Текст книги "Мир без силы. Антология боевой фантастики (СИ)"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Атака
Хеллфайр Файр

Находясь на капитанском мостике линкора «Айова», адмирал Джеймс Холлоуэй III нервно поглядывал то на часы, обрамлявшие его правое запястье, то на танкер «Сакраменто», закачивающий топливо на авианосец «Нимиц». Нервозность адмирала вполне можно было понять: дозаправка в море всегда считалась непростой и опасной процедурой, а «Особое соединение» с самого начала злополучного поход преследовали практически мистические случайности, которые складывались в цепь, очень сильно напоминавшую адмиралу неумолимую поступь рока.

Моряки – народ суверенный, но дело было даже не в этом.

До входа в Балтийское море «Айову», «Нимиц» и «Сакраменто» сопровождали всего пять кораблей. Такое ничтожно малое количество эскортных судов объяснялось легендой усиления атлантической группировки ВМС США ввиду разгоравшегося югославского конфликта, грозившего перерасти в полномасштабную европейскую войну. На самом же деле, «Особому соединению» поставили иную задачу – уничтожение Балтийского флота Советского Союза, на что вполне хватало удара одного линкора и одного авианосца, если правильно применить их орудия и авиацию.

В лучшем из проработанных стратегами вариантов эта акция позволяла избежать прямого столкновения между двумя сверхдержавами, добившись быстрой и сокрушительной победы, которая поможет разжечь огонь сепаратных настроений в Восточной Германии, в Латвийской и Литовской Республиках, не говоря уже о том, что Калининградская область быстро станет плацдармом для войск НАТО. Их ввод в Европу под предлогом миротворческой миссии в Югославии позволил бы в итоге начать передел сфер влияния на континенте – если, конечно, СССР не решится начать ядерную войну. Впрочем, президент Джордж Уоллес был уверен, что до этого не дойдёт, слишком большой шок испытает советское руководство от его быстрой и безжалостной атаки.

Но начались неприятности. Число кораблей сопровождения уменьшилось ещё до выхода из территориальных вод США, ввиду поломки машины одного из эсминцев. Ещё двое были разлучены с соединением во время шторма, так что теперь безопасность «Айовы» и «Нимица» обеспечивали фрегат «Оливер Хазард Перри» и эсминец «Кидд», новейшие корабли, постройка и испытания которых завершились на полгода раньше срока. Конечно, они были замечательными кораблями, не знали себе равных… Но их только двое.

Покусывая губы, Холлоуэй проводил взглядом барражировавший над морем «Ястреб-Два», вертолёт-охотник за подводными лодками. В данный момент обе машины, базировавшиеся на «Нимице», были подняты в воздух, вместе с эскортными кораблями обеспечивая защиту во время дозаправки. Хотелось надеяться, что в ближайшее время отставшие догонят соединение, получат топливо и тогда они вместе обрушат огненную ярость на русских… В противном случае придётся действовать имеющимися силами.

Адмирал вздохнул, пытаясь развеяться и отогнать дурные предчувствия. Он перевёл взгляд на «Нимиц» и залюбовался авианосцем, на борту которого ему хотелось находиться куда больше, чем на «Айове». Кроме того, во время предстоящего боя… Бойни, он будет находиться на палубе стреляющего корабля, тогда как авианосец просто выпустит самолёты, снаряды невиданной дальнобойности, разрушительное воздействие которых зависит не от адмирала, а от мастерства самих пилотов. Возможность переложить на кого-нибудь вину не снимет с него ответственности за приказ начать Третью мировую, но команда «Огонь!» всё-таки отличается от команды «На взлёт!».

Размышления адмирала по поводу авианосцев и линкоров могло бы продолжаться ещё долго, если бы не взрыв.

Две торпеды ударили точно в корпус «Нимица», буквально выбросив авианосец из воды. Несколько человек полетели за борт, с островной надстройки слетел наблюдатель, распластавшийся на палубе, в отсеки хлынула вода. От сотрясения топливные шланги сорвало, их содержимое потекло по палубе и водопадом начало скатываться в море, словно чёрная кровь.

Танкер был обречён, даже если бы в него не попала одна из четырёх торпед, выпущенных по «Нимицу». Её «соседки» вонзились в авианосец, а она, пройдя у него под носом, ударила в «Сакраменто». Последующий за этим колоссальный взрыв мотнул изуродованный «Нимиц» в сторону, мигом превратив оба корабля в филиал ада на воде.

Поражённый адмирал Холлоуэй не моргая смотрел на то, как пламя заполняет авианосец, с обоих бортов которого в воду летели человеческие фигуры, переворачиваясь в воздухе, размахивая руками и ногами. Мало у кого хватило смелости остаться на судне, пожираемом огнём, но и в воде спасения от пламени эти несчастные не находили, горящее пятно растекалось во все стороны, захватывая пытающихся отплыть от него людей. То, что осталось от «Сакраменто», уже ушло под воду, но авианосец, кренясь, ещё сопротивлялся воде – зато то, что не могла сделать вода, совершал огонь, уничтожая авианосец на глазах у адмирала.

Рёв сирены боевой тревоги прозвучал с одновременными движением «Айовы». Корабль, в трюмах которого хранились снаряды с ядерными боеголовками, способный смести с поверхности моря целый флот, а с лица земли – небольшую страну, торопливо разворачивался так, чтобы одной-единственной русской субмарине оставался виден только его нос, уменьшая тем самым вероятность попадания торпед. «Кидд» и «Перри» ринулись в разные стороны, выписывая противолодочные зигзаги и одновременно пытаясь нащупать противника, который после столь успешной атаки должен был спасаться бегством.

Но противник спасаться и не думал.

Подводная лодка «Ленинский комсомол», негласный флагман Балтийского флота, и так подошедшая непозволительно близко к врагу, двинулась вперёд с отчаянием медведя, загнанного сворой собак, на помощь которым спешили охотники. Разорвать ещё хотя бы одного, забрать с собой, если уйти уже не удастся! А команда, услышав о гибели авианосца и танкера-заправщика, только приветствовала это решение, желание победить и выжить напрочь затмил азарт, желание покарать негодяев, вздумавших напасть на Родину. Мысль о том, что они только что убили тысячу человек, ещё не пришла в головы всем этим людям, такие мысли возникают после боя, когда треск отсеков вражеского судна скрежещет в самой подлодке, когда морякам слышатся крики тех, кто погибает по их вине. Во время боя места для таких мыслей нет, здесь либо ты убиваешь, либо убьют тебя…

Эсминец «Кидд» засёк подлодку в тот самый момент, когда носовые торпедные аппараты были перезаряжены. Он начал разворот, намереваясь атаковать, и даже сумел повернуться носом ко врагу, когда ещё две торпеды устремились к цели. Игнорируя опасность, «Комсомол» поднялся на перископную глубину, с самоубийственным отчаянием собираясь бить только наверняка, направляясь прямо к «Айове», неудачно повернувшейся к субмарине, поскольку капитан корабля неверно определил её местоположение. Получив информацию с «Кидда», линкор теперь неуклюже старался изменить курс, однако старый боец не так хорошо слушался руля, как в далёких сороковых…

В эти минуты президент Соединённых Штатов Джордж Уоллес выступал перед американским народом с речью, в которой доказывал необходимость «Усмирить алчные аппетиты коммунистов!» и «Во имя свободы и демократии поддержать новое правительство Югославии!», подготавливая общественное мнение. Он рассчитывал, что Балтийский флот вот-вот будет уничтожен, и нёс всю эту чепуху, чтобы оправдать свои чудовищные действия, не подозревая о том, что количество погибших в море американцев уже превысило две тысячи человек, и вот-вот должно было ещё возрасти.

Вторая торпеда прошла по левому борту мимо «Кидда», несущегося в атаку на всех парах, зато первая ударила точно в нос. Эсминец словно налетел на стену, взрыв, потрясший его корпус, заставил судно вильнуть вправо, разбрасывая обломки во все стороны. Засёкший подлодку вертолёт неудачно атаковал, пролетел мимо и теперь кружился над врагом, передавая координаты на «Айову». Корабль, всё ещё не завершив разворот, двинул башнями, задирая стволы орудий, «Перри» тоже спешил на выручку, заходя на субмарину с кормы.

Подлодка дала новый залп. «Перри», видя несущиеся на него белые полосы двух торпед, почёл за лучшее не геройствовать и вильнул в сторону. «Кидд», ещё не погрузившийся в воду, палил по подводной лодке из оставшегося вооружения, но без какого-либо успеха. А на «Айове» адмирал Холлоуэй отчаянно пытался успокоить стучащие зубы. История не знает случаев чтобы две торпеды смогли потопить линкор. Разве что налёт на Таранто, но там были итальянские линкоры… И ещё «Бисмарк», по сути погибший всего из-за одной торпеды, заклинившей рули и превратившей корабль в беспомощно кружащуюся по волнам мишень для снарядов и авиации…

Торпеды шли. Русская подлодка наконец-то решила погрузиться, не испытывая судьбу, пока по ней не ударил главный калибр линкора, а торпеды всё шли. Вертолёт яростно кружился над взбесившимся океаном, несчастный «Кидд» прекратил стрельбу и опускался на дно, а торпеды всё шли. Они приближались, невзирая на мольбу тысячи человек, они неслись к своей жертве, натягивая провода, словно щупальца морского чудовища. В рубке «Айовы» никто не осмеливался даже дышать, даже пот перестал течь по лбам и рукам тех, кто ждал удара, внутри «Комсомола» тоже не дышали, считая секунды…

Судьба в этот день была к американцам не благосклонна.

Неудачно начавшийся поход заканчивался катастрофой – обе торпеды поразили «Айову», красу и гордость американского флота, ударив её под кормовой башней. За миг до удара из всех трёх её стволов бы дан бесполезный залп, но пламя, вырвавшееся из орудий, казалось жалкой пародией на огонь, в котором погибал всё ещё не утонувший «Нимиц», почерневший и пылающий. Море было заполнено людьми, умирающими, раненными и даже целыми и невредимыми, отплывающими от «Кидда» и «Нимица», а вот у места гибели «Сакраменто» не было видно никого.

Субмарина типа «Альфа», «Ленинский комсомол», единственная субмарина среди своих собратьев, удостоенная собственного имени, продолжала атаку. Раненный двумя торпедами линкор был вынужден сбавить ход, а атакующий «Перри» не имел никакого значения по сравнению с возможностью потопить эту тварь. Команда «Комсомола» знала, на что идёт, торпедные аппараты перезаряжались без спешки, всего лишь в темпе боя. Данные для стрельбы поступали на экраны приборов, люди производили расчёты, а те, кто не был занят в последней атаке, просто надеялся на то, что она увенчается успехом.

Адмирал Холлоуэй с трудом поднимался на ноги – никто в рубке не смог устоять, когда торпеды поразили корабль. Он потребовал доклада о повреждениях, он приказал сбавить ход, он делал всё, что не мог сделать капитан «Айовы», скорчившийся на полу, зажимая руками лицо, испещрённое осколками, но это уже ничего не решало. Торпеды продолжали свой путь, даже когда «Ленинский комсомол» разрывало на части взрывами бомб, они ударили в «Айову» незадолго до того, как на поверхность выбросило обломки субмарины.

Смертельно раненный линкор медленно потащился на запад, всё больше оседая кормой в воду. Судьба его была предрешена.

* * *

Президенту Уоллесу объявили импичмент всего через два дня после событий в Атлантике, потому что никакие высказывания про «злых русских» и «просчёты адмиралов» не могли оправдать одномоментную гибель более шести тысяч американских граждан.

Фрегат «Оливер Хазард Перри» участвовал в спасении уцелевших и позже прибыл в Великобританию. Экипаж вертолёта с авианосца «Нимиц» также поднял несколько человек и сумел добраться до Норвегии. Остальными занялась советская сторона, вытащив из воды и самого Холлоуэя. Показания этих пленных мгновенно оправдали действия русских против «коварных капиталистов, подло нарушающих международные соглашения», а последующий «звездопад» среди американских военных стал лишь приятным дополнением к происходящему. Югославский кризис был разрешён без единого выстрела, одним видом советских танков, что стало одной из многих причин стремительного распада Североатлантического Альянса.

Все члены экипажа «Ленинского комсомола» были посмертно представлены к наградам.

Сергей Возный
Самый западный фронт

С боем взяли мы Нью-Йорк, город весь прошли

И у последней улицы название прочли.

А название такое, право слово, боевое

«Вашингтон-стрит»…

Испанцы опять поспешили – не дали колонне зайти в ущелье. Рявкнула базука, пропел реактивный снаряд, и пятнистый головной «хаммер» обратился в огненный шар. Два ближайших транспортера встали грамотно, солдатня посыпалась, позиции занимая. Ладно, сам виноват – индейцев надо было в засадную группу!

– «Мамбы», я Мигель! – микрофон прижат к щеке, ловит мой хриплый шепот. – Я Мигель! Работайте «хвост»!

– Йес, сэр!

«Мамбы» – это негры. Черные змеюки, сплошь воспитанники гетто. Кое-кто натаскан еще в ПРОШЛОЙ жизни – учебные центры, Ирак, Афганистан. Правительство любило черных парней – в бою они куда злее хороших белых мальчиков. Латиносов любило тоже – иммигрантов из Мексики и смуглых «чиканос». Всему обучило, еще до «либеризма». Хорошие белые мальчики суетятся сейчас внизу, по дну ущелья ползают под пулями бывших «цветных» коммандос и маринс. Ненадолго! Гранатометы кашлянули, протянулись дымные хвосты к бронетехнике, полыхнуло трескучим пламенем. Чингачгук из пулемета лупит, Старый с Карлосом снайперят – долбят через оптику офицеров с сержантами. Кое-кто внизу еще пробует биться – за камнями, по ту сторону дороги.

Аккурат поверх фугасов, прикопанных вчера Чингачгуком.

Мне бы не лезть, но тут уж азарт попер – тянусь к пульту, шепчу что-то на языке, далеком от «инглиш» и «спэниш». Универсальное, матерное насквозь. Кнопка! Взрыв! Тишина…

Вниз идем аккуратно, двойками, прикрывая друг друга по секторам. Ломкие серые тени, горные призраки штата Монтана. Внизу красота: транспортеры горят, «хаммеры» перевернуты. Кроме одного. Нужный присел на пробитых колесах, а «мамбы» шуруют внутри, тащат наружу толстяка в камуфляже. Брюнет, шрам на щеке, нос кривой – все сходится. Джон Хопкинс, бригадный генерал армии «колонов». Объект. Других можно «зачищать» – не нужны партизанам пленные. Испанцы ворошат тела, бьют контрольными, негры технику минируют. Чингачгук нашел интересное, тянет из ножен длинный кривой клинок.

– Посмотри, командир!

Подхожу. Солдат – сопляк совсем. Встать не может, шлем кевларовый слетел, в глазах голубых – безнадежный, тоскливый ужас. Чингачгук сопляка пнул привычно, левой за волосы словил, ножом потянулся.

– Отставить.

Смотрит удивленно, будто игрушку отобрали. В Отрядах у индейцев привилегии, но распускать нельзя. Детям природы волю дай – скальпы снимать начнут! «Колон» в спасение не верит, глаза мутные, на штанах расплывается стыдное мокрое пятно. Белый мальчик из пригорода – дом с лужайкой, пара авто, отец-менеджер, мать-домохозяйка… Шаловливая судьба вечного ребенка, сметенная свежим ветром «либеризма». Иногда мы зовем таких в Отряды – постарше, позлей. Практичных хлопцев, не желающих умирать за зеленую резаную бумагу. Сопляка среди них не будет – слишком любит жизнь, да и времени нет на уговоры.

– Всё, уходим…

* * *

 …Теперь и не вспомнить, как все начиналось.

С индейцев, наверное?

Или раньше – с бесчисленных иммигрантов, привыкших жить по своим законам? Целые кварталы негров (пардон – АФРОАМЕРИКАНЦЕВ), латиносов, итальянцев, живущих на пособие! Готовых с полицией драться и строить баррикады, если пособие не дали вовремя! «Политкорректность» – смешное слово. Еще смешней – «либерализм», право творить что хочешь, плюя на законы. Звучит почти как наш «либеризм», только над этим, последним никто не смеется!

А тогда, лет двадцать назад все началось с анекдота. Индейское племя объявило себя независимым от (прошу всех встать!) Соединенных Штатов Америки! Не верится, но тогда все три слова писали с большой буквы! Сбережения хранили в долларах США – целые страны, не говоря об отдельных людишках! Индейцы в огромной стране считались клоунами – томагавки, перья, экзотика для туристов. Посмеялась огромная страна и забыла. На время. Пока не решила тогдашняя оппозиция срубить очков перед выборами. Нашли юристов, подали в суд. Вполне благое дело – добиться от правительства исполнения федеральных законов и самой Конституции! Индейцы остались довольны – получили свое государство. Оппозиция довольна – в Конгресс пробилась. Довольна либеральная публика и правозащитники!

Меньшинства возмущены.

Гарлем в Нью-Йорке, Восточный Лос-Анджелес, китайские кварталы. Чем они хуже?! Избрали мигом президентов, попросили весь мир о признании.

И получили!

От четырех сразу стран – Венесуэлы, Ирана, Китая и России.

А президент США, вмиг переставший глупо улыбаться, принялся глупо действовать. Национальную гвардию бросил в бой. Стрельба, кровь, жертвы. И началось…

Сплю чутко – легкий шорох как сигнал тревоги. Глаза не открыл, рука под подушкой стиснула рукоять. В первые годы «либеризма» отрядных командиров убивали часто – ЦРУ еще работало, да и молоды были те командиры. Таких как я, с десятилетним стажем, нынче по пальцам сосчитать. Выходцев из тех времен, когда МГБ стеснялось работать открыто, а потому набирало сплошь чернявых и смуглых. Испанистых.

– Командир!

Чингачгук пожаловал. С порога предупреждает, чтоб пулю не поймать. Никакой он, конечно, не Чингачгук – родное имя сложновато и не нужно никому.

– Старый «колона» допрашивает, тебя приглашает…

Ясно. Старый у нас не только снайпер – он, вообще то, комиссар. Хорошее русское слово…или нерусское…неважно. Умник и идеолог. Мы, «лобос», знаний хапнули совсем немножко – другому нас учили. Без комиссаров иногда не обойтись.

– Передай, сейчас приду.

Волк всегда должен выглядеть свежим – пример для стаи. Если не хочет превращения стаи, партизанского отряда, в грязную банду. С цивилизацией у нас порядок – душ, кондиционер, питание горячее. Россия отошла от «гонки вооружений» – теперь в людей деньги вкладывает. В нас. Улыбаюсь этим мыслям, скалю в зеркало хищные белые зубы. Мне нет и тридцати, я силен и счастлив! Пора!

Коридор, пробитый в скале, содрогается от дальних взрывов – «апачи» кружат над погибшей колонной, утюжат горы ракетами. Это ненадолго, с горючкой у колонизаторов проблемы. И с вооружением. С людьми тоже. Маловато сейчас фанатиков «американского образа жизни» – очередной в плен попал. Большая светлая комната, бежевый пластик, стол, стулья. Человек в грязном камуфляже сидит неловко, наручниками пристегнут. Ломаный нос, шрам, глаза злющие. Волчара! Вполне достоин уважения. Напротив Старый расселся, ноги на столе, сигара дымит. Психологический прием, нас тоже учили: для американца подобное хамство – признаки БОССА, хозяина положения. Смирись и не дергайся!

– Повторяю вопрос: какие операции планируются колониальными войсками в этом месяце? Подумайте о Ваших людях, генерал, зачем им гибнуть? Пусть не встретятся с нами и доживут до Всеобщей Свободы!

Безукоризненный «инглиш» (в противовес американскому диалекту), отутюженный мундир, благородная седина в проборе. Джентльмен. Годов и впрямь многовато – помнит не только Ельцина, но и Брежнева какого-то! Рассказывать начнет – заслушаешься!

– Колониальные войска обречены, Хопкинс! Вы ставите в строй детей, а потом отправляете их матерям в черных мешках! Совесть не мучает?

–Нет, – генерал впервые поднял голову, желваками подвигал. – Нет, свинья, я не испытываю угрызений и я прав! Вы со своими черномазыми хотите убить мою Америку, но потомки рабов никогда не станут господами! Жалею, что мы не раздавили их сразу! Болван-президент, слизняки в Конгрессе, идиоты-правозащитники! И я помню, как вы нам задницу лизали за валютные транши, так что не надо мне тут!..

Ай да генерал – ты еще и расист!? Немудрено, впрочем, когда все «цветное» население воюет против тебя! А что у нас Старый? Не узнать Старого – скулы обострились, лицо побелело, улыбка на оскал похожа.

– Я тоже помню, янки. Помню как вы рушили мою страну, ломали Варшавский Договор, деньги давали всем, кто против нас. Косово, Польша, «оранжевые»… У меня, сука, отца в Таллинне убили, брату в Чечне башку отрезали, а ты, падаль, меня стыдить вздумал!..

Пять шагов делаю в долю секунды, рука ложится Старому на кобуру, а тот все дергает пистолет, вырвать пытается.

– Тихо, комиссар, тихо, он же пленный. Его в Центр надо.

Услышал, обмяк, в глаза, потихоньку, разум возвращается. И чего было так шалеть из-за древних, забытых дел? Непрофессионально! Генерал вон совсем не испугался и ухмылка издевательская. Нормальная реакция вояки на дурные эмоции. Ладно…

– Вам смешно, генерал? – мое лицо искрится дружелюбием. Сближаюсь, взгляд в упор, разгоняю себя до привычного веселого куража.

– Мой старший товарищ Вас ненавидит, но это все нервы. Я их лишен. Центру Вы нужны живым, но кто мешает удалить Вам ненужные части тела? Уши, нос, яйца, пальцы? Просто так? Вы думаете о совести, Хопкинс, а я могу вырезать всех детей Америки, если нужно для дела. Могу заразить ваши воды вирусом Эбола, взорвать ядерный фугас под Белым Домом. Меня так учили, с пятнадцати лет. Вам все еще смешно?

Сила волка – не в оскале. Взгляд нужен, равнодушная готовность убить и умереть. У «либеризма» есть мудрые основатели и седые проповедники, но добыть Всеобщую Свободу можем только мы – волки, «лобос», каленое острие красивой и гордой идеи. Так будет!

Дрогнул генерал. Поверил. Увидел в моих глазах все, что хотел – ядерный гриб и горы отрезанных голов. Не каждый из нас умеет ВНУШАТЬ КАРТИНКУ, но я был одним из лучших. Расплылся генерал как гнилое яблоко, дальше пусть Старый работает.

Я устал...

Коридор, комната, топчан. Телевизор контачит со спутником – на экране всплывает грудастая певица, разевает рот по-рыбьи. Звуков не хочу. Щелчок – репортер в модном радужном балахоне на фоне Кремля. Еще щелчок – канал старых фильмов. Громила в красном пиджаке бьет кого-то, грязные улицы, серые люди. Ретро! Сейчас в Москве пылинки лишней нет – сплошные огни и вечный праздник. Шикарная столица богатой и гордой страны – где она, была ли, вообще, в моей жизни?!

И когда?

* * *

…Теперь и не вспомнить, как все начиналось.

С Иностранного Отдела, наверное.

Тогда, лет двадцать назад, дорожала бешено нефть, экономика России шла на подъем, а новый Президент отличался умением рисковать. Еще Богатые Люди вмешались – это мне Старый объяснил, недавно. Богатые люди в России решили отхапать кусок у таких же небедных в США. Глянули на бардак американский, сговорились, а Президент их понял с полуслова. Деньги, плюс власть, плюс смелость! Секретные службы России слились в Министерство государственной безопасности, а там Иностранный Отдел открылся. Для спецопераций за рубежом. Совсем как раньше, когда и Старого-то на свете не было (он в книжках читал, знает). Добровольцев набрали юных, от пятнадцати до двадцати. Смуглых, чернявых, испанистых. Желательно – сирот. Желательно – хулиганов. Меня прихватили прямо на улице, ножа лишился, по чавке врезали, а дальше жизнь пошла и вовсе веселая. Сперва выбор: учиться или в тюрягу. Потом тесты: зрение, слух, ум, сила. Много отсеяли. Остальные попали в ад – тренировки сутками, языки, еще разное…

Три года подряд…

До сих пор могу без сна почти неделями, без еды месяцами, без воздуха– полчаса. Карабкаться на голые скалы, спать в снегу, убивать чем угодно, владею гипнозом и ораторским искусством. Память держит тысячи цифр – даты, коды, пароли – сотни названий и имен.

Кроме собственного.

Испанское слово «лобос», волки – фирменный знак и клеймо.

Тогда, вначале, никто не ждал, что хваленые Штаты рухнут ТАК БЫСТРО. Колоссом окажутся на глиняных ногах (забавное выражение – тоже от Старого). Неприятностей опасались, дипломатических нот и ядерной атаки. Это сейчас сюда едут все подряд: блондины и рыжие, Сергеи и Борисы, лейтенанты и майоры. Не скрывают и не таятся.

Мне так не дано.

Отныне и вовеки – Мигель, хищник, орудие мировой справедливости.

Аминь!

* * *

Ночь. Обхожу по периметру бункер, сам проверяю посты – так спокойней. Бойцы Отряда – просто люди, им нужно слишком много сна. Мне хватает трех часов, плюс пара асан из йоги. Не курю и не пью, прекрасно вижу в темноте…долго перечислять. Вся жизнь моя – яркие акции и мертвое время между ними. Бойцы меня опасаются – просто не понимают. Старый…да, кстати, Старый!

Ему тоже не спится – в комнате полумрак, телевизор бормочет. Бутылка виски на столе, граненый стакан, окурки прямо в тарелке. Запах…бр-р!

– А-а, товарищ Мигель! Биоробот-терминатор! С чем пожаловал?!

Крепко пьян старик, лицо в слезах. Непонятно!

– Что случилось?

– Ничего! Аб-бсолютно! Пью, как видишь, телик смотрю! Нельзя?!

– Вы комиссар, мне не подчиняетесь.

– Да брось эту казенщину, выпей как человек!

– Не буду.

– Ну, дело твое. А я вот…накачу. За успех, так сказать, Свободы Всеобщей, хрен ей в горло!

Наливает. Пьет. На экране – зеленая роскошь городского парка, старики на скамейках, дети играют. Опять Москва, наверное. Сказка!

– Смотришь? И я вот смотрю. Понять пытаюсь, нахрена мы здесь?! И там, в России, нахрена будем?! Ты, биоробот, кому там нужен?!

– Не понимаю Ваших вопросов.

– Да ладно! Может, и к лучшему, что думать не хочешь. Была когда то большая страна, где люди много читали и много думали. Советский Союз! До того много, что без страны остались и без штанов. А такие как ты защитили бы, не позволили…

Опять наливает. Странное поведение и беседа – для комиссара особенно! Больше подходит людям, зовущим себя «интеллигенцией». Старый к этому слову всегда добавляет «гнилая» или «вшивая». Говорит, раньше их много было – в той самой стране, где любили читать. Неудивительно, что все там распалось – комиссара за сегодняшние речи тоже не похвалят. Если доложу, как положено. Отзовут, вышибут из МГБ, будет в парке с детьми играть. Или нет? После долгого бега нельзя сразу лечь – сердце может заклинить. После Отряда в мирный парк…сколько он там проживет? Не буду докладывать, хороший старик!

– Почему все так?!

– Что? – вопрос меня достал на пороге.

– Ну, зачем…в общечеловеческом плане? Такая большая Земля, места полно! У нас были первомайские демонстрации, у них – индейка на День Благодарения. Нахрена они начали первыми?! Накликали таких как ты…

Смутные речи, совсем непонятные. Может, Хопкинс и понял бы, бравый генерал рухнувшей империи, но с ним пить нельзя. Старика жаль, болеть завтра будет. А я останусь здоров, силен и счастлив.

Почти.

* * *

…Иногда мне снятся странные сны.

Громада здания с колоннами и куполом, зеленые лужайки, четкие каре построенных войск. Лица сплошь знакомые: белые, черные, красные, но форма одинакова у всех. Чингачгук, Старый, «мамбы», испанцы. Генерал Хопкинс хмурит брови – строго, но не зло. Голубоглазый мальчик тянется во фрунт – сегодня он хороший солдат. Знамя вьется – волчья морда на полосатом фоне.

– Пара-ад! Под знамя государства Массачусетс смирно стоять!

Ничему не удивляюсь – даже команде на русском языке.

Старый говорит – очень давно была страна Древний Рим. Роскошная, богатая, наглая. Пришли варвары, захватили, а потом поселились в чужих домах. С римлянами смешались. Законы придумали.

Так и родилась Европа.

Старый многое знает, такие пригодятся везде. Даже в нынешней сытой России, где и бандитов с ворами нет. Цивилизация, законы, порядок.

Кому в такой стране нужны волки, умеющие только грызть?!

Кто нас ждет? И ждет ли?

Иногда мне снятся странные сны…