355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Айдар Павлов » Гроб своими руками (СИ) » Текст книги (страница 2)
Гроб своими руками (СИ)
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 20:37

Текст книги "Гроб своими руками (СИ)"


Автор книги: Айдар Павлов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

МЕДИТАЦИЯ СВОБОДНОГО ПЛОТНИКА. Ексакустодиан Измайлов.

Вот в чем суть: отчего люди, проведшие жизнь,

полную лжи, на пороге смерти чувствуют

внезапное влечение к истине?

Отто Вейнингер.

Чтобы прийти сюда,

Где ты есть, оттуда, где тебя нет,

Ты должен идти по дороге, где не до восторга.

И что ты не знаешь – единственное, что ты знаешь,

И чем ты владеешь – тем ты не владеешь,

И где ты есть – там тебя нет.

Сэр Элиот.


На предыдущей лекции мы достигли порога смерти. Взяли бритву, наполнили ванную, затем всё это отложили и стали переливать из пустого в порожнее. Кто я? Где я? Как я? Что будет дальше? Строить гроб или не строить? Быть или прозябать? Начинать или заканчивать? Слишком много я, и ни малейшего просвета. Никто нам на вопросы не ответит, поскольку всем на нас наплевать. Если подобные вопросы возникают, значит, мы не на пороге смерти. Истина несомненна. Ее свежее дыхание свободно от вопросов. Чтобы из жалкого состояния, в котором мы находимся, по мановению волшебной палочки перенестись в рай, не надо ничего спрашивать. Надо просто сделать один невидимый шаг – переступить порог смерти. Между адом и раем расстояние не больше сантиметра. В принципе, нет нужды шагать, просто оставайтесь там, где находитесь, и поймите, что мы все давным-давно мертвы, так как никогда не жили. Жизнь “проходила мимо”, пока мы пережевывали отходы чужих штампов, умопостроений, чувств и привычек. Тем, кто действительно оказался на пороге смерти, всё предельно ясно без объяснений.

Потребность в умозаключениях, тщательном взвешивании “за” и “против” – не слишком благоприятный признак . Здесь главное не обольщаться: башка, забитая глупостями, далека от порога смерти. И от жизни тоже. В этом случае всё, что мы пытались изобразить с помощь ванной и бритвы – полное фуфло, жалкая, трусливая игра в жертву. Давайте признаемся, что мы вовсе не хотели смерти – мы всего лишь пытались сбежать от того, что наша дурная голова считала “жизнью” или “самим собой”: видимые, но недоступные “блага”. Мы в очередной раз убедились, что сексуальные миражи, обольстительные идеи и бумажные картинки с изображениями американских президентов невозможно лапать пятернями или топтать ногами. Идол рассыпался в наших руках подобно храму из пепла. Неважно как он выглядел в этот раз. Вчера он выглядел так, завтра – этак. Главное, что мы в тысячный раз испытали разочарование и усталость. Мы хотим умереть. Наконец-то! Возможно, это самое реальное из наших желаний. И оно должно исполниться! Оно может исполниться, в отличие от наших прочих желаний, прямо здесь.

Оно исполнится прямо сейчас. Готовы? Вперед!

Ложимся на гладкую поверхность, закрываем глаза, изображаем труп. Лежим до тех пор, пока не становимся одним целым с бездыханным покоем космоса. Здесь нечего лапать, нечему завидовать: ни одного “бакса”, ни одной голой задницы. Только безграничное пространство. Здесь я то, чем хочу быть. И все, чего я хочу, сразу становится мной.

Понятно?

Прекрасно.

Не понятно?

Ничего страшного.

Вот шпаргалка для тех, кто не въехал с первого раза. Скажем себе:

– У меня всё есть.

– У меня есть всё.

– Как хорошо.

– Хорошо, что у меня всё есть.

– Ведь раньше-то ничего не было.

– А теперь есть всё.

– Всё есть.

– И так хорошо-хорошо.

– Спокойно-спокойно.

– Тело не имеет значения.

– Прекрасно обхожусь без него

– Потому что у меня всё есть.

– И всё это есть прямо сейчас, а не где-то там.

– Мне удивительно хорошо.

– Всё есть, ничего не надо.

– Я знаменит, на моих счетах – миллионы, на моих яхтах и особняках цветут тюльпаны, розы и хризантемы, тысячи женщин у моих ног, чудесно поют фанфары, соловьями заливаются медные трубы.

– Потому что у меня всё есть.

– По крайней мере, больше, чем у соседа Плёсова.

– У него-то вообще ни фига нет, кроме долгов и пьющей жены.

– А у меня есть всё.

– Всё приходит и всё уходит.

– Никто не входил в реку Коцит дважды.

– Невозможно дважды свариться в кипятке.

– Невозможно дважды сгореть.

– Невозможно дважды любить.

– Невозможно дважды родиться.

– Невозможно дважды умереть.

– Ничего невозможно.

– Я спокоен, счастлив, благодарен.

– Родился, любил, сгорел и умер.

– Что дальше?

– Ничего.

– Вечный покой, тишина.

– Это всё. Аминь.

Ну как? Все спокойно? Или нам все еще «плохо»? Может, нам «хорошо»? Или что-то «не ясно», есть неразрешимые вопросы, которые «не дают покоя»?

Проверим себя:

– Правда ли мне хорошо?

– А может, это бред?

– Не спятил ли я?

– Быть, или не быть?

– Не бросить ли начатое дело строительства гроба?

– И – черт подери – неужели энергия, сублимирующаяся в половых органах, коре головного мозга, во всем теле, от ногтей до корней волос, больше меня не беспокоит?

– Чем делать гроб, не лучше ли жениться и отложить потомство?

– Что предпочесть: короткую жизнь с шикарным гробом или длинную жизнь с убогим гробом?

– Почему я отвратителен моей любимой девушке?

– С кем она спит, пока я делаю гроб?

– Способна ли она поверить в мое дело?

– Станет ли она мне другом и соратником?

– Прославлюсь ли я в своем гробу?

– Согласится ли лечь в гроб моя любимая девушка?

– И если уж на то пошло, где миллионы долларов на моих счетах, порядок на особняках и яхтах, тысячи женщин у моих ног, фанфары, цветы, медные трубы?

– Интересно, какой оклад у соседа Плесова?

– А какой длинны будет мой гроб?

– Какой ширины будет гроб Плесова?

– Делать ли гроб сплошь из красного дерева, или включить в него пластмассовые и бронзовые элементы?

– Где ставить телевизор?

– Какая музыка прозвучит на моих похоронах?

– Завтракать ли перед тем, как ложиться в гроб?

– Счастлив ли я?

Получилось? Вырвало? Больше вопросов нет? Очень важно, чтобы стошнило. Пока в голове возникают вопросы, невозможно перейти к следующему этапу – изготовлению гроба. В принципе, у каждого из нас есть мешок своих вопросов, которые вот-вот переполнят чашу терпения, – пока не вырвало, можно использовать их.

Ещё есть счастливчики, которым чужда рефлексия. Если вы пребываете в состоянии сомнамбулы, веруя, что мире всё «хорошо», пока дают зарплату, – аналитическая медитация не поможет. Просто сложите вместе средний и указательный пальцы, засуньте поглубже в рот и широко откройте глаза. Эффект будет аналогичный. Уверяю, мы сразу почувствуем, что в мире далеко не всё «хорошо» и вкусно.

Наконец, когда вкус так полюбившейся нам «жизни» разом схлынули в унитаз, остался тот последний шаг, который мы собирались сделать, взяв в руки бритву. Шагнем прямо сейчас. Не бойтесь, терять нечего, – вживаясь в роль самоубийцы, мы это видели. Мы отправили в сортир последнюю отраву. Не осталось даже знаменитых «собственных цепей» пролетариата. В этот момент задурить мозги практически невозможно. Мы свободны от горечи и сладости, правды и лжи. И в то же время наш потенциал на грани взрыва. Вся энергия, собранная для самоубийства, здесь. Она никуда не исчезнет и никуда не пропадет, ибо она – это мы. В нас никогда не было столько энергии, сколько сейчас. Много энергии – это всегда больно. Лишь болью узнаются близкие свидания с Богом. Если вы хоть на мгновенье допустите мысль, что первобытная энергия вашего я “плохая” или “хорошая”, получите палкой по шее. Она – первооснова жизни, кровь вселенной, жаждущая напоить всё пространство, каждую звезду, каждую душу. Нам казалось, что приблизилась “смерть”. Но это пришла новая жизнь. Новое не стучится в дверь и не ждет. Ибо мы и есть новая жизнь. Каждое мгновенье, первое и последнее. В этот первый и последний момент мы верим только себе.

Я помогаю. Я уже здесь, где нет моего и вашего тела, моих и ваших вопросов, потому что я умер. Я к вам ближе, чем вы сами. Мы едины как воздух на соседних полях, как бездна между звездами.

Мы делаем огромный вдох – в наших легких оказывается вся вселенная.

Мы умираем, остановив дыхание. И пребываем вне жизни столько, сколько душе угодно.

Мы чувствуем, какое удивительное дитя находится в нашем чистом чреве. Его нельзя лапать, на него нельзя взглянуть, его нельзя услышать. Это оно осязает через нас мир, смотрит по сторонам и говорит нашими словами. Мы мертвы – оно живее всех живых.

Мы едины с этим прекрасным чадом, проявившимся в объятиях человеческого тела, чтобы вернуть нас к самим себе. Всё, что было до этого мгновенья – мираж, всё, что мы воображали о будущем, осталось в прошлом. Вечность настоящей смерти мы без остатка отдаем младенцу. Вся вселенная стала роднее дома, роднее собственного тела. Мы чисты от сотворения мира до его конца. Времена всех времен стали ближе земного летоисчисления. Здесь и сейчас начинает проявляться реальное прошлое – бездонная глубина; здесь и сейчас открывается сокровенная основа будущего – ослепительная бесконечность. Мы видим, что наше глубинное восприятие мира неизменно. Сколько бы миллиардов лет мы не жили, мы вечно пребудем в невинности младенца. И этого у нас никто не отнимет, ни “смерть”, ни чужие “мнения”. Потому что для вечности их не существует. Потому что мы сами стали бессмертием. Да будет так!

ДА!

Крик восторга, разрывающий небо.

ДА!

Вопль восторга, разрывающий землю.

ДА!

Гром и молния, испепеляющие всё, что ещё не взорвалось.

Крик всех миров. Крик полного воссоединения боли и блаженства, земли и неба. Теперь ты его знаешь.

Храни своего ребенка, его жизнь дороже всего мира. Мир без него – груда костей и песка. Он всегда в тебе был и будет, потому что он – это ты. Вот полное единство Бога и человека. Увидеть его можно лишь здесь и сейчас, никогда больше. Вспомнить его нельзя. Им нужно быть. В это мгновенье любое твое действие безошибочно: хочешь – вешайся, хочешь – пой, – все «обстоятельства» послушно идут вслед за тобой, и счастье, о котором ты не подозревал, распускается роскошным бутоном. В это мгновение каждый атом во вселенной вдыхает и выдыхает вместе с тобой: ни секундой раньше, ни секундой позже. Ты понял, что смерти не существует. Теперь ты действительно можешь делать, что хочешь. Ты убил самость и любишь Бога больше, чем все его бесчисленные тени: видимые и невидимые, – только эта любовь полностью и без остатка взаимна. Ты разгромил самоубийством пугало “добра и зла”, понял, что “греха” никогда не существовало, и тот час же познал себя. Единственное, что ты потерял – независимо, осталось тело жить или нет, – это мираж “прошлого и будущего”, такой же выдумки для идиотов, как “добро и зло”. Вечное блаженство за мгновенье подвига. Ты удивлён, как до сих пор не мог видеть себя таким, каков ты есть. Словно бабочка, взглянувшая на собственные крылья глазами человека.



МАНИФЕСТ ВОЛЬНОГО ОБЩЕСТВА. Иосиф Пенкин.

– Как-то раз я подтерся бархатным шейным платком

одной из ваших приторных – тьфу ты! – придворных дам,

– отвечал Гаргантюа, – и нашел, что это недурно;

прикосновение нежной материи к отверстию заднего прохода

доставило мне наслаждение неизъяснимое.

Франсуа Рабле.


Одна из связующих лекций Ексакустодиана утеряна. Между тем, знаменитая третья лекция, в которой говорилось об уставе и манифесте Вольного общества, наделала в свое время много шума.

Почему же ее нет в моем конспекте?

В тетради не хватает трех страниц. Скорее всего, я ими подтерся, когда под рукой ничего не было. Иначе куда б им запропаститься из тетради с прошитыми листами?

Вообще, если это кому-то интересно, я подтираюсь три раза: первый – черновой, второй – косметический и третий – для подстраховки. Стало быть, случись с потерянной частью конспекта какая иная история, страниц сохранилось бы больше. Или меньше. Так говорит теория вероятности, которой я придерживаюсь.

Существует и другое объяснение: манифест вполне мог быть украден кем-то из свободных плотников во время лекции, поскольку он представлял собой длинный свиток первоклассной туалетной бумаги, испещренный с лицевой стороны крупным почерком учителя. На памятной третьей лекции Ексакустодиан извлек этот рулон из пакета и отправил по рядам, дабы каждый член общества имел возможность ознакомиться со своим уставом и манифестом. Обратно к учителю рулон вернулся без верхней части – потеря составила добрую четверть свитка. Сколько Ексакустодиан ни призывал к возврату недостающего текста, сколько ни шарил в столах, портфелях и карманах учеников, результата не имел. Всем хотелось унести с собой частицу рукописи учителя, в противном случае, просто посидеть с ней на толчке.

Так или иначе, есть что-то мистическое в сходной судьбе моего конспекта и верхней части оригинала.

Придется по памяти восстановить все, что произошло на третьем заседании.

Сначала Ексакустодиан рассказал, что искусство гроба является принципиально новым искусством, открытие которого по праву принадлежит свободным плотникам; поэтому оно не замедлит в самое ближайшее время выйти на ведущие рубежи шоу-бизнеса, поскольку объединяет в себе все разновидности искусств прошлого, настоящего и будущего.

Чтобы не продешевить при закупке ценностей в гроб, Ексакустодиан уделил особое внимание сфере коммерции и торговли.

Лицемер Гиписов, предложивший набивать гробы духовными ценностями, был поднят на смех и закидан дюжиной тухлых яиц.

– Мы не так богаты, чтобы покупать дешевые шмотки, но и не так бедны, чтобы уготовить себе пустой гроб, – подытожил Ексакустодиан. – Чем прекраснее станет наш гроб, тем охотнее мы в него ляжем.

А под занавес третьей лекции произошло событие, положившее несмываемое клеймо на репутацию Вольного общества и поставившее под сомнение интеллектуальный потенциал свободных плотников: Просфирий Брагин неожиданно вспомнил об исчезнувшем манифесте и перевел стрелки на Дионисия Хмельницкого, дескать, это он спер кусок туалетной бумаги.

Не собираясь сносить оскорбление, бугай Хмельницкий тут же скинул

пиджак, закатал рукава и, взыграв рельефной мускулатурой, набросился на щуплого, тщедушного Брагина. В руке Просфирия сверкнул швейцарский перочинный ножик... Защищаясь от наезда огромного Дионисия, Брагин стал покрывать его тело многочисленными, но неглубокими ранами. Все, кто так или иначе пытались вмешаться в этот первобытный поединок, были отброшены далеко за поле брани. В том числе и Ексакустодиан.

Производя неслыханный рев, Дионисий Хельницкий сжимал в могучих лапах Просфирия Брагина, долбил его головой то одну, то другую стену, то пол, то потолок, желая, казалось, вмазать обидчика в интерьер с потрохами, и тем не менее...

Просфирий Брагин держался выше всяких похвал, продолжая методично втыкать ножик в наиболее уязвимые участки тела соперника.

В конце концов, от полученных телесных повреждений Дионисий Хмельницкий рухнул замертво, подмяв под себя Просфирия Брагина и цепко сжав в кулаках его шею. Крепкие пальцы Хмельницкого застыли. Свободные плотники, бросившиеся спасать еще моргавшую голову Брагина от смертельных объятий уже погибшего Дионисия, не смогли разогнуть ни одной фаланги. А спустя несколько минут Просфирий испустил дух. Ексакустодиан сказал, что он отправился вслед за Дионисием – продолжать начатую разборку в следующей жизни.

Может быть, и так. А мы за одно заседание лишились сразу двух коллег и четверти Ексакустодианова манифеста. Трудно назвать такой день удачным. Хотя, как я сейчас понимаю, любой день, проведенный в обществе нашего учителя, был чем-то большим, нежели обыкновенная удача.



НАЗИДАТЕЛЬНАЯ ЛЕГЕНДА О БЕЛОМ КИРПИЧЕ. Иосиф Пенкин.

Край свой родной от позорных цепей избавляя, покрылись

Прахом могильным они, но через то обрели

Доблести славу большую. Пускай же за родину будет

Каждый, из граждан, глядя на них, умереть.

Мнасалк. Эпитафия.


Это одна из самых поучительных, легенд в мировой культуре. Ее рассказал один добрый американский прозаик, живший в древнем Египте среди застывших мумий, высоких пирамид, мудрых фараонов и загадочных сфинксов, когда еще не имели понятия о небольших серийных кирпичах, с которыми имеют дело современные строители, – кладку производили из огромных камней, как правило, не оставлявших ни малейшего шанса тем, кто под них попадал.

Однажды маленькая царевна руководила строительством большо-ой гробницы. Она проявляла чудеса изобретательности и вкуса, ведь гробница предназначалась ее любимому мужу – фараону.

– Несите этот камень туда! – кричала она подрядчикам. – А этот несите обратно! Поднимите тот камень и опустите сюда!

Повсюду сновали потные рабы. Работа на стройке кипела. Вот, два десятка негров схватили огромный камень и потащили на вершину пирамиды. За ними следовали еще два десятка, и еще... Если кто-то уже принес свой камень и оказывался не у дел, то суматошно искал следующий валун, лишь бы не остаться без работы и не впасть в немилость к маленькой царевне. Она была единственной женщиной на стройке, поэтому каждому рабу хотелось показать себя с наилучшей стороны.

Продолжали звучать громкие команды вдовы фараона:

– Поднимайте! Поднимайте осторожнее! Не уроните! Тащите его наверх!

Жара стояла убийственная. Черные рабы время от времени утирали мокрые лица мозолистыми руками. У них не было достаточно времени, чтобы как следует рассмотреть маленькую царевну. Она же, истекая блестящим потом, становилась час от часу сексуальнее, так как была вынуждена постоянно обнажаться, – солнце палило все горячее, ветра же не было в помине.

Приспособив в качестве веера бюстгальтер, царевна оставила не защищенной красивую грудь с чувствительными сосками, стройные ноги, упругие бедра и ягодицы, которым поклонялись все мужи египетские. Блестящее загорелое тело красивой женщины не могло не привлечь болезненного внимания рабов. Они начали отвлекаться от основной работы, подолгу смотреть в сторону своей повелительницы, их движения потеряли необходимую координацию, внимание притупилось, в груди появился протест против рутинного труда, камни все чаше вываливались из потных рук, приближая трагедию...

Наконец, тот самый камень, о котором повествует легенда, выскользнул из ладоней негров, которые уже почти дотащили его до вершины пирамиды, сорвался, быстро-быстро полетел по направлению к маленькой голой царевне и грохнулся, распространяя облако пыли...

Рабы заворожено посмотрели вниз. Облако рассеялось. Они увидели белый камень в центре гробницы, как раз на том месте, откуда раздавались команды. Что касается вдовы фараона, то ее больше никто не видел. Говорят, она решила остаться в земле, под камнем, тем самым увековечив свою пылкую любовь к мужу.

Со времени этой прекрасной легенды прошли тысячелетия. Камни постепенно превращались в кирпичи; кирпичи принято делить на белые и красные, легкие и тяжелые. Но намного ли стало безопаснее? Я бы не сказал.

Я долго думал: а что, если мне на голову упадет кирпич? Вот так, ни с того, ни с сего. Что я успею вспомнить, если это все-таки случится? Говорят, надо вспомнить самое важное. А откуда я знаю, что самое важное? Если на мою голову падает кирпич, то для меня «самое важное» – отойти в сторону, а не анализировать, какая из моих жен была для меня «самой важной» или, например, считать «важными» деньги, которые так и не удастся потратить, если кирпич разобьется о мою голову и бесцельный, непригодный для строительства, рассыплется возле моего трупа на сотню осколков. Извините, пусть уж я в роковой момент увижу самую отвратительную физиономию, какую когда-либо встречал на своем жизненном пути, но при этом успею уступить дорогу предназначенному мне кирпичу.

Да, вы можете возразить: вероятность того, что тебе на голову упадет кирпич ничтожна, Иосиф, успокойся, ты с таким же успехом можешь упасть с балкона или самолета, поскользнуться на гнилых досках и провалиться в отхожую яму в деревне, отравиться ядовитыми грибами, захлебнуться в ванной, угодить под лопасть баржи в открытом море, навсегда застрять в сломанном лифте, получить разрыв сердца или палкой по голове, сесть на нож черного торговца апельсинами, выпить цианистый калий вместо кефира, подхватить тысячу неизлечимых болезней – все, что угодно, Иосиф! В конце концов, в свои 120 лет, что ты от себя хочешь?

Принимаю возражения! Нет никакой разницы – 120 мне лет или 12. В любом возрасте мы обречены на одинаковый конец. Разница лишь в том, сколько бесполезных дел мы успеем переделать до этого.

Я собираюсь рассказать о том тернистом пути, что привел меня к мысли о гробе. Размышлять о смерти и делать первые заготовки к гробу я начал немногим более пяти лет назад, как только познакомился с Ексакустодианом. Чем я жил до этого? Ничем. Оглядываясь на прожитые сто двадцать пять лет, я не нахожу в них ничего полезного, ни одной согревающей душу истории.

По сути, я и не жил. Жизнь началась для меня на сто девятнадцатом году существования с простого вопроса Ексакустодиана: "А что, если тебе на голову упадет кирпич?"



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю