Текст книги "Истории, нашёптанные Севером (сборник)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

– Зайдем потом в музей, съедим по бутерброду с лососем? Если там еще открыто.

Папа бросил на меня бодрый и ясный взгляд, хотя все еще пыхтел на ходу.

– Конечно! Если ты не торопишься.

– На это у нас время найдется. Подумать только, ты им когда-то помогал! Абсолютно этого не помню.

– Ты была совсем маленькая, – ответил папа, замедляя шаг. – Но тебе нравилось ходить туда со мной. Ты обожала прыгать в сено, но и шоколадные шарики Катрин пользовались у тебя большим успехом. Ты даже утверждала, что они лучше, чем мои.

Он состроил обиженную мину.

– Ясное дело, у нее они были лучше! Она делала настоящие шарики, а не давала мне есть тесто прямо из миски, немного посыпав жемчужным сахаром.

Папа рассмеялся.

– Я тебе это припомню в следующий раз, когда буду смешивать шоколадное тесто. «Пойди к Катрин!» Вот что я тебе скажу.

Когда мы подошли к дому, по другую сторону живой изгороди стояла Эва-Карин. Она помахала нам рукой. А рядом с ней Эмиль! Во всем теле закололи иголочки, снова налетели воспоминания.

– Знаешь, сколько мне понадобилось времени, чтобы сообразить, почему эти сумки называют «Каталинами»? – спросил Эмиль.

– Наверное, столько же, сколько и мне, – ответила я. – Я думала, их изобрела какая-то Каталина… а, оказывается, ее просто катят!

Эмиль широко улыбнулся мне, от чего я почувствовала легкость и прилив энергии, несмотря на долгий подъем в гору с тяжелой сумкой. Эва-Карин обошла изгородь, чтобы поговорить с папой. Они сели на крыльце – я услышала, как папа предлагает выпить кофе. Эмиль остался стоять по другую сторону.

– Я как раз собирался уходить, – сказал он, склонив голову набок. – Зашел на минутку – попросить маму посмотреть один контракт. Она часто хвастается, что в студенческие годы им читали основы юриспруденции, так что пару раз в год ей приходится подтверждать свои знания.

– Понятно, – пробормотала я. Сердце упало при мысли, что мы не успеем поболтать.

– Кстати, в прошлый раз ты мне не ответила, – проговорил он, приподняв одну бровь.

– На что?

Мозг заработал на повышенных оборотах, во всем теле снова закололи иголочки. Неужели я пропустила какое-то ночное сообщение в мессенджере?

– В смысле – когда мы разговаривали в церковном домике. Ты любишь пиццу?

– Само собой, – ответила я. – Я даже заметила, что в центре…

– Появилась новая пиццерия, – закончил он.

Мы оба засмеялись. Скоро мы будем разговаривать, как Тарья и Мортен.

– В ближайшие две недели я буду в отъезде, но, может быть, сходим поедим пиццы, когда вернусь? – предложил он.

– С удовольствием!

Глядя ему вслед, когда он, помахав мне, побежал к машине, я почувствовала, как уголки рта сами собой тянутся вверх, намереваясь остаться в таком положении. Потыкав ботинком в снег, я задумалась, что же мне сделать, чтобы время прошло быстрее. Прежде чем я успела втащить в дом «Каталину» с покупками, в моем телефоне звякнуло.

«Как здорово, что ты приехала сюда», – сообщение завершалось подмигивающим смайликом. Сердце у меня в груди подпрыгнуло.

Набирая ответ, я подумала, насколько по-другому общались влюбленные в былые времена. Бабушке пришлось целое лето ждать солнечного денька, когда у Фольке настанет затишье в рыбалке, и он сможет зайти в гости. Сама я не могла утерпеть и десяти секунд, прежде чем начать отвечать Эмилю, славшему мне сообщения из машины, стоящей по другую сторону живой изгороди.

Глава тридцать вторая

– У меня дома весь снег на балконе растаял, каждый день сижу и загораю, – проговорила элегантная дама в лиловой куртке. Яркий цвет оттенял белизну вокруг нас, и я мысленно отметила, что надо купить новые цветы для нашего домика. Что-то должно оживлять вид на фоне некрашеных досок.

Я оглядела бескрайние снежные просторы. Какой контраст со Стокгольмом, где в апреле весна вступает в свои права! Там уже начинают цвести ветреница, первоцвет и гусиный лук, в то время как в Лулео сугробы достигают максимальной высоты. Как раз в этот день мы сидели на Церковной площади, под лучами яркого солнца. Лицу стало жарко, хотя стоял последний день марта. Моя экскурсия прошла в полном соответствии с ожиданиями. Проведя тур для большой группы пенсионеров из Умео, я предложила им закончить осмотр достопримечательностей чашечкой кофе, сидя на шкурах северных оленей посреди сугробов.

Когда кружки опустели, группа поблагодарила меня и стала садиться в свой автобус. Некоторым трудно было подняться по лесенке, и я с удовольствием помогла им. После двухчасовой экскурсии казалось, что я давно и хорошо их знаю.

– Сюрприз! – раздался у меня за спиной радостный голос Тарьи. Я обернулась. Выглядывая из машины, она помахивала в воздухе двумя коробочками суши из моего любимого ресторанчика.

– Ты супер! – выпалила я, принимая коробочку с едой. Усевшись на шкурах, мы взялись за сырую рыбу.

– Как у тебя дела, Ида? За всеми этими совещаниями никак не успеваю с тобой поговорить.

– Да все в порядке, – ответила я, прищурившись на солнце. – Но папа по-прежнему ведет себя странно. То он совершенно такой же, как всегда, то вдруг спрашивает про события, произошедшие десять лет назад. Я уже стала было надеяться, что мой «план по восстановлению папы» поставил его на ноги, но сейчас все больше начинаю в этом сомневаться.

– Как странно, что у него такие перепады, – проговорила Тарья и съела еще одно суши. – Ну, а ты сама как?

– Честно говоря, так много всего – не высыпаюсь. Если даже он не просыпается среди ночи, я так волнуюсь, что он проснется – все время подскакиваю, – проговорила я и почувствовала, как голос изменяет мне. Наверное, я стала такой чувствительной из-за хронического недосыпа. Не желая впасть в истерику посреди площади, я поспешно добавила:

– Ну хватит об этом! Спасибо за суши. Правда, очень вкусно.

– На здоровье, – ответила Тарья, удовлетворенно чмокая. Но потом заглянула в мою коробку и сказала:

– Ну так поешь еще, моя девочка!

Только тут я поняла, что съела всего одну штучку. Обычно я так люблю суши, что остальным приходится держать ухо востро, чтобы я не съела и их порцию тоже. Есть совсем не хотелось, хотя у меня с шести утра и крошки во рту не было. Подумав об этом, я поняла, что и накануне тоже не чувствовала голода. Голова постоянно болела, еда вставала поперек горла, когда я пыталась заставить себя что-нибудь съесть.

– Потом поем, сейчас я не голодная.

– Может быть, это стресс? – спросила Тарья, глядя на меня серьезным взглядом.

– Или же я заболеваю?

– Ида, береги себя, чтобы не дойти до ручки. Обязательно скажи, если мы чем-то можем тебе помочь. Если что, и я, и Мортен всегда рядом. Помни об этом!

– Спасибо, – сказала я и положила ладонь на руку Тарьи. У нее в коробке осталось одно жалкое суши.

Просить о помощи у меня не очень-то получается. Стиснув зубы, я смогу дотянуть этот день до конца. Или все же принять протянутую руку Тарьи, раз она действительно готова мне помочь?

– Если ты не возражаешь, я бы пошла домой отдохнуть. Я правда ужасно устала, – призналась я.

– Конечно, иди!

– Но когда Мортен уйдет на следующую экскурсию….

– Тогда я посижу за стойкой сама. Во второй половине дня наверняка будет спокойно, – ответила Тарья и решительно кивнула, показывая, что вопрос закрыт. – До завтра! – прибавила она.

Странное чувство – ложиться в постель среди бела дня, но все же именно так я и поступила. Закрыв жалюзи и опустив рулонную штору, я задернула обычные занавески, желтые со светлыми розами. Папа пообедал, принял лекарства и теперь отдыхал на диване. Забравшись в постель, я почувствовала, как веки сами собой закрываются. Чтобы избежать безрадостных размышлений, которым я так много предавалась в последнее время, я включила Netflix. Но едва успев выбрать сериал, заснула сном младенца.

Кажется, прошло всего несколько секунд, как вдруг резкий оглушительный писк вырвал меня из сна. Я почувствовала сильный едкий запах, доносившийся из кухни. Вскочив с постели, я, вся всклокоченная, в одной футболке и носках, кинулась вниз по лестнице. Сердце у меня стучало, как механизм часовой бомбы. Когда я влетела в кухню, в нос ударила чудовищная вонь. Воздух стал тяжелым и удушливым. Все вокруг словно закрасили серой краской.

«Пожар!» – такова была моя первая мысль. Или я выкрикнула это вслух, точно не знаю.

– Папа!

– Ничего страшного, – ответил папа откуда-то из клубов дыма. – Я хотел подогреть еду и забыл выключить конфорку.

– Мы горим? – визгливо выкрикнула я.

– Вовсе нет! – решительно ответил папа.

Теперь я увидела его. Он стоял у входной двери, открывая и закрывая ее. Дым слегка рассеялся. Подойдя к окну, я дрожащими руками распахнула его настежь. Вскоре дым начал улетучиваться, наконец-то стало можно дышать. Тут мой взгляд обратился к плите.

– Папа! Ты расплавил эту пластмассовую штуку!

На одной конфорке стояла кастрюля с подгоревшими остатками еды, на другой – наполовину расплавившаяся пластмассовая коробка из-под печенья. Зачем он включил все четыре конфорки? Дрожа всем телом, я отключила пожарную сигнализацию и тут же кинулась соскребать со стеклокерамической плиты пластик – получалось так себе. Зараза въелась намертво. Папа охал у меня за спиной.

– Хотел сделать тебе сюрприз, приготовить ужин. Да, неудачно вышло.

И потом добавил:

– Как хорошо, что ничего не случилось!

Ничего не случилось? Да столько всего случилось!

Уголком рта я ощутила что-то соленое. Слезы? Я плакала? Тут я заметила, что плачу до сих пор.

Я зашла в первую попавшуюся комнату – это оказалась папина спальня – и захлопнула за собой дверь. Плюхнувшись на кровать, закрыла лицо руками. Слезы полились ручьем, я начала громко всхлипывать. Почему все пошло наперекосяк? Я собиралась приехать сюда, навестить папу, привести его в порядок. Он долго был один, плохо питался – более чем правильно, что я взяла это дело в свои руки. Папа оказался в такой ситуации по моей вине, так почему же мне не удается все исправить? Только услышав шарканье папиных тапок по сосновому полу под дверью комнаты, я взяла себя в руки. Посмотрела на себя в зеркало, висевшее у него в спальне. Нет, так дальше невозможно. Мне нужна помощь.

Почта. Где лежит почта? Я прошла мимо недоумевающего папы прямо в кухню. Он продолжал повторять одно и то же, но у меня не было сил слушать. Перерыв целую стопку бумаг, я наконец нашла то, что искала. Письмо из больницы с кратким резюме нашей встречи.

«Антон Мякинен, ответственный сотрудник». Здесь же был записан его номер телефона. Это тот самый молодой парень, предложивший помощь, от которой папа столь решительно отказался. Но сейчас ситуация изменилась. Я поспешила в свою комнату, села в кресло и достала мобильный телефон. Кажется, во всем теле пульсировало, пока я набирала номер и ждала ответа.

– Социальное управление, Антон Мякинен, ответственный сотрудник, – произнес в трубке мужской голос, и я чуть не встала по стойке смирно.

– Добрый день. Это Ида Сунделин. Мы встречались в больнице по поводу моего отца Стена, – сказала я, поцарапав ногтем засохшее пятно на обивке кресла.

– Помню. Здравствуй, Ида!

– В тот раз медсестра сказала, что она заметила… в общем, что папа не совсем ориентировался во времени и в пространстве, пока лежал в отделении. Я обратила на это внимание еще осенью, но не смогла сказать об этом при нашей встрече, – начала я.

– Вот как?

– Да, его как будто подменили, он все время спит, совсем запустил дом и сад. На какое-то время все вроде бы нормализовалось, но потом он упал и попал в больницу. Мне показалось, что дома он стал лучше, но сейчас ситуация сильно ухудшилась. Он просыпается по ночам, сжигает еду на плите. Я не понимаю, что с ним такое.

– На этот вопрос, понятное дело, трудно ответить по телефону. Возможно, у твоего папы деменция, но это может быть связано и с другими причинами.

– Но разве деменция может наступить так быстро? Иногда он ведет себя как обычно, а через минуту я его просто не узнаю.

– При деменция возможны очень быстрые изменения, но аналогичные симптомы могут проявляться, например, при воспалении мочевыделительной системы. С другой стороны, в больнице это обычно проверяют по стандартной схеме, а на встрече по планированию дальнейшего лечения никто об этом не упомянул.

– Воспаление мочевыделительной системы?

– Может быть, воспаление возникло у него уже после пребывания в больнице, и это сказывается. Точно сказать нельзя. На всякий случай ему следовало бы обратиться к врачу.

– Боюсь, на это он не согласится. И сильно сомневаюсь, что речь идет об инфекции. Такие состояния у него то возникали, то проходили всю осень и всю зиму. Будь это инфекция, она за это время поднялась бы до самых почек, и тогда это стало бы заметно, не так ли? На нашей прошлой встрече мы говорили о помощи в уходе за отцом, и теперь я осознала, что мне это нужно. Силы мои кончаются. Поэтому я и звоню.

Мякинен молчал.

– Я хотела бы подать заявление о помощи на дому и даже о проживании для папы. Можно это устроить?

– А что говорит твой папа? – спросил Мякинен.

– В последний раз, когда я беседовала с ним об этом, он не хотел. Но это становится необходимо.

Голос мой сорвался на фальцет.

– К сожалению, я не могу организовать помощь твоему папе против его воли, – ответил Мякинен. – Это основа закона о социальной службе, по которому строится вся моя работа. Добровольность, сама понимаешь.

– А ничего, что он может запросто спалить дом?

– У вас есть таймер или сенсорное устройство, отключающее плиту при перегреве? Очень рекомендую.

Настал мой черед надолго замолчать.

– Нет.

– Мне очень жаль, Ида. Подавать заявление на помощь для кого-то другого могут только родственники, имеющие доверенность. Но, может быть…

На этом месте я положила трубку. Стало совершенно тихо. Я оглядела свою бывшую комнату, проклиная себя за то, что вовремя не обзавелась доверенностью. Съежилась в кресле, ощущая полный упадок сил. Из гостиной доносился бодрый голос доктора Фила. Неужели мне придется сейчас встать и пойти готовить еду? Папа только что сжег остатки, которые я собиралась разогреть на ужин. Более всего на свете мне хотелось лечь и накрыться с головой одеялом.

Два часа спустя, когда мы, поужинав, сидели и смотрели телевизор, в дверь постучали. Я в своей пижаме с Hello Kitty пошла открывать. На пороге стояла Эва-Карин. Она с удивлением посмотрела на меня.

– Позволила себе немного полениться, – проговорила я.

Эва-Карин склонила голову набок.

– Я думала о тебе.

Грациозная, словно газель, она проскользнула в дверь и огляделась. Почувствовала ли она легкий запах расплавленного пластика?

– Ида, – проговорила она, нахмурив лоб и пристально глядя на меня. – Мне кажется, тебе надо немного развеяться.

Эва-Карин отвела челку со лба и заложила ее за ухо.

– У меня есть лыжи. Надень пару толстых шерстяных носков, тогда мои пьексы будут тебе как раз. Пойди на лыжню, которая начинается за музеем, и поднимись на холм возле Рутвика, а потом обратно. Эрдландсон только что укатал лыжню. Скольжение идеальное.

Я смотрела на нее, стараясь сдержаться, чтобы не наморщить нос. Лыжи? Я попыталась объяснить, возразить, но обычно такая мягкая Эва-Карин на этот раз не сдавалась.

– Вот тебе жилет с отражателями, чтобы на тебя случайно не налетел лось, – коротко сказала она, показывая, что вопрос решен.

Глава тридцать третья

В папиных теплых штанах и лыжной куртке, в пьексах на три размера больше и с лыжами родом из восьмидесятых я явилась на лыжню, ведущую прочь из города. Нести все снаряжение вдоль посыпанной гравием улицы до самого леса оказалось почти невыполнимой задачей. Я совсем забыла, как одновременно держать лыжи и палки, чтобы не уронить их.

Солнце почти зашло, снег вокруг меня приобрел сине-фиолетовый оттенок. Небо окрасилось приглушенным синим цветом. Синий час. Справа от меня – музей под открытым небом, где собраны старые хуторские постройки. В свете уличных фонарей белело здание магазинчика. Вставив пьексы в крепления, я засунула руки в петли палок, сделала глубокий вдох и пошлепала по лыжне.

После десяти мощных толчков палками все мышцы заныли от напряжения, при этом мне удалось продвинуться метра на два. Пора поменять технику. Как там говорил папа? «Использовать тело, как маятник». Одна палка вперед вместе с противоположной ногой. Я оттолкнулась и скользнула по лыжне – медленно, но все же продвигаясь вперед. Вокруг были только снег, елки и березы, залитые таким же синим цветом. Я как будто попала в банку с краской. Пройдя что-то около километра, я согрелась и запыхалась, однако в мышцах жечь перестало. Мне начало нравиться – я даже подумала, что надо будет как-нибудь повторить.

Подъем в гору дался мне тяжело. Пришлось применить новый подход – широко расставить лыжи, упираясь палками позади них. Я вся вспотела, оглядываться через плечо было страшновато. Изо всех сил старалась не сравнивать себя с олимпийской чемпионкой Шарлоттой Калла. На каждый шаг мне приходилось дважды отталкиваться палками, однако я постепенно поднималась вверх, и вот наконец – ура, я на вершине Кебнекайсе! Ну, на том невысоком холме, где мне было велено сделать небольшой привал. Сбросив лыжи, я почувствовала свободу движения. Тут меня потрясло – до чего же тихо в лесу! Хотя церковный городок – довольно тихое местечко, сюда, на вершину холма, не доносилось ни звука – ни лая собак, ни разговоров соседей. Полная тишина.

Достав из рюкзака сидушку, я уселась прямо на сугроб. Наконец-то в ход пошел термос. Кофе аппетитно дымился. Отпив глоток, я поежилась от удовольствия. Эва-Карин сделала мне ирландский кофе, добавив немного виски – вернее, плеснула щедрой рукой. Когда я привыкла к этому вкусу, чашка кофе пошла на ура. В животе разлилось приятное тепло. Видимо, было два-три градуса мороза, поскольку от моего дыхания образовывались небольшие облачка пара, но я разогрелась во время подъема и по-прежнему не ощущала холода. После второй чашки в полной тишине я почувствовала себя заново родившейся и наконец-то смогла отпустить мысли о папе. С этого холма и правда открывался ни с чем не сравнимый вид. Подо мной простирался церковный городок Гаммельстад – все его четыреста восемь домишек, белая колокольня и темно-серая каменная церковь. Сделав фото, я тут же послала его Камило, мгновенно получив в ответ десяток звездочек, массу улыбающихся смайликов и клятвенные заверения, что он переедет жить в Норрланд.

«Напоминаю еще раз – это называется Норрботтен».

Приятно было снова получить от него весточку – после той эсэмэски, где он писал, что должен рассказать нечто важное, в нашем общении образовалась некоторая пустота. Сама же я довольно долго ломала голову над тем, что же там у него такое важное. Ясно одно – новость состоит не в том, что он намерен переехать сюда. А навязчивая, но безумная мысль, что он решил сделать ставку на наши отношения, показалась невероятной. С моей стороны, как всегда, последует решительное «нет».

Пока я стояла и смотрела на всю эту зимнюю красоту, мне стало казаться таким странным, что мы теряем посетителей, рискуя большими сокращениями. Неужели все туристические объекты должны превращаться в безвкусные копии Санта-Ярви? Несколько глотков кофе сами собой скользнули в горло. Внезапно я представила себе рекламу церковного городка на манер Санта-Ярви.

«Добро пожаловать в церковный городок Гаммельстад! В каждом домике тебя ждут рождественские гномы, готовые записать твой личный список желаний. Посети мастерскую гномов на площади и вольер с ручными рысями, привезенными самолетом из Сибири. Мы надеемся, что тебе понравятся наши фигуры лосей, петушков и звезд, составленные из ста семидесяти восьми тысяч мигающих лампочек».

– Нет, нет! Фу, какой ужас! – воскликнула я вслух и налила себе еще глоточек кофе. Городок был прекрасен таким, как есть, и если уж я что-то и усвоила за годы работы в сфере пиара, то основное правило звучит так: лучше ретро, чем безвкусица. Кроме того, не будь традиции собираться на праздники в церковном городке, не факт, что я вообще появилась бы на свет – ведь именно здесь бабушка познакомилась с дедушкой. Я снова посмотрела вниз, на этот раз – пытаясь визуализировать, как все это выглядело в прежние времена.

«Троица в церковном городке Гаммельстад – проведи выходные в собственном домике! Повозка, запряженная лошадьми, доставит тебя прямо до двери. Все еще ждешь своего суженного? Может быть, ты встретишь кого-то на танцах в риге под звуки гармони? Многое может случиться до воскресной церковной службы».

– Да! Да! Да! – крикнула я, поднимая деревянную чашку высоко в воздух. Меня осенило. Ключ к успеху церковного городка очень прост: чтобы продвинуться вперед, мы должны вернуться назад.

– Мы уникальны тем, что воссоздаем старое. Нам не нужны ручные олени – у нас и без мигающих лампочек аутентичная рождественская атмосфера. Здесь настоящая идиллия. Приехав сюда, ты сможешь совершить путешествие во времени!

Теперь я выкрикивала свои идеи в полный голос.

Несмотря на весь свой пыл, я замерзла, поэтому, быстро допив остатки кофе, закинула рюкзак за спину. Прежде чем двинуться в обратный путь, я отправила Эмилю спонтанное сообщение о том, как мои креативные идеи спасут церковный городок и как я мечтаю поесть с ним пиццы. Ужасно досадно, что мы все никак не можем увидеться. Каждый раз, когда в телефоне звякало, я надеялась, что у Эмиля найдется время встретиться, но он постоянно был в разъездах или на бесконечных совещаниях, а период затишья все отодвигался. Две недели уже превратились в три и даже почти в четыре. Постоянно прокручивая в голове все наши разговоры, я пыталась вспомнить свои ощущения, когда мы с ним касались друг друга, представляла себе тот миг, когда мы почти поцеловались – и мечтала о продолжении.

Отправив сообщение, я двинулась вниз по склону. Ветер бил в лицо, и я не смогла сдержаться, чтобы не закричать «Й-и-и-ху!», на большой скорости съезжая вниз. Легкий поворот вправо, пригнуться от веток слева, въехать на пригорок. Дорога назад прошла гораздо легче. То ли благодаря открывшимся мне новым горизонтам, то ли так подействовал ирландский напиток.

– Я вернулась! – крикнула я и сама удивилась, как бодро прозвучал мой голос.

– Хорошо было немного сменить обстановку? – спросила Эва-Карин, выходя в прихожую в папиных шерстяных носках. Она, с ее чуть прищуренными улыбающимися глазами, напоминала рождественского гнома.

– Еще бы! Кстати, очень вкусный кофе! То, что доктор прописал.

В прихожую вышел папа.

– Ида всегда отлично ходила на лыжах, – заявил он.

Я приподняла одну бровь и рассмеялась. Потом одним движением стащила с себя уличную одежду, обняла Эву-Карин и поблагодарила за помощь. Едва она ушла, я отыскала у папы бутылку виски, налила себе и ему.

– Стен! – крикнула я и обнаружила, что папа опять неслышно пробрался в кухню. – Держи! – сказала я, протягивая ему стакан виски. – Невозможно каждый вечер делать шоколадные шарики. Иногда приходится чем-то разнообразить.

Мы уселись за кухонный стол. Папа – в клетчатой рубашке, я – в термобелье.

– Угу, – проговорил папа, одобрительно поглядывая на стакан, потом посмотрел в окно. – Отличный вечерок сегодня. Легкий минус, как раз для катания на лыжах.

– Точно! – ответила я и отхлебнула золотистой жидкости. – Знаешь, папа, мне кажется, я придумала план спасения городка. Пока я каталась на лыжах, мне в голову пришла прекрасная идея.

– Я в тебе не сомневался, – произнес он, поднося стакан к губам.

Отхлебнув еще глоток, я принялась рассказывать. Папа слушал с большим интересом, то и дело кивая. Рассказал пару эпизодов из бабушкиной молодости, и мы вместе набросали план, какие мероприятия мог бы предложить посетителям городок. Что-нибудь этакое, что сделало бы нас уникальными и неповторимыми. Когда мы с папой допили напиток, синий час уже давно сменился кромешной тьмой, и я от всей души пожелала, чтобы все вечера были похожи на этот.