Текст книги "Всемирный следопыт, 1930 № 09"
Автор книги: авторов Коллектив
Жанр:
Газеты и журналы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)
2
– Эй, мирские, вставай! В путь снаряжайтесь. Вставайте, еретики поганские!
Косаговский открыл глаза и увидел стрелецкого начальника, стоявшего над ним.
– Вставай! – ткнул Косаговского в бок стрелец. – Ладьтесь в путь!
– А куда пойдем, братишка? – спросил проснувшийся Птуха.
– А ты чего зоблишься? – крикнул грубо стрелец. – Твово ума пытать не будем! Пойдешь, куда надобе!
Стрельцы были уже готовы в путь. Они вскинули за спины берестяные короба, похожие на солдатские ранцы, отстегнули топоры и ждали лишь пленников.
– Вязать будем? – обратился один из них к начальнику.
– Пошто? Утечь им некуда! – ответил стрелецкий офицер – Станьте по трое обаполы мирских, а четверо пущай передом идут!
По его приказу четыре стрельца выдвинулись вперед, приготовив топоры; остальные встали по трое с обеих сторон пленников. Сам начальник прикрывал тыл отряда.
– С богом! – крикнул он. – Трогайтесь, братие!
Тотчас же от костра начался дикий бурелом, где кусты и высокая трава переплелись стеной, непроницаемой, казалось бы, даже для солнца. Но сверкнули длинные топоры стрельцов, затрещали перерубленные ветви, и в глухой стене образовался прохот. Стрельцы с удивительной ловкостью продирались сквозь таежную чащобу, не отступаясь от раз взятого направления. Отряд двигался в молчании. Тарабарили топоры, трещали под ногами срубленные ветви, и новая верста оставалась за плечами путников. Через равные промежутки времени, по приказу офицера, передовые стрельцы менялись местами с охранявшими пленников. И свежие руки с новой яростной силой врубались в тайгу.
Лесная чаща неожиданно кончилась, упершись в болото. Деревья стояли в черной, мертвой воде. Зеленый студень тины колыхался на поверхности. Удушливо пахло торфом и болотным газом.
Но стрельцы не испугались, увидав непроходимую топь. Наоборот, они заметно обрадовались болоту.
Откуда-то из-под кореньев могучей сосны они вытащили, повидимому, заранее спрятанные два трехсаженных шести. Общими усилиями сбросили их в болото, так, что шесты легли параллельно в аршине друг от друга. Уверенно опустившись к болоту, три стрельца встали на шесты на четвереньках, ногами на один шест, руками же упираясь на другой. Так, переставляя осторожно ноги и перебирая руками по параллельному шесту, они начали переправляться через болото, казавшееся непроходимым. Когда стрельцы дошли до конца шеста, они выдвинули вперед подручный шест, перешли на него и, подтянув подножный, который теперь стал подручным, снова двинулись вперед.
Не успели пленники притти в себя от изумления при виде такой переправы, как еще два шеста полетели в болото, а стрелецкий офицер дотронулся до плеча Косаговского.
– Иди!
Летчик не без страха ступил на шест. Лишь только он оперся о второй шест, руки его ушли по локоть в жидкую грязь. Дернулся испуганно вверх и чуть было не сорвался с подножного шеста. С ужасом подумал о купании в этой вонючей топи, в которую он ушел бы, наверное, сразу, по плечи. Но взглянув на двух стрельцов, перебиравшихся вместе с ним, он немного успокоился. А вскоре топкая зыбь, подобно пружинному матрацу колыхавшаяся под ногами, ничуть уже не пугала его.
Переправа через болото продолжалась около часа. Топь кончилась гатью из толстых бревен. Спрятав шесты, стрельцы двинулись по гати. Она тянулась версты на три и уперлась в «пал», лес выжженный и расчищенный под пашню. За «палом» тотчас же начинался небольшой отлогий хребет.
Стрельцы вдруг заволновались, подтянулись, обчистили грязь с кафтанов и лаптей, даже умылись ручейковой водой. А затем, прикрикнув особенно сурово на пленников, начали забираться на хребет.
Косаговский, шедший впереди остальных пленников под конвоем двух стрельцов и офицера, поднявшись на перевал хребта, остановился передохнуть. Ничего не подозревая, он опустил глаза вниз и попятился пораженный.
Внизу, прямо у него под ногами, в небольшой узкой долине и по склону гольца, вскинувшегося на дыбы, лежал город, сошедший с картины Аполлинария Васнецова.
Внизу в небольшой долине лежал город
На берегу озера, сверху казавшегося неподвижным как чан со ртутью, высились зубчатые бревенчатые стены кремля с пузатыми, словно бочки, башнями по углам. Из-за кремлевской стены выглядывали семиглавый собор и гребни причудливых боярских хором. Кремль был опоясан широкой лентой города. Тесовые крыши городских домов, среди которых виднелись «семиглавия» – небольшие церквушки раскольников со старинными звонницами, блестели на солнце.
В городе звонили к обедне. Глухой звук колоколов и чугунных бил тяжело плавал над городом. Косаговский видел даже всполошенные звоном вороньи свадьбы, ошалело носившиеся над крестами собора.
– Что это такое? – изумленно вскрикнул за его спиной Раттнер.
Стрельцы словно по команде скинули шеломы и закрестили крупно, глядя на городские церкви. И лишь после этого один из них ответил строго:
– Град Ново-Китеж!..
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I. Затерянный мир
1
– Мать честная, ни черта я не понимаю! – изумлялся Птуха. – На яком свите, в якой земле, на якой-такой планиде мы находимся? Илья Петрович, от она та самая полая Арапия, о которой ты ночью рассказывал!
Косаговский и Раттнер молчали, поглядывая удивленно по сторонам.
Грязную ухабистую улицу, по которой они шли, прорезали вкривь и вкось узенькие переулочки и тупики. Дома, вернее избушки, закоптели; окна вместо стекол были затянуты скоблеными бычьими пузырями. В этих курных избенках ютилась, повидимому, новокитежская беднота.
Пленников вводили в город
Но и дома городских богатеев, обнесенные высокими бревенчатыми заборами, были не лучше крестьянских изб современной Псковщины или Новгородчины. Все встречавшиеся по пути дома были крыты тесом или берестой, обложенной сверху дерном, с дымволоками, отверстиями в потолке или стене для выхода дыма, вместо трубы. Ни одной железной крыши, ни одной каменной стены, ни одного окна со стеклом!
Обгоняя пленников или пересекая им путь, скрипели телеги, на изготовление которых не пошло, повидимому, ни грамма металла. Даже колеса телег вместо железных шин были обтянуты деревянными обручами. А в телегах: битая птица, овощи, полти мяса, шерсть, масло, лед, резанные из дерева вещи.
– Что везете? – обратился Косаговский к мужичку в сермяжном кафтане, подпоясанным лыком, шагавшему рядом с одной из телег.
– Тягло! – ответил тот, косясь испуганно на человека в жутко блестящей кожаной лопотине.
– А за что ты платил деньги при в’езде в город? – спросил снова Косаговский.
– Знамо, мыто! – ответил мужичок. И вдруг, настегав панически свою лошаденку, понесся так, что засверкали его новенькие лапти.
– Ну, Николай, беда! – улыбнулся летчик. – Мы из века XX грохнулись сразу в XVII! Тягло – это прямые налоги в Московской Руси. А мыто – товарные пошлины той эпохи. Вот не ожидал я, что мой несчастный самолет, подобно уэллсовской «машине времени», может переносить за сотни лет в прошлое.
Пленники подошли к озеру, через один из рукавов которого был перекинут мост на бочках. Около моста, на берегу озера, лежал ряд больших осмоленных лодок. Тут же, на вбитых кольях, сушились сети. На противоположном берегу озера махали крыльями ветряные мельницы. Близ крайней, ближайшей к озеру ветрянки стояла виселица: два столба с перекладиной и с петлей, раскачиваемой ветром.
Лишь только пленники перешли дрыгающий под тяжестью телег и многочисленных пешеходов мост, в уши их ударил неистовый шум, металлический лязг и грохот. По обеим сторонам улицы потянулись угольно-черные от сажи кузницы Двери их пылали отсветами горнов.
– Фабричный район – улыбнулся Раттнер.
– Эге, здесь тоже пролетарии имеются! – отметил это радостное явление и Птуха.
Улица оживлялась, набухала народом.
Вот, по грязной мостовой тащатся под конвоем стрельцов колодники, скованные общей громадной цепью. Они вышли на кормежку, побираться. В подолы их зипунов летят калачи, куски мяса, изредка монетки. Тяжелая колымага, пытавшаяся обогнать колодников, застряла в грязи. Четверка лошадей запряженных только в гужи – так как дышла по верованию кержаков тоже вещь проклятая, – надрывает последние силы, исходя хрипом и паром. Толстая старуха в ватной телогрее, высунувшись из колымаги, тычет озлобленно клюкой в спину кучера. Кожевенники, тащившие на спинах связки остро шибающих в нос, свеже отделанных кож, впряглись вместе с лошадьми в гужи и выдрали колымагу из грязи.
Из открытых дверей кабака валит пар, несутся пьяные песни, крики, хохот. На пороге стоит баба, взвалившая на плечи пьяного мужа, и кричит истошно:
– Васи-илей!.. Давай телегу-у!..
За кабаком улица раздвинулась и влилась в площадь, это был, видимо, торг. Рядами стояли лавки, дощатые балаганы с рогожными навесами. На прилавках и прямо на земле – все, что необходимо для хозяйства: обувь, носильное платье, деревянная и глиняная посуда, гребни, донца, веретенца, ведра, ушаты, кадки, лопаты и груды новых, облитых дегтем колес. Тут же, на глазах покупателей, мясники резали коров и, подвесив их туши на треножники, свежевали. А рядом рыбаки на мокрых еще сетях разложили ночной улов.
Разносчик новокитежского торга
Прошли несколько шагов – новое зрелище. На лавках, поставленных прямо в уличную грязь, сидят верхом люди. На головах у них надеты глиняные горшки. Земля около лавок как ковром устлана волосами.
Это «Стригачий ряд». «Стригольники», то-есть новокитежские парикмахеры, огромными овечьими ножницами стригут «под горшок» молодых франтов, выстригают на затылках благочестивых стариков обязательные для каждого кержака «гуменцы», то-есть круглые плешинки, подобные тонзуре современных католических попов. Здесь же между лавками парикмахеров носится со звонким ржанием, задрав хвост, отбившийся от матки жеребенок.
Посредине торга, на свободной от лавок площадке, стоял каменный столб с железным ошейником и наручниками. Косаговский легко догадался, что к этому столбу приковывали приговоренных к торговой казни – «правежу».
Рядом с правежным столбом – деревянная кобыла, на кобыле человек, судя по волосам и одежде – поп. Руки и ноги попа связаны под кобылой, словно он обнял бревно, на котором лежал. Здоровенный чернобородый палач, в одной рубахе с засученными рукавами, мрачно и сосредоточенно лупил попа по спине длинным кнутом. Рядом стоял человек в длиннополом кафтане и после каждого удара приговаривал:
– Што, не сладко? Не глянется? За то тебе, штоб сан свой иерейский помнил! Штоб не пьянствовал!
Поп в ответ орал на весь торг:
– Ой, лихо мне!.. Ой, люди добрые, простите меня многогрешного, худоумного, великонедостойного и непотребного перед богом и человеками иерея!
Толпа покупала, продавала, кричала, хохотала, даже плакала.
А над всем этим людским шмоном тяжкими волнами перекатывался звон колоколов, гул чугунных бил и глухой стук древних деревянных клепал.
Толпа, увидав пленников, окружила их тесным кольцом. Раздались крики:
– Глянь, мирские!.. Скоблены рыла!.
– Бритобрадцы!.. У-у, образ блудоносный!.. Еретики!..
– Эй, хрешшоны! – кричали из толпы стрельцов. – Где мирских пымали?
– У самого жальника! – отвечали стрельцы, с трудом расталкивая сгрудившихся людей. – Еще бы чуть, в город пришли!
Толпа зловеще загудела:
– Ишь!.. Неначи шпыни[2])… Отай пробрались!..
– Явное дело!.. От мирских людей подосланы… про Ново-Китеж разведать!
– Погибель нам!.. Бей мирских шпыней!
– Погибель нам! Бей мирских шпыней!
– Отойди!.. Дай дорогу! – кричали перепуганные стрельцы. Но едва ли удалось бы им защитить пленников от самосуда, если бы из толпы не послышались другие выкрики:
– Пошло бить?.. Разве они не люди?
– Бе-ей!.. Погибель нам от них.
– Почему погибель?.. А в миру жить нельзя?..
– Молчите, отступники!.. К старине должно лепиться!…
– Ну и лепитесь. Вольному воля!..
Толпа явно разделилась на две враждебных стороны. Чувствовалось – готовится что-то грозное. Купцы поспешно прятали товар, закрывали лавки. Из смежных переулков бежали, волоча по земле бердыши, стрельцы. И вдруг рокот многочисленных голосов рассекли отдельные истерические выкрики:
– Бей дырников!.. Вероотступников!..
– Лупи бездырников!.. Скитских елейников!..
Людская толпа, заполнявшая торг, вдруг раздалась надвое, минуту помедлила, охнула и пошла стеной на стену.
Стрельцы, охранявшие пленников, стучали торопливо шомполами, забивая пули в стволы пищалей. Стрелецкий офицер кричал какие-то приказания. Но его крик тонул беспомощно в реве бьющейся на кулачки толпы. Наконец стрельцы поняли приказ своего начальника. Трое из них, с пищалями, остались на месте прикрывать отступление. Остальные, стабунившись и окружив пленников, бросились сломя голову в ближайший переулочек.
(Продолжение в следующем номере)
К СЕВЕРНОЙ ЗЕМЛЕ
Очерк, полученный по радио
с борта ледокола «Седов»
от нашего специального корреспондента
Б. Юркевича
Фото Соболева
I. Курсом льдов и айсбергов
Сегодня мы оторвались в плавание
Половодье далей слушать.
Дружить с ветрами,
С неизвестностью.
Ворота в Арктику – Северная Двина, Архангельск… «Седов» проходит эти ворота, сопровождаемый громами музыки, взрывами – «ура»… Все шире раздвигаются северодвинские берега. Куда-то назад отодвинулись Соломбала и Маймакса – пригороды Архангельска. Одинокие встречающиеся рыбачьи боты приветствуют наше судно. Встречный норвежец почтительно спустил флаг. Что-то кричат и машут с моторного катера, дальше других проводившего «Седова».
Распахнулась Двина. «Седов» вошел в Белое море. Будни экспедиции начались. Вечером судно пересекло полярный круг. Ночью светило солнце – желтое, слепящее глаз. Земля и деление суток были оставлены позади. «Седова» окружал холодный блестящий мир.
Навстречу с севера, из дебрей Арктики, дул ледяной режущий ветер. Горизонт плясал перед глазами. Волны ядрами били палубу.
Утром 20 июля из молочного тумана стала вырисовываться остроконечная цепь гор Новой Земли.
Ехать согласился Тимоша Хатанзейский, молодой самоед с Печоры. За вторым промышленником мы пошли на север, в становище Малые Кармакулы. В нем на борт «Седова» был взят согласившийся ехать на Землю Франца-Иосифа председатель охотничьей артели Петр Кузнецов.
Впереди был океан, льды и… неизвестное. Неизвестного – более всего.
II. Морем Баренца
В море Баренца можно исчезнуть.
Об этом скрипят пароходные сходни.
Первая часть пути – к Земле Франца-Иосифа– «Седову» знакома. Только в прошлом году в это же время подвез он к необитаемому архипелагу и оставил на одном из его островов – первых колонистов, первую смену научной станции на Земле Франца-Иосифа. В этом году задача «Седова» неизмеримо шире. Он не только везет новую смену на Франца, не только должен забрать и вернуть миру первых зимовщиков, но на борту его еще одна партия людей во главе с тем самым Ушаковым, который три зимовки провел на острове Врангеля и теперь вместе с несколькими своими товарищами решаются стать первыми людьми, ступившими на совершенно неиследованную и неизвестную Северную Землю. Вот она, тягчайшая часть задачи «Седова» – подойти к Земле Северной, исследовать ее, открыть ее западные берега, которых не видел еще никто и никогда…
Удастся ли? Справимся ли со всем? Арктика беспощадна. Ее ледяное сердце не знает ни сочувствия к героизму людей, ни сострадания к жертвам.
Никто, даже из тех, кто вместе с «Седовым» надеется возвратиться в этом же году на материк, в Архангельск, не смеет быть умеренным, что надежды осуществятся. Во всяком случае каждый подготовлен к возможной зимовке во льдах, в об’ятиях ледяной многомесячной ночи.
Уши уже привыкли к грохоту океана, к звуку воли, бьющихся о борты, к скрипению и звону, разносившимся по всему судну, и потому тишина, наступившая сразу во льдах, непривычно щекотала слух. Нас окружили разрозненные ледяные поля, ледяные плиты с таинственными вышками торосов. Торосы светились как синие и голубые лампы. Куски льда в изломах играли всеми красками южных оранжерей.
Это неверно, что господствующий цвет Арктики – белый. Льды под полуночным солнцем цветут всеми цветами радуги, лучатся нежнейшими красками, не виданными в других широтах…
III. Земля айсбергов
Холодный край,
Тоскующий о солнце
Глазами нерп,
Медведей и людей.
Льды встретились сравнительно поздно – на 77 градусе 22 минутах сев. широты. В прошлогодний путь «Седова» кромка повстречалась южнее.
Ночь с 21 на 22 июля была первой ледовой. Утром 22-го с бортов «Седова» раздались первые выстрелы по медведям. Их было трое. Грязно-желтые длинношерстные звери с удивлением рассматривали с ледяных плит невиданное чудовище – ледокол. Двое из них поплатились за свое любопытство жизнями. Третий удрал, скрывшись за торосами.
22-го к вечеру в сильный бинокль впервые заметили туманные очертания далекой еще Земли Франца-Иосифа. Через несколько часов – радостное известие: радисту Гигршевичу удалось связаться по радио с колонистами. Колонисты сообщили: «Подход к Земле Франца возможен вдоль островов Гуккера, Скотт-Кельти и Мертвого Тюленя. В районе станции крупно битый торосистый лед и айсберги».
Поздно ночью – при неистовом желтом свете низкого солнца – ледокол вошел в бухту Тихую у Земли Франца-Иосифа. Якорь брошен у самой северной в мире радиостанции. Над станцией – флаг СССР. На берегу – взволнованные зимовщики, люди, в течение года прожившие среди льдов и белого молчания Арктики, вдали от жизни, от близких, от людей. Зимовщики салютуют нам выстрелами, радостно машут руками и на шлюпке спешат к ледоколу. Те, кто видел в прошлом году начальника станции Ильяшевича, узнают его с трудом, – широкая борода, загоревшее под полярным солнцем, обветренное лицо, глаза, горящие энергией и нескрываемой радостью. Вот и остальные – Шашковский, Кренкель, Муров, Георгиевский, Алексин, Знахарев. Гости – на ледоколе. Несколько часов подряд длятся взаимные расспросы, выспрашивания, обмен впечатлениями. Наконец маленький банкет в помещении радиостанции – и снова спешная, лихорадочная работа. Первая смена сдает станцию второй, Ильяшевич – Иванову. Команда «Седова» приступает к строительным работам, к выгрузке продовольствия. Строится научная обсерватория, расширяется помещение радиостанции. Часть команды остается продолжать работы, размещать продовольствие, новые зимовщики с’ехали уже на берег и водворяются в новом самом северном в мире человеческом жилище. «Седов», не дожидаясь окончания этих работ, временно покидает бухту Тихую.
Первые жители Земли Франца-Иосифа (слева) – доктор Георгиевский, нач. поселения на острове Буккера, т. Ияьяшевич и радио механик Муров
IV. По следам искателей архипелага
Хрустальные скалы,
Как тени, качаются.
И синие лебеди
С криком отчаянии
На мертвых вершинах
Случайно встречаются.
Снова посетили мы исторический мыс Флора – места знаменитой встречи Фритиофа Нансена и Джексона, посетили окруженный сверкающими айсбергами остров Мак-Клинток, угрюмый остров Белла, на берегу которого дико серели громадные кости кита и лежала полуразбитая шлюпка, оставшаяся здесь от экспедиции лейтенанта Ле Смита в 1881 году.
Наиболее интересное из мест, посещенных седовцами в эту экспедицию, остров Алджер, место зимовки в 1901 году американской экспедиции Болдуина. Мы нашли строения, в которых жили зимовщики, ящики, медикаменты и даже остатки кофе, которым они питались. Мы нашли сани, бутылки, домашнюю утварь. К сожалению, неизвестные люди недавно, видимо, побывали здесь и варварски отнеслись к предметам и памятникам истории завоевания Арктики. На всем следы невиданного разрушения, хозяйничания чьих-то рук. Профессор Визе, оставивший в 1914 году в одном из этих строений письмо, не нашел его. Неизвестные люди, посетившие остров незадолго до нас, унесли письмо. Водрузив на Алджере советский флаг, Седовцы возвратились на поджидавший их ледокол, и «Седов» отправился обратно в бухту Тихую. Время не ждало. «Седов» простоял только сутки в Тихой и двинулся во льды, к выполнению второй, еще более трудной и ответственной. задачи, стоящей перед ним. В бухте Тихой осталась новая смена зимовщиков, и среди них первая женщина на Франце-Иосифе и первая зимовщица – биолог Демме.
V. К мысу Желания
И вот – снова борьба со льдом. «Седов» спешит к Новой Земле, к условленному месту встречи с ледоколом «Сибиряков», вышедшим из Архангельска с запасами грузов для экспедиции. На «Сибирякова» же должны были передать зимовщиков– колонистов на Земле Франца-Иосифа, ныне возвращающихся на родную землю.
День 6 августа застал нас в тяжелой борьбе со льдами. Выискивая трещины и полыньи, ледокол с неослабным упорством втискивался в них, расширял и, медленно раздвигая тяжелые ледяные плиты, продвигался к цели. Цель – Русская гавань, не посещавшаяся еще ни одним кораблем. Только лейтенанту Седову, чье имя носит наш ледокол, удалось в 1914 году на собаках добраться до этого места и нанести его на карту. После нескольких суток, в течение которых ледокол боролся со льдом, мы вышли на чистую воду, встретившую нас далеко не гостеприимно, взявшую наш ледокол в переделку сильнейшего шторма. И наконец – берега Новой Земли, Русская гавань и поджидающий нас «Сибиряков».
Одна из радиограмм, полученных из Ледовитого океана редакцией «Всемирного Следопыта» от собственного корреспондента Б. Юркевича. Советские полярные следопыты приветствуют по радио читателей «Всемирного Следопыта».
Здесь – неожиданная и счастливая находка. Честь ее принадлежит писателю Соколову-Микитову, корреспонденту «Всемирного Следопыта», участнику экспедиции. Им найден на берегу бухты буек, брошенный в море Болдуином с берега Алджера двадцать восемь лет назад. Внутри буйка оказались две записки на английском и норвежском языках, сообщающие американскому консулу – на случай, если к таковому попадет буек – о положении экспедиции. Заканчивается сообщение следующими словами:
«В ближайшее время иду на собаках на север. Вернусь, может быть, не добившись успеха, но не побежденным».
С «Сибиряковым» пришли письма, газеты, вести с родины, с материка. Седовцы жадно набросились на них. Колонисты с Франца-Иосифа, которых мы возвращали их близким, попрощавшись с седовцами, перешли на «Сибирякова». «Сибиряков» доставит их в Архангельск.
С первого же часа встречи обоих ледоколов началась перегрузка кардифского угля с «Сибирякова» на «Седов», перегрузка доставленных нам новых запасов продовольствия и снаряжения. Ведь впереди путь к неведомой Земле Северной, высадка на необитаемый и не посещавшийся никогда до сих пор людьми берег колонистов во главе с Ушаковым, снабжение их всех необходимым… А полярная зима не за горами. Приближение ее чувствуется с каждым днем все сильнее. Все резче ветры, все тяжелее лед, все ниже температура…
Г. К. Ушаков
VI. Открытие Земли Визе
– Курс-Норд!
Мы скоро увидим
Скалистые отмели,
Где наши потомки
Причалы закинут.
12 августа. День прощания с «Сибиряковым» и с перешедшими на него зимовщиками. Мы салютуем друг другу, и расстояние между обоими ледоколами растет.
Мрачные черные в надвигающемся тумане скалы берега Новой Земли отдаляются, таят в тумане. Еще несколько часов, и голая холодная пустыня Ледовитого океана окружает идущего полным ходом «Седова». Полным ходом, но… до первых льдов.
Как все знакомо. И появление кромки. И замедленный ход ледокола, тяжелое дыхание машин, громовой хруст льда, стук льдин о борта, плеск айсбергов, переворачивающихся в чернильно черной воде океана и выставляющих наружу свои светящиеся многокрасочные ребра…
ОСТРОВ С. С. КАМЕНЕВА
Ледокол «Седов» 2. Остров, расположенный недалеко о? западного берега Северной Земли, где будет впервые произведена зимовка, сегодня членами правительственной арктической экспедиции единогласно назван именем С. С. Каменева. Местоположение острова 79 градусов 25 минут северной широты, 91 градус 6 минут восточной долготы.
Беспрерывно идет снег, температура доходит до 7 градусов ниже нуля. Скудный весенний наряд Арктики заменяется небольшими пургами. Ледокол «Седов» скоро вернется в СССР – донести партии, правительству и трудящимся о выполнении задания.
Начальник правительственной полярной экспедиции О. Ю. ШМИДТ.
До 15 августа – никаких событий. Ледовые будни. Борьба со льдом. Ледокол то беспомощно отступает перед ледяной стихией, то, яростно налезая на льды, продавливает их, творя каналы. 15 августа с палубы неожиданно открылась перед глазами земля, не известная никому, не обозначенная на картах, загадочная как миф. Сейчас, когда я передаю вам по радио это письмо, открытая «Седовым» земля стала уже всемирно известной, под названием Визе. Профессор Визе, находящийся на борту ледокола, много лет назад, проанализировав дрейф судна «Святая Анна», пришел к заключению о существовании в этих местах земли. «Седову» посчастливилось доказать правильность научной гипотезы проф. Визе. Земля Визе – мрачный скалистый остров, лишенный каких бы то ни было признаков жизни, – существует. Отныне он наносится на карты.
После Земли Визе Арктика, как бы испугавшись, что тайны ее начинают раскрываться, дала нам бой. «Седов» оказался стиснутым льдами, преодолеть, которые он был не в состоянии Нас несло путями течений, господствующих в этих местах Ледовитого океана.
VII. Якоря брошены у берегов Северной
Из оледенелого
Раздолья
Восстанут круто
Берега…
– Бросьте якоря у Северной, – кричали нам в Архангельске, когда мы уходили в Арктику.
Эта просьба Советской страны была нами выполнена. «Седов» бросил якоря у неведодомых берегов Северной Земли.
19 августа после напряженной работы седовцев, пытавшихся и взрывать аммоналем и просто раскалывать ломами лед, удалось сдвинуться с места. Льды выпустили нас из своих об’ятий.
Увы, ненадолго! Словно дразня нас, Арктика предоставила нам временную возможность плыть среди относительно разреженных льдов только для того, чтобы снова через два дня показать беспомощность человека перед стихией. Но Арктика – побеждена. Пусть тяжела была борьба и нелегко далась победа. Тем радостнее она! Сейчас, когда из радиарубки «Седова» я передаю это сообщение, западный берег Земли Северной, не виданный никогда никем, на который не ступала никогда еще нога человека, который на картах обозначался таинственным белым пятном, – достигнут. «Седов» – у Земли Северной. Мы не уверены, что нам удастся а этом же году вернуться на материк. Полярная зима близится. Льды не шутят. Готовясь к новой борьбе с ледяной стихией, советские полярные следопыты шлют привет читателям «Всемирного Следопыта» и «Вокруг Света».
Ледокол «Седов»
Земля Северная.
Первые зимовщики на Северной Земле. Слева направо: охотник Журавлев, опытный зверобой промышленник Новой Земли, радист-комсомолец Ходов, начальник колонии наш сотрудник Г. Ушаков, участник партизанского движения на Дальнем Востоке, проживший три года на острове Врангеля, и геолог Урванцев, проведший 10 лет в последовании Таймырского края на севере Сибири, открывший там залежи угля и цветных металлов, которые уже разрабатываются. Тов. Урванцев – ученый-общественник.
ПЕРВЫЕ ВЕСТИ С СЕВЕРНОЙ ЗЕМЛИ
ОСТРОВ СЕРГЕЯ КАМЕНЕВА, 26 сентября. Скоро уже месяц, как на островах Сергея Каменева, в виду Северной Земли, сойдя с ледокола «Седов», остались четыре человека. Мои спутники – смелые люди, испытанные полярники, дружные товарищи. Имеем сорок две собаки, трехлетний запас продовольствия и снабжения. Наша задача исследовать западный берег Северной Земли. На него не ступала нога человека. В ясные дни видим таинственные гигантские скалы, покрытые глетчерами и снегом. Зная обиженную природой Чукотку, метельный Врангель, блестящую красавицу Землю Франца, плачущую туманами Новую Землю, поражаемся суровости Северной Земли. Редко на несколько часов покажется солнце, небо всегда серо-свинцовое, только ночью, обычно на севере, видим узкую, словно ножом прорезанную щель, окрашенную багровой зарей.
Дни убывают, скоро солнце скроется на долгие четыре месяца, и наступит полярная, по-эскимосски – большая ночь. Луна и полярные сияния будут единственными источниками света, поэтому торопимся использовать светлое время и пройти по льду северней, чтобы обследовать ближайший район и устроить депо продовольствия для будущих работ.
Для работы требовалось много рабочих рук. Имелось четыре пары. Было трудно, но справились. Тренируем собак и заготовляем мясо. Бьем тюленей. Медведи долго избегали соседства с нами. Наконец, в один день на триста метров от дома прошли пять штук. Они сильно увеличили запас мяса в кладовой. Охоте мешают беспрерывные ветры. Все здоровы, бодры, ловим радио, живем одной жизнью с трудящимися Союза.
УШАКОВ.
ПЕСНИ СЕВЕРА
Записаны и переведены Ф. Дудоровым
ЛЮДИ ИЗ-ЗА ГОР
СТАРАЯ САМОЕДСКАЯ ПЕСНЯ
Из-за гор высоких люди
Привезли болезни в чумы,
Чтобы в тундре умирали
Тунгусы и самоеды.
Люди в тундру приходили
Из-за гор, высоких гор.
Много говорили, много
Самоедам из Ямала.
Приносили в тундру люди
Огневой воды в бутылках
И из тундры увозили
Голубых песцов и белых.
СУОМАЛАНДЕ
ЛОПАРСКАЯ ПЕСНЯ
Твои глаза из голубых озер,
Зеленый ягель – локоны витые.
Суомаланде
[3]
) – родина моя,
Суомаланде нет страны красивей.
Когда сияньем расцветает небо,
Лиловым светом окропив снега,
Мы в легких чуйках
Любим из погоста
На оленях быстрых выезжать.
Уснула в буйном океане ночь,
Вернулось солнце в тундру погостить
Бесчисленные стаи птиц
На гранитных скалах говорят.
Суомаланде – родина моя,
Суомаланде нет страны красивей.
Ее глаза из голубых озер
Зеленый ягель – локоны витые.
ПЕСНЯ О ЛЕНИНЕ
ЛОПАРСКАЯ
В море плавает льдина-гора,
В море плавает остров большой.
На той на горе ледяной
Пророк-воевода живет.
Ай ты остров, большая гора!
Покажись нам
Один хоть разок!
Ай ты, Ленин – Большой Человек,
Ты на жизнь лопарей погляди!
Расплодились оленьи стада!
Хорошо лопарю, хорошо!
Ай ты, Ленин – Большой Человек,
Благодарность от нас принимай!
Льдину моет морская волна,
Льдину ветер-буян стережет.
В гости к нам на погост приходи,
Человек-воевода Большой.
Льдину моет морская волна,
Льдину ветер-буян стережет.
На той на горе ледяной
Ленин в малице новой стоит.
Он прогнал из погостов купцов,
Тундрой с морем
Велел лопарям
С самоедами лопской земли
Сообща полюбовно владеть.
Рисунки к песням Севера сделаны тунгусскими художниками (доставлены Быковым).
ОБМАНЧИВАЯ ЗЕМЛЯ
Рассказ Ю. Бессонова
Рисунки А. Шпир
I. На промысле
На плоту промысловые девушки пели о соленой моряне[4]), о тяжелых волнах, погубивших милого, и жаловались на злое море:
Я просила: отдай мне милого,