальцы, – счастливым голосом произнесла Баба-Мора, – давай лучше порадуемся, что ты не потерял в лесу ноги. Что бы тогда с тобой было, бедняжка!

Она наклонилась, старательно выбрала из снега все пальцы и сунула их в карман передника. Затем осторожно повела Трумма в дом. Там она усадила капитана у холодного очага, принесла витую свечу, зажгла ее и, капая воском, стала приклеивать пальцы Трумма к рукам. Эта работа требовала большого внимания, потому что пальцы надо было приставлять в правильном порядке и к нужной руке.

Потом она принесла дров и развела в очаге огонь.

– А теперь внимательно слушай, что я тебе спою, – сказала она. – Только смотри не засни. Если задремлешь и перестанешь следить за моим пением, может случиться беда.

Баба-Мора запела.

Обычно она любила петь смешные и глупые песни. Сейчас она пела совсем иначе. Это была старая-престарая песня, и, к сожалению, без слов. Вместо слов в ней были какие-то странные звуки. Капитан почувствовал, что песня покалывает его, как иголками, проникает в голову и в тело и словно бы отдаляет его от всего света. Страхи и ужасы, мучившие его ночью, когда он плутал в заколдованном круге, куда-то пропали. Необычная, приятная истома охватила Трумма. Но вместе с тем его непреодолимо потянуло в сон. С огромным трудом он удерживал глаза открытыми. Все вокруг поплыло перед ним, вещи то раздваивались, то снова становились на места. Леденящая скованность исчезла, пальцы приросли к рукам, тело стало мягким и вялым. Капитан блаженно закрыл глаза.

И тут раздался жуткий грохот. Капитан Трумм плашмя свалился на пол.

– Вот недотепа! – сердито закричала Баба-Мора. – Я же говорила, не смей засыпать! Теперь тебе придется лежать в постели и принимать капли. Не у каждого настолько твердый характер, чтобы из него можно было изгнать хворобу одной только песней.

Баба-Мора уложила Трумма в постель и дала ему капли.

На улице завывал ветер и плясала метель. Постепенно замело и тропу, которую проложил капитан, путешествуя вокруг света. Лишь кое-где в лесу еще была заметна белеющая полоса.

Капитану Трумму пришлось довольно долго пролежать в постели.

В путешествие вокруг света они больше не играли. И когда капитан оправился настолько, что смог, опираясь на подушки, сказать Бабе-Море, что, дескать, пора приниматься за книгу, та не стала спорить. Она приготовила чернила, отливающие золотом и зеленью, нашла на полке среди иголок и ниток ручку и принесла на стол стопку бумаги. На столе тут же возник ералаш.

– Ну, – сказала Баба-Мора и положила перед собой чистый лист, – начинаю писать книгу. Но предупреждаю, что от нее может быть больше худа, чем добра.

– Как ты можешь говорить такое, – возмутился задетый ее словами Трумм. – Это никуда не годится. Разве умная книга может принести вред? Тот, кто читает умную книгу, и сам становится умнее. От хорошей книги бывает только добро.

Он долго рассуждал о том, какая прекрасная и безоблачная жизнь будет у людей, когда Баба-Мора закончит свою мудрую книгу. Он говорил так долго, что щеки его разрумянились и глаза счастливо заблестели. Баба-Мора с нежностью смотрела на Трумма, который полеживал под мягким одеялом, в чистой рубашке, и говорил так красиво.

– Ты отдыхай, – ласково сказала она, – и ни о чем не тревожься. Я сделаю все как надо. А ты набирайся сил, чтобы в тебе не осталось и следов того страха, что ты натерпелся тогда в лесу.

Баба-Мора обмакнула перо в чернильницу и написала:

ТРАВНИК

Книга о травах

и зельях лечебных.

Начала Баба-Мора с описания действия пара.

Пары, которые помогают от разных болезней головы. От болей во лбу и в затылке, от болезней волос, бровей и ресниц, от глазных болезней и болезней уха, горла и носа, от зубной боли и воспаления мозга и многого другого. Как готовить пары, как смешивать их и как использовать по отдельности. Правильно выбранный пар облегчит любой недуг. Одни пары надо вдыхать, на других сидеть, третьими окутывать больное место, одни пары следует использовать только для одежды, другие для постельного белья, третьи для всего помещения. С некоторыми парами растений надо обращаться очень осторожно, чтобы они не проникли куда не надо, не одурманили.

Время от времени Баба-Мора кидала в котелок, стоящий на раскаленных углях на столе рядом с Труммом, горстку каких-то семян и соцветий. Из котелка поднимался пахучий пар, исцеляюще действовавший на тело и душу капитана. Трумм, откинувшись на подушки, смотрел на пляшущие тени и прислушивался к негромкому бормотанию занятой работой Бабы-Моры. Радость и покой овладели им. Он с наслаждением чувствовал, как к нему возвращаются силы.

Как-то вечером, когда Баба-Мора писала свою книгу, Трумм, вдруг выскочил из постели. Он был страшно испуган.

– Эмелина! – закричал капитан. – Я забыл выключить утюг!

– Ну и что, – не отрываясь от пера, спокойно произнесла Баба-Мора. – Какой толк теперь-то волноваться? За это время твой дом давно уж сгорел.

И тем не менее Трумм не мог успокоиться.

– Я должен съездить в город, – сказал он. – Мои соседи не простят мне, если я не постою на родном пепелище. Меня и так считают человеком, который совершенно не заботится о том, что имеет.

Баба-Мора посовещалась сама с собой и пришла к выводу, что капитан уже достаточно оправился и они могут ненадолго покинуть остров.

Утром они надели коньки и покатили по замерзшему морю. Светило солнце, лед был гладкий и чистый. Пробежка разогрела кровь Бабы-Моры и капитана, и они неслись во весь дух. Расстояние сокращалось на глазах.

В городе выяснилось, что дом цел и невредим. А почтовый ящик битком набит письмами. Часть писем не поместилась в нем и лежала горкой на крыльце. Капитан открыл ключом дверь, и они внесли письма в дом.

– До чего же приятно после гонки на ветру оказаться в тепле! – довольно сказала Баба-Мора.

Трумм побледнел.

– Откуда тут тепло? – воскликнул он.

Зима-то была в самом разгаре, а печи не топились с осени.

Трумм побежал на кухню. Все было именно так, как он думал и опасался. Утюг оказался невыключенным. К счастью, в гладильной доске прогорела дыра, утюг провалился в нее и повис на шнуре, не доставая до пола и не касаясь доски. И вовсю пылал жаром, распространяя по дому приятное тепло.

Капитан подцепил раскаленный утюг сковородкой и поставил его на плиту остывать.

А Баба-Мора тем временем разбирала письма. Кроме нескольких новогодних открыток Трумму от его друзей, все остальные письма были адресованы Бабе-Море.

Уважаемая Баба-Мора!

Набравшись смелости, решился побеспокоить вас, потому что мой брат вот уже несколько лет как болен, но о врачах и слышать не желает, ведь врачи не понимают, что творится у него в душе, только и знают, что лечат. Я вам расскажу, что у него за болезнь. Днем мой брат стоит посреди комнаты, задрав вверх руки, и шумит. Ночью он лежит в ванне с водой и говорит, что он – бревно, которое надо сплавлять. Но в последнее время у него начинает лопаться терпение, он хочет поскорее оказаться на лесопилке. И мы теперь не знаем, что с ним делать. Не могли бы вы нам как-нибудь помочь, чтобы мой брат мог и впредь зеленеть и весело шуметь на ветру?

Глубокочтимая Баба-Мора!

Обращаюсь к вам в большой тревоге. Мой сосед мечтает съесть меня, и я больше не в силах его выносить. Я везде искал помощи, но напрасно. Моя единственная надежда – это вы. Не могли бы вы поворожить, чтобы мой сад разросся и стал давать много плодов, а его сад зачах и вымер? Деньги у меня имеются, это не проблема.

Дорогая Баба-Мора!

Я самый несчастный на свете человек, я никому не нравлюсь и никто никогда меня не полюбит, потому что лицо у меня широкое, как луна, и огромный безобразный рот. Только вы можете мне помочь и сделать счастливой. Иначе мне одна дорога – в море.

Уважаимая Бабамора!

Мы есть три виликих ученых интирисующиися травой шарилом. Это правда что трава шарило или ижовая трава могит открывать все замки. Где дабыть ету ижовую траву.

Дорогая Баба-Мора!

У моей бабушки паралич, и она совсем слепая. Папа говорит, что тут уж ничем не поможешь. А я думаю, что ты все-таки поможешь. Дорогая Баба-Мора. Мне очень грустно.

И так далее. У всех писем обратный адрес. Баба-Мора все читала и читала и раскладывала письма на две кучки. Одна получилась большая и высокая, вторая маленькая и низкая. Прочитав все письма, Баба-Мора сгребла в охапку кучку побольше, отнесла на кухню, запихала в плиту, разожгла огонь и поставила вариться гороховый суп.

Затем она сказала Трумму:

– Похоже, нам придется на денек-другой задержаться в городе, мне надо осмотреть некоторых больных.

Баба-Мора велела капитану приглядывать за гороховым супом, взяла свою бездонную сумку и отправилась на визиты.

Сперва она решила навестить девушку, которая писала, что из-за некрасивого лица у нее одна дорога – в море. Бабе-Море такое ее намерение не понравилось.

Подходя к дому, где жила девушка, Баба-Мора еще издали услышала шум и веселые возгласы. Несмотря на мороз, все окна были распахнуты. Раздавались крики: «Горько! Горько!»

Баба-Мора вошла в дом и тотчас оказалась среди бурного свадебного застолья. Во главе стола сидели невеста с женихом. Разрумянившееся лицо невесты было широким, как полная луна, а рот от счастья – до самых ушей. Сидевший рядом жених не сводил глаз со своей красавицы-невесты.

«Уж ты-то в море не кинешься», – усмехнулась Баба-Мора, глядя на невесту, и собралась отправиться дальше по своим делам. Однако ее уже заметили. К ней приблизился солидный пожилой мужчина и пригласил к столу. Баба-Мора, правда, сказала, что она заскочила на минутку и вовсе не собирается садиться за стол, но ее уговаривали и приглашали с таким гостеприимством, а еда пахла так аппетитно и Баба-Мора так проголодалась, что она поддалась на уговоры.

– Только ненадолго, – предупредила она.

– Я дядюшка невесты, – представился ей мужчина, предлагая маринованную рыбу. – Вы, наверно, родственница жениха?

Баба-Мора отведала рыбы и сказала, что такого замечательного угря она в жизни не ела.

– Неужели? – обрадовался дядюшка. – Между прочим, это я сам поймал и замариновал. Вы должны попробовать еще и лосося моего копчения! И форель. И миног. И эту фаршированную щуку. И заливного судака.

Дядюшка подкладывал Море на тарелку рыбу всех видов, приготовленную самыми разными способами, и без конца рассказывал, как он поймал ту или иную рыбу и под каким соусом ее следует подавать. Баба-Мора не заставляла упрашивать себя дважды. Она отведала всего, что ей так любезно предлагали.

– Я вижу, вы первоклассный рыбак и великолепный кулинар, – сказала она, признательно улыбаясь.

– Неужели это заметно? – спросил польщенный дядюшка. – Но я еще и охотник! Попробуйте же мой рулет из зайчатины, копченый лосиный язык и жаркое из медвежатины.

Хотя Баба-Мора и собиралась уже уходить, но не смогла отказаться и от этих аппетитных кушаний. Дядюшка потчевал ее самыми разными праздничными блюдами, а когда Баба-Мора отведала еще и сладкого, дядюшка пригласил ее на танго. Она, правда, помнила о тех, кто нуждается в ее помощи, и о Трумме тоже, и о гороховом супе, который, наверно, давно уже сварился. Однако у нее было такое славное праздничное настроение, а танго так неодолимо влекло, что она не смогла устоять.

«Только один танец, – подумала она. – Негоже отказывать такому кавалеру».

Дядюшка оказался прекрасным танцором. Он крутил и вертел Бабу-Мору так, что у нее замирало сердце и все на свете вылетело из головы. Танцующая Баба-Мора была гибка, как тростинка, и легка, как мотылек, ритм танго отдавался у нее в висках и в ногах. Сейчас для нее не существовало ничего, кроме танго. Одна мелодия сменяла другую, и Мора с дядюшкой знай себе скользили по паркету.

Во время танца дядюшка склонился над Бабой-Морой, внимательно посмотрел на нее и сказал:

– Ваше лицо мне очень знакомо и напоминает о чем-то необыкновенном. Где мы встречались?

Неизвестно, как долго они бы еще танцевали, если б дядюшка не задал этого вопроса. Баба-Мора вдруг опять все вспомнила. И еще она заметила, что никто больше не танцует, все стоят вокруг и смотрят на них.

«М-да, – подумала Баба-Мора, – ежели я еще скажу им, кто я такая, то мне с этой свадьбы и вовсе не вырваться!»

– Мир тесен, – любезно ответила она дядюшке. – Не мудрено знакомое лицо встретить. Честно говоря, я и не родственница жениху.

Когда очередное танго кончилось и все восторженно зааплодировали, Баба-Мора попросила, чтобы дядюшка проводил ее на свежий воздух, потому что она умирает от жары. А на улице она сказала, что теперь ей надо непременно идти, потому как ее ждут неотложные дела. Дядюшка как только мог уговаривал ее остаться и даже пригласил поехать на следующий день поохотится на волков, но Баба-Мора сказала, что она не может смотреть, как убивают животных, а сейчас ей пора.

Прощаясь, Баба-Мора вынула из своей огромной сумки небольшой ларец и протянула его дядюшке.

– Пожалуйста, передайте это невесте, – попросила она.

Когда невеста открыла ларец, она увидела зеркало в старинной оправе и записочку. Невеста глянула в зеркало и рассмеялась. Затем она развернула записочку. «От Бабы-Моры» – значилось там. Невеста покраснела, спрятала записочку под скатерть и смущенно посмотрела на жениха.

– Мне бы так хотелось, чтобы у меня было узкое лицо, – сказала она и велела жениху поглядеть через ее плечо в зеркало. В нем отразилась вытянутая, как огурец, физиономия.

– Господи! – воскликнул жених. – Такую длиннолицую мымру в жизнь не пригласил бы на танец!

Долго они смотрели в зеркало, пока чуть со смеху не лопнули. И никто, глянув в зеркало, не мог оставаться серьезным. Все так развеселились, что невозможно и припомнить другую такую веселую свадьбу. И тем не менее невеста не посмела никому признаться, что зеркало подарила ей Баба-Мора. Ей было стыдно за свое глупое письмо.

На улице уже стемнело.

Баба-Мора, весело размахивая сумкой и пританцовывая на ходу, отправилась дальше. Несколько раз ей пришлось спросить у прохожих дорогу, и вот она наконец добралась до места.

– Я так ждала тебя, – сказала маленькая девочка. – Боялась, что не придешь. Бабушка спит, а папы и мамы нет дома.

Девочка провела Бабу-Мору в бабушкину комнату. Бабушка лежала в постели с закрытыми глазами и хрипло дышала.

– Она не может пошевелиться и ничего не видит, – грустно сказала девочка. – Ты вылечишь ее?

– Гм, – произнесла Баба-Мора, разглядывая бабушку. – Я не взяла с собой лекарства. Дай мне подумать.

Баба-Мора уселась в бабушкино кресло-качалку и, вовсю раскачиваясь, принялась думать. Девочка тихо сидела на скамеечке и большими тревожными глазами смотрела, как качается Баба-Мора.

Наконец Баба-Мора сказала:

– Давай-ка посмотрим на кухне, какие у твоей мамы есть пряности.

Они пошли на кухню, и девочка открыла шкафчик, где мама держала пряности. Там стояли баночки с перцем, солью, лимонной кислотой и ванильным сахаром. Баба-Мора, ворча, принялась переставлять их с места на место.

– Старый добрый чабрец в наши дни, кажется, в суп уже не добавляют. И майорана я не вижу. А где тмин? И ягоды можжевельника? И розмарин? И мяты нет. И семян настурции. И огуречной травы. Мама, похоже, кормит тебя одним перцем и содой. Бедное дитя.

Девочка покраснела и сказала, что тмин кончился у них совсем недавно и что у них есть еще лук.

– Хорошо хоть это, – ответила Баба-Мора. – Надеюсь, в таком случае у вас и чеснок найдется? О сушеных грибах и травяном чае, конечно, не стоит и спрашивать?

Чеснока не было, не было также ни сушеных грибов, ни травяного чая.

– Может, где-нибудь в шкафу завалялась заплесневелая корочка?

Однако в доме было чисто и сухо и плесени нигде не обнаружилось.

Баба-Мора совсем рассвирепела. Она вывалила на кухонный пол содержимое своей сумки. Чего там только не было! Недовольная, Баба-Мора принялась все запихивать обратно в сумку. Наконец на полу осталась лишь горстка сенной трухи и мусора. Баба-Мора рассортировала травяное крошево, положила несколько щепоток на стол. Остальное сунула себе в карман.

– Никогда не следует выходить из дому с пустыми руками, – сказала она. – Всегда надо что-то иметь при себе на всякий случай. Если б я еще догадалась захватить с собой мед, мы бы как-нибудь обошлись.

Маленькая девочка вся так и засветилась.

– Мед у нас есть! – воскликнула она и быстренько отыскала банку с медом.

Баба-Мора, бурча, понюхала мед. А затем велела дать ей две кастрюльки, разогрела на плите мед, добавила сенной трухи, помешала, процедила, остудила и получила золотисто-желтую мазь. В другой кастрюльке она сварила густую темно-фиолетовую жидкость.

– Может, сойдет, – сказала она.

Затем Баба-Мора отыскала в сумке птичье перо, обмакнула его в мазь и смазала бабушке глаза. И еще дала ей несколько капель жидкости.

Девочка, затаив дыхание, следила за действиями Бабы-Моры.

С бабушкой не произошло никаких перемен. Девочка так огорчилась, что заплакала.

– Терпение, детка, – сказала Баба-Мора. – Заболеть недолго, а вот чтобы вылечиться, надо время. Завтра я опять приду.

Баба-Мора изо дня в день навещала бабушку, чтобы дать ей капли и смазать глаза. И вот однажды бабушка вдруг четким голосом произнесла:

– Я вижу.

– Бабушка! – закричала девочка. – Ты правда видишь меня?

Бабушка села на краю постели, внимательно посмотрела на девочку и сказала:

– Как ты выросла за это время!

Потом она встала, достала из шкафа одежду, оделась и стала убирать постель.

– Давай, деточка, накрывай на стол, – велела она. – Гостью надо угостить хлебом с медом и молоком.

Баба-Мора с удовольствием раскачивалась в кресле-качалке и ждала, когда на стол подадут угощение.

Баба-Мора без конца бегала по больным, лечила, исцеляла и врачевала. И вот работа пошла на убыль.

Баба-Мора вылечила девять человек от падучей, десять от простуды и даже одного от проказы. Шестеро бывших глухих слышали теперь малейший шорох, а восемь бывших немых болтали дни и ночи напролет. Из слепых прозрело человек двадцать. Сорок бабушек и тридцать шесть дедушек стали опять здоровыми и бодрыми, как когда-то.

За это время Баба-Мора семь раз побывала на острове, чтобы привезти лекарств.

На улице ей нельзя было и показываться. Стоило ей где-нибудь появиться, как ее тут же окружала восторженная толпа, которая требовала, чтобы она предсказала им будущее и продемонстрировала свои колдовские штучки и фокусы. В конце концов Бабе-Море все это до смерти надоело.

– Тяжко становится в городе, – сказала она капитану Трумму. – Давай-ка вернемся домой.

Трумм не возражал. Он тоже соскучился по тишине и покою. Только ему хотелось напоследок сходить в гости. Дело в том, что накануне вечером он встретился с одним своим хорошим приятелем, бывшим одноклассником. Тот долгое время провел на чужбине и совсем недавно вместе с женою вернулся домой.

– Ладно, – согласилась Баба-Мора. – Пойдем в гости. Только ни в коем случае не смей говорить, кто я такая.

Хозяева приняли их очень хорошо и угостили кофе. Жена одноклассника напекла самых разных пирогов и печений по рецептам той дальней страны, где они побывали. Перебивая друг друга, хозяева рассказывали занятные истории о своих приключениях за границей и вообще о том, что они там видели.

– Мы даже познакомились с местным колдуном, – очаровательно улыбаясь, сказала хозяйка. – Вы не можете себе и представить, насколько серьезно местные жители относятся к колдовству!

Капитан Трумм обеспокоенно взглянул на Бабу-Мору. Но та лишь вежливо улыбнулась и заметила:

– Ах, как интересно!

– Мы оказались свидетелями того, как колдун пением и барабанной дробью вызвал дождь, – продолжал рассказ хозяин.

– И дождь пошел? – поинтересовалась Баба-Мора.

– Подумать только, и правда пошел! – воскликнула хозяйка и снова засмеялась. – Мы насквозь промокли.

– Между прочим, я записал на пленку одно охотничье заклинание, очень своеобразная песня, – сообщил хозяин.

– Сейчас услышите.

Он встал, отыскал пленку и включил магнитофон. Сначала были слышны негромкие удары барабанных палочек, затем к ним присоединился высокий стариковский голос. Трумм посмотрел на Бабу-Мору. Ее глаза на мгновение сверкнули. Она откинулась на спинку кресла и стала с интересом слушать.

Старик пел завораживающе, темп песни убыстрялся, а ритм становился все тревожнее.

Хозяйка дома подняла глаза к потолку и вдруг вскрикнула. Все в испуге уставились в потолок.

Да и было на что посмотреть.

Под потолком с легким шорохом кружило дюжины две упитанных фазанов. Ошеломленный хозяин вскочил с места.

Баба-Мора неприлично громко расхохоталась.

– И впрямь замечательный колдун! – помирала она со смеху.

А птицы все прибывали. Им уже и места не хватало. Некоторые опустились на вещи и на пол. Часть подлетела к Бабе-Море, и она стала угощать их из рук крошками.

– Выключи магнитофон! – закричала хозяйка.

Хозяин бросился к магнитофону и выключил его. Птицы забеспокоились и стали отчаянно бить крыльями. Хозяева со страхом смотрели на этот хаос. Баба-Мора едва заметно улыбнулась и тихонько запела. Птицы начали успокаиваться, скользнули к стенам и превратились в сказочный узор на обоях.

– Вот так история, – сказал хозяин дома, с недоверием разглядывая обои. – Мы много раз слушали эту пленку, но такого еще не случалось.