Текст книги "Древнерусская литература. Литература XVIII века"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 66 страниц)

6. Сочинения Владимира Мономаха

В XI в. древнерусские книжники создали произведения во всех ведущих жанрах средневековой христианской литературы: историко-повествовательном (летописном), агиографическом и в жанре церковной проповеди (помимо «Слова о законе и благодати» Илариона поучения писали и Феодосий Печерский, и новгородский епископ Лука Жидята).[8686
  Еремин И. П. Литературное наследие Феодосия Печерского. – ТОДРЛ, т. 5. М. – Л., 1947, с. 159–184; Бугославский С. А. Поучение епископа Луки Жидяты по рукописям XV–XVII веков. – ИОРЯС, т. 18, кн. 2, СПб., 1913, с. 196–237.


[Закрыть]]

Несколько особняком, как бы вне традиционной системы жанров, стоит один из интереснейших памятников литературы Киевской Руси – так называемое «Поучение» Владимира Мономаха.[8787
  Текст «Поучения» издавался в составе «Повести временных лет» (см. с. 153–167, перевод – с. 354–368) и отдельно (например, в книге А. С. Орлова «Владимир Мономах» (М. – Л., 1946)).


[Закрыть]]

Под этим названием до последнего времени объединялись четыре самостоятельных произведения, лишь три из которых, как выяснилось, принадлежат Мономаху: это собственно «Поучение», автобиография и письмо к Олегу Черниговскому. Заключительный фрагмент памятника – подборка молитвенных текстов (в основном выписки из «Триоди постной» и из «Канона молебного» Кирилла Туровского) – лишь случайно оказался переписанным вместе с произведениями Мономаха.[8888
  Матьесен Р. Текстологические замечания о произведениях Владимира Мономаха. – ТОДРЛ, т. 26. Л., 1971, с. 192–201; Воронин Н. Н. О времени и месте включения в летопись сочинений Владимира Мономаха. – В кн.: Историко-археологический сборник. М., 1962, с. 265–271.


[Закрыть]]

Владимир Мономах (великий князь киевский, 1113–1125) был сыном Всеволода Ярославича и византийской царевны (дочери императора Константина Мономаха; отсюда и прозвище князя – Мономах). Он оставил заметный след в истории Киевской Руси. Энергичный политик и дипломат, последовательный поборник норм феодального вассалитета, Владимир Мономах и своим собственным примером, и своим «Поучением» стремился укрепить эти принципы и убедить других следовать им. Так, в 1094 г. Мономах добровольно уступил черниговский «стол» Олегу Святославичу; в 1097 г. Мономах был одним из активных участников княжеского «снема» (съезда) в Любече, пытавшегося урегулировать спорные вопросы наследования уделов, решительно осудил ослепление Василька Теребовльского, напомнив при этом основную мысль Любечского «снема»: если усобицы не прекратятся «и начнеть брат брата закалати», то «погыбнеть земля Руская, и врази наши, половци, пришедше, возмуть земьлю Руськую» (ПВЛ, с. 174). На Долобском снеме Мономах призвал к совместному походу на половцев, подчеркнув при этом, что этот поход совершается в интересах простого народа – «смердов», более всех страдавших от половецких набегов (ПВЛ, с. 183).

«Поучение» было написано Мономахом, видимо, в 1117 г.[8989
  См.: Лихачев. Комментарий, с. 429–431. Обзор различных точек зрения по этому вопросу см. также в книге А. С. Орлова «Владимир Мономах» (с. 100–107).


[Закрыть]] За плечами престарелого князя была долгая и трудная жизнь, десятки военных походов и битв, сложные перипетии дипломатических интриг, скитания по разным уделам, куда забрасывал его им же защищаемый принцип престолонаследия по старшинству рода, и, наконец, – почет и слава великокняжеского «стола». «Седя на санех» (т. е. будучи в преклонных годах, ожидая близкой смерти), князь мог многое рассказать своим потомкам и многому научить их. Таким политическим и нравственным завещанием и является «Поучение» Мономаха. За требованиями соблюдать нормы христианской морали – быть «кротким», слушать «старейших» и покоряться им, «с точными [равными] и меншими любовь имети», не обижать сирот и вдов – просматриваются контуры определенной политической программы, тем более что буквально те же наставления будут повторены еще раз – в числе советов, идущих от лица самого Мономаха, но по существу повторяющих изречения Псалтыри или отцов церкви: «… старыя чти, яко отца, а молодыя, яко братью», «лже блюдися и пьяньства» (ПВЛ, с. 158) и т. д. Основная мысль «Поучения» – изображение идеала княжеского «поведения»: князь должен беспрекословно подчиняться «старейшему», жить в мире с другими князьями, не притеснять младших князей или бояр; князь должен избегать ненужного кровопролития, быть радушным хозяином, не предаваться лени, не полагаться на тиунов (управляющих хозяйством князя) в быту и на воевод в походах, во все вникать самому…

Но Мономах не ограничивается практическими советами и рассуждениями морального или политического характера. Продолжая традицию деда – Ярослава Мудрого и отца – Всеволода Ярославича, который, «дома седя, изумеяше 5 язык», Мономах выступает перед нами как высокообразованный, книжный человек. По наблюдениям исследователей, в «Поучении» цитируется Псалтырь, «Поучения» Василия Великого, пророчества Исайи, «Триодь», «Апостольские послания». Мономах обнаруживает не только немалую начитанность, но и широту мысли, вставляя в «Поучение» наряду с дидактическими наставлениями и восторженное описание совершенного мироустройства: «…како небо устроено, како ли солнце, како ли луна, како ли звезды, и тма, и свет, и земля, на водах положена… зверье розноличнии, и птица и рыбы» (ПВЛ, с. 156). Он как бы призывает читателя вместе с ним подивиться, как бог «от персти создал человека», и при этом так, что «образи розноличнии в человечьскых лицих»: если собрать людей со всего мира, не найдется среди них двух, совершенно похожих друг на друга.

Подкрепляя свои наставления и поучения личным примером, Мономах приводит далее длинный перечень «путей и ловов» (т. е. походов и охот), в которых он принимал участие с тринадцати лет. В заключение князь подчеркивает, что в своей жизни он следовал тем же принципам и нормам: все старался делать сам, «не дая собе упокоя», не рассчитывая на соратников и слуг, не давал в обиду «худаго смерда и убогые вдовице» (ПВЛ, с. 163). Завершается «Поучение» призывом не страшиться смерти ни в бою, ни на охоте, доблестно исполняя «мужьское дело».

Другое сочинение Мономаха – письмо к Олегу Святославичу.[9090
  Некоторые исследователи считают, что объединение «Поучения» и письма Олегу осуществлено самим князем, но, возможно, что это объединение принадлежит уже переписчику его произведений.


[Закрыть]] Поводом к его написанию послужила междукняжеская распря, в ходе которой Олег убил сына Мономаха – Изяслава.

Но верный своим принципам справедливости и «братолюбия», Мономах находит в себе силы выступать не как «ворожбит и местник» (т. е. противник и мститель), но, напротив, обратиться к Олегу с призывом к благоразумию и примирению. Он не оправдывает погибшего сына, а, напротив, сетует, что не надо было ему слушаться «паробков» (видимо, молодых дружинников) и «выискивати… чюжего». Мономах стремится к тому, чтобы распря прекратилась, надеется, что Олег напишет ему ответную «грамоту… с правдою», получит «с добром» свой удел и тогда, пишет Мономах, «лепше будем яко и преже» (т. е. будем еще дружественнее, чем прежде) (ПВЛ, с. 165).

Это письмо поражает не только великодушием и государственной мудростью князя, но и проникновенным лиризмом, особенно в той части письма, где Мономах просит Олега отпустить к нему вдову Изяслава, чтобы он, Мономах, обняв сноху, «оплакал мужа ея». «Да с нею кончав слезы, – пишет далее Мономах, – посажю на месте, и сядеть акы горлица на сусе [сухом] древе желеючи» (ПВЛ, с. 165).

«Поучение» Владимира Мономаха – пока единственный в древнерусской литературе пример политического и морального наставления, созданного не духовным лицом, а государственным деятелем. Исследователи приводили аналогии в других средневековых литературах: «Поучение» сравнивали с «Наставлениями» Людовика Святого, апокрифическим поучением англосаксонского короля Альфреда или «Отцовскими поучениями», сохранившимися в библиотеке последнего из англосаксонских королей – Гаральда, тестя Мономаха (князь был женат на дочери короля – Гите).[9191
  Алексеев М. П. Англо-саксонская параллель к «Поучению» Владимира Мономаха. – ТОДРЛ, т. 2. М. – Л., 1935, с. 39–80.


[Закрыть]] Но параллели эти имеют, видимо, лишь типологический характер: произведение Мономаха вполне самобытно, оно гармонически сочетается с характером политической деятельности самого Мономаха, словом и делом стремившегося укрепить на Руси принципы «братолюбия», боровшегося за неуклонное соблюдение феодальных обязанностей и прав; «Поучение», как впоследствии «Слово о полку Игореве», не столько опиралось на традиции тех или иных литературных жанров, сколько отвечало политическим потребностям своего времени.[9292
  О «Поучении» см. также: Лихачев Д. С. Етическата система на Владимир Мономах. – Език и литература, год. 21, 1966, кн. 4, с. 39–80.


[Закрыть]] Характерно, например, что, руководствуясь прежде всего соображениями идеологического порядка, Мономах включил в состав «Поучения» «автобиографию»: как литературный жанр автобиография появится на Руси лишь много веков спустя, в творениях Аввакума и Епифания.

* * *

Культура Киевской Руси X – начала XII вв. – явление исключительное и, видимо, еще не до конца изученное и объясненное современными исследователями. В конце X в. Русь приняла христианство и получила стимул для развития собственной письменности (спорадическое употребление письма, имевшее место до этого времени, едва ли можно принимать в расчет), и затем в течение полутора столетий была создана высокая культура «византийского типа», которая по большей части не только не могла опираться на культурные традиции дохристианского периода, но и прямо противополагалась им, возникала и крепла именно в борьбе с языческим культурным субстратом.[9393
  Как отмечает Д. С. Лихачев, литература XI–XII вв. и прежде всего летописание унаследовали от языческой культуры эпические сказания, практику посольских речей и т. д., но эти отзвуки культуры прошлого занимали в ней более чем скромное место.


[Закрыть]]

Естественно, что едва вступившая на путь развития христианской культуры Русь не могла за кратчайший срок догнать Византию – страну с богатейшими и древними культурными традициями, но нельзя также утверждать искусственный, «иноземный» характер перенесенной на новую почву культуры. Процесс «трансплантации» византийской культуры на русскую почву был гораздо сложнее.[9494
  О «трансплантации» см.: Лихачев Д. С. Древнеславянские литературы как система, с. 7–14.


[Закрыть]]

Что представляла собой Византия начала XII в.? Это была одна из культурнейших стран Европы, воспринявшая и по-своему интерпретировавшая достижения философии, науки и искусства античного мира, и прежде всего – культуры классической Греции. Это была страна с восьмивековой традицией христианской письменности, с богатой системой литературных жанров, каждый из которых восходил к образцам-шедеврам выдающихся риторов, гомилетов, хронистов, агиографов. Это была страна многих культурных центров, страна, где столетиями не прекращалась напряженная интеллектуальная жизнь, страна философов и богословов, эрудитов-энциклопедистов, поэтов.

На Руси к началу XII в. мы можем назвать, пожалуй, лишь несколько культурных центров, разделенных к тому же значительными расстояниями, – Киев, Новгород, Ростов, Суздаль, Владимир, Смоленск, Галич и Волынь. На протяжении рассматриваемых полутораста лет мы насчитаем всего лишь несколько десятков имен русских писателей или богословов. И в то же время благодаря переписке с болгарских оригиналов и непосредственным переводам с греческого и других языков Русь восприняла многое из жанров византийской литературы, при этом в ее лучших, классических образцах: она приобрела и культовые книги, и патристику в обеих ее формах (т. е. гомилетику и экзегезу), и агиографию (жития и патерики), и обширную апокрифическую литературу, и энциклопедические жанры (разного рода изборники, «вопросы-ответы» т. д.); она была знакома с византийской хронографией, с естественнонаучной литературой, обладая списками «Шестоднева», «Физиолога», «Христианской топографии» Космы Индикоплова. Наконец, в распоряжении русского книжника были и образцы исторического повествования эллинистической эпохи – «Александрия», «История Иудейской войны», а возможно, и византийского эпоса, если перевод поэмы о Дигенисе Акрите был осуществлен в это время.

Итак, на Руси стала известна – хотя и распространенная в ограниченном числе списков и доступная сравнительно узкому кругу образованных книжников – значительная масса византийского литературного наследия, что уже само по себе давало право говорить о приобщении Руси к европейской литературе самого высокого уровня. Но если бы все ограничилось переносом византийской и южнославянской литературы на русскую почву, едва ли можно было бы говорить о существовании собственно древнерусской литературы. Образованность еще не есть культура и тем более – творчество. Между эрудированным школяром и ученым большая разница: первый лишь учится, второй созидает сам, опираясь на достижения своих предшественников. С русской культурой уже в первые века ее существования дело обстояло именно так: небольшой круг образованных писателей был творческим и по-своему талантливым.

Начать хотя бы с того, что в течение XI в. сформировался богатый и выразительный древнерусский литературный язык. Это был не старославянский (древнеболгарский) язык, механически перенесенный на новую почву (подобно латинскому языку в странах средневековой Европы), и не прежний восточнославянский язык: вместе со становлением литературы создавался и новый литературный язык со сложным взаимоотношением старославянских и восточнославянских элементов. Он то выступал в форме нейтрального литературного койне, то раскрывал благодаря своему генетическому разноязычию богатые возможности жанрово-стилистических нюансов.[9595
  См.: Виноградов В. В. Основные проблемы изучения образования и развития древнерусского литературного языка. – В кн.: Исследования по славянскому языкознанию. М., 1961, с. 4–113.


[Закрыть]]

Нечто подобное происходило и в литературе. Дело не в том, что в течение XI–XII вв. на русской почве появляются свои образцы торжественного «слова» и церковного поучения, жития и патериковой новеллы, краткой хроники и летописного повествования, а в том, что в ведущих литературных жанрах древнерусские книжники выступают отнюдь не подражателями, с ученической добросовестностью копирующими чужие образцы: и «Житие Феодосия», и «Чтение» и «Сказание» о Борисе и Глебе отличаются индивидуальным почерком, смелыми и осознанными нарушениями агиографических канонов, что свидетельствует о высоком мастерстве и незаурядном таланте их создателей. «Повесть временных лет» также не напоминает византийскую хронику, особенно «Хронику Амартола», безусловно ею использованную. Русская летопись выработала свои оригинальные формы повествования, свои принципы сочетания хроникального материала и сюжетного рассказа, свой способ изложения событий в рамках хронологической канвы. Даже древнерусские переводчики находили возможности творческого соревнования с автором оригинала и во всяком случае свободно воспроизводили не только язык, но и стилистические особенности подлинника.[9696
  См.: Мещерский Н. А. Искусство перевода Киевской Руси.


[Закрыть]] На русской почве были созданы свои, новые жанры, и в результате образовалась своя, самобытная жанровая система, существенно отличавшаяся как от византийской, так и от болгарской.

Итак, возвращаясь к приведенному выше сопоставлению, мы должны будем уподобить древнерусскую литературу рассматриваемого периода талантливому ученику, уже покинувшему стены университета и успешно состязающемуся в творчестве со своими прежними наставниками.

Литература периода феодальной раздробленности
XII – первой четверти XIII века

1. Общая характеристика

Начало XII в. для литературы древнего Киева было временем значительных достижений – развитие киевского летописания венчает «Повесть временных лет», а «Поучение» Владимира Мономаха свидетельствует о том, какого высокого уровня достигала образованность и начитанность русских «книжных людей» в эти годы.

Но наступивший XII век был для Киева временем тревожным и неблагополучным. После смерти великого князя киевского Мстислава Владимировича (сына Владимира Мономаха), последовавшей в 1132 г., начались феодальные раздоры, почти не прекращалась борьба за обладание великокняжеским столом, южнорусские земли страдали от половецких набегов, в 1169 г. Киев был разгромлен войсками Андрея Боголюбского, словом, в Южной Руси настало время, когда, по словам автора «Слова о полку Игореве»: «… начяша князи про малое „се великое“ млъвити, а сами на себе крамолу ковати, а погании со всех стран прихождаху с победами на землю Рускую». Все это не могло способствовать успешному развитию литературы и книжного дела, и не случайно, видимо, если не считать летописания и «Киево-Печерского патерика» (использовавшегося, впрочем, легенды и предания, создававшиеся еще в XI в.), мы не знаем ни одного литературного памятника, созданного в течение рассматриваемого столетия на Киевской земле.

Но если говорить о Руси в целом, то картина предстанет совершенно иной. XII век – это время бурного расцвета удельных княжеств, и прежде всего их столиц и центров, таких городов как Владимир, Суздаль, Смоленск, Полоцк, Галич. Надежным показателем этого процесса является архитектура: именно во второй половине XII в. создается ряд выдающихся памятников зодчества. Это церковь Бориса и Глеба в Смоленске (построена в 1145–1146 гг.), Преображенский собор в Переяславле-Залесском (1152–1157), собор Спасо-Ефросиниевского монастыря в Полоцке (около 1159 г.), Успенский собор во Владимире (1158–1160), церковь Покрова на Нерли (1165), собор Михаила Архангела в Смоленске (1191–1194), церковь Рождества Богородицы во Владимире (1192–1195), Дмитриевский собор во Владимире (1193–1197) и т. д. Здесь упомянуты только некоторые (при этом сохранившиеся до нашего времени) памятники древнерусского зодчества XII в., не названы памятники архитектуры Киева и Новгорода, но, даже несмотря на эту избирательность, перечень свидетельствует об интенсивном развитии культуры и искусства на западе и северо-востоке Руси.

Иногда именно архитектурные памятники позволяют прийти к важным суждениям о межнациональных культурных связях, сообщают нам о круге известных в то время литературных сюжетов. Ценные сведения можно извлечь, например, из анализа скульптурного декора церкви Дмитриевского собора во Владимире. Как установлено Г. К. Вагнером, рельефы на стенах собора представляют собой сложную композицию, иллюстрирующую «представления русских людей о значении сильных царей, о сложности мироустройства, о величии и красоте мира, а также о происходящей в нем борьбе противоречивых сил».[9797
  Вагнер Г. К. Скульптура Древней Руси. XII век. Владимир. Боголюбово. М., 1969, с. 420.


[Закрыть]] Особый интерес представляют реминисценции античных мифологических сюжетов в рельефах собора: среди них имеется изображение Александра Македонского, возносимого на небо на грифонах,[9898
  В древнерусской литературе этот сюжет впервые излагается во второй редакции хронографической «Александрии» (см.: Истрин В. М. Александрия русских хронографов. М., 1893, с. 203), но упоминание «Александрового воздухохожения» содержится уже в Послании Климента Смолятича (см. далее, с. 71).


[Закрыть]] подвигов Геракла (истребление стимфалийских птиц, бой с лернейской гидрой и немейским львом). Однако, по мнению исследователей, перед нами не самостоятельная интерпретация литературных источников, а подражание изображениям, распространенным в романской мелкой пластике.[9999
  См.: Вагнер Г. К. Скульптура Древней Руси…, с. 110–116, 260–262; Даркевич В. П. Подвиги Геракла в декорации Дмитриевского собора во Владимире. – Сов. археология, 1962, № 4, с. 90–104.


[Закрыть]]

Тот факт, что «Слово о полку Игореве» было создано (как полагает большинство исследователей) в Черниговской земле, творчество епископа Кирилла протекало в малозаметном, даже по масштабам того времени, Турове, а Климент, епископ Смоленска, мог так свободно рассуждать о предметах высокой учености, – несомненные свидетельства роста новых культурных центров. Высокое мастерство и литературная эрудиция, которыми отмечены все выдающиеся памятники литературы XII в., свидетельствуют, что их авторы были знакомы с широким кругом памятников переводной и оригинальной литературы. К сожалению, недостаток источников не позволяет нам локализировать и уточнить хронологию многих важнейших фактов литературной и культурной жизни Руси кануна монголо-татарского нашествия. Нам известно, однако, о существовании в середине XIII в. колоссального хронографического свода, включавшего в свой состав «Александрию», «Историю Иудейской войны» Иосифа Флавия, первые книги «Хроники Иоанна Малалы», извлечения из «Хроники Георгия Амартола», полный текст нескольких библейских книг.[100100
  Описание этого свода см.: Истрин В. М. Александрия русских хронографов, с. 317–361.


[Закрыть]] До нас дошел «Успенский сборник» рубежа XII–XIII вв., состав которого заставляет нас предположить существование обширного литературного «фонда», из которого по воле заказчика были избраны памятники, включенные в сборник.[101101
  В состав сборника входят жития Бориса и Глеба, Феодосия Печерского, Афанасия Александрийского, Ирины, Христофора, Мефодия, Февронии и других, а также апокрифы («Повесть Иеремии», «Видение Исайи»), ряд «слов» Иоанна Златоуста и другие памятники.


[Закрыть]] То, что значительную часть его составляют тексты, входившие в майскую и июньскую «Минеи Четьи»,[102102
  «Минеи Четьи» (в отличие от служебных миней) содержали полные тексты житий, расположенные по месяцам и дням, когда почиталась память этих святых.


[Закрыть]] позволяет допустить существование полного комплекса годовой минеи, что уже само по себе представляло бы обширную антологию памятников агиографической и церковно-учительной литературы. Мы не можем пока точно датировать время перевода многих произведений, которые встречаются впервые в списках XIV–XV вв., по языковым данным ученые склонны относить их к числу переводов домонгольской поры, и, быть может, значительная доля этих переводов также падает на XII в. Наконец, любопытно упомянуть дошедшие до нас рукописи XII – начала XIII в., сам перечень их (в него включены только наиболее значительные – фолианты, содержащие не менее сотни пергаменных листов) достаточно показателен: он свидетельствует о широте и разнообразии памятников, находившихся в обращении на Руси XII в. От этого времени уцелели списки Ефремовской кормчей книги, «Лествицы» Иоанна Лествичника, Евангелия учительного Константина Болгарского, сборник с житиями Нифонта Констанцского и Федора Студита, Пандекты Никона Черногорца, «Слово об антихристе» Ипполита, папы римского, «Устав Студийский», «Златоструй», «Богословие» Иоанна Дамаскина, Пролог, упоминавшийся ранее «Успенский сборник», не говоря уже о многочисленных списках евангелия, апостола, служебных миней, стихирарей и других книг, применявшихся при богослужении.[103103
  Кормчими назывались руководства по церковному и государственному праву; «Лествица» и пандекты – сборники бесед о «ступенях» духовного совершенствования и о правилах монашеской жизни; пролог – сборник житий святых, расположенных по месяцам и дням, на которые приходится «память» данного святого; апостол – книга, содержащая апостольские «деяния» и послания; стихирарь – сборник стихир, песнопений в честь Христа, богородицы или святых.


[Закрыть]]

Словом, если XI век был временем становления древнерусской литературы, по преимуществу в Киеве и Новгороде, то в XII в. возникают новые литературные центры в различных областях Руси, создаются местные литературные школы.